Текст книги "История Таиланда (краткий очерк)"

Автор книги: Эдуард Берзин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Таким образом, внешне Сиам при Раме I выглядел могущественной державой. В то же время внутреннее положение в стране было еще очень неустойчивым, и правительству Рамы I приходилось творить чудеса изворотливости, чтобы твердо удерживать в своих руках власть.

Старое феодальное государство фактически было полностью разрушено в ходе страшных потрясений 60—70-х годов. Во время пожара в Аютии в апреле 1767 г., как уже упоминалось выше, были уничтожены многие старые законы и списки кабально-обязанных. Старый феодальный класс (как светская, так и духовная его фракция) был за эти годы частью физически истреблен, частью отстранен от власти и полностью деморализован. Новый феодальный класс только начал складываться в последние годы правления Пья Таксина.

Фактически все надо было создавать заново: аппарат, законы, феодальную иерархию. Уничтожив Пья Таксина, Рама I и его наследники не могли сразу ликвидировать последствия крестьянской войны, перечеркнуть уступки, сделанные крестьянству.

Новая власть чувствовала себя еще весьма неуверенно и не была в состоянии возродить абсолютный деспотизм сиамских правителей XVII—XVIII вв. Ей пришлось прибегать к демагогическому заигрыванию с народом, выдвигая лозунги возвращения ко временам патриархального, «истинно буддийского» правления древних королей.

Заимствованная в индуистской религии идея божественности короля была в первые годы династии Чакри решительно не в моде. Уже в 1782 г. Рама I приказал уничтожить каменные линги – материальное воплощение божественной сущности прежних королей. В 1785 г. была изменена традиционная форма присяги: в дальнейшем чиновники не должны были оказывать божеские почести изображениям королей, а вместо этого должны были чтить изображения Будды. Как пояснял указ, почитание прежних королей раньше Будды было нечестивым обычаем, короли прежних времен слишком мнили о себе.

Очень большое внимание Рама I уделял организации буддийской церкви. Только за первые два года его правления было издано семь королевских указов по этому поводу. Рама I прежде всего стремился поставить под свой контроль все руководство буддийского ордена. Большинство настоятелей монастырей, назначенных Пья Таксином, он лишил их должностей. Одновременно он вернул должности многим другим, потерявшим монашеское звание при Таксине. Во всех указах подчеркивалась роль Рамы I как защитника буддийской церкви.

В 1788 г. под контролем Рамы I был проведен церковный собор, «очистивший» в духе задач времени буддийский канон – «Типитаку».

Щедро оделяя буддийских монахов, Рама I в то же время требовал от них железной дисциплины и высокого морального уровня «для примера народу». По указу, изданному в 1801 г., 128 монахов были посланы на каторжные работы за пьянство, разврат, покупку импортных предметов роскоши и разбой. Здесь важен не только сам факт осуждения монахов, а демонстративная реклама этой решительной меры в народе.

В 1805 г., после одиннадцатимесячной работы, сиамские юристы создали новый свод законов, в котором от старого кодекса сохранилась примерно десятая часть. Как и в прежнем кодексе, в основу формально были положены древнеиндийские законы Ману, но за индийскими юридическими формулами скрывалось вполне самобытное содержание. Достаточно указать на предисловие к своду законов, где излагается весьма любопытная легенда о происхождении сиамской государственности.

Согласно этой легенде, Земля первоначально была раскаленным шаром, который потом остыл. После этого некие небесные создания, привлеченные ароматом Земли, спустились на нее и тем самым превратились в людей. Эти первобытные люди избрали себе царя, получившего прозвище «Великий избранник». В его обязанность входило соблюдение 10 королевских добродетелей, поддержание 5 принципов морали и т. п.

Таким образом, сиамские монархи стали править не на основании мандата, полученного от какого-нибудь бога, а на основе «общественного договора» с равными ему по своему божественному происхождению соплеменниками. Это в корне противоречило господствующим древнеиндийским социальным теориям о происхождении монархии и о делении общества на известные, неравные от рождения касты.

