Текст книги "Десант времени (СИ)"

Автор книги: Егор Красный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

– Молодец, отважный боец, таким у нас место, – подхватил чекист Артузов и внимательно присмотрелся к высокому молодому парню с развитой мускулатурой под кожаной курткой. Густые рыжие волосы в беспорядке падали на вытянутое и благородное лицо. – Как звать тебя и что у тебя за дело к товарищу Семенову?

– Звать меня Григорий, а дело у меня к Григорию Семенову, а вас как звать?

– Нас не зовут, – рассмеялся чекист Артузов. – Мы сами приходим. Особый отдел ВЧК, комиссар Артузов, так вы будете говорить, что у вас за дело, а то у нас время мало... Эх, День долог, да век короток.

– У меня слово, только для военного командира Григория Семенова, – четко сказал оперативник и впервые встретился взглядом со своим прадедом, красным командиром Семеновым. Только сейчас Григорий рассмотрел его и даже вздрогнул, настолько бросалось в глаза их сходство: оба были рыжие, высокие, да и черты лица имели определенные сходства.

– А что, смелый солдат, видать есть, что сказать, – засмеялся такой настойчивости незнакомца чекист. – Рыжий да красный, человек опасный. Ну быть по твоему, все покиньте залу, кто пришел вместе с этим богатырем.

Когда военные командиры и комиссар ВЧК остались наедине с Григорием, Артузов встал из-за стола и подошел ближе к смельчаку. Они долго смотрели друг-другу в глаза и молодой оперативник, бывший спецназовец, вдруг понял в чем была сила этого революционного русского народа... Семенов вдруг увидел эту революционную жестокость и неустрашимость, веру в народные идеи и силу нации, силу восточных славян, которые уже тысячи лет стоят на страже этой огромной территории, называемой Россией. Менялись века, уходили и приходили цари, но эта непоколебимая и могучая нация славян была всегда и оставалась сама по себе, готовая пойти на смерть но отстоять свое: землю, веру, идеи...

– Ну, что же ты, как конь вдруг остановился посередь дороги... Про доброе дело говори смело, – подбодрил незнакомца чекист и положил руку ему на плечо.

Григорий понимал, что разговор не простой, трудно будет объяснить ему, откуда он получил сведения, важные для предстоящей военной операции. Поэтому он решил не торопиться и сел за стол вместе с чекистом, где лежали военные карты...

– Тогда, буду краток. Завтра белые должны напасть на Орел, – Григорий вдруг остановился и снова взглянул в глаза своему прадеду.

– Х-м-м! Сказал, как узлом завязал, – усмехнулся комиссар ВЧК Артузов. – Сейчас это каждый в городе знает. Белая контра уже пустила слух об этом, что бы поднять панику среди населения. Пусть белая контра не надеется... Беда на беду наскочила, а мы победим, ни кто не уйдет от нашей пролетарской беспощадной руки и наказания!

– Стало быть, мне легче будет вам сказать, что..., – кивнул головой Григорий. Он хотел было сообщить, что завтра должно погибнуть много красных бойцов, но тут же взял себя в руки, понимая, что он для красных командиров чужой, а в глазах чекиста, возможно и более опасная фигура, с которой еще будет разбираться ВЧК. – Я бежал из плена, от банды атамана Раковского и невольно услышал их планы. Они хотят напасть завтра на город с двух сторон: с севера незначительным отрядом для отвлечения внимания и с юго-востока, захватив этой ночью бронепоезд «Грозный» на станции Стишь. Им как-то стало известно, что вы хотите разделить силы на два отряда. Сначала они разобьют главный конный полк при поддержке бронепоезда, а затем второй отряд Григория Семенова...

Среди всех наступила вдруг тишина. Все вдруг поняли, как близко от смерти они все стояли, если бы в этот вечер вдруг не появился здесь этот рыжий незнакомец. Артузов закурил самокрутку и скрылся за клубами дыма. Он понимал, что военные операции не его задача, однако, за предательство и провал операции судили бы и его.

