Текст книги "Похищенный шедевр, или В поисках “КРИКА”"

Автор книги: Эдвард Долник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Даже цифры, которые называют его коллеги-детективы, отвечая на вопрос о количестве раскрытых преступлений в сфере искусства, приводят его в ярость.

– Все это чушь! Цифры взяты с потолка! Полицейская статистика не отражает реальной картины. К тому же бюрократы в мундирах не способны отличить произведение искусства от дешевой репродукции, полученной в награду за точную стрельбу по мишени в городском парке развлечений.

Хилл непредсказуем. Может взахлеб рассказывать о своем кумире сэре Джоне Хоквуде, рыцаре четырнадцатого века, ставшем итальянским кондотьером, конный портрет которого написал Уччелло. Но внезапная смена настроения заставит Чарльза умолкнуть. Будучи за рулем, Хилл в состоянии оборвать себя на полуслове и весь дальнейший путь не проронить ни слова, кроме пары ругательств по поводу пробок на дороге. Если ужинает с друзьями, не дождавшись конца трапезы, может встать и уйти, сказавшись уставшим и сонным.

Но когда у него хорошее настроение, Хилл просто фонтанирует идеями, шутками и удивительными историями. Он безжалостен к друзьям: «Фрэнк обязательно срежиссирует свои похороны. Гроб с телом вознесут на большой баркас, и в море почетный караул в присутствии рыдающих женщин и детей даст несколько залпов. А бедный, всеми забытый Джордж всхлипнет в своем гробу, и его никто не услышит».

Хилл часто бывает сдержан, но всегда остер на язык. Чарльз любит повторять, что многим из его армейских сослуживцев «жизнь предоставила возможность выбора: тюрьма или армия, и, разумеется, почти все выбрали армию».

В этом человеке живо неистребимое мальчишество. Туча на небе – не беда, но лучше, когда светит солнце. Взрослая солидность – ничто, если нужно на ходу заскочить в поезд. Небольшой снег – достаточный повод надеть шапку, шарф, теплые ботинки и перчатки, словно он собирается в Антарктику, а не на прогулку в ботанический сад Кью Гарденс.

Лучше выдуманное приключение, чем никакого, но Хилл отнюдь не Вальтер Мити^[5]. Он сыщик и разоблачитель «хитрых, коварных, циничных охотников за произведениями искусства», поэтому опасность для него не издержка ремесла, а награда.

– Думаю, он пошел добровольцем во Вьетнам, потому что считал войну такой же игрой, как футбол, а в футболе не убивают, – говорит один из друзей, который знает его с юношеской поры.

Чарльз Хилл – принц Валиант и Филипп Марлоу Рэймонда Чэндлера в одном лице.

Отец Хилла родился на юго-западе Америки в семье фермера, мать – англичанка. Веселая, энергичная девушка занималась балетом, участвовала в европейском турне труппы Блубелл Келли. В фильме Джина Келли «Девушки» образ Кей Кендал списан с матери Хилла. Его родители познакомились во время Второй мировой войны. Трудно отыскать двух более непохожих людей. Лэндон Хилл вырвался из Богом забытой Оклахомы лишь благодаря армии. Зита Уиддрингтон, дочь Реверенда Кэнона Перси Элбороу Тинлинга Уиддрингтона, появилась на свет недалеко от Кембриджа в восточной Англии. Деревянные дома с соломенными крышами, многолюдные шумные пабы, средневековые церкви, шпили которых достигают шестидесяти метров в высоту, – именно так представляют американцы Англию. Названия деревушек в этой области Альбиона словно взяты из романа о Гарри Поттере: Литл Данмоу, Грейт Данмоу, Такстед, Тилти.

Зита росла в большом, гостеприимном доме, здесь же и увидела своего будущего мужа – молодого офицера ВВС: он играл в шахматы с ее отцом. Реверенд Уиддрингтон служил пастором в церкви, состоял членом Фабиановского общества и, по словам дочери, умел подать себя в выгодном свете. В доме часто бывал Гилберт Кийт Честертон. Наведывался и Джордж Бернард Шоу. Дети посмеивались над его густой бородой и забавной привычкой спать на полу, а не в кровати.

