Текст книги "Десант времени (СИ)"

Автор книги: Егор Красный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)

Комиссар построил белогвардейцев к кирпичной стене завода. Какое-то время чекист колебался, но тут он вспомнил артиллерийского офицера Крапивина на минном заградителе «Амур». Однажды как-то во время похода, матрос Балкин немного перебрал, приложившись не в меру к большой мутной бутылке с самогонкой. Это случилось, когда матросы выставляли минные заграждения на Японском море. Крапивин отхлестал своими перчатками пьяного матроса по лицу. Вихри революций и гражданской войны разметали матроса и артиллерийского офицера по России, но ненависть к офицерскому сословию осталась у Балкина навсегда.

– Молитесь, господа хорошие, сейчас вам отправка на тот свет будет!

– Стреляй, красноперый большевик, все равно вам всем крышка придет!

– Врешь, Вашскобродь, подойдите ближе к стенке... Именем революции, всем белым гадам выноситься смертный приговор! – прокричал Балкин не слезая с коня, и он сделал свой первый выстрел в самого рослого и старшего белого офицера.

Лишь только щелчок раздался из пистолета «Маузер», вместо выстрела. Попробовав еще раз выстрелить, комиссар Балкин вдруг понял, что его оружие по какой-то причине не сможет убить ни одного беляка, а значит – они его убьют. Матросский бушлат прилип к взмокшей от пота спине, и ужас сжал сердце и горло железной хваткой. Неожиданно, белый офицер полез в свою кобуру и достал револьвер. Комиссар понял, что из-за какой-то роковой ошибки, его сейчас убьют, и ни кто не узнает, как он был решителен и смел.

Неожиданно его кто-то затряс за плечо и весь мокрый, находясь в бреду, комиссар Балкин открыл глаза. В свете горящей свечи, он увидел небольшую комнату, покрытую сиреневыми обоями, широкую кровать с мягкими подушками и перинным одеялом. Рядом с ним сидела в ночном балахоне испуганная студентка Милевская.

   – Вадик, что с тобой? Ты так кричал во сне, так кричал, – она прижала свои руки к груди и вот-вот собиралась заплакать. – Ты даже свою крысу Дуську испугал. Глянь-ка она вон под шкаф удрала.

– Ох, моя душа, моя единственная, мне и во сне покоя нет, с контрреволюцией и беляками воюю все, – утер вспотевший лоб комиссар. – Господи, жизнь моя горемычная, меня чуть не убил один офицер. Так я его лицо запомнил, он весь такой сытый и благородный, с усами и волосы у него ежиком. Ух, ненавижу белое офицерье, встречу его – убью без суда и следствия!

Балкин тяжело вздохнул и про себя поблагодарил Всевышнего, что это был только сон. Он огляделся вокруг себя и в полумраке комнаты разглядел свою одежду и его военный спутник – Маузер. «Надо проверить патроны, а то попадешь в переплет», – решил бывший матрос.

– Чей-то зазябла я, мой котик, подбрось-ка поленцев в буржуйку.

– Ох, моя Александра, сколько раз тебе говорил, что нынче уже не буржуйка, а пролетарка.

Снизу с первого этажа Доходного дома «Горчичный мед» послышался шум армейских сапог по дощатому полу многокомнатного барака-гостиницы, где и снимал себе номер комиссар Балкин со своей возлюбленной Сашей Милевской.

– Ктой-то там внизу, аль послышалось, – раздалось из коридора. В этом доме скрывались от большевиков и комиссаров много господ из бывших, а также тех, кто по какой-то причине отстал от Армии Деникина.

   Вскоре стук сапог по дощатому полу начал нарастать. Комиссар Балкин сжался, натянув на себя с головой одеяло. "Наверное пройдут мимо, – решил он. – Вон сколько в доходном доме контрреволюции прячется". Но люди за дверью не прошли, а остановились и постучали к ним.

Саша Милевская начала креститься и что-то нашептывать себе под нос из Библии. Бывший матрос, а ныне комиссар Балкин, испытал плохое предчувствие и вспомнил слова Уполномоченного по городу Орлу Главного Комиссара ВЧК Зурич по поводу его анархического прошлого. Вот ведь, гад, сдал его столичному ВЧК. Расстреляют теперь без суда и следствия, где-нибудь на проселочной дороге, так как он это делал сам с теми, кто сильно походил на беляков или умел изъясняться, как благородный.

