Текст книги "Следы ведут в Караташ"
Автор книги: Эдуард Зорин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)
– Вот этот, – сказал Юлдаш-ака, приподнимая занавеску. Джеферсон посмотрел через его плечо.
– Дурак, – процедил он сквозь зубы. – Наверняка притащил за собой хвост. Пижон пижоном – при галстуке и в шляпе.
– Он заходил утром. И сейчас. Говорит, срочно, – сказал Юлдаш-ака и побежал к самовару наполнять чайники.
– Постой ты, – удержал его за рукав Джеферсон. – Утром, говоришь, заходил?..
– Заходил.
Джеферсон провел ладонью по кожаной куртке, щелкнул пальцами.
– Ты вот что – скажи, что видел меня, разговаривал. Приведи вечером на перевал. Там буду ждать.
– У родника?
– У родника.
Юлдаш-ака кивнул:
– Будет сделано.
Джеферсон усмехнулся и вышел на задний двор.
Там у дувала стоял оседланный конь.
Тодд спотыкался и бранился всю дорогу. Юлдаш-ака молчал.
Они шли с горы на гору – по острым рыжим камням. У Тодда еще в Ташкенте прохудились ботинки, он не успел их починить и теперь ругал на чем свет стоит свою нерасторопность: каждый удар камня причинял ему невыносимую боль.
И молчаливый проводник впереди тоже выводил его из себя: ну хоть бы рассказал что-нибудь, хоть бы пошутил.
– Постой, – сказал он. – Я хочу переобуться.
Тодд сел на камень. Ночь стояла над горами. Только внизу, в долине, вспыхивали огни Узунабада – десятка два крохотных тусклых звездочек.
– Скорей, – нетерпеливо поторапливал Юлдаш-ака.
Он сидел на корточках и напряженно всматривался в темноту. Никого. Ни звука. Только тропинка светлеет по склону горы.
– Готово?
Тодд выпрямился, притопнул ботинком:
– Готово!..
«Какой дьявол принес его в Узунабад?» – недобро думал о своем спутнике Юлдаш-ака.
И так у него было много забот с Джелялом, а тут еще этот...
Джелял тоже им недоволен – у Юлдаша-ака острый глаз, чуткое ухо: слышал и замечал он все. Что понадобилось этому в Узунабаде?!
А Тодд шел тем временем за широкой спиной чайханщика и думал о своем – о приезде в Ташкент, о ночи, которую скоротал за любопытным разговором с нужным человеком, о дороге в Узунабад...
Скорей бы все кончилось!.. Убраться за рубеж, а там хоть трава не расти – в конце концов ему наплевать и на Караташ и на экспедицию Югова.
Они вошли в небольшой лесок, подъем стал круче. Тодд карабкался, хватаясь за шершавые, как камень, стволы деревьев. Из-под ног его вылетали камешки и, подпрыгивая, словно резиновые, летели вниз.
Юлдаш-ака остановился. Тяжело дыша, прошептал:
– Осторожнее. Нас могут услышать.
Тодд кивнул. Конечно, в темноте чайханщик не заметил его кивка, но говорить он все равно не мог – перехватило дыхание.
– Осторожнее, – повторил Юлдаш-ака и, повернувшись, снова зашагал вверх.
Тодд ухватился рукой за дерево, прижался горячим лбом к колючему стволу:
– Не могу... Отдохнем, – прошептал он, чувствуя внезапную слабость.
Юлдаш-ака выругался. Что скажет Джелял?.. Они и так запаздывают.
Он взял Тодда под локоть:
– Идем...
– Отстань, ты! – Тодд вырвал руку.
Чайханщик молчал. Ему уже все надоело. И Джелял, и этот тип.
– Идем, – снова сказал он.
Тодд вскинул пылающие глаза. Он ничего не видел, только край неба и черную тень на тропе.
– А... Идем... – бормотал он. – Куда?
Юлдаш-ака махнул рукой:
– Туда.
Тодд отпустил дерево и упал на колени. Несколько больших камней вырвалось из-под его ног и с сильным грохотом покатилось вниз. Чайханщик испуганно отскочил.
– Иди сюда, – сказал Тодд.
Молчание.
– Ну! – выкрикнул Тодд.
– Ты больной. Совсем больной, – сказал Юлдаш-ака.
