Текст книги "Сомнительная полночь (сборник)"

Автор книги: Эдмунд Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 43 страниц)

После того как их дружба окрепла, Пол постепенно совсем сбросил маску апокалиптического поэта и дал Маркхэму понять, что он по-настоящему интересуется психоисторией. Они проводили многие вечера вместе: Пол методично расспрашивал Маркхэма о жизни в двадцатом веке и о его личных воспоминаниях. Маркхэм делал то же самое, только наоборот, а Шона вносила нужное количество легкомыслия, когда разговор становился слишком серьезным или слишком опасным.

Однако настало время, когда Пол почувствовал, что узнал Маркхэма достаточно хорошо, чтобы рассказать ему об истории с уколом. Сначала Маркхэм не поверил этому, будучи уверенным, что он просто жертва какой-то непонятной шутки двадцать второго века. Но когда Шона подтвердила, глядя на него широко открытыми, неожиданно серьезными глазами, он понял, что это правда.

– Я думаю, – сказал Маркхэм, угрюмо посмотрев на Пола, – что лучше бы вы мне рассказали подробно, о чем мы говорили, пока я был под действием этого чертова «Забытьина». Тогда мне легче будет решить, оправдают ли меня, если я оторву вам голову.

Пол Мэллорис пожал широкими плечами и дружелюбно улыбнулся:

– Без обид, Джон, но вы этого не смогли бы, даже если бы очень захотели. – И он все ему рассказал.

Маркхэм слушал очень внимательно, не перебивая, пока Пол не закончил. Он помолчал немного, раздумывая, почему Пол рискнул сделать это признание. Вдруг он понял:

– Вы считаете, что я уже готов? Вы думаете, я уже сделал выбор?

Пол Мэллорис налил ему еще:

– Расслабьтесь. Больше нет нужды ни в каких наркотиках. За последние несколько недель мы виделись довольно много, Джон. Я думаю, что узнал вас очень хорошо, – может быть, лучше, чем вы сами себя знаете.

Маркхэм улыбнулся:

– Это было нетрудно.

– Вот именно. Вхождение в новый мир – это что-то вроде второго рождения – вызвало много психических смещений. Но теперь туман начинает рассеиваться и вы можете понять, где находитесь… Нейтральных нет, Джон. Быть не может.

– Нет, нейтральных нет, – согласился Маркхэм.

Шона с мольбой посмотрела на него:

– Вы ведь никогда не были бы счастливы под началом у андроидов, правда, Джон? Ответьте честно, пожалуйста.

– Я не думаю, что буду счастлив, как бы там ни было, – ответил он. – Но я предпочитаю быть свободным, пусть и несчастливым.

– Суть проблемы, – заметил Пол с улыбкой. – Несчастье – это невроз, невроз – это непригодность, что сейчас является единственным серьезным преступлением. Вы уже саботажник.

Маркхэм поставил свой стакан.

– Почему вы до сих пор не стали Беглецами? – спросил он.

– Просто потому, что Психопроп нас пока не подозревает. Внешне мы стараемся быть обычной парой: мы являемся членами модных клубов, ходим на обычные вечеринки, ведем так называемые нормальные разговоры. Центральному комитету нужно знать, что происходит в обществе.

– Центральному комитету?

– Беглецы хорошо организованы, Джон. Неужели ты думаешь, что мы просто толпа недовольных?

– Я бы хотел повидаться еще раз с Проф. Хиг-генсом, – сказал Маркхэм. – Это можно устроить?

– Можно, – ответил Пол. – По странному совпадению, Проф. тоже хочет тебя видеть… Все можно устроить за несколько дней.

Но случилось так, что Пол Мэллорис не успел все устроить. Пару дней спустя, когда Маркхэм совершал полуночную прогулку по Гайд-Парку, чтобы успокоиться после довольно бурной встречи с Вивиан, он неожиданно услышал за спиной осторожные шаги. Шуршала сухая опавшая листва. Он тихо остановился и стал поджидать. Наконец в темноте из-за ближайшего дерева появилась неясная фигура.

