Текст книги "Трезуб-империал"

Автор книги: Эд Данилюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Она не против, – осторожно ответил Сквира.

– Я ни секунды не сомневался в ее самоотверженности. Однако вопрос остается открытым…

– Она хорошо знала Реву, – пояснил Северин Мирославович, – была одной из последних, кто с ним общался, знакома с его коллекцией…

Козинец поднял голову и посмотрел на него невидящими глазами.

– Пойду-ка я умоюсь, – он поднялся, постоял немного, будто примериваясь, и довольно твердым шагом направился к двери.

– У вас есть сахар, капитан? – спросил подполковник, отводя взгляд от Козинца.

Сквира протянул Сурату Бахтиеровичу пачку рафинада. Тот бросил в стакан несколько кубиков.

– Замечательно! – он втянул носом струившийся над чаем аромат.

Дверь за Василем Тарасовичем хлопнула.

– Мне импонирует ваша манера не спешить с обвинениями, – сказал Сурат Бахтиерович. – Без твердых фактов действительно не стоит…

И тут вдруг Сквира понял, зачем Икрамов затеял этот разговор.

– А если будут твердые факты?

Подполковник улыбнулся.

– Вам досталось очень интересное дело, товарищ капитан. Многие, очень многие позавидовали бы вам. Такая монета!

– Мне она уже снится…

– Почти тридцать граммов радиоактивного золота. Запретный трезуб запретных украинских националистов. Упоминание несуществующего государства Малая Русь-Украина. Имя несуществующего короля Максима III. Смею предположить, что оба убийства будут раскрыты, когда станет известно, откуда взялась эта монета.

Сквира кивнул.

– Я хотел бы показать монету Кранц-Вовченко, – сказал он после минутной паузы, в течение которой они оба пили чай в полной тишине. – Пришло время узнать ее мнение.

В коридоре послышались шаги, дверь отворилась, и в комнату вошел Козинец. Волосы у него были мокрые. На ногах он держался заметно увереннее.

– Давайте, – вдруг согласился подполковник. – Ей и Часныку. Мне хотелось бы познакомиться с ними обоими. Очень интересные люди!

Пятница, 24 сентября 1982 г.

Володимир, центр города, 08:10.

Опять моросило. Струйки воды медленно стекали по витрине кондитерской. Открывалась она только в десять.

Порыв холодного ветра внезапно ударил прямо в лицо капитана, залепив глаза крупными каплями дождя. Кисти рук, выглядывавшие из-под рукавов куртки, мгновенно намокли. Кожа покрылась мурашками. Вода постепенно забиралась в обувь. Носки намокли, пальцы ног сковало холодом. При каждом шаге в носах туфель неприятно чавкало.

Северин Мирославович плотнее прижал к подбородку поднятый воротник куртки и, прикрываясь зонтом, перебежал к соседней двери. Ресторан «Дружба» начинал работать еще позже – в двенадцать.

За пять дней Сквира так и не смог понять, где в этом городе можно позавтракать. Неужели только в центральном гастрономе с его томатным соком и кирпичами вчерашнего черного хлеба? Об автостанции с ее жуткими запахами и устрашающим ассортиментом буфета вспоминать вообще не хотелось…

Тяжело вздохнув, капитан медленно побрел обратно в гостиницу. Пить чай из трехлитровой банки.

В конце квартала сиял электрическим светом стеклянный павильон фотоателье. Когда Сквира шел в кондитерскую, мастерская еще была закрыта. Сейчас же там горели с полдесятка ламп, и их теплое сияние так сильно контрастировало с серостью дождливого утра, что Северин Мирославович невольно остановился у витрины.

Внутри, в тепле и уюте, сидела за своим столом Богдана. Она опять читала. На ее волосах поблескивали невысохшие еще капли воды. Чтобы согреть озябшие руки, девушка сжимала и разжимала тонкие пальцы.

Ветер налетел на Сквиру и попытался вырвать из его рук зонт. Черное полотнище резко дернулось, и это привлекло внимание Богданы. Она подняла голову, увидела через стекло капитана и широко улыбнулась.

Северин Мирославович улыбнулся в ответ.

Богдана вскочила с порывистостью юности, подбежала к двери и распахнула ее.

– Заходите! Быстрее! Вы же совсем промокнете!

Сквира, играя мужественность и равнодушие к непогоде, повел плечами. Будто в раздумье, неторопливо, нарочито медленно взглянул на часы. И переступил через порог.

– Разве родители не объяснили вам в детстве, что гулять под холодным дождем в такой ветер… – заговорила Богдана, но махнула рукой и рассмеялась. – Ну, давайте, снимайте куртку! Вы же мокрый насквозь!

За спиной капитана звякнула, закрывшись, дверь.

Богдана поборолась немного с зонтом, наконец, сложила его, и на пол ливанула вода. Девушка автоматически отстранилась, склонившись, будто в поклоне, и вытянув руку с зонтиком в сторону. Выглядело это потешно, и Сквира невольно рассмеялся. Он взял зонт из ее рук и поставил в угол, к входной двери.

– А кто сегодня с утра на смене? – спросил Северин Мирославович.

– Квасюк, конечно! – девушка уселась прямо на столе. – Но его нет. Посетителей ведь тоже нет. И, похоже, не будет. В такую-то погоду!

– А если все-таки кто-нибудь придет?

– Оба мастера живут рядом, – ответила Богдана. – Кто-то да примчится. А так – зачем вылезать из теплой постели?

– Так вы здесь одна? – удивился Сквира.

– И не говорите! – Богдана рассмеялась. – Плесневею! Если бы время от времени не заходили офицеры КГБ, совсем скисла бы!

Капитан, улыбаясь, решился все же расстегнуть куртку.

– Снимайте! Снимайте! Вон вешалка.

– Я, собственно, и не думал…

– Да бросьте! Дождь и ветер – хороший повод посидеть в фотоателье на углу. А, кстати, хотите кофе?

– У вас есть кофе?!

– Ха! – Богдана вскочила. – Родители пылинки с ребенка сдувают, а ребенка можно взять только растворимым кофе!

Девушка достала из стола чашки, литровую банку, кипятильник, упаковку львовского кофе, пачку рафинада, кулек с печеньем и даже плитку шоколада.

– Жаль, что вы приходите без предупреждения, – укорила она. – В родительском холодильнике пропадает сервелат. Давайте вы завтра тоже придете? Я вам подам к завтраку дивное блюдо – бутерброд. А хотите – целых три!

– Да я как-то… – Сквира смутился.

– Берите стул и садитесь, – велела Богдана. – А альтернативы у вас, в общем-то, нет. С утра кофе можно выпить только на автостанции, но там он ячменный с цикорием. Да еще и приправлен автобусными выхлопами. Вы любите цикорий под дизельными выхлопами?.. Приходите, приходите, не огорчайте девушку отказом!

Капитан приставил один из стульев к столу и сел.

– Спасибо, – неуверенно сказал он. – Наверное, приду. Следствие, знаете, может… Вещь это непредсказуемая…

– Да, я слышала, – Богдана замахала руками. – Вместо одного раскрытого убийства у вас теперь на руках два нераскрытых. – Она вздохнула. – Жалко Генку.

Помолчав, девушка исчезла за черной занавеской комнаты для съемок. Оттуда донесся шум льющейся воды.

Сквира пододвинул к себе книгу, которую она читала. «Биология для поступающих в вузы».

– Быстро у вас в городе распространяются слухи, – произнес он громко. – Про убийства мы выяснили только вчера вечером…

– Не то слово! – Богдана появилась из-за занавески. – Все друг друга знают. Что бы ни происходило, это становится событием. Не потому, что языки у людей злые. Просто интересных новостей очень мало.

Она вставила в банку кипятильник и включила его в сеть. Потом плюхнулась на свое место и, положив ногу на ногу, откинулась на спинку. На мгновение блеснула острая коленка, но девушка тут же прикрыла ее, оттянув край юбки. И стрельнула глазами в сторону капитана.

– А еще говорят, что у Ревы нашли какую-то невиданную золотую монету…

– Ничего себе! – пробормотал Сквира. – А это-то откуда известно?

– На такой вопрос есть несколько вариантов ответа, – Богдана пожала плечами. – Самый короткий: слухи ходят.

– А что еще об этой монете слышно?

– В том-то и дело, что больше ничего. А всем страшно интересно. Я вот, например, придумала такую версию: это обыкновенный советский рубль, но по ошибке отлитый из золота. Реве его дали на сдачу в нашем гастрономе. Как вам?

Сквира улыбнулся. Надо будет рассказать этот анекдот Чипейко…

Вода закипела. Девушка дернула за шнур, и штепсель вылетел из розетки.

– Каждый готовит себе кофе сам, – объявила она и первой насыпала в свою чашку ложечку коричневого порошка, затем бросила кубик рафинада и, обмотав банку полотенцем, аккуратно налила кипяток. – Кстати, вы слышали, что растворимый кофе изобрели в тридцатые годы, чтобы спасти невиданный урожай в Бразилии?

– Да ну? – ухмыльнулся Сквира, готовя напиток для себя. – Наука – страшная сила!

– Вот-вот! – закивала Богдана. – Взять даже вашу профессию. Как бы вы ловили преступников, если бы ученые не доказали, что отпечатки пальцев у людей строго индивидуальные? Или не изобрели фотографию? Или не придумали элементарную пишущую машинку?.. Дальше – больше! Хотите, поспорим, что очень скоро вы не сможете работать без компьютера, слежки прямо со спутника и анализа ДНК!

– Ну, уж прямо со спутника! Делать на Байконуре нечего, только за подозреваемыми на Волыни следить! – Северин Мирославович помешивал свой кофе, чувствуя, как холод постепенно отпускает заледеневшие руки. Приятное тепло разливалось по телу. – А пока мы по старинке. С древовидным мышлением и разделением секторов. Я версии строю. Мои коллеги устраивают массовые опросы…

– Да ну! А меня что-то никто не опрашивал…

– Еще опросят, – грозно пообещал он. – Как только выйдете в какое-нибудь кафе или на танцплощадку…

– Дискотеку, – автоматически поправила его Богдана, но тут же улыбнулась. – А и правда, у нас в городе и танцплощадка есть! В парке! Я как-то и не задумывалась… Значит, поймают и опросят?

– Непременно! – кивнул Сквира, а потом, вздохнув, добавил: – Только бесполезно все это. У Рыбаченко было несколько десятков, если не сотен, знакомых…

Богдана пила кофе маленькими глотками, слегка оттопыривая мизинец. Ни дать ни взять – Кранц-Вовченко в юности!

– Компьютер, наверное, и правда пригодился бы, – рассуждал капитан, отхлебывая крепкий напиток. – А ДНК-то нам зачем?

– Ну как же! – с задором воскликнула Богдана. – Например, если отпечатков пальцев на месте преступления нет, а волосок на одежде или следы слюны на чашке остались?

– Ну да, как же! – хмыкнул Сквира. – Он, сволочь, всю посуду после себя помыл…

– Кто? – удивилась девушка.

– Неважно, – Северин Мирославович махнул рукой. – Как преступники научились перчатки надевать, так они быстро научатся и стаканы со своей слюной где попало не бросать. И все вернется на круги своя…

– Наверное, – согласилась Богдана. – Но останется уникальный для каждого человека способ мышления. Его подделать невозможно.

– Я и сам то же самое могу сказать. И примерами подтвердить. И на классиков сослаться. Только на практике это не работает. Чтобы поймать преступника, нужно знать его психологию, а чтобы понять психологию, надо пообщаться с преступником, а значит, уже… ну… поймать его. Замкнутый круг…

– По поступкам… – начала было девушка, но тут же зажала рукой рот.

– Что? – не понял Сквира.

– Опять любитель дает советы специалисту, – промычала она сквозь прижатые к губам пальцы.

– Валяйте, – великодушно позволил Северин Мирославович, – вам можно!

Володимир, кирпичный завод, 09:30.

– За два дня мы не успели сопоставить накладные, – тихо сказал следователь ОБХСС Крамарук, – но все же уже обнаружили кое-что интересное.

Плотные тучи стелились почти по самой земле, от чего день походил на сумерки, и тесная комната главного инженера казалась совершенно темной. Дождь барабанил в окно настойчиво и громко.

– Количество горючих материалов, электроэнергии и воды, потребленных заводом на изготовление тысячи кирпичей, неоправданно возросло в августе. Это превышение соответствует производству пяти тысяч неучтенных условных кирпичей. А это хищение на полторы тысячи рублей, если сбыт проводился по госценам. Понимаете?

Игнатенко поднял глаза на Крамарука, но было заметно, что из-за волнения главный инженер ничего не видит.

– Вас что-то смущает? – спросил Дмитро Иванович.

– На заводе не раз меняли оборудование… – еле слышно проговорил Игнатенко. – Модернизацию проводили…

– Да, – кивнул Крамарук. – Техническое переоснащение было проведено трижды за последние десять лет. Это меняло потребление горючего и электричества, согласен. Однако последний раз обновление прошло в ноябре-декабре прошлого года. По данным текущего года оборудование работало стабильно с паспортным потреблением электричества и горючего. И вдруг в августе взбунтовалось! Такое ничем не объяснишь, кроме как хищением. Вы произвели целый грузовик неучтенного кирпича. А это, как вы понимаете, статья.

Игнатенко дернулся.

– Я об этом ничего не знаю, – пробормотал он. – Не знаю совсем ничего.

– Городок маленький, мы вполне сможем обойти всех, кто сейчас строится, и спросить, где они приобрели кирпич…

Андрей Андреевич вздохнул.

– …Мы, конечно, также допросим начальников цехов и мастеров. Кто-нибудь да расскажет. Поговорим с карьером, откуда завод берет глину. Ее вы должны были потребить больше, чем по накладным…

Игнатенко нервно сжал кулаки.

– Рабочие не выключают оборудование после смены, – проговорил он. – Многие сидят по вечерам, занимаются своими делами. При включенном оборудовании… И воруют. Воруют все…

– Выносят кирпичи в карманах? – усмехнулся Крамарук.

– Какие карманы! – взвизгнул Игнатенко. – Карманы какие! Машины вон у ворот выстраиваются в очередь. Мастера туда-сюда бегают, о чем-то шушукаются мастера…

– А пропускной режим?

– Вы видели нашу территорию? Территорию обходили?

– Халатность вместо хищений? – с пониманием отозвался Крамарук. – Вы на эту статью ориентируетесь?

Игнатенко снова дернулся.

– Я ничего не знаю, – произнес Андрей Андреевич срывающимся голосом. – Не знаю. Не знаю ничего. Это все ваш честнейший Рева… – Он посмотрел на Крамарука и добавил: – …наверное.

– Нет, за Ревой вам спрятаться не удастся. Потребление горючих материалов и электроэнергии повысилось в августе, спустя год после его ухода на пенсию.

– В августе? В августе? – судорожно повторил главный инженер.

– В августе, – подтвердил Крамарук.

– В августе невозможно… Нет, совсем невозможно в августе… – Андрей Андреевич втянул голову в плечи и замер. Ему следовало быстро реагировать, что-то говорить, но голова была совершенно пуста. – Я не виноват, – пискнул он. – Я не…

– …Виноват, – то ли закончил за него фразу, то ли высказал свое мнение Крамарук.

– Но я ведь… – начал было Игнатенко и замолчал.

– Допускаю, что не вы это придумали. Но участвовали.

– Это не я, – прошептал Андрей Андреевич. – Не я!

– Левый кирпич гнали и в прошлые годы?

– Откуда мне знать! – сдавленно прохрипел Игнатенко. Он воспрял было духом, но тут же сник. – Мне знать… откуда!

– Масштабы хищений до особо крупных не дотягивают, – успокаивающе произнес Крамарук. – А с чистосердечным признанием можно вообще отделаться годом-двумя…

– Нет! – испуганно вскрикнул Андрей Андреевич. – Тюрьма? Тюрьма? Нет!

– Увы, – Крамарук развел руками. – Без тюрьмы никак не обойдешься. Проблема в другом…

– Что еще? – Игнатенко вскинул голову, но пелена перед глазами все равно не давала увидеть лицо следователя. – Еще… что?

– Убийство. Даже два.

Повисла тишина.

– За что вы убили Реву? Он хотел вмешаться? Или это он все организовал и требовал долю побольше? Или он был в стороне, обнаружил хищения и угрожал все раскрыть?

– Нет! – истерично взвизгнул Игнатенко. – Ни о каком убийстве я не знаю!

– Конечно, знаете, – спокойно ответил Дмитро Иванович. – Капитан Сквира даже беседовал с вами по этому поводу.

– Я никакого отношения к убийству не имею, – Андрей Андреевич безостановочно качал головой. – Отношения не имею.

– А Рыбаченко? За что его убили? Он был вашим курьером? Договаривался с покупателями? Утаил деньги? Оказался случайным свидетелем?..

Игнатенко продолжал устало мотать головой, хрипло дыша.

– Директор завода тоже в этом участвовал?

– В чем? – голос Игнатенко дрожал. – В чем? Это все ваши фантазии. Я ни о чем таком не знаю. Ни о чем!

Дмитро Иванович вздохнул, открыл свою папку и стал в ней рыться. Главный инженер с испугом следил за его руками.

– Где вы были в воскресенье во второй половине дня? – резко спросил Крамарук.

Игнатенко отпрянул, будто от удара хлыста.

– У товарища, – Его глаза забегали. – У…

– Имя, адрес, зачем вы к нему приходили?

– Он дом себе строит. Я ему с ребятами… – Андрей Андреевич замолчал, потом махнул рукой: – …кирпич помогал класть.

Володимир, краеведческий музей, 10:20.

Часнык, как и сообщила уборщица на входе, был в зале Великой Отечественной войны, почти в самом конце экспозиции. Едва увидев пришедших, старик опустил крышку стенда и поспешил им навстречу.

– А, Северин Мирославович! – воскликнул он. – Приветствую. Весьма рад вас видеть.

Весь зал светился красным цветом – знамена Красной Армии, знамена фашистских частей, транспаранты, старые потрепанные плакаты, шторы и даже пол – все было красное. Кое-где эту всепоглощающую красноту разбавляли пятна зеленой солдатской формы и черно-белые фотографии…

– Здравствуйте, Алексей Тимофеевич, – Сквира пожал протянутую руку, потом повернулся к Икрамову. – Вот, Сурат Бахтиерович, это тот самый археолог, педагог…

– …И друг Ревы! – воскликнул подполковник. – Это такая честь для меня!

– Да ну! – смутился старик.

Они обменялись рукопожатиями.

– Еще ни единой души нет, – сказал Часнык. – Давайте здесь присядем? – Он указал на несколько стульев у стены.

Прямо перед Северином Мирославовичем на полу стояли артиллерийские снаряды и сложенные в пирамиды винтовки. Над головой висел огромный плакат с надписью «20 июля 1944».

– Двадцатое июля – это, я так понимаю, день освобождения города? – спросил он.

– Именно так, – кивнул Часнык. – С освобождением тогда сильно затянули. Луцк взяли на полгода раньше. А это всего в семидесяти пяти километрах отсюда!

– Да, – Икрамов покачал головой, – затишье на фронтах…

– Именно! Фашистов из Володимира изгнали всего за девять месяцев до падения Берлина. Население, а его из довоенных двадцати пяти тысяч осталось всего семь, вовсю тогда обсуждало слухи, что новая граница с Германией пройдет где-то рядом, и Володимир останется на немецкой стороне. Но двадцатого июля все прояснилось – части Тринадцатой армии Первого Украинского…

– Товарищи, здравствуйте! – в зал ворвалась Кранц-Вовченко.

Она, похоже, ни секунды не сомневалась: о чем бы мужчины ни разговаривали, ее появление должно все затмить.

Все вскочили.

– Капитан, Олекса, – свысока, по-командирски поприветствовала Марта Фаддеевна мужчин, принимая как должное и подставленный стул, и принятый с ее плеч мокрый плащ, и ожидание, пока она сядет… – А вы, должно быть, подполковник госбезопасности Икрамов!

– Рад встрече! – тот вновь вскочил и изобразил нечто, что при желании можно было бы истолковать как полупоклон.

– Отлично, все в сборе. Как ваша политинформация, капитан? – обратилась старуха к Сквире.

– Мы осудили преступную политику Израиля, – мрачно пробурчал тот.

– Уверена, вы все тщательно обдумали, прежде чем принять такое решение, – заметила она и тут же, без паузы, добавила: – Кстати, альбом, который вы нашли у Рыбаченко, несомненно, из коллекции Ореста. – Она достала несколько листов бумаги, исписанных мелким аккуратным почерком. – В первой колонке – монеты данной тематики из собрания Ореста. Конечно, насколько я смогла их вспомнить. Во второй – монеты из альбома, который вы нашли в доме Геннадия. Я сравнивала не просто наименования, а качество и сохранность. Вывод такой – все до единой монеты Рыбаченко я раньше видела у Ореста…

– У Геннадия была приблизительно треть от всего списка, – пробормотал Сквира, просматривая листки.

– Вы еще и математик! – воскликнула Марта Фаддеевна.

– Мне повезло, я учился в школе. – Капитан аккуратно сложил списки. – Если вы не против, я подошью это к делу.

– Подшивайте! – хмыкнула старуха.

– Еще просьба. Вы могли бы записать в точности, что говорил Рева во время своего последнего звонка к вам?

– Могла бы, – Марта Фаддеевна вновь открыла сумочку и принялась в ней рыться. – Уже записала.

– Неужели я настолько предсказуем? – вздохнул Сквира.

Кранц-Вовченко пожала плечами и отдала ему очередные листы…

В этот момент Икрамов достал из нагрудного кармана монету короля Максима III и протянул ее старухе. Марта Фаддеевна тут же забыла о Северине Мирославовиче. Она осторожно положила золотой кружок на ладонь, вслепую порылась в плаще, потом пощелкала пальцами. Часнык, заглядывавший ей через плечо, отбежал к соседнему стенду и вернулся с большой лупой. Старуха выхватила ее и уставилась на монету.

– Полный бред, – высказалась она.

– Бред и есть, – согласился Сквира.

В зале вновь воцарилась тишина. Кранц-Вовченко и Алексей Тимофеевич вертели в руках диковинную находку, время от времени вырывая ее друг у друга. Их лица сияли. Потом, не в силах сдержать эмоции, Часнык захлопал себя по бокам и завертелся на месте.

– Это!.. – забулькал он. – Это!.. Да вы понимаете!.. Это же…

Кранц-Вовченко повернулась к Сквире и, не обращая внимания на Алексея Тимофеевича, сухо, будто нарочно убрав все эмоции из голоса, произнесла:

– Если бы девственным жителям тундры, какими они были еще сто лет назад, показали жирафа, впечатление было бы таким же – этого не может быть!

– Эта монета есть порождение не нашей вселенной, – бросил Часнык.

Сквира усмехнулся. Похоже, Алексею Тимофеевичу пришла в голову та же мысль, что и Реве. Орест Петрович читал в воскресенье утром книгу о параллельных мирах…

– Тяжеленная! – сказала старуха. – Золото? Сколько весит?

– Золото, – кивнул Северин Мирославович с гордостью, будто выбор металла для этой монеты было его личной заслугой. – Двадцать восемь граммов.

– Ничего себе! – поразилась Марта Фаддеевна.

– А вы мыслите, – упрямо перебил всех Алексей Тимофеевич, – что такая монета могла возникнуть в нашем мире? Прочтите историю Галицко-Волынской земли, представьте себе, как сейчас выглядели бы монеты этой страны…

– Интересный трезуб-империал, – задумчиво проговорила себе под нос старуха.

– Трезуб-империал? – заинтересовался Икрамов.

– Империал – это золотая монета большого веса, выпущенная центральными властями, – пояснила Кранц-Вовченко. – В название иногда добавляют имя герба…

Алексей Тимофеевич резко качнул головой, будто отметая, отгоняя от себя этот не нужный, с его точки зрения, разговор.

– Мы не о том! Не о том! – он в возбуждении вскочил со своего стула. – Перед нами величайшее открытие человечества, а мы о названиях говорим!

Кранц-Вовченко, Икрамов и Сквира посмотрели на Часныка. Под их тяжелыми взглядами Алексей Тимофеевич смутился.

– Неужто история не могла пойти по-другому? – настойчиво повторил он. – В другой реальности? Ну же, признайте, эта монета – лучшее доказательство существования параллельных миров!

– Не преувеличивай, Олекса! – проворчала Марта Фаддеевна.

– Как это «не преувеличивай»! – Часнык попытался пробежаться по залу, но вокруг было слишком много стендов и экспонатов. – Что тебе еще нужно! Такая монета! Существование параллельных миров доказано!

– Лучше бы нам найти проход туда… – начал было Сквира, но Алексей Тимофеевич его перебил:

– Мне не нужно видеть слона, чтобы увериться, что он существует. Достаточно видеть его бивень!

– Сядь, Олекса, – холодно скомандовала Марта Фаддеевна.

Часнык стушевался и опустился на стул.

– Орест в субботу, пока лазил по подземелью, нашел дверь в параллельный мир, – сказал он уже тише, но с тем же упрямством в голосе. – Пошел туда. Выменял золотую монету на что-то, что у него было с собой – на ту же мелочь из кошелька. Советские монеты должны вызывать у жителей той вселенной такое же изумление, как у нас – монеты их мира.

– У тебя что, в голове уже вся история сложилась? – ехидно поинтересовалась Кранц-Вовченко.

Часнык подобрался.

– Люди из параллельного мира следили за проходом между вселенными. Они и убили Ореста…

– Зачем? – Икрамов слегка подался вперед.

– Чтобы о проходе никто не узнал.

– Осмелюсь спросить: следили за Ревой они же?

– Конечно, – уверенно заявил Часнык, но Сквира, уже несколько привыкший к манере общения Икрамова, понял, что старик только что попал в ловушку.

– Другими словами, они начали следить за Орестом Петровичем до того, как он нашел проход? – спокойно продолжил подполковник.

Алексей Тимофеевич застыл на мгновение, но тут же ожил и победно воскликнул:

– Орест ведь нашел проход не случайно! Он много недель вел раскопки в том месте! И все это время стражи двери следили за ним!

– Ждали, пока он пройдет в их мир, чтобы получить право его убить? – уточнил Икрамов. – Вместо того чтобы просто перекрыть проход или как следует Реву напугать?

Глаза Часныка растерянно забегали.

– А причем здесь Рыбаченко? – нанес очередной удар по теории Часныка Сурат Бахтиерович.

– Так ведь Генка тоже обнаружил проход! – Алексей Тимофеевич вновь вскочил со стула, но под взглядом старухи сел. – Рыбаченко ведь лазил по развалинам? Играл в археологию? Вот и доигрался – отыскал дверь. Аккурат под майские праздники. Тут же завернул к Оресту – мол, пойдем, я тут такое обнаружил! А к кому еще Генка мог с подобной новостью примчаться? К родителям-пьяницам? К девушке своей, с которой рассорился? Только он на радостях напился, еще и выпивку принес. В общем, глупо повел разговор, нес с точки зрения рассудительного человека ахинею, и Орест его прогнал…

– А что, в таком случае, произошло в фотоателье? – опять вклинился подполковник.

– Генка попробовал поговорить с Орестом еще раз. Вновь не получилось…

– В таком случае… э-э-э… неожиданное богатство Рыбаченко тоже должно происходить из параллельного мира?

– Ну да! – кивнул Алексей Тимофеевич. – Обмен чего-нибудь на что-нибудь, работа какая-нибудь, просто грабеж…

– Грабеж? – Икрамов поднял бровь.

– Конечно! Легко решиться на ограбление ювелирного, думая, что никто и никогда тебя не сможет поймать! Как поймать грабителя, если тот вынырнул из параллельного мира и тут же исчез обратно? Но страж-то ведь был рядом!

– А как же Гена сбывал краденое? – поинтересовался Сквира, но мозг уже услужливо подсказывал, что Рыбаченко, если вообще принимать всерьез эту дикую идею, мог договориться со знакомым киевским спекулянтом Денисом. Золото же в параллельном мире слегка радиоактивно – так уж там все устроено…

– Не знаю, – сокрушенно вздохнул Часнык. – Может, ездил куда-нибудь?

– Возможно, – покладисто сказал Сквира. – И Гену тоже убили стражи?

Алексей Тимофеевич на мгновение задумался и решительно заявил.

– Люди из параллельного мира обязаны убивать всех, кто знает о проходе. А Рыбаченко у них там еще и преступление совершил…

– Меня немного смущает то, – медленно проговорил Икрамов, – что стражи убили Реву на следующий день после посещения их мира, а Рыбаченко – спустя четыре месяца.

Кранц-Вовченко хмыкнула и выжидающе уставилась на Часныка. Тот же пребывал в полной растерянности. Он тер ладонью лоб, глаза его лихорадочно бегали, волосы окончательно растрепались…

– Да? – спросила старуха, когда пауза стала слишком длинной.

– Орест застал стража врасплох, – наконец, выдавил из себя Часнык, – в момент, когда тот искал в его доме монету. Так убийство произошло не по плану. А с Генкой страж действовал по принятой у них процедуре – сначала отследить все связи, составить список, кому Рыбаченко рассказал о проходе, подстроить все так, чтобы смерть выглядела естественной…

– Ну и ну! – пробормотала Кранц-Вовченко.

– А разве наше правительство поступило бы не так же? – тут же взвился Алексей Тимофеевич. – Проход в параллельный мир – это посерьезнее любой государственной тайны! Отследить, кому нашедший рассказал о проходе, и убить всех!

– Ну зачем так жестоко! – мягко возразил Сурат Бахтиерович.

– Только так! – энергично закивал Часнык. – И с Рыбаченко было бы так же. Но после совершенно неподготовленного убийства Ореста страж не мог не понимать, что в дело вмешаются наши органы правопорядка. Поэтому он не стал тянуть, чего-то ждать, что-то подстраивать, а просто убрал Гену.

– Не слишком ли долго – четыре месяца? – засомневался Сквира. – Чтобы всего лишь отследить связи и подстроить автомобильную аварию? Тут и недели за глаза… Не говоря уж о том, что, чем больше времени проходит, тем больше людей узнают о проходе. Лавинообразно. Ты сказал двоим своим товарищам, они – своим двоим, а те – еще двоим и так дальше. Как-то нелогично столько ждать…

В зале повисла тишина. Алексей Тимофеевич избегал смотреть на капитана.

– Нет! – вдруг снова вскрикнул он. Развернулся всем телом к Сквире и быстро заговорил: – Они гуманнее нас! Они не убивают тех, кто знает о проходе! Просто Орест застал стража у себя дома в тот момент, когда тот искал монету, чтобы вернуть ее назад…

– Вот как! – протянул Икрамов. – А Рыбаченко?

– А Рыбаченко совершил в их мире преступление. После смерти Ореста страж понял, что времени на то, чтобы вывезти Генку туда для суда, уже нет. И привел в исполнение приговор, обычный для такого случая…

– Если я правильно понимаю, для Ревы поход в параллельный мир должен был стать главным событием всей его жизни? – мягко спросил Икрамов.

– Еще бы! – воскликнул Часнык.

– Как же тогда случилось, что он в субботу вернулся оттуда, весь полный впечатлений, звонил вам, Алексей Тимофеевич, звонил вам, Марта Фаддеевна, и…

– Что «и»? – заинтересованно отреагировала старуха.

– …и ни слова о своем походе в параллельный мир не сказал?

Часнык замер. Марта Фаддеевна выжидающе смотрела на него.

– Предположим… – Алексей Тимофеевич пытался придумать объяснение. Было видно, как мучительно он собирается с мыслями. – Предположим…

Все терпеливо ждали.

 – Все так и было задумано! – вдруг вскинул он голову. – Орест ведь не хотел, чтобы мы решили, будто он свихнулся. Сначала он намеревался показать нам монету! Чтобы мы сами все поняли! И только потом планировал обо всем рассказать! – Часнык сверкнул глазами.

– А звонок… ну… Брониславе? – не унимался Северин Мирославович. – Страж ведь не мог знать о Брониславе! Геннадий расстался с ней до того, как нашел проход. Тем более, страж не мог знать детского прозвища Брониславы. И не мог запросто обедать с Рыбаченко за одним столом. За несколько минут до убийства!

Часнык, с тревогой слушавший вопрос, заметно расслабился и улыбнулся.

– А вы сколько знали бы о подозреваемом после нескольких месяцев следствия?

Сквира усмехнулся. Ну действительно!

– Окажись вы на месте стража, наверняка познакомились бы с подозреваемым. Даже завели бы дружбу. Разве не так?

– Возможно, – нехотя признал Северин Мирославович.

– А почему Рева так внезапно ушел с вашего дня рождения? – опять подал голос Икрамов. Все те же ровные интонации, благожелательный тон. Похоже, подполковника совершенно не смущал предмет обсуждения.

– Кто его знает! – Алексей Тимофеевич пожал плечами. – Может, монету дома забыл. От волнения так бывает. Либо захотел принести мне еще какие-то доказательства. Или понял, кто именно за ним все это время следил, испугался и бросился возвращать трезуб-империал владельцу. Или, наоборот, побежал спасать свое имущество. Мало ли…