– Эй, граждане хорошие, просыпайтесь, уж шесть часов на дворе, а вы все милуетесь там, – чей-то сильный бас говорил уверенно и без агрессии.

   – А чего ж вам так приспичило? – попробовал придать Балкин своему голосу уверенность и начальственность. – Поди не знаете к кому в дом пожаловали?

Комиссар Балкин распахнул дверь и увидел перед собой рослых военных с шашками и кобурами. Они были одеты в иностранные американские и английские френчи с кожаными фуражками и с красными бантами на голове. В дни революционных преобразований и начале Гражданской Войны военная форма на солдатах Красной армии, в том числе ВЧК, была самая разнообразная. Оставшаяся армейская от Царской России и кавалерии, до формы иностранных армий шла в ход в экипировке Красной Армии и ВЧК. Главное отличие красных от белых состояло иногда лишь в красной повязке на рукаве или на папахе и красным бантом на груди.

   – Не вы ли будете комиссар Балкин?

   – Так точно, товарищи красные военные, перед вами Владислав Балкин, бывший матрос, сражавшийся с японскими военными кораблями, в 1917 году штурмовавший Зимний Дворец, а теперь революционный комиссар ВЧК, – комиссар не успел договорить, как военные быстро вошли к нему в номер и закрыли за собой дверь. Только сейчас, когда Милевская накинула на себя длинную шаль и зажгла еще несколько свечей, Балкин рассмотрел их получше. Незнакомцев было пять человек, все они были высокие с сильными руками и по-жандармски закрученными вверх усами. Военные уверенно смотрели ему прямо в глаза, и не зная почему, но Балкин испытал страх, словно сон пришел к нему наяву.

– Мы, товарищ комиссар, из Московского ВЧК, по поводу срочной отправки драгоценностей в столицу для Управделами Совнаркома. Слыхали поди про депешу?

   – Так точно, товарищи военные, так вы стало быть из Особого Отдела ВЧК? – спросил ненароком Балкин и покосился на метающийся в тени свечей шкаф. Из-под него предательски высовывалась белая крыса со сверкающим на ее шее крупным бриллиантом.

   – Товарищи, у вас и мандат имеется?

Хмурые военные, видно уставшие с дороги, не ответили сразу, а решили подождать, что скажет их старший. С кавалерийскими усиками и в красной атласной рубахе под военным френчем, он встретился взглядом с крысой и невольно с удалью и по-военному беззаботно рассмеялся.

– Мандат, говоришь, ну дела Балкин, я еще такого не видел, что бы крыса и...,– так и не договорив до конца фразу, старший чекист передал бумагу комиссару Балкину.

   Тот с отсутствующим видом взял чуть желтоватую и жесткую бумагу и уперся в нее взглядом, бездумно читая, а сам думая о драгоценностях, с которыми ему предстоит расстаться: Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с конт-революцией, спекуляцией и преступлением по должности при Совете Народных Комиссаров. 30 октября 1919 года. N 54624. Москва, Бол. Лубянка, 11. тел. 5-25-07. Мандат. Настоящим поручается комиссару ВЧК тов. Бережному забрать все реквизированные драгоценности и золото из Наркомата города Орла. Всем оказывать содействие в скором выполнении приказа. Подписи: Комиссар, Секретарь. Печать.

   – Хорошо, товарищи, – кивнул головой Балкин и сам того не желая спросил: – Как там в Москве?

Матрос-чекист встретился взглядом со старшим группы ВЧК и пожалел, что спросил. На глазах чекиста стала нарастать ненависть, причину которой так и не мог понять Балкин.

– Слушай, ты – мля орловская, ты что же думаешь, что нас сюда товарищ Дзержинский разговоры с тобой балакать направил? Одну минуту на сборы, и вперед с нами в Наркомат!