То была прекрасная жизнь. Однажды в доме Герберта Уэллса шестилетнюю Зиту подвели к человеку невысокого роста, невзрачной внешности и представили:

– Зита, познакомься с Чарли Чаплином.

Девочка вдруг заплакала.

– Это не Чарли Чаплин, – скуксилась она.

Мужчина удалился и через несколько минут появился в котелке, с тростью, мигом превратившись в великого комика.

Даже сейчас, в свои восемьдесят семь лет, Зита похожа на взрослого ребенка, отпускающего озорные замечания и уверенного, что ему все сойдет с рук. Потрясающая рассказчица, она всегда в центре внимания. Как-то ей случилось отдыхать на Средиземном море с привлекательным молодым французом Диди Дюма, который занимался подводными исследованиями вместе с молодым Кусто. Потом началась война, ее арестовали за незаконную переправку оружия в Грецию, посадили в тюрьму, но каким-то чудом девушке удалось сбежать. Еще до замужества Зиту связывали романтические отношения с этим молодым человеком, погибшим в авиакатастрофе.

– Величайшая трагедия моей жизни, – говорит она.

Позже Зита познакомилась с будущим отцом Чарли, служившим в ВВС, и вышла за него замуж. Супруги переезжали из одного города в другой.

– Дейтон, штат Огайо, был просто ужасен! – Она театрально вздыхает.

Маленький Чарли сменил больше десяти школ в Техасе, Лондоне, Колорадо, Франкфурте и Вашингтоне. В Огайо он с родителями переехал из Англии и до сих пор помнит имя мальчишки, который посмеивался над его необычным акцентом и внешним видом: шерстяной шляпой, длинными носками и короткими штанами. Пришлось учиться вести себя и одеваться так, как принято в Дейтоне.

Чарльз гордится своей родословной – отец происходил из простой американской семьи, а мать принадлежала к старинному английскому роду, славному даже королевскими рыцарями. Он любит рассматривать старинные фотографии, на которых запечатлены его американские предки возле хижины в индейской резервации в Оклахоме. Прапрапрабабушка – чистокровная чероки, поэтому ему позволительно считать себя потомком и ковбоев, и индейцев. Хилл не раз пытался подсчитать, какая доля индейской крови течет в его жилах, но как человек, далекий от цифр, ни разу не пришел к одному и тому же результату.

Судьба Лэндона Хилла сложилась не слишком удачно. Вторая мировая война оставила в его душе глубокие раны. Он одним из первых американских солдат прибыл в Дахау, и то, что предстало его глазам – товарные вагоны, доверху наполненные мертвыми телами, – глубоко потрясло и мучило его до конца жизни. Он один из тех ярких людей, которые не могут найти себя в жизни. Героя войны сгубил алкоголь. В декабре 1966 года после возлияний в баре Лэндон, выходя из такси, дверцей машины прищемил полу пальто. Фатальная нелепость – машина волокла его, пока он не испустил дух.

Спустя полгода Чарльз Хилл отправился добровольцем во Вьетнам. Он любит вспоминать деяния предков, что сражались в 1812 году против англичан, воевали с французами и индейцами, а один из пращуров еще в пятнадцатом веке сражался в Шотландии. В память об этом была сделана камея «Преследование». Чарльз с гордостью читает вырезанную на ней надпись: «Бравый эсквайр Уиддрингтон, несмотря на ранение, сражался до последнего вздоха».

По случаю Хилл всегда останавливается, чтобы прочитать надпись на какой-нибудь мемориальной доске, посвященной героям войны.

Выступая против войны во Вьетнаме, Чарльз тем не менее жаждал приключений и опасности. Обуреваемый идеализмом, Хилл бросил университет и со второго курса отправился на войну добровольцем.