Для юридической практики Сиама первой половины XIX в. эта легенда была совершенно бесплодной, но она не была лишней как одно из звеньев социальной демагогии, которой ранние Чакри опутывали сознание народа.

Вместе с тем новой династии пришлось пойти и на реальные уступки народным массам. Так, указ 1784 г. в противовес указу 1740 г., о котором говорилось выше, разрешал простолюдинам (прай) становиться чиновниками. Этим, в сущности, было законодательно закреплено право, захваченное крестьянами явочным порядком сразу после 1767 г. В 1785 г. был издан указ, официально утверждавший происшедший еще при Пья Таксине переход от шестимесячной государственной повинности к четырехмесячной. При сыне Рамы I, Раме II (1809—1824), этот срок был уменьшен до трех месяцев. В 1788 г. долговые рабы были полностью освобождены от несения государственной повинности. Еще в 1783 г. был издан указ, разрешавший крепостным (прай сом), недовольным своими хозяевами, переходить в разряд государственных крестьян (прай лыанг). В 1787 и 1788 гг. были изданы указы, направленные против закрепощения и порабощения государственных крестьян. В 1810 г. Рама II объявил амнистию всем беглым государственным и крепостным крестьянам при условии, что они вернутся на свои места или же останутся (но уже навсегда) с выбранным ими новым начальником.

Весьма характерно, что даже в 20-х годах XIX в. прямые налоги в денежном исчислении не превышали, а иногда даже были ниже налогов, установленных в 80-х годах XVII в. Учитывая, что стоимость денег за это время упала, сохранение такой фиксированной государственной ренты позволяло накопляться известным излишкам в хозяйстве крестьян. Это повлекло за собой, с одной стороны, рост народонаселения. Население Сиама в первой четверти XIX в. составляло около 5 млн. против примерно 2 млн. в конце XVII в. (правда, территория государства за это время также расширилась, но в основном за счет слабозаселенных районов). С другой стороны, это повлияло на расширение внутренней торговли. «От одного конца страны до другого все в движении, по каналам и рекам спешат бесчисленные барки, чтобы доставить товары в лавки и склады столицы», – писал живший в Сиаме во второй четверти XIX в. французский епископ Паллегуа.

Желая укрепить свою социальную базу, ранние Чакри в то же время начали широко привлекать в страну китайских иммигрантов. Иммигрантам предоставлялись самые широкие льготы. Если коренные сиамцы были обязаны нести ежегодно трехмесячную государственную барщину с денежным эквивалентом 18 бат, китайцы платили лишь подушный налог – 1,5 бата в год. Чуждые местному населению, они, по крайней мере на первых порах, должны были сохранять лояльность правительству и часто включались в сиамскую администрацию на низшем, а иногда и на довольно высоком уровне.

Помимо условий для притока активной рабочей силы (китайских ремесленников и земледельцев, возделывавших интенсивные культуры) сиамские короли создали также условия для притока китайского купеческого капитала. Как указывает Дж. Кроуферд, в 1882 г. строительство джонки водоизмещением 1500 пикулей (90 т) в Фуцзяни стоило 3 тыс. испанских долларов, а в Бангкоке – 1350, Таким образом, на стоимости одной тонны водоизмещения в Сиаме китайские купцы выгадывали более 18 испанских долларов.

Наконец, китайские иммигранты поставляли опытных моряков для сиамского флота.

В итоге китайское население Сиама резко возросло, В первом же дошедшем до нас упоминании о численности населения Бангкока говорится, что половину его составляют китайцы.

