Текст книги "Следы ведут в Караташ"
Автор книги: Эдуард Зорин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– Мы давно вас ждали, – сказал капитан Ларионов, проводя Коротовского в свою комнату. – Садитесь вот здесь. И не обращайте внимания на беспорядок...
Коротовский бросил на стул соломенную шляпу и огляделся. Тридцать квадратных метров. Два узких окна. Стол под грубой клеенкой. Расхлябанный желтый шифоньер. Зеленая железная кровать. Ворсистое шерстяное одеяло.
– Вы не женаты?
– А что – заметно? – пошутил Ларионов.
– Вот я и говорю... Разрешите здесь?
– Да вы не стесняйтесь!..
Они сели друг против друга. Ларионов поставил на стол вазу с фруктами и хрустнул сочным яблоком.
– Я думаю, нет необходимости объяснять вам значение экспедиции, – сказал Коротовский, выбирая яблоко покрасней. – Поэтому вы должны помочь нам кое в чем.
– Нас предупредили о Сноу...
– Есть другой человек...
– Он в экспедиции?
– Вероятно.
– Сноу знает о нем?
– Нет.
– Почему?
– Если бы Сноу знал о существовании этого человека, он постарался бы его убрать...
– Не понимаю.
– Сноу работает на магнатов Рура.
– А тот, другой?
– Возможно, на Моргана, возможно, на Крамера... Караташ – соблазнительный орешек. И Крамер сделает все, чтобы он не достался его немецким коллегам. Доверенный человек Крамера уже покушался на Сноу – вспомните обвал в Тигровой впадине...
За окном солдаты дрессировали овчарок. Овчарки брали барьеры, проползали под колючей проволокой.
– Кстати, человек, осуществляющий связь с агентом Крамера, сейчас на пути в Ташкент, – продолжал Коротовский. – Это Тодд.
– Думаете, Тодд наведет на след? – спросил Ларионов.
– Он попытается перейти границу. Он должен перейти границу.
– Разве это нельзя сделать в другом месте?!.
– В том-то и дело. Тодд надеется воспользоваться единственной возможностью, предоставленной тому, другому, человеку.
– И эта возможность...
– Награда за отлично выполненное задание, – закончил Коротовский.
– Чистенько хочет сработать, – заметил Ларионов.
– Должен сказать, вариант с доктором Хаузеном задуман и претворен тоже довольно изобретательно, – продолжал Коротовский. – И если бы не помощь наших товарищей... Словом, тогда, в Москве, Сноу намеревался покончить с Тоддом. А Тодд знал о Сноу. Сноу убежден в том, что американской разведке удалось купить Каракозова. Профессора мы особенно бдительно охраняем... Но Сноу и не подозревает, что Тодд действует не один – мы-то изучили приемчики этого Харди!..
Они говорили еще минут пятнадцать. Ларионов спрашивал о нуждах экспедиции Югова, Коротовский отвечал.
Когда разговор закончился, в дверь осторожно постучали.
Вошел паренек в выгоревшей гимнастерке. Широкое рябоватое лицо. Улыбчивые, озорные глаза.
– Чай пить будете? – спросил капитан Коротовского.
– С айвовым вареньем, – вставил паренек.
– Ну что ж...
Солдаты, утомившись, сидели в тени. Курили, сдвинув на затылок зеленые с дырочками панамы. Где-то наигрывали на балалайке.
– Душно, – сказал Ларионов. Включил вентилятор. – Здесь заночуете?
– Нет. Вернусь в Узунабад. Сегодня приезжает Каракозов...
За Арысью пошли холмы да овражки. Местность была пустынна, но все в вагоне заволновались.
Ташкент...
А Тодд, как ни всматривался, ничего пока что не мог увидеть. Желтая, сожженная солнцем трава, низкие горы, словно верблюжьи вылинявшие горбы, черные пятна отар, пыль над игрушечной далекой дорогой... Иногда холмы подступают вплотную к вагонам – от коричневых и желтых отвалов пышет огнем. Солнце палит без пощады, воздух, как мед, – янтарен и вязок... И так час, так два...
Потом вдруг степь сразу разорвалась, раскинулась, разбежалась вдоль горизонта. Поезд нырнул в оазис, как в зеленую морскую воду. Сады, сады, виноградники, огороды, бахчи, глубокие арыки, шумливые ручейки, босоногая, голопузая малышня в широких бассейнах, на кошмах в тени деревьев – степенные старики с пиалами в руках... На разъездах – яркие краски, слепящая мозаика цветов: помидоры, яблоки, огурцы, сливы, персики, дыни, арбузы. Приветливые лица, быстрая неразборчивая речь...
Поезд летит дальше, и зеленый горизонт раскидывается все шире, все необъятнее. И снежные горы вдалеке – будто гигантские замерзшие глыбы сахара.
Все реже дувалы, все чаще большие двух– и трехэтажные жилые дома. Вот уж и трубы заводов разбежались по зеленому океану. Мелькнула под гулким железобетонным мостом прохладная улица с суетливым красным трамвайчиком... Простучали колеса на стрелке, и большой серый вокзал поплыл к окнам вагонов волнами алых и белых роз...
Ташкент.
У Тодда был адрес. Тенистая улица. Рядом – студенческое общежитие. Небольшой дом во дворе на берегу глубокого канала. Внизу, у воды, молодой вишневый сад.
«Неплохо устроился, каналья, – подумал Тодд о человеке, к которому ехал. – Со всеми удобствами...»
Он расплатился с такси и постучал в деревянную калитку. За забором – на цепи – забрехал большой желтый пес...
Люди и горыСеребров проснулся, когда в углу, где он спал, было еще совсем темно. В кустах привольно разросшегося молодого ореха стояла прохлада. А на широких, теплых, как детская ладошка, листьях разливался приятный розовый свет. Но вот он медленно спустился ниже и побежал к предгорьям, пробиваясь в самые темные места пробудившейся рощи.
Когда Серебров склонился над ручьем, чтобы умыться, под самой его рукой вспыхнул ослепительный камень. Серебров даже зажмурился от неожиданности. Протирая кулаком глаза, он попробовал коснуться камня ногой, но едва достал до воды, как тот рассыпался на тысячи мелких осколков. А когда осколки снова соединились, камень вырос и стал величиной с мяч.
Серебров посмотрел сквозь листву на горы и увидел, что солнце поднялось уже высоко. Тогда он быстро умылся и, скользя босыми ступнями по мокрому глинистому берегу, побежал к тому месту, где спали Югов, Хаузен и Сноу.
Рахим, сидя на корточках, чистил ружье: поглядывал, прищурясь, то в один, то в другой ствол и мурлыкал себе под нос одну из тех заунывных мелодий, которые не имели конца.
Увидев Сереброва, Рахим подмигнул ему и лицо его расплылось в широкой доброй улыбке.
Югов делал гимнастику. Профессор повторял вольные упражнения: повороты туловища влево, вправо, приседания... Потом все так же молча достал из вещевого мешка скакалку и стал прыгать через нее, посматривая на Сереброва. Тот провел рукой по мокрым волосам и отправился в лес – за хворостом для костра.
Сегодня им предстояло проехать около тридцати километров. Югов уже проложил маршрут на карте, но Рахим поправил его – он поведет их напрямик. Это ближе и сокращает дорогу почти вдвое. Однако перспектива весь день проболтаться в седле была не очень привлекательна – по крайней мере для Сереброва. Сноу тоже не проявил большого энтузиазма. Он до сих пор еще спал, накрывшись куском брезента. Хаузен чистил картошку.
– Вы обратили внимание, – спросил Югов, покончив с зарядкой и подходя к Хаузену, – что мы невольно повторяем путь, проделанный два тысячелетия тому назад Кихаром? Мост в Тигровой впадине был и тогда разрушен, и Кихар по совету караташского жреца воспользовался Южным проходом...
Хаузен бросил дочищенную картофелину в котелок с водой.
– Вот видите, все в жизни имеет свою положительную и отрицательную сторону, – сказал он. – Разрушенный мост прибавил к дороге еще километров пятьдесят и в то же время приблизил к тем естественным условиям, в которых протекал поход Кихара. А не послужит ли это разгадке наших пещер?..
– И кстати я покажу вам Мертвый город, – подхватил Югов.
– Слышал, слышал, – улыбнулся Хаузен. – В свое время это наделало немало шума...
– Я обследовал его в тридцатых годах... Удивительный народ жил в долине, и следы влияния Караташа – на каждом шагу. Тогда я еще не знал, как объяснить некоторые из тех находок. Например – календарь... Вы помните?
– Да, да. Он был высечен в цельной скале?..
– И с колоссальной точностью, которой могли бы позавидовать даже мы. Теперь-то все становится на свои места. Караташ окончательно разъяснит все загадки...
Серебров вернулся из чащи с охапкой хвороста. Разложил костер, повесил на рогулине черный от копоти котелок. В котелке плавали нарезанные кое-как ломтики картофеля, бобы и консервированное мясо.
Серебров, встав на четвереньки, стал раздувать огонь. Пламя вырывалось из хвороста и тут же гасло. Серебров порывисто кашлял, отмахивался ладонями от едкого дыма.
Позавтракав, они тронулись в путь.
На плато, круто обрывающееся со всех сторон, вела узкая вьючная тропка.
Полчаса, которые они потратили на подъем, показались бесконечными. Но вот тропинка сделала последний поворот и исчезла в плоско разбегающейся желтой равнине. Странное зрелище предстало их глазам – ни деревца, ни кустика – только холмы, холмы, – ближе и дальше, причудливых геометрических очертаний. Лишь приглядевшись, Хаузен понял, что это не холмы, а развалины. Мертвый, покинутый жителями город.
Изрытые дождями стены крепостей вздымались на много метров вверх, а раньше были, видимо, еще выше. Огромные полуразрушенные ворота вели на широкое возвышение, где, очевидно, находился в былые времена алтарь. Может быть, приносили здесь в жертву суровым богам скот и рабов, а может быть, сжигали благовонные травы и жили в мире со своими соседями... Но зачем тогда эти стены, зачем башни и бойницы, сурово глядящие в раскинувшуюся внизу плодородную долину?!
Хаузен спрыгнул с коня. Большая серая змея, шипя, нырнула в расселину. Ученый повел носком ботинка в мягкой пыли. По просторной площади расходились во всех направлениях глубокие гофрированные полосы...
Хаузен вспомнил, какая это была сенсация в их мире. Новый очаг культуры. Искусные металлурги и проницательные астрономы!.. Культура, не имеющая себе равных в истории человечества! А цветная мозаика? Хаузен ознакомился с ней по репродукциям, приложенным в свое время к журналу «Вопросы археологии». Богатейший набор нетускнеющих красок, тонкая, ювелирная работа безымянных мастеров, необыкновенное чувство перспективы...
Но были во фресках жителей Мертвого города и свои загадочные детали, объяснить которые двадцать лет тому назад не мог никто. Правда, тогда тоже появилось несколько оригинальных гипотез, которые, однако, никого не удовлетворили. Эти продолговатые веретенообразные повозки со множеством овальных отверстий, люди с большими круглыми головами и непонятными рогатинами на макушках, тела, похожие на гусениц... Кто-то вспомнил о ритуальных масках, но при ближайшем изучении выяснилось, что ничего общего между ритуальными масками и круглоголовыми изображениями нет.
Югов тоже спешился. Лошадь ткнулась теплой мордой ему в ладонь.
– На, на, – улыбнулся профессор и вынул из кармана кусочек запыленного сахара.
Конь благодарно потянулся к его руке.
На возвышении, в сером кругу, красный полированный гранит хранил многовековую отвердевшую копоть; след чьей-то четырехпалой руки виднелся в запекшейся глиняной стенке алтаря.