Потомок Хиллов-Уиддрингтонов оказался единственным студентом среди бедных афроамериканцев и белых парней, выросших в сельской глуши. Двенадцать из пятнадцати человек в его отряде не вернулись домой. Хилл остался жив и без единой царапины, при том что бывал под обстрелом и не раз участвовал в ночных вылазках в тыл врага.

На войне он узнал о себе то, что хотел узнать. Журналист Майкл Келли, убитый на войне в Ираке, как-то сказал: «Многие люди проживают жизнь, так и не поняв, смелы ли они. Война дает возможность узнать ответ на этот вопрос – он прямо перед тобой. Ты смотришь на людей вокруг, видишь себя со стороны, и это знание остается на всю жизнь».

Возможно, многие люди не задумываются об этом, но Хилл мечтал узнать о себе правду и в конце концов понял, что неверна сама постановка вопроса. Врожденная смелость – такая же природная данность, как ростовые показатели или цвет волос. В отличие от нее бестрепетный дух – способность быть верным убеждениям и поступать по совести – встречается гораздо реже. Келли остановился в шаге от истины.

Во Вьетнаме на каждом шагу существовала необходимость делать выбор. Однажды после разведывательной вылазки к неприятелю Хилл с двумя товарищами вернулся в свой лагерь, но там никого не оказалось, кроме раненого горца, который, вероятно, тайными тропами и вывел северных вьетнамцев на расположение. Товарищи Хилла хотели пристрелить проводника на месте, но Чарльз остановил их, сохранив пленному жизнь, и раненого эвакуировали вертолетом. Как-то во время обстрела один из разъяренных солдат пообещал Хиллу неприятности за то, что тот не позволил ему поквитаться с предателем.

Отвоевав, потомок индейцев и лордов благополучно вернулся домой в Вашингтон. Увиденное на войне поразило его и заставило задуматься. Он не знал, чем заняться, и не будет преувеличением сказать, что его спасло искусство.

– По воскресеньям в Национальной галерее показывали изумительный фильм Кеннета Кларка «Цивилизация», – вспоминает Хилл. – Ночами я работал там охранником, но в урочный день рано просыпался и отстаивал огромную очередь, чтобы на большом экране посмотреть очередную серию фильма. Лента меня поразила, открыла мне глаза, хотя я до этого был знаком с искусством. С матерью и сестрами я ездил во Флоренцию, посетил лондонскую Национальную галерею, Национальную галерею искусств в Вашингтоне, регулярно брал уроки рисования, но этот фильм перевернул мое восприятие искусства. Я вновь открыл для себя цивилизацию после года, проведенного в джунглях.

ЧАСТЬ II

ВЕРМЕЕР И ИРЛАНДСКИЙ ГАНГСТЕР

Глава 7

СЦЕНАРИСТЫ

Прошли годы, прежде чем Хиллу удалось превратить любовь к искусству в работу. Он перепробовал множество профессий, пока не нашел то, что показалось интересным. Вернувшись из Вьетнама, он устроился охранником, но вскоре оставил работу ради учебы на историческом факультете Университета Джорджа Вашингтона. Затем получил фулбрайтовскую стипендию Тринити-колледжа в Дублине, преподавал в Белфасте, изучал теологию в Лондоне и наконец там же устроился на работу в полицию, где не только освоил азы следственной работы, но и столкнулся с преступлениями в сфере искусства.

Как полицейский Хилл весьма необычен. В семидесятые годы прошлого века британские полицейские обликом и повадками все еще напоминали персонажей Гилберта и Саливана^[6], носили стальные каски и пользовались латунными свистками. Седой неразговорчивый полицейский из Норфолка, похожий на фермера, прекрасно помнит первое знакомство с новым коллегой.

– Представительный парень с большими очками в массивной оправе и вьющимися волосами, – здесь он пытается изобразить Чарльза, и, расправив плечи, выпятив живот, делает несколько стремительных шагов, – без умолку говоривший не то с американским, не то с канадским акцентом о средневековом искусстве.