Организация правящего класса при ранних Чакри формально регулировалась, как и прежде, законами Боромотрайлоканата, но по существу она весьма отличалась от системы, получившей наивысшее развитие в XVI—XVII вв. Отстранение от власти членов королевского дома (кроме самого короля и в лучшем случае и его наследника), анонимность чиновников, официально не имеющих ни роду, ни племени и полностью зависящих от прихоти короля, – все эти меры, поддерживавшие абсолютную деспотию, теперь пришлось отменить. При Раме I сформировалась, а при Раме II расширилась и полностью закрепилась система родственных связей: между несколькими могущественными семьями, в руках которых были сосредоточены все основные рычаги власти. Еще при Пья Таксине будущий Рама I и его ближайший соратник Буннак (потомок арабских купцов, в XVII в. поселившихся в Сиаме) женились на сестрах, происходивших из влиятельной семьи Бангчан. Впоследствии Буннак, занявший пост первого министра при новом короле, отдал ему в жены пять своих дочерей. На протяжении более полувека разросшиеся семьи Буннак и Бангчан, тесно связанные родством между собой и с королями, поставляли кадры для важнейших постов в государственном аппарате. В то же время принцы – прямые потомки Рамы I – также не были отстранены от власти, а имели свою, весьма существенную долю в управлении. Рама I начал, а Рама II развил в полной мере систему кромов принцев. Она заключалась в том, что определенное число (при Раме I – 11) принцев и принцесс получали в управление собственные кромы с соответствующим аппаратом и обслуживающими их людьми. Это можно было бы расценить как своеобразное возрождение удельных владений, если бы при Раме II ведущую роль не заняли особые кромы принцев, а именно стоящие над старыми кромами – министерствами, управляемыми чиновниками. Так, принц Четсабодин (он же Кром Чат), будущий король Рама III, долгое время стоял во главе крома, контролировавшего кром Пракланг, т. е. являлся в сущности шефом всей внешней торговли и судостроения, а праклангом был сын Буннака – Дит Буннак, будущий первый министр.

Такое тесное деловое и родственное переплетение нескольких семей создавало компактную правящую группу, которую очень трудно было расшатать, тогда как в средневековом Сиаме высшие чиновники и принцы были разобщены и даже посещение ими друг друга в их домах могло караться смертной казнью.

Ранним Чакри удалось создать пригодную к конкретным условиям стабильную систему власти, и это сыграло свою роль в начавшейся вскоре борьбе Сиама за сохранение государственной независимости.

2. Сиамская торговля накануне нового натиска западных держав

До конца наполеоновских войн, и даже в первые годы после них, когда Англия и Голландия еще продолжали выяснять свои отношения, делить и переделять колонии и сферы влияния в Южных морях, условия для развития сиамской внешней торговли были еще весьма благоприятны.

Наиболее крупную по объему торговлю Сиам вел с Китаем, причем наряду с товарами, которые экспортировались в эту страну еще в XVII в., в сиамском экспорте появляются и занимают ведущее место два новых товара – рис и сахар. Эпизодический экспорт риса в Китай имел место еще в первой половине XVIII в. Так, в 1722 г., узнав, что рис в Сиаме крайне дешев, китайский император приказал вывезти из этой страны 300 тыс. пикулей (18 тыс. т) риса. Но систематический вывоз риса в Китай, как и в некоторые другие страны, из Сиама начался только в конце XVIII в. По мнению Дж. Кроуферда, в начале 20-х годов XIX в. Сиам по вывозу риса стоял на втором месте в Азии после Бенгала.

В 1821 г. общий объем торговли Сиама с Китаем только на сиамских судах составлял 24562 т, а вместе с тоннажем китайских судов – 35093 т. Всего в сиамо-китайской торговле было занято около 140 крупных джонок. Средняя прибыль от нее составляла 300%. Даже при гибели каждого второго судна (а потери были явно меньше) владельцы товаров (сиамский король, принцы, крупные чиновники, китайские купцы) не оставались в накладе. В Китай вывозились как товары, находившиеся в монопольном владении сиамского государства (олово, слоновая кость, кардамон, сапановое дерево, орлиное, или алойное, дерево, камедь и ласточкины гнезда), так и товары, свободно обращавшиеся на рынке (рис и сахар, составлявшие основную массу экспортируемых товаров, черный перец, хлопок, кожи и шкуры быков, буйволов, оленей, леопардов, панцири черепах, перья пеликанов, павлинов и других птиц, красное и розовое дерево для мебели, лаковая кора, арековые орехи и др.).

