Текст книги "Банда гаечного ключа"

Автор книги: Эдвард Эбби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Всю вторую половину дня он осуществлял свойпроект, двигаясь к северо-востоку, к солнцу, сводя на нет терпеливую, квалифицированную работу четырех специалистов, проделанную ими за месяц. Всю вторую половину дня, захватив и вечер, он тяжело и безостановочно продвигался вперед, зигзагом, туда и назад, вырывая вешки, срывая ленточки. Высоко над головой пролетел самолет, оставив на небе свой белый след, не ведая ничего ни о Хейдьюке, ни о его работе. Только птицы наблюдали за ним, – сойки, горные голуби, сокол, терпеливые канюки. Однажды он спугнул оленей – шесть, семь, восемь самок с тремя пятнистыми детенышами – и следил за ними, пока они не скрылись в кустарнике. Он наткнулся на небольшое стадо коров, они неохотно встали при его приближении – полудикие, полудомашние, – поднимаясь сначала на задние ноги, а затем уж опираясь на передние. По крайней мере, эта нетронутая природа еще долгое время будет манить к себе человека, неравнодушного к ней.

Когда исчезнут города, думал он, и затихнет весь этот гвалт, когда подсолнух прорастет сквозь бетон и асфальт забытых и заброшенных автострад, когда Кремль и Пентагон превратят в лечебницы для престарелых генералов, президентов и прочих негодяев, когда небоскребы Феникса из стекла и алюминия будут едва видны из-под песчаных дюн, может, тогда, может, тогда, Господи, ну может быть тогда свободные мужчины и дикие женщины – всадницы, свободные женщины и дикие мужчины верхом на лошадях будут странствовать на воле по диким землям страны каньонов, загоняя дикий, еще не прирученный скот, пировать сырым кровавым мясом и кровоточащими внутренними органами, и танцевать всю ночь под музыку скрипок! банджо! гитар! под сиянием новорожденной луны! – о, Господи, да! Пока, подумал он с тоской, горечью, и с печалью, пока не наступит следующая эра оледенения, и железный век, и снова вернутся эти чертовы инженеры, и фермеры, и генералы.

Так фантазировал Джордж Хейдьюк. Верил ли он в циклическую теорию развития истории? Или линейную теорию? Вряд ли можно представить себе, что он стал бы твердо придерживаться какой-то одной точки зрения в этих вопросах; он колебался, и качался, и кренился время от времени то к одной позиции, то к другой. Какого хрена, к чертовой матери, мог он сказать в затруднительной ситуации, и сорвать крышку с очередной банки пива, и оросить зубы, и омочить желудок, и отравить кишечник, и растянуть мочевой пузырь содержимым следующей банки «Шлиц». Безнадежный случай.

Солнце садится: кроваво-красный первобытный закат распластался по всему западному краю небосклона, как пицца. Хейдьюк зажал между зубами полоску вяленой говядины и продолжал свою работу до тех пор, пока уж не мог видеть ни вешек, воткнутых в землю, ни ленточек на деревьях, и темнота вынудила его считать этот рабочий день законченным. Он проработал от зари до заката, или, как говорил его отец, «от не могу видеть до не могу видеть», или «от темна до темна».

Он прошел за этот день никак не меньше двадцати миль. По крайней мере, боль в конечностях, отекшие стопы говорили именно об этом. Он съел свой ужин и заполз в спальник, глубоко в кустах, как ему показалось, и мгновенно отключился от мира забот.

На следующее утро он проснулся поздно, сразу вскочил от рева пронесшегося мимо, совсем рядом, автомобиля или грузовика. Нетвердо стоя на ногах, он поднялся наверх и обнаружил, что находится всего в пятидесяти ярдах от дороги. Спросонок он не сразу сообразил, где он. Он протер глаза, натянул брюки и ботинки и прокрался под прикрытием деревьев до ближайшего пересечения дорог. Прочел дорожный указатели: ОЗЕРО ПАУЭЛЛ 62; БЛЕНДИНГ 40; НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПАМЯТНИК ПРИРОДЫ НЕЙЧЕРАЛ БРИДЖИС 10; ХОЛЛЗ КРОССИНГ 45.

Отлично. Почти дома.