– Эх! На тот свет отовсюду одна дорога, – вздохнул военком Звонарев. Он тотчас понял, что завтрашний день ему готовил не славную страницу в истории, а следствие и расстрел, если ему суждено было выжить после таких событий. – У нас остается слишком мало времени до утра...

– Да, но мы можем отогнать бронепоезд на станцию Золотухино, где силы 14-ой Красной армии Южного фронта, – внес предложение командир конного красноармейского отряда Григорий Семенов. – Наши военные силы мы не будем разделять, а ударим одним фронтом по белой контре!

– Как вы смотрите на то, что бы загнать бронепоезд в город, для надежности?

– Белые могут заподозрить, что их планы раскрыты и дать деру на юг к Деникину, – возразил Артузову красный командир Семенов.

– Согласен, если бронепоезд отогнать на юг, то после начала боя он может ударить белым в тыл. Вот тогда белая контра окажется в капкане. Держа все силы в кулаке, они нас не застанут врасплох и не разобьют поодиночке, – радостно подхватил военком Звонарев. – Спасибо вам товарищ солдат Григорий, вот не знаю, как вас по фамилии.

– Семенов, с рожденья моя фамилия.

– Так вы – Григорий Семенов? – обрадовался чекист, и снова посмотрел то на одного Григория, то на другого, в который раз отыскивая сходство. – Уже не родня ли вы?

– Да, нет на одном солнышке мы онучи не сушили, хотя..., – вдруг засмеялся красный командир Семенов и прошелся по своему обросшему щетиной лицу грубой ладонью. – Может и похожи, вот только давно в зеркала не смотрелся.

Затем еще молодой, лет 30-ти командир конного отряда в триста сабель Семенов вдруг посерьезнел и поочередно вглядываясь в глаза присутствующих, решил уточнить детали военной операции.

– Значиться так, я со своим конным отрядом займем позицию с юго-востока города вместе с красным полком и будем ждать удара белых... А что до бронепоезда?

– Это сейчас дадим команду, – быстро подошел к телефонному аппарату комиссар Артузов. – Эй, там на камбузе, барышня дайте мне станцию Стишь комиссара Ветрова или Пронькова.

Артузов пока ждал ответа по телефону, снова в который раз приглядывался к незнакомому однофамильцу Григорию Семенову. «Проверить бы его покрепче, хотя за добро злом не платят. Завтра разберемся, что за фрукт, этот Григорий».

– Ветров, это Артузов. Значиться так, все люки и иллюминаторы на бронепоезде задрай и ложись на рейд прямиком до станции Золотухино. Чей приказ? Мой приказ и военкома Звонарева! Ох, ты мичман недоверчивый... Даю трубку военкому.

– Да, Гаврила Петрович, все правильно вам сказал, товарищ комиссар. Немедленно до станции Золотухино, там сейчас силы 14-ой армии. Утром быть рядом с комендантом станции около телефона и ждать команды на отправку. Все держите под парами, быть наготове выступить к городу, что бы атаковать неприятеля с тылу.

– Вот ведь, контра забубенная, хотела провести нас и разбить по кускам, – неожиданно улыбнулся Артузов. – Однако, товарищи, весь ход операции держать в строжайшем секрете. Товарищ Семенов, берите своего тезку и однофамильца в оборот, парень видать ярый и скорый до дела.

Тут комиссар ВЧК вдруг остановился и весело взглянул в глаза Григорию Семенову, орловскому оперативнику и бывшему спецназовцу секретной группы ФСБ «Сталь».

– Говорят стреляешь ты шибко метко, покажешь?

– Приходилось стрелять по врагам страны, – с улыбкой ответил молодой капитан. Не заставляя себя просить, Григорий достал из под куртки два нагана и навскидку, молниеносно выстрелил по нескольким горящим свечам в конце холла. Две свечи перестали гореть, словно и не горели прежде...

– Молодец, Гриша, такие молодцы нужны нам. Вот разобьем белых – возьму тебя в Москву... Как пойдешь нам помогать в ВЧК?

– Не хвальна похвала до дела, – уклонился от ответа Григорий, но глаз не отвел от Артузова. – Поживем – увидим!