Кони поводили ушами, вскидывали морды, глядя по сторонам. Из темных нор высовывались и тут же исчезали любопытные суслики.
– История, – сказал Хаузен. – По сути дела, как плохо мы еще знаем свое прошлое...
Они шли по пыльной дорожке, пробитой в руинах.
– Это бани, – пояснял Югов, указывая на едва выдающиеся из-под земли купола, – а это базар...
Через несколько шагов он пояснил:
– Выходим через парадные ворота на ристалище. Здесь, по преданию, состязались лучники и поэты.
Цветные восьмиугольные плиты разбегались от ворот в разные стороны в виде лучей.
– Поэты, – повторил Хаузен. – Но, насколько мне известно, ни одной рукописи не дошло до наших дней?..
– Их вывез Кихар...
– И спрятал в пещерах?
– Не исключено. Я возлагаю на них большие надежды.
Неожиданно Сноу выпрямился и показал на небо.
– Смотрите!.. Смотрите!..
Над долиной шел вертолет.
– Обычное дело, – сказал Югов. – Охрана границы.
– И это близко? – спросил Сноу.
– От Южного прохода километров десять на восток...
Серебров окинул Сноу насмешливым взглядом:
– Уж не хотите ли совершить маленькую экскурсию?..
– Что? А почему бы и нет?! Очень интересно! – парировал Сноу.
Дорога полна неожиданностейКоротовский встретил Каракозова и Лялю на Узунабадском вокзале. Поезд стоял одну минуту. Каракозов выбрасывал вещи, а Коротовский ловил их и ставил на землю.
Ляля выпрыгнула, когда поезд уже тронулся.
– Спортивная закалка, – пошутил Коротовский. – В следующий раз, когда надумаете прыгать, подстелите пуховичок...
Едва он сказал это, как у Ляли подвернулась нога. Она охнула и присела.
– Накаркали...
– Увы, долг гостеприимства, – сказал Коротовский, мужественно навьючивая на себя тюки и чемоданы. – Может быть, и вас прихватить?..
– Спасибо. Доберусь сама...
Пока они шли до машины, оставленной за длинным пакгаузом, Каракозов успел задать массу вопросов – он тщательно продумал их в пути от самого Ташкента, – но Коротовский отмалчивался или отвечал односложно «да», «нет». В тюках и чемоданах, которые он нес, было по меньшей мере килограммов пятьдесят.
– Ну, поехали, – облегченно выдохнул он, сгружая вещи и садясь рядом с шофером. – Вот теперь самое время для лирических излияний... Ночь, луна... Читайте, Ляля, стихи...
– Вы с ума сошли!
Машина заурчала и тронулась с места, подпрыгивая на ухабах...
Они обогнули неимоверно длинный полупустой пакгауз, проехали мимо чайханы, в которой, несмотря на поздний час, все еще суетился Юлдаш-ака, и стали подниматься к Кампырравату, все время держа слева от себя строптивую Кызылдарью – русло ее было отмечено многочисленными сипаями, которые ночью на фоне светлого неба казались составленными в пирамиды ружьями...
Иногда река удалялась, иногда подступала к самой дороге, и тогда грохот ее сотрясал берега, брызги взлетали, как искры фейерверка, и, шипя, исчезали на теплом пористом известняке.
Лучи автомобильных фар деловито обшаривали дорогу, а если дорога становилась ухабистой, прыгали по откосам как солнечные зайчики. Тогда ничего нельзя было рассмотреть впереди – долина, по которой они ехали, становилась неузнаваемой и дикой, небольшие холмы, поросшие колючкой, вырастали в черных великанов, а река казалась притаившимся лохматым зверем.
Каракозова не смущали ни тряска, ни рокот мотора, ни скрип разболтавшегося кузова, ни рев рассерженной Кызылдарьи.
– Канак, – говорил он прямо в ухо сидящему впереди него Коротовскому. – Канак – начало и конец всех загадок Караташа.
– Ну, положим, что начало – с этим еще можно согласиться, но конец...
– Проникнуть в Канак так же трудно, как отыскать Караташский перевал, – скептически заметил Коротовский. – Югов вернулся и, кажется, не собирается штурмовать пещеры. Перевал будем разыскивать вертолетами...
– Как?! Югов вернулся? – удивленно спросил Каракозов.
– Вернулся и обратился за помощью к авиаторам. На мой взгляд, так следовало поступить сразу...
– Отнюдь. Известно, что Кихар оставил подробную карту своего маршрута на тот случай, если ему не удастся вырваться из Караташа... Этой картой должен был воспользоваться Вахшунвар...
– И все-таки я с вами не согласен, – возразил Коротовский.
– Поймите же! – взволнованно сказал профессор. – Перевал разрушен землетрясением. И никакие вертолеты вам не помогут... Нужна карта. А она хранится в пещере Канак. Именно там следует искать ключи к Караташу...
– Вы что же, занимались в Москве этим вопросом? – спросил Коротовский.
– Пришлось поработать, не скрою, – признался Каракозов не без гордости и покосился на Лялю. – Сначала я поднял архивы. Понимаете, у меня и раньше было подозрение, что бугские рукописи расшифрованы не полностью, а если и расшифрованы, то не всегда и не везде с достаточной точностью...
Он пригладил бороду и сдержанно покашлял в кулак.
– Я прочел все сначала.
– И нашли что-нибудь о Караташе? – оживилась Ляля.
– Не совсем, – повернулся к ней Каракозов. – Но в рукописи говорилось о некоем греке Полисфене, который еще в тринадцатом веке пытался раскрыть тайну Караташа... Полисфен был в Безымянном ущелье, он осматривал Мертвый город и упорно готовился к походу через горы. Он даже поднялся на хребет, но сильные ветры заставили его вернуться в долину. Умудренные опытом старожилы старались отговорить его от опасной затеи. Но грек не внял добрым советам. Он снова поднялся на хребет и снова вернулся в долину... Тогда один из старцев пожалел бесстрашного юношу.
Он указал ему рукой на чернеющий вдали Канак и сказал: «Здесь, на куске ослиной кожи, то, что ты ищешь. Подымись в Канак и тайна откроется тебе. Но ни один храбрец не возвращался живым из Караташа. Запомни это, о мужественный чужестранец...»
«Правда, люди рассказывали и о другом человеке, вернувшемся из долины Черного камня. Его выбросила буря – он был черен и сух, как обгорелая головешка. Он умер на третий день, выкрикивая непонятные, страшные слова...» Здесь рукопись обрывалась. Что стало с бесстрашным Полисфеном? Покорился ли ему Канак – узнать об этом мне не удалось. Может быть, сохранилось что-нибудь в греческих источниках?.. Я писал своим друзьям в Афины. К сожалению, до сих пор они молчат. Боюсь, что о Полисфене не известно ничего, кроме этой полулегенды.
– Но почему же вы не сообщили Югову о своих находках раньше? – удивилась Ляля.
– Югов все знает, – сказал Каракозов. – Я получил от него из Узунабада письмо, в котором он поделился со мной предположениями, высказанными Рахимом, так кажется зовут охотника?.. Так вот, в связи с этим Югов и просил меня проделать дополнительную дешифровку рукописей. Он изложил гипотезу, на которую я и опирался в своей работе... Как видите, соавторов здесь трое... И первенство оспаривать, я думаю, нам не придется.
– Есть у меня и другое предположение, – сказал он после минутной паузы, во время которой Коротовский внимательно изучал дорогу.
– Вы думаете..., – проговорила слушавшая его все время Ляля. При взгляде на профессора ее внезапно осенила догадка.
– Да-да. Сам Канак – проход, которым воспользовался Кихар.
– Невероятно, – повернулся к ним Коротовский. – Вы знаете, что это за пещера? Вот так – пять метров, а так – три. У Кихара была конница...
– Согласен. Но именно местность вокруг Канака подвержена наиболее сильным сейсмическим сдвигам. И откос образовался позже, уже после того, как появилась пещера...
– Откуда вам это известно? – спросила Ляля.
– Два года тому назад в Безымянном ущелье работала экспедиция Академии наук над составлением карты горообразования. Материалы собраны обширнейшие. Мне оставалось только ознакомиться с ними.., – Каракозов улыбнулся. – Как видите, время в Москве использовано мною с максимальной пользой для дела...
Газик миновал Кампыррават, шоссе свернуло на север – к Голубым озерам.
Коротовский посмотрел на часы:
– Часа через два будем на заготпункте...
Скоро Каракозов задремал на сиденье, прислонившись к одному из тюков. У Ляли тоже слипались глаза, дорога пропадала в тумане. Она с трудом поднимала веки, смотрела по сторонам, но вокруг была только ночь, только ночь, да узенькая полоска света перед машиной...
Ляля проснулась оттого, что они остановились. В арыках по бокам дороги пронзительно кричали лягушки. У приподнятого чехла мотора стояли шофер и Коротовский. Коротовский держал фонарик и что-то советовал.
Рукава у шофера были по локоть засучены, он рассматривал на свет какую-то трубочку и время от времени продувал ее, поднося к губам.
Ляля вышла из машины...
– А, проснулись, – наводя на нее фонарик, сказал Коротовский. – Милости просим.
– Да что случилось?
– Забарахлил мотор. И ехать-то осталось километров пять, не более. Вот там, слева от нас, Голубые озера...
– Знаю, знаю, – кивнула Ляля, позевывая. – В прошлом году мы тоже где-то здесь загорали.
Она робко посмотрела в темную чащу обступившего их со всех сторон леса.
– Лягушки кричат...
– Это к дождю.
– Эй, кто на дороге? – крикнул вдруг Коротовский, направляя свет фонарика на сутулую фигуру, вынырнувшую недалеко от них из кустов.
Незнакомец шел прямо к машине, но, услышав окрик Коротовского, круто повернул и зашагал назад по шоссе.
– Стой! – приказал Коротовский.
Незнакомец ускорил шаг, потом побежал. Шофер кинулся вслед.
Луч фонарика, удаляясь, заметался по дороге.
Незнакомец петлял на обочине. Потом они оба исчезли.
Растерянный Каракозов выбрался из машины:
– Что?! Что случилось?!
Ляля показала в темноту.
На шоссе послышался хруст гальки. Вернулся шофер. Тяжело дыша, сел на крыло автомашины.
– Удрал, сукин сын.
Он провел рукой по вспотевшему лицу.
Сноу узнал от Хаузена, что Каракозов прибывает ночным.
Все шло хорошо до тех пор, пока его не окликнул Коротовский. Сноу не знал, что Коротовский уехал встречать профессора. И когда прозвучал его голос, он растерялся. Видимо, не нужно было бежать, но нервные центры, натренированные многолетней практикой, сработали помимо сознания – он повернулся и побежал.
– Сто-ой! – прозвучал еще раз запоздавший окрик.
Сноу бежал долго, прижав локти к бокам, хватая воздух жадными горячими губами.
Быстро светлело. Гора Дьявола, как призрак, висела за его спиной. Он не оглядывался, он смотрел на розовеющее небо и все время прибавлял шаг.
Поднялось солнце. Сноу вышел на опушку леса, когда длинные тени уже лежали на мокрой от росы траве.
Во дворе заготпункта было тихо. Машина Коротовского еще не пришла. Под навесом всхрапывали расседланные кони, похрустывали сеном.
Сноу поднялся на высокое крыльцо, потянул дверь. В комнате было темно и сыро. Он нашел свою кровать, упал в нее и накрылся простыней. Его слегка знобило.
В тумбочке стояла фляга со спиртом. Сноу разболтал содержимое и выпил все до дна.
Тогда ему стало легче. Он повернулся на бок и тут же заснул.