Он вырвал последние несколько вешек, сдернул последние несколько ленточек, проскользнул через дорогу и двинул напрямик, без дороги, через невысокий лесок к Нейчерал Бриджис. В этом относительно надежном укрытии – за каньоном Армстронга, на тропе из Овачомо Нейчерал Бридж, он надеялся, банда ожидает его, смешавшись с толпой туристов в кемпинге на официальной, специально для него отведенной площадке. Таков был их план, и Хейдьюк шел с опережением графика на двадцать четыре часа.

Он схоронил последний пучок кольев и ленточек под камнем, приладил рюкзак и зашагал прямиком через лесную поросль. У него не было компаса, он полагался на топографические карты, свое безошибочное чувство направления и свою чрезмерную самоуверенность. Однако они не подвели. К четырем часам дня он уже сидел на откидном борту грузовика Смита, прихлебывая пиво, уминая сконструированный Абцуг сандвич с ветчиной и обмениваясь рассказами с командой – Хейдьюк, Сарвис, Абцуг Смит: могла бы быть неплохая брокерская фирма.

– Джентльмены и леди, – вещал Док, – это только начало. Главные дела впереди. Будущее лежит перед нами, распростертое, как коронарный сосуд, на навозной куче Судьбы.

– Мудрено вы говорите, Док, – замечает Смит.

– Нам нужен динамит, – бубнит Хейдьюк с полным ртом. – Термит, четыреххлористый углерод, магниевые опилки…

В это время Абцуг, высокомерная и очаровательная, улыбается своей сардонической улыбкой.

– Слова, слова, слова, – говорит она. – Вечно только их и слышишь. Слова, слова, слова.

8. Хейдьюк и Смит играют

Кемпинг, Национальный памятник природы Нейчерал Бриджиз.

– Можно попросить у вас болторез?

Мужчина казался достаточно симпатичным – загорелый джентльмен в широких брюках, спортивной рубашке с короткими рукавами и парусиновых туфлях.

– У нас нет никакого болтореза, – ответила Абцуг.

Он игнорировал ее, обращаясь к Смиту.

– Небольшая неприятность, – он качнул головой назад в сторону другой площадки, где стояли грузовичок-пикап и дом-автоприцеп. Номера штата Калифорния.

– Ну-у, – сказал Смит.

– У нас нет никакого болтореза, – снова сказала Абцуг.

– Я смотрю, вы поставляете снаряжение, – продолжал мужчина, снова обращаясь только к Смиту. Он показал на его грузовик. – Думал, может у вас есть набор инструментов.

ЭКСПЕДИЦИИ В ГЛУШЬ ХАЙТ ЮТА – через всю дверную панель на больших ярко красных магнитных бирках.

– Ага, но болтореза нет, – снова сказала Абцуг.

– Может быть, мощные кусачки?

– Знаете, сэр, – сказал Смит, – мы можем одолжить вам …

– Набор плоскогубцев, – сказала Абцуг.

– Набор плоскогубцев.

– У меня есть плоскогубцы. Мне нужно что-нибудь побольше.

– Спросите в офисе у смотрителей, – посоветовала Абцуг.

– Да? – Он в конце концов снизошел до разговора непосредственно с ней, как будто он не рассматривал ее краем глаза все это время. – Я так и сделаю.

Наконец он ушел, ступая через можжевельник и пинии, к своему собственному снаряжению.

– Настырный малый, – сказал Смит.

– Пронырливый, я бы сказала. Ты видел, как он смотрел на меня? Свинья. Надо было дать ему в зубы.

Смит размышлял о надписи на своем грузовике.

– Думаю, не надо нам больше никакой рекламы.

Он снял магнитные бирки.

Хейдьюк и доктор Сарвис вернулись с прогулки по лесу. Он готовили список закупок, необходимых для следующей серии своих карательных экспедиций, которую они планировали начать через десять дней. Хейдьюк со своей паранойей настоял на том, чтобы это обсуждение состоялось подальше от скопления людей.

Доктор Сарвис, пожевывая свою сигару, прочел составленный ими список: рукоятки ротора, хлопья оксида железа, взрывная машинка № 50, зажигательные свечи и тому подобные приятные вещи.

Он опустил бумага в карман рубашки.

– Я не уверен, что одобрю это, – сказал он.