Друзья Хилла, а их нашлось немало по обе стороны океана, спорили между собой, удастся ли ему реализовать себя, или он так и останется невостребованным со всеми знаниями и особенностями характера.

– Мы знали, что Чарльз полон противоречий, – говорит один из друзей детства. – В молодости он хотел стать священником и одновременно отправиться на войну. В нем органично уживалась эта противоречивость, но тем не менее иногда мешала.

Хилл выказал искреннюю готовность заняться расследованием похищения картины «Крик». Однако прежде чем приступить к делу, подразделению Скотленд-Ярда по борьбе с хищениями предметов искусства и антиквариата требовалось заручиться поддержкой начальства в том, что действительно следует подключиться к расследованию преступления. Для Хилла сомнений в этом не осталось. Что может быть важнее и благороднее спасения шедевров из рук циничных и жестоких преступников?

Прямолинейность не добавляла Чарльзу друзей во влиятельных кругах, впрочем, таковой факт лишь убеждал его в собственной правоте. Хилл с юношеским максимализмом и упрямством стоял на своем, подвергая риску собственную карьеру.

У Эдгара Аллана По есть рассказ «Демон извращенности» о том, что иногда дух противоречия заставляет нас действовать вопреки собственным интересам. Закатываем глаза, услышав очередную безумную идею начальника, посмеиваемся вместо того, чтобы проявить благодарность, говорим жестокую правду, когда предпочтительнее ложь. «Мы поступаем так, а не иначе именно по велению рассудка», – писал По. Дух противоречия – постоянный спутник Чарльза Хилла.

Неповоротливость бюрократической машины приводила его в негодование, и это при том, что руководство Скотленд-Ярда истово желало, чтобы «Крик» был найден именно их усилиями.

Взять на себя труд по общению с руководством пришлось главе артсквода Джону Батлеру. Он попытался доказать, что кража «Крика» – преступление мирового масштаба, поэтому Великобритания просто обязана участвовать в его расследовании.

– Батлер должен был убедить начальство выделить средства на следственные мероприятия, невзирая на то, что похищение произошло не в Лондоне, украденная картина, по сведениям, находилась не в Англии и, может быть, никогда здесь не окажется, – поясняет один из детективов отдела, Дик Эллис, с таким энтузиазмом, словно комментирует мастерский удар на ринге.

За многие годы работы спецы артсквода освоили тактику дозирования информации для начальства.

– Как правило, мы сообщали нечто важное постфактум, – говорит Эллис, возглавлявший отдел на протяжении десяти лет, с 1989 по 1999 год. – Обычно мы предпринимали какие-то действия, а уже потом докладывали о них руководству, когда оно уже не могло помешать нам действовать.

Ко всему прочему Эллис руководствовался понятным и доступным мотивом славы и почета.

– Если повезет и мы найдем произведение, то это будет успех Скотленд-Ярда, а значит, и ваш личный успех, – так он убеждал шефа заняться тем или иным делом, и, как правило, вопрос решался в пользу детективов. – Мы уже этим занялись, – продолжал Эллис, чтобы снять окончательные сомнения. – Если откажемся от расследования, возможны печальные последствия, в которых обвинят именно вас.

Неожиданно произошло событие, которое всем облегчило жизнь, – в Лондон для отбывания срока этапировали Билли Харвуда. Семь лет он отсидел в норвежской тюрьме по обвинению в торговле героином, и вот официальный Осло отправил его отбывать оставшиеся пять лет на родину, в Англию. Соотечественники освободили преступника под честное слово.

Далее произошло следующее – Харвуд позвонил в норвежское посольство в Лондоне и поведал интригующую историю. За время отбывания срока ему удалось установить кое-какие связи в уголовной среде, и он знает, кто похитил «Крик». Эти люди очень осторожны и упрямы, а ему доверяют. Никому не удастся убедить их признаться в совершенном, а если они почувствуют опасность, просто уничтожат картину. Харвуд убеждал, что с ним похитители не будут столь маниакально осторожны, и предложил помощь в возвращении картины в Национальную галерею за гонорар в пять миллионов долларов.