Для облегчения торговли с Китаем сиамское правительство в первой четверти XIX в. каждые три года направляло посольство с дарами китайскому императору и ежегодно – его наместнику в Гуанчжоу. Посольство сопровождали два торговых корабля водоизмещением 900—1000 т каждый, грузы которых согласно обычаю продавались беспошлинно.

На втором месте по значению для Сиама стояла торговля с княжествами Малаккского полуострова и островами Индонезийского архипелага. Сиамские суда регулярно посещали порты Келантана, Тренгану, Паханга, Рио, Сингапур, Малакку, Пенанг, Батавию (Джакарту), Семаранг, Черибон, Палембанг, Понтианак. В 1825 г. малайские порты посетило от 30 до 40 сиамских судов, основанную в 1819 г. английскую колонию, порт Сингапур, – 26, порты Явы и Борнео (Калимантана) – шесть. Основными предметами вывоза в эти районы были рис, падди, растительное масло, сахар, соль, железо и железные изделия, лаковые изделия, бензоин, грубая керамика. Обратными рейсами из Малайи везли золотой песок, малайские текстильные изделия, а также ряд товаров, шедших на реэкспорт в Китай, – олово, птичьи гнезда, акульи плавники, некоторые сорта орлиного дерева, перец, ротанг. Из Сингапура и с Пенанга импортировали различные британские и индийские изделия, а также опиум.

Весьма обширной была торговля с Камбоджей. Сиамские купцы ввозили в эту страну китайские, европейские и индийские ткани, сиамское железо, а вывозили из нее (главным образом для реэкспорта) камедь, кардамон, слоновую кость, кожи, рога, сушеное оленье мясо, соленую рыбу.

В Лаос экспортировали соль, соленую рыбу, китайские (посуду, стеклянные бусы), индийские и европейские товары. Из Лаоса везли золотой песок, лак, камедь, бензоин, кардамон, слоновую кость, рога, шкуры тигров, воск, кожи, меха, хлопок, шелк-сырец, тик, медь, свинец.

Между Бангкоком и вьетнамскими портами – Сайгоном, Файфо и Хюэ – совершали торговые рейсы 40—50 небольших сиамских судов. На них ввозили во Вьетнам необработанное железо, железные сковороды, табак, опиум, европейские и китайские товары и вывозили оттуда материал для мешков и парусов, обработанный и необработанный шелк и некоторые другие товары.

По интенсивности международная торговля Сиама в первой четверти XIX в., видимо, не уступала торговле XVI—XVII вв., хотя географически была у́же. В XVII в. сиамские суда курсировали от Аравии до Японии. Теперь же некогда очень крупная непосредственная торговля Сиама с Японией полностью прекратилась. Незначительный обмен товарами происходил лишь через посредников на китайском рынке. Торговая линия Юго-Восточная Азия – Средний Восток тоже была потеряна для Сиама после завоевания Индии англичанами. В самое Индию ходил единственный сиамский корабль европейского типа. Но и он не мог конкурировать здесь с британским торговым флотом. Один из его очередных рейсов в Калькутту в 1821—1822 гг. окончился убытком в 24 тыс. бат.

Общая годовая стоимость экспорта Сиама в первой половине XIX в. достигала в отдельные годы 5,5 млн. бат, а импорта – 4,3 млн. бат. На разницу в соседних странах приобретались золото и серебро, которые шли главным образом на украшение дворцов и храмов.

В импорте Сиама на первом месте по важности стояли так называемые стратегические товары: пушки, ружья, порох, штыки, свинец в зернах, сталь в брусках, листы меди для обшивки кораблей, жесть, гвозди, парусина, цинк. Сиамское правительство придавало особое значение ввозу именно этих товаров и обеспечивало налоговые льготы купцам, которые их ввозили.