   Балкин решил больше не испытывать судьбу, понимая, что как бы они не торопились, а найдут время и сверят драгоценности с описью. Вот тогда, без разговоров поставят его к стенке из-за недостачи. Однако, было в этих военных и нечто странное, то что сразу бросалось в глаза. "Не буду больше перчить, а то как убьют меня и будут правы с таким мандатом", – решил орловский комиссар и быстро собрался, повесив на пояс кобуру с Маузером.

   Уже выходя вниз по длинным полутемным коридором Доходного дома, главный из чекистов шепнул на ухо своему помощнику: – Забродов, ты остаешься здесь с Костылевым и переверни всю его комнату. Там вон на белой крысе бриллиант розоватый висел карат на 5, а уж у актриски тоже видать есть, что экспроприировать.

   – Есть Ваше Высокбродие, а коли пищать начнет?

   – Сам знаешь, что делать, Забродов, не ты ли душил политических в своей жандармке

   на Александровском бульваре в Москве.

Было видно как глаза бывшего жандармского урядника налились кровью и он начал сверлить глазами своего атамана. Побелевшими губами он зашептал, что-то про службу Богу, Царю, Отечеству...

– Да, ладно, Забродов, на том свете нам все проститься, только ты вот Бога не вплетай. Да вот еще, в Наркомат не суйтесь, как драгоценности найдете, валите в полесье, за болота...– бросил через плечо атаман и быстро пошел за комиссаром Балкиным.

На улице перед номерами спешилось еще не менее дюжины военных. Комиссар Балкин отметил про себя их внешний вид, а также как они заскакивали в седло. «Видно опытные наездники, словно казаки донские. Вон у них даже бурки к седлу приторочены и винтовки... А как они лошадьми управляют, без поводьев и шенкелей лишь посулами рук и ног, словно с детства сидят на лошадях», – подумал матрос-чекист, и что-то отложил в мыслях про себя, но так и не приняв решения. Балкину дали оседланного коня, и отряд в 16 конников сорвался в галоп по еще спящему и темному городу. Лишь изредка где-то брехали собаки, да булочники и молочники спозаранку везли на рынок и торговым лавкам свой товар.

Вскорости им встретился патрульный милицейский наряд. Трое военных с винтовками на плече и гранатами на поясе шли по еще влажной от ночной изморози мостовой. Старший наряда был в кожаной куртке и револьвером на поясе. Когда конный отряд приблизился, конники сдержали лошадей натянув поводья, но так, чтобы они не заржали.

– Остановитесь граждане военные, куда направляемся? – остановил конников старший патрульный. – Куда так спешим, аль случилось что?

Атаман промолчал, лишь покосившись на комиссара Балкина. Но чекист не растерялся, видно зная здешние порядки.

– Я из Губернского ВЧК, комиссар Балкин. А это, стало быть, отряд ВЧК из Москвы, товарищ Бережной по особому заданию, мандат с печатью сам смотрел.

– Мандат, говорите, – почесал затылок старший патруля и о чем-то медленно соображая, сообщил. – Про вас, товарищ Балкин, я слышал и видел прежде, а вот товарищей военных еще не приходилось. Так не покажете ли мандат?

Атаман Раковский быстро оглядел свой конный отряд, давая глазами им команду, и два военных конника, словно невзначай сместили корпус на лошадях, заставляя лошадей зайти за спину патрульным.

– Так, вот наш мандат, будьте любезны, – улыбнулся атаман и из-за пазухи достал желтоватую бумагу. Чуть наклонившись он протянул патрульному мандат.

– Ман-дат. Настоящим по-ру-ча-ет-ся, – начал читать по слогам старший патруля, видно наслаждаясь своим умением читать. – Комиссару ВЧК тов. Бережному забрать все реквизированные драгоценности и золото из Наркомата города Орла. Всем оказывать содействие в скором выполнении приказа...

Патрульный сделал паузу и вернул важную бумагу коннику в атласной красной рубахе из под военного френча. Еще раз оглядев конников, патрульный сдвинул кожаную фуражку с красной лентой на затылок.

– Стало быть за золотом приехали к нам из Москвы?

– А ты служивый время не тяни, видишь кто перед тобой – сотрудники Московского Особого Отдела ВЧК, поди слыхал. А коли слыхал, так давай-ка в сторонку?