Норвежцы немедленно связались со Скотленд-Ярдом и сообщили о предложении Харвуда. Английская полиция не придала серьезного значения словам доброхота-уголовника, ведь тот стяжал репутацию авантюриста, готового пообещать все, что угодно, за возможность получить солидный куш. Но в любом случае Харвуд вдруг стал мостом между норвежской и английской полициями. Артсквод Скотленд-Ярда мог официально приступить к расследованию дела.

* * *

Работа Хилла и других сотрудников отдела по борьбе с хищениями предметов искусства и антиквариата несколько отличается от того, чем заняты детективы других отделов полиции. Розыск произведения и его возвращение законному владельцу для сыщиков артсквода важнее осуждения преступника и заключения в тюрьму. Важно установить местонахождение произведения – будь то заброшенный склад или камера хранения на вокзале, – для чего необходима кропотливая работа по сбору информации, сплетен и слухов.

Для артсквода создание легенды является такой же частью работы, как и арест преступников. Когда в конце восьмидесятых – начале девяностых таинственные японские покупатели заплатили сумасшедшие деньги за работы всемирно известных художников – пятьдесят четыре миллиона долларов за «Ирисы» и восемьдесят два с половиной миллиона за «Портрет доктора Гаше» Ван Гога, семьдесят восемь миллионов за «Бал в Мулен-де-ла-Галетт» Ренуара, отдел по борьбе с хищениями предметов искусства и антиквариата искал детектива, владеющего японским и готового сыграть роль гангстера или толстосума, мечтающего украсить шедевром гостиную в своем доме.

– Мы похожи на сценаристов, – говорит Дик Эллис. – Для того чтобы внедрить агента, предмет нужно досконально исследовать. Все должно быть достоверно, чтобы не вызвать подозрения.

Для успешной операции необходимо сочетание нескольких факторов, совместить которые нелегко. Легенда должна быть простой, поскольку у агента нет шанса на второй дубль, у него есть только один премьерный выход. Если что-то пойдет не по сценарию, надеяться можно только на импровизацию. (Сценаристам легче, ведь они знают, чем закончится история, а детективы пишут реплики только для одной стороны).

В то же время легенда агента должна отличаться правдоподобием. Преступники очень осторожны, им везде и всегда мерещится обман или ловушка. Небольшое подозрение – и игра окончена.

– Ты сидишь, наблюдаешь за преступником, – разъясняет Эллис, – и пытаешься понять, что за человек перед тобой. Необходимо поставить себя на его место. Это напоминает игру «он думает, что я думаю, что он думает…». Стоит ненадолго потерять контроль, и все закончится крахом.

Глава 8

СОТРУДНИК МУЗЕЯ ГЕТТИ

14 февраля 1994 года

Чарльз Хилл предположил, что грабители, укравшие «Крик», знали, что продать картину не смогут. Если они не собирались ее уничтожить, то преследовали другую цель – возможно, получение выкупа.

Пойдет ли норвежское правительство на сделку с похитителями? Нет, оно не пойдет на сделку с преступниками. Какие еще могут быть варианты? Возможно, найдется тот, кто заплатит за картину от имени правительства. Но кто?

Для того чтобы выманить воров из тени, необходимы деньги. Кто согласится выкупить картину, обладать которой никогда не сможет, за миллионы долларов? В мире искусства есть только одна такая организация. Все знают о Музее Гетти в южной Калифорнии, названном в честь его основателя Жана-Поля Гетти, нефтяного короля. Гетти, некогда самый богатый человек в мире, собрал богатейшую коллекцию произведений искусства в мире.

