Текст книги "История Таиланда (краткий очерк)"

Автор книги: Эдуард Берзин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Тем не менее де Шомон с железной настойчивостью на каждой аудиенции вновь возвращался к этому вопросу. Он выдвигал заведомо невыполнимое требование христианизации в качестве контрусловия каждый раз, когда сиамцы что-нибудь просили у него. А поскольку главным требованием сиамского правительства было заключение оборонительного союза против Голландии, оба эти вопроса оказались неразрывно связанными на всем протяжении переговоров и так и остались неразрешенными.

Нарай готов был идти и шел на любые возможные односторонние уступки в надежде добиться хотя бы в будущем французской поддержки.

Одним из важных вопросов в ходе переговоров был вопрос о привилегиях христиан. Опыт португальских и французских миссионеров в Сиаме показал, что местное буддийское население очень слабо поддается воздействию христианской пропаганды. Французские миссионеры понимали, что сколько-нибудь значительное распространение христианства в Сиаме возможно либо в результате административного нажима, либо путем предоставления христианам особых, исключительных прав и привилегий.

Именно с этой целью де Шомон выдвинул пять требований: 1) полная свобода христианской пропаганды; 2) предоставление сиамцам, обучающимся в христианской школе, так же как и ушедшим в христианский монастырь, прав буддийских монахов, т. е. освобождение их от всех налогов и повинностей; 3) освобождение христиан от всех работ по воскресеньям и в дни церковных праздников; 4) передача дел об освобождении от повинностей больных и престарелых христиан особому чиновнику; 5) неподсудность христиан обычным сиамским судам, т. е. практически их экстерриториальность независимо от подданства.

Несмотря на то что опубликование этих требований, в особенности пятого, могло привести только к взрыву народного негодования и сделать христианскую религию и христиан одиозными в глазах народа, упорный де Шомон настоял на своем, и 10 декабря 1685 г. они были приняты. На следующий день были подписаны «Привилегии, дарованные королем Сиама Французской компании», состоящие из 13 статей. Компании предоставлялось право свободно торговать с освобождением от всех пошлин на ввоз и вывоз. Она получала монопольное право торговли в округе Джанк-Сейлон. Таким образом, в распоряжение французов были предоставлены богатейшие оловянные месторождения Сиама. В последней, секретной, статье объявлялось, что король Сиама дарует компании весь округ Сингору с правом укреплять и использовать его по своему усмотрению.

Для руководства фортификационными работами в Сиаме был оставлен опытный инженер де Ла Мар. Нарай, кроме того, назначил адъютанта де Шомона – графа Форбена командующим флотом и губернатором Бангкока.

Параллельно с официальными происходили тайные (засекреченные даже от Шомона и Шуази) переговоры Фалькона с иезуитом Ташаром, приближенным лицом исповедника короля Франции. Фалькон и Ташар совместно разработали конкретный план полного подчинения Сиама французскому королю и католической церкви, сводившийся в основном к подрыву сиамского государственного аппарата изнутри путем размещения французов на всех важнейших постах и оказания давления на Сиам извне путем создания на его территории французских городов-колоний с мощными гарнизонами.

Фалькон предлагал прислать из Франции 60—70 человек, которым он, пользуясь своим влиянием, предоставил бы посты губернаторов провинций и городов, комендантов крепостей, генералов и офицеров сиамской армии и флота и даже членов Королевского совета. В их число, по его мнению, должны были входить иезуиты, одетые в светское платье, но никто, даже среди европейцев, не должен был подозревать об их принадлежности к ордену.

Большое внимание Фалькон уделял созданию в Сиаме опорных пунктов для французских войск. «Необходимо иметь две хорошие колонии, обеспеченные достаточным количеством солдат, – писал он. – После того как это будет осуществлено, нечего будет бояться».

Формально во главе государства по-прежнему оставался бы сиамский король, но он превратился бы в марионетку в руках французского наместника. На роль последнего Фалькон, разумеется, прочил себя. Была заранее заготовлена и кандидатура марионеточного короля – им должен был стать приемный сын Нарая принц Мон Пит. Этот честолюбивый, но недалекий юноша, права которого на престол признавались далеко не всеми, должен был послужить удобным орудием в руках опытного интригана Фалькона.

18 июня 1686 г. третье посольство, направленное Нараем к Людовику XIV, достигло Франции. Во главе посольства стоял Пья Висут Сунтон, один из талантливейших сиамских дипломатов. Посольство сопровождал Ташар, везший тайный план Фалькона.

