Текст книги "Сомнительная полночь (сборник)"

Автор книги: Эдмунд Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)

ГЛАВА 18

Время шло, и по непонятным причинам страсть Эвери к исследованиям превратилась в настоящее наваждение. Это началось через несколько дней после того, как они с Томом обнаружили золотую женщину у «своего» дерева. Странно и необъяснимо, но сначала он старался не замечать этого. Однако, по мере того как дни слагались в однообразные недели, это желание стало таким сильным, что его уже невозможно было сдержать. Ему хотелось идти куда глаза глядят, искать новые места, увидеть все, что есть в этом мире, где они очутились.

По ночам он мучился, лежа без сна, под чужим небом, в котором ярко сияли две луны. Днем он с тоской смотрел на море, на берег, на длинную зеленую фалангу деревьев и кустарников, словно хотел силой вырвать у них их тайны.

Множество причин убеждало его в необходимости отправиться в экспедицию. Эвери говорил себе, что и он, и Том, и Барбара, и Мэри медленно и неизбежно погружаются в самую обыкновенную спячку, что они стали довольствоваться примитивными радостями однообразного существования. Их поставили в совершенно невозможное положение, и они с поразительной готовностью приспособились к нему. Второй Лагерь обеспечивал им полную безопасность. И если не прилагать постоянных сознательных усилий расширить свои познания и возможности, то они неизбежно будут сокращаться. Если все пойдет по-старому, они будут хорошо знать лишь небольшой клочок этой земли. И тем самым неизвестные места будут представляться опасными. И в конце концов могут стать даже запретными…

У него было много доводов в пользу экспедиции – один другого лучше, один другого убедительнее. И вполне разумные. Ясно одно, говорил он себе, – ему наскучила эта так называемая идиллия. В нем бродили и требовали выхода пытливость и беспокойство, присущие цивилизованному разуму.

Эвери ничего не говорил остальным. Они казались ему счастливыми и вполне довольными тем, что есть. В эти несколько месяцев они пережили столько тревог, опасностей и неудач, что теперь вправе радоваться тому, чего достигли. И у них действительно было немалое достижение – четверо незнакомых людей стали единым гармоничным целым.

Эвери был постоянно занят своими мыслями. Они настолько завладели им, что он стал молчалив, и, пока остальные купались и загорали, он находил удовольствие в длительных одиноких прогулках. В эти экспедиции он всегда ходил вооруженным, хотя теперь уже не очень опасался ни диких животных, ни золотых людей. Это был уже не тот человек, больной и вялый, которого «они» подобрали холодным пасмурным днем в ином времени и пространстве. Теперь он стал стройным, крепким, выносливым – машиной, прекрасно приспособленной для охоты и рыбалки. Теперь он мог справиться с животными, от которых раньше попытался бы убежать; однажды он даже сначала ранил, а потом убил маленького носороготипа – сначала он сбил его с ног удачно брошенным томагавком, а потом раскроил ему череп топориком. Даже Тому до сих пор не удалось добыть носороготипа. Эвери очень гордился этим случаем.

Одинокие прогулки больше не казались ему рискованными. Одиночество доставляло ему горькое удовольствие, и он все больше стремился быть один.

Барбара была более осведомлена о его душевной неразберихе, чем он подозревал. Она почти ничего не говорила о его долгих отлучках, но с тревогой наблюдала за изменением его состояния, тщетно пытаясь объяснить его угрюмость тоской по дому. Все они были подвержены этому время от времени – но совсем не так сильно, как ожидали. Иногда им казалось, что они никогда больше не увидят Лондона, не услышат городского шума. Но это чувство быстро проходило, и они еще сильнее наслаждались свободой жизни без ограничений и разочарований прошлого. И тогда вдруг солнечный свет казался им ярче, а море – необыкновенно прекрасным.

Как Барбара ни старалась обмануть себя, она все-таки понимала, что вовсе не тоска по дому мучает Эвери. И в свою очередь падала духом, тосковала, чувствуя вину и неудовлетворенность.

Дело осложнялось еще и тем, что Эвери и Барбара стали любовниками. Или по крайней мере вступили в сексуальные отношения.

Благотворные изменения, которые произошли с Томом и Мэри, и чувство, что он лишает Барбару чего-то, на что она имеет прирожденное право, побудили Эвери в темноте палатки предпринять пробные и довольно неуклюжие попытки к сближению. Барбара восприняла это с воодушевлением – со слишком большим воодушевлением, – потому что, когда механические манипуляции были совершены, стало ясно, что все это не больше чем механические манипуляции. Физическое влечение принесло им временное удовлетворение, но души оставались пустыми.

Они занимались «любовью» уже несколько раз. И это становилось привычкой.

Буря разразилась однажды ночью, когда Эвери почувствовал желание еще раз «выполнить свои обязанности». Он положил руку на грудь Барбары – эта же самая рука, та же самая грудь – и обнял ее за плечи, как обычно, стараясь не запутаться в ее волосах. Далее должен был последовать первый поцелуй, ничего не значащий поцелуй, затем поглаживание ее шеи и рук, и затем…

Барбара не могла больше терпеть. Она оттолкнула его:

– Не сегодня, пожалуйста…

Эвери удивился:

– Что-нибудь не так?

Даже мягкость в его голосе была механической.

– Да, все, все не так, – горько заплакала Барбара. – Где ты? Здесь только часть тебя, да и ее нет, и я даже не знаю где… Я только знаю, что тебя нет… То, что хочет меня, это всего лишь тело, тело с проклятой автоматической, встроенной совестью.

Ее тело содрогалось от рыданий. Она ненавидела Эвери; она ненавидела себя, она ненавидела то, что сказала, и больше всего она ненавидела эти предательские, жгучие слезы.

Эвери испугался.

– Барбара… Милая Барбара, – жалобно сказал он. – Прости меня.

Но, начав эту сцену, презирая себя, Барбара уже не могла остановиться.

– Чего ты хочешь? – сердито спросила она. – Ради Бога, скажи, чего ты хочешь? Если ты хочешь, чтобы я вела себя как проститутка, пожалуйста. Если хочешь, чтобы я притворялась застенчивой и невинной, еще лучше. Я готова ползать на четвереньках, лишь бы это сделало тебя счастливым… Но если я не знаю, что тебе нужно, как – как я могу дать тебе это?

Эвери чувствовал себя скотиной. Черт, в отчаянии говорил он себе, я просто-напросто скотина, да еще и с манией величия…

– То, чего я хочу, – начал он, – ты мне дать не можешь, Барбара.

Но это только ухудшило дело.

– Черт тебя побери, чего ты хочешь? – вскричала она.

– Я хочу понять, – в отчаянии сказал он, – что это за мир, в который нас забросили, зачем мы здесь, что мы можем сделать… Я хочу знать. Я хочу знать больше…

– И это все? – казалось, это ее позабавило. – Ты лжец! Все это ложь, ложь! Ты хочешь Кристину, ее грудь, ее губы. И больше ничего. Ты хочешь заниматься любовью с тусклым привидением… Ты просто ищешь себе оправдания.

И тут он ударил ее. Первый раз в жизни – он от всей души надеялся, что это будет последний раз, – он в гневе ударил женщину.

– Завтра, – холодно сказал он, пытаясь скрыть свой стыд, – завтра я отправлюсь в экспедицию. Может быть, я буду отсутствовать два или три дня. Когда я вернусь…

– Ты не пойдешь один, – жестко сказала Барбара. – Таков приказ, установленный командиром экспедиции. Я иду с тобой… Теперь ударь меня снова, попробуй переубедить.

– Благодарю, – огрызнулся Эвери. – А я-то боялся, что останусь без компании.

– Да когда ж такое было? – вздохнула Барбара. Гнев покинул ее. Она чувствовала себя разбитой и опустошенной.

ГЛАВА 19

Они вышли из лагеря уже поздним утром. Том выступил против того, что он называл «исследовательской прогулкой». Он высказал свои доводы вслух. Что, если они потеряются? Что, если они попадут в ситуацию, с которой не смогут справиться? Что, если золотые люди, заметив, что они ушли, решат напасть на Второй Лагерь?

Эвери встретил его возражения спокойно. Они не потеряются, потому что будут идти вдоль берега. Они не попадут в ситуацию, с которой не смогут справиться, потому что будут очень стараться избегать ее. Если бы золотые люди хотели напасть на Второй Лагерь, то за последние несколько месяцев у них было для этого много удобных случаев; и в любом случае было недопустимо позволять страху главенствовать в их жизни. Это приведет к косности и застою.

– По-моему, ты просто свихнулся, – с жаром сказал Том. – Если ты хочешь рисковать – пожалуйста. Но зачем ты тащишь с собой Барбару, это мне совершенно непонятно.

– Я вовсе не тащу ее с собой, – сердито возразил Эвери. – Я буду просто счастлив, если она останется.

– Нет, я иду, и хватит об этом, – отрезала Барбара.

Том с недоумением посмотрел на них.

– И долго вы собираетесь отсутствовать?

– Не могу сказать. Наверное, дня три-четыре.

– Не пойдет, – сказал Том. – Надо назначить срок точно. Если вы к тому времени не вернетесь, мы будем предполагать худшее и соответственно действовать.

– Ну, – саркастически осведомился Эвери, – и что вы в этом случае предполагаете делать?

– Это наше дело, – резко ответил Том. – Но, можешь прозакладывать свои башмаки, мы собираемся выжить.

– А я-то думал, вы стремитесь к смерти.

– Нет. Эта болезнь не заразна, – многозначительно сказал Том.

– Ну, если тебе так хочется, мы вернемся к концу четвертого дня.

Удивительно, но Мэри, самая робкая из всех, не возражала против экспедиции. Во многих отношениях она была гораздо мудрее Тома. Она чувствовала, что для Эвери стремление исследовать новые неизвестные места гораздо важнее, чем кажется на первый взгляд.

– Будьте осторожны, – мягко сказала она. – Может быть, Ричард прав. Может, мы действительно погружаемся в спячку… Во всяком случае, это встряхнет нас. А когда вы вернетесь, мы устроим праздник. Это отличное оправдание для экспедиции.

Мэри поцеловала Барбару в щеку, потом повернулась к Эвери:

– Береги ее, а то я действительно рассержусь.

– Будет исполнено.

Эвери и Том пожали друг другу руки.

– Если найдешь золотую жилу, телеграфируй, – сказал Том.

Эвери улыбнулся:

– Если они явятся с пачкой обратных билетов на Землю, скажи им, что мы подождем следующего корабля.

Было жаркое утро. Вот уже несколько недель казалось, что дни становятся жарче и длиннее. Эвери предполагал, что они прибыли на планету в зимний сезон, а сейчас середина лета. Они только еще спустились по лестнице, а уже страшно вспотели. Было бы разумнее немного отдохнуть днем и тронуться в путь, когда наступит относительно прохладный вечер.

Его план – если это можно назвать планом – был просто расширением их прежних, не очень удачных исследований. Эвери предполагал идти главным образом вдоль берега – на этот раз в другом направлении, чем раньше, – и, возможно, раз-другой сделать пробные заходы в глубь материка. Во всяком случае, идти вдоль берега легче и быстрее, чем по лесу; к тому же Эвери чувствовал, что в этом случае менее вероятно, что золотые люди неожиданно нападут на них.

Эвери и Барбара отправились в экспедицию налегке. Они взяли с собой большой спальный мешок, которым так заботливо снабдили их они, две бутылки из-под виски, которые теперь использовали для воды, карманную газовую зажигалку Эвери (для нее они даже предусмотрели запасные баллоны), пачку сигарет – теперь они оба курили очень редко, – санитарную сумку и обычное охотничье снаряжение – ножи и томагавки.

Том настаивал, чтобы они взяли с собой револьвер, но Эвери отказался. Он считал, что раз гарнизон Второго Лагеря уменьшился, необходимо, насколько это возможно, обезопасить его.

В первое утро они шли по знакомым местам. Эвери с туго скатанным спальным мешком за плечами быстро шагал впереди, стремясь поскорее попасть в неизвестные места. Барбара с трудом поспевала за ним. Большую часть пути они шли в молчании.

Уже через два часа они взмокли от пота. Становилось все жарче. Даже Эвери понял, что пытаться идти так и дальше слишком утомительно.

Они отошли от берега и нашли приятную полянку в тени деревьев. Барбара с облегчением повалилась на траву, а Эвери пошёл за фруктами.

Они спали почти до заката. На этот раз порознь. Было слишком жарко, и к тому же оба слишком хорошо помнили, что произошло предыдущей ночью.

Вечером они перекусили остатками фруктов. Пока они ели, солнце, красное и огромное, плавно соскользнуло за кромку земли. В неподвижном и тяжелом воздухе повеяло прохладой, принесенной с моря. Они спустились к берегу, с наслаждением ополоснули усталые ноги и двинулись дальше.

Берег извивался, как змея. Временами песчаный пляж кончался, и им приходилось пробираться сквозь небольшие прибрежные скалы. Дважды они переправлялись через ручьи. И все же идти было не слишком трудно; две луны висели в небе, как фонарики в День Всех Святых, и окутывали землю и море восхитительной серебристой пеленой.

Вскоре воздух стал необыкновенно чистым, а ясное небо было усеяно яркими звездами. Угрюмое настроение Эвери вдруг сменилось радостным восхищением, доходящим до восторга. Он никогда в жизни не видел столько звезд. Они были словно сияющие кристаллы на темной бархатной подкладке кармана Вселенной, словно светлячки в небесном лесу.

Восторг все глубже охватывал Эвери. Он забыл об усталости. Он осознавал только, что идет. И совершенно забыл о Барбаре.

Он вспомнил о ней только тогда, когда она сказала:

– Извини, Ричард, я больше не могу.

Эвери посмотрел на Барбару и удивился. Он удивился не тому, что она устала, а тому, что она действительно тут, рядом с ним. Они остановились на ровной полоске песчаного пляжа, который казался абсолютно прямым и, простираясь назад и вперед, пока не терялся в темноте.

При звуке голоса Барбары Эвери почувствовал себя лунатиком, которого вырвали из его тайного спасительного сна и толкнули в незнакомый мир действительности. Он смотрел на Барбару и почти не узнавал ее. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы заставить себя понять, что она сказала.

– Ладно, ничто не мешает нам заночевать прямо здесь, – с усилием сказал он.

Он сбросил спальный мешок и принялся раскатывать его.

Барбара начала раздеваться.

– Пойду искупаюсь. Может, это чуточку взбодрит меня.

Эвери ничего не ответил. Он сел на спальник и закурил. Он затянулся и в горле у него запершило. Эти сигареты пролежали уже слишком долго. Он отшвырнул ту, которую уже закурил.

Барбара, обнаженная, стояла у кромки воды, она с наслаждением вытянула руки вверх, упиваясь прикосновениями прохладного ветерка.

Эвери смотрел на нее. Она была вся серебряная. Серебряные волосы, серебряные плечи, руки, груди и тело; стройные серебряные ноги. Только лицо, наполовину повернутое в сторону моря, скрывалось в тени.

Эвери подумал, что видит ее – по-настоящему видит ее – впервые. Это не Барбара, его товарищ по Второму Лагерю, не бывшая телеактриса, которая не привыкла обходиться без виски, и даже не то терпеливое существо, с которым он вяло пытался заниматься сексом. Он никогда не знал ее. Незнакомка, а может быть, колдунья… Или просто женщина… Просто женщина.

Какое-то мгновение он был словно в забытьи. Только мгновение, но, казалось, прошли часы. Он погружался в нечто, чего раньше не понимал. Он погружался в водоворот жизни – своей жизни. Картинки плясали вокруг него – и вокруг Барбары – как в сумасшедшем калейдоскопе. Осколки времени, когда он еще мог писать, осколки его жизни с Кристиной, осколки самой Кристины – все они кружились вокруг него, как рваные кусочки фотографии… Или как экспонаты разрушенного ураганом музея…

Только Барбара стояла неподвижно, живая колонна серебра – неподвижный центр загадочного вращающегося мира.

Эвери вдруг страстно захотелось писать. Он хотел написать незнакомку, колдунью, женщину. Он хотел написать ее в небывалых красках. Он хотел создать образы, которых никогда раньше не видел. Он хотел ухватить невообразимые очертания красоты во многих измерениях.

Но мгновение истекло. Она повернулась и побежала к морю.

– Барбара! – крикнул Эвери.

Но она то ли не слышала, то ли не хотела слышать. И это мгновение миновало.

Его покинули – испуганного, изумленного. Барбара уже плыла, серебряная женщина в серебряном океане.

Неужели это – и эта мысль испугала его – неужели это может быть на самом деле?

Но это было – реально, неправдоподобно реально. Реально до боли…

Это было реально. Ему захотелось отогнать наваждение.

Эвери хотел думать о Кристине – и не мог. Он хотел видеть ее, чувствовать ее близость, прислушиваться к замороженным временем словам. Он смотрел на звезды, но это были всего-навсего звезды. Он смотрел на небо, но это было всего-навсего небо. Он смотрел на пляж, но это был всего-навсего песок. Этот призрак – его единственная защита от всех этих прекрасных, мучительных невзгод, что выпадают человеку в жизни, – этот милый печальный призрак не приходил.

Эвери посмотрел на море. Какое-то время он не видел ничего, кроме зыби на жидкой зеркальной поверхности. Он был один во Вселенной, ибо жизнь решила больше не ждать его. Вдруг Барбара нырнула, и брызги взметнулись вверх, словно умирающие звезды. И он понял, что больше не одинок.

Он хотел позвать ее, но не находил слов – нужных слов. Тогда он стал яростно срывать с себя одежду, он так смертельно боялся потерять это, что у него не было времени понять, что же он обрел.

Он подбежал к морю, вошел в него и поплыл к Барбаре. Но она, видимо, подумала, что это игра, снова нырнула и исчезла под зеркальной поверхностью. Вода доходила Эвери до пояса. Он стоял и растерянно оглядывался.

Барбара вынырнула позади него. Эвери повернулся и схватил ее за плечи. Его взгляд сказал ей все, прежде чем Эвери произнес хоть слово.

– Я люблю тебя! – громко и изумленно крикнул он. – Я люблю тебя! Я люблю тебя!

Он чувствовал себя как слепой, который внезапно прозрел.

– Милый, – прошептала Барбара. – О милый. – Она с дикой силой прижалась к нему, словно хотела прогнать прежнюю боль.

Эвери поднял ее на руки и отнес на берег. Слова были не нужны. Они легли и слились в любовном объятии скорее с радостью обретения друг друга, нежели со страстью.

Затем они заговорили.

Барбара прошептала:

– Милый… милый… Люби меня, люби.

На этот раз страсть возобладала над радостью.

Впервые им хотелось, чтобы ночь не кончалась. Впервые они стремились разбить молотом любви невидимое стекло времени, разделявшее их. И наконец это пришло к ним – открытие, что эта стена времени разбита – что их любовь не кончится вместе с ночью, что она взойдет вместе с солнцем, сияющая при свете дня.

Впервые они поверили в это невероятное обещание бесконечного завтра.

Наконец, измученные упоительной мукой страсти, утомленные и даже сладостно разбитые силой своей любви, они все-таки забрались в спальный мешок – и тогда, окончательно разрушив два своих одиночества, соединили жизни на короткий остаток ночи.

ГЛАВА 20

Эвери и Барбара вернулись во Второй Лагерь на исходе третьего дня. Они вернулись с противоположной стороны – это доказывало предположение Эвери, что они живут на острове.

Но их путешествие принесло и другие, более важные, открытия, ибо они нашли друг друга. После долгих месяцев тесной близости, общих побед и неудач – и даже общей палатки – они настолько привыкли друг к другу, что эта привычка стала преградой между ними. Привычка и невидимое присутствие Кристины.

То, что случилось между ними, не означало, что память о Кристине умерла. Просто теперь она не принадлежала безраздельно одному лишь Эвери. Это был маленький замкнутый мир, который Эвери наконец захотел с кем-то разделить, – и теперь он принадлежал Барбаре так же, как и ему. Он принадлежал Барбаре, потому что она стремилась понять его. Этот мир прежде главенствовал в его жизни, он сделал Эвери таким, каков он есть, – и поэтому он стал теперь частью их общей жизни.

Им нужно было так многим поделиться, и они оба жаждали этого. Они хотели знать все о детстве друг друга, о работе, о стремлениях. Они оба хотели постичь сущность той жизни, которой жил другой до того, как чудесные кристаллы, сверкающие в примороженной траве, положили начало событиям, которые свели их вместе в этом мире.

Их любовь была как взрыв, души были в смятении, и, счастливые, они знали, что пройдет немало времени, прежде чем они смогут воспринимать это спокойно.

Однако эта тяга к взаимному узнаванию в глубине души беспокоила Эвери. Она увлекала их к неведомым приключениям души, заставляя забывать о цели их путешествия.

Все утро они проспали. Проснувшись, когда солнце уже начало припекать, они почувствовали неодолимую потребность вновь слиться в объятиях – возможно, для того, чтобы удостовериться, что чудесные открытия ночи не кончились вместе с ней.

Теперь они любили друг друга иначе. Физическое влечение было уже не так сильно. Они любили друг друга внимательно и нежно. Они болтали и смеялись. И только в высшей точке наслаждения, когда они оба, казалось, погрузились в теплую мерцающую темноту, они умолкли. Но вскоре снова принялись резвиться и хохотать.

– Милая, по-моему, нам следует приостановиться, – задыхаясь, сказал Эвери. – Иначе нам придется ползти в Лагерь, поджав хвосты.

– Зажав твой у меня между ног, – весело ответила Барбара… – Не хочу останавливаться. Мне никто не говорил, что это может быть так хорошо… Правда, может, никто и не знает.

Однако усилием воли им все же удалось оторваться друг от друга. Эвери нашел немного фруктов, и они позавтракали. Несмотря на фрукты, им страшно хотелось пить, но воду удалось найти лишь через две мили.

Они шли по берегу, пока не перевалило за полдень. Они остановились и еще раз перекусили. Полуденная жара послужила оправданием сиесты, а сиеста – оправданием любовных шалостей.

Они купались в любовном поту. Их пот смешивался. Они задыхались от любви, и смешанный запах их тел окутывал их, принося неведомое доныне утонченное наслаждение.

Солнце уже коснулось горизонта, когда они спустились к морю и долго лежали на мелководье, держась за руки. И уже в сумерках они двинулись дальше.

Следы золотых людей им не попадались, животные тоже встречались очень редко, и ни одного опасного. Барбара предположила, что, может быть, это какое-то милостивое божество заботится об их благополучии, как бы в виде компенсации за перенесенные страдания. Казалось, что они одни в целом мире, созданном для того, чтобы мужчина и женщина могли узнать друг друга.

Так они шли не спеша вдоль берега, и Эвери охватило смутное беспокойство. В этой экспедиции ему хотелось исследовать неизвестные области, а он вместо этого бездумно наслаждается жизнью.

– А по-моему, мы и так исследуем неизвестные области, – язвительно сказала Барбара. – Мы уже перепробовали все мыслимые позиции.

– Милая, ты просто помешана на сексе. Ты же прекрасно знаешь, о чем я… Нам нужно идти три мили по берегу, потом милю в глубь острова, потом опять три мили по берегу и так далее… А если так будет продолжаться, я думаю, мы далеко не уйдем.

– Если так будет продолжаться, – ответила Барбара, – на остальное мне будет наплевать.

Однако их беззаботность чуть не привела к беде.

Они лениво брели по берегу уже около четырех часов, пока не дошли до небольшого округлого мыса. Бездумно любуясь посеребренным лунным светом морем, они заметили лагерь золотых людей только, когда были уже в пятидесяти ярдах от него. Если бы их внимание не привлек свет костра, они могли бы пройти мимо или забрести прямо в лагерь.

Эвери увидел костер чуть раньше Барбары. Ему не пришлось ей ничего объяснять. Полупригнувшись, они отошли назад и спрятались за ближайшим утесом. Вокруг торчали валуны и обломки скал. Утес оказался невысоким, и Эвери решил, что забраться на него будет нетрудно.

– Если мы заберемся наверх, – прошептал он, – мы сможем увидеть, что делается в лагере.

Барбара вздрогнула:

– А вдруг наверху кто-нибудь есть?

– Конечно, это риск, но небольшой, – ответил Эвери. – Во всяком случае, в такое время. Вряд ли они станут выставлять стражу так далеко от лагеря.

Вскарабкаться на утес действительно оказалось нетрудно – склон его был довольно пологим. С вершины открывался отличный вид на лагерь.

Золотые люди построили свой лагерь на скале. Они расчистили небольшую часть леса, а из поваленных деревьев соорудили две довольно большие восьмиугольные хижины, с окнами и крылечками. Возле каждой хижины находилась полусфера с гладкой поверхностью, сияющей в лунном свете. Эвери подумал, что эти полусферы сделаны из какого-то непрозрачного пластика. Похоже, что их используют как кладовые, хранилища или что-то в этом духе. Стандартное снаряжение – возможно, соответствующее их чемоданам.

Хижины стояли на расстоянии десяти ярдов друг от друга. Посередине лагеря горел костер. Весь лагерь был окружен рвом шириной примерно два ярда, заполненным проточной водой. Эвери заметил, что вода вытекала по узенькому каналу из леса и потом по такому же каналу стекала к берегу моря. Со стороны моря у рва лежало что-то вроде съемного мостика. Скорее всего, его утром перекидывали через ров, а на ночь убирали.

Из своего укрытия они могли видеть только одного из обитателей лагеря – мужчину. Он сидел около костра и что-то мастерил из дерева. Однако по тому, что хижин было две, и по другим причинам Эвери решил, что их должно быть четверо. Черт возьми, так должно быть! Они – эти непостижимые они – ставили какой-то эксперимент, для которого были нужны две одинаковые группы.

Эвери восхищался золотыми людьми – и вместе с тем остро ощущал собственную неполноценность. Предположим – как вполне приемлемую гипотезу, – что обе группы высажены на планету одновременно; предположим также, что эти люди тоже не были знакомы друг с другом, что они также обычные представители своей расы, – как много они сумели достичь! Наверняка им это далось нелегко. Они построили постоянную базу, которую в случае надобности можно расширить. Они были строители-первопроходцы – не то что ленивые, беспомощные жители городов…

Правда, возможно, они все-таки туземцы. Однако чем больше Эвери об этом думал, тем менее вероятным ему это казалось. Нет, они не туземцы. Но и не морские свинки! Они уже изменили русло ручья, построили себе жилище. Это не морские свинки!

Эвери втайне надеялся, что эксперимент, который проводят они₉ имеет какой-то иной замысел. Теперь он понял, что его надежда была тщетной.

Он хотел еще некоторое время понаблюдать за лагерем, но Барбара почему-то забеспокоилась.

– Пожалуйста, милый, давай уйдем отсюда, – прошептала она. – Чем дальше, тем меньше мне это нравится. Один их вид вгоняет меня в дрожь.

Эвери сжал ее руку и кивнул.

– Чем выше заберешься, тем больнее падать, – ободряюще прошептал он, но голос его звучал неуверенно.

Они спустились с утеса. Эвери решил двинуться в глубь острова и обогнуть лагерь лесом. Но в это время одна из лун скрылась за облаками, и они решили воспользоваться наступившей темнотой, чтобы тихонько проползти мимо лагеря, держась по возможности ближе к морю.

Но облака, видно, не желали помочь им, и луна появилась вновь, когда Эвери и Барбара были как раз напротив часового. Он находился от них не более чем в сорока ярдах, и если бы он посмотрел в их сторону, то непременно заметил бы. Эвери сжал свой томагавк, но человек у костра, казалось, был всецело поглощен своим занятием. И в самом деле, стоит ли быть все время настороже, если лагерь окружен шестифутовым рвом!

Благополучно миновав лагерь, Эвери и Барбара еще два часа быстрым шагом шли вдоль берега. До рассвета они хотели уйти как можно дальше от лагеря золотых людей.

Наконец они устали настолько, что не могли больше идти, и расстелили свои спальные мешки прямо на песке. Они до того устали, что даже не могли заниматься любовью, и быстро заснули. До рассвета оставалось недолго.

Утром, несмотря на усталость, их снова потянуло друг к другу. Они – странно, но это было никак не связано с физическим влечением, – нуждались друг в друге. Их любовь была бурной, быстрой и чистой. Потом они выкупались в море. Завтрак рос прямо на деревьях, у которых они остановились.

– Боюсь, мы должны что-то решить, – нехотя сказал Эвери.

– Что решить, милый? – Барбара говорила «милый» при каждом удобном случае. Было так приятно произносить это слово. Так прекрасно.

– Или мы играем по правилам – и возвращаемся назад, – я обещал Тому вернуться через четыре дня, – или, как последние эгоисты, будем пользоваться случаем…

Барбара вздохнула. Ее не очень интересовала экспедиция. Но если это важно для Эвери, то важно и для нее…

– На самом деле, – наконец сказала она, – мы отсутствуем всего полтора дня. Если ты так настаиваешь, мы можем наверстать упущенное – но тогда нам нужно идти почти целый день, сколько хватит сил. – Она вздохнула. – Только в этом случае, я думаю, для любви времени не останется.

– Но когда мы вернемся, у нас будет для любви целая жизнь.

– И этого не хватит, – улыбнулась она.

Они – вернее, Эвери – решили рискнуть и идти вперед. Вряд ли им удастся второй раз проскочить незамеченными мимо лагеря золотых людей; а за потерянный день им придется расплатиться лишь болью в усталых ногах.

Но, как оказалось, расплачиваться не пришлось. Ранним вечером они достигли места, которое почему-то показалось Эвери знакомым. Здесь не было каких-то особых примет – берег как берег, – но Эвери чувствовал, что с этим местом у него связаны какие-то смутные ассоциации. Некоторое время он не мог понять, в чем дело, и вдруг все вспомнил.

– Вот здесь я видел металлическую сферу, – сказал он Барбаре. – А через несколько миль – скалистая заводь, где я нашел следы… Господи, кажется, это было так давно!..

Эвери со счастливой улыбкой взглянул на Барбару.

– Отсюда до Второго Лагеря два часа ходьбы, милая… Значит, это остров.

– Ты уверен, что это то самое место? – с сомнением спросила она. – Как ты узнал?

– Не знаю, но я узнал его. Не беспокойся, я не страдаю галлюцинациями.

Барбара просияла:

– Раз мы так близко, нам не надо спешить. Раз уж мы вернулись на день раньше, мы можем устроить себе роскошный отдых. Мы даже можем…

– Ничего мы не можем, – он прекрасно понимал, что она имеет в виду. – Том и Мэри беспокоятся о нас. Мы должны вернуться сегодня вечером.

Барбара не стала возражать:

– Зато теперь, когда мы знаем, что все в порядке, мы можем потом устроить себе настоящие каникулы – без рекордных переходов.

Эвери рассмеялся:

– Хоть на дюжину лет – если тебе так хочется – и совершенно бесплатно.

– Но это будет самое дорогое, – сказала она. – Наш медовый месяц еще не кончился. Давай продолжим его.

И они продолжили – пока не наступил вечер. Потом они еще раз искупались и наконец направились к лагерю, чувствуя себя двумя заговорщиками. Когда они проходили мимо заводи, Эвери вспомнил о земле, которая привиделась ему на горизонте. Он внимательно вгляделся в морскую даль, но горизонт был абсолютно чист. Должно быть, это была просто гряда низких облаков. Сейчас это не казалось ему важным. Гораздо важнее была рука Барбары, обнимавшая его.