Текст книги "Следы ведут в Караташ"
Автор книги: Эдуард Зорин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Они ехали не очень долго. Крамер сам сидел за рулем.
Все это была выдумка Хэмпи. Незачем вмешивать остальных. Но Хэмпи не хотел большого скандала. Магнаты нефти и стали должны были негласно собраться у небезызвестного мистера Деламбера, некоронованного короля американских расистов. Если Хаузену сунуть хороший куш, он согласится. Но нужно действовать осторожно.
Все было обставлено вполне благопристойно. Деламбер давал обед. У подъезда, в узкой улочке, ограниченной с двух сторон высокими домами и похожей на глубокую горную трещину, стояли в ряд автомашины разных марок и степени подержанности. Слуга мистера Деламбера, мрачный субъект с длинными ручищами и шрамом от уха до подбородка, встречал прибывающих и направлял их к гардеробу, где вертлявый молодой человек с тоненькими усиками услужливо сгибался в глубоком поклоне.
Мрачный субъект при входе возбуждал всеобщее любопытство, ибо, как об этом уже поговаривали в городе, человек этот занимал довольно ответственный пост при Гитлере и начинал свою карьеру еще в Мюнхене вместе со своим обожаемым фюрером. Впоследствии он был начальником одного из крупнейших концентрационных лагерей не то где-то в Польше, не то в Баварии.
Как он попал в США, в дом Деламбера, не знал никто. Во всяком случае, сам Деламбер старательно избегал разговоров на эту щекотливую тему или же отделывался обычной шуткой о том, что человек он не банальный и всю жизнь пополняет коллекцию оригиналов...
Не менее интересен был и тот, второй, вертлявый человек, обслуживавший посетителей в гардеробной. Родился он в Аргентине, служил мальчиком на побегушках, работал репортером в одной захудалой провинциальной газете, затем разбогател на изумрудных приисках (поговаривали, что он прикончил своего приятеля). Вернувшись в Аргентину, он купил небольшое судно и занялся контрабандой. Его накрыли, судно конфисковали. Тогда он подался в банду Гэбла – этого матерого гангстера отлично знал Чикаго. Гэбл очень скоро выделил молодого аргентинца среди своих туповатых единомышленников. Кончилось тем, что Гэбл погиб при таинственных обстоятельствах, но счет в банке оказался предварительно переписанным на имя предприимчивого аргентинца. Он снова стал обладателем кругленькой суммы, купил виллу на берегу Атлантического океана. Но в одно прекрасное утро его увидели на улицах Нью-Йорка, раздетого, в старенькой потрепанной шляпе и кургузом пиджачишке...
Но самой поразительной фигурой был, конечно, сам хозяин Фредерик Деламбер, человек с мягкой окладистой бородой, большим лысым черепом и зеленоватыми глазками, наблюдавшими за миром с хваткой старой лисицы через толстые очки в светлой черепаховой оправе.
Фредерик был аристократом с головы до пят. Но это не мешало ему очень быстро и очень просто сближаться с людьми. В юности он занимался альпинизмом. И однажды, свалившись с обрыва, сломал себе ногу. Нога срослась, но не правильно – с тех пор он стал слегка прихрамывать.
Когда умер отец, Деламбер получил небольшое наследство. Став человеком богатым, независимым, он приобрел за бесценок одну захудалую газетенку, которой угрожало полное банкротство. Газетенка со временем превратилась в тот своеобразный притягательный центр, вокруг которого группировались американские расисты.
Мистер Деламбер не размахивал руками, не произносил громких речей, но делал свое дело спокойно и деловито – с удивительным хладнокровием.
В тот день в большом зале дома Деламбера звучала музыка. Дамы, прохаживаясь перед зеркалами, демонстрировали свои туалеты. В саду, у стола для игры в пинг-понг, собрались мужчины, чтобы выкурить по сигаре и поговорить о том, о сем, а в особенности о новостях, долетавших из Советской России.
Деламбер предложил партию старому Крамеру – он знал давнишние привычки своих клиентов. Крамер препоручил Хаузена заботам мистера Хэмпи и снял пиджак.
Но игра не клеилась – Крамер был очень рассеян. Деламбер понимал его и всячески старался развлечь.
– Эта птичка отсюда не вылетит, – сказал он.
Крамер поморщился – ему претила развязность Деламбера и грубоватость его речи. Деламбер улыбнулся:
– Даю вам слово джентльмена...