Гетти слыл угрюмым скупердяем с дурным характером и походил на диккенсовского злодея с внешностью босса Гомера Симпсона^[7] господина Бёрнса. Жил в поместье под Лондоном, окруженном колючей проволокой, под охраной двадцати натасканных собак. Патологически жадный, несмотря на фантастическое богатство, Гетти установил в своем поместье платный телефон для гостей и никогда не выбрасывал старые шнурки. В 1973 году Гетти оказался в центре скандала, отказавшись заплатить выкуп в семнадцать миллионов долларов за похищенного внука. Только после того, как в редакцию одной из итальянских газет похитители прислали отрезанное ухо мальчика, Гетти задумался о возможности платежа. Он предложил преступнику лишь два миллиона семьсот тысяч долларов, объяснив, что не может расстаться с большей суммой.

В то же время Музей Гетти тратил деньги направо и налево, как обезумевший от выигрыша игрок. Согласно закону, в США фонды обязаны тратить не менее пяти процентов ежегодных пожертвований. Доход Фонда Гетти составлял двести пятьдесят миллионов долларов в год. Старые, но небогатые музеи с завистью смотрели на новый храм искусств, покупающий один шедевр за другим. В 1997 году галерея Гетти открыла новый комплекс из шести зданий. И хотя уже почти никто не вспоминает о мании Гетти «увидел – купил», его имя все еще ассоциируется с дорогостоящими приобретениями.

Хилл рассудил, что Музей Гетти – единственное учреждение, которое могло бы выделить средства на покупку картины «Крик». Ни одна другая галерея в мире не располагает подобными средствами. Кроме того, Музей Гетти может делать все необходимое, не обращая внимания на бюрократические проволочки. Более того, само имя Гетти имеет весомую репутацию. Его можно использовать как приманку для преступников. Ведь им не скажешь: «Дядя Фред готов купить у вас картину».

В голове Хилла моментально родилась правдоподобная легенда. Он станет представителем Музея Гетти, ведущим переговоры с руководством Национальной галереи в Осло. Согласно легенде, Музей Гетти готов выкупить похищенное произведение, а за свою помощь получит возможность временно его экспонировать.

По задумке, Хиллу придется сыграть американца, беспринципного ловкача, ради достижения цели готового на все. Для агента полиции – это роль всей жизни.

– Отлично, – усмехнулся Хилл. – Я – человек Гетти.

Чарльз набрал номер Джона Батлера и изложил свой план.

– Прекрасная идея, – согласился Батлер. – Будем действовать.

Спустя несколько минут шеф перезвонил:

– Я переговорил с норвежцами. Им понравился наш план. Что думаешь делать дальше?

– Для начала, полагаю, надо заручиться поддержкой Музея Гетти.

Переговоры с музеем требовали особой деликатности, хотя речи о том, чтобы Гетти на самом деле выкупил «Крик», не шло. К счастью, сотрудник артсквода Скотленд-Ярда Дик Эллис на протяжении почти двадцати лет сотрудничал с Музеем Гетти, расследуя хищения из музеев и частных коллекций. Хилл же только раз посещал Музей Гетти во время медового месяца двадцать лет назад. Он знал о музее не больше прочих рядовых посетителей, но считал это достаточным, чтобы не упасть лицом в грязь. Однако с момента его визита в Калифорнию в Музее Гетти произошло много значительных изменений: коллекция пополнилась и переехала в другое здание в нескольких километрах от старого. Хилл об изменениях не знал.

За время сотрудничества у Эллиса сложились хорошие отношения с директором и руководителем службы безопасности Музея Гетти. Предполагалось, что прежде, чем Скотленд-Ярд предпримет активные действия, детектив Дик съездит в Лос-Анджелес освежить давние связи и заручиться поддержкой руководства калифорнийского музея.

Через несколько дней Эллис вылетел в Калифорнию. Этот видный здоровяк начал работать в полиции с девятнадцати лет, но, несмотря на талант и амбиции, так и не дослужился до больших руководящих должностей, поскольку предпочитал действовать, а не просиживать штаны за письменным столом. Дик всегда пользовался заслуженным уважением своих коллег, и ныне Эллис один из опытнейших сотрудников Скотленд-Ярда.

Директор Музея Гетти внимательно выслушал план по спасению картины «Крик», но с обещанием помочь не спешил.

– Сначала он колебался, – рассказывал позже детектив. – Дал понять, что готов на это лишь в исключительном случае, поскольку не желает, чтобы ему звонили из разных организаций с просьбой оказать финансовую помощь. В конце концов согласился.

Эллис привез с собой в Калифорнию фотографию Хилла и необходимые бумаги. Если Музей Гетти согласится участвовать в операции Скотленд-Ярда, понадобятся документы.

Вскоре Чарльз Хилл превратился в Кристофера Чарльза Робертса^[8]. Его снабдили картой «Американ экспресс», удостоверением с фотографией сотрудника Музея Гетти, визитными карточками и персональными канцелярскими принадлежностями. Кроме того, Робертса включили в платежные ведомости на получение жалованья за несколько лет на случай, если кто-то особенно рьяно станет интересоваться его прошлым.

Вероятность того, что подозрительный преступник позвонит в Музей Гетти с целью разузнать что-либо о Робертсе, оставалась невелика. Большинство организаций содержат в тайне конфиденциальную информацию о своих сотрудниках. «Но люди из криминального мира всегда могут найти лазейку и проверить того или иного человека, с которым им приходится общаться, – говорит Эллис. – И нужно быть готовым к тому, чтобы дать преступнику ту информацию, в которой заинтересована полиция».

Существовала и другая опасность. А что, если преступники станут искать знакомства с кем-нибудь из сотрудников музея и расспрашивать о Робертсе? Дабы избежать утечки информации, решили разработать документ для внутреннего пользования, в котором Робертс значился бы как сотрудник, постоянно работающий в Европе с подчинением непосредственно директору.

Хилл остался доволен. Сыщики подстраховались на всех уровнях, и Чарльз мог чувствовать себя спокойно, как настоящий сотрудник Музея Гетти. «Все складывается отлично», – отметил он с удовлетворением.

Хилл одинаково свободно владеет британским и американским вариантами английского. Американские идиомы изучил в армии, способен мгновенно переходить с английского на американский. Обычно перестраивается в самолете, в зависимости от того, с кем предстоит общаться – с англичанами или американцами.

Иногда ему удается сойти за канадца. Для работы в Чехии пришлось освоить канадское произношение. Преступники, с которыми пришлось иметь дело, ничего не заподозрили. Жонгляж акцентами составлял предмет профессиональной гордости Хилла сродни гордости столяра за доски, что вышли ровными и идеально подогнанными.

Хилл не случайно выбрал имя Кристофер Чарльз Робертс. Повторяющаяся «р» напоминала о том, с каким акцентом – английским или американским – следует говорить. Второе имя стало предосторожностью на случай, если он случайно проговорится или кто-нибудь из знакомых встретит его на улице.

Хилл перед зеркалом устроил небольшую репетицию.

– Привет, меня зовут Крис Робертс.

Важно отработать произношение и манеру держаться. Если этого не сделать, можно повторить печальный опыт Дика ван Дайка, пытавшегося играть англичанина. «Сгореть» можно, едва раскрыв рот.

Вскоре Крису Робертсу, сотруднику Музея Гетти, представился случай пройти серьезный экзамен, а экзаменаторами стали преступники.

Глава 9

ГЕНЕРАЛ

В артскводе той поры трудно найти кого-нибудь профессиональнее и опытнее Хилла. Незадолго до этого ему удалось раскрыть одно из самых нашумевших преступлений в сфере искусства. В 1986 году, за семь лет до похищения «Крика», ирландец Мартин Кэхилл совершил крупнейшую кражу в современной истории. Среди восемнадцати произведений, вынесенных им из особняка под Дублином, оказался шедевр Вермеера «Дама, пишущая письмо, и ее служанка». На черном рынке произведений искусства полотно могло бы стоить и пятьдесят, и сто миллионов долларов. В 1993 году благодаря блестяще проведенной операции Хилл вернул картину владельцам в целости и сохранности. Этот успех в одночасье сделал его звездой в своей области.