На втором месте были ткани и пряжа: сукно, хлопчатобумажная ткань, хлопчатобумажная пряжа, бархат, золотые и серебряные нити и мишура. Некоторые из этих товаров поступали в виде полуфабрикатов к сиамским ткачам. Основным потребителем импортируемых тканей была столичная знать. Однако часть хлопчатобумажных тканей поступала и в провинция, главным образом в центральные. Их доставляли туда мелкие торговцы – китайцы на лодках по разветвленной системе рек и каналов.

В сравнительно небольших количествах ввозились такие европейские и китайские товары, как фарфор, фаянс, оконное стекло, краски, черепица, кафель, ножи, замки, мыло, бумага, чернила, очки, часы, зонты, зеркала, золотые, серебряные и медные вазы, статуэтки, парфюмерия и др.

Об уровне товаризации сиамского хозяйства можно в какой-то степени судить, в частности, по тому факту, что в 1822 г. в Бангкоке насчитывалось 32 тыс. мелочных лавок-лодок.

Такова была в целом экономическая ситуация к весне 1822 г., когда в устье Менама бросил якорь британский военный корабль, на борту которого находился Джон Кроуферд, первый английский посол в Сиаме со времени фактического разрыва англо-сиамских отношений в XVII в.

3. Дипломатическая борьба Сиама с западными державами

Интересы Англии должны были в этот период неминуемо столкнуться с интересами Сиама. После основания в 1819 г. колонии Сингапур Англия всерьез начала закрепляться на Малаккском полуострове. Сиам же, значительно упрочивший к тому времени свое положение, стал развертывать экспансию в Северной Малайе, на которую он притязал с XIII—XIV вв. Еще в 1818 г. Рама II приказал своему вассалу султану Кедаха напасть на соседнее княжество Перак и принудить его правителя послать в Бангкок «бунгамас» – цветы из золота и серебра, знак вассальной зависимости. Султан Кедаха не выполнил этого приказа. Тогда в 1821 г. против него было послано сиамское войско. Армия султана была разгромлена, сам он бежал на Пенанг, подчиненный в 1786 г. Англией. Возникла реальная угроза захвата Сиамом расположенных южнее Перака и Селангора, тогда как эти княжества, истощавшие друг друга во взаимной вражде, все более интересовали англичан. Почва для вмешательства Англии была, таким образом, подготовлена, и началом такого вмешательства по существу явился визит Кроуферда.

Кроуферд прибыл в Бангкок 29 марта 1822 г., и уже на следующий день его принял пракланг (министр иностранных дел и внешней торговли) Суривонг Коса (Дит Буннак), вопросы которого, как отмечает сам Кроуферд, были деловые и разумные. 3 апреля английский эмиссар был принят старшим сыном короля принцем Четсабодином, контролировавшим ведомство пракланга. Четсабодин проявил недюжинное знание европейской политики и как бы невзначай поинтересовался, какие именно войны ведет Англия в Европе. 7 апреля 1822 г. у Кроуферда состоялась новая встреча с праклангом.

В ходе беседы Дж. Кроуферд заявил о желании получить полную свободу торговли для английских купцов. Пракланг потребовал в обмен на это свободную продажу сиамскому правительству огнестрельного оружия. Но Кроуферд двусмысленно ответил, что поставки оружия возможны только таким странам, которые не воюют с друзьями и соседями Англии. В данном случае он как бы намекал на возможный союз Англии с традиционно враждебной Сиаму Бирмой (на самом деле Англия уже активно готовила против Бирмы войну).

Дипломатический ход английского посла должен был прежде всего замаскировать нежелание англичан допустить усиление военных позиций Сиама в Малайе. В то же время у Кроуферда были и другие, еще более серьезные причины не давать сиамцам современного оружия. Ознакомившись с укреплениями, защищавшими тогда вход в Менам, он подчеркивал в своем отчете легкость захвата Бангкока внезапным нападением с моря.

Тайный смысл отказа Кроуферда, однако, был быстро разгадан сиамцами. Как только два года спустя разразилась первая англо-бирманская война, они энергично начали строить укрепления европейского типа по всему побережью. Впрочем, и в самый момент описываемых переговоров определенные круги в Сиаме открыто говорили об угрозе английской агрессии. «Интриганы уверяют, – с досадой писал Кроуферд в отчете, – что англичане пришли сюда со сладкими словами, притворяясь, будто хотят только торговать, затем, немного погодя, они попросят разрешения построить факторию, затем стену вокруг нее, потом поставят на эту стену пушки и, наконец, захватят эту страну, как уже было во многих случаях. Они прибавляют, что англичане, хотя и не ведут сейчас войны в Индии, но держат там под ружьем большую армию, которая не может не быть пущена в ход».

8 апреля 1822 г., на девятый день после прибытия в Бангкок, Кроуферд, не имевший по своему статусу права на аудиенцию у короля, был принят Рамой II. Такая оперативность сиамского двора и вдобавок нарушение им же самим традиционного дипломатического этикета показывают, насколько серьезно сиамцы относились к невысказанным целям английского посольства. Одним из первых вопросов Рамы II был вопрос, с ведома ли короля Англии предпринято посольство или это частная инициатива губернатора британских владений в Индии Гастингса. В заключение встречи Рама II подчеркнул, что Сиам более всего нуждается в огнестрельном оружии.

Затем последовали новые переговоры с праклангом и принцем Четсабодином. В промежутках послов знакомили с достопримечательностями столицы, в том числе им, как бы между прочим, показали большой пороховой завод.

В своих беседах с Кроуфердом пракланг и Четсабодин старались как можно лучше выяснить дальнейшие колониальные планы Англии. На аудиенции 18 апреля принц спросил английского посла, какой доход приносит Цейлон. Дж. Кроуферд стал уверять, что Англия терпит там одни убытки (но он вынужден был признать в своем дневнике, что «сиамцы были прекрасно осведомлены о ситуации»). Чтобы замять неловкость, один из членов посольства завел речь о том, что Англия пребывает в мире со всеми народами. «Зачем же вы содержите такой большой флот?» – немедленно спросил его пракланг. Англичане уклонились от ответа.

В ходе дальнейших переговоров проявилось двойственное отношение сиамского правительства к англичанам.

Возможно, за этим стояли две разные группы лиц. Так, сам Кроуферд в дневнике отмечал, что во дворце борются за власть «две партии»: одна – во главе с принцем Четсабодином и праклангом, другая – во главе с юным принцем Чао Фа (будущий Рама IV Монгкут). Но колебания в переговорах могли исходить и от самого старого короля Рамы II.

Единственное требование англичан, на которое сразу последовал твердый отрицательный ответ, – это требование экстерриториальности. Остальные предложения Кроуферда дали пищу к длительной дискуссии.

Так, на просьбу Дж. Кроуферда снизить импортную пошлину с 8 до 6% пракланг возразил, что португальцы в 1818 г. уже получили такую льготу, но никакой торговли все равно не ведут. Затем он согласился на указанное снижение пошлины. Но в беседе 25 мая поставил в этой связи условие, что в Бангкок ежегодно должно приходить не менее пяти английских торговых кораблей. В проекте же торгового соглашения, представленном праклангом 6 июня, о снижении налогов не было сказано ни слова, зато гарантировалась «свободная и неограниченная торговля», которой все время добивался Кроуферд. (По его мнению, именно государственная торговая монополия на целый ряд важных товаров и право первой покупки импорта, традиционно принадлежавшее королю, препятствовали европейской торговле в Сиаме, что же касается пошлин на товары или тоннаж, они, как считал Кроуферд, были невелики.) Но всего четыре дня спустя эта важнейшая уступка была взята назад при помощи небольшого «редакционного» замечания сиамцев, после слов «свободная торговля» добавивших: «с комендантом порта» (читай: с государством).

Создается впечатление, что сложная дипломатическая игра с сиамской стороны имела целью прощупывание подлинных намерений англичан, выяснение, как далеко они пойдут в своих ответных уступках и насколько они опасны в данный момент. Поэтому Кроуферда то соблазняли договорными льготами и выгодными торговыми сделками (например, поставкой в Бенгал 24 тыс. т соли в один год), то пугали американской конкуренцией. «Эти люди (американцы. – Э. Б.) привозят нам то, что нам больше всего нужно, – огнестрельное оружие, – заявил пракланг, – и забирают у нас большие партии сахара и другие продукты страны». К этому он, явно преувеличивая, добавил, что в текущем году ждет прибытия 8—10 американских кораблей. В другой раз пракланг обратил внимание Кроуферда на широкое распространение в Сиаме посадок кофе, созданных с целью экспорта в Америку.

В целом, как отмечает Н. В. Ребрикова в «Очерках новой истории Таиланда», главным был вопрос об оружии. Как только стало ясно, что оружие предоставлено не будет, в сиамском правительстве возобладало мнение не идти ни на какие уступки, несмотря на возможную опасность в будущем.

Договор, подписанный 10 июня 1822 г., принял характер вежливой констатации уже существующих фактов. Англичане обязывались предоставлять свои суда для обыска и выгружать на сушу пушки и прочее оружие перед входом в Менам. Сиамцы давали обязательство не повышать в дальнейшем налоги и пошлины, а начальник таможни должен был оказывать англичанам всяческую поддержку в торговле с сиамскими купцами.

Но не прошло и двух лет, как вопрос об упорядочении англо-сиамских отношений снова стал на повестку дня. В марте 1824 г. был подписан англо-голландский договор о размежевании сфер влияния в Юго-Восточной Азии, по которому Малайя отходила в сферу влияния Англии. Теперь у Англии остался только один сильный соперник на Малаккском полуострове – Сиам. В том же марте 1824 г. началась первая англо-бирманская война, явившаяся важным фактором в определении дальнейшей политики сиамского правительства.

Отношения Сиама с Бирмой продолжали оставаться, как правило, враждебными. Еще в 1823 г. бирманский король Баджидо обратился к вьетнамскому императору Минь Мангу с предложением заключить военный союз против Сиама. Минь Манг, однако, счел более целесообразным переслать это письмо королю Раме II. В то же время Англия, верная своей традиции воевать преимущественно чужими руками, была не прочь втянуть Сиам в военный конфликт с Бирмой.

Сиамскому правительству в сложившейся международной обстановке необходимо было принять какое-то определенное решение. Между тем в самом Сиаме летом 1824 г. едва не разразился серьезный политический кризис. 21 июля умер старый король Рама II. Согласно закону о престолонаследии, изданному еще в XIV в. (хотя на практике часто нарушавшемуся), наследовать ему должен был старший сын королевы – 20-летний Чао Фа Монгкут. Но значительная часть реальной власти в государстве еще при жизни Рамы II сосредоточилась в руках 37-летнего принца Четсабодина, сына Рамы II от младшей жены. Учитывая международную обстановку, большинство знати согласилось, что во главе государства должен стоять опытный, решительный, искушенный в политике человек. 1 августа 1824 г. состоялась коронация принца Четсабодина – короля Нанг Клао, вошедшего в историю под именем Рамы III. Монгкут же ушел в монастырь.

С легкой руки некоторых западных историков, к Раме III прочно приросла кличка ультраконсерватора и ярого противника всего европейского, стремившегося заморозить Сиам на уровне XV в. и едва не погубившего страну своим упорным противостоянием Западу. На самом деле это был очень гибкий и проницательный политик. Достаточно сказать, что с 1826 по 1839 г. Рама III 6 раз принимал западных послов – больше, чем любой другой азиатский монарх того времени. По насыщенности серьезнейшими экономическими и политическими переменами его правление, пожалуй, ничем не уступает правлению его наследника, «короля-реформатора» Рамы IV Монгкута.