Прихрамывая, он словно порхал вокруг стола, и его бойкая белая ракетка всюду настигала подпрыгивающий шарик.
– Вы читали последнюю статью Каракозова в «Вестнике востоковедения»? – спросил он после минутного молчания, легко отбивая стремительную атаку своего противника.
– Зачем? – удивился Крамер. Он промышленник, его интересуют сталь, цветные металлы, нефть и уголь, он читает политико-экономический еженедельник «Юнайтед Стейтс ньюс энд уорлд рипорт».
Деламбер красивым броском в сторону парировал еще один удар Крамера.
– «Зачем» – и это говорит человек, обладающий редчайшим собранием древностей!.. Каракозов – крупный советский языковед и археолог, – сказал Деламбер.
– Постойте, Каракозов – что-то знакомое... Уж не брат ли того Каракозова...
– Петра Каракозова, – подсказал Деламбер.
– Вот именно! Того самого Петра Каракозова, который....
– У вас отличная память, мистер Крамер, – удовлетворенно улыбнулся Деламбер, подавая шарик.
– В прошлом году Каракозов спровоцировал забастовку, – продолжал Крамер. – Старый профсоюзный волк!.. Как же, как же, знаю Каракозова...
– Так что же пишет ваш «Вестник востоковедения»? – спросил он наконец.
Деламбер подал шарик в самый угол. Крамер отбил его.
– Каракозов пишет о тождестве двух шаров – того, что у профессора Югова и того, что у Хаузена. Он выдвигает свою версию, но гипотеза Югова вызывает тревогу: что, если русские действительно станут обладателями энергии колоссальной силы?!. А ведь Югов не шутит. Сообщение моих коллег из Москвы тревожит... Что вы на это скажете, а?..
Миллионер раздраженно поджал губы. Дурацкий вопрос – ведь Крамер не на экзамене в колледже.
Между тем Деламбер, не отрывая взгляда от прыгающего шарика, ответил на него сам:
– Югов утверждает, что море Дождей на шаре выделено с целью обратить на него внимание человечества. Очевидно, в крепости Буг, о которой пишет Каракозов (вы помните, именно этот район заключен в кольца на шаре Хаузена), и содержатся те материалы, которые позволят раскрыть тайну – ну, разумеется, не в астрономическом плане...
Деламбер сделал округлый жест рукой.
– А дальше?.. Представьте себе, Югов окажется прав. Что тогда станет с вашими заказами, с их заказами, – он кивнул в сторону прогуливающихся банкиров и промышленников, – с нашей бедной старушкой, с нашей дорогой Америкой?!.
– Черт возьми, – Крамер устало опустил ракетку, – я ценю ваш юмор, Деламбер, но вы нарисовали довольно мрачную картину.
– Такой ли мрачной она будет лет через десять, – сказал Деламбер.
Он закурил сигару и сел на край стола.
– Пятнадцать – шесть в вашу пользу, – подсчитал Крамер, надевая пиджак.
Разглядывая миллионера сквозь синее облако дыма, Деламбер спросил:
– Теперь вы поняли, для чего нам понадобился Хаузен?.. Не скупитесь, Крамер. Если Хаузен привезет вам новую игрушку из России – вашей коллекции не будет цены...
Крамер кивнул:
– Хаузен – трудная штучка.
– Вы любите преувеличивать. Но пусть даже так. Поймите, Югов не может не поверить Хаузену.
Тем временем в другом конце дома разыгралась сцена, которая привела к неожиданной развязке.
Следуя указаниям Крамера, Хэмпи взял Хаузена под руку и, любезно болтая о всевозможных пустяках, повел его в Синюю комнату – здесь Деламбер принимал гостей самого высокого ранга. А так как Хэмпи ни о чем другом, как только о заводах и о регби говорить не мог, то и говорил он только о регби и о заводах, а Хаузен слушал его и думал, как бы деликатнее избавиться от докучливого собеседника.
Но Хэмпи не собирался его отпускать. Он говорил без умолку. И Хаузен решил, что, видимо, придется подчиниться грустной необходимости, и сам Крамер рано или поздно вызволит его из цепких лап своего бесцеремонного управляющего.
В Синей комнате было все к услугам посетителей – мягкие глубокие кресла, ящики с отличными сигарами, в застекленной нише – разные вина.
Хэмпи извлек бутылку ямайского рома. Но Хаузен отрицательно покачал головой.
Сигару? Ну что ж, от сигары он не откажется. Хэмпи развалился в кресле напротив и снова углубился в профессиональный разбор нескольких классических матчей.
Внезапно дверь отворилась. Хэмпи увидел в зеркале мрачную фигуру человека, место которого было в вестибюле. Почему он оказался в Синей комнате, Хэмпи не понял – он только услышал, как вскрикнул Хаузен.
Увидев Хэмпи, человек отскочил за порог.
– Это Ратте, – сказал Хаузен. Его лицо было бледно; он мял пальцами сигару, и табак сыпался на ковер.
– Это Ратте, – повторил он. – Я узнал его. Это Ратте...
– Разрази меня гром, если я что-нибудь понимаю, – пробормотал изумленный Хэмпи.
– Вы не знаете Ратте?! Ратте, который обматывал заключенных колючей проволокой?!. – Хаузен шагнул к выходу.
– Погодите, это какое-то недоразумение, – засуетился Хэмпи, предчувствуя недоброе. Он хотел остановить Хаузена, превратить все в шутку – мало ли бродит по свету двойников?!
Но Хаузен решительно отстранил его.
– Вы кретин, Хэмпи, – сказал Деламбер, когда управляющий рассказал ему обо всем случившемся.
Крамер, нервничая, пил ром.
– Позвать ко мне Бен-Джонсона, – быстро распоряжался хозяин дома. – Найти Ратте... Какого черта он совался в Синюю комнату?!.
Пришел вертлявый человек из гардеробной – Бен-Джонсон.
– Ратте скрылся...
– Разыскать Хаузена, – приказал Деламбер. – О Ратте я позабочусь сам...
Бен-Джонсон выпрямился:
– Будет сделано, босс...
Дьявольская западняВсе, что случилось после, было похоже на сон. От Деламбера Хаузен поехал на вокзал. Сел в поезд и только в пути вспомнил, что и сам не знает, куда взял билет.
Поезд оставил далеко позади себя небоскребы Нью-Йорка и теперь мчался по равнине рядом с серой лентой стремительного шоссе. Вдоль шоссе мелькали невысокие веселые домики автостанций, щиты с рекламой, зеленые перелески, поселки, города с торчащими тут и там кирпичными трубами заводов.
Хаузен думал о происшедшем, и у него было смутное чувство большой, неумолимо надвигающейся беды, которая должна смять его.
В какую игру он втянут, чего ждут от него эти люди?
Он думал о благовоспитанном коллекционере Крамере, о Деламбере, о болтуне Хэмпи и никак не мог связать их всех вместе. Почему появился Ратте? Откуда он взялся в этом доме?..
Поезд ворвался в глубокую котловину, с обеих сторон потянулись закопченные серые и красные пласты породы, и в вагоне стало полутемно. Хаузен вспомнил, что не обедал со вчерашнего дня и что хорошо было бы выпить сейчас чашечку кофе, но до первой остановки было не менее часа пути, а идти в ресторан он почему-то боялся.
Мысль о Ратте не оставляла его и тогда, когда он начинал думать совсем о другом. Все сворачивалось в плотный клубок, и Хаузен чувствовал настоятельную потребность разобраться во всем, понять, где и что начинается и почему он вместо того, чтобы спокойно работать над своими находками, должен от кого-то скрываться...
Скрываться?.. Ну да. Он удивился этой нелепой мысли. А потом понял, что просто раньше не доводил ее до логического конца. Конечно, скрываться. Он не просто едет в поезде – он прячется. Он боится, что не сегодня-завтра снова попадет в их лапы.
Так вот откуда это чувство большой беды, вот откуда это ощущение безнадежности!
Рядом с Хаузеном седовласая старушка читала, причмокивая беззубым ртом, дешевенький бестселлер – она, пожалуй, была для него не опасна. Он осторожно проследил взглядом за пассажирами – ничего подозрительного: одни, как и он, смотрят за окно, другие читают, третьи доедают свой сэндвич...
Окно покачивающегося вагона перечеркнули наклонные линии – пошел мелкий дождь. Стало еще темнее – старушка положила бестселлер на колени и включила свет.
Хаузен открыл чемоданчик, усмехнулся, вспомнив, с какой неохотой протягивал ему его вихлястый молодой человек с наглыми глазами в вестибюле дома Деламбера. В чемоданчике хранилась всякая мелочь: полотенце, мыло, зубная щетка, несколько брошюр, еженедельник «Сатерди ивнинг пост» с его портретом...
Нужно было сосредоточиться, и Хаузен положил на колени самоучитель испанского языка. Словарная работа всегда его успокаивала. Он повторял про себя отдельные слова и выражения, однако продолжал настороженно поглядывать по сторонам.
Интересно, какую роль играет в этом деле Крамер?.. У него отличная коллекция – Хаузен слышал о ней и раньше. Среди археологов Крамер слыл солидной фигурой. И Хаузен кое на что рассчитывал – ну не на миллион, конечно, а все-таки...
Хорошо было бы вернуться в Сьерра-Мадре. Там была настоящая работа. И хотя с того момента, как он покинул Монтеррей, прошло всего четыре дня, они ему казались целой вечностью.
Поезд между тем подходил к станции. Пассажиры зашевелились, столпились у выхода.
Хаузен тоже сошел: ехать дальше не было никакого смысла.
Он плотно позавтракал в небольшом баре перед вокзалом. В баре было душно, сильно накурено, пахло потом и виски. Оглушительно завывала радиола. Молодые люди в джинсах стояли облокотясь о стойку и со скучающим видом разглядывали посетителей.
Хаузен заказал сигару; пуская кольца дыма, он смотрел за окно – на длинную серую улицу, на вывеску табачной лавочки напротив, на долговязого полисмена, прогуливающегося у бара. Чем заняться? Разумнее всего ехать в Массачусетс к Лоусону. Или к Стриттмайеру? Стриттмайер сбежал в Сьерра-Мадре, но ведь он не откажет в помощи своему старому другу!..
Выкурив сигару, Хаузен вышел из бара.
На углу, у бензоколонки, стояла низкая голубая машина. Молодой человек в трикотажной серой безрукавке с широко распахнутым воротом услужливо открыл дверцу:
– Хэлло, мистер Хаузен!..
«Мистер Хаузен»? Что за чепуха? Археолог остановился.
Молодой человек, по грудь высунувшись из автомашины, широко улыбался.
– Я вас не знаю, – нерешительно пробормотал Хаузен.
– Не знаете?!.
Молодой человек улыбался все шире и все доброжелательнее. Видимо, его забавляла забывчивость Хаузена.
– А вспомните-ка лекции по эпиграфике...
– Джон Сноу?..
– Вот видите, – облегченно вздохнул Джон. – Не могли же вы так скоро позабыть своего самого нерадивого студента!..
– Джон Сноу, Джон Сноу, – повторил Хаузен. – Да чем вы здесь занимаетесь?..
– Это я-то? – фыркнул Джон. – Видели мальчиков в баре?.. Маленькая экскурсия на лоно природы. Папаша подбросил на эту колымагу – вот и развлекаемся в меру возможностей...
– Бросьте свои шутки, Джон, вы же в сущности славный парень, – мрачнея, сказал Хаузен.
– Конечно, Святая Мария! – воскликнул Джон. – Я всегда был примерным парнем.
Он помолчал и вдруг предложил:
– Знаете что, Хаузен, давайте я вас подвезу – этих лоботрясов все равно не дождаться.
– Нет, что вы!.. Мне здесь... близко.., – растерянно проговорил Хаузен, отступая к тротуару.
– Садитесь, садитесь, – настойчиво повторил Джон. – Не будем церемониться.
Он вышел из машины и подтолкнул Хаузена к открытой дверце.
Дверца захлопнулась, взвыл мотор.
– Добрый вечер, – произнес незнакомый голос.
Хаузен резко повернулся – рядом с ним, откинув голову на высокую спинку, сидел усмехающийся Ратте.
Деламбер за работойНедаром старика Харди, шефа разведуправления, звали Вездесущим. У него был какой-то особый нюх на трудные, но интересные дела.
Замкнутость, уединенность, полное отсутствие друзей и просто товарищей способствовали бурному развитию его аналитических способностей. Во всяком случае, математиком он был отличным. Но Харди не стал ни астрономом, ни физиком, ни инженером – он избрал путь иной, и избрал его, надо сказать, в полном соответствии со своими наклонностями: здесь, в разведуправлении, он имел возможность проявить себя с самой лучшей стороны, став в скором времени человеком незаменимым.
Харди самым добросовестным образом проштудировал картотеку, собранную его предшественником, и на одном из совещаний заявил, что не потерпит в своем отделе людей, работающих по старинке. Каждый, кто хочет остаться на службе, должен учиться. Ему нужны специалисты высокой квалификации. Ему нужны физики, бактериологи, химики, астрономы, программисты и даже историки. Люди самых разнообразных профессий. Научная информация на современном уровне слишком велика и сложна, чтобы в ней разобраться недоучке. Необходим глубокий анализ специальных сведений, а не просто умение стрелять через карман и уходить от преследования...
На том же совещании Харди предложил создать целый ряд радиостанций подрывного характера. Они должны были носить сугубо русские названия – «Сибирь», «Волга», «Онега» – и создавать у населения впечатление, будто работают в глубокой конспирации на территории Советского Союза. «Психологическая война – отнюдь не забава, – говорил Харди. – Что касается меня, то я придаю ей первостепенное значение...»
Затем Харди взялся за переоборудование научного центра, обслуживающего разведуправленпе. Для этой цели он испросил по инстанции дополнительные ассигнования. Его принял сам шеф разведки. Беседа была долгой и плодотворной. О чем они говорили, никто не знал. Во всяком случае, Харди не утратил своего оптимизма. Через месяц вопрос о дополнительных ассигнованиях «для борьбы с коммунистической опасностью» был поставлен на рассмотрение специальной комиссии, в которую входили представители крупнейших промышленных корпораций...
От Харди шли нити, которыми он мог в любую минуту воспользоваться по своему усмотрению. Достаточно было одного его слова, чтобы не стало человека; достаточно одного взгляда, чтобы сотрудник остался без места. Взгляд Харди, казалось, проникал в самые тайники души – он умел быть теплым и ласковым, суровым и насмешливым, но и теплота, и ласка, и суровость, и насмешливость были обманчивы. Холодный ум Харди не знал человеческих чувств.
Однако, несмотря на все свое могущество, он не являлся последней инстанцией в том сложном механизме, который занимался вопросами, связанными с Восточной Европой и Азией. Были люди, державшие в своих руках штурвал этой грандиозной машины, люди, не принимавшие непосредственного участия в ее работе, но питавшие ее своими идеями и замыслами.
Одним из таких людей был Фредерик Деламбер. Он говорил от имени крупных промышленников. Его телефон, соединенный прямым проводом с кабинетом Харди, исключал всякую возможность подслушивания. Деламбер связался с Харди на следующий же день после исчезновения Хаузена. Немцы неспроста интересуются доктором. Нужно спешить.
– Это очень серьезно, – подчеркнул Деламбер. – Влиятельные круги обеспокоены находкой профессора Югова...
Да, конечно, Харди разделяет их беспокойство. Деламбер тяжело дышит в трубку. Эти русские и так ушли далеко вперед. А если в их руки попадет еще и информация, оставленная в крепости Буг, то трудно даже предвидеть возможные последствия... Америке нужна твердая рука, Деламбер всегда повторял это. Заигрывать с коммунистами бессмысленно. Деламбер требует, чтобы Харди, не в пример некоторым скептикам, проявил максимум трезвости. Опередить русских – значит выиграть соревнование... В крайнем случае можно даже пойти на диверсию. Но было бы желательнее, чтобы вся информация попала в наши руки...
– Вы согласны со мной, Харди?
Голос Деламбера по телефону был еще суше, чем обычно. Харди поморщил лоб. Он знал о многом из того, что недавно разыгралось в доме Деламбера. Ему понятна его тревога. Но сможет ли он именно сейчас найти подходящего человека?..
– Вы должны это сделать, – сказал Деламбер. Его «должны» звучало как приказ.
Харди сказал, что постарается. Задание необычно, нужно очень хорошо знать местные условия, но у него, кажется, уже есть кое-кто на примете...
– Этот человек вполне надежен?
Харди помедлил. Надежен ли этот человек? Нужно еще проверить.
– Я позвоню через неделю, – сказал Деламбер.
– Хорошо.
Положив трубку на рычаг, Харди нервно постучал костяшками пальцев по полированной крышке стола: «Если он еще жив...», – подумал Харди.
Он включил экран цветного стереовизора. В кабинет вплыло выпуклое изображение пожилого мужчины с красным одутловатым лицом. Человек сидел у длинного пульта и манипулировал черными стрелками на светящемся табло. Услышав сигнал, человек поднял голову.
– Подготовьте к демонстрации дело Д-845, – приказал Харди.
Человек встал, подошел к высокому желтому щиту и, набрав на круглом диске многозначную цифру, щелкнул выключателем. Свет погас. Перед Харди на экране появилась фотография горбоносого мужчины в темном старомодном пиджаке и полосатой рубашке с щегольски повязанным светлым галстуком.
– Джеферсон, – произнес низкий мужской голос за экраном. – Год рождения...