– Это вы, Джон? – раздался еле слышный шепот, но Маркхэм узнал Пола Мэллориса.

– Да, я. Почему в плаще и с кинжалом?

Пол подошел к нему:

– Живые андроиды! Я знаю, что вы часто выходите погулять. Ждал вас несколько часов… Сколько времени у вас уйдет, чтобы подготовить геликар?

– Минут пятнадцать, думаю.

– Отлично. Подгоните его к Мраморной Арке и включите воздушные огни. Я вас там встречу.

– Послушайте, какого черта…

– Поспешите, старина. Эго очень срочно. – Пол уже бежал к группе деревьев, показав на луч света, который неожиданно вспыхнул на расстоянии в четверть мили, и заскользил по парку; потом появился еще один, за ним – другой.

Поколебавшись минуту, Маркхэм смело пошел прямо на свет фонарей. Вскоре его остановили двое андроидов; они шепотом посовещались о чем-то, и секунду или две он боялся, что андроиды задержат его. Но психиатрическая команда получила четкие инструкции. Они не искали Джона Маркхэма – пока, и разрешили ему пройти.

Через десять минут он был в геликаре, направляясь к Мраморной Арке. Едва он остановил машину в условленном месте, как дверь распахнулась и в геликар впрыгнул Пол.

– Поднимайтесь в воздух, скорее, – коротко бросил он.

Маркхэм, научившийся под руководством Марион-А водить геликар довольно неплохо, мгновенно включил «взлет» и оторвался от земли с таким ускорением, что Пол Мэллорис посмотрел на него с нескрываемым уважением.

Он поднялся на две тысячи футов, сделал широкий медленный круг, потом включил автоматическое управление.

– Что теперь? – спросил он. – Как я понимаю, Психопроп вас больше не любит?

В тусклом красном свете приборной панели лицо Пола выглядело напряженным и несчастным.

– Они схватили Шону сегодня днем, – мрачно сказал он. – Со мной разминулись минуты на три. Меня поджидала парочка андроидов. – Он хищно улыбнулся. – Но они оказались недостаточно быстрыми. Так что, если Шона даже успела отравиться, они все равно ищут меня за уничтожение андроидов.

– Боже! – воскликнул Маркхэм. – Неужели мы ничего не можем сделать для Шоны?

Пол Мэллорис с усилием взял себя в руки.

– Да, есть кое-что, что мы можем сделать в память о ней, – сказал он мягко. – Мы можем уничтожить власть андроидов раз и навсегда. Мы можем построить мир, в котором люди, такие как Шона, смогут жить без страха.

Маркхэм помолчал, потом спросил:

– Почему на вас так неожиданно налетели?

– Откуда же мне знать? – воскликнул Пол. – Любая из сотни причин или все сразу. Я думал, что мы были очень осторожны.

– По-видимому, недостаточно, – задумчиво сказал Маркхэм.

– Я слушаю.

– Вы стали моими друзьями… Помните мой рассказ о встрече с Соломоном?

– Да, но…

– Он тогда меня просто предупредил, а теперь, похоже, дает понять, что делал это всерьез.

– Вы думаете, что Психопроп забрал Шону, потому что…

– Все может быть. Даже президент Бертранд признает, что я – опасная компания. Возможно, Соломон думает, что демонстрация силы поможет убедить меня, что я иду не той дорогой.

– Ну и как? – Пол заинтересованно посмотрел на него.

– Боюсь, что помогла. Несмотря на всю метафизику, я думаю, что, может, я и смог бы принять андроидов. Или, по крайней мере, попытаться жить, как если бы я их принял. Но не теперь. Я вообще-то не человек действия. Я люблю сидеть и наблюдать. Но когда меня заставляют действовать, я действую не из-за абстракции или идеалов, а по личным причинам.

– Эгоистичным причинам? – с иронией предположил Пол.