Оставив Губернский Дом, Григорий вместе со своим предком, а ныне командиром красной конницы Семеновым вышли к лошадям. Ночная непогодь разверзлась и яркий полумесяц в небе хорошо освещал окрестности города и прилегающие овраги. Десяток бодрых и лихих красноармейца на гнедых лошадях поджидали своего командира.

– Ну, что Григорий, поскачем в отряд, да в три часа ночи у нас сбор на вокзальной площади, а там выступим до Ростовской улицы, перекрыв белым вход в город с юго-восточного направления.

– Вас понял товарищ командир, но вот хотел спросить вас – как вы смотрите, если я с небольшим отрядом из вашего полка поскачем на станцию Стишь, да проверим если ваш приказ выполнен правильно и бронепоезд отправлен на станцию Золотухино...

– Ты, что комиссарам Ветрову и Пронькову не доверяешь? – вскочил в седло красный командир. – Имей в виду – это люди ВЧК!

– Понимаю, товарищ командир, возможно я повторюсь, если скажу, что у белых есть кто-то свой в этом самом ВЧК. Как звали по имени этого Пронькова, не Витя ли?

– Эк ты, человек беспокойный, спасибо не слышит тебя Артузов, вот кто тебя бы взял с собой на допрос за подозрения к сотруднику ВЧК, – натянул удила Семенов, подняв коня на дыбы.

– Вы мне уже раз поверили, так, что не второй раз? – тоже сдавил коленями резвого рысака молодой оперативник. – Может так случиться, что один предатель перечеркнет все усилия и план операции...

– Ну, гляди, Григорий, а то как у нас говорят: Гляди в оба, да не разбей лоба! – командир Семенов успокоил своего коня и отдал приказ своим бойцам: – Ты, Брылин вместе с моей охраной и этим бойцом, кто метко стреляет, скачешь на станцию Стишь и проверяешь отход бронепоезда на юг. Опосля, все едете обратно и соединяетесь с головным отрядом, а если так станется вступаете в бой с беляками. Белую контру и офицерье – рубить беспощадно!

2

   Еще ночь не успела растаять над орловским полесьем и ночное небо было усыпано бледно-желтого цвета звездами и яркий месяц заливал окрестности таинственным светом, на голой и неуютной равнине Чертовой пустоши собрались офицеры белого движения, казаки, ненавидящие новую советскую власть, солдаты, потерявшие родню и дом, и примкнувшие к белой армии. Кони переступали с ноги на ногу и кусали удила, предчувствуя сегодняшний кровопролитный бой и гибель людей.

На пустоши горело несколько ярких костров, давая возможность разнузданному и неровному белому войску увидеть командиров и запомнить тех, с кем им придется бок об бок схлестнуться с непонятой до сих пор и лютой на расправу красной силой, с мужиками и крестьянами, оседлавшими коней и едва научившихся простейшим военным наукам и приемам... Но это еще больше их пугало и волновало, ведь это был хоть и лютый и жестокий, но их – русский народ, их враги были такие же как и они отчаянные и неустрашимые.

Перед собранными белогвардейскими силами, одетыми в разноцветные мундиры и шинели, но имеющие белые нарукавные повязки, выехал на вороном рысаке с седыми волосами под высокой папахой полковник Рохлин. Оглядев всех, он громким и хриплым голосом обратился к войску с напутственным словом:

– Господа офицеры, дорогие казаки и солдаты, и все кому еще дорога Россия! Сегодня нам предстоит вступить в кровавый и справедливый бой с комиссарами, чекистами и большевицкими прихвостнями. Мы разобьем их, ибо с нами Бог, с нами все те, кто уже погиб от рук красных!

– Сегодня многие из нас могут погибнуть, но все мы останемся в памяти наших потомков и встретимся друг с другом на небесах, как герои своего отечества. Но прежде чем мы погибнем от рук красных врагов, мы заберем с собой их жизни. Давайте смело поскачем и разобьем красных гадов, пустим кровь комиссарам! – приветствовал полковник Рохлин, собранный белогвардейский отряд в 800-сот сабель.

