Текст книги "Десант времени (СИ)"

Автор книги: Егор Красный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)

Солнце клонилось к краю горизонта, но еще было светло. Как стали подъезжать к реке густой туман покрыл низину, и лишь высокие сваи железного моста, перекрывающего широкую реку, виднелись из-за белесых облаков. Когда, копыта лошадей застукали по деревянному настилу, отправляясь в молочную пелену, Георгий почувствовал людское присутствие впереди и дал знак отряду остановиться.

Спрыгнув с лошади, командир пошел вперед рядом с лошадью. Капитан понимал, что впереди могла быть засада. Бесконечно долго, казалось, тянулся этот мост, пока не начал редеть туман и Григорий вышел с другой стороны моста. Метрах в ста от него, сразу за мостом, он увидел двоих мужичков, что сидели около костерка и думали о своем какую-то думку, не обращая внимания на незнакомца.

– Вы одни здесь? – спросил Григорий двух неопрятно одетых мужичков, в сапогах и стеганных телогрейках.

– Одни, стало быти, – ответил один из них весь поросшей щетиной от подбородка и до глаз. Его лицо было перемотано тряпкой и делало его вид жалким. У второго во рту была зажата дымящаяся трубка, он то и дело шмыгал носом.

– Картошечку бы спекли, а то угощу? – спросил Григорий, так как больше вроде бы и не было о чем спросить.

   – Эх, есть не чого, зате жити весело, – сплюнул в костер перевязанный тряпкой мужичок.

– А дорога впереди свободна?

– А куди ж ий подитися, – махнул рукой один из мужичков.

Григорий, не предчувствуя беды более, свистнул своему отряду, и сам вскочил на коня. Дождавшись конников, он улыбнулся своим бойцам и повернулся снова к двух пропащим мужичкам, что сидели здесь без видимой причины.

Однако, на этот раз, он не узнал их. Два незнакомца вытащили на свет божий припрятанные где-то два обреза и подняли стволы вверх.

– Ви хто таки будете, и що вас привело сюди?

– Люди мы мирные, а вам какой спрос и сами то вы кто?

   – Повстанський рух на Радянськой Украини...

– Так, что мы на Украине, разве? – невольно воскликнул Григорий, подумав про себя, что на семинаре он бы получил двойку за сегодняшний урок. «Надо ж было, в Украину залезть, да еще наскочить на представителей Повстанческой армии Батько Махно...».

   – Точно так, люди мирни, видразу за мостом и почалася Украина.

– Ладно, Украина, так Украина, будь по вашему, но что вы хотите?

   – Батько Махно и ми будувати нове вольне общестов без панов, без пидлеглих рабов, без багатиев, без биднякив...

– Я и мои друзья одобряют политику Батько Махно, мы собственно в Киев по делам, не могли бы вы отойти в сторонку и дать нам ходу? – спросил Григорий и оглядел свой отряд, словно проверяя – все ли были готовы «дать ходу».

   – Мы е офицеры податкова инспекция Радянськой Украини, збираемо податки из усих, що въежджають, – с кислым лицом, словно мучаясь от зубной боли сказал мужичок в рванной и прожженной телогрейке и винтовочным обрезом на плече.

   – Георг, это стало быть, офицеры налоговой службы Повстанческой армии Батько Махно, – пояснил лингвист Грач.

Григорий кивнул головой, что-то решая про себя и, наконец, достал золотой царский червонец, который и завел их на этот мост.

– Ну, что братки, придется распрощаться с золотым червонцем, – вздохнул капитан Семенов и высоко бросил, закрутив в воздухе, сверкающий червонец.

Махновский повстанец ловко поймал червонец и посмотрев на него, отправил в карман.

   – Ми поднашений не беремо, ми для вси Украини трудимося, – спокойно и уверенно ответил саморощенный махновский таможенник.

– Так, что же вы хотите, господа хорошие?

– Ми не багати пани, а селяни, – обиделся мужичок с трубкой в пожелтевших зубах и отвернулся к ивовым зарослям, начинавшимся сразу за мостом.

Второй мужик в порванной телогрейке и тряпкой на голове – был настроен более позитивно, поэтому, не обратив внимание на реплику своего подручного, подошел к отряду и стал рассматривать орловских рысаков.

