Текст книги "История Таиланда (краткий очерк)"

Автор книги: Эдуард Берзин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Столь же деятелен и изобретателен был он и в области внешней политики. Вскоре после вступления на трон он придвинул к бирманской границе три корпуса, которые заняли там выжидательную позицию. В то же время он начал формировать четвертый корпус в Лигоре, на севере Малаккского полуострова, чтобы иметь возможность расширить свои позиции в Малайе, если англичане надолго увязнут в Бирме.

Англичане, первоначально заинтересованные в военной помощи сиамцев, по мере затягивания войны с Бирмой стали опасаться сиамского вмешательства. Они волновались за свои малайские интересы. Их беспокоило также, что Сиам может воспользоваться случаем, чтобы оккупировать некогда принадлежавшую ему Тенассеримскую провинцию и соседние земли на восточном берегу Андаманского моря, где проживало монское население, традиционно дружественное Сиаму.

Для предотвращения этих событий английские власти в сентябре 1825 г. направили в Сиам посольство во главе с капитаном Генри Берни. Перед ним были поставлены три основные задачи: 1) принудить сиамцев выступить против Бирмы не на юге, а на севере, из района, недоступного англичанам, в тыл бирманской армии; 2) заставить Сиам отказаться от своих притязаний в Малайе; 3) добиться от сиамского правительства максимальных льгот для британской торговли.

К тому времени, когда Берни добрался до Бангкока (декабрь 1825 г.), исход первой англо-бирманской войны был уже ясен для всех. Действительно, два месяца спустя, в феврале 1826 г., был подписан мирный договор в Яндабо, по которому Бирма отдавала Англии свои приморские провинции – Аракан и Тенассерим, а также некоторые другие земли и выплачивала огромную контрибуцию. Поэтому Берни явился в Бангкок как высокомерный победитель. Его визиту предшествовал слух, возможно распущенный агентами англичан, что он везет с собой суровый ультиматум и что вторжение англичан в Сиам состоятся со дня на день. Берни демонстративно отказался сдать в устье реки на берег пушки военного корабля, на котором он прибыл, и английский фрегат поднялся к Бангкоку в полном вооружении.

Но демонстрация силы не помогла англичанам. В конечном счете после семимесячных переговоров они подписали крайне редкий в колониальной истории Англии договор, каждый пункт которого основывался на принципе взаимности.

Англия признавала в договоре сюзеренитет Сиама над Кедахом. Сиам в ответ на это признал английскими владениями Пенанг и провинцию Уэллесли (на западном побережье Малаккского полуострова). Договор разграничил сферы влияния обоих государств в Малайе. Перак и Селангор были отнесены к сфере влияния Англии, Келантан и Тренгану – к сфере влияния Сиама. (Такая уступка «азиатским варварам» вызвала взрыв бешенства в британских колониальных кругах Пенанга и Сингапура, требовавших аннексировать всю Малайю.)

В договоре объявлялось о вечном мире и дружбе, неприкосновенности границ обеих держав. Отрицалось право экстерриториальности за подданными обеих стран. Запрещалась аренда земли или открытие фактории без разрешения правительства соответствующей страны, обеим странам предоставлялось право наиболее благоприятствуемой нации и, наконец, разрешалась свободная торговля между подданными обеих стран «согласно обычаям места».

В торговых правилах, приложенных к договору, различные виды пошлин с британских судов заменялись единым налогом в 1500 бат с каждой сажени (2 м) ширины судна. Таким образом, с английского судна водоизмещением 500—600 т полагался таможенный сбор в 9 тыс. бат, что составляло немалую сумму, но и не делало английскую торговлю убыточной.

Главным для англичан в договоре был зафиксированный в нем, хотя и неявный, отказ Сиама от государственной торговой монополии. Подобный отказ в случае его реализации мог бы нанести Сиаму серьезный финансовый ущерб. Но дипломаты и юристы Рамы III позаботились об особой обтекаемости соответствующей формулировки договора, что позволило стране успешно маневрировать.

Взамен упраздненной государственной монополии вскоре был введен целый ряд внутренних налогов на товары, идущие на экспорт. Эти налоги сдавались на откуп китайским купцам (за спиной которых часто стояли сиамские вельможи). Откупщики-монополисты не дали англичанам сбить цены на сиамском рынке, и сиамская казна не осталась в убытке.

