Текст книги "Сомнительная полночь (сборник)"

Автор книги: Эдмунд Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)

Едва взглянув на их лица, Том и Мэри все поняли. Мэри увидела их издалека, и теперь они все четверо встретились на берегу. Они прыгали от радости, размахивая руками, словно не виделись долгие месяцы.

– Ну, – торжественно сказал Том, – вы оба выглядите совершенно замученными. Я вижу, нам придется за вами ухаживать, чтобы вернуть здоровье.

– Не здоровье, а силы, – отпарировал Эвери… – Кстати, мы нашли стоянку золотых людей. К тому же мы находимся на острове, Том, на маленьком острове. Черт его знает, как нам до сих пор удавалось избежать встреч с нашими соседями. Ничего не понимаю.

– У нас тоже есть новости, – сказал Том. – Мэри беременна. Сначала она сомневалась, но уже сейчас появились классические симптомы. – Он улыбнулся. – И это продолжается с раннего утра и до завтрака – так что всю работу пришлось делать мне.

– Чудесно, – сказал Эвери и поцеловал Мэри. – Надеюсь только, что тебе не захочется вдруг маринованного лука или чего-нибудь в этом роде. Ближайший магазин довольно далеко.

Барбара лукаво улыбнулась:

– И если я скоро не присоединюсь к тебе в нашей клинике, Мэри, знай, теория вероятности – форменная чушь.

Том вдруг посерьезнел:

– Будь я проклят, если знаю, как мы справимся без доктора, акушерки и всего такого.

Но Мэри выглядела совершенно спокойной.

– Не волнуйтесь. Как, вы думаете, рожали женщины предыдущий миллион лет?

Когда они вернулись в лагерь, Эвери сказал:

– Ведь мы так и не выпили шампанское, верно? Я знал, что рано или поздно нам представится для этого подходящий случай.

– Я постараюсь охладить его хотя бы до температуры моря, – отозвался Том.

ГЛАВА 21

Для всех, кроме Мэри, которую тошнило теперь утром, днем и вечером, следующие несколько дней оказались самым безмятежным временем с тех пор, как они здесь поселились.

Первым делом Эвери попытался нарисовать карту острова – пожалуй, «карта» было слишком громко сказано, это была скорее схема, основанная на неточных воспоминаниях и грубых измерениях. Однако протяженность Большого Путешествия была вычислена из времени, в течение которого они шли. Так что ошибка была не более нескольких миль.

Таким образом Эвери определил очертания острова. Он думал, хотя не был вполне уверен в этом, что очертания острова напоминают бутылку из-под кьянти. В первый день пребывания на острове ему показалось, что береговая линия, если не считать мелких деталей, медленно загибается в одном направлении. Теперь же выяснилось, что она идет почти прямо, резко поворачивая у горлышка «бутылки». По берегу до лагеря золотых людей оказалось около двадцати миль. Но если его предположения о форме острова верны, оба лагеря находятся почти напротив друг друга – в самом широком месте. По прямой расстояние между ними не превышало восьми-десяти миль.

– Теперь мы по крайней мере знаем, где они живут, – сказал Том. – И я уже не так уверен в нашей безопасности. Что-то подсказывает мне, что неприятностей нам не избежать.

– Возможно, – сказал Эвери. – Однако мы так давно живем довольно мирной жизнью – кроме случая с Первым Лагерем. Может быть, у них тоже достаточно здравого смысла, чтобы не испытывать судьбу. Если бы мы обнаружили их раньше и тоже напали на их лагерь, холодная война очень быстро превратилась бы в горячую.

– И все-таки, мне кажется, надо понаблюдать за их стоянкой, – заметил Том. – Они ничего не заподозрят, а мы, может, узнаем что-нибудь полезное.

Эвери покачал головой:

– Слишком рискованно. Нам с Барбарой повезло. А в следующий раз может не повезти. Как-нибудь потом мы попытаемся установить с ними дружеский контакт; но тут нужно действовать осторожно – очень осторожно.