В ходе переговоров за военную помощь, на которую рассчитывал Сиам, французы потребовали передать им Мергуи и Бангкок, обладая которыми флот Франции мог бы господствовать как в Бенгальском, так и в Сиамском заливах и контролировать важнейшие торговые пути между Индией и Китаем. Но для Сиама передача этих городов в чужие руки была бы равносильна потере государственной независимости. Поэтому такое требование встретило со стороны сиамских послов самый решительный отпор, после чего французский двор потерял к послам всякий интерес.

Правительство Людовика XIV начало спешно готовить новое, на сей раз хорошо вооруженное посольство, доводы которого должны были подкреплять эскадра из шести военных судов и 12 рот пехоты под командой генерала Дефаржа. Во главе посольства стояли королевский представитель адвокат Ла Лубер и один из директоров Французской Ост-Индской компании, Себре дю Буллэ. Вместе с пушками и солдатами в Сиам были направлены 12 тщательно отобранных иезуитов, обладавших различными полезными специальностями.

Послы Франции были снабжены следующей инструкцией Людовика XIV: «Его величество желает, чтобы отец Ташар предложил... назначить... французского губернатора в Бангкоке с правом укреплять его на европейский лад и охранять для короля Сиама от покушений соседних королей или голландцев... Помимо прочего это позволит компании не зависеть от голландцев, так как отпадает надобность пользоваться Зондским или Малаккским проливами. В случае если будет потеряна всякая надежда добиться этого путем переговоров, его величество приказывает атаковать Бангкок и овладеть им силой».

27 сентября 1687 г. французская эскадра стала на якорь у отмели, преграждающей вход в устье Менама. Однако послы не спешили сойти на берег. Вся артиллерия эскадры была приведена в боевую готовность. Сиамские послы, которые возвращались домой на одном из судов эскадры, содержались в своих каютах на положении почетных пленников. Единственным человеком, высадившимся на берег, был Ташар. Он вез Фалькону ультиматум, суть которого излагалась в королевской инструкции, и известие, что усердие Фалькона вознаграждено Людовиком XIV, пожаловавшим ему титул графа и высший французский орден.

На срочно созванном заседании сиамского Королевского совета мнения разошлись. Командир слоновой гвардии Пра Петрача убеждал короля и совет не соглашаться с доводами Фалькона. Он напомнил все случаи, когда восточные монархи, дружелюбно приняв у себя португальцев или голландцев, теряли свои государства. Однако большинство членов совета высказалось за то, чтобы принять французский ультиматум. Тут сказалось, видимо, не только давление Фалькона, но и убежденность членов совета в том, что в условиях ведения войны с Англией и назревания войны с Голландией Сиам не мог начать борьбу с третьей европейской державой.

16 октября Ташар по поручению сиамского правительства (а по сути дела – Фалькона) подписал вместе с Ла Лубером и Себре состоявшие из 16 статей «Соглашения», оформившие принятие французского ультиматума. Этот договор закреплял режим полной и фактически бесконтрольной оккупации Бангкока и Мергуи. Он устанавливал, что французские войска, которые разместятся в Бангкоке и Мергуи, не будут подчиняться никому из сиамцев и иностранцев-нефранцузов, а будут исполнять приказы короля Сиама, переданные через его первого министра, т. е. Фалькона, при условии, если они не противоречат приказам короля Франции. Одна из статей (7-я) обеспечивала французским войскам экстерриториальность. В ряде статей подчеркивалась исключительная роль иезуитов. По 14-й статье, например, глава иезуитов в Сиаме назначался заместителем и преемником Фалькона на посту премьер-министра.

На следующий день после подписания «Соглашений» началась высадка французских войск в Бангкоке. Первым шагом, который предприняли колонизаторы, после того как убедились, что все укрепления Бангкока находятся под их контролем, было нарушение только что подписанного договора. Послы объявили, что пребывание сиамских войск в Бангкоке «несовместимо с честью Франции и величием французского короля», и потребовали их немедленного вывода, хотя об этом ничего не было сказано в «Соглашениях».

Затем был заключен «Договор о торговле и привилегиях в области торговли», предоставлявший Франции существенные преимущества в торговых операциях на территории Сиама.