– Подними меня.
Молчание.
– Скотина! – выругался Тодд.
Удаляющиеся шаги.
– Вернись!.. Эй, вернись!..
Тодд вскочил на ноги и снова упал. Теперь под ним грохотал обвал.
– Вернись!
Что-то непонятное происходило с его головой. Потом стало ломить челюсти. Он пробовал открыть рот и не мог.
Тодд сполз на живот и прижался подергивающейся щекой к теплым круглым камням. Голова раскалывалась. Он чувствовал, как теряет сознание.
– Нет, нет...
Прохладный полумрак окутывал его, в ушах звенело. Он еще раз попробовал встать. Ноги не держали.
Теперь ему было все равно.
Он лег и затих.
А камни все сыпались и сыпались вниз.
Тодд вздрогнул.
– Кто идет?!.
«Продал», – резануло горячий мозг. А сил уже не было, чтобы встать.
Шаги. Чужие голоса. Оттуда.
Он обманул их. Он рядом. А они не могут его взять. Ведь он совсем в другом мире... В другом мире...
Юлдаш-ака сполз с тропы. Он был толст, но страх заставил его двигаться легко и быстро. Огромное тело ввинчивалось в темноту. Колючки рвали лицо и рубаху...
– Где твой гость? – спросил Джелял, выступая из темноты.
Юлдаш-ака остановился. Он ждал этого вопроса. Он знал, как на него ответить. Он выучил все наизусть. Но при виде Джеляла слова застряли в горле.
– Я тебя спрашиваю, – повторил Джелял.
– Он... Его... – пролепетал Юлдаш-ака.
– Ты что, с ума сошел?!
Джелял резко повернулся.
– Не оставляй меня, – сказал чайханщик.
Джелял вспомнил его преданные, как у собаки, глаза. Когда-то они вместе были в банде Аламбека – Юлдаш-ака исполнял тогда обязанности палача.
Нехорошо оставлять в беде товарища.
– Иди сюда, – ласково сказал Джелял. – Ну чего ты испугался?.. Все будет в порядке.
Юлдаш-ака попятился. Ему не нравился ласковый голос Джеляла.
– Иди же, иди, – повторил Джелял.
– Нет, – сказал чайханщик.
– Ты меня боишься? – удивился Джелял. – Ну и пропадай здесь, как собака.
Он подозвал коня.
– Погоди, – прохрипел Юлдаш-ака. – Я согласен. Ты же со мной ничего не сделаешь?..
– Дурак.
Джелял вдел ногу в стремя.
– Постой!.. Не оставляй меня здесь, – взмолился Юлдаш-ака, бросаясь к нему и хватая его за руки.
Джелял усмехнулся.
– Хорошо, – сказал он и спрыгнул с коня. – Я помогу тебе. Так будет безопаснее.
Они пересекли небольшой лесок. За леском были скалы.
– Тебе нечего будет бояться, – сказал Джелял. – Вот видишь – здесь...
– Здесь?..
Юлдаш-ака нагнулся – черная пропасть. Волосы встали у чайханщика дыбом.
Легкий толчок в спину.
– А-а!
Пропасть ринулась ему навстречу.
– А-а! – повторили горы.
Джеферсон уходил с перевала, ведя коня под уздцы.
...В кабинете Ларионова гудел вентилятор.
Рука с тонкими нервными пальцами быстро рисовала на бумаге квадраты и ромбики.
Капитан молчал. Лейтенант нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
Гудел вентилятор.
– Это непростительно, – сказал рассерженно Ларионов. – Вы могли раньше встретить Тодда.
Лейтенант развел руками:
– Столбняк. С ним ничего нельзя было поделать... Я же не знал этого. Последняя стадия.
Капитан бросил на стол карандаш.
– Понимаете, это было единственное звено, которое могло связать нас с тем, главным...
Лейтенант молчал.
– Что вы предлагаете?
Вопрос капитана застал его врасплох. Он ничего не предлагал – никак не выходит из головы мертвый Тодд.
– Плохо.
Похрустывая сапогами, Ларионов прошелся по кабинету.
– У Тодда был связной.
– Так точно.
Серые глаза капитана теплеют.
– Думайте, лейтенант.
За окном разливается жар. Тридцать градусов. Духота.
На столе монотонно гудит вентилятор.