– Нешто я, да не пойму, чай не лаптем щи хлебаем. Соображаем, что к чему, мы тоже рабоче-крестьянская милиция, порядок проверяем и вылавливаем белых гадов, – нехотя отошел в сторону патрульный и долгим взглядом проводил ускакавший вперед отряд. – Ох, чей-то мне не по душе эти конники, я как их увидел, так все внутря перевернулось. Думаю, не уж-то казаки...

   – Да, ладно Петрович, что тут в городе казакам делать? Ты казаков поди только издали-то и видал.

   – Эх, Хлебкин, не только сблизи видал их, а и бежать от них приходилось по стерне голыми пятками. Так бежал, что думал – жизнь моя в рай побегла, прямо чуял я шашечки казацкие на своей спине. Вот один-то я и убег, а еще трое из продотряда, вчистую в поле полегли, больно истощенные были из рабочих. Казаки их порубили, не приведи господь.

   Еще постояв немного на пустынной Орловской улице с одноэтажными домами и церковным собором на взгорке, патрульные пошли в Губернский Дом, где находился их милицейский штаб и комната с оружием.

2

   В Губернском Доме, где когда-то располагалось Дворянское Собрание, было на этот час многолюдно. В основном здесь находились военные в армейской форме. Тут же при входе стояло несколько пулеметов "максим" и солдаты покуривали и болтали о чем-то своем. На втором этаже, пройдя по широкой лестнице с мраморными ступенями в большом зале за столом сидело около десятка красных командиров и Губернских начальника новой большевистской России. Среди них было уже известный Губернский Комиссар ВЧК Зурич и Военный комиссар Звонарев. Над картой они склонили свои головы с еще несколькими другими начальниками, пуская вверх белесые облака махорочного дыма.

– Вот, товарищи, хочу вам представить командира конного отряда Григория Семенова, – указал рукой на одного из военных Военком Звонарев.

– Спасибо, товарищи, – привстал со стула высокий и широкий в плечах рыжеволосый красный командир, лет 30-ти на вид. Его плече было перевязано бинтами, а щеку и шею покрывал длинный еще не заживший шрам.

– Григорий Семенов, сражается в Красной армии со дня ее формирования. Григорий в прошлом унтер-офицер, артиллерист. Сражался сначала с уральскими казаками за Советскую власть, а потом на Южном фронте против Армии Деникина. Его конный отряд в 300 сабель помешал коннице Мамонтова разгромить тылы 13-й и 14-й армии.

– Спасибо за представление, вот был послан к вам военным командованием обратно с фронта для помощи Орловскому военному отряду окончательно разгромить контрреволюционные силы на Орловщине.

– Давно пора, – воскликнул комиссар ВЧК Зурич, – мы живем в городе, как на пороховой бочке. Если все эти остатки от Белой армии объединятся в один отряд, они могут захватить город и устроить здесь кровавую резню...

– Так, точно, товарищи военные и командиры, такая опасность есть, – согласился Военком Звонарев. – Самый главный отряд находится с атаманом Раковским, около трехсот сабель, хорошо обученных и лютых белогвардейцев. Среди них есть и офицеры из «дроздовской» пехотной дивизией, некоторые из них воевали на бронепоезде «Грозный». Сейчас этот бронепоезд стоит под Змиевкой на запасном пути. Его охраняет небольшой отряд добровольцев. Поэтому есть опасность, что белые захватят этот военный бронепоезд и ворвутся на нем в Орел.

– Так давайте его взорвем, если такая опасность нападения существует! – воскликнул комиссар ВЧК Зурич.

– Штаб фронта не одобрил проведение такой акции, – осмотрел всех из под своих круглых очков Военком Звонарев. – Штаб планирует использовать его против Колчака в Сибири и на Дальнем Востоке. Однако, еще момент для отправки не наступил, вот почему нам нужен исправный бронепоезд.

Среди военных наступила тишина. Все задумчиво смотрели на карту района, размышляя о чем-то своем или просто глубоко затягиваясь крепкой махоркой.

Наконец, тишину прервал комиссар Зурич.

– Товарищи военные, тут имеются некоторые соображения. В отряде атамана Раковского находится один офицер, который хочет перейти на нашу сторону. И мы решили использовать такую возможность и попросили его пока не покидать отряд белых. Так вот, мы уже советовались с Московским ВЧК с Зампредом Ксенофонтовым и он дал добро на проведение этой операции.

– Интересно, интересно, что за военная операция посетила светлые головы командиров ВЧК? – радостно воскликнул Звонарев и протер свои профессорские очки.

– Детали будут обсуждены позднее, но в целом главное это заманить банду в Змиевку, якобы для захвата бронепоезда и удара по Орлу.

– Думаете клюнут? Товарищи военные и командиры ведь мы сражаемся не с простыми бандитами. А с опытными офицерами Царской армии, которые сражались на полях великих баталий в Европе и с турками, и побеждали врагов России. Как они могут поверить одному белому офицеру, который не сможет объяснить источник своей осведомленности? – засомневался, молчавший до сих пор, Председатель Орловского Губсовнаркома. Он раньше преподавал в Орловском Университете и был уволен Городскими властями в канун Революции за поддержку революционно настроенных студентов.

– Уважаемый Валерьян Никодимович, у нас есть еще один человек, который может подтолкнуть белых к проведению этой операции, – Зурич сделал паузу, словно понимая, что он и так сказал очень много. – Я не имею права раскрывать всех деталей предварительной стадии операции, но когда мы ее начнем, вот тогда от всех потребуется самое активное участие и героизм...

Неожиданно, внизу послышался чей-то громкий спор. Охрана, стоящая на вахте не хотела пускать военного в кожаной куртке и красной повязкой на рукаве. Один из присутствующих за столом узнал старшего милицейского патруля.

– Товарищи, это видно ко мне старший милиционер Головин, отважный сотрудник, если уж он меня сыскал, значит не просто так, – решил поддержать своего подчиненного Начальник Орловской рабоче-крестьянской милиции Денисов. – Позвольте, товарищ Зурич мне к нему спуститься?

– Зачем же, пусть сюда пройдет и расскажет, что там за спешка получилась.

Начальник милиции Денисов крикнул охранникам, что бы к ним пропустили Головина. И милиционер, быстро поднялся вверх по лестнице и подошел к столу, робко осматривая присутствующих начальников высокого ранга.

– Ну, так, что там у вас, товарищ Головин? Расскажите покороче, а то у нас тоже дел хватает..., – спокойно спросил у милиционера Зурич и внимательно оглядел крепкую фигуру милиционера. – Сами то из какого сословия?

– Так, я, товарищ Зурич, из рабочих. Вырос беспризорником. Работал сначала на вокзале грузчиком, потом боролся в Цирке, всего по немного повидал, – смутился милиционер и перевел взгляд на своего начальника Денисова. – Так, я что пришел, товарищ начальник, все бы ни чего, но вот конный отряд тут в Орле, на Садовой мы остановили с полчаса назад.

– Что за отряд, тут у нас Военком, он про все отряды и патрули знает...

– Конный отряд, человек под двадцать их было. Кони у них такие породистые, не то, что у нас, клячи заморенные. Да и внешне у них посадка как у казаков, у меня аж все внутри замерло...

– Что же вы хотите, лошади у нас на таком-то скудном фураже, людям еды не хватает, – обиделся за всех Военком Звонарев.

– Так и я говорю, не здешние они. Это Московский особый отряд ВЧК. Я у них и Мандат проверил.

– И что за Мандат, товарищ Головин, говорите побыстрее, – с нетерпением встал из-за стола Зурич.

– М-а-н-д-а-т, о том, что комиссар Бережнов приехали к нам за золотом и драгоценностями. Всем надлежит оказывать им содействие в скором выполнении приказа. Подпись. Печать, – быстро проговорил Головин и снова всех осмотрел непонимающим взглядом.

Зурич быстро подошел к телефонному аппарату и крутанул несколько раз ручку, пока на том конце не отозвался голос телефонистки.

– Гражданка, барышня, на проводе комиссар ВЧК Зурич, прошу соединить меня срочно с Москвой, секретарем ВЧК на Лубянке. Жду, барышня, попрошу вас очень срочно.

В наступившей тишине, было слышно как древоточец пилит деревянные балки старого здания Губернского дома.

– А с ними еще комиссар ВЧК Балкин был, – нарушил тишину милиционер. – Они в Наркомат направлялись с Балкиным.

– Барышня, что Москва? – Тогда соедините пока с Наркоматом, с охраной.

– Как не отвечают, – растерялся комиссар, – Да там десять человек, вы что такое говорите – не отвечают. Нет, барышня, с Москвой уже не надо.

– Товарищи у нас беда, похоже нападение на Наркомат, срочно все кто могут туда. Товарищ, Звонарев, дозвонитесь до казарм и поднимите конный полк в ружье. Пусть перекроют все выезды из города и бросят часть отряда к зданию Наркомата. Задерживать всех конных или пеших военных, с мандатом ВЧК или без такового. В случае сопротивления или побега – стрелять на поражение!

3

   На часах было еще 6.20 утра, когда конный отряд с комиссаром Балкиным подъехал к зданию Наркомата. Старинное здание Земельного банка, было построено с дореволюционной роскошью. Лепные украшения и статуи римских богов были посечены и разбиты пулями. На высоком крыльце дежурил солдат с пулеметом "Максим", рядом с ним калачиком свернулся другой боец, который не хотел просыпаться на зов товарища.

– Стойте, вы кто? – подал голос пулеметчик.

– Это я – комиссар ВЧК Балкин, а со мной товарищи из Москвы с Мандатом.

– Счас, товарищи, стойте там, вот только начальника охраны позову. Нынче время не спокойное.

Через минут пять на каменное крыльцо Наркомата выбежал начальник охраны с винтовкой «Мосина». Видно, он тоже был разбужен с крепкого сна и не сразу мог понять что к чему. Поэтому вместо вопроса к утренним гостям, он лишь дергал за затвор винтовки, пытаясь ее перезарядить, но у него не получалось.

– Семеныч, хватит воевать, это я комиссар Балкин с товарищами из Москвы.

– А-а-а, – протянул взъерошенный военный. – Ну тогда заходьте, че там стоите?

– Так трое остаются на крыльце стеречь лошадей, – остальные за мной дал команду атаман Раковский и спрыгнул с коня. – Мы ненадолго, раз два и обернемся.

Дюжина рослых военных с револьверами системы «наган» быстро забежали за своим атаманом в здание Наркомата. Перед ними отворялись массивные дубовые двери.

Комиссар Балкин бодро шел по лестнице на второй этаж, где находился сейф с чемоданом убитого американца Брюса, а сам про себя думал: «Как бы не хватились проверять по описи, а то сегодня же к стенке поставят...».

– А Мандат покажьте, товарищи хорошие, – окликнул сзади группу военных начальник охраны Семеныч.

– Вот, посмотрите, – протянул желтоватый лист бумаги атаман Раковский, не сделав и шага навстречу Семенычу.

Тот пыхтя и отдуваясь с винтовкой заспешил к ним по лестнице. Несколько раз он прочитал документ с печатью и как будто в чем-то сомневаясь спросил:

– А товарищ Зурич знает? Надо бы доложить.

Московские чекисты с лже-комиссаром Бережновым переглянулись, ожидая от своего атамана любой команды, вплоть до стрельбы. Но атаман имея военную выдержку, лишь улыбнулся и посмотрел на матроса-комиссара ВЧК Балкина.

– А что – разве товарищ Балкин не звонил комиссару Зурич? Если нет, то можно и позвонить, а пока сюда едет товарищ Зурич мы сверим все по описи...

Словно лед схватил сердце Балкина и он поперхнувшись замахал на начальника охраны руками.

– Семеныч, Зурич все знает, не до этого... Эти люди от самого Дзержинского, очень торопятся. Им еще сегодня до Москвы добраться. Почитай верст 300 им еще скакать.

– Ладно, так идите, – махнул рукой Капитоныч. – Али я не служил в коннице...

– Вот ведь, брехун. Извозчиком он служил до революции, – усмехнулся Балкин, едва поспевая за московскими гостями.

Они прошли по длинному коридору зала с колоннами и в самом углу нашли сейф. Рядом с огромным железным ящиком спал еще один охранник. Он видно видел какой-то сон и причмокивал губами, улыбаясь.

– Не буди его, пусть спит, – подмигнул комиссару Балкину атаман Раковский и дал знак рукой, что бы комиссар открыл сейф. Так и не разбудив крепкий сон часового, Балкин достал чемодан и передал его московскому чекисту Бережному.

– Пошли вниз, молодчага ты мой, – хлопнул атаман по плечу чекиста Балкина и радостно переглянулся со своими дружками белогвардейцами, а затем взглянул на так и не проснувшегося охранника с винтовкой, подумав про себя: «Вот ведь повезло красноперому, сон его спас от пули!».

Они уже без спешки спустились на первый этаж и пошли в сторону начальника охраны, который приведя себя в порядок при полном обмундировании с пятью другими охранниками стояли по стойке смирно около выхода из Наркомата. Чуть отстав, последним шел комиссар ВЧК Балкин. Неожиданно, он чему то улыбнулся и достал свой проверенный в боях и на расстрелах Маузер с заряженной обоймой на 10 патронов.

– Господа, постойте, – окликнул московских чекистов комиссар Балкин, спрятав за спину Маузер. – Вот только один вопрос.

– Что, мой дорогой товарищ, комиссар Балкин? – радостно и с нарочитым вызовом спросил атаман, и быстро оглядел свою проверенную дюжину головорезов.

– Вы где-нибудь отдыхали, спали до приезда в Орел? А то ведь так и с ног свалиться можно, да и лошади не железные, им бы отдохнуть нужно...

– Не до отдыха, товарищ Балкин, гнали сюда из Москвы без остановки. Вот победим мировую контру – тогда отдохнем, – с улыбкой, но с внутренней готовностью к неожиданному повороту дела ответил атаман.

– Тогда, господа, объясните мне, что-то от вас костерком попахивает с ног до головы, как будто вы не из Московского ВЧК, а из Орловских лесов к нам нагрянули.

В зале с огромными сводчатыми потолками эхом загрохотали последние отрывистые слова комиссара Балкина и повисла тяжелая тишина. Атаман опустил голову и время словно замедлилось для всех в этом зале, пока комиссар Балкин доставал из-за спины свой Маузер и не навел мушку на атамана Раковского.

– Вашскобродь, подойдите ближе к стенке...

Балкин едва успел заметить как метнулся в сторону атаман, а остальные военные схватились за кобуры, доставая револьверы системы «наган». Комиссар ВЧК нажал на курок..., но вместо выстрела раздался сухой щелчок осечки. Не сработавший патрон не вылетел из патронника, а закрыл доступ другим патронам. Комиссару Балкину не хватило еще двух секунд, что бы передернуть затвор Маузера, выбросив из ствола испорченный патрон. Револьвер системы «наган», в отличие от Маузера, не имел подобных неприятностей, позволяя стрелку потратить лишь на одну долю секунды больше, дослав нажатием на курок следующий патрон для выстрела в скользящем барабане.

Несколько пуль вошли в грудь комиссара Балкина, унося его грешную душу и трогательную любовь к студентке Милевской и белой крысе Дуське. Однако, он, возможно, где-то там на небесах еще успеет пересечься со зверски убитой пять минут назад своею любимой студенткой и растоптанной сапогом крысой, которая ни как не хотела отдавать розовый бриллиант размером в 5 карат.

Около двадцати верст длилась погодя красноармейского конного отряда за бандой атамана Раковского. Сильные казацкие кони белых наметом неслись по проселочным дорогам и перелескам, пока наконец они не достигли Ольшанских озер, переходящих в непроходимые топи...

Лишь только отважный отряд красной конницы попробовал пройти по топкой тропе, как их настигла пулеметная очередь. Словно подкошенные, валились убитые ездоки и лошади в трясину, забирая жизни красных бойцов. Пока, наконец, кавалерийский рожок не затрубил отбой, отдавая приказ на возврат красной конницы обратно в Орел.

4

   Сразу за топкими болотами начинался березовый лог. Словно всесильная рука Всевышнего вздыбила здесь земляные пласты в крутые пригорки и глубокие овраги. Пожелтевшие березы в осенней прохладце бросали свои листья на поблекшую, но еще зеленую траву. В низине оврагов крутился и бежал прозрачный ручей. Среди оврагов и деревьев были построены землянки и шалаши, где и нашли себе приют остатки Белой Гвардии.

– Поквитались с красными, пустили им кровушку большевицкую? – встретил атамана Раковского полковник Рохлин из конного корпуса генерала Шкуро.

– Не обошлось без этого... Один комиссар носом учуял, что мы с дымком костровым к ним приехали, – ответил атаман и внимательно пригляделся к полковнику. «Пора уходить от вас господа в другой мир, там где люди живут без войны...».

– Хитрости у красных тоже хватает. Поднаучились крестьяне и мужики наукам и военным приемам, – махнул рукой Рохлин и взъерошил свои поседевшие волосы. – Рано или поздно они нас тут в капкан захлопнут. Обойдут Ольшанские озера с тылу, а за болотами пулеметы поставят... И все! Возьмут нас в оборот.

Атаман махнул своим жандармским головорезам и казачьему Императорскому конвою, что бы те шли в самую глухую балку, где росли дубы и был сложен в сруб дом атамана и длинные амбары, где и жила его казачья охрана. Сам же Раковский присел к костру, где сидело на бревнах еще несколько корниловских офицеров, о чем-то думая с тоскою и грустью. Один из них неспешно перебирал аккорды на гитаре, выводя старинный русский романс. Встретившись взглядом с Раковским, поручик запел:

– Утро туманное, утро седое,

– Нивы печальные, снегом покрытые...

– Нехотя вспомнишь и время былое,

– Вспомнишь и лица, давно позабытые.

   – Вспомнишь обильные, страстные речи,

– Взгляды, так жадно и нежно ловимые,

– Первая встреча, последняя встреча,

– Тихого голоса звуки любимые.

   – Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,

– Многое вспомнишь родное, далёкое,

– Слушая говор колёс непрестанный,

– Глядя задумчиво в небо широкое.

Какие-то давнишние воспоминания и боль об утраченном, безвозвратном нахлынула и на атамана, и он вместе со всеми молчал, глядя в огонь.

– Выпьете, атаман? Все вас пуля не берет, – протянул большую бутылку с самогоном Рохлин.

– Что там, давайте пригублю, – снял с себя папаху Раковский и расстегнул френч. – Видно, нет еще пули у красных для меня. Али Бог заговорил, но вот коня подо мной нынче подбили, пришлось вдвоем скакать с урядником, хорошо еще кони добрые и крепкие...

– Так это еще Императорские, они и на плац-параде на Соборной площади поди ходили.

– Что было, то было, – поддержал стоявший за спиной казачий подъесаул, охранявший Раковского, с большой черной бородой и угрюмым видом. – Конной каруселью мы забавляли Императора, любил он посмотреть на наши кавалерийские выезды с выносами регалий, да на пехотные разводы и военные приемы...

– Ну, что господа отдохнули вы, я вижу сполна. Не пора ли красным напомнить, что их время пришло?

– Вы, что атаман хотите мужиков отлучить от винтовки и нагана, да обратно к плугу? – засмеялся безудержно и дико один из корниловцев. – Да ни в жисть, они сначала нас перебьют, а потом, как волки озверелые друг-другу кровь начнут пускать.

– Хм, что вы предлагаете поручик? Уже через месяц морозы ударят, болота замерзнут, и нас тут на снегу, как зайцев переловят, – подал голос Рохлин, выпив самогону. – Надо ударить по красным большевикам, этого они от нас не ожидают!

– Правильно говорите, полковник. Имеется ли у вас план? – спросил атаман Раковский и невольно посмотрел на всех сидящих около костра офицеров, как на покойников. Он знал, что красные со дня на день придут сюда. Уж больно он их разозлил, отобрав столько драгоценностей. Некоторые крупные алмазы были из каталогов богатых родовых фамилий дворянских особ из Москвы и Питера. Да, видно, Революция и Гражданская война внесли коррективы в их местонахождении. «Пора уходить в будущее, пока калитка не закрылась», – говорил про себя атаман и ожидал слова старшего здесь по званию полковника.