Поэтому они и решили отложить это до лучших времен. И тем не менее, задетые тем, что золотые люди их опередили, Том и Эвери стали всерьез подумывать о строительстве постоянного жилья. По зрелом размышлении стало ясно, что беременность Мэри потребует немалых хлопот. Конечно, родить можно и в палатке, но им это представлялось совершенно диким. Кроме того, исходя из предположения – которое, по мере того как шло время, перерастало в уверенность, – что они вовсе не собираются предоставить им обратные билеты на Землю, становилось ясно, что Второй Лагерь не слишком удобное жилье на долгое время. Им понадобится более просторное поселение; и, как сказал Том – лишь наполовину в шутку, – если они собираются основать племя, им прежде всего следует застолбить приличный участок земли.

Становилось все жарче и жарче. Особенно страдала от этого Мэри. Жара и тошнота высасывали из нее все силы, и она становилась очень слабой и вялой. К счастью, дней через десять после возвращения Эвери и Барбары начался дождь – хоть и не ливень, а маленький муссон. Он лил беспрерывно чуть больше недели, и воздух стал прохладным и свежим. Не считая необходимых вылазок за пищей и водой, они почти все время проводили в палатках – читали, слушали музыку, занимались любовью.

Барбара страшно радовалась муссону, потому что это означало возможность больше времени проводить вместе с Эвери – ведь она так много хотела узнать о нем, так много рассказать о себе. И все же муссон имел один существенный недостаток – они не могли ничего приготовить на костре. И хотя они ели самые разнообразные фрукты, через некоторое время они начали тосковать по мясу и рыбе.

И вот однажды на рассвете дождь неожиданно кончился. Они вышли из палаток и изумленно смотрели на сияющий сквозь белесоватую дымку мир…

Эвери начал писать. Он писал как одержимый или как человек, который спешил наверстать напрасно потраченные годы.

Краски и холсты лежали в его чемодане долгие месяцы – забытые и отвергнутые. Но теперь он был глубоко благодарен им за то, что они существуют. Он был глубоко благодарен тем, кто дал ему их. И еще он просто благодарил судьбу за то, что живет.

Страсть к живописи снова овладела Эвери, он думал только о ней и еще о Барбаре. Охоту, рыбалку, собирание фруктов, поиски места для нового лагеря и даже купание он ощущал как досадную помеху живописи. Это раздражало его. Форма, рисунок, композиция – только это казалось ему действительно важным. Он начал смотреть на этот чужой мир новыми глазами.

Эвери смотрел на него, словно увидел впервые. Какому художнику выпадала такая невероятная удача? Работая, Эвери чувствовал себя совершенно счастливым.

Он писал все подряд. Он писал лес и море. Он написал Второй Лагерь и натюрморт с фруктами, кроличьими шкурками и томагавками. Он написал Тома и Мэри, купающихся в море, Барбару. Он писал даже крабов из скалистой заводи.

Как-то раз Том, который относился к увлечению Эвери с некоторым беспокойством, собрался идти на охоту и за фруктами. Когда Мэри чувствовала себя хорошо, он брал ее с собой; иногда уходил вместе с Барбарой – когда ему удавалось оторвать ее от беспрерывного восхищения величайшим со времен Леонардо художником.

Этот день положил конец их безмятежной жизни.

Эвери начал писать портрет Мэри – он думал, что это будет подарок ко дню рождения ее сына… Или дочери… Теперь Мэри чувствовала себя лучше, но утро по-прежнему оставалось для нее самым тяжелым временем. Она была вялой, любые усилия утомляли ее. Тем не менее утро было единственным удобным временем для позирования. Она считала, что должна работать, и точка зрения Эвери, что позирование это тоже труд, помогала ей преодолеть чувство вины оттого, что Барбаре приходится делать всю домашнюю работу.

В это утро Эвери и Мэри были в лагере одни. Запасы мяса и фруктов подошли к концу. Том и Барбара решили пополнить их. Револьвер они с собой не взяли, так как было принято оставлять его в лагере для обороны.

Время шло – правда, Эвери этого не замечал, – и Мэри устала. Они решили ненадолго прерваться. Эвери пошел купаться, а Мэри лежала на песке и смотрела на него. Вскоре он подошел к ней.