– Ох, и кони у вас гарни, так и просятси скакати...

– Правильно тлумачиш, Микола, Батьке кони потрибни, давайте, хлопци, злазьте з коней!

– Ох, елки-палки, куда загнули, инопланетяне..., – ругнулся Григорий на только им понятном языке.

– Що ви сказали, не зрозумили? – переспросил махновец и приподнял с плеча обрез.

– Ладно, не горячитесь, тут потолковать надо бы... Кони нам самим нужны.

Капитан оглянулся на свой отряд, снова ругая себя за то, что побоялся искупаться. Но 100 метров плыть по ледяной быстрой воде, было испытанием не для всех... Сейчас, командир понимал, что среди выбора, у них было не много выбора. И капитан решил прощупать почву.

– Братцы, махновцы, а до начальства далеко? Потолковать бы нам с ним.

– Враз зробимо, легко, – кивнул головой махновец и выстрелил в воздух.

Минут через пять прискакало два наездника, одетые в военную офицерскую форму без погон и с оружием в кобурах.

– Микола, ну что тут у вас? Что за люди?

– Так хто ж их знае, валандаються отут усяки, а кони в них гарни.

– Да, мы как-то ошиблись дорогой и мост проскочили по ошибке, нельзя ли нам обратно в Россию вернуться? – наивно спросил Григорий, улыбаясь махновцам во весь рот.

   – Я их чуть не ухлопал, а в них помилки!

– Ладно, поехали в штаб разбираться, – махнул рукой офицер-махновец.

– А обратно дороги нет, теперь вы гости наши, – усмехнулся второй махновец из русских, и видно тоже из прошлых военных.

   – В ино мисце дорога широка, так назад вузька, – вдруг засмеялся вслед отряду караульный махновец, а потом крикнул. – Коли змина нам будет? Дуже исти хочеться!

   – Чекай и не смерди сильно, недоумок, – ругнулся через плечо старший офицер-махновец и пустил своего коня галопом через овраги, поросшие ивняком.

   Небо уже померкло и вечернее ноябрьское солнце бросало свои бронзовые лучи на лиственный перелесок в пойме реки. Холодный ледяной ветер задул с севера-востока и с неба посыпала снежная холодная пыль, все больше превращаясь в крупный снег.

Георгий вдруг понял, что второй раз счастье может не улыбнуться им, тогда уж точно их расстреляют, и тогда на всей операции будет поставлен крест... И смешно подумать, что опытных бойцов спецназа поставили к стенке махновцы, или проще говоря сельские мужики, которые не всегда знали как стрелять. «Ну, ладно, была не была, надо рвать отсюда!», – твердо решил он.

– Командир, не серчай, но слово дай сказать, – окликнул Григорий махновца в офицерском френче, притормозив лошадей.

– Что хочешь сказать?

– Как, в народе говорят – вор у вора дубинку украл, но сдается, что этот Микола, зажал мой золотой червонец, что я ему дал вот только что.

– Правду толкуешь? Ну, Микола, ну гад ползучий! Пьяный проспится, а дурак ни когда, сейчас я до тебя доберусь, – взъярился махновец и резко повернул коня. – Василий присмотри за ними, я сейчас обернусь, вот только с Миколой потолкую.

Григорий проводил взглядом конника и взглянул на отряд.

– Бойцы, а хто мой табачок притырил? Ох страсть как курить хочу, всем напрячься и поискать табачок по карманам, – дал скрытую команду капитан своему отряду и поглядел на оставшегося их охранять бойца повстанческой армии.

– Ну, а ты браток не угостишь табачком?

– Так, на всех не напасешься...

Он еще хотел, что-то сказать, но был сбит на землю размашистым ударом спецназовца. Оглушенный махновец упал на землю, а Григорий махнул рукой и негромко крикнул: – Вались народ от Яузских ворот! За мной в воду, без броду, плыть за мной на тот берег, держаться за гриву лошадей.

Веер брызг пошел врассыпную за отрядом, когда десяток сильных орловских рысаков, пробили густые камыши и врезались в глинистое, но твердо уходящее на глубину дно. Соскочив с коня капитан поплыл рядом с лошадью, придерживаясь одной рукой за гриву, другой загребая воду. Семенов с волнением посмотрел назад, но его бойцы все правильно поняли и повторили его маневр. Луна и Жара, отфыркивались и дико озираясь по сторонам в сгущающихся сумерках плыли за ним. Медведь, словно огромный морж, не придерживался за лошадь, но в своем караульном полушубке загребал огромными руками воду, поднимая огромные буруны воды.

Лишь метров тридцать отплыли они от берега, как длинная очередь из пулемета, перерезала им путь. Пулемет «максим» бил по ним с береговой косы, что находилась на той же стороне украинского берега, откуда они хотели убежать. Несколько пуль прошли через отряд, ранив спецназовца Стаба в плечо и убив двух лошадей.

– Плывем обратно! Пуля дура, а виноватого найдет, – с трудом отфыркивался Григорий, заворачивая обратно. – Стаб, держись за мое и свое седло, а то потонешь.

На берегу их уже ждали с десяток вооруженных махновцев. Подгоняемые плетьми и казацким улюлюканьем, бойцы отряда «Нулевой дивизион», были доставлены в лагерь махновцев, что располагался в прибрежном хуторе.

– Усих обшукати, роззути, так у сарай пид охорону, – крикнул махновский начальник в черной папахе и бурке. – Так, Губенко, той, чи що рыжий нехристь тебе вдарив? Привъязати його до дерева и двадцять, нема тридцять батогив, що б не бигав...

– Я тебя на ноготок так клацкну – только мокренько будет, – схватил Григория за руку рассвирепевший огромного роста махновец, и еще с тремя дружками потащил капитана к столбу для наказаний розгами.

– Господа гарни, повидомляю вам приказ за номером 37 по войскам Украинской партизанско-повстанческой армии им. Батько Махно: «Не платит подати только медведь у берлоге: он не ест, не пьет, только лапу сосет...», – под дружный и беснующийся смех анархической смеси военных, просто уголовных бандитов и крестьян, объявил махновский полковник в папахе. – А що там баби роблять, як они Губенко?

– Так, уже боляче кусючи, а то б давно попользовал, уси сиськи поховали, як золото...

– Ну, ты не дуже, гаряча голова, Батько Махно за це по головци не погладит.

– Панасыч, так можа их Батьке на пробу послати?

   – Добре, хлопцы, я в Штаб, а як повернуся думать будемо...

   Махновцы успокоились и разошлись по хуторским постройкам. И лишь в воздухе свистел хлыст, приземляясь на спину капитана спецназа Григория Семенова, да крупные хлопья снега, что сменили снежную пыль, опускались на кровавую спину и превращались в алые слезы, катясь вниз. Ни разу он не застонал и не вскрикнул, загнав свою душу в такую глубокую пещеру, до дна которой было 1000 верст, несколько лет войны на Кавказе и участие в ночных секретных рейдах, против террористов. Вряд ли в ближайшие 100 лет ФСБ рассекретит или приоткроет его личный файл, раскроет все операции, которые он завершил защищая родину и интересы государства.

Наконец, махновец Губенко, весь трясясь от ненависти и усталости перестал бить капитана. Он отер пот и трясущимися руками закурил скрученную сигарету.

   – Ну ти ще живий москаль? Крови з тебе багато зийшло...

   – Живой, – усмехнулся через боль Григорий. – Прежде смерти не умрешь...

– Ну раз живий, це тоби вид мене на добавку, – еще раз ударил Григория Губенко, продолжая трястись от ненависти, пока два других махновца снимали рыжеволосого парня с окровавленной спиной.

– Губенко, куда его в расход или в сарай?

– Завтра порешим его, коли Понасич повернеться, – сплюнул на землю махновец, вглядываясь в глаза капитану. – Не бачив я раньше такого терплячого, хто ж ти будеш?

   – Я? Смерть твоя..., – улыбнулся Григорий, понимая, что махновцы могут расстрелять его прямо сейчас, но воля и азарт были в нем также сильны, как умение воина сражаться и побеждать. – Покуда солнце взойдет, роса очи твои выест...

Вернувшиеся махновцы, которые бросили обессиленное тело капитана в амбар, где были остальные пленные, вернулись обратно. Видя, нервно курящего Губенко, один из махновцев спросил инквизитора.

– Слышь, Губенко, про какую росу и очи он толковал?

   – Чужа душа – темний лес, розбери його, що вин сказав, – отмахнулся Губенко и проверил свой наган.

Неожиданно с реки принесло какие-то душераздирающие крики, а затем, что-то упало и сильно бултыхнулось в воду. Махновцы перекрестились и с испуганными лицами пошли по хатам, водкой залечивать свои нервные расстройства.

2

   Григория Семенова бросили в заколоченный амбар, служивший временной темницей для пленных красноармейцев, комиссаров и белых офицеров. Пленных белогвардейских солдат махновцы отпускали по своим селам и деревням или оставляли в повстанческой армии, а красных обычно расстреливали.

– Георг, что они с тобой сделали? – кусая губы и со слезами на глазах, всплеснула руками штатный врач отряда Жара и подбежала к Григорию. – Господи, что с твоей спиной, вся кожа исполосована до крови...

– Это, ничего, это нормально, главное кости целы, а мясо нарастет, – через силу откликнулся капитан. – А этот Губенко меня лишний раз угостил плетью, вот это не по уставу, вот за это я с него еще спрошу.

– Георг, сейчас не об этом, мне надо тебя обработать. Аптечка осталась в сумке на седле, но у меня были в кармане бинты, спирт, противостолбнячные и так по мелочи...

– Ладно, Луна, не рви сердце, это мужские болячки, что со Стабом?

– Все нормально, ранение в руку, мягкие ткани, пуля вынута, перевязку сделала, а сейчас он спит.

– Тогда, можешь мной заняться, только нежно.

Пока Медведь подсвечивал лучиной, Жара обрабатывала раны командиру отряда.

– Крепко они тебя Георг отделали, – проворчал боксер. – Видно, и до нас очередь доберется. Придется отбиваться, а иначе не доберемся до конца сказки.

– Вот, тут в амбаре еще два белогвардейских офицера из Алексеевского полка. Вот пробирались к западным границам, хотели уйти в Польшу...

– Понял Медведь, давно они здесь? И что полезного удалось у них узнать?

– Три дня они тут под охраной. Говорят, что тут махновцев не так уж много, человек пятьдесят наберется.

– Вот, это уже хорошие новости, а что еще, Медведь, что-нибудь еще для души.

– Для души, тоже есть кое-что. Махновцы в овраге тачанки держат и лошадей, метров 200 отсюда...

– Хорошо, но еще не все, – с трудом говорил Григорий, морщась от боли.

– Охрана там небольшая два махновца охраняют, если не спят там же в тачанке.

– А патроны есть?

– Так точно, командир... патроны, гранаты все наготове. На случай тревоги, для немедленного бегства, ждут приближения Красной армии.

– Ну, тревогу я им обещаю, но не бегство! А теперь кликни мне этих офицеров, потолковать надо.

Григорий Семенов поприветствовал двух белогвардейских офицеров, приметив в них испуг и страх быть расстрелянными.

– Господа, уходить нужно, рассчитывать на гостеприимство Батьки Махно не приходится.

– С одной, стороны да, но у Деникина подписан документ с Махно о союзничестве.

– С красными тоже, вот видишь как они мою спину расписали, а завтра обещали к стенке поставить, хотя мы ни как не красные, да и обращались они к нам как к господам.

– Это перегибы на местах, но сам Батько Махно, если узнает, то им не поздоровиться, – возразил старший белогвардейский штабс-капитан.

Весь отряд нулевого дивизиона стоял полукругом, слушая разговор, понимая, что махновская пуля не лучше иной другой. В другом исходе дела, вряд ли кто из них мог засомневаться. Обхождение и наказание, выпавшее на долю их командира, свидетельствовали об этом.

– Читал я воспоминания Махно, написанные им в Париже, в них он сожалеет, о том, что давал своим подручным согласие на грабежи и расстрелы как красных, так и белых. Кстати, с вас тоже уже сняли сапоги, кроме барышень и меня.

Белогвардейцы вряд ли поняли о том, что имел в виду Григорий под воспоминаниями Махно, написанные в 30-х годах в Париже, но и для них стало понятным, что единственный способ выжить – попробовать бежать отсюда.

– И непременно до рассвета. – уловил мысли бойцов капитан спецназа Семенов. – Пока они все пьют горилку, надо уходить отсюда. А теперь господа офицеры, прошу разъяснить мне, а лучше нарисовать здесь на земляном полу, где находятся тачанки, лошади, да и вообще куда нам бежать.

– А вы куда путь держали? Мы хотели через Украину проскочить в Польшу.

– Ну, это вряд ли, вам удастся. Вот если бы с вами еще корпус Шкуро и конница Мамонтова была. Что до нас, так мы путь держали в Харьков, он же сейчас в руках Добровольческой армии.

Капитан видел нерешительность офицеров, и не мог понять причину, пока не спросил:

– Есть, что-то, что вам могло мешать вернуться к своим?

– Мы бы снова не хотели быть пушечным мясом и бороться со своим народом.

– Понятно, господа, считаю ваш выбор правильным, но вы можете купить на базаре гражданскую одежду и быть представителями гражданской интеллигенции или мещанами, далекими от войны.

– Ну что же, если так лучше, мы так и сделаем с поручиком Кормилицыным. Тогда, господа, готов участвовать в вашей операции и вместе бежать к Харькову.

– Для начала поясните, что там за гранаты у махновцев в тачанках? Я надеюсь это французские ручные гранаты Ф-1, образца 1915 года весом 550 грамм.

– Так точно, осколочные ручные гранаты французского изобретателя Лемона. Время задержки после срывания кольца до взрыва 4 секунды, – радостно сообщил артиллерийский поручик.

– Не так все плохо, они как наши армейские противопехотные осколочные Ф-1, тогда слушай сюда, – кивнул головой капитан и достал нож из-за голенища. – Пуля, ты сегодня в ночной операции – главное действующее лицо, поэтому держи нож спецназа.

Опытный офицер спецназа, Пуля быстро подхватил нож и начал ловко вертеть его в руке меж пальцев. Он кивнул головой.

– Знакомая игрушка, смотри даже герб СССР на рукоятке сверкает.

– Второе действующее лицо в предстоящей операции Жара, – окликнул Григорий поникшую сотрудницу отряда «Нулевой дивизион» – Жару. Она лишь вздрогнула, и в дрожащем свете лучины было заметно, как ее глаза зажглись решительным блеском.

Когда ночная темень смешалась с густым туманом, поднимающимся с реки, стало не видно ни чего на вытянутую руку. Уже затихли давно пьяные и крикливые махновцы, да лишь заунывно играла гармошка, вытягивая мехами мотив песни «Черный ворон», а пленный капитан тихонько подпевал:

– Черный ворон, черный ворон,

– Что ты вьешься надо мной?

– Ты добычи не дождешься,

– Черный ворон, я не твой!

– Что ж ты когти распускаешь

– Над моею головой?

– Иль добычу себе чаешь?

– Черный ворон, я не твой!

Среди тишины где-то заухала выпь, и тотчас закуковала кукушка с другой стороны реки. «Пора», – тихо сказал Григорий и пружинисто встал на ноги. Капитан спецназа так и был раздет по пояс, не имея возможности одеть одежду на исполосованную спину. В дверь амбара, кто-то постучался изнутри.

– Що там вам бисам неймется? Али жрать хотите. Так не дозволене. Раз у день, в обид, якщо доживете, – не сдержал смех махновец и клацнул затвором винтовки.

– Дядько, дядько, – заплакала Жара и плаксиво запищала. – поди сюда.

Махновец все же поднялся от костерка и подбросил в него сена для яркости, и приблизился к дверям амбара.

– Що там тоби, дивка?

– Дядько, в туалет бы мне.

– Так не дозволене, сходь там у кут, нехай хлопци видвернутися вид твоих секретив.

– Ой боюся я здесь мужиков много, а ты гарный хлопец. Я тебя еще днем приметила, – продолжала заводить махновца Жара. – неужели не хочешь со мной познакомиться, а то я тут мышей боюсь.

Махновец, не будь простым сельским мужиком, если бы не подошел к двери.

– Ну, добре дивка, але щоб без обману було, а то можа ти тильки, шуткуешь ...

– Нет дядько, ты мне сразу приглянулся.

Наконец, лязгнул засов и махновец приоткрыл дверь.

– Выходь сюди, а якщо ти ничого, може якщо сподобаешся я тебе на село поберу,

   – обрадовался такому приобретению повстанец армии Махно, но тут, что-то блеснуло в воздухе, и нож воткнулся ему под сердце. Он поднял беспомощно руки, но упасть не успел, как его подхватили бойцы спецназа.

Быстро обойдя хутор стороной, пленники оказались около оврага, где стояли запряженные тачанки, в каждой по три лошади. Пуля и Кик присели на землю и крадучись начали бесшумно двигаться вперед. Из одной тачанки слышался храп, а в другой кто-то курил махорку. Пуля старался плавно двигаться, но чуткие кони все же всхрапнули и часовой привстал на повозке, осматриваясь. Снова в темноте мелькнул нож и махновец лишь упал в повозку. Второго махновца обезвредил Кик голыми руками, просигналив отряду в ночи тихим мяуканьем.

Три тачанки с пулеметами «максим» и три лошади вскоре плавно и тихо начали свое движение. Поднявшись на проселочную дорогу из оврага, они пустили лошадей в намет.

– Григорий, вот по этой дороге через поле мы выскочим на Крымский тракт, а там прямая дорога до Харькова.

– Вы езжайте, а я вас на лошади догоню, тут должок у меня остался для махновцев... Да, еще, Кик, ты так мяукал неподражаемо, это что же ты во Дворец пионеров ходил, учился?

– Да, нет, Георг, Москва-400 наш адресок...

– А, я понятливый, ну а волка сможешь изобразить, но так. Чтобы натурально и громко?

– Запросто, из голодной стаи...

– Кик, просьба огромная, вернись к коням и просигналь по полной, чтобы лошади поверили и бежали отсюда подальше...

Три тачанки рванули вперед в ночь, а Григорий, взяв две гранаты с повозки, быстро направил коня обратно на хутор. Когда капитан спецназа оказался около первого дома с открытой створкой окна, он на секунду застыл, рассматривая знакомые для него гранаты. «Ну, вот сколько лет прошло, а „лимонка“ или Ф-1 почти не изменилась». Из оврага с лошадьми вдруг в ночи раздался ужасающий и зловещий волчий вой, который переливался и все больше усиливался, а затем дружный топот копыт, уносящихся в поле лошадей, разбудил хутор.

Григорий перекрестился «Боже, воздай же грешным, Крови святой не оставь неотмщенной», он сорвал чеку и бросил в окно. Как и следовало по инструкции, через 4 секунды весь дом сотрясло взрывом и пламя полыхнуло из окон. Второй дом располагался рядом, граната залетела в него, но взорвалась с опозданием. Лишь через 10 секунд, заставив капитана задуматься: «Да не зря наши конструкторы в 1926 году усовершенствовали запал гранаты, сделав его более надежным».

Капитан спецназа развернул коня, и не став смотреть на разрушения в хуторе, пустился прочь галопом. По пути движения он встретился с Киком, и крикнул ему:

– Я чуть было не подумал, что настоящие волки обложили.

– Стараемся, да и ты должок возвернул махновцам, Георг.

– Я же спецназовец, а такие долги оставлять негоже, – вдруг на все ночное поле рассмеялся капитан.

– Думаю, что скорее в тебе орловский мужик проснулся!

– Не без этого, Кик, во всех нас русских, орловских, тамбовских, рязанских, питерских и прочих – один черт сидит, которого лучше не задевать.

Версты через три они нагнали тачанки, и Георг еще издали крикнул:

– Господа, прошу не стрелять, свои.

– Ребята, вы так всю округу всполошили, что Батько Махно разбудили, – смеялась радостная Луна. – Георг, я так рада, что мы удрали. Что обняла бы тебя крепко, да вот нельзя с твоей спиной.

– Ну ничего, Луна, главное пообещать, а когда заживет, то я напомню.

Проскакав еще верст 30, небо стало светлеть и дальняя линия горизонта засветилась огненно-красной зарницей. Капитал Семенов обернулся и сначала не понял, и не поверил в то, что он видит. Позади их, в версте вдоль дороги стелилось облако пыли. Присмотревшись еще раз он понял, что это погоня. Около 50-ти всадников преследовали их, несясь быстрым галопом и поднимая пыль с дороги.

– Ну вот, господа, махновцы тоже обид не забывают, и видно хотят нас догнать, – крикнул белогвардейский штабс-капитан. – Подпустим поближе?

– Пока резонно оторваться, а пострелять успеем, – крикнул Григорий и поддал своему коню шпорами. – Прошу без команды не стрелять.

Три тачанки со всадниками, продолжали уходить по твердому подмерзшему тракту. Тачанки были установлены на рессорные повозки, поэтому ухабы не сильно сдерживали скорость повозок. Через минут сорок напряженной погони стало ясно, что махновцы их догоняют. Полверсты уже отделяли преследователей от отряда «Нулевой дивизион».

– Я пока умерю аппетиты бандитов, – крикнул Пуля и подхватил самозарядную винтовку «мосина». – Это, хорошая винтовка, бьет на версту, если без автоматической перезарядки. Прошлый век, но грозное оружие!

Выстрел за выстрелом, главный стрелок отряда посылал пулю за пулей в махновцев. Было видно как несколько махновцев слетели с коней.

– Давай, Пуля, стреляй в них, – радостно и с азартом кричала Жара. – Мальчики, неужели это когда-нибудь кончиться. И нас перестанут хотеть расстрелять.

– Жара, ты же биолог и врач! Разве не в этом прелесть борьбы за существование и стремления выжить, – смеялся Стаб, уже забывший про ранение и как специалист по оружию, наводил прицел пулемета «максим» на врагов.

Кода махновцы приблизились ближе и стал слышен их свист и ругательства, Георг дал команду открыть огонь. Разъехавшись веером, как научил штабс-капитан, три пулемета ударили по бандитам. Около десятка преследователей, взмахнув руками попадали с лошадей. Тогда махновцы стали уходить вбок, стараясь обойти тачанки.

Несколько пуль, выпущенных видно из дальнобойных маузеров впились в деревянные борта тачанок. Неожиданно споткнулась крайняя лошадь и обрывая шлею и упряжь отлетела в сторону, чуть не перевернув повозку. Еще одна пуля, все же попала в штаб-капитана, навсегда поставив точку на его гражданской карьере. Стаб развернул пулемет и стал отстреливать махновцев, что обходили их стороной. Но вскоре, земляной бугор начал скрывать махновцев, давая им укрытие от пулеметного огня.

– Георг, они скоро нас обойдут, и будут отстреливать в упор вон там впереди с холма.

– Уходим по полю вон к той роще, – крикну капитан Семенов и повернул на еле заметную тропинку, что шла к лесу.

Домчавшись до леса, Георг заметил, что одна тачанка была совсем не годна. Уже въехав в лес на просеку с неплохим твердым грунтом, капитан перерезал лошадиную упряжь, освободив лошадей от хомутов с гужами.

– Господин гвардии поручик и Уник пересаживайтесь, вам не привыкать на лошадях без седел ездить. Главное узда есть с поводьями и седелка с подпругой... Стаб пулемет заклинь напоследок, да патроны перекинь на повозку к Медведю.

Вскоре уже две тачанки и пятеро всадников продолжили свой путь по лесной просеке. Отряд махновцев успел приблизиться к беглецам за это время, но прицельная стрельба Стаба, продолжала отсекать преследователей от отряда. Скорость движения по лесной просеки значительно упала, но и не давала махновцам обойти отряд по густому лесу. Пуля продолжал отстреливать махновцев поодиночке из дальнобойной винтовки «мосина», используя те же патроны калибр 7,62 мм, как и в пулемете «максим».

Наконец, что-то для себя решив и, видно, понимая безрезультатность дальнейшей погони, махновцы стали отставать и напоследок выстрелив несколько раз в сторону, уходящего по лесу отряда, остановились.

Версты через три тачанки были остановлены несколькими поваленными деревьями через лесную дорогу, которые видно лежали здесь давно и успели уже врасти в землю.

– На небо не вскочишь, да и в землю не закопаешься, – лишь вполголоса воскликнул поручик и в думах опустил голову. – Господа, что дальше делать будем?

Григорий спрыгнул с лошади и припал ухом к земле, сделав из ладоней воронку. Прошло несколько минут, пока молодой капитан вскочил и отряхнул руки.

– Георг, что там по «Европа Плюс» передают? – весело спросила Луна, чем не мало удивила капитана спецназа. «Или рисуется, девчонка, или правда отвердела ее центральная нервная система», – подумал он и бегло осмотрел всех, оставшись довольным.

– Эх, Луна, мышь не весела, объелась киселя, – пошутил Григорий и вспомнил про покойника.

– Ну, что братки, надо капитана схоронить, ну а коль не придут махновцы по нашу душу, то после оставим тачанки и на лошадях отправимся дальше...

   Штабс-капитана схоронили под березой в глубоко просевшей меж корнями земле. Положив несколько камней сверху, что были рядом в родниковом ручье, поставили крест, связав две сосновые лаги ременными вожжами. Поручик, где-то отыскал офицерский аксельбант и прикрепил его к кресту. Припав на колено, русский офицер тихо начал читать молитву: "Бури жизни миновали, страдания земные окончены, безсильны враги с их злобою, но сильна любовь, избавляющая от вечного мрака и спасающая всех, о ком возносится Тебе дерзновенная песнь: Аллилуиа".

Бойцы спецназа молча стояли около креста, вдруг вспомнив как приходилось им хоронить своих боевых товарищей в горах Кавказа и Азиатских стран, откуда нельзя было вывезти на большую землю. Они перекрестились и бросили по горсти земли на могилу неизвестного им, но русского штабс-капитана, который раньше защищал Отечество в Первой мировой войне.

Вскоре они повскакивали на лошадей без седел и двинулись в путь по тракту, ведущему к Харькову. Обездоленные и разоренные войной и махновскими бандами хутора и села встречались им по пути. Застигнутые ночью, они заночевали в одном диковинном доме, что стоял почти на болотах в осиновой роще.

Странная хозяйка, лет шестидесяти, сначала долго смотрела на незнакомых путников, возникших в темнеющем вечере, а затем впустивший их в дом. Она угостила их сначала каким-то горьковатым чаем-напитком, от которого они уснули спокойным и безмятежным сном, а затем принялась лечить и мазать спину капитана Семенова. Деготь, травяные мази и настойки, а затем по широкой избе поплыли запахи каких-то снадобий. Окунувшись в полубредовое состояние, капитан совершил путешествие в памяти по своей жизни. Он иногда вскрикивал и стрелял в кого-то...

Григорий проснулся утром на рассвете, и не поверил своим ощущениям. На его спине был словно кожный нарост. Все кровавые полосы заросли не то кожей, не то чем-то твердым, боль ушла, как будто и не было ее раньше. Так же и отряд был бодр и свеж поутру, но странной бабки знахарки они так и не увидели более. Подхватив под уздцы лошадей, они помчались к Харькову...

Глава 4. «Харьков, 22 ноября 1919»

   Власть в Харькове в 1919 году неоднократно переходила из рук в руки. Летом армия генерала Деникина развернув стремительное наступление на Москву, вошла в Харьков. Белая контрразведка, разместившаяся в доме бывшего Дворянского собрания, активно вылавливала подпольщиков-большевиков и оставшихся активистов.

   Когда в городе осенью 1919 года установилась власть белых, распространялись слухи о готовящихся еврейских погромах. Однако, группа фабрикантов откупилась вручив генералу Май-Маевскому взятку – восемь миллионов рублей.

   В то же время в городе легально действовал меньшевистско-бундовский клуб Бронислава Гроссера. Сюда приходили не только меньшевики, но и некоторые большевики и подпольщики. Посещали этот клуб, несомненно, и деникинские контрразведчики. Директор клуба меньшевик Теплицкий встречал гостей в большом холле под большим портретом идеолога социалистической революции Карла Маркса. Здесь можно было не только пообедать, но и почитать в уютной клубной библиотеке коммунистические изыскания и работы ставших уже знаменитыми российских революционеров.