Когда в 1833 г. в Сиам прибыло первое американское посольство во главе с Эдмундом Робертсом, ему был оказан самый радушный прием (уже тогда были заложены основы традиционной сиамской политики XIX – начала XX в. – использовать одну западную державу против другой). Но несмотря на все усилия американского посла добиться каких-нибудь новых льгот, с ним был подписан точно такой же договор, как с англичанами. В 1840 г. сиамцы обратились с предложением подписать сходный договор к французскому консулу в Сингапуре, однако Франция тогда не проявила заинтересованности.

Перелом в отношениях, правительства Рамы III с Западом наступил в годы первой «опиумной» войны Англии против Китая (1839—1842). Как и в 1825 г., снова стали распространяться слухи о готовящемся нападении на Сиам. Сиамское правительство начало строить новые оборонительные сооружения. Устье Менама было заграждено цепями и вбитыми в дно бревнами. В то же время развитие собственного флота позволяло сиамцам меньше зависеть от европейских скупщиков. В связи с этим был возобновлен государственный контроль над торговлей сахаром. В 1842 г. цена сиамского сахара была поднята на 40%.

Английские и американские купцы в ответ на эту меру, ударившую по их карману, попробовали организовать против Сиама нечто вроде торговой блокады. Их корабли почти перестали заходить в Бангкок. Общий экспорт Сиама упал, но сиамцы не капитулировали.

Тогда Англия и США решили прибегнуть к традиционной политике канонерок. 24 марта 1850 г. в Сиам на военном корабле прибыл американский посол Джозеф Баллестье с требованием решительно пересмотреть сиамо-американский договор. Намеренно или по невежеству он начал переговоры в крайне грубом тоне, осыпая сиамцев угрозами. Это не смутило сиамских дипломатов. После трех недель безуспешных переговоров он должен был покинуть Сиам. Говоря современным языком, его объявили «персона нон грата» и потребовали от американского правительства прислать нового посла.

Вскоре (10 августа 1850 г.) в Бангкок на двух пароходах с огромной пышной свитой и письмом от королевы Виктории прибыл английский посол, знаменитый авантюрист, «белый раджа Саравака», Джеймс Брук. Это был дипломат куда более высокого полета, чем Баллестье. Он безукоризненно владел всеми тонкостями восточного этикета. Но суть его требований сводилась к тому же. Он потребовал: 1) резкого снижения или отмены большинства пошлин; 2) права экстерриториальности для англичан; 3) права скупки земли и 4) разрешения на импорт опиума, категорически запрещенный договором 1826 г.

Сиамские министры ответили ему пышным посланием, восхваляющим его дипломатические качества, но отказались по существу удовлетворить хотя бы одно требование.

Тогда Джеймс Брук выразил «сожаление» по поводу печальной судьбы Китая, который не смог договориться с Англией по торговым вопросам, и, сделав этот многозначительный намек, отбыл вместе со всей своей свитой.

Ситуация стала предельно ясной. Сиам должен был принять какое-то кардинальное решение.

ГЛАВА IX.

ВТЯГИВАНИЕ СИАМА В СИСТЕМУ МИРОВОГО КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ХОЗЯЙСТВА И ЗАРОЖДЕНИЕ КАПИТАЛИЗМА

(1851—1918) 1. Заключение неравноправных договоров

3 апреля 1851 г. Рама III умер. На следующий день вышел из монастыря и был провозглашен королем Рама IV Монгкут (1851—1868), сторонник уступок Западу. Сыновья Рамы III, фигуры куда менее значительные, чем Монгкут, были, как в свое время он сам, отстранены от трона.

27 лет, проведенных в монастыре в период правления Рамы III, не прошли для Монгкута даром. Отстраненный от участия в конкретном управлении страной, он получил неограниченное время для размышлений о том, какими путями следует осуществлять это управление. Монгкут не был, как это иногда представляют, первым сиамцем, проявившим интерес к западной цивилизации, но он был, пожалуй, первым сиамцем, ставшим изучать западные страны не только в узко практическом смысле. Он был первым из сиамских принцев, который овладел не только английским, но и латынью, который вошел в тесный контакт с европейскими и американскими миссионерами, в то время по существу единственными представителями Запада в Сиаме. И он был, по-видимому, одним из первых в Сиаме, кто понял, что в сложившейся обстановке никакое посильное для сиамцев укрепление обороны не спасет страну, если оно не будет подкреплено искусной и гибкой дипломатией. Уже в бытность королем, в 1867 г., Он так формулировал свои мысли по этому поводу в инструкции сиамскому послу в Париже:

«Что может сделать небольшое государство, подобное нашему, когда его с двух или трех сторон окружают могущественные страны? Предположим, что мы откроем в нашей стране золотую жилу, которая даст нам много миллионов катти золота, и его будет достаточно для покупки сотни военных кораблей. Но даже с золотом мы не сможем бороться против них, поскольку нам придется покупать у них же эти самые военные корабли и снаряжение. В настоящее время мы не имеем возможности сами производить эти вещи. Если даже у нас будет достаточно денег, чтобы купить их, эти страны могут в любой момент приостановить продажу, как только поймут, что мы вооружаемся против них.

Единственное оружие, которое мы имеем и сможем употребить в будущем, – это наши уста и наши сердца, исполненные здравого смысла и мудрости. Только они могут защитить нас».

В проведении новой политики Рама IV опирался на группу высших феодалов, своих единомышленников, в первую очередь на своего младшего брата принца Итсарата, которого он сразу же назначил вице-королем – упаратом (последний был до такой степени «западником», что даже своего сына назвал Джорджем Вашингтоном), на нового калахома Чуанг Буннака (сына Дит Буннака) и пракланга (племянника Дит Буннака). Сам старый Дит Буннак и его брат Тат Буннак, вынесшие на своих плечах всю тяжесть дипломатической борьбы при Раме II и Раме III, настроенные более консервативно, были щедро награждены Монгкутом (для них был придуман специальный титул, ставивший их выше принцев крови), но постепенно оттеснены от активной политической деятельности.

Уже в 1852 г. Монгкут, решительно порвав со старыми традициями сиамской дипломатии, первый направил письма Наполеону III и римскому папе Пию IX. Доставить письма было поручено главе Французской иностранной миссии в Сиаме епископу Паллегуа.

В том же, 1852 г. новый король сделал первые практические шаги навстречу требованиям европейских дипломатов, разрешив экспорт риса и отменив государственную монополию на вывоз сахара. Когда в 1855 г. в Бангкок прибыл на военном судне новый английский посол, Джон Боуринг, переговоры были проведены в неслыханно быстром для старого Сиама темпе – за 15 дней.

18 апреля 1855 г. был заключен первый после XVII в. неравноправный договор Сиама с европейской державой. По этому договору Англия вынудила Сиам пойти на весьма существенные уступки.

Первая статья договора гарантировала свободную торговлю, т. е. автоматическую отмену всех торговых монополий, составлявших один из главных источников государственного дохода Сиама.

Во второй статье провозглашалась экстерриториальность британских подданных. За любое преступление на территории Сиама они впредь несли ответственность только перед английским консулом в Бангкоке, назначение которого предусматривалось этим договором.

Четвертая статья предоставляла англичанам (с некоторыми ограничениями) право приобретать земельную собственность в радиусе 24 часов пути на лодке от Бангкока, т. е. в самой плодородной и богатой части страны.

Согласно седьмой статье британские военные суда могли входить в Менам и бросать якорь в Пакнаме, а если на борту у них находился посол, то подыматься до самого Бангкока.

Наиболее важная, восьмая, статья отменяла налог на длину кораблей, установленный договором 1826 г., и заменяла его трехпроцентной импортной пошлиной на все виды товаров (кроме опиума). При этом в случае реэкспорта непроданных товаров пошлина возвращалась. Ввоз опиума не только разрешался, но и становился беспошлинным, с единственным условием – продавать его только китайскому откупщику (курение опиума коренным сиамцам официально запрещалось).

На экспорт налагался только один налог (т. е., если этот товар был уже обложен внутренним налогом, экспортная пошлина не платилась). К договору был приложен список товаров – 64 наименования – с твердо фиксированными ставками пошлин или внутренних налогов. Ни повышать размеры обложения, ни расширять список облагаемых пошлиной товаров не дозволялось.

В 1856 г. аналогичный неравноправный договор был заключен с США и Францией, в 1858 г. – с Данией, в 1859 г. – с Португалией, в 1860 г. – с Голландией, в 1862 г. – с Пруссией, в 1868 г. – со Швецией, Норвегией, Италией, Бельгией.

Таким образом, за 17 лет правления Рамы IV Сиаму удалось завязать дипломатические связи почти со всеми странами западного мира. Но в обмен на это международное признание стране пришлось поступиться своим фактическим суверенитетом. Формально сохранив независимость, Сиам вступил в систему мировых отношений не как равная сторона, а как полуколония.

2. Экономические последствия неравноправных договоров для Сиама

Насильственное неравноправное включение Сиама в систему мирового капиталистического рынка за несколько десятилетий изменило экономику страны больше, чем она изменилась за предшествующие несколько столетий.

В 1850 г. Сиам производил около 980 тыс. т риса. Из этого количества было экспортировано 12 тыс. т (1,2% урожая) на сумму 250 тыс. бат, что составляло 4,5% общей суммы сиамского экспорта, равной 5,6 млн. бат. В 1855 г. страна вывезла около 2,5% урожая риса, в 1857 г. – 6%, в 1875 г. – около 23%, а в начале 90-х годов Сиам вывозил в среднем 42% урожая риса в год. Уже в начале 90-х годов земледелие Центрального Сиама становится окончательно монокультурным (рисовым) по характеру. Доля риса в сиамском экспорте поднялась к этому времени в среднем до 60%, а общая стоимость экспорта выросла почти в 11,5 раза (приблизительно до 64 млн. бат в 1893 г.).

Резко изменился не только объем, но и состав самого экспорта. В 1850 г. экспорт носил ярко выраженный многоотраслевой характер. На первом месте стоял сахар (12,6% общей суммы экспорта). Сразу вслед за ним шел перец (12,5% экспорта), затем следовали хлопок и хлопчатобумажные изделия (12%), кожи и шкуры (9), сапановое дерево (6,5), олово и оловянные изделия (4,5), сушеная и вяленая рыба (3,8), железо и железные изделия (3,3), кардамон (2,2%) и десятки других товаров.

К началу 90-х годов ассортимент вывоза резко сократился. После риса сколько-нибудь ощутимую долю в вывозе занимали тик (7%), сушеная и вяленая рыба (3,5), перец (3,2%).

Такие товары, как сахар, хлопчатобумажные изделия, железо и изделия из него, вообще превратились из экспортных в импортные. Хлопчатобумажные ткани, главным образом англо-индийского производства, занимали первое место в сиамском импорте (33%). Согласно донесениям английских консулов, в середине 90-х годов 90% населения Сиама было одето в ткани индийского производства. Эта цифра, разумеется, чрезмерно завышена и, даже в сильно урезанном виде, может относиться только к населению Центрального Сиама, но и по ней в определенной степени можно судить о том, какие серьезные изменения произошли за 40 лет в экономике страны.

Эти изменения были вообще многообразны и неоднозначны. Одни отрасли экономики после «открытия» страны стали бурно развиваться, другие – чахнуть, третьи же сначала развивались, но затем пришли в упадок, задавленные конкуренцией иностранного капитала.

В середине XIX в. в Сиаме существовали не только довольно развитые ремесла, обслуживавшие большинство внутренних потребностей страны, но и некоторая промышленность, пользовавшаяся отчасти трудом крепостных, главным же образом – вольнонаемных рабочих (из числа китайских иммигрантов).

Помимо государственного завода по литью пушек и стекольной фабрики имелись довольно крупные промышленные предприятия, принадлежавшие частным лицам. Так, в железоплавильном производстве в Тасунге было занято около 600 рабочих. Значительное число рабочих было занято на железных рудниках, а также на фабрике, изготовлявшей сковороды, котелки и другую железную посуду.

В стране действовали также медные рудники и меднолитейные мастерские, обслуживавшие в основном храмы. Несмотря на весьма архаичную технику, сиамские литейщики умели отливать даже гигантские многометровые статуи Будды.

Большое число рабочих было занято на оловянных рудниках. К середине XIX в. Сиам ежегодно экспортировал около 300 т олова; кроме того, значительное количество олова потреблялось внутри страны в бронзолитейном деле.

Имелись бумажная мануфактура, спирто-водочная фабрика, печи для обжига извести. В провинции Накончайси были сосредоточены многочисленные, хотя и примитивно оборудованные, сахароваренные заводы. Здесь находилось более 30 сахарных мануфактур, на каждой из которых работали по 200—300 человек.

Продолжалось строительство судов европейского типа, не только военных, но и торговых. Были построены десятки крупных парусных кораблей. В 1855 г. на воду спустили первый пароход сиамского производства. К началу 1860 г. на сиамских судоверфях было построено еще 23 парохода (с двигателями, приобретенными за границей, главным образом в США).

Почти вся эта промышленность погибла, когда в страну хлынул поток дешевых европейских товаров. Перестали функционировать железные и медные рудники. Закрылись железолитейные и железообрабатывающие заводы. Уменьшилась добыча свинца и олова. Население главного оловопроизводящего района – о-ва Пукет к середине 90-х годов сократилось на 40% по сравнению с 50-ми годами.

Кораблестроение в течение нескольких лет пыталось конкурировать с европейским. Но если в начале 60-х годов XIX в. тоннаж сиамского торгового флота составлял треть общего тоннажа судов, посещающих страну, то в 1880 г. его доля упала до 5—8%. Новые суда перестали строить.

Сахароваренная промышленность во второй половине 50-х и в 60-х годах продолжала действовать и даже расширила свое производство, но и ее дни были сочтены. В 1871 г. плантации сахарного тростника в Центральном Сиаме были уничтожены наводнением и больше не восстанавливались. Сахарные мануфактуры были закрыты. Сахар в Сиам стали ввозить с Филиппин и из других мест, где его производство оказалось более рентабельным.

Так иностранный капитал, взломав феодальные барьеры, преграждавшие путь на сиамский рынок, в рассматриваемый период не столько способствовал развитию в Сиаме капиталистических отношений, как считают некоторые историки, сколько безжалостно вытаптывал ростки капитализма, которые там начали пробиваться до его прихода.

Не менее разрушительное влияние торговое вторжение иностранного капитала оказало и на сиамские ремесла. Вслед за уничтожением местной металлургии исчезла также добыча (выжигание) древесного угля для ее нужд. Прекратили свое существование гончарное и керамическое производства. Красильни, работавшие на тропических естественных красителях, не выдержали конкуренции европейских химических красителей. Исчезло в ряде районов и домашнее ткачество, бывшее традиционным женским промыслом.

Подавляющее большинство рабочих и ремесленников, оставшихся при этом без работы, тем не менее не пауперизовались. Они нашли место в земледелии (особенно в рисоводстве), ибо в стране было много пригодных к обработке, но не обрабатывавшихся земель (до начала XX в. в земледелии использовалось не более 10% пригодных земель). Так образовался второй парадокс: вторжение иностранного капитала привело к росту удельного веса населения, занятого в сельском хозяйстве.

Новая промышленность не могла поглотить вытесненных из указанных выше сфер работников, так как ее размеры во второй половине XIX в. были совершенно ничтожны. Лишь в первые семь-восемь лет после 1855 г. одновременно с подъемом в кораблестроении наблюдалось некоторое оживление в сахарной промышленности, в Бангкоке были построены несколько рисорушек и одна лесопилка с паровыми двигателями, принадлежавшие местному капиталу. После этого примерно до середины 80-х годов крупные промышленные предприятия местными капиталистами, по-видимому, вообще не сооружались. Иностранный же капитал в первые 20 лет после «открытия» страны в сиамскую промышленность практически не вкладывался. Правда, в 1874 г. три английские компании получили от сиамского правительства концессии на разработку тика. Но эти компании использовали в качестве рабочей силы горные племена, вожди которых за известную мзду предоставляли своих соплеменников в полное распоряжение компаний, и подобная промышленность, по своему характеру феодальная или полуфеодальная, естественно, не могла внести вклад в капиталистическое развитие Сиама.

Иностранный капитал в Сиаме второй половины XIX в. обосновался главным образом в сферах торговли и кредита, которые приносили наибольшие прибыли. Уже в начале 60-х годов в Бангкоке действовали отделения пяти европейских торговых фирм и трех банков. Почти все они принадлежали английскому капиталу. Европейские капиталисты контролировали прежде всего крупную оптовую торговлю. С сельскими же и городскими потребителями и производителями они были связаны через обширную сеть местных купцов-компрадоров, торговых агентов и ростовщиков (в основном китайцев, хотя и крупные сиамские феодалы также не брезгали торговлей и ростовщичеством).

Каждая тонна риса, проданная на экспорт, стоила примерно вдвое больше, чем за нее платили непосредственному производителю – сиамскому крестьянину. Разница оседала в карманах иностранных компаний и местных торговцев-ростовщиков и до второй половины 80-х годов, как правило, вновь вкладывалась в сферу торговли и кредита. Европейские капиталисты кредитовали местный торгово-ростовщический капитал, делились с ним частью своей прибыли от продажи сиамских товаров на мировом рынке и поощряли таким образом развитие в Сиаме наименее прогрессивной формы капитала, которая может веками существовать, не вызывая сама по себе никакого становления капитализма. Но процесс наращивания торгово-ростовщического капитала в конкретных исторических условиях был вместе с тем процессом первоначального накопления, которое послужило основой для развития капиталистической промышленности в дальнейшем.

3. Наступление европейских держав

До середины XIX в. европейские державы по разным причинам еще не могли приступить к крупным территориальным захватам в Индокитае. Англия, обосновавшаяся в 1786 г. на о-ве Пенанг, приобретенном у Кедаха, в 1800 г. прикупила у него же небольшую провинцию на материке (Уэллесли), в 1819 г. обосновалась в Сингапуре, а в 1824 г. получила от голландцев Малакку. Все это были пока торговые форпосты. Даже в итоге первой англо-бирманской войны (1824—1826) Англии удалось аннексировать, хотя и значительную, но все же только часть прибрежной полосы Бирмы (Аракан и Тенассерим). Франция до 1858 г. никаких территориальных владений в Индокитае не имела.

В 50-х годах положение существенно меняется. Обе колониальные державы берут курс на крупные территориальные захваты. В 1852 г. в результате второй англобирманской войны Англия аннексирует всю Нижнюю Бирму. В 1858 г. Франция в союзе с Испанией вторгается во Вьетнам. После четырехлетней изнурительной войны ей удается захватить здесь три провинции в дельте Меконга. Территориально это приобретение было не очень велико, но правительство Наполеона III использовало его как основу для весьма далеко идущих политических претензий.

Английское и французское продвижение в Индокитае непосредственно затрагивало и интересы Сиама.

Французское правительство сделало вид (хотя об этом не было ни слова во франко-вьетнамском мирном договоре 1862 г.), что вместе с частью вьетнамской территории к нему перешли также и все сюзеренные права на Камбоджу и Лаос, которые Вьетнам захватывал время от времени в предшествующие века. Фактическое же положение этого района к началу 60-х годов XIX в. совершенно не давало оснований для подобных притязаний Франции.

Лаос, разделенный в 1707 г. на две части, находился под властью Сиама. При этом южная часть (королевство Вьентьян) после неудачного восстания в 1828 г. была полностью аннексирована Сиамом, а северная (Луангпрабанг) – входила в Сиам на правах вассального королевства.

Что касается Камбоджи, то здесь в 1845 г., после многолетней борьбы между Сиамом и Вьетнамом за верховную власть над страной, было заключено соглашение о совместном протекторате обоих этих государств над Камбоджей, кроме двух ее северо-западных провинций – Баттамбанг и Сиемреап, которые еще в 1795 г. были включены в состав Сиама. В соответствии с этим соглашением представители Сиама и Вьетнама в 1847 г. совместно торжественно короновали камбоджийского короля Анг Дуонга (1841—1860), который, таким образом, стал вассалом обоих государств, сохранив, однако, самостоятельность во внутренних делах.

В 1860 г., в самый разгар франко-вьетнамской войны, Анг Дуонг умер, и на трон взошел его старший сын Нородом, получивший образование в Бангкоке. Уже в 1861 г. против Нородома поднял мятеж его младший брат Си Ватта, и Нородом вынужден был бежать на сиамскую территорию. Однако Рама IV Монгкут более дипломатией, чем силой вернул ему камбоджийский трон (март 1862 г.) и этим еще более привязал Камбоджу к Сиаму.

В сентябре 1862 г. в столицу Камбоджи – Удонг явился с визитом губернатор французской колонии во Вьетнаме адмирал Бонар и потребовал от Нородома, чтобы он выплачивал Франции дань, которую Камбоджа раньше платила Вьетнаму. Нородому тогда удалось уклониться от решительного ответа. Но уже в августе 1863 г. в Удонге появляется новый французский губернатор, адмирал Лаграндьер, и 11 августа 1863 г. перед лицом серьезной военной угрозы Нородом подписывает договор о протекторате Франции над Камбоджей.

Сиам заявил протест против такого бесцеремонного прикарманивания страны. С протестом выступила и Англия, опасавшаяся усиления французов в этом регионе. Ратификация договора во Франции задержалась.

Между тем из Бангкока в Удонг прибыла специальная миссия для обсуждения ситуации на месте. Несмотря на противодействие французского представителя в Камбодже Дудара де Лагре, сиамскому послу удалось добиться от Нородома подписания официального документа, подтверждающего его вассальную зависимость от Сиама (1 декабря 1863 г.).

На основании вновь подписанного документа Монгкут пригласил Нородома в Бангкок для совершения обряда коронации. Адмирал Лаграндьер угрожающе заявил, что это будет равносильно тяжкому оскорблению Франции. Тогда Монгкут предложил компромисс: Нородом только приедет в Бангкок, чтобы забрать камбоджийскую корону, находившуюся там на хранении. Но и это не устраивало французских колонизаторов.

Главным для французской военной дипломатии было показать пример другим, что с новыми подданными церемониться не станут. Когда Нородом в апреле 1864 г. выехал в Бангкок, Дудар де Лагре, заблаговременно вызвавший канонерки и морскую пехоту, захватил королевский дворец и поднял над ним французский флаг. Камбоджийскому королю пришлось срочно вернуться. В кабинете его уже ждал договор о французском протекторате, подписанный Наполеоном III. Нородому не оставалось ничего другого, как со своей стороны ратифицировать его (17 апреля 1864 г.).

Сиам еще три года вел дипломатическую борьбу против этого договора, но, естественно, был бессилен его отменить. В 1867 г. Монгкут был вынужден подписать с Францией договор, по которому Сиам отказывался от всех своих сюзеренных прав на Камбоджу. В обмен на это Франция обещала от имени Камбоджи никогда не претендовать на провинции Баттамбанг и Сиемреап и признавала их территорией Сиама.

Наполеон III проявил такое «великодушие» за чужой счет, потому что у него в это время зародился новый колониальный план. Исключительная стойкость, проявленная вьетнамцами в войне 1858—1862 гг., привела французское правительство к мысли, что не стоит спешить с дальнейшим завоеванием Вьетнама. Было решено после овладения Камбоджей приступить к захвату Лаоса. С осуществлением этого плана весь Индокитайский полуостров был бы разрезан на две части, весь Вьетнам был бы охвачен с тыла французскими владениями, а главное, в руках Франции оказалась бы полностью величайшая река Юго-Восточной Азии – Меконг, открывающая, как тогда полагали, наиболее удобный путь в Юго-Западный Китай, куда в эти годы наперегонки рвались как французские, так и английские колонизаторы.

Для разведывательной подготовки этой новой агрессии летом 1866 г. вверх по Меконгу направилась французская «исследовательская» экспедиция во главе с испытанным мастером колониальной авантюры Дударом де Лагре. Помощником его был молодой, но подававший большие надежды авантюрист лейтенант Гарнье. Разведка затянулась на два года. Дудар де Лагре, не выдержав трудностей пути, умер близ китайской границы. Но Гарнье довел экспедицию до конца. Он добрался до Юньнани и вернулся летом 1868 г. в Сайгон с ценными сведениями. Меконг оказался совершенно несудоходен для торговых судов и поэтому не мог послужить дверью в Юго-Западный Китай. В то же время на обратном пути Гарнье выяснил, что идеальным водным путем в Юго-Западный Китай является Красная река (Хонгха), протекающая в Северном Вьетнаме.

Данные разведки Гарнье снова изменили курс французской колониальной политики в Индокитае. Захват Лаоса временно отложили, ибо экономическая ценность этой страны для Франции была тогда ничтожной. Следующие полтора десятилетия были посвящены исключительно борьбе за овладение Северным и Центральным Вьетнамом. Эта задача оказалась весьма нелегкой, и Сиам получил передышку до середины 80-х годов XIX в.

В 80-х годах начался новый, наиболее для Сиама опасный этап колониального проникновения европейских держав на Индокитайский полуостров. 1 января 1886 г., после третьей англо-бирманской войны, Англия объявила об аннексии Верхней Бирмы. Таким образом, вся Бирма стала английской колонией. На юге, постепенно подчиняя себе малайские султанаты, Англия тоже придвинулась к сиамской границе. На востоке Франция после долгой борьбы 25 августа 1883 г. принудила вьетнамского императора подписать договор о протекторате. Французские войска вышли на восточную границу Сиамского королевства на всем ее протяжении. Только к северу от Сиама оставалась незанятой европейскими колонизаторами неширокая полоса труднодоступных горных княжеств, но Англия и Франция с двух сторон надвигались на эту полосу, и вопрос был только в том, в какой точке они встретятся и замкнут кольцо вокруг Сиама.