– Дай Бог умереть хоть сегодня, только не нам, – во все горло закричал корниловский ротмистр, который набрал сотню лютых и разогретых выпивкой корниловских офицеров. Они были в черной форме и у двоих знаменосцев развивались полковые знамена с черепами, сохранившиеся после разгрома дивизии генерала Корнилова. – Господа офицеры, разобьем наших врагов, дадим им памятный бой и всеми силами, двинемся на юг, соединимся с Белой Гвардией!

– Бей красных бандитов!

– Руби комиссаров, спасем Россию!

Выкрики неслись вокруг. А затем, вдруг, конница начала разворачиваться и понеслась одной широкой колонной по полям и редким лесным перелескам в обход города Орла, по тропе уже пробитой ночными конными разъездами. Они неслись вперед, что бы с первыми лучами солнца ударить по городу с юго-восточного направления, собираясь разбить красные отряды и устроить в городе белогвардейский погром перед уходом на юг.

За спинами уходящей вперед белой конницы все ярче разгорался пожар. Подручные атамана Раковского сжигали дома, амбары и временные постройки белого стана. В лесу раздавался протяжный вой голодной волчьей стаи, которая то ли провожала обитавший здесь военный люд, то ли по русской примете, выла к морозу или войне...

– Атаман, вот как развылись треклятые, уж не смертяку ли они кличут? – крикнул сотенный есаул Тимофей Брусов, командир Императорского казачьего конвоя.

– Верно говоришь, есаул, польем сегодня кровушку красным, шашками будем крестить нехристей большевицких.

– Не сумлевайтеся, Вашескобродие, краснопузая сволочь поляжет сегодня густо от нашей руки..., польем землю грешную, многострадальную комиссарской кровцой! – подхватил двухметровый казак Степан из императорского конвоя. За его спиной был навьючен пулемет, а на боку висела длинная шашка с накладными серебряными пластинами с гравировкой и чернью.

Когда бывший лагерь белых уже прогорал и от пожарищ в небо стал уходить черный дым, заслоняя яркую луну и звезды, отряд казаков с атаманом Раковским вскочили на лошадей. Выехав на Чертову пустошь, атаман остановился на минуту, вглядываясь туда где были ворота в будущее, туда куда он собирался уйти от красного террора и комиссаров ВЧК. "Господь, молю убереги меня от всего этого! Я не могу больше терпеть это и находиться здесь! Не страшно, не больно, но невыносимо холодно и одиноко... Ненавижу, ненавижу их! Я твой праведный меч, Господи, я рука карающая! Я не могу больше переносить этот запах. Они – грязь большевицкая! Я убью их еще этой ночью, пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной, Господи!

– Куда поскачем, Вашескобродие, где нам сегодня Бог уготовал умереть или возродиться?

– Братья казаки, лихие молодцы, любимчики Императора, павшего от комиссарской руки..., – закричал громко на белесую в лунном свете Чертову пустошь, натянув поводья Раковский и заставив ярого коня грызть удила и всхрапывать, просясь вскачь. – Сегодня будем рубить комиссаров в уездном городе Болохов, городе 25 церквей. На Орел идти бессмысленно, там засада, пулеметы и пушки.

Вряд ли, кто-то смог бы найти в историческом архиве упоминания, что 11 ноября 1919 года, белый атаман Раковский совершит налет на Болохов, а не ляжет замертво на подступах к Орлу. Но вмешательство в историю и нарушение целостности временной материи, позволившее проникать в разные исторические эпохи, наложило отпечаток и на планы банды атамана Раковского. В эту ночь он должен был совершить дерзкий и жестокий налет на небольшой губернский город в пригороде Орла – Болохов, который находился в 20 верстах от бандитов.

3

Проскакав галопом с десяток верст Григорий Семенов издали увидел станцию Стишь и бронепоезд «Грозный», который словно монстр выделялся своими бронированными башнями с пушками на железнодорожных платформах. Остановив немногочисленный отряд красноармейцев, Григорий с высокого холма наблюдал в размышлениях, не решаясь приблизится к бронепоезду.

– Что-то красных флагов не видно, – видя нерешительность Семенова, сообщил один из красноармейцев. – Кто там внутри, одному черту известно.

– Что делать будем, братки? Я что-то в толк ни как не возьму, – Григорий немного смутился, что не находил правильного решения. Но и скакать к железной крепости с пушками и пулеметами, было бы безрассудно...

– Ну, что, солдат Григорий, не зная броду, не суйся в воду!

– Это точно, надо бы объехать эту станцию с тыла, – наконец решился оперативник и пустил коня, не оглядываясь на отряд. Но красноармейцы, невольно уступая Григорию Семенову лидерство, поскакали за ним.

Спешившись в лесу, что выходил к зданию железнодорожной станции и депо, Семенов оглядел свою команду. Лишь один красноармеец, помимо кавалерийской шашки имел револьвер. У остальных были винтовки «Мосина», не очень удобные и быстрые в ближнем бою.

– Стреляешь с нагана метко?

– Бывает и попадаю контре в глаз метров за сто, – лишь улыбнулся здоровый и высокий красноармеец Брылин. – А еще у меня есть тесак, тут я уж не промажу.

– Ну это нормально, браток, сегодня нам все может пригодиться, – приободрил красноармейцев оперативник. – Главное рот не разевать.

Неожиданно, Григорий увидел в ящиках около железнодорожных складов какое-то движение, и он быстро достал один наган.

– А ну-ка, вылазь там, – окликнул он невидимое существо в груде сломанных и нечистых ящиков. – Если к раздаче хочешь успеть.

– Ща, вылезу и вилять хвостом буду... Скажи и покажи, что есть, – раздался голос мальчишки, а затем и любопытная лохматая рыжая голова появилась в свете лунного неба.

– Ладно вылезай, рыжий рыжего не выдаст, получишь конфету, – негромко подзадоривал беспризорника оперативник, вспомнив про пачку жвачки в кармане. – Вот конфета сладкая, только сразу не лопай, жуй ее.

Худой невысокий парнишка осмотрел красноармейцев и неторопливо, развернув фантик, отправил жвачку в рот. Неспешно он начал ее распробовать, а потом исподлобья взглянул на Григория.

– Че спросить хотели, дядьки? Так поесть дайте, не поешь, не попляшешь, а то в животе все бунчит, во как есть хочется.

Один из красноармейцев достал из вещмешка кусок хлеба и протянул пареньку, а тот молниеносно схватив его грязной рукой, начал жевать. Не прошло и нескольких секунд как он потрогал живот и улыбнулся.

– Ну, наелся! Хоть и не кулебяка, а тепереча буду спать как буржуй, крошка хлеба в живот упала.

– Так мы тебя покормим, вот сейчас в бронепоезд пойдем, а там нажремся до отвала, – хлопнул паренька по плечу Семенов и заглянул в глаза ему. – Пойдешь с нами?

– Так, вы что дядя, вы вроде как красные, а его уж белые захватили.

– И давно?

– Так с час назад, а всех солдат с бронепоезда загнали в депо и охраняют.

– Много белых то? – переменился в лице Григорий, понимая, что попасть в бронепоезд будет сложно.

– Дядька, ой как много, вас там враз перестреляют, – испугался только сейчас рыжий паренек и озирался по сторонам, куда бы сигануть.

– Опоздали, опередила нас контра, – воскликнул один из красноармейцев, сняв с головы шапку. – Теперь, что скажем нашим командирам?

– Да, приказ нам был дан – отогнать бронепоезд на юг, значит надо выполнять, – в размышлениях присел на один из ящиков орловский оперативник Семенов. – Нам бы внутрь попасть, а там бы прорвались.

– Если их много, то как же мы их всех одолеем, – засомневался один из бойцов, похожий на деревенского парня.

– Нам бы хоть паровоз захватить, а там дело покажет. Как на юг рванем, может они сами попрыгивают, – предложил боец Брылин с наганом и тесаком.

– Верно говоришь, – поддержал Григорий, и поймал себя на мысли, что в гражданскую войну были не только смелые, но и смышленые бойцы. – Среди нас есть железнодорожники?

– Так нет, вот мой батько только работал обходчиком, – после долгого молчания сообщил красноармеец в простреленной и видно с чужого плеча шинели. – Так я видел как он ходил по рельсам и стукал по болтам, да рельсовым стыкам молотком таким с ручкой.

– Ну, это нормально, это уже ближе к делу, – обрадовался Григорий Семенов и снова бодро улыбнулся. – Так, тому и быть, братки...Что будет, то будет, а будет то, что Бог даст...

– Ну, что шкет, поможешь нам с формой железнодорожной... пару комплектов и мы прорвемся, а там нажремся, – под общий негромкий смех красноармейцев, Григорий потрепал по рыжим волосам парнишку.

– Так были вон там на складах, надо только туды пролезть, но я сейчас сгоняю, – обрадовался беспризорник. – Дядя, а возьмете меня в отряд?

– Считай, что ты уже в нем... Только хлопец, мне будет очень больно и обидно, если тебя беляки захватят.

– Так я мигом обернусь, дядька, ой как жрать охота, – улыбнулся мальчуган и растворился в темноте, словно его и не было.

Среди ночной мглы и тишины, раздались паровозные выхлопы, а также шум работы валов. Мощный немецкий паровоз издавал шипенье, спуская излишний пар.

4

   Комиссар Артузов посматривал со станции железнодорожного вокзала на построенные ряды конницы и о чем-то размышлял. Он видел красных командиров рядом с красным полком. Военком Звонарев и Георгий Семенов на лошадях стояли перед рядами и готовы были сорваться вперед в решительный и смертельный бой с белогвардейской контрой. Они верили в победу и изредка поглядывали на окна коменданта станции, ожидая последней команды комиссара Особого отдела ВЧК.

– Что там, Лацис, Ветров и Проньков не отвечают?

– Нет. Молчит станция Золотухино, как будто там все померли, – разводил руками новый Начальник губернского отдела ВЧК Лацис.

– Ладно, ты раньше времени не вой, рано еще об похоронах говорить... Вот отзвони в Змиевку и Глазуновку, может там уже прошел состав?

Обеспокоенный Лацис не сразу дозвонился до двух станций по пути следования бронепоезда, но везде получил отрицательные ответы. Артузов все больше начинал нервничать и поглядывать на телефон...

– Интересно получается, я вот тут все про этого солдата думаю, ну рыжий, что себя Григорием Семеновым назвал, – Артузов снова закурил сырую махру и тяжело закашлялся. – Вот ведь, война проклятая, пристрастился я к этой заразе, так и помереть не долго...

– Так, что этот Григорий Семенов?

– Ах, вот понимаешь Лацис, какой-то шипко грамотный был этот боец Семенов, словно из буржуазии он.

Лацис хотел было, что-то сказать, но взглянув на Артузова, тут же передумал.

– Понимаешь, он мне сразу как-то не понравился, – комиссар снова подошел к окну и резко обернулся к чекисту, бывшему латышскому красноармейцу Лацису. – Пришел, этот Григорий и все он знает: куда белые собираются пойти. Короче, как дьяк думский...

– Кто такой – думский дьяк? – удивился Лацис, но услышать ответ так и не успел. Тишину огромного вокзала прорезал резкий зуммер телефонного аппарата.

– Артузов на проводе. Так барышня, хорошо давайте Мценск, что там людям не спиться? Ну, да это комиссар Артузов, что вы такие недоверчивые, говорите прямо в трубку, что там стряслось? У попа приход разбежался?

– Так, ты значит заместитель начальника милиции Мценска? Ну вот и успокойся и говори... Что? Откуда у вас белые? Напали, расстреливают, убивают... Сколько их? Не меньше сотни... Понял, держитесь высылаем отряд. Как не кому держаться, все убиты...

Комиссар ВЧК повесил трубку и устало схватился за голову.

– Матерь божья! Белые опять на Мценск напали, убивают и расстреливаю военный гарнизон, милицию, работников Совнаркома... Вот так, Лацис.

– Что делать будем, товарищ комиссар?

– Сам не знаю, Лацис. Эх, жить – мучиться, а умереть не хочется... Как я про все это в Москве доложу? Да меня первого к стенке надо! Но ни чего доберусь я до тебя Гришка рыжий, все жилы выну, а правду узнаю...