Спустя полгода похитили «Крик». Для артсквода Скотленд-Ярда раскрытие этого преступления могло стать шансом надолго избавиться от нескончаемых обвинений в свой адрес и занять главенствующее место в мире среди организаций, занятых расследованием преступлений, связанных с искусством. Для недавнего триумфатора это удачный момент опробовать наработки, сделанные во время расследования преступления Кэхилла.

Невысокий, лысый, неопрятный, Мартин Кэхилл выглядел как бармен из третьеразрядного заведения или как отработавший ночную смену служащий дешевой гостиницы. В 1970–1980 годах он играл значительную роль в закулисье торговли шедеврами.

Времена изменились. Раньше преступления в области искусства совершались злоумышленниками с элегантными манерами. В последние годы возможность быстро обогатиться превратила джентльменское увлечение в серьезный, опасный бизнес. Авантюристов викторианской эпохи вытеснили расчетливые, циничные преступники, бывшие наркоторговцы и финансовые аферисты. Кэхилл, совершивший несколько вооруженных грабежей и замешанный в похищении людей, представлял поколение новых воров. Эстеты вроде Томаса Крауна^[9] постепенно уходят в тень.

До Кэхилла в Дублине серьезных краж не совершали. Ирландец, в отличие от своих предшественников обладавший несомненными организаторскими способностями и не знавший угрызений совести, изменил правила игры. Генерал, так его называли, каждую неделю устраивал «мозговой штурм» с сообщниками, разрабатывая планы будущих ограблений. Самое крупное ограбление в истории Ирландии – кража золотых и ювелирных изделий на сумму свыше двух миллионов фунтов стерлингов с фабрики, охраняемой как крепость, – также дело рук его банды. После этого в Дублине заговорили об «организованной преступности».

Для усиления эффекта он стал использовать террористическую тактику ИРА. Организованные им преступления не имели ничего общего с политикой и отличались особой изощренностью и жестокостью. Когда в уголовном деле появились доказательства участия Кэхилла в вооруженных разбойных нападениях, он установил самодельное взрывное устройство в машину судебного эксперта Джеймса Донована, который должен был выступать на процессе. В течение нескольких недель до начала слушаний преступники оказывали на эксперта психологическое давление: звонили с угрозами или молчали в трубку. Однажды вечером, под охраной полицейского возвращаясь из лаборатории домой, он заметил слежку. Сначала Донован решил поехать в полицию, но потом рассудил, что люди Кэхилла достанут его, куда бы он ни спрятался. «Я отправился домой, потому что хотел умереть именно там. Жене было бы легче опознать меня дома».

Донован поехал к себе, какое-то время за ним следовали, но потом отстали. Однако три недели спустя, январским утром в половине девятого, по дороге на работу, в машине эксперта прогремел взрыв.

– Я увидел перед собой темную тучу, из которой вырывался огромный язык пламени, – вспоминает Донован. – Сначала почувствовал дым, и лишь потом вырвался огонь, буквально ослепивший меня. Грохот взрыва едва не оглушил. Попробовал пошевелить правой рукой, но не смог, ее словно парализовало. Другой рукой дотронулся до сиденья, но от него почти ничего не осталось.

Донован чудом выжил. Он перенес несколько операций, частично утратил зрение, но нашел в себе силы вернуться к работе. Следствию так и не удалось доказать причастность Кэхилла к этому преступлению.

Кэхилла впервые осудили в возрасте двадцати лет за кражу. Несколько лет спустя отец, желая направить сына на правильный путь, отправил Мартина служить в королевские военно-морские силы. Молодого повесу и других добровольцев обязали просмотреть список флотских вакансий, одну из которых требовалось выбрать. Кэхилл заметил незнакомое слово «bugler», напомнившее род занятий до прихода в армию, и, не озадачиваясь пониманием тонкостей, немедленно заявил вербовщику, что имеет большой опыт в этом деле^[10].