– Вы хотите убрать к черту этот мост или играть в детские игры?

– Я не уверен.

– Так соберитесь с мыслями.

– Не могу же я все это погрузить в самолет.

– Запросто можете.

– Не на коммерческом же рейсе. Вы представляете себе, какой нынче проходят контроль при посадке на самолет?

– Наймите самолет, Док, наймите самолет.

– Вы думаете, я богатый бандит, да?

– Никогда еще не встречал бедного доктора, Док. Впрочем, кой черт, лучше купитенам самолет.

– Я не умею даже машину водить.

– Пусть Бонни берет уроки пилотирования самолета.

– Вы фонтанируете идеями сегодня.

– Сегодня прекрасный день, верно? Чертовски прекрасный день.

Доктор положил руку на широкую спину Хейдьюка и сжал его мускулистое плечо. – Джордж, постарайтесь набраться немножко терпения. Совсем немножко.

– Терпение, черт.

– Джордж, мы ведь не знаем точно, что мы, собственно, делаем. Если конструктивный вандализм превратится в деструктивный, что тогда? Тогда, наверное, мы будем причинять больше вреда, чем приносить пользы. Кое-кто говорит – если ты нападаешь на систему, ты ее этим только укрепляешь.

– Да уж; но если ты ее не атакуешь, она обдирает горы донага своими карьерами, перегораживает все реки своими плотинами, асфальтирует всю пустыню и все равно сажает тебя в тюрьму.

– Вас и меня.

– Только не меня. Никогда в жизни они не посадят меня ни в одну из своих тюрем. Я не тот тип, Док. Я скорее умру. И захвачу с собою с десяток ихних. Только не меня, Док.

– Они вошли на территорию кемпинга, присоединившись к девушке и Редкому Гостю. Время обеда. Душный воздух пасмурного дня давил на них. Хейдьюк открыл следующую банку пива. Вечно он открывал следующую банку пива. И вечно писал.

– Как насчет еще одной партии в покер? – обратился Смит к доктору Сарвису. – Чтобы убить время.

Док выпустил клуб сигарного дыма. – Если хотите.

– Ты вообще когда-нибудь учишься? – вмешался Хейдьюк. – Этот старый пердун уже дважды очистил нас.

– Я учусь, но, понимаешь, я как-то всегда забываю.

– Никаких игр, никакого покера, – резко оборвала Абцуг. – Нам нужно ехать. Если я к завтрашнему дню не доставлю этого так называемого хирурга обратно в Альбукерк, на нас подадут в суд за врачебную недобросовестность, что означает: больше никаких денег и высоких страховых премий, и никаких игр и развлечений здесь, на этой обетованной земле с вами, клоунами.

Она была права, как всегда. Они быстро свернули лагерь и заторопились вниз по дороге, сидя вчетвером, как сельди в бочке, в кабине пикапа Смита. А в кузове, обитом алюминием, лежало их лагерное снаряжение, продукты и ящик с инструментами Смита, ящик для льда и прочие важные принадлежности его профессии.

Они решили отвезти Дока и Бонни на посадочную полосу в Мелком каньоне, где они должны были встретить маленький частный самолет, идущий в Фармингтон, Нью-Мексико, чтобы они успели сесть там на вечерний рейс в Альбукерк. В общем и целом, по мнению доктора Сарвиса, хоть это было и дорого, и утомительно, но все же гораздо лучше, чем покрывать это жуткое расстояние – сотни четыре миль – раскаленной пустыни на его полноприводном «Континентале».

А Хейдьюк и Смит поедут оттуда к тому водному объекту, который прежде был рекою, а нынче – верхней частью озера Пауэлла, чтобы обследовать там их следующую цель: три новых моста. После этого, на следующий день, Смит должен был ехать в Хенксвиль на встречу с группой своих клиентов – туристов, направляющихся в пятидневный маршрут в горы Генри, последний из открытых и поименованных кряжей США.

А Хейдьюк? Он не знал. Он мог поехать со Смитом, а мог некоторое время побродить один. Его старый джип со всеми ценностями был оставлен неделю назад на парковке в Уовип Марина, неподалеку от Пейджа. Совсем рядом с его конечной, абсолютной, несказанной, немыслимой целью, любимой мечтою Смита – плотиной. Плотиной Глен Каньона. Тойплотиной.