В январе 1688 г. послы и неутомимый Ташар покинули Сиам. Перед отъездом они выдвинули еще одно требование, которое, по их мнению, должно было гарантировать точное выполнение договоров сиамской стороной. Речь шла о том, чтобы Сиам направил во Францию 12 юношей, сыновей виднейших государственных деятелей, для обучения; по сути дела эти юноши должны были служить заложниками.

Для закрепления достигнутых успехов и их дальнейшего развития Франция начиная с осени 1688 г. спешно готовила новую, третью по счету, военную экспедицию в Сиам. Был даже выдвинут проект перенесения центра Французской Ост-Индской компании на Востоке из Пондишери в Мергуи.

В то время как Ост-Индская компания прилагала значительные усилия к развертыванию в Сиаме своей торговой деятельности, Ташар и его коллеги-иезуиты с не меньшей энергией вербовали кандидатов на военные и административные должности в этой стране. Во Франции было набрано более 100 агентов, значительная часть которых, по-видимому, тайно состояла в иезуитском ордене. Генерал-инспектором французских войск в Сиаме был назначен капитан королевской гвардии маркиз д'Эраньи. «По совместительству» он должен был командовать личной охраной короля Нарая, состоящей из французских конных гвардейцев, которая выполняла бы одновременно две задачи: охраняла короля от недовольства его подданных и держала его под стражей как почетного пленника. В случае смерти короля Нарая инструкция Людовика XIV предлагала д'Эраньи добиваться, даже с применением вооруженной силы, сохранения за Фальконом той полноты власти, которой он пользовался при этом короле. Инструкция предусматривала и возможность гибели Фалькона в результате народного восстания. В таком случае д'Эраньи и Дефарж должны были немедленно захватить все важнейшие пункты королевства и, не дожидаясь враждебных действий со стороны сиамцев, взять под стражу в качестве заложников наиболее влиятельных чиновников.

Но 6 ноября 1689 г., за несколько дней до предполагавшейся отправки экспедиции, во Францию пришло известие, полностью разрушившее эти планы.

Сразу же после отплытия из Сиама в январе 1688 г. посольства Ла Лубера и Себре оставшиеся в стране французы, пользуясь вновь заключенными договорами» начали энергично «осваивать» богатства Сиама. Глава французской фактории в Аютии Вере развернул активную коммерческую деятельность, вытесняя с помощью Фалькона индийских и голландских купцов. Наряду с этим он добился монополии на разработку медных рудников близ Луво. К февралю 1688 г. работа здесь шла уже полным ходом, сотни сиамских крестьян, принудительно согнанных на рудники, трудились под присмотром привезенных из Франции специалистов горного дела.

Подневольный труд местного населения широко использовался и при постройке новых укреплений европейского типа в Бангкоке и Мергуи, которые должны были послужить оплотом французской власти в Сиаме. Силами местного населения в спешном порядке строились новые церкви и семинарии для иезуитов в Лопбури и Аютии. Предвидя возможность долговременной осады Бангкока в случае разрыва с Сиамом, французские послы, несмотря на сильное противодействие Нарая, сумели настоять на том, чтобы в Бангкоке был создан 18-месячный запас провианта. И теперь это продовольствие усиленно выколачивалось из тех же сиамских крестьян.

Почувствовав себя увереннее после прибытия французских войск, Фалькон еще глубже запустил руку в сиамскую государственную казну. Он щедро раздавал средства казны своим друзьям-иезуитам и французским офицерам, многие из которых устремились в Сиам, чтобы поправить личные дела. Большой капитал был вложен Фальконом в Ост-Индскую компанию. К началу 1688 г. сумма этих вложений достигла 300 тыс. ливров.

Наконец, деньги сиамцев Фалькон использовал для скупки детей у родителей, которые вынуждены были их продавать, чтобы расквитаться с долгами или уплатить недоимку. Детей тут же крестили. Их воспитывали ревностными поборниками христианской веры и преданными слугами французского короля. Дело было поставлено с большим размахом. В доме Фалькона одновременно «обрабатывали» более 120 детей.

Возмущение сиамцев иностранным засильем возрастало. Движение против колонизаторов стало принимать, массовый, народный характер.

Возникшая к этому времени в среде патриотически настроенной сиамской знати оппозиция была невелика. Во главе ее стоял уже упоминавшийся Пра Петрача – талантливый военачальник, выдвинувшийся во время войны с Камбоджей и государством Нгуенов (Южный Вьетнам). Его ближайшим помощником был глава буддийской церкви Сиама, санкрат (настоятель) королевского храма в летней резиденции Нарая в Лопбури, издавна находившийся в натянутых отношениях со своим королем. Третьим вождем заговора стал Пья Висут Сунтон – представитель сиамской служилой знати, которую вытесняли с государственных постов европейские авантюристы, ставленники Фалькона.

Но главной силой движения, без которой кучка заговорщиков не выстояла бы против французских войск, был народ. Крайне тяжелое положение народных масс в последние годы правления Нарая значительно повысило их активность. Феодальный грабеж в государстве достиг таких размеров, что неизбежно должен был произойти революционный взрыв. Французское вторжение только ускорило его. Заговорщики умело использовали настроение народа. В своей агитации Петрача и его приверженцы делали упор не только на защиту национальной религии – они обещали народу снижение налогов.

Осведомленный через своих шпионов о заговоре, Фалькон решил прибегнуть к крайним мерам. Он вызвал из Бангкока в Лопбури генерала Дефаржа с отборным отрядом французских войск, чтобы нанести заговорщикам решительный удар, прежде чем они приступят к действиям. Но Дефарж, выступивший из Бангкока 13 апреля 1688 г., не сумел продвинуться дальше Аютии. По городу распространился слух, что король умер и французы идут в Лопбури грабить дворец и сажать на трон своего ставленника. Аютия закипела. На улицах стали собираться воинственно настроенные толпы. Дефарж счел за лучшее вывести войска из сиамской столицы и вернуться в Бангкок.

Поход Дефаржа на Лопбури еще больше накалил обстановку в стране. Заговорщики решили развернуть активную борьбу. В провинции были посланы подымать народ буддийские монахи. В короткое время заговорщикам удалось стянуть в Лопбури значительные силы.

В ночь с 17 на 18 мая в Лопбури началось восстание. Основным лозунгом повстанцев было: «Освободить короля, захваченного чужеземцами!». Очевидец событий, иезуит де Без, дает красочную картину этого всенародного выступления. «Толпа людей без порядка и почти без оружия... – пишет он, – одни с топорами, которыми они рубили деревья, другие с бамбуковыми палками, окованными железом или обожженными на конце, мандарины с саблями и щитами, пехота, кавалерия – все перемешалось». В первых рядах несли на руках санкрата, который жестами и призывами вдохновлял восставших.

Несмотря на внешнюю беспорядочность движения, во всем чувствовалась большая организованность и дисциплина. Заговорщики проникли во дворец через малую дверь и без единого выстрела арестовали короля. Народу было объявлено, что король заболел и вручил всю полноту власти Петраче. В тот же день был арестован Фалькон и казнен принц Мон Пит – кандидат на роль марионеточного короля под французским протекторатом. Первоначально заговорщики, по-видимому, хотели использовать Фалькона как заложника. Но французы проявили полнейшее равнодушие к судьбе своего ставленника, и 5 июня сиамский суд приговорил Фалькона к казни.

Захватив власть, Петрача вступил в переговоры с французским командующим Дефаржем об эвакуации французов. Последний, однако, тянул переговоры до тех пор, пока в Бангкоке не было закончено строительство укреплений. Затем он поджег город и приказал безжалостно топить все суда, идущие по Менаму. В ответ на протест еще остававшихся в крепости около 40 сиамских солдат и офицеров Дефарж разоружил их и повесил двух солдат на валу – на виду у жителей города.

По существу это было объявлением войны Сиаму. Но сиамцы воздерживались от немедленного ответного нападения на крепость. Петрача вызвал к себе епископа Лано и предложил ему ехать в Бангкок парламентером, чтобы прекратить кровопролитие. Тем временем Дефарж непрерывно бомбардировал сиамские позиции, хотя оттуда не стреляли.

На подступах к форту французским солдатам удалось захватить нескольких сиамцев. Дефарж распорядился посадить их на кол. Гнев и возмущение народа после этого нового злодеяния уже не имели границ. Крестьяне толпами шли из ближних и дальних деревень, чтобы принять участие в борьбе против иноземных захватчиков.

С изумлением смотрели иностранцы на невиданные темпы работы сиамцев – этих, по их мнению, «признанных лодырей». Ведь до сих пор европейцам был известен только сиамец, работающий из-под палки на феодала. «В короткий срок они проделали невероятную работу, – сообщал в своем отчете Дефарж. – Несмотря на наш обстрел, они окружили нас палисадами на близкой дистанции от наших пушек, а за ними выстроили девять фортов, на которых установили свои пушки. Более того, от Бангкока до устья реки они построили несколько фортов, чтобы предотвратить помощь нам извне. Они привезли 140 пушек из Аютии и, чтобы доставить их на форты, минуя нас, прорыли специальный канал... Они заградили отмель в устье реки пятью-шестью рядами высоких и толстых деревьев, оставив лишь узкий проход, который легко было закрыть железной цепью, и держали для охраны прохода большое число вооруженных галер».

Поняв, что борьба предстоит нешуточная, Дефарж стал подумывать о том, чтобы окончить дело миром. В это время Петрача предоставил ему возможность начать переговоры. 24 июня он возвратил французскому командующему обоих его сыновей-офицеров (которые попали в плен к сиамцам), не ставя при этом никаких условий. В ответ на принципиальное согласие Дефаржа покинуть Бангкок и Мергуи сиамское правительство немедленно прекратило все враждебные действия против французов и их приверженцев.

В августе 1688 г. было подписано соглашение об эвакуации французов из Сиама. По этому соглашению правительство Петрачи (после смерти Нарая, в начале августа, он был выбран королем) предоставило в распоряжение иноземцев крупный корабль и денежный заем в размере 24 тыс. бат для покупки двух судов меньшего размера и продовольствия. Главными поручителями и вместе с тем заложниками, гарантировавшими возвращение займа и арендованного корабля, были объявлены глава духовенства французской колонии епископ Лано и ее политический руководитель Вере.

В соглашении подтверждалась готовность Сиама поддерживать с Францией торговые отношения и гарантировалась полная свобода вероисповедания и христианской пропаганды.

К ноябрю 1688 г. погрузка провианта, снаряжения и артиллерии на суда была наконец закончена. Настал день отплытия. Дефарж потребовал, чтобы от Бангкока до устья реки французов сопровождали два сиамских чиновника-заложника. Однако, когда корабли вышли в море, Дефарж не только не освободил заложников, но и арестовал их. В то же время он взял на борт Вере, который бежал, нарушив данное им слово и бросив своих многочисленных подчиненных на произвол судьбы. (Другой французский заложник – епископ Лано – также пытался бежать, но был задержан.)

4 февраля 1689 г. суда Дефаржа достигли Пондишери. Сюда же тремя неделями раньше добрались остатки французского гарнизона Мергуи. Немедленно стали разрабатываться планы реванша. 10 апреля 1689 г. Дефарж отплыл в направлении о-ва Джанк-Сейлон с эскадрой из четырех судов.

Но Дефаржу не удалось овладеть островом, гарнизон которого приготовился к упорной обороне. В это время французы узнали о начавшейся за восемь месяцев до того войне Франции с Голландией, к которой вскоре присоединились Англия, Испания и другие державы. Дефаржу пришлось тут же вернуть сиамцам захваченных им чиновников (Сиам немедленно предоставил свободу Лано) и спешно возвращаться в оставшийся почти без всякой защиты Пондишери.

В 1697 г., когда стало ясно, что война в Европе кончается, интерес французского правительства и Ост-Индской компании Франции к Сиаму пробудился с новой силой. Морской министр маркиз Поншартрен отдал приказ готовить новую эскадру, под командой адмирала Ожье. После прибытия эскадры в Сиам Ташар должен был «в возмещение французских убытков» потребовать передачи французам г. Мергуи. В случае неудачи рекомендовалось овладеть о-вом Джанк-Сейлон.

В 1698 г. Ташар прибыл в Аютию. Однако Петрача проявил такую же твердость, как и десять лет назад, и решительно отверг требования французов.

Французское правительство некоторое время еще продолжало предпринимать попытки закрепиться в Сиаме, но разразившаяся в Европе война за испанское наследство и полный крах Французской Ост-Индской компании принудили Францию оставить Сиам в покое на целых полтора столетия.

ГЛАВА VII.

УПАДОК ПОЗДНЕАЮТИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА И КРЕСТЬЯНСКАЯ ВОЙНА (1688—1782) 1. «Закрытие» страны и изменения в ее экономике и внутренней политике

В тяжелой борьбе последовательно с Испанией, Португалией, Голландией, Англией и Францией Сиам, изгнавший к 1689 г. со своей территории английские и французские войска, отстоял свою независимость. Но в то же время он был вынужден отказаться от активной роли торгового посредника между странами Южных морей, которая и привлекала к нему в XVII в. внимание иноземных купцов и завоевателей. Фактически Сиам был теперь закрыт для европейцев.

Официального запрета европейцам посещать Сиам никогда не издавалось. На протяжении полутора веков «закрытого» периода в Сиаме продолжала действовать католическая Французская иностранная миссия. Сиамские власти не трогали ее, так как ее влияние на местное буддийское население было практически ничтожным. Никто не изгонял из Сиама и голландцев. Однако обширные кварталы сиамской столицы, заселенные в XVII в. европейскими, а также индийскими и арабскими купцами, пришли в запустение. Голландцы, например, сами закрыли свою факторию в начале XVIII в. как нерентабельную. Центр международной торговли переместился в Индонезию, где господствовал голландский торговый капитал и куда со второй половины XVIII в. начали проникать и английские купцы или их индийские торговые агенты, плававшие под британским флагом.

Почти полное прекращение внешней торговли повлекло за собой и упадок внутренней торговли и ремесла в Сиаме. Как сообщает в ХVIII в. французский епископ Тюрпен, уже при сыне Петрачи – Пра Чао Сыа (1703—1709) в основном занимались тем, что строили новые храмы, а торговля и ремесло захирели. В XVIII в. в ряде случаев происходил возврат от денежной ренты к натуральной.

Доходы государства, поступавшие от торговых монополий, исчезли, а новые источники доходов изыскать было крайне трудно. В 1690 г. Петрача издал приказ разыскивать и арестовывать людей, уклоняющихся от несения повинностей. Крестьянство, разоренное до последней степени уже во второй половине правления Нарая, ответило на новый нажим столь внушительными восстаниями, что они удостоились даже упоминания в сиамских летописях, которые, как правило, замалчивают подобные факты.

Одно такое восстание вспыхнуло в 1690 г. в провинции Наконнайок (к востоку от Аютии) и быстро охватило ряд других провинций Центрального Сиама (на протяжении всей истории Сиама именно крестьяне этого района подвергались особо тяжелой эксплуатации). Возглавил восстание бывший монах Там Тиен, выдававший себя за чудом спасшегося от гибели брата Нарая – принца Апайтота.

Повстанцы на первых порах добились значительных успехов. Им едва не удалось захватить в плен наследника престола Сарасака. Их войско подошло к летней столице аютийских королей Лопбури и начало ее осаду. На этом, однако, успехи закончились. Во время одного из сражений Там Тиен получил ранение, упал с боевого слона, был захвачен солдатами Петрачи и казнен. Как это часто бывало в крестьянских восстаниях, гибель вождя рассеяла войско. Не желая покорно возвращаться под иго сиамской феодальной деспотии, почти все повстанцы с семьями бежали в Бирму. Провинции Наконнайок, Лопбури и Сарабури опустели.

Другое крестьянское восстание, в 1699 г., началось на восточной окраине страны, в провинции Корат, но также быстро распространилось на центр. Сведения об этом восстании еще более скудны, чем о первом. По официальной версии, зачинщиками были лаосский колдун Бун Кванг и 28 его учеников. Бун Кванг сумел якобы так запугать своими колдовскими чарами местного губернатора, что тот без борьбы уступил ему власть в Корате. Затем повстанцы, как и в 1690 г., двинулись на Лопбури, где, вероятно, находился в это время король. Армия Бун Кванга тогда насчитывала 4 тыс. человек. Но правительству удалось внести раскол в ряды восставших (по-видимому, были даны какие-то щедрые обещания), и они сами отправили на казнь Бун Кванга и его учеников.

Параллельно с крестьянскими восстаниями в правление Петрачи происходили сепаратистские феодальные мятежи (в 1691 г. – в Корате, в 1691—1692 гг. – в Лигоре), для подавления которых требовалось большое напряжение сил.

Немалые страдания населению приносили стихийные бедствия. Так, в 1703 г. страну поразили жесточайшая засуха и голод.

Правительству пришлось приспосабливаться ко всем этим обстоятельствам.

Пра Чао Сыа имел достаточно здравого смысла, чтобы строить не только новые храмы, но и каналы и избегать войн. Его сын, король Тайера (1709—1733), также строил каналы. Кроме того, при нем была издана целая серия указов, которые в какой-то степени облегчали положение крестьян и должны были тормозить процесс их дальнейшего закрепощения.

В указе 1717 г. говорилось: «Если жители станут убегать из своих домов и от своих начальников, губернатор должен послать туда, где они поселились, своего чиновника, чтобы узнать причину бегства. Если он видит, что народ собирается вместе, он должен выяснить причину этого. Если он узнает, что это движение возникло из-за притеснений со стороны кого бы то ни было, он обязан доложить (вышестоящему начальству. – Э. Б.)». Указ призывает королевских прокуроров (чакрапатов) к усилению контрольной деятельности, обязывает их расследовать случаи, когда чиновники отбирают имущество, доносить обо всех злоупотреблениях властью невзирая на лица. Предусматривается и тот, видимо нередкий, случай, когда и губернатор и чакрапат оба заражены коррупцией. В этой ситуации донос может подать любой чиновник провинции. Указ грозил чиновникам, не оправдавшим доверия, смертной казнью (заливание глотки серебром – «смерть мздоимца»), но на практике это, видимо, случалось редко. Вместе с тем чиновникам предписывается контролировать крестьян, потерявших всякий интерес к расширению производства: «В сельскохозяйственный сезон губернатор, чакрапат и чиновники должны побуждать народ обрабатывать землю. Работа, которую можно сделать за дни, не должна тянуться месяцами».

Указ 1722 г. обязывает чиновников следить за тем, чтобы государственные крестьяне (прай лыанг), побывавшие в монахах, возвращались обратно в свой кром (а не в крепостные к какому-нибудь феодалу).

В соответствии с указом 1723 г. устанавливалось, что при браке крепостного крестьянина (прай сом) со свободной крестьянкой (прай лыанг) все их дети переходят в категорию прай лыанг (а не половина, как раньше).

По указу 1724 г. сильно задолжавший прай лыанг мог работать на государство не шесть, а только четыре месяца в году, и четыре месяца он работал на кредитора.

Все эти указы помимо частичного облегчения положения крестьянства были направлены и на то, чтобы сократить постоянную утечку рабочей силы из сектора свободного (государственного) крестьянства. Крупные феодалы уже в первые десятилетия XVIII в. полностью восстановили позиции, утраченные при династии Прасат Тонгов, и посулами лучшей жизни, угрозами или использованием долговой зависимости с каждым годом перетягивали в свои крепостные все больше и больше свободных крестьян. Дело дошло до того, что, когда королю Боромакоту (1733—1758) понадобилось организовать многотысячную процессию на похоронах своего предшественника, ему не хватило людей и пришлось заполнять пустующие ряды королевскими гвардейцами.

Период правления Боромакота в западной историографии принято называть «золотым веком» Сиама. По если этот период и был для кого-то «золотым», то только для наиболее крупных феодалов.

Королевская власть так ослабла, что не была даже в состоянии вести сколько-нибудь активную внешнюю политику, хотя по-прежнему претендовала на роскошь времен великодержавных монархов XVII в.

Эти претензии больше всего сказывались на положении крестьянства, страдавшего и от гнета короля, и от эксплуатации феодалов. В указе 1748 г. власть вынуждена была открыто признать неслыханно тяжелое положение прай лыангов, которые должны были уходить в крепостные или продаваться в рабство, чтобы как-то выжить. А о мнении самого крестьянства относительно «золотого века» лучше всего свидетельствует указ 1752 г., констатирующий «рост бандитизма».

Положение мелких феодалов тоже было не особенно завидным. В условиях многоженства сиамская знать всегда производила больше потомства, чем требовалось для заполнения вакантных мест в государственном аппарате (как упоминалось, даже дальний потомок короля мог стать податным крестьянином). Поэтому часть правящего класса постоянно опускалась в низы. Существовавшая ранее большая социальная мобильность в обратном направлении, когда сын низшего чиновника или даже крестьянина мог достигнуть высоких постов в феодальной иерархии, была ликвидирована указом Боромакота, изданным в 1740 г. Согласно этому указу чиновниками отныне могли становиться только потомки первых министров по мужской или женской линии. Таким образом, крупнейшие феодалы обеспечили для своей родни на многие десятилетия вперед гарантированное место внутри правящего класса, а мелким феодалам, в подавляющем большинстве своем не связанным родством с вельможами, было оставлено право только дослуживать срок до старости или смерти. Дети их автоматически выбывали в податное сословие.