Артузов вдруг вспомнил про Лациса и про Мценск. Не долго думая, комиссар ВЧК достал из деревянной кобуры Маузер и прислонил к голове чекиста латышского происхождения.

– Слушай меня сюда, лепетун латышский, бери все свое орловское ВЧК – недоделанное и вместе с броневиком, что на мосту, скачите в Мценск. Помереть разрешаю, но не сгибаться и не продавать свою жизнь задешево... Ты понял, чухонец? А коли не поймешь, я тебя из этого Маузера, да своею рукою, и при всех на площади!

Булыжная площадь городского вокзала содрогнулась от ударов копыт красной конницы и нескольких тачанок позади конного полка, когда комиссар ВЧК Артузов, примкнув к командирам, поскакал вперед, туда откуда должны были появиться белые. Он понимал, что если его сегодня убьют в бою – это будет не худшее, что могло его ждать впереди...

5

   Тяжелый бронепоезд "Грозный" представлял из себя хорошо вооруженный и бронированный состав. К тяжелому и мощному паровозу было прицеплено восемь бронированных площадок с 6-дюймовыми артиллерийскими орудиями для нанесения эшелонированных ударов по неприятелю и шесть 3-х дюймовых орудия и два десятка пулемета для ближнего боя. На последней платформе было установлено одно 12-дюймовое корабельное орудие – эта и была гордость и небывалая сила бронепоезда "Грозный".

– Ну, что варяги, сегодня судный день придет Орловским Советам народных комиссаров и всей их бисовой родне! – воинственно крикнул корниловский капитан артиллерии Корнеев и отхлебнул из бутыли самогону. Он оглядел несколько белогвардейцев и машиниста, которые находились с ним в головном бронированном паровозе бронепоезда.

– Постреляем славно, Вашескобродие, как подъедем к городу, зарядим наш «уничтожитель» корабельный, да по Советам и комиссарам ка-а-к.... жахнем, – весело засмеялся солдат с безумными и дикими глазами.

– Верно говоришь, постреляем славно... А как расстреляем все снаряды отцепим эту платформу, да пушку взорвем.

– Это почему, Вашескобродие?

– Тяжелая она зараза, мы с этой корабельной пушкой тащиться будем тихо, да и не все мосты нас выдюжат, – сплюнул на железный пол капитан Корнеев. – Да, ты не горюй, вояка, на красных у нас снарядов и патронов хватит. Красные хорошо постарались, видно хотели отправить состав на юг, против Деникина.

– Не много нас, Вашескобродие, десяток только и набралось, кто с пушками дело имел, так что только пять орудий закроем, а на пулеметы надо бы еще людей брать.

– Возьмем с числа арестованных еще человек десять... Думаешь все из них Советы любят?

– А надо бы проверить, – отозвался прапорщик Суховей из Дроздовской дивизии. – Разрешите сходить да проверить, что рабочие с бронепоезда предпочтут: помереть или биться за Отчизну против комиссаров.

– Так, ты думаешь, что они рабочие, а не большевики?

– Да, вроде не похожи на большевиков, господин капитан, они все в рабочей одежде были, ремонты у них шли, – надел на себя белую фуражку с красным кантом прапорщик и поправил кобуру с револьвером. – Стало быть приведу человек десять-пятнадцать, а к ним приставим еще наших для пущего контроля.

– Потом, все равно их к стенке поставим, как наши с отрядом подойдут.

– А что, Вашескобродие, этот чекист продажный Витька Проньков, может и его к стенке?

– Что тебе его рожа не гожа, подъесаул?

– Так вон, бачили, что он душитель был, много людей на небеса отправил до революции.

– Так то было до революции, а сейчас он красных душит, – еще раз отхлебнул самогону капитан Корнеев. – По мне так его тоже к стенке надо... Человек сам себе убийца, где сейчас святых найдешь.

– Нет греха непрощеного, кроме греха нераскаянного, – вставил свое слово бородатый и видно богобоязненный белогвардеец. – Может этот Витька раскаялся.

– Могила его исправит...

Не прошло и получаса, как к головному вагону прапорщик Суховей привел с дюжину арестованных рабочих с бронепоезда. Они озирались по сторонам, думая, что это уловка и их сейчас расстреляют. Но тут из бронированного паровоза показался капитан Корнеев.

– Рабочие, слушаю сюда... Большевицкая власть со дня на день рухнет. Вся Сибирь, Дальний Восток, Тамбов, Воронеж, Екатеринодар, Ростов охвачены огнем, везде уничтожают большевиков и комиссаров. Не пройдет и нескольких месяцев как красных не будет на Руси, – капитан Корнеев достал револьвер из кобуры и поднял над головой. – Я вас спрашиваю, с кем вы хотите быть с нами или с теми иудами, кого даже хоронить не будут?

Шли секунды, но ни кто из дюжины рабочих не проронил и слова, ожидая, что будет дальше. Капитан несколько раз выстрелил в воздух и крикнул прапорщику Суховей.

– Давай, прапорщик, голубчик, разведи их по платформам, пусть еще послужат своей Великой России и Белой армии...

Капитан милиции Григорий Семенов только перестал переодеваться в форму железнодорожника РЖД, когда раздались выстрелы на бронепоезде. Длиннополые шинели с двумя рядами пуговиц, да путейская фуражка, были неудобны для ношения оружия, но с трудом оперативник смог спрятать подмышки широкополой шинели два нагана.

Одевшись железнодорожником, Григорий Семенов оглянул красноармейцев.

– Бойцы, мы должны выполнить приказ и отогнать бронепоезд на юг. Если мы подведем, то нас запишут в предателей и трусов. Вот мы сейчас пойдем с Брылиным и попробуем захватить паровоз. Остальные разделятся на две группы. Одна из них поддержит нас, если будет горячо, а другая захватит депо, где арестованы рабочие и солдаты бронепоезда. Как вы их освободите, бегом на выходную стрелку, мы вас там подберем.

– Ну, с Богом, пошли со мной Василий Брылин, – окликнул Григорий своего помощника. – Без команды не стрелять. Как увидишь, что я выхватил наганы, вали их... Бей сначала по офицерским погонам, ну а по солдатам, если они в тебя стрелять собрались.

– Знамо дело, не промажу, Григорий.

– А я, дядьки? – услышал Григорий плаксивый голос рыжего мальчугана. – Я же вам подмогнул, а вы меня бросаете.

Семенов вернулся к мальчишке и обнял его.

– Спасибо тебе, рыжик, мы как белых выбьем с бронепоезда, а это дело непростое... Да вот возвращаться будем мимо Стиши, так тебе дадим пару гудков – вот ты и выбегай, мы тебя прихватим. Нормально, так будет?

- Смотри же, дядька, не обмани меня, – пустил слезу подросток и бросился обратно под ящики.

Бронепоезд продолжал пускать пар, стоя под парами, впереди паровоза была прикреплена платформа с углем.

– Давай, Казимир, держи паровоз наготове, скоро и наши отряды с полковником Рохлиным прибудут. Тут уж красным несдобровать будет..., – капитан вглядывался вдаль в открытую створку окна в бинокль. Но тут его внимание привлекли два путейщика, которые неторопливо шли к составу, простукивая рельсы.

– Казимир, а эти, что тут ходят? Как будто им Советы платят по пять николаевских рублей в день, А?

– Так, кто их знает, ходют и ходют, чего ж им не ходить, – старый машинист из немцев был не рад, что его белые прихватили из пристанционного дома, где он уже пять лет отошел от паровозной работы и был на пенсии. Но пообещав заплатить, и не расстреливать, они быстро заставили пожилого паровозника одеть валенки в галошах, да ватный тулуп. – Ох, , Вашескобродь, вы бы меня отпустили. Глаза мои уж не видят так как раньше, на что я вам?

– Эй, вы там, что тут делаете, не видите тут бронепоезд военный. – рявкнул на незнакомцев белогвардейский капитан.

Два железнодорожника остановились и не обращая внимания на белогвардейского офицера, что-то обсуждали меж собой. Один из них рыжеволосый под фуражкой и высокий плечистый парень показался капитану Корнееву знакомым. Но знакомый приступ гнева к рабочему и крестьянскому племени, снова всколыхнул его разум и, выхватив наган, он заорал: