Текст книги "Следы ведут в Караташ"
Автор книги: Эдуард Зорин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Тодд ушел от погони. Это было не просто. Но он ушел. Он запутал след.
Зажигались рассветы, потухали закаты – поезда несли Тодда от платформы к платформе. За Волгой потянулись леса. А там всхолмилась равнина: начинался Урал.
Сидя в купе у окна, Тодд в сотый, в тысячный раз анализировал события минувших трех дней. Все было бессмысленно – вся эта затея с Каракозовым. Деламбер жестоко просчитался. А Тодд предвидел именно такой конец и давно к нему приготовился. Но то, что случилось, было страшно: события захлестнули его, и теперь он чувствовал себя, как беззаботный альпинист, который замешкался в решающую минуту и оказался на дне пропасти...
Если бы только Каракозов! Со стариком Тодд справился бы наверняка. Но девчонка, следившая за ним от самой Москвы... Стоя за портьерой, он вспомнил все – у него была отличная память: и то, как она стояла у входа в метро (конечно же, это была она!), и как заняла за ним очередь на такси у кинотеатра «Россия»... Не зря Вездесущий платит бешеные деньги: знает, на какой риск идут его люди!..
И вот тогда звериная ярость ослепила Тодда – луч миниатюрного лазера метнулся через комнату. Он видел, как упала девушка, как бросился к ней Каракозов... Комната мгновенно наполнилась огнем и дымом. Тодд, откашливаясь, пополз в окно. Он спрыгнул на сено – оно было свалено позади дачи возле сарая. Еще несколько шагов – и он в безопасности: ночной лес, потаенные вьющиеся тропки...
Он не сразу заметил человека – все это продолжалось каких-нибудь две-три секунды. Человек навалился на него сзади, заломил руки, ударил по затылку. Тодд опрокинулся. Но и человек, поскользнувшись, упал на мокрую от росы траву...
В окне на фоне горящей комнаты металась громоздкая тень Каракозова. Это было последнее, что успел заметить Гарри Тодд. Ноги несли его быстрее вихря – ловушка, ловушка!.. Он задыхался, воздух с сухим свистом вырывался из его легких. Он бежал очень долго – час, два? Это невозможно сейчас вспомнить. Он вышел к железной дороге, взял билет и сел в электричку. Поступить так значило заведомо обречь себя на провал. Но за ним почему-то не было слежки...
У Тодда хранились вещи в гостинице, были деньги. Правда, основная сумма находилась всегда при нем – в эластичном капроновом поясе под нижним бельем, но все-таки жаль было терять и то немногое, что еще у него оставалось. Тодд был по натуре своей человеком бережливым и даже скуповатым. Потерянные деньги окончательно испортили ему настроение, но зайти в гостиницу не решился. Он переехал в опустевшем метро на другой вокзал и сел там в другую электричку... Вышел на маленькой станции, а утром умчался с сибирским экспрессом. Потом он еще два раза делал пересадки, и вот теперь, после трех дней вконец измотавшего его пути, приближался к Уралу.
Определенного плана у Тодда пока не было: просто он надеялся где-нибудь отсидеться, переждать... А там видно будет.
Он с тревогой всматривался в меняющийся за окном суровый пейзаж.
В Свердловске Тодд снова проделал все сначала – колесил по всему городу, заметал следы, а главное – наблюдал, не прицепился ли кто-нибудь?.. Как будто нет. Переночевал в небольшой гостинице на Шарташе. Ночью ворочался с боку на бок – долго не мог уснуть, а утром выехал в Алма-Ату.
Ляля быстро выздоравливала. Серебров ничего еще не знал о случившемся, но письма от него приходили часто. Он писал о работе, о ребятах из экспедиции.
«...Сейчас ведем опрос местных жителей. Твоя легенда (помнишь?) подтвердилась полностью. Только пещеру с сокровищами Кихара искать нужно севернее. Рахим (а он здесь авторитет!) утверждает, что это Канак. А почему бы и нет?..
Очевидно, в самые ближайшие дни выйдем на разведку. Охотники, не раз бывавшие в Безымянном ущелье, подтверждают догадку Рахима. Да и все данные сводятся к одному. Рахим нашел Беляева на Лысой горе. Оттуда одна дорога – через Северный проход опять-таки к Безымянному ущелью.
Познакомились с начальником погранзаставы капитаном Ларионовым. Очень симпатичный, образованный человек. Он обещал свою помощь. С Рахимом они большие друзья – оказывается, старый охотник только за прошлый год задержал троих нарушителей, а всего на его счету не то десять, не то двадцать задержанных... Ларионов, хорошо знающий местность, тоже склонен думать, что это Канак. А если так, то и древний перевал, ведущий в Караташ, должен быть тоже где-то в этих местах.
Вчера вылетали на вертолете с Юговым и Хаузеном в район Гиблого ущелья. Едва внизу показался хребет, как нас начало швырять встречными потоками ветра. Ларионов говорит, что так бывает очень часто. Трудно или почти невозможно выбрать время, когда бы не было ветра. Потому-то воздушные трассы и лежат много западнее. Как попал в этот район Беляев?.. Очень просто, говорит Ларионов, занесло ураганом...
Ну и крепко же нас поболтало!.. Едва выбрались. Хаузену стало плохо. Отдышался только после того, как Сноу вылил ему в рот изрядную толику спирта. Всегда носит его с собой во фляге, говорит – привычка. Совсем не интеллектуальная натура. В связи с этим часто вспоминаю наш с тобой разговор накануне моего отъезда... Смущает меня Хаузен. Старый антифашист!.. Югов ничего не знает, да, пожалуй, и не следует его волновать. Как ты думаешь?..»
...В коридоре послышался громкий разговор, звук торопливых шагов. Дверь отворилась, и на пороге палаты появился Каракозов в накинутом на плечи белом больничном халате. Вернее, сначала ворвался его голос, потом вплыла борода, и только после этого всю пройму двери заняла массивная фигура профессора.
– Лялечка! А это вам – гостинцы.
И он вытряхнул из газетного кулька прямо на одеяло несколько душистых, пушистых, загорелых персиков...
– Что за прелесть! – воскликнула Ляля с улыбкой, прикладывая теплый персик к порозовевшей щеке. – Прямо плюшевый мишка... Где это вы раздобыли?
– В Москве.
– Ну да?!
– Честное слово. Ведь не одни археологи делают открытия... Селекционеры тоже не дремлют, и вот вам – сюрприз. Учтите, персики выращены не в оранжерее, а под открытым небом, на нашем российском морозе... Да вы ешьте, не смущайтесь. Тот селекционер – мой приятель, а я у него постоянный дегустатор...
Он засмеялся и ласково потрепал Лялину руку.
– Еще вам срок – неделя. Хватит валяться... Через неделю – в путь.
– Все готово?
– Да. Я думаю, Югов правильно избрал маршрут. Сейсмологи утверждают, что сброс был в сторону Северного прохода. Значит, не исключено, что древний перевал был разрушен во время землетрясения. А землетрясение, отмеченное в тот день, когда разбился Беляев, могло обнажить перевал... Понимаете? Отсюда и следует начинать...
Ляля смотрела на Каракозова и думала, что Серебров зря ругал старика. Ведь он же умен, а если и самолюбив сверх меры, то это, пожалуй, болезнь возраста. Что поделаешь?.. У него действительно большие заслуги. Есть и ошибки, конечно, а у кого их нет?.. Ляля теперь знала все. Павел Каракозов – его родной брат. Провокатор. Бежал в Америку в двадцатом году. Каракозов порвал с ним. А враги пытались запутать профессора, втянуть его в грязную игру. Вот оно как. Совсем не так просто. И поиски Караташа – не безобидная археологическая экспедиция, как это многим казалось. Караташ – это пробный камень, и Ляля неожиданно для себя оказалась втянутой в опасный круговорот нарастающих, как снежный обвал, событий.
– Но я всему этому не верю, – упрямо твердил Каракозов. – Никаких космонавтов и никакой атомной энергии. Просто Югов умеет увлечь людей...
Был у нее несколько раз Коротовский. Говорил о Сноу.
– Скажите, вы действительно астрофизик? – спросила Ляля.
– Действительно. Кончаю институт. Заочно.
– А... это?
– Что? – не понял Коротовский.
Ляля вспомнила – темный лес, горящая дача Каракозова, Коротовский, ведущий ее к дороге, черные бегущие во всех направлениях фигуры.
– Как это случилось?
– Скажите спасибо профессору. Он помог вытащить вас через окно. Лестница уже горела...
В экспедицииДокументы у него были в полном порядке. Он приехал на заготпункт и поставил коня под навес.
– Хочу работать в экспедиции.
В комнату вошел Югов:
– А вы знакомы с местностью? – спросил он.
– Немного.
– В горах работать приходилось?
Смуглое лицо приезжего тронула улыбка:
– Бывало, и в горах работал...
– А сейчас?
– У брата гощу... А сам ташкентский.
– Так-так... – Югов с уважением оглядел его крепкую статную фигуру. – Вам сколько лет?..
– Как вы думаете? – лукаво прищурившись, сказал приезжий.
Югов внимательно посмотрел на него:
– М-м, думаю – пятьдесят.
– Угадали! – просиял незнакомец. – Пятьдесят и есть.
– Да, староваты для работы в горах...
– А вы меня испытайте! – сказал он.
Югов задумался.
– Ладно. Медицинская справка есть?
– А как же!
Он вынул из кармана кожанки и сунул в руку Югову измятый листок с треугольной печатью.
– Все по форме.
– Вижу.
Югов подымил трубкой, бросил бумажку на стол секретарю:
– Записывайте.
– Ах, рахмат! – обрадовался приезжий, хватая Югова за руку повыше локтя и крепко сжимая ее. «Силен, однако», – подумал Югов, с усилием освобождаясь от крепкого рукопожатия, а вслух сказал:
– Вы легких заработков у меня не ждите. Работа предстоит трудная и опасная, так что...
–Ясно, товарищ начальник! – смешливо выкрикнул приезжий и поднес к фуражке руку, перевязанную камчой, так, словно собирался отдать честь, а потом раздумал.
«Старый фронтовик», – отметил Югов и, отвернувшись, тут же забыл о незнакомце.
А приезжий вышел во двор и, остановившись под навесом, стал подтягивать подпругу у коня, украдкой наблюдая за тем, что происходит на заготпункте. В открытые настежь ворота входили и выходили люди. Были среди них русские, узбеки, киргизы, казахи. Иные вели под уздцы лошадей, иные шли пешком. Во дворе разбивались на маленькие кучки, садились в кружок, подстелив кошму, пили чай и громко разговаривали. Тут же, у крыльца, стоял большой оцинкованный снаружи титан. Под титаном потрескивали дровишки, а из короткой черной трубы валил густой белый дым...
Но вот лицо приезжего оживилось. Во двор сбежал с крыльца высокий человек в короткой навыпуск цветастой рубашке и синем берете, лихо сдвинутом на затылок. Человек постоял у титана, презрительно разглядывая сидящих вокруг людей, и ленивой походкой – вразвалочку – направился в самый дальний угол двора, где бил из-под земли маленький фонтанчик.
Приезжий, подтягивая подпругу, так нажал коленом в бок коню, что тот вздрогнул и заплясал на месте...
Сноу хотел напиться, но шум под навесом привлек его внимание. Он поднес ладошку с водой ко рту, а сам, скосив глаза, посмотрел в ту сторону. Человек в кожанке. Новое лицо. Раньше здесь не встречал. Откуда?.. Но взгляд его скользнул дальше к людям, расположившимся во дворе. Мало ли откуда!.. Разве всех запомнишь?.. Он присел перед фонтанчиком на корточки и стал пить.
Однако, человек в кожанке почему-то не выходил из головы. Сколько времени можно возиться с подпругой?!.
– Эй, ты! – крикнул Сноу, поднимаясь и вытирая мокрые руки о болтающийся низ рубахи.
Он приблизился к приезжему, ткнул пальцем в грудь:
– Откуда?
По рассеянности Сноу задал вопрос по-английски. Человек отрицательно покачал головой:
– Мен бельмейды.
– Откуда, спрашиваю? – повторил Сноу по-русски, с трудом подбирая чужие слова.
– А, откуда? – обрадованно переспросил приезжий. – Оттуда я, оттуда. – Он показал рукой в сторону гор.
– Хороший конь, – сказал Сноу.
Приезжий закивал.
– Ха, якши, джуда якши...
– Работать? – спросил Сноу.
Приезжий не понял. Сноу снова повторил вопрос и изобразил рукой движения, напоминающие взмахи кетменем.
Приезжий опять не понял. Он только улыбнулся для приличия и похлопал коня по горячим бокам.
«Слежка?» – подумал Сноу тревожно, но, взглянув в веселое лицо приезжего, тут же отогнал от себя неспокойные мысли.
На высокой балахане[7]7
Балахана – на Востоке комната для гостей и отдыха в летний сезон, пристраиваемая над жилыми домами. – Прим. Tiger’а.
[Закрыть], открытой прохладному горному ветру, сидели Хаузен и Югов. Перед ними на широком медном подносе стоял большой пузатый чайник, разрисованный причудливыми узорами, лежали две хрустящие лепешки, на которых высилось по горке прозрачных мятных леденцов.
Ученые, подогнув ноги под себя, как истые старожилы, прихлебывали чай, смотрели на горы, подернутые легкой сиреневой дымкой.
Хаузен рассказывал о том, как бежал в тридцать седьмом из Испании в Америку, как во Франции его пытались похитить нацисты, а он не пришел на явочную квартиру, которая впоследствии стала ловушкой для многих эмигрантов, как работал в Массачусетском университете и все время мечтал о том дне, когда сможет расшифровать загадочные письмена древних майя.
– Вы опередили меня, – грустно сказал Хаузен.
Югов добавил ему в пиалу свежего чаю.
– Опередили – это слова. А суть в передовых методах, – сказал он. – Признаться, так и мне претят все эти экраны, счетные машины, индексы, интеграторы и прочая механизация. Но без них нельзя. Понимаете?.. По старинке нельзя. Настало время, когда один человек уже не в силах сделать что-либо значительное. Время случайных открытий, титанической борьбы одиночек прошло. Только коллективный мозг ученых, вооруженный первоклассной техникой, может ныне проникнуть за те загадочные барьеры, которые ставит перед наукой природа.
Хаузен кивнул:
– Не согласиться с вами нельзя. И тем не менее... Отрицать право одиночек...
– Дело не в праве, а в возможностях. Наша экспедиция – яркий тому пример. Вы обратили внимание на ее состав?..
– Действительно, – согласился Хаузен. – Ваши масштабы поражают воображение...
– А если бы вы в одиночку? Или я?.. Да ничего бы из этой затеи не получилось!.. А между тем результаты экспедиции могут превзойти всякие ожидания.
– Вы верите в это?
– Верю. И то, что мы сделаем, должно стать достоянием всего человечества.
– Вы очень доверчивы, профессор, – сказал вдруг Хаузен.
– Разве доверчивость – не достоинство? – возразил Югов.
– Видите ли, не так-то легко ответить на ваш вопрос, – Хаузен повертел в руках пустую пиалу, рассматривая прилипшие к донышку зеленые чаинки. – Ученые, познавшие тайну атомного ядра, тоже не думали о бомбе. О бомбе думали другие – те...
Он сделал неопределенный жест в сторону.
– Вы мрачно смотрите на будущее, Хаузен, – сказал Югов.
– Я реально смотрю на вещи, – с несвойственной ему резкостью возразил Хаузен. – Мне довелось испытать это на собственной шкуре... Оптимизм! Хотел бы и я быть оптимистом... Я ушел от политики, потому что заниматься политикой и не быть вместе с тем оптимистом – преступление...
Хаузен зажег сигарету.
– Порой мне кажется, вы слишком благодушны, – продолжал он. – Будущее... За него дерутся. Мир разорван на части... Разве есть уверенность, что тайна, которую вы надеетесь разгадать в Караташе, послужит людям для добра?..
– Но вы-то, вы! Неужели вы в это не верите?! – воскликнул Югов.
– Бывают обстоятельства, когда перестаешь доверять людям... Пока я был археологом... Словом, мне преподали горький урок...
Хаузен с досадой раздавил в пепельнице окурок.
– Нет, уж извольте говорить до конца, – сказал Югов.
– Хорошо.
Хаузен встал и, разминая затекшие ноги, подошел к перилам, окружающим балахану, посмотрел на горизонт – там, в сером каменистом русле, укрепленная сипаями, бурлила Кызылдарья.
– Об этом трудно говорить, но об этом нужно всегда помнить... Предположим, экспедиция завершена. Тайна Караташа разгадана. В руках человечества оказалась колоссальной силы энергия. Она способна выбросить к звездам земные ракеты. Она может преобразовать климат Земли, может принести людям счастье. Но только ли счастье?
– Вы в этом сомневаетесь?..
– Вспомните Хиросиму, – сказал немец, скрестив руки на груди. Лицо его выражало тревогу.
– Ах вот вы о чем! – улыбнулся Югов. – Могу вас на этот счет успокоить. В наших руках...
– Да о вас ли речь! – почти выкрикнул Хаузен. – Я говорю совсем о другом. Понимаете, как бы это сказать... Представьте себе, что в составе вашей экспедиции идет человек, который...
– Ну, это уж из области детектива!.. Извините меня, но все вы там, на Западе, немножко свихнулись... «Красная опасность!..» «Агенты Кремля!»
Лицо Хаузена было бледно. «Да что с ним?» – тревожно подумал Югов.
На лестнице появился Сноу.
– Разрешите?..
– Заходите, заходите, к чему церемонии! – Югов протянул ему руку.
Настороженные глаза Сноу обшаривали прислонившегося к перилам Хаузена.
– Я вам помешал?..
– Нет-нет...
Хаузен стал поспешно прощаться.
– Так до завтра?..
– До завтра.
Тигровая впадинаВыехали затемно впятером: Рахим, Югов, Серебров, Хаузен, Сноу. Проезжая мимо крайних домиков заготпункта, они не заметили, как еще один человек свернул на чуть приметную тропинку и погнал коня в сторону границы.
Когда рассвело, они поднялись на узкий гребень. Слева проплывала в легком тумане только что оставленная долина Голубых озер. Справа картина была еще величественнее – там горы громоздились одна на другую, уходя к далекому горизонту.
Облака пересекали вершины, похожие на айсберги, вмерзшие в бескрайнюю снеговую пустыню. А выше небо было темно-синим, и кое-где еще поблескивали одинокие звезды, хотя солнце уже поднялось и отбрасывало от гор длинные угловатые тени.
Рахим спрыгнул с коня, его примеру последовали остальные. Держа лошадей под уздцы, шли вверх медленным, размеренным шагом. Дышать стало труднее, в ушах заметно позванивало.
Похолодало – не то оттого, что ветер наверху был пронзительнее, не то оттого, что рядом был снег...
Невысокий арчовый лесок обвивал обнаженные скалы. По тропе, проходящей чуть повыше и кончавшейся крутым уступом, с легким шумом промчалось стадо диких баранов. Серебров посмотрел в бинокль – у баранов были крутые рога и тонкие стройные ноги. Почувствовав присутствие людей, они помчались еще быстрее – к самому уступу... Миг – и вожак, легко взлетев на воздух, всем телом рухнул на свои рога, перевернулся и поскакал дальше. Архары прыгали с обрыва один за другим. Скоро мелькнуло последнее упругое тело, и все стадо скрылось из глаз.
Рахим восхищенно поцокал языком.
– Не часто теперь встретишь в наших горах кочкара. Вам очень повезло.
Через час арчовник остался далеко позади – только камни со всех сторон, одни только камни. Но и они были причудливой формы и самой разнообразной расцветки: то напоминали хижину, то вытесанную искусным резцом прямо в скале огромную голову, увенчанную высоким красным тюрбаном, то просто на серой стене желтые и красные прожилки, переплетаясь, образовывали замысловатый арабский узор. Трудно было поверить, что здесь не прикасалась к камням вдохновенная рука человека, и все это сотворила сама природа.
Поднимаясь к вершине, тропа все глубже вползала в узкую расщелину, и скоро не стало видно ни долины слева, ни величественной панорамы гор; стих и ветер – он бушевал где-то вверху, над их головами. Солнце, поднявшееся уже достаточно высоко над горизонтом, сильно пригревало спины.
Постепенно расщелина сузилась, скалы наверху сомкнулись, образуя подобие арки, – вершина горы Дьявола маячила прямо над ними: чтобы взглянуть на нее, нужно было сильно запрокинуть голову. Ноги ступали во что-то мягкое, и Серебров, нагнувшись, увидел, что это птичий помет, скопившийся здесь, возможно, за целые тысячелетия. Птицы, огромные и черные, сидели над ними и, казалось, внимательно следили за каждым их движением. Вид грифов с длинными облезлыми шеями и круто согнутыми клювами был отвратителен. Иногда они взлетали, тяжело взмахивая крыльями, и садились на противоположную сторону, вытянув когтистые лапы.
Потом стали попадаться кости разных мелких животных, черепа сусликов и полевых мышей, а порой и головы барашков. Кони храпели, вскидывая копыта, рвались назад...
Из пещеры доносился неясный гул, как из гигантской морской раковины. Когда они приблизились, целая стая грифов вылетела им навстречу, едва не задев громко хлопающими крыльями. Рахим закрыл лицо полой халата.
В пещере было сыро и холодно. Где-то капала вода. Когда они вошли, гул, слышанный ими снаружи, усилился, и теперь впечатление было такое, будто навстречу им мчится по тоннелю поезд...
Сбоку маячил свет, и иллюзия мчащегося поезда от этого еще более усиливалась.
– Совсем как в Натанаро, – сказал полушепотом Хаузен.
Им казалось, что они идут по тесному коридору уже целую вечность.
...Солнечный свет ударил внезапно. Лошадь Сереброва последний раз споткнулась в темноте и застучала копытами по серому граниту. Впереди покачивалась спина профессора Югова, еще дальше впереди маячила голова Сноу. Хаузен ехал позади Сереброва. Рахим придержал коня, пропуская их вперед.
Серебров оглянулся. Гора Дьявола была уже позади, целясь своими вертикально поставленными утесами в низко бегущие над ней рваные облака.
– Отсюда начнется спуск, – предупредил Рахим, показывая рукой на рисунок в желтом известняке. – Этот воин нацелился на пещеру Канак. Ее можно рассмотреть на той стороне Безымянного ущелья...
Хаузен вскинул бинокль, но ничего не увидел – солнце било прямо в глаза.
Югов с присущей ему юношеской ловкостью спрыгнул с коня и вскарабкался на высокий валун, чтобы получше обследовать высеченный в скале рисунок. Сомнений быть не могло: само изображение, сама манера письма – все говорило в пользу глубокой древности рисунка...
– Первый век. Знакомая школа, – определил Хаузен.
Рахим с тревогой посматривал на пустынные склоны гор, подступившие к узкой тропинке, на которой они задержались. Еще на подходе к хребту он обратил внимание на один бугорок, мимо которого с полным безразличием проехали его спутники. Это был костер, тщательно присыпанный свежей рыхлой землей. Кто был только что на северном склоне? Кто жег костер? Почему с такой поспешностью затушил его при их приближении?.. Трава вокруг костра была примята копытами коня. Для того чтобы определить это, Рахиму достаточно было одного взгляда на поляну.
Он промолчал тогда, не сказал ничего своим спутникам, чтобы попусту не волновать их, но мысль о потушенном костре засела крепко и не давала ему покоя.
Конечно, это мог быть и случайный человек, почему-либо не заехавший на заготпункт, но ведь дорога, по которой они сейчас ехали, вела прямиком к границе – там, за высоким древним ледником, начиналась другая, чужая страна...
Профессор сел в седло, и маленькая экспедиция двинулась вперед. Теперь ехали так: Рахим, Сноу, Серебров, за ним Югов и позади всех Хаузен. Пока дорога была хорошей, Рахим подхлестывал коня: минут через двадцать снова начнется серпантин, а до него предстояло проехать висячий мост через Тигровую впадину; на всем пути это, пожалуй, самое опасное место. Мост был короток, но так и ходил под ногами, а если дул даже слабый ветерок, раскачивался над пропастью, словно огромные деревянные качели.
Когда-то здесь был настоящий мост – еще и сейчас торчали тут и там полусгнившие черные бревна и доски, но со временем его заменили висячим: все равно брички здесь не ходили, пешеходу удобнее, да и забот стало меньше – стальные цепи не так-то скоро ржавеют.
Но как ни надежен был мост, переезжать его всегда старались засветло. В темноте чего только не покажется, да и конь может оступиться...
Во времена, когда орудовала в этих местах шайка Аламбека, сбросилась в Тигровую впадину активистка Мухаббат. Подстерегли ее басмачи у подвесного моста, ринулись со всех сторон, но Мухаббат залегла за валуны и отстреливалась до последнего патрона в браунинге, а потом встала, взмахнула красной косынкой, да так и покатилась боком – с камня на камень, пока не замерла на самом дне. Изуродованное тело ее похоронили у моста, а сверху положили простую гранитную плиту. Кто ни пройдет, кто ни проедет по тропе, тот и поклонится ей, положит на плиту букет свежих цветов: то маки пламенеют на ней, то колокольчики синеют, а то просто зеленеет живая арчовая ветка...
Задержался у могилы и Рахим, склонившись с седла, положил букет гиацинтов, сорванных в долине. Спутники сняли шапки, молча поклонились праху бесстрашной Мухаббат.
Рахим смотрел вдаль туманным взглядом – туда, где солнце садилось и где начинались великие ледники. Все молчали.
И вдруг в их молчание ворвался нарастающий грохот. Кони, встав на дыбы, отпрянули назад. Сноу чуть не вылетел из седла, ухватившись за гриву коня, заметался с ним вместе на узкой тропе. Кони Югова и Хаузена несли их к тоннелю, а Серебров, вобрав голову в плечи, прижался к скале. Тяжелые камни застучали вокруг Рахима и растерявшегося Сноу.
– Сюда!.. Сюда! – отчаянно кричал им Серебров.
Большая глыба ударила в край моста. Стальная цепь лопнула – мост рухнул, увлекая за собой часть скалы с вросшим в нее небольшим арчовым деревцом.
Сноу вскрикнул, схватился рукой за голову – между пальцев сочилась кровь.
Но промчавшись над ними, обвал уже рокотал далеко внизу: крутые склоны многократно отражали раскатистое эхо; оно постепенно замерло вдали, и на тропе стало тише прежнего – только мелкие камешки осыпались сверху, перегоняя друг друга и с легким стуком подпрыгивая на неровностях горы...
Серебров подъехал к Сноу.
– Покажите голову.
Сноу застонал.
– Скажу по совести, вам здорово повезло, – признался Серебров, осматривая рану. – Чуть-чуть правее и...
Рахим вывел коня из укрытия. Солнце било в глаза. Охотник приложил ко лбу ладонь. Что-то шевельнулось вверху, среди причудливого нагромождения камней. Может быть, архар? Но архары очень осторожны – вряд ли они вызвали этот обвал.
Подъехали Югов и Хаузен.
– Придется возвращаться, – сказал Рахим.
Югов поднял бинокль.
– Вернемся к Иногамову, заночуем, а утром пойдем через Южный проход.
Хаузен жевал травинку.
Бинокль Югова обшаривал противоположную сторону ущелья. Еще выше, еще. Бинокль пополз в сторону и стал карабкаться по крутым склонам. Вот уж и гребень, и сосновый лесок на гребне.
Нет, он не мог ошибиться: на кромке стоял человек, держа коня под уздцы, и смотрел вниз.
С сильно бьющимся сердцем Югов опустил бинокль – опять ничего не видно. Снова поднес к глазам бинокль. Ничего. Только сосновый лесок и скалы.
Только лесок. И только скалы.
Югов молча повернул коня.
Быстро сгущались сумерки.
Человек в кожанке шел рядом с конем и прерывисто насвистывал веселую песенку. Видно, он сильно нервничал; когда прикуривал, руки в свете ярко вспыхнувшей спички мелко вздрагивали.
Человек глубоко затянулся мягким дымком сигареты и ласково потрепал коня по морде. «Ну-ну, дружище! – словно говорил он. – Теперь нужно лишь чуточку терпения. То, что не удалось сегодня, удастся завтра. Нужно лишь чуточку терпения».
«Главное сделано», – повторял человек про себя, как магическое заклинание.
– А Сноу просто родился под счастливой звездой, – сказал он вслух. «Черт возьми, кажется, снова становится прохладно», – подумал человек, поеживаясь.
С ледника тянул пронизывающий ветер.
Человек поплотнее запахнулся в кожанку, поглубже, почти по самые уши, надвинул фуражку.
Спуск был трудным. Мелкие камешки выскакивали из-под ног и падали вниз. Звука их падения не было слышно – человек знал, какая бездна раскрывалась у его ног...
Постепенно тухли дальние вершины – как отгоревшие высокие костры. Тьма стала непроницаемой. Человек подумал, что ночь некстати настигла его именно на этой тропе; если бы он поспешил, то был бы уже в ущелье, а там его ждет мягкая постель и горячая пища.
Но теперь он не смел и мечтать о еде – что поделаешь!..
Человек привязал коня к сосне, а сам сел, прислонившись плечом к теплому, крепко пахнущему смолой стволу. Он закрыл глаза и попробовал заснуть, но сон не шел. Холод был пронзительным, тишина угнетала, а сосна поскрипывала, и ветки упруго шуршали на ветру.
Человек снова достал сигарету и закурил, пряча огонек спички в рукав кожанки.
Конь фыркал, позвякивая удилами; по камням скользнула змея; неясные, тревожные звуки рождала ночь...
