Текст книги "Правда о деле Савольты"
Автор книги: Эдуардо Мендоса
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Я пошел к себе в комнату и принес оттуда торшер, которым пользовался, читая по ночам. Было жарко. Леппринсе снял с себя пиджак, я последовал его примеру. Наши головы сблизились под лампой. Леппринсе ткнул пальцем в точку на карте.
– Здесь Барселона, видишь? С одной стороны от нее Валенсия, с другой – Франция. Мадрид в этом направлении, ясно? Погоди-ка, лучше я поверну карту. Или нет, встань рядом со мной.
VIIIШум мотора вдруг стих, и голову мою заполнила пустота. Всю ночь он тарахтел у меня в ушах с той самой минуты, как я покинул Барселону и погнался за беглецами. По расчетам Леппринсе, я должен был настичь их этим же утром. Мария Кораль и Макс не имели собственных средств передвижения и, вынужденные отправиться в путь либо поездом, либо в кабриолете, либо в двуколке, никак не могли миновать Серверы. Я же в отличие от них ехал на машине, той самой машине, вождение которой в совершенстве освоил еще со времен наших весенних воскресных прогулок.
«При въезде в Серверу увидишь гостиницу из красного кирпича, названия которой я не помню. Макс не минует ее. Если они не успели туда приехать, подожди их».
Каким образом Леппринсе был известен маршрут в таких деталях? Несколько раз я задавал ему этот вопрос, но он только отмахивался от меня:
– Сейчас не время для объяснений, слушай и записывай.
Уже в какой раз я заглянул в свою записную книжку: остановиться в гостинице и ждать. Быть начеку.
Я сунул за пояс револьвер, который дал мне Леппринсе, стараясь по возможности скрыть под пиджаком, и направился к гостинице. Первые утренние лучи открывали передо мной громаду города, возвышающегося на утесе. Вокруг стояла тишина, безоблачное небо предвещало знойный день. Подойдя к зданию, я остановился и, прижавшись к стене, осторожно заглянул в запотевшее окно. Внутри виднелся большой зал с длинной стойкой в глубине. Стулья, перевернутые вверх ножками, были уложены штабелями поверх столов. За металлическим прилавком возился мужчина, по своей комплекции и движениям никак не походивший на Макса. Я толкнул дверь я вошел.
– Добрый день, сеньор. Я вижу, вы встали с утра пораньше, – приветствовал меня мужчина за стойкой.
– Вернее, не ложился со вчерашнего вечера, – ответил я.
Мужчина не прекращал своего занятия; он расставлял тарелочки и клал на каждую из них пиалу и ложку.
– Так что вам подать – ужин или завтрак?
– Какой-нибудь бутерброд и кофе с молоком.
– Придется подождать. Кофе еще не готов. Присаживайтесь, отдыхайте, у вас очень усталый вид, – предложил мне мужчина.
Я сел у окна. Отсюда хорошо просматривался весь зал, а через окно виднелась дорога, петлявшая среди фруктовых деревьев от горной цепи Монсеррат. То, что я пересек эти крутые отроги ночью, было для меня настоящим подвигом. Нервы мои напряглись до предела, и теперь, когда я дал им некоторое послабление, перед глазами у меня все приятно поплыло.
– Сеньор… сеньор! Вот ваши бутерброды и кофе.
Я вздрогнул со сна и инстинктивно схватился за револьвер. Мужчина поставил мне под нос чашку с дымящимся напитком. Я заснул прямо ничком на столе, положив голову на руки.
– Очень сожалею, что так напугал вас.
– Я спал?
– Наверное.
– И долго?
– Четверть часа, не больше. Почему бы вам не подняться в комнаты наверху и не поспать? Вы едва держитесь на ногах.
– Мне надо ехать дальше.
– Простите, что вмешиваюсь в ваши дела, но это неблагоразумно. Вы ведь на машине?
– Да.
– В таком состоянии нельзя садиться за руль.
Я отпил несколько глотков кофе с молоком. Горячий напиток немного взбодрил меня.
– Мне надо ехать.
Мужчина насмешливо взглянул на меня.
– Должен предупредить вас, что Макс и его девчонка уехали отсюда три часа тому назад.
– Как вы сказали?
– Макс и его девчонка, наверное, уже далеко отсюда. Вам предстоит долгий путь. Выспитесь и догоните их завтра.
Он повернулся ко мне спиной и, направляясь к прилавку, пробурчал:
– К чему такая спешка?
– Послушайте, откуда вам известно, что я ищу Макса и девчонку?
– Вы ведь посыльный сеньора Леппринсе, да?
– А вы кто?
– Я его друг. И незачем хвататься за револьвер, если бы я хотел причинить вам зло, я давно уже мог бы это сделать.
Он был прав. К тому же теперь не время было разгадывать тайны.
– Куда они направились?
– Как куда? Разве у вас не записан их маршрут?
– Записан.
– Тогда зачем спрашиваете? Кончайте завтрак, а я пойду приготовлю вам постель.
Глаза у меня слипались.
– Автомобиль… – пробормотал я.
– Я поставлю его на стоянку и заправлю бензином. Когда вы проснетесь, сможете сразу отправиться за ними в погоню. Ну как, согласны?
– Согласен… спасибо.
– Меня не за что благодарить. Мы оба служим одному хозяину. Когда вернетесь в Барселону, передайте, что я служу ему верой и правдой.
– Будьте спокойны, обязательно передам.
Едва волоча ноги, я поднялся на второй этаж, где находились комнаты для приезжих, и уснул таким крепким сном, каким не спал уже несколько месяцев. Меня разбудил все тот же мужчина. Я умылся, заплатил по счету и вышел на шоссе. Солнце клонилось к закату. Ослепительной чистоты машина стояла прямо напротив гостиницы. Я сел в нее, попрощался с человеком Леппринсе, включил мотор и тронулся в путь. Я ехал всю ночь и прибыл в Балагер в полдень.
«В Балагере на конечной остановке двуколок спросишь, где найти дядю Бурильяса».
Конечная остановка представляла собой открытую площадку, устланную, словно ковром, навозом, на краю которой возвышалось большое строение из необожженного кирпича. Туда я и направился. Солнце палило нещадно, и я, став легкой мишенью для этого полуденного стрелка, поспешил как можно скорее добраться до дома, который служил одновременно конторой, стойлом и залом ожидания для путников. Двери были заперты, и на них висела табличка: TANCAT[29]29
Закрыто (каталан.).
[Закрыть]. Я услышал, как бьет копытами лошадь, и обошел здание вокруг. Кто-то подковывал першерона в конюшне. Снаружи стояла двуколка, привязанная цепью к толстому металлическому кольцу в стене. Я приблизился к кузнецу: коренастому, угрюмому старику, но он даже не удостоил меня взглядом. Я подождал, пока он закончит работу.
– Вы дядя Бурильяс?
Старик ввел першерона в стойло и запер дверцу. В руках он держал молот.
– Per qui demana?[30]30
Что вам нужно? (каталан.).
[Закрыть]
– Вы дядя Бурильяс?
– Нет.
– Где я могу его найти?
– Vagi a la merda. No ho sepas![31]31
Пошел к черту! Не знаю (каталан.).
[Закрыть]
И он направился к конторе. Я последовал за ним на почтительном расстоянии, чтобы быть недосягаемым для молота.
– Вы не заметили, пришла двуколка из Серверы? – снова спросил я.
– No hi ha tartanes, es tard, – и он указал на вывеску. – No sap llegir? Tancat[32]32
Нет тут никаких двуколок. Ты что, читать не умеешь? Закрыто (каталан.).
[Закрыть].
– Я вижу, что их здесь нет. Я спрашиваю, не приходила ли она из Серверы?
– No hi ha tartanes, no hi ha cavalls, no hi ha res. No mempenyi?[33]33
Нет здесь ни двуколок, ни лошадей, ничего нет. Не понимаешь, что ли? (каталан.).
[Закрыть]
Он вошел в контору и запер за собой дверь. Табличка на двери закачалась у меня перед глазами. Я побрел по улицам Балагера, опасаясь какого-нибудь подвоха со стороны Макса. После не очень долгих, но бесплодных поисков мне повстречалась вереница ребятишек с воспитателем во главе. Воспитатель показался мне человеком серьезным, и я обратился к нему:
– Прошу прощения, вы не знаете дядю Бурильяса?
Воспитатель недовольно посмотрел на меня.
– Впервые слышу это имя, кабальеро, – ответил он, проходя мимо меня. Какой-то мальчуган незаметно отстал и сказал мне:
– Поищите его в таверне Хорди.
Я разыскал таверну и спросил о дяде Бурильясе у хозяина.
– Хуан, тебя спрашивает какой-то сеньор.
Коренастый здоровяк в темно-лиловой шапочке с кисточкой, какие носят обычно в этой провинции, поднялся из-за стола, покинув шумную компанию игроков, резавшихся в домино.
– Что угодно сеньору?
– Я от Леппринсе.
Человек в шапочке погладил подбородок, посмотрел на меня в упор, опустив взгляд вниз, потом снова посмотрел на меня в упор.
– От кого?
– От сеньора Леппринсе.
– От Леппринсе?
– Да, от Леппринсе. Вы дядя Бурильяс, не так ли?
– Конечно, кто же еще.
– И знаете сеньора Леппринсе?
– Да, я ему служу.
– Тогда почему вы спрашиваете?
Он снова повторил ту же игру глазами, а затем, хитро прищурившись, проговорил:
– Ладно, сеньор Леппринсе, пошли на улицу.
Я последовал за ним. На улице он снова стал смотреть то на меня, то в землю.
– Как подвигаются дела моего кума? – поинтересовался он наконец.
– Хорошо, – ответил я, чтобы как-то поддержать разговор.
– Вот уже шесть лет, как они хорошо идут, – опять засмеялся он. – Если бы они шли плохо, я здорово погорел бы.
– Дело движется понемногу, но я постараюсь ускорить его, как только приеду. У вас есть для меня новости?
Он сразу стал серьезным. Потом засмеялся и смеялся довольно долго. Снова стал серьезным и сказал:
– Они были здесь. Макс и эта девчонка. Хотели найти какой-нибудь транспорт или двуколку, но у них ничего не вышло.
– Так они здесь?
– Нет, уехали.
Его слова перемежались бесконечным смехом, и так как он мог говорить и слушать только в нормальном состоянии, то наш разговор мог затянуться до бесконечности.
– На чем же они уехали?
– На машине.
– На машине?
– Да.
– На чьей?
– Электры.
– А кто она такая?
– Да это не человек, – снова засмеялся он. – Здесь так называют электростанцию. Они уехали на инженерной машине. Должно быть, к электростанции.
– К Тремпу? – спросил я, вспомнив наставления Леппринсе.
– Может, и дальше, до Виельи. У них большая черная машина. Если поедете за ними, будьте осторожны, сеньор Леппринсе. Дорога очень опасная, если свалитесь в пропасть, разобьетесь насмерть.
– Спасибо, учту.
– Делайте как знаете, да только не забывайте о том, что говорил вам кум.
– Когда они уехали?
– Совсем недавно.
– Ночью или утром?
– Не знаю.
Я поторопился уйти, чтобы не дать волю своему гневу. Несколько минут спустя я снова был в пути. Вскоре, как и предсказывал дядя Бурильяс, шоссе сильно сузилось и углубилось в ущелье, проделанное рекой в скале. Шоссе бежало по самой кромке пропасти, на огромной высоте, над черными, мутными водами, описывая ломаные линии, и действительно ехать было очень опасно. После полудня, усталый, голодный, одеревеневший, я увидел водохранилище Тремп. Солнце пекло немилосердно. Поставив машину в тени деревьев, я разделся и искупался в холодной воде. Мотор сильно перегрелся, и я решил дать ему передохнуть, а заодно и себе. Растянувшись под сенью ивы, я уснул. Когда я проснулся, солнце уже село. Я направился к электростанции. Несколько рабочих подтвердили, что машина компании действительно проезжала здесь, но не остановилась, а, по всей вероятности, направилась либо в Ла-Поблу-де-Сегул, либо в Сорту, а может быть, и в Виелью.
Я поужинал и поехал дальше. Ночь была темной, температура воздуха резко снизилась. Когда взошла луна, я увидел снег, сверкавший на вершинах гор. И хотя холод пробирал меня до костей, я решил ехать без остановок, так как мотор в холодную погоду не перегревался. Машина разваливалась на ходу: переднее крыло едва держалось, запасное колесо укатилось вниз, автомобильный рожок едва держался на одном винтике и ударял о ветровое стекло, тормоза плохо слушались, когда я на них давил, а внизу по-прежнему чернел стремительный поток.
К утру я подъехал к незнакомому селению. У самого въезда возвышался большой дом из сероватого камня, огороженный забором, на котором была прибита доска, а на доске заглавными буквами написано название той самой электростанции, где служили инженеры, о которых упоминал дядя Бурильяс. Я остановил машину и, выйдя из нее, вошел в калитку. В саду мужчина поливал растения. Я спросил у него, не проезжала ли здесь черная машина, принадлежавшая компании. Он ответил, что машина стоит в гараже, а инженеры отдыхают. Я попросил разрешения повидать их. Одного из них разбудили, и он вышел ко мне. Я представился ему, ссылаясь на Леппринсе, и с пристрастием расспросил.
– Да, мы действительно привезли сюда немца с его женой. Очаровательная пара. Что? Нет, мы приехали недавно, часа два назад. Они, должно быть, где-то здесь. Они собираются в Виелью, а может быть, дальше, точно не знаю. Они почти не разговаривали с нами. Вежливые, но очень сдержанные. Нет, не думаю, чтобы они сразу же уехали. Из этого селения можно выбраться только на дилижансе, который идет из Паскуас в Рамос, или же нанять мулов. Жена немца, по-видимому, больна, поэтому мы их и прихватили. Так что вряд ли они сразу же отправятся в дорогу. Это все, что я могу вам сказать. Повторяю, мы почти не разговаривали. Нет, нет, вы меня ничуть не потревожили. Я всегда к вашим услугам.
Поставив машину так, чтобы Макс не смог ее найти, я вошел в селение, стараясь не обратить на себя внимание его обитателей. Маленькое, но очень живописное село, расположенное в небольшой, но малоплодородной долине, с редкой растительностью, было со всех сторон окружено высокими горами – местами скалистыми, местами заросшими деревьями и покрытыми вечными снегами.
Село было маленьким и насчитывало не более сотни жителей, перепись которых затрудняла постоянные переезды населения в город. В одноэтажных мрачных домах с толстыми стенами и покосившимися, узкими, как щелки, окнами дымили трубы.
Но пройти незамеченным мне не удалось. На меня сразу же устремились взоры любопытных, гревшихся на солнышке. Их я и расспросил обо всем, что меня интересовало. Они сказали, что пара иностранцев поселилась у дядюшки Виролета, комнаты которого пустовали, потому что дети его переехали жить в Барселону.
– Теперь все уезжают туда работать. Здесь остались только мы, старики. Компания хорошо платит рабочим в Барселоне, и молодежь не хочет тут жить.
Мне хотелось подробнее разузнать у них о Максе и Марии Кораль.
– Сеньора выглядела совсем больной, – заявили они единодушно, – поэтому они здесь задержались. Сеньор хотел немедля продолжать путь, но сеньора наотрез отказалась. И так как мы присутствовали при этом разговоре, то посоветовали им отдохнуть в нашем селении пару деньков. Здешний климат очень полезный.
Я поинтересовался у них, не найдется ли в селе еще один дом, где бы я мог снять комнату. Они отвели меня к сеньоре Кларе – старушке, которая разводила кур прямо в столовой своего маленького домика. Сеньора Клара согласилась сдать мне буквально за бесценок комнатушку со скошенным потолком, куда мне поставили диван. Я спросил, где можно умыться, и мне принесли таз, кувшин с водой и квадратное зеркало. Взглянув на себя, я увидел, что щеки мои ввалились, небритый подбородок заострился, а под глазами залегли синяки. Меня стало знобить, поднялась высокая температура, и я лег в постель. Обливаясь потом, я проспал весь день и всю ночь. Сеньора Клара дала мне куриного бульона, свежих яиц, сухарей и вина. Во сне меня мучили кошмары. Проснулся я здоровым, но омраченным тяжкими видениями, которые терзали меня во сне и предсказывали мне насильственную смерть.
Дорожные происшествия и последовавший за ними упадок духа мешали мне составить дальнейший план действий и даже представить себе нашу будущую встречу. Но поскольку я не хотел пускать дело на самотек, то все утро строил самые безрассудные планы, прекрасно понимая, – хотя и не желал себе в том признаться, – что все они нелепы и в действительности я не представляю, как буду вести себя и что говорить. Однако вскоре после полудня к нам в дом явился парень в лохмотьях и спросил меня. Его впустили. Он передал, что сеньора иностранка хочет видеть меня. И тут я повял, что страшусь не столько встречи с Максом, сколько с Марией Кораль. Я оделся, проверил, на месте ли мой револьвер и есть ли пули в обойме. Удостоверившись в том, что еще не разучился им пользоваться, я направился вслед за парнем к дому дядюшки Виролета, провожаемый взглядами любопытных, которые к тому времени, наверное, уже были в курсе дела и ждали кровавой, драматической развязки.
Дом дядюшки Виролета примостился на узенькой, тенистой улочке, ответвлявшейся от площади, куда вклинились церковь, консистория и небольшая казарма гражданской гвардии. Зеваки остались на площади, а я свернул на пустынную улочку и быстро зашагал по ней, прижимаясь к стенам и пригибаясь всякий раз, когда проходил мимо окон. Я спокойно дошел до нужного мне дома. Ничто не нарушало сельской безмятежности. Я еще раз оглянулся назад, словно искал поддержки или намеревался бежать. Но помощи ждать ни от кого не приходилось и пути к отступлению не было: никто, кроме меня, не мог разрешить этого дела, а потому действовать предстояло мне самому и по своему усмотрению. К тому же зеваки, по всей видимости, не собирались вмешиваться: они удобно расположились под сенью колоннады на площади, не спеша скручивали сигары и время от времени направляли себе в рот струю вина из длинного носика стеклянного кувшина.
Двери дома дядюшки Виролета были приоткрыты. Я толкнул их и увидел длинный полутемный коридор. Отпрянув в сторону, я ждал несколько секунд, затаив дыхание. Ничего не произошло. Я снова заглянул в дверь: коридор по-прежнему пустовал. В глубине его виднелась узкая полоска света. Я вошел в дом и, прижимаясь к стене, стал осторожно преодолевать то расстояние, которое отделяло меня от полоски света. Приблизившись, я увидел еще одну приоткрытую дверь, толкнул ее и прижался к стене. Ничто не нарушало тишины. Я заглянул внутрь, и передо мной открылось помещение, где, казалось, не было ни души.
– Кто-нибудь здесь есть? – спросил я.
– Хавиер, это ты?
Я узнал голос Марии Кораль.
– Да, это я. Макс с тобой?
– Нет, он вышел и вернется не скоро. Входи, не бойся.
Я вошел и сразу же почувствовал прикосновение к виску дула пистолета. Чья-то рука мгновенно обезоружила меня. Мария Кораль плакала в углу, уткнувшись головой в колени.
– Бедный Хавиер… Ах, бедный Хавиер, – всхлипывала она.
Мария Кораль оставила меня наедине с Максом. Макс сел за стол и предложил мне тоже сесть. Я подчинился. Наемный убийца сунул свой пистолет за пояс, а мой положил на стол так, чтобы я не мог до него дотянуться. Затем снял с головы котелок, расслабил на шее галстук и попросил у меня разрешения снять пиджак. «Il fait chaud, n’est-ce pas?»[34]34
Жарко, не правда ли? (фр.).
[Закрыть] Я кивнул. Действительно, было очень жарко. Пока он снимал пиджак, я внимательно разглядывал его: хорошо выбритое лицо с розовой кожей не носило никаких следов усталости, чего никак нельзя было сказать обо мне. Он выглядел таким чистеньким и свеженьким, словно только что принял ванну. Макс поймал мой взгляд и улыбнулся.
– Etes-vous fatigué, monsieur Miranda?[35]35
Вы устали, месье Миранда? (фр.).
[Закрыть]
Я признался, что устал, а он опять улыбнулся и показал мне на горы, которые виднелись за окном.
– Qu’il fait du bien, le plein air![36]36
Какой прекрасный вид, он радует глаз! (фр.).
[Закрыть]
Наступила напряженная пауза. Наконец он прервал молчание.
– Прошу прощения, что мне пришлось прибегнуть к столь не спортивному методу, но я не имел другого выхода. Сейчас я объясню вам почему. Прежде всего вы не должны упрекать Марию Кораль за то, что она заманила вас сюда столь постыдным образом. Не согласись она на это, ее ждали бы еще большие неприятности. Как вы понимаете, я мог бы и не прибегать к столь… tricherie honteuse[37]37
Позорному обману (фр.).
[Закрыть]. При желании мне ничего не стоило бы убить вас в упор или из-за угла à tout bout de champ[38]38
В любой момент (фр.).
[Закрыть]. Как только мне сообщили в Сервере, что вы пустились за нами comme on dit? poursuite[39]39
Как это говорится? В погоню (фр.).
[Закрыть]. То есть стали преследовать нас. Почему я этого не сделал? Сейчас узнаете. Во-первых, я совсем не тот, за кого вы меня принимаете. Как видите, я безупречно владею испанским языком, хотя до сих пор тщательно скрывал это. Я не классический tueur à gages[40]40
Наемный убийца (фр.).
[Закрыть]. Действуя по чужой указке, я тем не менее не лишен здравого смысла и считаю себя добрым au fond[41]41
В глубине души (фр.).
[Закрыть]. Обстоятельства помимо моей воли вынудили меня к выбору столь печальной профессии, о чем я очень сожалею, хотя должен признаться, что не так уж плохо справлялся со своей работой. Однако роль наемного убийцы никогда не была мне по душе, что же касается лично вас, то я не только не питал к вам неприязни, но, напротив, относился к вам с симпатией. Это все, что касается меня. Что же касается Марии Кораль, то поверьте, она всего-навсего невинная жертва обстоятельств и вы не вправе осуждать ее. Простите, что вмешиваюсь в ваши affaires du cœur[42]42
Сердечные дела (фр.).
[Закрыть], я редко позволяю себе это и обещаю впредь не касаться больше в нашем разговоре столь щекотливого вопроса. Но, возвращаясь к фактам, скажу en l’espèce[43]43
В данном случае (фр.).
[Закрыть], что причина нашего бегства носит не эмоциональный характер, как вы, вероятно, полагаете, а чисто рассудочный и вполне объяснимый.
Он смолк, пригладил растопыренными пальцами свои белокурые, прямые волосы и закрыл глаза, словно пытался поймать нить своих мыслей.
– Начнем с того, что Леппринсе утаил от вас правду. Вернее, не сказал всей правды. И сейчас я вам открою то, что он скрыл. Леппринсе признан… en faillite[44]44
Несостоятельным (фр.).
[Закрыть]. Как это по-испански? Банкрот? Вот именно, банкрот. Нет, пока еще не официально, хотя в финансовых кругах это известно. Завод не выпускает продукции, товар ржавеет, кредиторы преследуют его, а банки отвернулись от фирмы. Но рано или поздно все станет известным, и тогда Леппринсе погиб. Без денег, без связей, а уж если говорить до конца, то и без меня, его дни сочтены. Кто ненавидел его en silence[45]45
Молча (фр.).
[Закрыть] на протяжении многих лет, воспользуются этим, чтобы наброситься на него и уничтожить. А таких, доложу я вам, совсем немало. Не могу сказать, чтобы я одобрял их, но понять их можно. Леппринсе любил издеваться над слабыми и причинил много ела. И то, что ему приходится теперь расплачиваться за это, только справедливо. Но не будем уклоняться от главной темы.
Он снова смолк. На площади зазвонили церковные колокола. Вдали залаяла собака. Небо побагровело, горы приняли грозные очертания.
– Вполне естественно, месье, что при сложившихся обстоятельствах Мария Кораль и я пытаемся спастись, поскольку мы оба наиболее etroitement[46]46
Тесно (фр.).
[Закрыть] связаны с Леппринсе. Наши поступки можно было бы считать deloyales[47]47
Бесчестные (фр.).
[Закрыть], если бы не существовало главного фактора в наших отношениях, c’est à dire[48]48
То есть (фр.).
[Закрыть] денег. Потерпев полный крах, Леппринсе, разумеется, станет думать о себе, а не обо мне, и позаботится о l’epanouissement[49]49
Благополучии (фр.).
[Закрыть] своей супруги, а не Марии Кораль, которая, не сочтите мои слова за дерзость, – это всего-навсего констатация фактов, – не может опереться на вас. Без Леппринсе и проданного с молотка предприятия вы вылетите в трубу. Вот почему мы решили бежать. И если бы не эта внезапно decouverte de la groussesse[50]50
Обнаруженная беременность (фр.).
[Закрыть] Марии Кораль, мы давно бы уже были за пределами границы и стали бы для вас недосягаемы. Теперь ситуация изменилась, она не может ехать верхом на лошади. Вот почему мы заманили вас сюда. А совсем не для того, чтобы ссориться и напрасно проливать кровь. Мы можем договориться мирно, тем более, что сопротивление ваше теперь n’a pas de sens[51]51
Бессмысленно (фр.).
[Закрыть].
Он кончил говорить, и довольно долго длилось молчание. Я старался найти выход из положения, принимая во внимание те доводы, которые только что привел мне в качестве аргументов наемный убийца. Волнующее любовное похождение завершалось здесь, за столом, холодным сговором.
– И чем же я могу вам помочь? – спросил я.
– Вы дадите нам свой автомобиль.
– Не проще ли вам отнять его силой?
– Надо полагать, вы стали бы оказывать сопротивление. И тогда дело приняло бы очень неприятный оборот.
– Только не говорите мне, что вы питаете отвращение к подобным делам.
– О, вы меня не так поняли. Речь идет о мирном соглашении. Я не намерен убивать вас. Хотя нисколько не сомневаюсь в том, что Леппринсе послал вас в погоню за нами в надежде, что я вас убью. Впрочем, сейчас не время для объяснений. Вы дадите нам машину или нет?
– А почему, собственно, я должен вам ее дать? – спросил я.
– Ради нее, – ответил Макс, – si vous l’aimez encore[52]52
Если вы ее еще любите (фр.).
[Закрыть].
Когда шум мотора затих вдали, я встал и покинул дом дядюшки Виролета. На площади все еще торчало несколько зевак: остальных разогнала скука. Наиболее терпеливые все еще дожидались и теперь смотрели на меня с бычьим спокойствием и вместе с тем презрительно, осуждая за то, что я сорвал желанное для них представление, и сожалея, что миновала для меня опасность.
Вернувшись в дом сеньоры Клары, я лег на диван у себя в комнатушке и, куря сигареты, долго размышлял о своей жизни и обо всех перипетиях, которые теперь заставляли меня начать все заново, когда мне стало больше лет, но осталось меньше иллюзий и не было никаких перспектив. Мне вспомнились слова Кортабаньеса: «Жизнь… это сплошная карусель, она кружится и кружится, до тошноты, а потом… высаживает тебя в том самом месте, где… ты на нее взошел».
Мои размышления внезапно были прерваны криками, доносившимися с улицы. Вскоре ко мне явился тот самый парень в лохмотьях, который несколько часов назад приходил с поручением от Марии Кораль. Он пришел очень взволнованный, а за ним толпой ввалились односельчане.
– Сеньор, сеньор, идемте скорее!
– Что случилось?
– Жандармы везут сюда вашу машину. Идемте скорее!
Я пулей выскочил из дома. Все жители селения собрались на шоссе, держа в руках фонари. Все ближе и ближе вырисовывались в темноте едва различимые контуры. Когда они достигли первых фонарей, я увидел двух жандармов в треуголках, в плащах и с ружьями за спиной, которые толкали перед собой, придерживая на подъеме, машину Леппринсе. Я приблизился к машине: за рулем в неестественной позе сидел Макс с бледным, как мел, лицом. Руки его безвольно повисли, рубашку покрывали пятна крови. Очевидно, он был мертв.
– Жандармы убили иностранца, – услышал я.
Вместе со всей свитой я дошел до казармы. И там после недолгого ожидания пожилой, худощавый капрал с подвитыми усами рассказал мне о том, что произошло.
– Два жандарма, патрулируя по ущелью, увидели автомобиль, выезжавший отсюда, – он указал на приоткрытые ворота со стороны темной улицы, которая в данную минуту была совершенно пустынной. – Они крикнули: «Стой!» – и машина остановилась. Они подошли к машине и увидели двух человек: этого покойника и женщину.
– Что стало с женщиной?
– Дайте мне договорить. Это очень важно. Жандармы потребовали у них документы, как положено по закону, но каково же было их удивление, когда они увидели, что покойный – прошу вас это учесть – выхватил из-за пояса револьвер, собираясь выстрелить. Естественно, жандармы отреагировали должным образом и выстрелили в него из своих ружей.
Капрал снял с головы треуголку и вытер пот цветастым носовым платком. Появился рядовой и почтительно доложил:
– Вот «Уголовный кодекс», который вы просили.
Капрал положил треуголку на стол и достал из кармана очки в проволочной оправе.
– Клади сюда, Хименес. Этот сеньор – владелец автомобиля. Я беру у него показания. Потом я вызову всех вас.
Рядовой поднес руку к треуголке и ретировался, пятясь спиной к двери. Капрал водрузил на нос очки и стал листать «Уголовный кодекс».
– Взгляните сюда, сеньор Миранда, здесь черным по белому написано: «Нападение и сопротивление властям». Вы это видите не хуже меня, верно? Я не хочу никаких осложнений.
– Да, я вижу. Но вы не объяснили мне, каким образом вашим жандармам удалось остаться целыми и невредимыми после нападения на них.
Капрал закрыл «Уголовный кодекс» и воспользовался им как наглядным пособием.
– Смотрите, у иностранца были револьверы малого калибра. Чтобы выстрелить поверх дворцы автомобиля, ему надо было высоко поднять руки, – он выставил палец поверх «Кодекса». – Жандармы были вооружены и выстрелили быстрее и точнее сквозь кузов. – Он положил «Уголовный кодекс» рядом с треуголкой и заключил: – Этот иностранец, наверное, был наемным убийцей из города.
– А где женщина, которая ехала с ним? – снова спросил я.
– То, что произошло с ней, самое невероятное во всей этой истории. Смотрите, у дороги с одной стороны скалистая гора, с другой – пропасть, – теперь «Уголовный кодекс» превратился в шоссе. – Так вот, когда жандармы разрядили свои ружья, женщина вскочила на спинку заднего сиденья и прыгнула в пропасть.
– О, боже!
– Подождите, самое удивительное впереди. Жандармы заглянули вниз, думая, что она разбилась, но не обнаружили там никаких следов. Она испарилась.
– Слава богу! – воскликнул я и объяснил капралу: – Она цирковая акробатка.
– Значит, ей удалось соскользнуть со скал, как козе. Но так или иначе, зря она совершила столь геройский поступок. И скоро вернется, если еще жива.
– Почему вы так решили?
– На ней легкое платье, а здесь тепло только пока светит солнце, по ночам очень холодно. К тому же она сбросила с себя туфли перед тем, как спрыгнуть вниз, мы нашли их на заднем сиденье автомобиля. Чувствуете, чувствуете, как холодает?
Я посмотрел сквозь зарешеченное окно казармы. Дул ледяной ветер, и мне показалось, что со стороны гор донесся волчий вой.
– В этих краях водятся волки?
– Если верить словам местных жителей, водятся. Сам я ни разу не видел их, – равнодушно ответил капрал. – Ну, а теперь, если не возражаете, запишем ваши показания.
Я старался отвечать как можно уклончивее. Впрочем, для этого мне не приходилось делать особых усилий. Я действительно не знал ни фамилии Макса, ни сколько ему лет, ни откуда он родом, ни каких-либо других сведений относительно его личности. Что же касается Марии Кораль, то тут я, надо сказать, покривил душой, заявив, что ничего о ней не знаю: мне хотелось превратить ее в неопознанную жертву. Капрал со своей стороны не настаивал. Видно было, что вся эта история ему неприятна. Пользуясь этим, я сказал ему на прощание:
– Если найдете женщину, обращайтесь с ней поделикатнее. Она еще несовершеннолетняя.
Капрал похлопал меня по плечу.
– Вы, барселонцы, никогда ни в чем себе не отказываете.
Всю ночь я провел в ожидании Марии Кораль, сидя на крыльце перед домом сеньоры Клары, но настало утро, а цыганка не возвращалась. Среди дня я решил позвонить по телефону Леппринсе и посоветоваться с ним. Как я и предполагал, ни в одном доме селения телефона не оказалось, и я отправился в контору электростанции в надежде на то, что мне помогут инженеры.
Однако мои надежды не оправдались. На тропинке, которая вела от шоссе к зданию компании, я наткнулся на группу рабочих; они преградили мне путь.
– Куда вы идете? – спросил один из них.
– В контору позвонить.
– Нельзя. Контора закрыта.
– Закрыта? Сегодня? Почему?
– Забастовка.
– Под угрозой жизнь человека.
– Очень сожалеем, но забастовка есть забастовка.
– Разрешите мне хотя бы попытаться.
– Хорошо, проходите.
Они пропустили меня, но все оказалось напрасным. У железной ограды патрулировала группа бастующих рабочих, вооруженных металлическими кольями и другими предметами, которыми можно нанести тяжелый удар. Но вокруг все было спокойно. Я подождал: на меня никто не обращал внимания. Спустя некоторое время из здания вышло человек двенадцать. По меньшей мере двое из них имели ружья, а на шее у всех были повязаны красные платки. Те, кто стоял снаружи ограды, открыли им ворота. Вскоре появился черный автомобиль инженеров, битком набитый людьми, точно трамвай. Он выехал за ворота на шоссе и устремился в сторону Барселоны. Рабочие вошли в здание и заперли за собой двери. Какое-то время я бежал за машиной, делая знаки, чтобы она остановилась, но меня, разумеется, никто не заметил.