Штурм КанакаГруппа альпинистов, приданная археологам, начала штурм Канака на рассвете.
Еще накануне вся экспедиция в полном составе была переброшена на лошадях и вертолетами в Безымянное ущелье. Лагерь разбили под пещерой. Несколько крепких брезентовых палаток.
Ночь была полна смутной тревоги.
Хаузен отыскал Югова у реки. Сидя на камне, профессор раскуривал трубку. Хаузен молча зажег сигарету.
Острый клин неба, вырезанный ущельем, был усыпан знакомыми созвездиями. Когда взошла луна, резкие тени переместились к востоку – темный зев загадочной пещеры смотрел прямо на лагерь.
– Волнуетесь? – сказал Хаузен.
– Да, – пыхнула трубка, осветив сосредоточенное лицо профессора.
– Я тоже, – подмигнул огонек сигареты, прочертив в воздухе полукруг.
Потом оба огонька мирно затлели рядом. Два силуэта, поскрипывая галькой, обошли лагерь.
Луна поднималась все выше. Кто-то вышел из крайней палатки, покашлял, сплюнул в темноте. Сноу. Кажется, он не заметил их. Югов облегченно вздохнул. Последнее время Сноу все больше раздражал профессора. В Москве и первые дни в экспедиции Югов как-то редко сталкивался с ним. Нахальный малый с дурными манерами. Конечно, у Хаузена может быть свой вкус. Но Югов заметил, что и Хаузен относится к Сноу с какой-то настороженностью. Между ними было очень мало общего. И если этих двух людей связывала только наука, то Хаузен мог подыскать себе другого преемника – Югов не видел в Сноу тех качеств, которые необходимы будущему ученому.
У старика был острый глаз, и Хаузен видел это. Он понимал, что время приближает развязку, что дальше так жить нельзя, потому что жить так – значит совершать предательство. А грозные ночи под Гвадалахарой?.. А печи Освенцима?.. А страшные лаборатории Лос-Аламоса?..
Нет, он больше не может молчать. Он говорил, как на исповеди. Он курил сигарету за сигаретой, и рядом пыхтела толстая трубка Югова.
– Это было как бред... Ратте сказал, что моя семья будет расстреляна, если я выдам Сноу. Если Сноу не вернется, моя семья все равно будет расстреляна...
– Варвары! – Югов до боли сжал челюсти.
– Вы вспоминаете наш разговор?
– Тогда, на балахане?..
– Да.
– Теперь я вас понимаю.
– Вы слишком доверчивы, коллега... Вы их плохо знаете. А они могут все... В случае провала вас уничтожат так же, как и меня.
– В случае провала...
– Караташ почище атомной бомбы, – сказал Хаузен. – Энергия колоссальной силы – разве это не лакомый кусочек для тех, кто, подобно Ратте, мечтает снова о Великой Германии с кострами из книг и концентрационными лагерями?!.
Хаузен волновался, говорил быстро – горячим полушепотом.
Они все дальше уходили от лагеря. Где-то рядом шумела река. Загадочный Канак смотрел на них своим большим черным глазом.
Югов выбил потухшую трубку сильными ударами о ладонь.
Хаузен сказал:
– Как легко стало на сердце.
– Верю вам.
Их руки соединились в крепком рукопожатии.
Два темных силуэта стояли посреди ущелья. Полная луна. Дикий, неземной пейзаж. Резкие тени. Клин светлеющего неба.
Когда рассвело, четверо смельчаков были уже на середине горы. Там петляла забытая всеми тропинка, а дальше начинался обрыв.
Все в лагере с волнением следили за четырьмя черными точками.
Медленно, шаг за шагом продвигались альпинисты к пещере. Ляля еще на первом курсе занималась в секции альпинизма. Она-то представляла себе, как идет восхождение. Вот забили клин, еще клин. Капроновый канат связывает воедино четыре загорелых спружиненных тела. Кошки скоблят скалу, из-под кайлы вылетают снопы горячих искр. Каждое движение рассчитано до миллиметра. Каждый вдох, каждый выдох.
Все светлее в ущелье – скоро взойдет солнце. Тогда будет еще труднее: скала раскалится, яркие лучи ослепят альпинистов.
А пока они ползут вверх, пока они еще могут ползти. Шаг в шаг. Шаг в шаг.