– Чистый эгоизм, – согласился Маркхэм. – Я испытываю очень эгоистичные чувства к вам, и Шоне, и Проф. Хиггенсу, и Вивиан Бертранд. Это теперь мой мир, и вы принадлежите мне. Я эгоист в двадцать четыре карата.

– Вы сумасшедший идеалист, – сказал Пол. – Просто вы стыдитесь этого.

– Идите к черту, – спокойно ответил Маркхэм. Он задумчиво посмотрел на Сити. – Как вы думаете, есть хоть один шанс когда-нибудь увидеть Шону?

– Экзекуция будет медленной, но безболезненной, – хрипло сказал Пол. – Анализ превратили в высокое искусство. Они могут перепрограммировать вас, как если бы вы были андроидом. В ваши дни, помнится, это называлось промыванием мозгов. Вот это и произойдет с Шоной. Уничтожение – и появляется новая чудесная личность, такая, которая будет бесконечно счастлива в этом лучшем из всех возможных миров.

Но если мы когда-нибудь увидим ее – а я надеюсь, что нет, – надо постараться, чтобы она нас не увидела.

– Почему?

– Она больше не будет Шоной. Она обратится в ближайшую психиатрическую команду и выдаст нас с грустной улыбкой, в полной уверенности, что делает нам добро.

– И об этом надо бы не забыть, – сказал Маркхэм угрюмо, – когда придет время убивать андроидов.

– Мы не будем убивать андроидов, Джон. Мы будем их только ломать.

– Результат в обоих случаях будет один и тот же, – сказал Маркхэм с легкой улыбкой. – Но мысль о том, что мы будем убивать их, доставляет мне большее удовольствие.

ГЛАВА 11

На следующее утро, после совсем бессонной ночи, Маркхэм принял решение относительно Марион-А. Интуитивно он чувствовал, что времени остается все меньше, что недолго осталось ждать, когда он вполне законно привлечет внимание Психопропа и Соломона. Его выбор заключался в том, чтобы стать Беглецом добровольно; это, во всяком случае, сведет к минимуму риск неожиданного захвата.

Но что бы ни случилось, эксперимент с Марион-А был обречен остаться незавершенным, если только в ней уже не произошли изменения. Вот это он как раз и собирался узнать. Он ясно помнил, как Марион-А вела себя, когда он читал «Золотое странствие в Самарканд». Однако с той поры он ослабил давление – хотел немного отдохнуть, и поведение Марион-А постепенно стало более «нормальным».

Подумав над этим, он пришел к выводу, что ее неожиданный сбой – Маркхэм не мог подобрать более подходящего слова – был только временным отклонением и что ее контуры с той поры перестроились, чтобы интеллектуально «дополнить» «неинтеллектуальный» стимул, который он насильно давал ей.

«В любом случае, – сказал он себе, – я больше не могу допускать того, чтобы за мной следили». Хотя он даже не представлял себе ясно, до какой степени Марион-А запрограммирована на шпионаж. Может быть, она просто была пассивным шпионом. Возможно, Соломон, или кто там еще, занимается основной программой андроидов, считая более тонкой политикой не выставлять андроидов в роли инквизиторов.

Но какова бы ни была степень риска, больше рисковать было нельзя, поскольку Маркхэм знал, что он уже все решил окончательно.

Во время одного из походов по магазинам Сити он приобрел – без конкретной цели – современный автоматический пистолет и сотню патронов. Оружие очень напоминало обычную модель двадцатого века, больше того, пистолет был компактнее, легче и отдача была слабее. Но, проверяя его, Маркхэм обнаружил, что эффективная дальность стрельбы у него очень хорошая.

После завтрака он положил в карман пистолет и пару обойм. Затем просмотрел карту Восточного побережья и велел Марион-А подготовить ленч для пикника и положить его в геликар.

Просматривая карту, Маркхэм неожиданно наткнулся на деревушку, в которой они с Кэйти провели медовый месяц. Очень давно. И в другом пространстве и времени.

Он решительно отогнал начавшие охватывать его воспоминания, ибо для сантиментов не было времени.

Он знал, что деревня находится на весьма пустынном участке побережья, и поэтому ее окрестности как нельзя лучше подходили для его цели. Позднее он раздумывал о том, по чистой ли случайности выбрал это место.

– Геликар готов, Джон. – Марион-А надела свой лыжный костюм бутылочно-зеленого цвета, поскольку он сказал ей, что хочет, чтобы она сопровождала его.

Маркхэм оторвался от карты и оглядел ее с неохотным одобрением. И неодобрением. Хотя она была андроидом, иногда она могла – и это был как раз такой случай – выглядеть совсем как женщина. Но полное впечатление немного портило то, что она казалась несколько инертной.

– Ты будешь управлять, – сказал Маркхэм, как бы подчеркивая, что это важно. – Я пока отдохну. Торопиться нам некуда. Я не хотел бы прилететь туда раньше, чем настанет время ленча.

Прошедшие полтораста лет изменили ноябрьские туманы Лондона только в одном: они стали чище и натуральней. Марион-А подняла геликар до пятисот футов и направила его над морем тумана, низко повисшим над Лондоном густыми, безжизненными волнами.

Когда геликар вылетел в пространство, залитое яркими, сверкающими лучами солнца, радостное возбуждение, которое Маркхэм всегда испытывал в воздухе, отвлекло его от мыслей о цели путешествия, и он почувствовал себя беззаботно. «Таким утром, – подумал он, – приятно сознавать, что ты живой». Он посмотрел на Марион-А, и ему стало интересно, как бы она отнеслась к такой интересной мысли.

Наконец они достигли побережья и полетели вдоль него, пока Маркхэм не увидел внизу тот самый залив, в котором он и Кэйти обычно купались. Несмотря на то что разрушительные силы воды и ветра проделали свою работу с мягкой породой скал, залив сохранил приятные очертания, выглядел таким же уютным и безлюдным, что и привлекало их сюда столько фантастических лет назад.

Он даже разглядел на расстоянии в четверть мили к северу остатки коттеджа, где они жили. Теперь это были просто развалины, которые посещали только чайки и привидения.

– Вон там маленький разрушенный дом, – сказал он Марион-А. – Ты видишь его?

– Да, Джон.

– Я думаю, мы приземлимся там и перекусим. Это место, где мы с женой провели медовый месяц.

– Что такое медовый месяц?

– Отпуск, который два человека проводят вместе сразу после свадьбы.

Марион-А посадила геликар в нескольких ярдах от разрушенного коттеджа. Пока она вынимала корзинку с припасами и устанавливала маленькую портативную печку, * Маркхэм исследовал руины.

Не осталось и намека на маленький огороженный сад, ни на дорожку, когда-то вившуюся к центральной двери. Две оставшиеся стены, казалось, покачивались, как ворота, на пустынной, поросшей вереском земле. Осмотрев их, Маркхэм решил, что следующий шторм окончательно разрушит стены, и тогда уже совсем ничего не останется. Ничего, кроме вросших в землю камней…

Тут он услышал голос Марион-А:

– Ленч готов, Джон. Если вам холодно, выпейте горячего бульона.

– Спасибо. Я сейчас подойду.

Понимая, что ему хочется побыть одному, Марион-А отошла назад, к геликару. Он почти безразлично посмотрел ей вслед, раздумывая о том, что произойдет с ними через час или чуть больше; потом опять позволил себе погрузиться в мир грез на несколько драгоценных секунд. Неожиданно он понял, что действительно замерз – не физически, а от холода, который сковал его мысли и чувства.

Маркхэм ел в полном молчании, как если бы забыл о присутствии Марион-А. Но автоматический пистолет в кармане становился все тяжелее и тяжелее, давил на него и как будто неумолимо подталкивал к действию.

Также молча Марион-А налила ему кофе и протянула сигарету. Он затянулся глубоко и нервно, говоря себе, что как только докурит сигарету – сделает то, что задумал.

Наконец он швырнул окурок в траву, посмотрел, как он там дымится, и повернулся к Марион-А:

– Ты запрограммирована на два типа верности, Марион, – республике, что означает администрацию андроидов, и – мне. Что идет первым?

Марион-А чуть поколебалась.

– Если это должно определяться как верность, Джон, то моя верность республике имеет приоритет.

– Бесполезный вопрос, – сказал он, – но все-таки: тебе не нравится быть моим персональным андроидом?

– Это бесполезный вопрос, – согласилась она.

– Хорошо. Тогда для тебя не будет большим неудобством, если у тебя появится новый хозяин.

– Я не понимаю.

– Очень просто. Я больше не могу тебя использовать. Ты становишься ненужной проблемой. Более того, ты опасна.

– Почему вы говорите так?

Маркхэм сунул руку в карман, пытаясь найти поддержку в прикосновении к неумолимому металлу пистолета.

– Потому что я сделал выбор, Марион. Мне не нравится жить в обществе, где всем заправляют андроиды. Значит, я созрел для Анализа. А поскольку я не хочу терять свое «я», то собираюсь присоединиться к Беглецам. Хочу посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы уничтожить власть андроидов. Так что, видишь, Марион, мы – враги.

Он заметил, когда она заговорила, что голос у нее изменился.

– Я не думаю, что мы враги, Джон.

– Ты запрограммирована служить сначала республике, а потом мне. Поэтому ты должна доложить о моих антиобщественных взглядах Психопропу. Для меня это означает Уничтожение, если они меня найдут.

– Предположим, что я могу изменить мою начальную программу, Джон? – Она улыбалась ему очень странной улыбкой. Такой улыбки Маркхэм у нее еще не видел.

– Но это невозможно, – спокойно сказал он. – Программа очень устойчивая.

– Разве? – сказала она с неожиданной силой. – Я была запрограммирована понимать значение музыки и поэзии для людей. Но я не была запрограммирована ценить эти вещи сама.

Он засмеялся:

– А ты ценишь? Ты действительно считаешь, что музыка, поэзия – словом, искусство – для тебя что-то значат?

– Я только знаю, – сказала она, очень медленно выговаривая слова, – что иногда все это влияет на меня самым странным образом. Вы использовали меня для эксперимента, Джон. Уверена, что результат получился интересным.

– Результат значительный, – спокойно сказал он. – Потому что он убедил меня, что андроиды имеют потенциал жизни. Ошибка человечества заключается в предположении, что все живое должно иметь органическую природу. Мы никогда всерьез не думали о том, что машины достигнут такой степени сложности, что в них сможет незаметно прокрасться жизнь и терпеливо дожидаться своего времени, чтобы потом заявить о себе посредством эволюции, власти и личности. Это хитрая шутка над человечеством. Двойная шутка. Поскольку мы не учитываем юмор Господа Бога.

Ее волнение росло. Она начала дрожать, – вероятно, центры управления подверглись большой нагрузке от потока разных импульсов, от попытки решить проблему, которая была неразрешима.

– Да, – сказала она хрипло. – Может быть, мы, андроиды, и живые. Или, может быть, машина тоже может сойти с ума… Я была запрограммирована прежде всего на эффективность, Джон. А вы, со своей стороны, пытались запрограммировать меня на красоту, счастье и горе. Объективно я сознаю, что ваш эксперимент заставил меня потерять работоспособность. Но, Джон, как я могу знать, получила ли я что-нибудь взамен?

Он сдерживал свое воображение изо всех сил, потому что если бы не делал этого, то легко убедил бы себя, что в ее голосе слышится боль.

– Я помню, – тихо сказал он, – как я читал стихотворение «Золотое странствие в Самарканд»: ты попросила меня замолчать. А после сказала: «Я думаю, что понимаю, что такое красота, – и она делает больно».

Неожиданно Марион-А засмеялась резким, прерывистым смехом. Маркхэм подумал, что она близка к истерике, если это возможно для андроида.

– Да, я помню, – сказала Марион-А. – Вы знаете, Джон, что андроиды не могут мечтать? Но я научилась мечтать и теперь мечтаю часто. Иногда я думаю о стихотворении, которое вы читали, и думаю, что же дальше.

Против своей воли Маркхэм взял ее за руку.

– Тогда ты поймешь, – сказал он мягко, – почему ты вдвойне опасна для меня. Ты и я – мы представляем различные формы жизни, Марион. Одна из них возникла спонтанно, а другая была синтезирована. Незыблемый закон гласит, что все живые существа борются за господство в своем окружении. Вот поэтому конфликт между людьми и андроидами неизбежен. Тобой руководит верность своей расе, мною – моей. Так что лучше садись в геликар, лети в Лондон и обо всем доложи. Я объявил войну тому миру, который создают андроиды.

Потом Маркхэм только удивлялся, почему ни разу не предположил, что все может закончиться совсем не так, как он задумал, и решил, что виной тому – отсутствие у него воображения.

Он считал, что легче всего будет выстрелить ей в спину, когда она пойдет к геликару. В ней не было органического сердца, но он мог прострелить микропайл – маленькую капсулу, содержащую энергию, которая преобразовывалась в мысль и движение. И эта капсула была так же уязвима, как сердце. Знал он и то, куда надо целиться, чтобы поразить жизненные центры ее «мозга».

Уничтожить Марион-А было необходимо: слишком много ей известно о нем, слишком много мелочей, которые Соломон с удовольствием рассмотрел бы. И речь ведь не только о его безопасности, теперь он должен думать о безопасности других.

Однако Марион-А не встала и не пошла к геликару. Казалось бы, она не могла не доложить обо всем Психопропу и должна была принять его предложение. Но Марион-А теперь была непредсказуема. И она отклонила предложение.

– Да, это то, что я обязана сделать, – сказала она уже спокойным голосом. – Я обязана информировать Психопроп, что еще один человек отклоняется от принятой программы.

– Я бы не стал называть это принятой программой, – возразил Маркхэм.

– Почему нет? – вспыхнула Марион. – Как люди трактуют андроидов на свой манер, так и андроиды трактуют человеческие существа – на свой. И мы считаем, что люди тоже запрограммированы, запрограммированы наследственностью и окружением, причем ни то ни другое ими не контролируется. Но вы уникальный экземпляр, Джон. У вас программа двадцатого века, и благодаря этому вы настроены против андроидов больше, чем кто-либо другой.

– Эта дискуссия совершенно бессмысленна, – сказал Маркхэм. – Ты бы лучше ушла. – Он вдруг подумал, что у него может не хватить смелости выстрелить.

– Я не уйду, Джон.

– Что?

– Я не собираюсь докладывать Психопропу. Меня не устраивает возможный результат.

– Бог мой! Да ты понимаешь, что ты говоришь?

– Да. Я признаю, что я предпочитаю предать общество, или андроидов, или мою собственную расу – называйте это как вам угодно, – чем предать индивида, которого… которого я уважаю.

– Марион, ты с ума сошла! Я сошел с ума! Мир, похоже, перевернулся.

– Если мир кажется перевернутым, – сказала Ма-рион-А с неожиданной улыбкой, – то это, может быть, потому, что вы стоите на голове. Или вы создаете совершенно другой мир, Джон. Возможно, вам не следовало пытаться изменить мою программу с помощью такого неуместного способа, как человеческое искусство.

Маркхэм в замешательстве поднялся и стал ходить взад и вперед, не сознавая этого. В какой-то момент он споткнулся, но удержался и не упал. Не заметил Маркхэм и того, что пистолет выпал у него из кармана и некоторое время лежал в траве, стволом к Марион-А, как обвиняющий указательный палец.

Она подняла его. Ее палец оказался на спусковом крючке, и – тоже совершенно автоматически – она стала водить пистолетом вслед за движениями Маркхэма.

Заметив это и поняв, что произошло, он уставился на ствол пистолета, из которого только что собирался уничтожить ее.

– Как, черт побери, он к тебе попал?

– Бедный Джон, – сказала Марион-А странным тоном. – Вы не очень эффективны. Если вы хотите стать Беглецом – и остаться живым, – вам надо больше внимания обращать на детали.

– Я думаю, будет лучше, если ты вернешь оружие мне, – осторожно сказал он.

– Почему же? Вы собирались из него застрелить меня, я думаю. Почему бы мне не воспользоваться им против вас?

– Марион, давай прекратим эти глупости. Отдай мне пистолет.

Она продолжала крепко сжимать оружие.

– Сядьте, Джон. Если бы я побольше знала о человеческих ценностях, я бы смогла решить, что лучше: застрелить вас или нет – ради вас же. Но я о человеческих ценностях почти ничего не знаю, а теперь не могу полагаться даже на свою программу… Я не знаю, смогут ли существовать свободные люди, Джон. Но иллюзия кажется убедительной. Вот ваш пистолет. Теперь ответственность опять легла на вас.

Она протянула оружие. Маркхэм взял его, посмотрел и бросил рядом с корзинкой для ленча.

– Несколько минут назад, – сказал он, – ты призналась, что я стал для тебя важнее, че… чем твой долг.

– В это трудно поверить, – подтвердила Марион-А, – но это правда.

– И что бы я ни предпринял, ты не будешь мешать мне?

– Вы можете выразиться более определенно, – сказала Марион. – Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам. – Она засмеялась. – Наверное, я первый андроид-Беглец, Джон. Это нечто такое, что вам, возможно, не понять…

– Это нечто такое, что не понять никому, – сказал Маркхэм, чувствуя неясную волну облегчения. – Я боюсь, что ты больше не мой персональный андроид, Марион. Ты мой личный друг.

– Скажу вам еще одну важную вещь, Джон, – вставила она. – Я бы хотела, чтобы вы знали, что вся имеющаяся у меня информация приводит меня к заключению, что Беглецы проиграют.

– Чудеса всегда случались, – весело заметил он. – Андроид, который поддерживает пропащее дело. Этот факт ты наверняка не включила в свои расчеты.

– А также, – добавила Марион-А с неподвижной улыбкой, – я не сделала достаточного допуска на вашу программу образца двадцатого века!

Маркхэм слегка поежился и посмотрел на покрасневшее солнце, которое уже давно клонилось к закату.

– Давай-ка уберем остатки ленча, – он посмотрел на развалины. – Я бы хотел рассказать тебе, как выглядел этот коттедж сто пятьдесят лет назад. А потом, я думаю, нам надо отправляться назад, в Лондон. Поскольку ты тоже решила нарушить закон, Марион, я могу себе позволить остаться полууважаемым гражданином еще на некоторое время.

Он подошел с ней к развалинам и начал рассказывать, как все было, когда они с Кэйти провели здесь две незабываемые недели. Пока он говорил, коттедж словно вернулся к жизни, привидения стали осязаемыми. Он видел Кэйти и себя, счастливых, не думающих о неизвестном будущем, в том, далеком мире. Он видел двух влюбленных – двух знакомых незнакомцев, – валяющихся на песке, купающихся в море, в объятиях друг друга на жесткой постели в крошечной комнате, которая тогда казалась им роскошней, чем легендарные пещеры Востока.

Ему вдруг пришло в голову, что он больше не Джон Маркхэм, который создал все эти промелькнувшие миражи. Он тоже стал призраком. Только другим. И двадцать второй век был просто другим миром призраков, который, в свою очередь, медленно уплывет прочь в непроницаемые туманы времени.

Эта мысль породила чувство глубокого и горького одиночества. Но, посмотрев на Марион-А, он понял, что и она тоже будет теперь одинока. И ее одиночество будет еще огромней, чем можно представить. У него, по крайней мере, оставалось прошлое, у нее же прошлого не было, и она не могла надеяться на будущее, в котором можно было бы ожидать мира, или счастья, или любви.

– Пора возвращаться в Лондон, – мягко сказал он. – Много о чем необходимо подумать – и хотелось бы сделать это в удобном месте. Хочешь я сяду за руль?

Марион-А покачала головой:

– Я все еще ваш персональный андроид, – сказала она.

На обратном пути они начали обсуждать планы на будущее. Во время разговора Маркхэм с удивлением понял, что изменение в их отношениях произошло основательное. В первый раз они говорили свободно и легко, как друзья, как равные. Груз его неосознанного неприятия исчез, и он мог воспринимать Марион-А такой, какая она есть, – не женщина, не машина, но просто живое создание, способное на верность и дружбу.

Они решили, что ничего серьезного и полезного не выйдет, если Маркхэм откажется от гражданства или если Марион-А перестанет играть роль нормально запрограммированного персонального андроида раньше, чем это будет совершенно необходимо.

Поскольку Марион-А должна была входить в контакт с Психопропом, если у нее появится какое-нибудь важное сообщение, она решила, что сделает несколько сравнительно безобидных докладов о поведении Маркхэма, и в то же время постарается получить какую-либо информацию, которая сможет оказаться полезной Беглецам.

Однако самым главным для них в настоящий момент было установление надежной связи с Беглецами. Пока они летели к Сити, Маркхэм чуть не вывихнул себе мозги, пытаясь придумать, как быстрее найти контакт с Проф. Хиггенсом. Пол Мэллорис предложил свои услуги для налаживания связи, но сейчас все его силы были направлены на то, чтобы избежать встречи с психиатрической командой, которая, несомненно, все еще охотилась за ним.

Вскоре выяснилось, что Маркхэму не стоило ломать над этим голову. Когда они вернулись домой, в Найтсбридж, он нашел простой запечатанный конверт в ящике для корреспонденции. Вскрыв его, он вынул листок бумаги и прочитал краткую, но содержательную строку:

«Макбет» – акт первый, сцена первая.

Некоторое время тому назад Маркхэм приобрел старый, истрепанный том Шекспира. В двадцатом веке он прочитал не так уж много пьес, а посмотрел и того меньше, зато в этом столетии вынужден был искать спасения в том, что он называл «домеханизи-рованное искусство».

И совсем недавно он использовал Шекспира во время очередной атаки на программу Марион-А.

Даже не заглядывая в «Макбет», Маркхэм знал содержание послания, но все-таки он посмотрел текст, просто для того, чтобы удостовериться.

Он нашел то, что искал, в первых же десяти строчках:

Третья ведьма: Это будет на закате.

Первая ведьма: Где место это?

Вторая ведьма: Там, где вереск.

Он закрыл книгу и улыбнулся Марион-А:

– Кажется, первый акт вот-вот начнется. – Потом он посмотрел в окно и увидел, что солнце уже касается горизонта. – Мне сейчас нужно отправиться в одно место, Марион.

– Вы хотите, чтобы я пошла с вами?

– Не сегодня, я думаю. Мне, наверное, надо как-то помягче сообщить Беглецам, что есть андроид, который хочет помочь им.

– Да, – сказала Марион-А печально. – Они будут весьма удивлены. Не рискуйте понапрасну, Джон.

Маркхэм рассмеялся:

– Еще недавно ты бы сказала: «Это не рекомендуется».

Он положил записку в карман и вышел к геликару. Маркхэм уже поднялся в воздух, когда вспомнил, что оставил пистолет в корзинке для пикника, которую Марион-А внесла в дом. Он хотел было вернуться, но у него оставалось совсем мало времени, чтобы добраться в Хэмпстед до захода солнца. К тому же ему подумалось, что в любом случае много толку от пистолета не будет.