Пока что Хейдьюк не знал, как ему вернуться к своему джипу или вернуть себе свой джип. Он всегда мог пройти эти – двести миль? триста миль? – если необходимо, вверх и вниз, в ущелье и обратно по этой Богом благословенной, самой прекрасной, первозданной стране каньонов. Он мог одолжить у Смита одну из его резиновых лодок, наполнить ее воздухом и проплыть 150 миль вниз по этому застойному озеру Пауэлла. Или мог дождаться, пока Смит отвезет его туда.

Прелесть его теперешнего положения заключалась, по мнению Хейдьюка, в абсолютной свободе, в том, что он мог – он чувствовал – отбыть в любое время, в любое место, посреди чего угодно и откуда угодно, со своим рюкзаком, галлоном воды, несколькими подходящими топографическими картами, запасом еды на три дня, и уж он, мужчина, сделает сам все, как надо, живой и здоровый. (Вся эта свежая говядина, что свободно бродит на пастбищах; вся эта оленина на копытцах в закрытых каньонах; все эти родники со свежею водой под просвечивающими тополями – сделают удобным любой из маршрутов его следующего похода).

Так он думал. Так он чувствовал. Ощущение свободы было захватывающим, хотя и с некоторым оттенком горечи одиночества, примесью печали. Старая мечта быть абсолютно свободным, не быть обязанным ни одному мужчине, ни одной женщине, витала над его бытием, как дым из трубки мечты, как серебряное облако с темной изнанкой. Потому что даже Хейдьюк сознавал, когда он сталкивался с этим непосредственно, что полное одиночество сведет человека с ума. Где-то в глубинах одиночества, за дикостью и свободой, была ловушка помешательства. Даже гриф, этот красношеий, чернокрылый анархист, самый равнодушный и высокомерный из всех обитателей пустыни, даже гриф по вечерам любит присоединиться к своим близким и перекинуться с ними словцом-другим. Их стая устраивается на ночлег на самых высоких ветвях самого мертвого дерева, свесив головы и укрывшись своими черными крыльями, переговариваясь все вместе, как священники на соборе духовенства. Даже гриф – фантастическая мысль – проходит через свадебные приготовления, вьет гнездо, ухаживает какое-то время, сидит на гнезде с кладкой яиц, выводит потомство.

Капитан Смит Команда, весело катясь по дороге, проехали поворот у пересечения с автотрассой Юта 95. Здесь они увидели длинную ленту автомобилей с приводом на четыре колеса – Скаутов, Блейзеров, Бронко, CJ-5, – с жестким верхом, тщательно оснащенных прожекторами, стойками для оружия (заполненными), лебедками, колесами высокой проходимости, коротковолновыми радиоприемниками, хромированными колпаками, – стоящих в колонне у края дороги. На двери каждой машины была одна и та же отчетливая эмблема – надпись жирным шрифтом ОКРУГ САН-ХУАН, ПОИСКОВО-СПАСАТЕЛЬНАЯ КОМАНДА, Блендинг, Юта, и эмблема с орлом и щитом.

Поисково-спасательная группа сидела в тени с банками Кока-Колы, Пепси, Севен-ап, зажатыми в волосатых лапах. (Эти мужчины всегда исправно посещают церковь). Несколько человек бродило в кустах вдоль несуществующей уже геодезической разбивки полосы отвода. Один из них окликнул Смита. Тот вынужден был остановиться.

Тот, кто его окликнул, подошел к ним.

– Эй, привет, – бодро проорал он, – не Коэб ли это Смит? Или что ли сам Редкий Гость? Как делишки, Смит?

Смит, не выключая двигателя, отвечал: – Просто прекрасно, епископ Лав. Прекрасно, как у лягушки шерсть. А вы что делаете в этих лесах?

Мужчина, огромный, как доктор Сарвис, навалился на дверь, положил свои большие красные руки на раму открытого окна и осклабился. Он выглядел, как хозяин ранчо: полный рот мощных, как у лошади, желтых зубов, лицо с дубленой кожей, наполовину прикрытое большой шляпой, рубашка на кнопках. Он прищурился, пытаясь разглядеть в полумраке кабины за Смитом трех его пассажиров, свет снаружи слепил его.

– Как вы там, люди?

Доктор кивнул; Бонни выдала свою холодную дежурную улыбку; Хейдьюк дремал. Смит никого ему не представил. Епископ Лав снова обратился к Смиту.

– Редкий, – говорит он, – что-то я давненько не видел тебя в наших краях. Как поживаешь?

– Не могу кричать, – негромко говорит Смит, кивая в сторону своих пассажиров. – На жизнь зарабатываю, десятину плачу, как положено.

– Платишь десятину? Ну да! А я слышал кое-что другое.

Епископ расхохотался, показывая, что это была просто шутка.

– Я плачу и налоги в Службу внутренних доходов, а вот вы, говорят, не очень-то.

Епископ оглянулся вокруг; улыбка его стала еще шире.

– Ты давай тут, никаких слухов не распускай, слышишь? И потом, – он подмигнул, – этот подоходный налог, его придумали социалисты, он противоречит Конституции, это грех человеческий против Бога, ты же знаешь это. Пауза. Смит увеличил обороты двигателя. Бегающий взгляд Лава вернулся к нему. – Слушай, мы тут ищем одного. Мужчина, ходит пешком где-то здесь, мешает всем тут. Мы думаем, может, он заблудился.

– Как он выглядит?

– Сапоги – десятый или одиннадцатый размер. С протектором.

– Не больно-то у вас подробное описание, епископ.

– Знаю. Но это все, что у нас есть. Ты его видел?

– Нет.

– Я так и думал. Ладно, мы и сами скоро его найдем, – повисла пауза. Смит снова увеличил обороты. – Ну, будь здоров, Редкий, и, слушай, следующий раз как будешь проезжать Блендинг, заскочи ко мне, понял? Надо поговорить кое о чем.

– Увидимся, епископ.

– Умница, – епископ схватил Смита за плечо, сильно потряс его и убрался из окна машины. Смит поехал дальше.

– Старый друг? – спросила Бонни.

– Не-а.

– Старый враг?

– Ага. Старина Лав, мне от него никакого проку.

– Почему ты зовешь его епископом?

– Потому что он епископ в церкви.

– Этот мужик – епископ? В церкви?

– Святых последних дней. В мормонской церкви. У нас епископов больше, чем святых, – Смит ухмыльнулся. – Какого черта, детка, я бы и сам мог быть епископом, кабы держал нос в чистоте, не перенапрягал мышцы и держался подальше от каньона Сожительства.

– Ладно, давай, – сказала Бонни, – говори по-человечески.

Хейдьюк, только притворявшийся спящим, вставил и свои два цента.

– Он говорит, если б он не совал свой конец по всей Юте и Аризоне, так теперь он у него был бы уже епископский.

– Тебя никто не спрашивал – не рот, а помойка.

– Я знаю.

– Так заткнись.

– Конечно.

– Я про это говорил, – сказал Хейдьюк. – Что Джордж сказал.

– Так что там эта поисково-спасательная команда делает на полосе отвода?

– Они сотрудничают с отделением окружного шерифа. Можно сказать – орган законной власти. Вообще-то они просто шайка бизнесменов, которые любят в свободное время поиграть в «комитет бдительности». Они не хотят никакого вреда. Каждую осень они привозят несколько охотников на оленей из Калифорнии. Каждое лето они привозят несколько пересохших бойскаутов из Большого Ущелья. Стараются делать добро. Это у них хобби такое.

– Когда я вижу, что кто-то хочет сделать мнедобро, – заметил Хейдьюк, – я берусь за револьвер.

– Когда я слышу слово культура, – вставил доктор Сарвис, – я берусь за свою чековую книжку.

– Это ни то, ни другое, – сказала Бонни. – Попробуем держать наши мысли в ясном, логическом порядке. Она и ее мужчины стали глядеть вперед, через ветровое стекло, на красную панораму вдали, голубые скалы, светлые каньоны, угловатый силуэт Вуденшу Батт на фоне северо-западного горизонта. – Что мне хочется знать сейчас, – продолжала Бонни, – так это кто такой этот епископ Лав и почему он ненавидит вас до кишок, Капитан Смит, и следует ли мне наслать на него злые чары.

– Меня зовут Редкий Гость, – сказал он, – а старина Лав ненавидит меня, потому что прошлый раз, когда мы сцепились рогами, так отброшен был он, не я. Вам не захочется слушать по это.

– Наверное, нет, – сказала Бонни. – Так что же случилось?

Грузовик ехал по пыльно – красной проселочной дороге штата Юта, слегка подпрыгивая и виляя на выбоинах и камнях. – Наверное, перед немного покривился, – говорит Смит.

– Ну, так что же случилось?

– Просто немножко не сошлись во мнениях, что стоило старине Лаву около миллиона долларов. Он хотел арендовать на сорок пять лет участок земли штата с видом на озеро Пауэлла. Имел в виду построить там кое-что для летнего туризма – летние домики, торговый центр, аэродром и т. д. В Солт Лейк было слушание, и мы с дружками поговорили там в Комиссии землеустройства, чтобы они это дело заблокировали. Пришлось долго побеседовать, но мы их все-таки убедили, что проект Лава – мошенничество, чем он и был на самом деле, и вот он по сию пору никак мне не простит. Мы и до того с ним так спорили, он и я, несколько раз.

– Я думала, он епископ.

– Так это только по вечерам в воскресенье и среду, на церковных службах. Все остальное время он по уши в недвижимости, урановых шахтах, скотоводстве, нефти, газе, туризме, – почти всюду, где хоть немного пахнет деньгами. Этот человек услышит, как долларовая бумажка падает на пушистый ковер. А сейчас он баллотируется в законодатели штата. У нас в Юте таких полно.

– Скажи им, что Хейдьюк вернулся, – сказал Хейдьюк. – Это охладит их пыл. Он вышвырнул пустую банку через окно и открыл новую. Бонни внимательно смотрела на него.

– Я думала, мы будем загаживать только асфальтированные дороги, – сказала она. – А это – не мощеная дорога, если твои глаза не настолько налиты кровью, что ты этого не замечаешь.

– Хрен с ним, – он швырнул в окно и крышечку от новой банки.

– Это блестящий ответ, очень остроумный, Хейдьюк, – сказала она. – Отличная находка. Настоящий блеск ума на все случаи жизни.

– Хрен с ним.

– Нет слов. Док, ты так и будешь сидеть тут, как кусок жира, и слушать, как эта волосатый боров оскорбляет меня?

– Н-ну-у… да, – ответил Док после долгого раздумья.

– Тем лучше. Я вполне взрослая женщина, могу сама за себя постоять.

Хейдьюк, сидя у окна, обозревал пейзаж, этот обычный ландшафт зоны каньонов – грандиозный, безлюдный, бесстыдно эффектный. Там, вдали, среди этих плоских вершин и остроконечных пиков, розово-красных на фоне неба, лежало обещание чего-то глубоко личного, очень интимного, близкого – близкое в отдаленном. Тайна и откровение. Позже, думал он, мы во все это вникнем.

Они добрались до Мелкого каньона, представляющего собою щель в коренной породе десять футов в ширину и пятьдесят в длину с перекинутым через него старым деревянным мостиком. Еще там есть склад из шлакоблоков, выполняющий функции магазина в Мелком каньоне, заправочная станция, почта и общественный центр, а также взлетная полоса, расчищенная бульдозером, мощеная булыжником и запятнанная коровьими лепешками. На ней ожидал один четырехместный самолет. Все это вместе было – аэропорт Мелкого Каньона.

Смит проехал мимо болтающегося на шесте конуса, указывающего направление ветра, прямо к крылу самолета, где и остановился. Когда он выгрузил пассажиров и багаж, из магазина вышел пилот, попивающий кока-колу из банки. Не прошло и пяти минут, как все поцелуи (Смит и Бонни), рукопожатия, объятия и прощания были завершены, и доктор Сарвис и мисс Абцуг, снова оторвавшись от земли, летели своим курсом на юг, к Нью-Мексико и домой.

Хейдьюк и Смит пополнили запасы пива и поехали дальше, в сторону солнца, вниз, в сторону реки, в сторону ветра, в красно-каменный, обрывистый край реки Колорадо, сердце сердца американского Запада. Где всегда дуют ветры, где ничего не растет, кроме приземистого можжевельника на краю обрыва, там и сям разбросанного перекати-поля да колючих кактусов. После зимних дождей, если они будут, а также и после летних, если будут и они, наступает краткий период цветения совершенно эфемерных цветов. Среднегодовой уровень дождевых осадков достигает пяти дюймов. Такая земля вызывает ужас и отвращение в сердцах земледельцев, скотоводов, застройщиков. Здесь нет воды; нет почвы; нет травы; здесь нет деревьев – разве несколько отважных тополей в глубине каньонов. Ничего, кроме голого камня с тонкой кожей из песка и пыли, тишины, простора и гор вдали.

Хейдьюк и Смит, трясясь в своем грузовике по пустыне, проехали, не останавливаясь (поскольку Смит не выносил воспоминаний) поворот на старую дорогу, которая прежде вела к деревушке Хайт (не путать с Хайт Марина). Хайт, в прошлом родина Редкого Гостя и все еще юридический адрес центрального офиса его компании, теперь лежит под водой.

Они ехали дальше, и сейчас как раз подъезжали к новому мосту через Белый каньон, первому из трех новых мостов в этой зоне. Три моста через одну реку?

Посмотрите на карту. Когда плотина Глен Каньона перекрыла Колорадо, ее воды покрыли выше Хайта, перекатились через него, через паромную переправу и поднялись на тридцать миль от нее вглубь каньона. Самым подходящим местом для моста через реку (ныне озеро Паэлла) было выше Узкого каньона. Чтобы добраться до строительной площадки моста через Узкий каньон, нужно было построить мост через Белый каньон на востоке и каньон Грязного Дьявола на западе. Вот вам и три моста.

Хейдьюк и Смит остановились, чтобы оглядеть мост через Белый каньон. Он, как и два других, был арочной конструкции, массивный, рассчитанный на века. Головки болтов поперечных элементов конструкции, и те были размером с мужской кулак.

Джордж Хейдьюк некоторое время ползал вокруг берегового устоя, где кочевое племя туристов, несмотря на то, что мост был совсем новым, уже оставило свои следы – свои подписи краской из распылителей на светлом бетоне и свои экскременты в пыли, ссохшиеся и сморщенные.

– Не знаю, – говорит он, – не знаю. Один сплошной здоровенный хрен.

– Средний еще больше, – замечает Смит.

Они уставились вниз через перила на тонкую струйку, извивавшуюся внизу, в двухстах футах от них, – периодический, строго сезонный водоток Белого каньона. Их банки из-под пива полетели легко, как бумажные стаканчики, и канули во тьму ущелья. Первый весенний паводок смоет их вместе со всеми остальными обломками и отбросами в водохранилище – озеро Пауэлла, где весь мусор, выброшенный выше по течению, находит вполне подходящее место для свалки.

Поехали к среднему мосту.

Они спускались, направляясь вниз, но масштабы здесь были настолько грандиозны, а топография настолько сложной, что путешественник не мог увидеть ни реки, ни центрального каньона до тех пор, пока не достигал самого его края.

Сначала они увидели мост – высокую симпатичную двойную арочную конструкцию из серебристой стали, поднимавшуюся достаточно высоко над уровнем проложенной по нему автодороги. Потом появился в поле зрения срез стен Узкого каньона. Смит припарковал машину; они вышли и пошли на мост.

Первое, что они заметили – это то, что реки здесь больше не было. Кто-то убрал реку Колорадо. Для Смита это была старая новость, но для Хейдьюка, который знал о ней только по слухам, открытие, что реки на самом деле не стало, было потрясением. Он глядел вниз, но видел там не реку, а неподвижную, топкую, грязно-зеленую массу стоков, мертвую, гнилую, с нефтяной пленкой на поверхности. Полоса высохшего ила и минеральных солей на стенах каньона, как на стенках ванны, показывала отметку уровня высоких вод. Озеро Пауэлла – водохранилище, ловушка наносов, испарительная емкость и свалка всяческого мусора, отстойник сточных вод 180 миль длиной.