– Кажется, остановились, – сказал Серебров, опуская бинокль.
Ляля посмотрела вверх.
– Идут...
Солнце медленно восходит над черным Канаком. Скалы облиты вишневым соком, тлеют вершины далеких гор...
А черные точки все ползут и ползут.
Шаг в шаг. Шаг в шаг.
Каракозов нервно подергивает бороду. Он на командном пункте. Отсюда наведены на скалу мощные рефракторы.
– Остановились...
Командир группы припадает к окуляру.
– Так. Сигналят...
Лицо Югова словно окаменело.
Тишина над лагерем. Ни звука.
Командир группы протирает утомленные глаза. У него усталые морщинки у краев губ. Вытряхивает из пачки сигарету. К нему тянется сразу несколько зажигалок. Прикуривает, рассеянно смотрит на Югова.
– Ну как? Ну что?..
– Продолжать подъем невозможно.
– Почему?
Командир группы нервно мнет сигарету, бросает ее себе под ноги.
– Люди не мухи. Вверх ногами не пройдешь...
Несколько секунд он молчит. Вокруг – растерянные, вытянувшиеся лица.
– Ладно, – говорит он. – Попытаемся сверху. Вызывайте вертолет.
...Машину кренило и подбрасывало на вертикальных потоках воздуха. В кабине было душно. Оглушительно рокотал мотор. Командир группы кивнул Югову:
– Смотрите...
Горы словно сходятся вершинами над самыми их головами. Внизу, быстро уменьшаясь, проплыл лагерь, люди, машущие руками...
Двое спортсменов приготовили капроновую лестницу. У них сосредоточенные, спокойные движения.
Летчик откинулся на сиденье, махнул рукой.
– В чем дело?..
Командир группы наклонился к его лицу.
– Рискованно, – у летчика вены вздулись на шее от напряжения. – Вертолет зацепит лопастями за скалу.
– Задача...
– А что, если спуститься пониже? Вот так, – сказал один из пареньков, изображая ладонями то, что он предлагает.
– А ведь верно!.. Молодец, Долохов.
Летчик осторожно пошевелил рукоятки – машина плавно снизилась и замерла в воздухе.
Теперь скала совсем рядом. Кажется, протяни руку – и коснешься горячего гранита.
Поток воздуха снова подбросил вертолет. Летчик напряженно шарил в пространстве. Здесь, у самой скалы, опасно каждое движение.
Вверх-вниз, вверх-вниз...
Большой дырой с рваными краями вынырнула пещера. Югов прильнул к окну – вот она!..
Отсюда хорошо видны следы сброса: Каракозов был прав. Сердце билось частыми тугими ударами – бум, бум, бум... Югов даже руку приложил к груди – страшно стало.
А в кабине тем временем шла работа. Долохов открыл дверцу и попробовал забросить в пещеру веревочную лестницу. Не тут-то было. Еще раз. Опять мимо.
– А если раскачаться?..
– Попытайся.
Долохов нырнул в открытую дверцу. Тело его повисло над самой бездной.
– Давай! Давай! – крикнул командир группы.
Долохов стал раскачиваться – рывок на себя, рывок от себя. Еще, еще... Летчик едва удерживал вертолет – того и гляди грохнется о скалу.
Еще рывок. Еще.
Ноги Долохова почти касаются края пещеры.
– Подтяни выше!
Машина покорно поползла вверх и снова замерла, напряженно вздрагивая металлическим корпусом.
– Прыгай!
Долохов качнулся. Рывок.
– Ура-а! – донеслось снизу.
Альпинист упал на колени у самого входа в пещеру.
– Долохов, дорогой! – кричал Югов; слезы стояли в его глазах. – Молодчина, Долохов.
– Профессиональный прыжок! – сказал командир отряда, предлагая Югову сигарету. – Признаться, я побаивался... Дрогни машина, качнись чуть-чуть влево – и остался бы от парня мешок костей.
Югов потягивал сигарету, блаженно прикрыв глаза.
Вертолет шел на снижение.
– Спасибо, товарищ, – Югов протянул руку летчику. – И вам спасибо.
Командир отряда смущенно улыбнулся:
– Да что вы! Я тут ни при чем...
Долохов, стоя у края пещеры, разворачивал веревочную лестницу...
За морями, за горамиЧто может быть прекраснее моря?! Харди мог любоваться им часами.
У него было излюбленное местечко – во Флориде, в спокойной бухточке, берега которой то круто обрывались, то песчаной отмелью тянулись чуть ли не на километр. В бухточке всегда стояла наготове белоснежная яхта с командой в пять человек; чистые каюты, уютный салон...
На склоне высокого холма, в плотной зелени пальм возвышался дом с красной крышей и желтыми жалюзи. Мраморная лестница вела от дома к морю: дорожка, обсаженная магнолиями и радужной юккой, была посыпана серебристым песком. За домом возвышались стройные кипарисы. Там начиналась апельсиновая роща, а еще дальше проходила линия железной дороги. И если бы не ее бессонные перестуки, не гудки, можно было бы подумать, что, попав в это благодатное местечко, вы перенеслись в далекие времена, воспетые Майн Ридом, когда по равнинам и болотам Флориды бродили еще краснолицые и гордые семинолы...
Но Харди романов не читал и о семинолах знал только понаслышке. Флорида для него была испокон веков райским уголком США, а мыс Кеннеди – местом испытания ракет.
Покачиваясь на мягком сиденье стремительного «крайслера», Харди думал. Далеко – там, где вода сливается с небом и где легкий туман сглаживает силуэты, светлой точкой с черным султаном дыма виднелся теплоход. Очевидно, он шел с Кубы...
Харди поджал губы. В молодости он бывал в Гаване, в этом необыкновенном городе на берегу моря. Гавана... Никогда не забыть ее душных вечеров, шороха автомашин по шоссе, мелодий неутомимых джазов за распахнутыми стеклянными дверьми ночных баров. Тогда в Гаване была жизнь. Город кишел туристами. А теперь... Кастро даже на женщин, прекрасных кубинок, надел военную форму. Они стоят у кухонной плиты и держат автоматы наготове.
Харди сжал кулаки. Недавно он был на смотре в Майами. Там собрались головорезы и отчаянные авантюристы. Ребят здорово подготовили, дали оружие. А ненависти их учить не надо. У каждого что-нибудь осталось на Кубе: у одного – своя плантация, у другого – дом, у третьего – кабачок, у четвертого – просто личные счеты с кем-нибудь из тех...
Харди с неприязнью подумал о президенте – такая близорукость!..
Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Свежий бриз не выветривал неприятных мыслей. Харди потер кончиками пальцев виски. Что за чертовщина?!. Похоже, что и он на старости лет превратился в болтливого политикана. Когда-то он посмеивался над этой категорией людей. Вот мы люди практического склада, люди дела. Мы работаем. Мы не едим свой хлеб даром. И нам не нужно сдабривать работу красивыми фразами. Мы и так отлично понимаем, что на нашу долю выпала самая грязная ее половина. Но пусть эти чистоплюи попробуют без нас!.. Пусть попробуют.
Машина между тем сделала несколько крутых разворотов и остановилась у высокой зеленой решетки. Огромный сеттер выскочил из ворот, заискивающе заюлил у ног приподнявшегося Харди.
– А, соскучился, старина!
Харди потрепал пса за уши, провел рукой по гладкой блестящей шерсти. Потом он вышел из машины и заковылял по дорожке к дому, из которого уже спешил ему навстречу один из сотрудников, прибывший сюда еще на прошлой неделе, чтобы подготовить все к приезду шефа.
Харди выслушал его доклад, рассеянно ковыряя тростью в размякшем на солнце асфальте. Он поморщился – не любил, когда люди говорили слишком много, особенно подчиненные.
– Вы сегодня в ударе, – мрачно заметил Харди и кончиком приподнятой трости отстранил сотрудника с дороги. – Распорядитесь, чтобы мне приготовили ванну.
– Будет исполнено.
– И еще...
Харди бросал слова за спину, не оборачиваясь и не повторяя, уверенный в том, что каждое его слово поймано на лету.
Сотрудник услужливо забежал вперед, распахнул перед шефом дверь. Харди вошел в прохладный вестибюль. Здесь полы были выстланы разноцветными плитами, а на стенах с дубовыми панелями висели сочные натюрморты.