– Как насчет еще одного сеанса? Или ты устала?

Она кивнула:

– Спасибо, все в порядке. Только недолго, Том и Барбара скоро вернутся.

– Чепуха! Они ушли не больше часа назад.

Мэри рассмеялась:

– Том прав. Эта мания явно отрицательно действует на твои способности. Их нет уже больше трех часов.

Эвери ничего не ответил. Он был уже поглощен своей картиной. Только что он уловил у Мэри какое-то особенное выражение глаз, которое раньше упустил.

Вскоре он заметил, что она ерзает.

– Сиди спокойно, дорогая, а то твоя левая грудь получится похожей на дыню.

– Извини… Спина немного устала.

Он забеспокоился:

– Черт, что же ты сразу не сказала!.. Я сам виноват, это все моя проклятая мания. Том убьет меня, если увидит, как я тебя утомил. Давай я разотру тебе спину.

Она покачала головой:

– Я хочу, чтобы они поскорее вернулись. Прошло так много времени. Может, что-нибудь случилось?

– Да нет, что ты, – уверенно ответил Эвери. – Том ничего не упустит, да и Барбара тоже.

Мэри вытянулась на песке.

– Это я знаю.

Эвери сделал на портрете еще несколько мазков. Вдруг он сказал:

– Я тут думал, как назвать наш остров. Должен же он как-то называться. Как тебе нравится «Эльдорадо»?

Мэри улыбнулась:

– Вряд ли здесь есть настоящее золото – разве что золотые сферы и золотые люди.

Эвери отложил кисти и критически посмотрел на портрет. Потом повернулся к Мэри:

– Прости за избитое выражение, дорогая, но не все золото, что блестит… Да, я все меньше и меньше возмущаюсь ими — потому что ты и Том, я и Барбара нашли здесь нечто, что может быть и не золото, но, черт возьми, ничуть не хуже… Я никогда не был так счастлив… Да, «Эдьдорадо» – это подходящее имя. Когда наши вернутся, обсудим.

Мэри села и с тревогой оглядывала пустынный берег и зеленую стену леса.

– Хоть бы они скорее вернулись. Мне страшно. Я чувствую, должно что-то случиться.

– Чепуха, – начал Эвери. – Это все твое состояние.

Он остановился. Слова замерли у него на губах.

Ярдах в сорока от них из леса появился человек.

Это был Том. Он шел пошатываясь, неуверенно переставляя ноги – словно пьяный, который старается найти дорогу домой. Когда он подошел ближе, Эвери увидел на его рваной коричневой рубашке красные пятна.

Мэри дико вскрикнула и вскочила на ноги. Эвери побежал к Тому.

Том беспомощно моргал.

– Прости, старина, – едва слышно пробормотал он. – Ничего хорошего… Эти ублюдки схватили Барбару. Я…

Внезапно он упал. Из его спины – у самого плеча – торчал обломанный конец дротика.

ГЛАВА 22

Кое-как, вдвоем, они подняли Тома по лестнице и втащили в палатку. Эвери осторожно уложил его на кровать лицом вниз.

Лицо Мэри побледнело, она вся дрожала. Но когда она заговорила, голос ее, ценой невероятных усилий, звучал почти спокойно:

– Ты можешь вытащить его, Ричард?

– Да, – ответил он с наигранной уверенностью. – ? Я вытащу… А ты сходи за водой… И вот что, Мэри, – не спеши. Поняла?

Она кивнула и вышла из палатки.

Сквозь всю его жалость и дружбу к Тому пробивалось нечто более эгоистичное, касающееся его лично. «Барбара, Барбара, – думал он. – Будь жива. О, любовь моя, будь жива…»

– Том, ты слышишь меня?

Эвери удивился, как грубо звучит его голос. Ое хотел знать. Он должен знать. Его охватило безумное желание схватить Тома и вытрясти из него правду.

– Том! Ради Бога, очнись!

Том не ответил. Он был без сознания. А когда он придет в себя, будет уже поздно.

«Боже! Не дай ему умереть, – взмолился Эвери. – Я должен знать. Должен!»

И вдруг паника прекратилась, и на Эвери снизошло холодное спокойствие. Пот ручьями тек по его лицу и попадал в рот. Он был холодный и горький. Эвери смотрел на Тома – восемнадцатидюймовый обломок дротика торчал из его спины. И сквозь уже высохшую и покоробившуюся ткань рубахи было ясно видно, как из раны толчками струится кровь, – он смотрел на Тома, и ему вдруг стало стыдно.

– Прости, старина, – виновато пробормотал он. – Тебя я залатать не могу, слышишь?

Он осмотрел конец дротика, по привычке бормоча про себя:

– Во-первых, это нужно вытащить. Во-вторых, есть только один чертов способ это сделать… Не держи на меня зла, Том. Что бы ни случилось, не держи на меня зла. Я всего лишь невежественный дурак, но я постараюсь сделать все как можно лучше.

Он осторожно и сильно потянул дротик. Ничего не произошло. Должно быть, он застрял в костях или в мускулах – а может, и то и другое.

Тогда он дернул посильнее. И тут тело Тома поднялось над кроватью на дюйм или два и плюхнулось обратно, издав какой-то неясный звук, то ли стон, то ли хрип.

«Боже милосердный, – подумал Эвери, – что же я делаю? Как бы то ни было, надо сделать это побыстрее. Мэри не может вечно сидеть там и мучиться».

Решение было очевидно и неизбежно; как ни ужасно, но сейчас надо относиться к Тому как к куску мяса. Раздумывать было некогда.

Он уперся ногой в поясницу Тома, ухватил конец дротика обеими руками, потянул что есть силы.

Дротик вышел из раны. И вместе с ним из груди Тома вырвался тонкий пронзительный животный крик, который вдруг резко оборвался, – к счастью, Том снова потерял сознание. Эвери боялся, что хлынет кровь, если он по неосторожности задел вену или артерию, – но ничего не случилось. Кровь текла с тела тонкой струйкой. Дротик выпал из дрожащих пальцев Эвери.

Вернулась Мэри с водой и бинтами. Ее появление взбодрило Эвери. Он разорвал на Томе рубашку и освободил рану. Затем начал смывать кровь, которая текла все медленнее.

– Ричард, как ты? – нежно и озабоченно спросила Мэри.

Голос ее звучал так, словно она говорила с ребенком, который еле сдерживается, чтобы не расплакаться.

Эвери принял ее игру.

– Ничего, нормально. – Он улыбнулся Мэри. – По-моему, ничего жизненно важного не задето. Он крепкий парень, твой Том. Однако вряд ли он будет кувыркаться через несколько дней.

Мэри, казалось, немного успокоилась.

– Я не знаю, чем помочь. Я чувствую… – голос ее осекся.

– Надо как-то остановить это проклятое кровотечение, – сказал Эвери. – Я попробую вставить в рану тампон, а потом как можно туже перевязать… Или ты можешь предложить что-нибудь получше?

Она покачала головой.

Они промыли рану и прикрыли ее ватой. Затем, пока Мэри придерживала вату, Эвери немного приподнял Тома и придал ему полусидячее положение.

Пока Мэри обрезала остатки рубашки, вата насквозь пропиталась кровью. Они положили новый тампон, еще больше, и снова зажали рану. Эвери наложил тугую повязку, пропуская бинт под мышками, через грудь и спину. Первая повязка состояла из шести слоев. На них сверху наложили еще четыре.

Когда Эвери пытался закрепить последний слой, Том неожиданно пришел в сознание.

– Спину жжет, – прошептал он. – Что у меня со спиной? Черт!.. – Он широко открыл глаза и попытался оттолкнуть руку Эвери. – Ричард, что ты?..

– Все в порядке, Том. Не беспокойся. Операцию провели по всем правилам, но пациент остался жив.

– Милый, – сказала Мэри. – Как ты себя чувствуешь?

К их удивлению, Том издал звук, который можно было принять за смех – правда, с трудом.

– Как я себя чувствую? Отличный вопрос! Дайте мне виски… О Господи! Они схватили Барбару.

Казалось, одно воспоминание об этом лишило его сил.

– Ты уже говорил это, – сказал Эвери, стараясь не выдать своего волнения. – Ради Бога, Том, что дальше?

Мэри достала бутылку виски и поднесла ее к губам Тома. Она держала ее так очень долго. Том захлебывался и кашлял, и виски текло по его груди. Кашель, видимо, причинял ему сильную боль.

Том усилием воли пытался сдержать боль и кашель.

– Мы, должно быть, подошли слишком близко к их проклятому лагерю… Нет, сказать по правде, мне хотелось на него взглянуть… Но мы не знали, что он так близко. Мы шли вдоль ручья. Барбара думала, что это тот самый, который они используют… А дальше мы почти наткнулись на одного из этих парней. У него были дротики, у нас – томагавки… Пару секунд мы стояли и смотрели друг на друга. Потом он начал перебирать дротики, и я крикнул Барбаре, чтобы она спасалась… Первый дротик нас не задел… Я остановился, чтобы бросить томагавк… и отстал. Барбара, наверное, услышала, что я остановился, повернулась и побежала ко мне. И тут я упал.

Он долгим взглядом посмотрел на бутылку, и Мэри дала ему отхлебнуть еще. Том старался сдержать кашель.

– Когда я пришел в себя, никого не было. Только томагавк Барбары валялся на траве.

Том нерешительно замолчал, избегая взгляда Эвери.

– Похоже, они боролись.

Он снова заколебался.

– Но там была только моя кровь… Ранили только меня… Только меня… Я подумал… Я подумал, что мне лучше умереть, но…

Он остановился и вдруг заплакал.

– Не знаю даже, как я дошел сюда, – пробормотал он. – Я только знал, что должен… Скажи что-нибудь, Ричард, ради всего святого, скажи что-нибудь… Ты должен воткнуть этот проклятый дротик мне в глотку!

Этот разговор, стыд, горе совсем истощили силы Тома. Он был еще в сознании, но голова его упала на грудь. Слезы текли по его лицу, капали с подбородка и смешивались с кровью и виски. Рыдания причиняли ему боль, но он не мог остановиться. Эвери осторожно уложил его на кровать.

– Ты не виноват, Том, – с трудом сказал он. – Рано или поздно это должно было случиться. Мне кажется, что такие, как они, думают и чувствуют совсем не так, как мы… И что бы ни случилось, я думаю, мы доведем это дело до конца.

Но Том его не слышал. Боль, волнение, слезы милосердно толкнули его во тьму небытия.

Мэри взяла руку Эвери и пожала ее. Рука была холодная и влажная.

– Что делать? – с отчаянием спросила она. – О Господи, Ричард, что делать?

Эвери, казалось, очнулся от сна.

– Я пойду искать Барбару, если она…

Он не договорил.

ГЛАВА 23

Эвери поудобнее устроился на толстой ветке высокого дерева, чуть выше того места, где ствол разделяется надвое. Он сидел неподвижно и настороженно. Прошло уже около получаса. Дерево находилось в пятидесяти ярдах от лагеря золотых людей, и Эвери мог наблюдать за ними сквозь треугольный просвет в листве. Скоро сядет солнце. И настанет время действовать.

Эвери был не из тех людей, которых привлекает насилие или война. Обычно он думал об этом со страхом. Но теперь его внезапная ненависть к этим людям, которые так грубо разрушили его маленький счастливый мир, была сильнее страха, она была так сильна, что превратилась в жажду мщения.

День, начавшийся так счастливо, обернулся страшным кошмаром. Нервный шок подействовал на Эвери как стимулятор. Позже, несомненно, наступит реакция, но сейчас он действовал как машина, чья сила и ум подчинены единой цели.

Эвери ничего не ел с самого утра, но он не чувствовал ни голода, ни усталости. Страх и ненависть питали его.

Властное желание найти Барбару не отразилось на его логике, которая управляла им как автоматом. Прежде чем покинуть лагерь, он позаботился о том, чтобы по возможности удобно устроить Тома. Он сходил к ручью за водой, – он понимал, что Мэри понадобится для раненого много воды, – принес фруктов. Это, по крайней мере, давало Мэри возможность не отлучаться и не оставлять Тома без присмотра. Когда Эвери убедился, что сделал все, что нужно, он вооружился двумя ножами и двумя томагавками и покинул лагерь. Было бы неплохо взять с собой револьвер, но он оставил его Мэри на случай нападения.

Идти пришлось гораздо дольше, чем он думал, – около четырех часов. Сначала он старался идти по следам Тома, но это оказалось безнадежным делом. Он был никудышным следопытом, поэтому вскоре от этой идеи пришлось отказаться. Было бы быстрее идти к лагерю золотых людей по прямой, в надежде натолкнуться на ручей, из которого они брали воду. Наконец он вышел к ручью, ему показалось, что это и есть тот самый ручей, но, когда он около двух часов шел вдоль него, оказалось, что ручей впадает в море на пустынном участке берега. К счастью, он узнал это место. Там возвышалась причудливой формы скала, которая привлекла его внимание, когда они с Барбарой обходили остров.

Теперь Эвери знал, где находится. Отсюда до лагеря золотых людей оставалось около шести миль. Он снова повернул в глубь острова, а затем пошел лесом, стараясь идти параллельно берегу. Вскоре он наткнулся на нужный ручей и дальше стал продвигаться медленно и осторожно, чтобы его не застали врасплох.

Обнаружив лагерь, Эвери стал искать место, откуда можно было бы за ним наблюдать. Сначала он подумал о скале, с которой они с Барбарой смотрели на лагерь, но скала оказалась слишком открытой. Наконец он решил забраться на дерево.

Наблюдение доставило множество важных данных для компьютера, который безостановочно работал в его мозгу. Ибо он увидел Барбару.

По-видимому, она была невредима. Это, по крайней мере, успокаивало. Но она была в таком состоянии, что ему сразу захотелось ринуться в бой, метнуть томагавк, освободить ее одной лишь силой и решимостью. Решимости у него хватало – а вот силы? Соотношение сил было четыре к одному – или, считая Барбару, – четыре к двум. Четверо золотых людей против двух человеческих существ. Компьютер тотчас выдал логический ответ. Надо ждать. Надо дождаться темноты. Силой здесь не обойтись, нужна другая стратегия.

Некоторое время Эвери смотрел на Барбару, и бессильный гнев клокотал в его душе. Они сорвали с нее одежду. Они обвязали ее ноги веревками, к которым были привязаны большие тяжелые камни. Она могла ходить, но должна была таскать за собой эти камни. Конечно, так ей далеко не уйти.

Они потешались над ней. Она была их новой игрушкой. Иногда они даже чем-то угощали ее и, очевидно, хотели сделать ее чем-то вроде служанки или любимой собачонки. Один из мужчин, между прочим, схватил ее и стал грубо заигрывать с ней. Сначала она пыталась бороться, но он показал ей, что сопротивление бесполезно, – ударил ее по голове, и она упала на колени, почти потеряв сознание. Барбара старалась безразлично переносить эти приставания. Но это только сердило хозяев – им хотелось видеть ее негодование и сопротивление.

Пока один мужчина держал ее, другой краской нарисовал на ее грудях и животе какие-то знаки, напоминавшие греческую «омегу». По-видимому, тут было нечто, что казалось мужчинам очень забавным; однако обе женщины смотрели на это с явным неудовольствием. Одна из них попыталась остановить мужчину, но он грубо оттолкнул ее.

Когда пришло время ужина, золотые люди сели за стол, а Барбара осталась скорчившись сидеть на земле. Одна из женщин дала ей чашу и миску с какой-то пищей. Но мужчины заметили это, и миска тут же полетела в сторону. Время от времени они кидали Барбаре объедки. Затем, заметив, что она ничего не ест, один из мужчин швырнул в нее тяжелой обглоданной костью. Удар опрокинул Барбару на землю. Остальные взрывом хохота приветствовали эту выходку.

Эвери старался не думать о том, что чувствует Барбара. Он пытался сосредоточиться на том, чтобы выработать эффективный план… План! Он уже придумал и отбросил не меньше двадцати разных планов.

В одном он был уверен – он должен постараться поставить их в максимально невыгодное положение. Значит, нужно дождаться, когда они улягутся спать. Эвери надеялся, что у костра останется только один часовой. Если учесть неожиданность нападения – он чувствовал, что с одним он справится, а вот с двумя – особенно, если эти двое мужчины – вряд ли.

Солнце опускалось все ниже, и золотые люди подбросили в костер побольше дров. И именно пламя костра натолкнуло Эвери на удачную мысль. Если, когда все разойдутся спать, ему удастся перебраться через ров и поджечь двери хижин, это поможет ему хотя бы временно задержать тех, кто внутри…

Если хорошо загорится… Но сначала надо проникнуть в лагерь и разобраться со стражей.

Его план еще не совсем сформировался, но он уже слез с дерева, отошел на сотню ярдов и, пока совсем не стемнело, начал собирать сухую траву и хворост. Пока он работал, ему окончательно стало ясно, как нужно действовать.

Перебраться через ров было нетрудно. Его ширина нигде не превышала трех ярдов. Эвери не сомневался, что сможет прыгнуть на три ярда, если хорошенько разбежится. Но вот сумеет ли он перепрыгнуть с вязанкой хвороста и двумя томагавками – это еще вопрос. Но он не очень сомневался в этом. Гнев, который он ощущал, не допускал сомнений.

Итак, если у костра останется один часовой, перепрыгнуть через ров, ударить часового томагавком, сунуть хворост в костер, свалить его на пороге одной из хижин, самому броситься к другой хижине и оглушить того, кто появится оттуда. И только после этого можно будет заняться Барбарой…

Отличный план, цинично подумал он. Он заранее требует стопроцентного везения и полной беспомощности золотых людей. Но компьютер в его мозгу отвергал этот цинизм. Он говорил ему, что этот план достаточно хорош. А вот если Эвери будет пытаться его усовершенствовать, то тогда, скорей всего, ничего не выйдет.

Эвери собрал траву и хворост и тщательно перебрал их, чтобы убедиться, что они действительно сухие. Потом он спустился к ручью и намазал грязью лицо и тело… Известный прием коммандос – как в лучших боевиках. Эвери мрачно усмехнулся. Усмехнулся при мысли, что экс-учитель Ричард Эвери берется с охапкой соломы и двумя самодельными томагавками победить четырех суперменов. А затем, как водится, спасает прекрасную девушку.

Год назад, всего лишь год назад, такое не привиделось бы ему в самом диком сне, а сейчас он оказался в ситуации более ужасной, чем самый страшный сон. Это был воплощенный сон – в трех измерениях, с натуральным цветом и стереофоническим звуком.

Он закончил свою маскировку, взял вязанку хвороста и травы и осторожно двинулся к вражескому лагерю. Он не стал забираться на дерево. Теперь это было уже ни к чему. Под покровом темноты Эвери пошел вдоль рва на расстоянии примерно двадцати ярдов в поисках удобного для переправы места. Найдя то, что нужно, он отошел подальше в лес, проверил, хорошо ли закреплены на поясе томагавк и ножи, и стал ждать.

Эвери сидел на земле, скрестив ноги по-турецки. Под левой рукой у него лежала вязанка травы, а правой он сжимал томагавк. Он знал, что, может быть, ему придется ждать не один час, но не хотел выпускать из рук оружие. Скорчившись в темноте, с обмазанным грязью лицом, с холодным гневом в душе, он чувствовал себя злобным гномом. Он попытался расслабиться и не смог – это раздражало его, потому что он понимал, что ждать, вероятно, придется долго, очень долго.

Ему хорошо было видно Барбару – она скорчившись сидела около костра и, очевидно, мерзла. У костра сидели только трое золотых людей – двое мужчин и женщина. Они пили какой-то напиток. Эвери от души надеялся, что они перепьются. И действительно, они становились все более шумными и возбужденными. Вскоре один из мужчин предложил напиток Барбаре. Он даже сделал какой-то, по-видимому, вежливый жест. Она отказалась. Другой мужчина расхохотался, схватил Барбару за волосы, запрокинул голову и силой влил напиток ей в рот. Барбара поперхнулась и закашлялась. На звук из хижины вышла женщина. Она встала на колени около Барбары и, видимо, пыталась ее успокоить. Вскоре ей это надоело, и она присоединилась к остальным. Барбара пришла в себя, подняла камень, который был привязан к ее ноге, и украдкой отошла от мужчин.

Эвери крепко сжал свой томагавк. Он заставит их заплатить за это. Время шло. Оно текло медленно, и Эвери начал опасаться, что золотые люди собираются пировать всю ночь, – возможно, они празднуют победоносную стычку с низшей расой.

Наконец мужчина и женщина поднялись и, зевая и потягиваясь, удалились в хижину. Теперь осталось двое. Эвери начал горячо молиться, чтобы оставшийся мужчина тоже ушел спать, а первую вахту несла женщина. К черту рыцарство! Все-таки с женщиной ему будет легче справиться.

Некоторое время казалось, что они собираются караулить вместе. Но в конце концов женщина ушла. Теперь у костра остались мужчина – и Барбара. Она скорчившись сидела вдалеке от костра и смотрела на мужчину. Время от времени мужчина вставал и обходил лагерь, пристально вглядываясь в окружающую темноту. Иногда он что-то говорил Барбаре на непонятном языке. В один из своих обходов он остановился у рва как раз напротив Эвери и секунду или две внимательно вглядывался в темноту. Эвери весь покрылся потом. Он был уверен, что мужчина видит его; но на расстоянии в тридцать ярдов, с перемазанным грязью лицом, заметить его было почти невозможно. Он сидел в тени кустарника, а небо было затянуто облаками.

Наконец мужчина повернулся и направился к Барбаре. Он поставил ее на ноги, ткнул пальцем в знаки на ее груди и животе, что-то сказал и рассмеялся. Потом сел и налил себе еще выпить.

Мужчина сидел спиной к Эвери. И Эвери почувствовал, что настало время действовать. Он медленно поднялся и сделал несколько осторожных движений, разминая затекшие ноги. Затем он внимательно осмотрел ров и почву перед ним. Он горячо молился, чтобы там не было никаких ям.

Наконец Эвери покрепче ухватил вязанку хвороста, отошел на несколько шагов и приготовился.

К счастью, подход ко рву оказался совершенно ровным. Эвери так стремился набрать скорость, что чуть не пропустил место, где берег резко обрывался в воду. Но он вовремя заметил это и прыгнул.

Как только он приземлился на другой стороне, его план – славный план – начал трещать по швам. Началось с того, что Барбара сдавленно вскрикнула. Внезапно возникший из темноты, он, должно быть, выглядел как демон, вырвавшийся из ада.

Как только Барбара вскрикнула, Эвери, не заботясь больше о скрытности, бросился к костру, и мужчина успел чуть обернуться. Удар томагавка, который должен был похоронить два фунта камня в его мозгу, лишь скользнул по его голове. Но все-таки он упал головой вперед и потерял сознание.

Эвери не подошел к поверженному противнику и только мельком взглянул на Барбару. Времени не было. Он сунул конец вязанки в огонь и заставил себя подождать, пока не увидел, что пламя охватило сучья, потом он подбежал к хижине, в которой спали двое, и свалил горящий хворост у входа. Дверь загорелась, вверх поднимались языки пламени и клубы дыма. Эффект оказался даже сильнее, чем Эвери ожидал.

Тем временем Барбара наконец поняла, что происходит. Она попыталась порвать ремень, которым к ее ноге был привязан камень. И тут план Эвери рухнул окончательно. Наконец-то он был рядом с ней, после всей этой изнуряющей неопределенности и ожидания, – и вместо того, чтобы удостовериться в том, что часовой убит, или броситься к другой хижине, чтобы оглушить женщину, если она выйдет оттуда, он думал только о том, как помочь Барбаре. На этот раз компьютер в его мозгу был побежден чувствами.

Эвери подбежал к Барбаре, опустился на колени, достал нож и начал перерезать кожаный ремень. До сих пор они не обменялись ни единым словом. Весь штурм продолжался не более десяти секунд.

Барбара подняла глаза. Ее первые слова, обращенные к Эвери, оказались почти воплем: