Текст книги "Похищенный шедевр, или В поисках “КРИКА”"

Автор книги: Эдвард Долник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

В 1988 году грабители проникли в Музей Мунка, расположенный всего в полутора километрах от Национальной галереи, и вынесли картину «Вампир», еще одну всемирно известную работу художника. На полотне изображена рыжеволосая женщина, кусающая или, быть может, целующая прильнувшего к ней мужчину. (Почти все героини Мунка выглядят одновременно привлекательно и отталкивающе.)

Вор не отличался особой изощренностью – просто выбил окно, снял картину и скрылся. Загудела сигнализация, но охранник, бежавший из другой части здания, не успел поймать преступника. Войдя в зал, он обнаружил лишь разбитое окно и пустое место на стене.

В 1993 году Национальную галерею постигло очередное несчастье. До открытия Олимпийских игр оставалось меньше года, готовилась масштабная выставка. Днем двадцать третьего августа, в момент смены охраны и проведения телесъемки в соседнем зале, преступник похитил «Эскиз портрета» Эдварда Мунка, изображающий молодую женщину с грустными глазами и отрешенным взглядом, и покинул галерею.

Работа, оцененная в триста тысяч долларов, оказалась не подключенной к сигнализации, а в зале, где она экспонировалась, даже не велось видеонаблюдение. Дирекция Национальной галереи сделала должные выводы и предприняла меры по усилению охраны.

– Наконец я спокоен за безопасность экспонатов, – заявил Кнут Берг. – Днем галерея защищена надежной системой охраны, а ночью музей превращается в крепость.

* * *

Норвежской полиции пришлось работать под неусыпным вниманием мирового сообщества. Сыщики искали отпечатки пальцев, но их усилия оказались тщетны: преступники, по всей видимости, работали в перчатках. В зале музея и возле лестницы не нашли следов, которые могли бы помочь следствию. В какой-то момент забрезжила надежда, что на разбитом стекле остались следы крови, но и это предположение не подтвердилось.

Специалисты тщательно изучили изображение, снятое видеокамерами, но полученная информация оказалась крайне скудной. Скорее всего грабители работали без масок, но даже увеличение отдельных кадров не принесло пользы. Камера, установленная на фасаде здания, запечатлела машину злоумышленников, но низкое качество видеозаписи не позволило идентифицировать модель и номер автомобиля. Полиция также пыталась выяснить, откуда взялась лестница, но никто из опрошенных ее раньше не видел.

Немного света на историю пролила оставленная на месте преступления открытка. Текст на обороте был написан просторечным норвежским языком, и сыщики предположили, что преступники – норвежцы, нанятые иностранным толстосумом для совершения кражи.

Детективам не удалось найти ни одного свидетеля похищения шедевра. Никто не видел двух мужчин с трехметровой лестницей, припарковавших машину возле галереи. Полицейские разыскали таксиста, стоявшего неподалеку от музея, но тот утверждал, что ничего не видел, поскольку пересчитывал выручку, однако заметил идущую к зданию светловолосую женщину, лет двадцати пяти. Та ли это таинственная дама, которая позвонила в редакцию «Дагбладет»? Через средства массовой информации полиция обратилась к женщине с длинной косой в красном пальто и брюках, гулявшей в ту ночь возле галереи, с просьбой откликнуться, но никто на отозвался.

Общество с интересом наблюдало за полицией, пытавшейся выйти на след преступников, и руководством Национальной галереи, в недоумении разводившим руками. Норвежцы, особо ценящие во всем достоинство и пристойность, восприняли случившееся как нелепый курьез. Кража из музея отвлекла даже внимание от соперничества на Олимпийских играх знаменитых фигуристок Нэнси Кэрриган и Тони Хардинг.

Материал, отснятый камерами, и следы падения с лестницы одного из грабителей, проходящие нон-стоп в телевизионных новостях, напоминали кадры из немого комедийного фильма.

С раннего утра и до поздней ночи дома и в пабах норвежцы смотрели один и тот же черно-белый сюжет: двое приставили к стене музея лестницу, сноровисто вынесли картину и исчезли вместе с сокровищем.

Счет один – ноль в пользу преступников.

Глава 4

СВЯЩЕННИКИ

Февраль 1994 года

Круглые сутки в полиции, Национальной галерее, редакциях крупнейших газет, на телевидении и радио раздавались телефонные звонки. Кто-то в ожидании автобуса заметил мужчину, несущего в машину большой пластиковый пакет, из которого виднелась тяжелая деревянная рама. Посетитель в барс случайно подслушал странный разговор сидящих рядом выпивох. Бывший заключенный сообщил, что за небольшое вознаграждение готов поделиться ценной информацией по поводу ограбления.

Норвежская общественность требовала объяснений. О чем думало руководство Национальной галереи? Как проходит расследование? Кто виноват в случившемся? Журналисты всего мира задавали одни и те же вопросы.

Министр культуры и директор музея давали уклончивые ответы и лишь выражали сожаление в связи с произошедшим. Подразумевалось, что правительство не пойдет на сделку с грабителями, если те предложат вернуть картину за вознаграждение, поскольку парламент никогда не согласится заплатить преступникам миллионы долларов налогоплательщиков. К тому же такой подход мог стать жутким прецедентом, а произведения искусства превратить в мощное оружие шантажа.

Возможность выкупить картину за большие деньги отвергли. Решив обойтись «малой кровью», Национальная галерея из собственных резервов объявила вознаграждение в двести тысяч крон, что составляет примерно двадцать пять тысяч долларов, за информацию, которая поможет найти украденное произведение. Согласно экспертным оценкам, реальная стоимость «Крика» составляла семьдесят миллионов долларов.

Никто не откликнулся.

Норвежские правоохранители тем временем изучали поступающую информацию, но все сведения не выдерживали проверки. Никто не знал, где находится картина. Под давлением сообщества полиция старалась изо всех сил. Для сыщиков дело о похищении стало больше чем просто делом чести, ведь при неаккуратном отношении картину могли повредить. В работе над «Криком» Эдвард Мунк использовал смешанную технику – темперу и пастель. Чтобы облегчить транспортировку или спрятать картину во влажном подвале или на чердаке, преступники могли просто-напросто вырезать ее из рамы.

Два эпатажных общественных деятеля, норвежские священники, изгнанные из лона церкви за организацию скандальной кампании против абортов, решили использовать шумиху вокруг полотна в своих интересах.

Еще до начала Олимпийских игр Людвиг Несса и Борре Кнудсен обещали устроить эффектную акцию. Полиция прекрасно знала бывших священников. Обычно Несса и Кнудсен появлялись в больнице и требовали от врачей прекратить практику абортов. Если все шло по плану экс-священников, медперсонал звонил в полицию, и у «героев» в черных одеяниях с белыми воротничками появлялся шанс засветиться перед телекамерами.

Многочисленные акции «Новая жизнь» и следующие за ними аресты Нессы и Кнудсена привлекали внимание общественности. Бывшие святые отцы не ограничивались демонстрациями, они также прибегали к рассылкам листовок. Один из вариантов листовок они использовали особенно часто. На ней была изображена женщина, сжимающая в руке крошечную беззащитную фигурку. С первого взгляда делалось понятно, что образ с гримасой ужаса позаимствован у Мунка.

Спустя день или два после похищения картины один из журналистов позвонил Людвигу Нессе и высказал «безумное предположение»: а что, если грабителями являются Людвиг Несса и Борре Кнудсен? Несса сделал глубокий вдох и не вымолвил ни слова. Репортер объяснил, почему, собственно, он пришел к такому выводу, и повторил свой вопрос.

– Без комментариев, – наконец ответил экстремист от религии.

* * *

Утром семнадцатого февраля все радиостанции и телестудии, а также корреспондентские пункты ведущих новостных изданий в Норвегии получили факс от священников – листовку с надписью крупным жирным шрифтом: «Что дороже – жизнь ребенка или картина?»

Средства массовой информации вновь заинтересовались Нессой и Кнудсеном. Си-эн-эн, Би-би-си показали в эфире сюжеты, в «Нью-Йорк таймс» опубликовали большую статью. Но священники так и не ответили на вопрос, причастны ли они к похищению картины.

– Мы не можем говорить об этом открыто, – заявил Кнудсен. – Нам бы хотелось, чтобы нас поняли правильно.

Общественность поняла это как намек на то, что бывшие священники готовы пойти на сделку. В надежде вернуть картину в Национальную галерею государственный телеканал Норвегии согласился показать фильм о необходимости запрещения абортов «Молчаливый крик».

Журналисты любой ценой стремились получить хоть какую-то информацию.

Знает ли Кнудсен, где находится «Крик»?

– Без комментариев.

Могли он похитить произведение, чтобы всколыхнуть интерес сообщества к проблеме, которая его волнует?

– Разумеется.

Средства массовой информации падки на сенсации, но полиция лишь посмеялась над версией о священниках-похитителях. Они, по мнению Лифа Лиера, следователя по делу о похищении, всего лишь «ловили рыбку в мутной воде» и к преступлению отношения не имели.

– На протяжении нескольких лет оба устраивали акции протеста. Превосходная история для скучающей публики, но для полиции интереса не представляет, – отметил Лиер.

Ограбление в норвежском музее заинтересовало детективов Скотленд-Ярда из отдела по розыску похищенных произведений искусства. В понедельник четырнадцатого февраля 1994 года руководитель артсквода^[3] позвонил одному из своих агентов.

– Чарли, ты слышал о похищении «Крика»?

– Да, я узнал об этом из новостей.

– Как ты думаешь, мы могли бы помочь?

Это дело не относилось к юрисдикции лондонской полиции, и Скотленд-Ярд официально не имел никакого отношения к картине, пропавшей в другой стране. Ее поиск представлялся опасным и дорогостоящим мероприятием, но это был слишком лакомый кусок, чтобы его упустить.

Глава 5

АРТСКВОД СКОТЛЕНД-ЯРДА

В мире преступлений в области искусства Лондон является одним из центров, куда сходятся много нитей. По сравнению с одним городом Соединенные Штаты с единственным крупным похищением произведений искусства из Музея Гарднер – тихая заводь. Грабители знают, что полиция одного государства не может действовать на территории другого. Однако для произведений искусства границ не существует. Украденная из женевского музея картина Ван Гога нисколько не теряет в цене в Риме.

В каждой стране свои законы. К примеру, в Италии человек, легально покупающий произведения искусства у официального продавца, не теряет своего права на вещь, если позднее выяснится, что она краденая. В Японии почти столь же лояльное отношение к честным приобретателям: сделки не пересматриваются по истечении двух лет после совершения. Если украсть шедевр, спрятать его на два года, затем продать в Японии, то владелец картины может законно выставить ее у себя дома и смело заявить всем о приобретении. В Соединенных Штатах руководствуются другим правилом: никто не может продавать то, что ему не принадлежит. Поэтому коллекционерам произведений искусства рекомендуют быть при покупке осторожными. Если американец купит краденую картину, то закон будет на стороне ее прежнего законного владельца.

Именно поэтому похищенные полотна и скульптуры подолгу путешествуют в тени. Ни один уважаемый торговец не станет продавать краденую вещь. Это было возможно раньше, но сейчас, когда существуют электронные базы данных похищенных произведений искусства, торговцы с чистой репутацией в сомнительных сделках не участвуют. Поэтому краденые сокровища кочуют из одних нечестных рук в другие, пока не обретают новых хозяев. Порой преступники вымогают выкуп у музеев, в которых выставлялись творения мастеров. Нередко похититель – это человек, который прежде не бывал в музее и вошел в храм прекрасного только для того, чтобы его обокрасть. Произведения искусства пропадают даже из поместий старой аристократии, пакуются в пластиковые пакеты и лежат в вокзальных камерах хранения в ожидании нового владельца.

Отдел по борьбе с хищениями предметов искусства и антиквариата Скотленд-Ярда призван отслеживать извилистые пути этого криминального бизнеса.

* * *

Артсквод не слишком преуспел в делах. В лучшие времена в нем работало не более шести сотрудников, а порой двое или трое. Столь немногочисленный отряд вряд ли справится с хорошо организованным преступным сообществом. К тому же над отделом всегда висит угроза реорганизации.

Дик Эллис, руководивший отделом на протяжении десяти лет, признался:

– Люди думают, что я много знаю об искусстве. На самом деле я многое знаю об оборотной, темной стороне этого мира. Порой за преступлениями подобного рода стоит большая политика.

Полицейские обычно сочувствуют жертвам преступления. Однако лорд Пиффльпаффл, владелец поместья площадью около четырехсот гектаров и особняка с сотней комнат, заявивший о пропаже картины, купленной в позапрошлом веке, к ним не относится. Когда на стенах сотни творений, а пропавшее полотно наверняка застраховано, сыщики отнюдь не исходят сочувствием. Особенно если лорд ведет себя с полицейскими высокомерно, будто считает их слугами. Высокопоставленной особе объяснили, что он легко отделался.

В редких случаях, когда украдено национальное достояние, а также если во время похищения кто-то пострадал, раскрытие преступления является приоритетной задачей для всех подразделений полиции.

Со страхованием предметов искусства дела нередко обстоят неблагополучно. Трудно поверить в то, что многие объекты стоимостью в миллионы долларов не застрахованы, но это факт. К примеру, экспонаты Национальной галереи Великобритании и Галереи Тейт не застрахованы на случай похищения. Считается, что страхование – пустая трата денег. Налогоплательщики уже заплатили за приобретение картин, поэтому не может быть и речи об оплате страховки из государственной казны.

Иное дело выездные экспозиции в других музеях. В таких случаях произведения страхуются, но, так сказать, «от порога до порога». Страховка действует с момента снятия картины со стены до момента ее возвращения на место после «гастролей». В музеях ценные предметы обычно страхуются от повреждения, но не от похищения. Ночным кошмаром музейщиков является пожар, который может полностью уничтожить коллекцию. В случае ограбления обычно пропадают одна-две вещи. Для предотвращения краж в залах устанавливают видеокамеры и нанимают охрану, и, по мнению музейных работников, этого достаточно. Картина Мунка «Крик» также не была застрахована.

Американские музеи отличает от европейских иная политика: они страхуют произведения искусства. В маленьких галереях по страховке возмещается от пяти до десяти миллионов долларов за украденный экспонат. Для всемирно известных музеев сумма возмещения может доходить до пятисот миллионов долларов.

Но и в Америке есть исключения. К ним относится Музей Гарднер. Галерею во дворце псевдоитальянского стиля основала Изабелла Стюарт Гарднер, эксцентричная светская дама и покровительница искусств. «Миссис Джек» умерла в 1924 году, но ее образ живет не только на портрете художника Джона Сингера Сарджента, друга и единомышленника, но и в многочисленных историях – к примеру, однажды она прогуливалась по улице Тремонт с львенком на поводке, – а также в музее ее имени. На протяжении многих лет она занимала четвертый этаж особняка, три этажа которого отдала под любовно собранные сокровища. По завещанию Гарднер коллекция должна демонстрироваться в неизменном виде. Ни одна вещь не должна быть продана и даже перемещена на другое место. Пополнение коллекции также возбранялось. За сто лет своего существования этот небольшой изысканный музей ничуть не изменился.

Несмотря на то что в последние десятилетия Бостон активно развивался, район, в котором располагался музей, оставался оазисом спокойствия. Это явилось одной из причин, по которой попечители музея решили отказаться от страховки на случай грабежа. К тому же по завещанию Гарднер любое перемещение произведений запрещено. Зачем же каждый год платить за страховку? У попечителей имелся еще один аргумент в пользу отказа от страховки – она, по их мнению, могла привлечь потенциальных грабителей с целью кражи ради выкупа. (В случае ограбления все же лучше иметь на руках документы из страховой компании, чем остаться ни с чем.)

Зимой 1990 года из Музея Изабеллы Стюарт Гарднер похитили незастрахованные произведения искусства на общую сумму более трехсот миллионов долларов, и ни один цент не был возмещен по страховке.

Частные собиратели предметов искусства порой бывают так же беспечны и недальновидны. Кто-то не афиширует факт коллекционирования, чтобы не платить налоги, другие, к примеру обедневшие аристократы, по наследству получившие замки и земельные угодья, даже не думают о страховке нескольких десятков пыльных холстов, предпочитая вкладывать скудные средства в ремонт обветшавшей недвижимости.

Однако страхование произведений искусства – выгодная сделка. Страховой взнос не слишком обременителен. К примеру, за произведение, оцененное в миллион долларов, он составляет всего несколько тысяч долларов в год. Невысокие ставки обусловлены невысоким риском. Но коллекционеры предпочитают рисковать. К примеру, герцог Бакклох, владеющий коллекцией стоимостью четыреста миллионов фунтов стерлингов, застраховал ее на сумму три миллиона двести тысяч фунтов стерлингов. Только одна картина Леонардо да Винчи «Мадонна с веретеном», похищенная летом 2003 года, оценивается в пятьдесят миллионов фунтов стерлингов.

Нежелание полиции заниматься преступлениями в сфере искусства вполне обоснованно. Постоянная нехватка средств и сотрудников заставляет полицию выбирать приоритеты. Что важнее: спасти человека из горящего дома или картину, висящую на стене?

К тому же общество требует, чтобы полиция уделяла больше внимания «настоящим» преступлениям, а не разыскивала чьи-то украденные шедевры. Поэтому такие дела нередко «зависают».

– Мы направим все силы на розыск педофила, подозреваемого в распространении наркотиков и краже картины, – признается сотрудник полиции с тридцатилетним стажем. – Но если речь идет только о похищении картины, мы бессильны. У нас нет на это ни времени, ни ресурсов.

В тот же день, когда Джон Батлер, глава отдела по розыску произведений искусства Скотленд-Ярда, позвонил Чарльзу Хиллу по поводу «Крика», лондонская «Таймс» вышла со статьей в колонке редактора, посвященной краже картины.

«Кто мог бы приобрести эту картину? – задавался вопросом главный редактор и сам же делал предположение: – Только сумасшедший миллионер, поклонник Мунка, готовый рисковать всем, чтобы заполучить в свою коллекцию картину, похищенную из музея, и втайне ото всех любоваться ею в подвале своего дворца».

Тут и там звучали резонные вопросы и любопытные версии, но полиция отказывалась их комментировать. Когда работы невпроворот, чрезмерный интерес к ходу расследования не вызывает ничего, кроме раздражения.

Охотники за украденными произведениями искусства должны учитывать множество факторов. Психология в расследовании таких преступлений играет не меньшую роль, чем примитивный корыстный мотив. Сводить все исключительно к деньгам в таких делах неправильно.

Безусловно, злоумышленников привлекают малые риски и возможность быстрого обогащения. Они не думают о том, кому продадут украденный шедевр. Им может заинтересоваться безумный коллекционер или страховая компания владельца (за информацию о нахождении похищенного произведения выплачивается солидное вознаграждение, а цена украденных предметов на черном рынке не превышает десяти процентов от их реальной стоимости).

На произведениях искусства можно так же легко нажиться, как на торговле наркотиками. Однако в отличие от торговли крадеными шедеврами наркоторговля – опасный бизнес. Картину можно с легкостью вывезти за границу морем. Ее можно отправить в другую страну, воспользовавшись услугами почтовой службы «Ю-пи-эс» или «Федерал экспресс». Можно без труда пересечь границу с работой Рембрандта в багаже. А если таможенник поинтересуется, что это за вещь, всегда можно ответить, что копия с картины Рембрандта для гостиной, купленная у бедного студента.

Существуют помимо картин и скульптур ценности иного вида, как наркотики, сочетающие в себе небольшие размеры и колоссальную стоимость, – драгоценные камни, ювелирные изделия из золота и серебра. Рубины, бриллианты и жемчужины легко вынимаются из похищенного украшения. Артефакты, украденные на месте археологических раскопок, продать проще простого, поскольку их не успели описать и внести в каталоги, а поэтому можно не волноваться, что кто-нибудь их узнает.

В отличие от камней, идентифицировать полотна не составит труда (по крайней мере настоящим ценителям). На обратной стороне холста часто делаются пометки о его происхождении. Их трудно удалить, не повредив произведение. К тому же вещь без атрибуции не удастся продать ни одному серьезному артдилеру, если только он не поверит в то, что продавец является потомком французского короля.

Рассуждай грабители как обычные люди, они вряд ли осмелились бы покуситься на музейные собрания. Однако похищение картины «Крик» и многих других произведений свидетельствует о том, что воры до безумия бесстрашны. Сотрудники отдела по борьбе с хищениями предметов искусства и антиквариата Скотленд-Ярда за многие годы работы пришли к выводу, что порой грабители идут на преступление только ради того, чтобы показать свою смелость. Им придают значимости в собственных глазах добытый трофей, резонанс, который вызвал их поступок в средствах массовой информации, и возможность утереть нос властям. Бывает, что грабители воруют друг у друга украденные произведения. Для полиции раскрытие преступления превращается в игру «поймай мяч». К примеру, работа Пикассо, украденная из загородного дома владельца в Дордоне, успела побывать в руках французских охотников за шедеврами, которые продали ее дельцу, живущему в Амстердаме, после чего картину отдали в качестве оплаты за крупную партию наркотиков из Турции. Через некоторое время ее следы обнаружили в Лондоне.

Когда речь идет о наиболее известных произведениях, мотивы преступников не ограничиваются просто желанием обогатиться. Похищение шедевров дарит грабителям пьянящее ощущение эйфории, которое можно испытать только после восхождения на Эверест или успешной охоты на льва.

Амбициозному и беспринципному охотнику за музейными ценностями трудно устоять перед соблазном. Чем решительнее действия злоумышленников, тем больше у них шансов на успех. В 1997 году посетитель замечательной галереи Лефевр поинтересовался у одного из служащих, действительно ли один из портретов написан Пикассо. Услышав утвердительный ответ, схватил картину, угрожая смотрителям и посетителям оружием, выбежал вон и сел в такси, ожидавшее у входа. Вооруженное ограбление ясным днем в музее, расположенном в центре города, увенчалось успехом благодаря эффекту неожиданности.

Грабителям нравится играть с детективами в прятки, оставлять им загадочные послания-подсказки, щекотать нервы.

Воры крадут произведения искусства по той же причине, по которой хулиганы бьют слабых, а бандиты убивают ни в чем не повинных людей – просто потому, что они это хотят и могут сделать.

После похищения картины «Крик» норвежская полиция озадачилась вопросом: кто мог это сделать? Спустя несколько дней возник еще один вопрос: почему преступники не заявляют своих требований?

Сыщики надеялись, что грабители предложат вернуть произведение за выкуп. Артнеппинг в отличие от киднеппинга дает возможность обогатиться гораздо меньшей кровью. Украденную картину не нужно кормить и охранять сутками напролет. Она не предпримет попытку сбежать, не будет взывать о помощи и свидетельствовать против грабителя в суде. А если что-то сорвется и полиция выйдет на след, полотно можно просто уничтожить.

Шли дни, недели, грабители молчали.

Скотленд-Ярд начал неофициальное расследование, как только стало известно о похищении произведения из Национальной галереи в Осло. Сыщики решили бросить грабителям приманку.

– Необходима свежая и яркая идея. – Батлер поставил перед Чарльзом Хиллом задачу.

– Дай мне подумать. Я свяжусь с тобой через четверть часа.

Разговор состоялся в феврале 1994 года. Батлер находился в Лондоне, а Хилл по направлению Интерпола работал в одном из его подразделений – Европоле, с офисом в Гааге, в здании с видом на канал, которое во время Второй мировой войны занимало местное отделение гестапо.

Для деятельного человека вроде Хилла нет ничего мучительнее просиживания штанов в офисе и увлекательнее поединка с равным противником. После разговора с Батлером Хилл, вытянув ноги и закрыв глаза, попытался поставить себя на место преступника, укравшего одно из самых известных произведений искусства двадцатого века.

Как убедить злоумышленника откликнуться? Хилл перебрал в голове несколько вариантов. Обычно он играл роль путешествующего по миру дельца, американского или канадского бизнесмена, который не прочь пропустить стаканчик-другой и проговорить ночь напролет.

Хилл в каждом конкретном случае исходил из ситуации. Однажды прикинулся мошенником, чтобы втереться в доверие к изготовителям фальшивых банкнот. Это удалось без особого труда. В другой раз притворился коллекционером, заинтересованным в приобретении краденых произведений, для чего пришлось освоить искусствоведческую терминологию. Рассуждения о светотени Тёрнера произвели должное впечатление на продавцов краденым искусством.

Через четверть часа довольный Хилл набрал номер Батлера и изложил свой план.

Глава 6

МАСТЕР ПО РОЗЫСКУ

Чарльз Хилл, наполовину американец, наполовину англичанин, высок, носит очки с толстыми стеклами, которые придают его круглому лицу флер интеллектуальной задумчивости, каштановые волосы легко вьются. Впечатляет его биография – событий одной человеческой жизни хватило бы на несколько судеб. Родился в Англии, вырос в Соединенных Штатах (не считая двух лет, проведенных в Германии), бывший военный, стипендиат программы Фулбрайт, бросивший университет и поступивший на работу в отделение полиции одного из самых мрачных районов Лондона.

При беглом взгляде Хилла можно принять за профессора или занятого бизнесмена, но первое впечатление может оказаться не единственным. Хилл ходит неспешно, степенно, вразвалку, словно прогуливается по родовым землям. Он непредсказуем. Может показаться интересным и эрудированным собеседником, особенно если разговор касается тем, которые ему интересны, к примеру истории флота, однако доброжелательность в одночасье может смениться дурным расположением духа, и он превращается в свою противоположность – резок и невежлив. Его может вывести из себя любой пустяк: плохая телефонная связь или слишком яркое солнце. Тогда ему лучше не попадаться под руку.

Ведя беседу, держится подчеркнуто этикетски, впрочем, в нем как будто постоянно соперничают полицейский и выпускник университета. Он может начать фразу цитатой из Эдмунда Бёрка и закончить ее ругательством.

Акцент Хилла необычен: американцы принимают его за канадца или австралийца, англичане вообще затрудняются определить, кто он. Возможно, ирландец, предполагают они.

Хилл особенно преуспел в сыске, в чем ему очень помогает опыт насыщенной жизни. Он запросто может познакомиться в баре с головорезом и войти к нему в доверие или в храме прекрасного сойтись со знатоком искусства. Хиллу как хорошему актеру по плечу любая роль, но он предпочитает, чтобы его принимали за чудака или неудачника, но такого, с которым еще можно иметь дело. В маленьком мире охотников за искусством и охотников на охотников Хилл держится особняком.

Преступники интересуются признанными творениями, но не шедеврами, исчезновение которых может наделать много шума. Грабители считают, что такие работы легче сбыть, а сыщики, в свою очередь, готовы искать только те произведения, которые имеют безусловную художественную или историческую ценность.

– Мы ловим рыбешку сетью, – объясняет глава частного агентства, профиль которого – поиск украденных ценностей. – А Чарльз Хилл рыбачит удочкой. Его интересует более крупная рыба.

И надо сказать, у него это получается. Среди сокровищ, найденных Хиллом за двадцать лет работы, есть произведения Вермеера, Гойи, Тициана стоимостью более ста миллионов долларов.

В каждой семье, в каждой стране есть свои культурные традиции. В семье Чарльза Хилла, отец которого служил в американской армии, а мать олицетворяла английскую элегантность, культивировался пиетет к героическим деяниям на полях сражений, почитание мировых литературных памятников. Это привело к тому, что с юношеских лет в душе Чарльза ужились романтическая вера в героев и циничное отношение к идеалам. Он напоминает постаревшего бойскаута. На улице спешит помочь перейти улицу пожилой даме, прогуливаясь по парку, собирает мусор. Если кто-то из друзей прилетает в аэропорт Хитроу, непременно встретит его, вне зависимости от погоды и дорожных пробок. Однако друзья могут пожалеть об этом, поскольку Хилл будет гнать машину с бешеной скоростью, не обращая внимания на просьбы ехать медленнее. Если они боятся – их дело.

Трудно найти другого человека, для которого дружба имела бы такое большое значение. Фотографии друзей всегда на виду – прикреплены магнитами к двери холодильника. Он перезванивается и встречается с друзьями по школе и университету. Может оставить все дела, чтобы навестить сына своих американских друзей, отправивших отпрыска на учебу в Лондон. Хилл вовсе не закатывает юноше воспитательных нотаций – это не в его стиле, – просто устраивает приключенческую вылазку с познавательным подтекстом.

Если в живописной манере изобразить таланты Хилла, получится странная картина: серебристые небоскребы на фоне умиротворяющего пейзажа. Он одаренный подражатель, но не имеет способностей к изучению языков, и главное его достоинство – великолепная память на события, даты и имена.

Хилл – интереснейший собеседник, с ним никогда не бывает скучно. Его мышление поистине парадоксально. Случайное замечание о современной политике наводит Хилла на мысль о победах Джорджа Вашингтона в войнах с французами и индейцами, а недавнее судебное разбирательство в отношении знаменитого певца напоминает ему стихотворение «Арест Оскара Уайльда в отеле “Кэдоган”»^[4]. Его антипатии так же искренни, как и симпатии. Точные науки ненавидит столь же истово, как любит историю, искусство и географию. Логика, по его мнению, смирительная рубашка, а цифры – друзья бюрократов. Для Хилла не существует таких понятий, как проценты, коэффициенты, статистические данные.