Они глядели вниз. Несколько дохлых рыбешек плавало брюхом вверх среди апельсиновых корок и бумажных тарелок. Одно пропитанное водою дерево – опасное препятствие для навигации – нависало в статической середине. Они ощущали гнилостный запах разложения, слабый, но безошибочно узнаваемый, поднимавшийся к ним с глубины четыреста пятьдесят футов. Где-то под этой неподвижной поверхностью, внизу, где оседал клубящийся ил, до сих пор еще, должно быть, стоят затонувшие тополя с водорослями на разбухших мертвых ветвях и толстым слоем ила на древних их коленях. Где-то под тяжким гнетом слоя воды, никуда не текущей, под тишиною, лежали старые камни русла реки, ожидая обетованного воскресения. Обетованного кем? Обетованного Капитаном Джозефом «Редким Гостем» Смитом; сержантом Джорджем Вашингтоном Хейдьюком; доктором Сарвисом и мисс Бонни Абцуг, вот кем.

Но как?

Хедьюк ползком спустился по камням и осмотрел опоры моста: весьма основательные, бетонные. Береговые устои основательно заглублены в песчаниковую стену каньона; гигантские двутавровые балки скреплены болтами размером в мужскую руку и гайками со столовую тарелку. Если иметь гаечный ключ с головкой в 14 дюймов, думает Хейдьюк, с ручкой, как 20-футовый лом, то он, быть может, и сгодился бы как рычаг для этих гаек.

Они поехали к третьему мосту, над ныне затопленным устьем реки Грязного Дьявола. По пути они проехали немаркированную грунтовую дорогу – колею от джипа – ведущую на север, в сторону Мейза, Земли Стоящих Камней, Плавников, Скалы Ящериц и Края Земли. Ничья земля, Смит хорошо это знал.

Третий мост, как и предыдущие, представлял собою арочную конструкцию сплошь из стали и бетона, рассчитанную на вес сорокатонных самосвалов с карнотином, уранинитом, бентонитом, битуминозным углем, диатомовой глиной, серной кислотой, буровыми шламами Шламбергера, медной рудой, нефтеносным глинистым сланцем, гудроном и всем тем, что еще можно будет извлечь из недр этих отдаленных земель.

– Нам тут потребуется грузовик взрывчатки, – говорит Джордж Хейдьюк. – Не то что эти старые деревянные мостики на фермах и эстакадах там, в «Наме.

– Кто, к дьяволу, сказал, что мы должны взорвать все три? – спрашивает Смит. – Если мы уберем любой из них, движение будет прервано.

– Симметрия, – отвечает Хейдьюк. – Славная аккуратная обработка всех трех будет выше оценена. Я не знаю. Давай подумаем. Смотри, ты видишь, вон там?

Перегнувшись через перила моста Грязного Дьявола, они смотрели на юг, в сторону Хайт Марина, где на воде стояло несколько ошвартованных крейсерских яхт, на то, что было поближе и интересовало их гораздо больше: на взлетно-посадочную полосу Хайта. Оказалось, что ее расширяют. Они увидели четверть мили расчищенной земли, грузовик, колесный погрузчик, автосамосвал и завершающий работу бульдозер Катерпиллер D-7. Эта взлетно-посадочная полоса протянулась с севера на юг на плоском уступе, пониже дороги, повыше водохранилища; один ее конец отстоял от края уступа едва ли более, чем на пятьдесят футов. Дальше шла вертикальная стена высотой футов 300 до самой темно-зеленой поверхности вод озера Пауэлла.

– Да вижу я, – неохотно ответил наконец Смит.

Как раз пока они смотрели, оператор бульдозера вышел из него, сел в пикап и поехал к водоему. Снова время обеда.

– Редкий, – говорит Хейдьюк, – этот парень заглушил двигатель, но он же точно ничего оттуда не забрал.

– Нет?

– Абсолютно точно.

– Ну-у …

– Редкий, я хочу взять у тебя урок вождения.

– Не здесь.

– Именно здесь.

– Не посреди ясного дня.

– Почему бы и нет?

Смит искал какого-нибудь повода отказаться. – Не на виду же у этих яхтсменов, болтающихся в яхт-клубе.

– Да им наплевать. У нас жесткие шляпы, и твой грузовик, и они примут нас за строителей.

– Не будешь же ты поднимать большой шум у лодочных причалов.

– Будет один чертовски шумный всплеск, а?

– Мы не можем сделать это.

– Это дело чести.

Смит подумал, поразмыслил, помедитировал. Наконец глубокие складки разгладились, его загорелое лицо расплывается в облегченной улыбке.

– Сначала сделаем одну вещь, – говорит он.