Сеттер, виляя хвостом, остановился перед лестницей и выжидающе посмотрел на хозяина. Харди тоненько свистнул и засмеялся. Собака послушно взбежала по лестнице, замерла на последней ступеньке перед статуей обнаженного Аполлона.
«Такая безвкусица!» – подумал Харди.
Он недовольно покосился на сотрудника. Теперь, после натюрмортов и Аполлона, сотрудник казался ему еще менее симпатичным.
– Уберите... это, – поморщился Харди.
– Но ведь...
– Уберите! – Харди пришлось повторить приказание, а это случалось не часто.
Сотрудник, побледнев, отступил в сторону. Харди собственным ключом отворил дверь кабинета. Наконец-то он у себя дома, наконец-то!
Сеттер уже обследовал комнату. Он даже вскарабкался на диван, но Харди цыкнул, и пес послушно сполз на пол.
Здесь все было привычно. Харди бросил в угол трость, упал в кресло.
Минуты две он сидел неподвижно. Мысли, мысли... Порой окрыляющие, порой бескрылые, убивающие всякое желание жить, работать. Харди боролся с мрачными мыслями. У него была прекрасно натренированная воля, но и ему не всегда удавалось уйти от них.
...Пообедал Харди здесь же, за письменным столом, а после обеда и короткого сна взял полотенце и спустился к океану. Он искупался на песчаной отмели, а потом на ялике добрался до яхты. Капитан в белом фланелевом костюме с золотым шитьем приказал поставить паруса. Матросы бросились исполнять команду, и скоро свежий ветер раздул легкие полотнища, – грациозно развернувшись в бухточке, яхта пошла вдоль зеленого побережья. Харди, сидя в кресле, рассматривал в бинокль уже примелькавшийся за два года пейзаж.
Целый месяц почти полного безделья!.. Целый месяц водных процедур, солнечных ванн и этих глупых вояжей на допотопном парусном суденышке. Может быть, кое-кому это и покажется пустым времяпрепровождением, но он-то, старый Харди, отлично знает, что это не так – он, побывавший в таких переделках, которые иным зеленым юнцам и во сне не снились...
Однако Харди не суждено было долго наслаждаться отдыхом. В то самое время, как он мирно дремал, развалившись в кресле, и предавался грустным размышлениям, на его имя поступила радиограмма с грифом «лично» и «срочно».
Харди нетерпеливо вскрыл пакет. Это было сообщение из Москвы. В нем говорилось об отправке экспедиции на поиски Караташа и о том, что Тодд, потерпев неудачу с Каракозовым, вынужден был скрыться. Возможно, он попытается связаться с Джеферсоном – как поступить в данном случае?..
Харди нахмурился. Теперь он снова почувствовал, как оживает каждый его нерв, как чутко реагирует мозг на внешние раздражители.
В такие минуты Харди необходима была полная тишина. Вернувшись на дачу, он заперся в полутемном кабинете наедине с молчаливым сеттером. Что значит провал Тодда?.. Чем это грозит Харди?.. Вполне очевидно, что в случае, если Тодда все-таки схватят, он не станет запираться. Тогда под угрозой окажется Джеферсон. А Джеферсон – ключ к операции «Караташ». Провал Джеферсона равносилен провалу всей операции.
Что можно предложить в подобной ситуации?.. Лучший исход – исчезновение Тодда. Неважно, как это будет выглядеть – мертвые не болтают. Не посылать же за ним в самом деле транспортный самолет или подводную лодку!
Покончив с делами, Харди откинулся в кресле и включил радиоприемник. Он любил после работы посидеть вот так, ни о чем не думая, потягивая красное вино и покуривая трубку. В приемнике трещало – Харди перемещал рычажок по светлой шкале... Интересно, что передают сейчас русские?
Он захватил только конец сообщения. Знакомый мужской голос говорил:
– В результате штурмовой группе удалось проникнуть в труднодоступную пещеру Канак. В беседе с нашим корреспондентом профессор Югов заявил, что в ближайшие дни тайна древнего Караташа будет разгадана. Еще одна блестящая победа советской науки, еще один ценный вклад в сокровищницу мировых знаний...
Харди нажал белую кнопку выключателя. Сеттер вскочил и настороженно прянул ушами. Харди отшвырнул трубку. Во рту был противный терпкий привкус крепкого табака.
– Машину к выходу! – приказал он появившемуся на вызов сотруднику.