Рама III был для своего времени прекрасно образованный человек, хорошо понимавший преимущества европейской цивилизации. Еще в бытность принцем, он выяснял у Кроуферда возможности доставки в Сиам противооспенной вакцины, а став королем, использовал христианских миссионеров-врачей для обучения сиамских медиков приемам противооспенной прививки. Вакцину для этих целей он выписал из британских владений в Индии. Чувствуя, однако, что в конкретной ситуации для Сиама особенно важно было выдержать торговую конкуренцию с европейскими купцами и охранить свою независимость от покушений западных держав, Рама III больше всего внимания уделял европейским кораблестроению и военному делу.

К началу его правления у Сиама был только один, видимо приобретенный за границей, корабль европейского типа. Но еще до восшествия на престол, будучи главой внешнеторгового ведомства, он начал строительство новых кораблей. К 1847 г. под сиамским флагом плавало не менее 20 крупных торговых кораблей, построенных в Бангкоке, из них 13 принадлежало королю. Новые сиамские суда успешно конкурировали с английскими. Так, в 1838 г. из девяти судов европейского типа, ходивших с грузами в Бангкок, шесть принадлежало англичанам, а три – сиамцам, в 1846 г. из 13 судов девять были английскими и четыре сиамскими, а в 1849 г. на пять английских судов приходилось уже 14 сиамских.

Около 1830 г. Рама III пригласил на сиамскую службу европейских военных инструкторов. К концу своего правления он располагал 10-тысячным корпусом пехоты и артиллеристами, обученными по европейскому образцу. Все уязвимые места сиамского побережья, в особенности устье Менама, при Раме III были защищены мощными укреплениями новейшего западного типа.

Важное место в стране отводилось строительству военного флота. Помимо 500 усовершенствованных двурядных военных галер при Раме III было построено по европейским образцам четыре фрегата и 16 корветов.

Все эти меры повысили экономическое и военное могущество Сиама, но в то же время потребовали огромной мобилизации сил и средств. Если государственный доход в конце правления Рамы II равнялся 5169 тыс. бат, то в конце правления Рамы III он превысил 14 млн. бат (около 8,5 млн. долл. по курсу того времени). При этом после смерти Рамы III в казне оказалось всего около 300 тыс. бат.

Колоссальный рост государственного бюджета стал возможен отчасти благодаря прибылям от внешней торговли, отчасти благодаря поступлению средств в результате увеличившегося притока китайских иммигрантов – обычно работоспособных мужчин без семей (за время правления Рамы III в Сиам прибыло 250 тыс. китайцев). Но прежде всего государственный бюджет вырос за счет резкого усиления эксплуатации местного крестьянства и ремесленников.

Расширение эксплуатации, особенно во второй половине правления Рамы III, породило значительное недовольство в стране. В таких условиях королю пришлось проявлять большую гибкость во внутренней политике. От суровых указов против «разбойников» и их укрывателей до широкой социально-религиозной демагогии – таков был диапазон средств Рамы III. Возобновляя патриархальные традиции раннесредневековых королей, он выставил перед своим дворцом барабан, чтобы каждый обиженный мог обратиться с жалобой к королю. Он построил ряд специальных зданий для раздачи милостыни нищим. Повысив множество налогов, он демонстративно отменил налоги на рыбные ловушки и сбор яиц морских черепах, так как это, дескать, доходы от убийства, запрещенного буддизмом. Он иногда даже прощал недоимки «особенно бедным» крестьянам. Одним словом, он делал все, чтобы завоевать популярность и сплотить жестоко эксплуатируемый им народ вокруг себя под знаменем ортодоксального буддизма и патриархального патриотизма. Его задача была нелегкой, но в целом он довольно успешно справлялся с ней четверть века.