Текст книги "Трезуб-империал"

Автор книги: Эд Данилюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Данилюк Эд. Трезуб-империал.

Осень 1982 г. Маленький западноукраинский город (в далеком прошлом столица великой державы) потрясен громкими убийствами. С ними как-то связана странная находка, будоражащая умы следователей, – необычная монета, золотой империал. Монета государства, которого никогда не существовало.

Эд Данилюк

ТРЕЗУБ-ИМПЕРИАЛ

Роман

Любое совпадение персонажей с реальными лицами является случайным. Трактовка исторических событий, а также физических явлений и концепций может не совпадать с общепринятой. Поступки и высказывания персонажей соответствуют их эпохе и образам, и не всегда отражают точку зрения автора.

Понедельник, 20 сентября 1982 г.

Луцк, отделение судебно-медицинской экспертизы, 09:25.

Вокруг царила привычная холодная чистота.

В центре тонущего в полумраке зала возвышались три стальных стола. На двух из них угадывались под казенными простынями неподвижные человеческие тела. Они освещались огромными бестеневыми лампами, какие бывают в операционных.

В зале пахло формалином, медицинским спиртом, химическими моющими средствами, сыростью и еще чем-то неуловимым.

– Будешь писать?

– Да, так быстрее.

Двое мужчин обменялись взглядами. Они были в одинаковых серых, покрытых застиранными пятнами халатах, бесформенных шапочках и резиновых сапогах.

– Давай суть дела.

Один подошел к столу у стены, степенно, не торопясь, сел, так же без излишней суеты открыл верхнюю папку и стал читать про себя. Второй тем временем надел фартук – огромный, резиновый, такой, как у мясников на рынке.

– Эй, помощь будет какая-нибудь? – крикнул он, повернувшись к входной двери.

– Иду! – послышался из коридора приглушенный голос.

– Идет он! – пробурчал сидевший за столом. – Опять всю черновую работу делают дипломированные патологоанатомы, а эти только баклуши бьют…

Разгладив фартук ладонями, второй снял ткань с одного из трупов. Несколько секунд смотрел на лежащее перед ним тело. Потом скомкал простыню и бросил ее под приставной столик.

– Ножевое, – сказал он.

Мужчина за столом молча кивнул, все еще погруженный в чтение.

Патологоанатомический зал располагался в полуподвале, и окна находились практически на уровне земли. Через немытые стекла было видно, как у самой стены ветер играет цветами на близлежащей клумбе.

– Значит так, – наконец, заговорил сидящий, – Орест Петрович Рева, мужчина, шестьдесят один год, пенсионер. Проживал в частном секторе, в собственном одноэтажном доме в городе Володимир. Вдовец. Единственный ребенок – взрослая дочь, живет в Днепропетровске…

– Зачем нам все это? – безразлично отозвался человек в фартуке. – Давай ближе к делу.

Коллега взглянул на него и перевернул страницу.

– Найден соседкой вчера в семнадцать часов десять минут. Эта же соседка, вероятно, последней видела его живым. По ее словам, около четырнадцати часов Рева вышел из дома и направился по улице в сторону ближайшей автобусной остановки…

– Время смерти можно установить и без нас.

              – Можно, – согласился читающий. – Так… Труп нашли в положении полусидя, прислоненным спиной к стене в дальнем конце веранды, у двери, ведущей в комнаты. Глаза закрыты. В грудной клетке, спереди, несколько левее грудины – отверстие, в которое было воткнуто лезвие прилагаемого ножа. Вокруг виднелись обильные потеки красно-бурого цвета. Переломов не обнаружили. Повреждений рук или ног тоже. Трупное окоченение выражено в шейной и грудной группах мышц. Это на момент осмотра… Патологоанатом остановился и взглянул на первую страницу протокола. – А осмотр производился в девятнадцать пятнадцать…

– Понятно…

– Как знаешь, – читавший пожал плечами. – Там, где их и следовало ожидать у трупа, находящегося в положении полусидя, зафиксированы трупные пятна. Они бледнели при надавливании с восстановлением окраски через пятнадцать-двадцать секунд. Температура в помещении в момент осмотра – двадцать один градус…

¬– Ну, понятно, понятно, – нетерпеливо повторил второй. – Все?

– Все. Писать, или будем ждать санитаров?

– Их дождешься, – беззлобно проворчал мужчина в фартуке. – Давай начинать, а то так до ночи просидим. Список одежды есть?

– Да, протокол уже начат. Хоть это они сделали.

Патологоанатом кивнул, вытащил из кармана халата очки и водрузил их на нос. Потом склонился над трупом и, будто принюхиваясь, стал осматривать кожу, сверху вниз, от лица до пальцев ног.

– Ну что, пиши… – сказал он, наконец. – Труп мужского пола, правильного телосложения, умеренного питания, длина тела… – Он взял со стола швейную сантиметровую ленту и произвел замер, – …сто семьдесят два сантиметра. На вид шестьдесят – шестьдесят пять лет. Кожные покровы вне трупных пятен серовато-желтого цвета, холодные на ощупь. Трупные пятна в области затылка… – Он произносил стандартные фразы равнодушно, быстро, не вдумываясь. – …При надавливании пальцем трупные пятна не бледнеют. Окоченение практически отсутствует во всех группах мышц. Голова овальной формы, волосы на голове седые, длина волос в области лба – до двух сантиметров. Лицо бледное, веки не отечные. Глазные яблоки упругие, наблюдается незначительный энофтальм, зрачки…

В зал бесшумно вошел санитар. Одет он был так же, как и патологоанатомы, разве что без шапочки, и его темные волосы, сбившиеся клоками, торчали во все стороны. Вид у санитара был сонный.

– Что делать? – спросил он извиняющимся тоном.

– Теперь уж жди, – мужчина за столом, оторвавшись от протокола, взглянул на пришедшего и укоризненно покачал головой.

Тот развел руками.

– …На коже шеи повреждений нет, – продолжал тем временем патологоанатом. – Грудная клетка цилиндрической формы, живот выше уровня реберных дуг. В области присоединения девятого и десятого ребер к грудине слева видна рана длиной около трех сантиметров… – Он взял тонкую металлическую линейку, даже не линейку, а скорее стержень с насечками, и протолкнул его в рану. – …и глубиной двенадцать сантиметров, идущая сверху вниз справа налево… Кожные покровы вокруг раны в сухом налете красно-бурого цвета… – Врач перегнулся через тело, поднял одну за другой обе руки умершего и осмотрел их от подмышечных впадин до кончиков пальцев. Потом не менее тщательно оглядел ноги. – Ногти синюшные, чистые. На правом бедре спереди в трех и одиннадцати сантиметрах от верхнего края коленной чашечки видны два старых рубца. Проксимальный рубец имеет длину три и ширину один сантиметр. Дистальный, соответственно, четыре и один сантиметр. Рубцы белесые, без видимой патологии.

– С войны остались? – предположил писавший протокол. – Пулевые ранения?

– Похоже на то, – кивнул мужчина в фартуке.

Тут его взгляд остановился на стопе трупа. Некоторое время врач просто смотрел на ее подъем. Потом склонился над ногой, почти уткнувшись в нее носом.

– А это что еще такое?

– Что? – вскинулся писавший протокол.

– Погляди…

Мгновение спустя уже два патологоанатома неподвижно стояли над убитым. Санитар вытянул шею, пытаясь разглядеть, что их так заинтересовало.

– Может, какой-то врожденный дефект?

– Не смеши меня! Выглядит, как отпечаток. Будто что-то давило на кожу, а потом, при прекращении кровообращения…

На стопе виднелось круглое белое пятно.

– Да, похоже на отпечаток какого-то предмета, – согласился его коллега, выпрямился и обернулся к санитару. – Ты его раздевал?

– Да, – неуверенно ответил тот.

– Что-то в одежде было?

– Нет, – санитар покачал головой. – Милиция все изъяла при первичном осмотре.

¬– Что-то в обуви? – настаивал патологоанатом.

– Да ничего не было! – решительно отрубил парень.

– Знаешь что, неси сюда его одежду!..

За окном кто-то подошел к клумбе и принялся рвать цветы. Вороны с дерева неподалеку подняли ор. Санитар стрельнул глазами в окно и ушел.

– Может, что-то под кожей?

– Надо бы это сфотографировать…

Вернулся санитар с ворохом одежды.

– Обуви не было, – предупредил он с порога. – Прямо в носках привезли.

– Вот носки и нужны.

Один из патологоанатомов стал рыться в вещах. Вскоре вытащил из груды два толстых шерстяных носка, явно ручной вязки.

– Что-то есть, – сообщил он удивленно, ощупывая их.

Затем вывернул носок, и оттуда вывалился сияющий желтый кружок. Отбрасывая множество ярких бликов на стены и потолок, он с громким звоном поскакал по поверхности приставного столика. Патологоанатом перехватил его. Внимательно осмотрел и отдал коллеге.

В полной тишине они переглянулись.

– Труп под утро привезли, – оправдывался санитар. – Я очумевший был, хотел…

Не слушая его, врачи смотрели друг на друга. Будто подумав об одном и том же, они одновременно покосились на санитара и тут же отвели взгляд.

– Тащи фотоаппарат, – спокойно распорядился писавший.

Санитар ушел. Мужчины молча ждали, пока он исчезнет в черноте коридора.

– Золото, – почти беззвучно произнес один. – На полтысячи потянет. Или на всю тысячу.

Воцарилась тишина. Часы на стене громко отсчитывали секунды.

¬– Если и не настучит, – заметил его коллега, – то где-нибудь проговорится…

Патологоанатом в фартуке покосился в сторону коридора.

– Настучит, – еле слышно сказал он. – Ты же знаешь, куда он докладывать бегает. А тут такой шанс выслужиться!

Второй кивнул.

– Да и национализмом пахнет. Убитый, похоже, хорошо вляпался. Без КГБ не обойдется. А Комитет будет копать, как следует, без дураков…

Они рассматривали монету – странную, немыслимую, невероятную при всей ее кажущейся обычности. Она могла бы быть из иных времен, если бы – вне всяких сомнений – не являлась современной. Она могла бы прийти из каких-то далей, если бы не выглядела явно местной. Таинственная и непонятная, она вызывала у патологоанатомов ощущение тревоги и беспокойства, будто скрывала в себе опасность…

Из задумчивости врачей вывели шаги в коридоре.

– Интересный эффект на микроциркуляцию, – громко проговорил один.

В зале появился санитар. Он принес обычную «Смену 8М», правда, с фотовспышкой.

– Думаю, надо будет выступить с сообщением на Обществе, – продолжал врач.

Второй поправил фартук.

– Давай оформлять, – И, повернувшись к санитару, добавил: – Отсними все. Потом сразу позвонишь в прокуратуру.

В полном молчании каждый вернулся на свое место.

– На коже левой стопы сверху, приблизительно на середине плюсны, – стал громко и уверенно диктовать мужчина, проводивший осмотр, – видно белое пятно правильной округлой формы диаметром… так… – Он произвел замер все той же гибкой швейной лентой.

– …три сантиметра. Пятно, скорее всего, соответствует найденной в носке убитого монете…

– Может, ее отдельным протоколом?

Патологоанатом задумался на мгновение.

– Да, так будет лучше. Только ссылку на этот сделай.

Зал осветила череда фотовспышек. При каждом всполохе по лицу убитого пробегали черные тени, и казалось, что труп злобно кривится.

Потом санитар подошел к столу и сфотографировал монету по нескольку раз с обеих сторон и еще раз – с торца.

– Звони, не откладывай, звони, – поторопил его один из врачей.

Санитар пожал плечами и направился к двери – рядом с ней на стене висел телефон.

– При осмотре трупа в носке, надетом на левую ногу, обнаружена монета желтого металла диаметром три сантиметра и весом… – Патологоанатом бросил ее на весы и долго всматривался в показания шкалы.

– Особой точности у нас не получишь… – подбодрил его второй.

– Тогда пиши: «…около тридцати граммов».

– Тяжелая! Тридцать граммов золота! Подумать только!

Первый оглянулся на дверь и продолжил диктовать:

              – Качеством работы и общим видом монета напоминает советский юбилейный рубль. На одной из ее сторон на фоне православного собора – профиль безбородого мужчины с длинными отвислыми усами. Вокруг него надпись: «Божою милістю Його Величність король Максим III ». Портрет также окружают дубовые листья. С обратной стороны – крупное изображение трезуба украинских буржуазных националистов. Под ним – число «десять» и ниже – стилизованная надпись славянским шрифтом «Десять гривень». Над трезубом… – Патологоанатом запнулся. То, что было написано над трезубом, смущало его больше всего. Врача вновь охватило ощущение нереальности происходящего. Он посмотрел на своего коллегу, прокашлялся, чтобы прочистить горло, и договорил: – …Над трезубом надпись: «800 років династії Романовичів, Мала Русь-Україна , 1970».

Володимир, дом Ревы, 13:20.

– Ничего себе, как вы быстро на наш звонок отреагировали! – удивился милиционер. – Я когда увидел, что следователь прокуратуры кого-то привез, даже подумать не мог, что это уже областной КГБ нагрянул! Хотя, понятно, наша находка того стоит…

Воцарилось неловкое молчание. Его собеседник понятия не имел, о чем говорит этот молодящийся человек с усталыми глазами, традиционными волынскими усами и копной черных волос.

– Покажите мне место преступления, – наконец, сказал капитан госбезопасности, и милиционер, покладисто кивнув, повел его внутрь дома.

Кухня производила ужасающее впечатление. Пол был усеян осколками посуды, выброшенными из шкафов продуктами, сметенными с полок кастрюлями и сковородками. Холодильник лежал на боку, погребенный под останками кухонного пенала, в котором некогда хранились запасы муки и круп. Теперь эти запасы густым слоем покрывали все вокруг.

– Здесь только тайник. Его обнаружили преступники. Самое интересное – в библиотеке…

В стене, которую ранее закрывал пенал, зияло аккуратное прямоугольное отверстие высотой чуть больше обычной книги.

– Хозяин вырезал часть задней стенки шкафа… – рассказывал лейтенант. Он, должно быть, валился с ног после бессонной ночи, проведенной на месте убийства, но это хорошо скрывали его бодрый голос и живое выражение лица. – Сварганил что-то вроде маленькой дверцы. Через нее можно было подобраться к выемке в стене. Сбоку приставил холодильник, поэтому заглянуть за шкаф, даже случайно, было нереально. Но когда преступники принялись громить кухню и валить все на пол, тут же наткнулись на это отверстие. Если убрать шкаф, дырку не заметить просто невозможно…

Сквира смотрел на тайник, но ничего не видел. В голове его крутилась фраза, брошенная милиционером… Звонок? Какой звонок? Разве из местного райотдела кто-то звонил? И что за находка? Они что же, еще что-то нашли?

Ему, конечно, стоило сразу уточнить, о чем идет речь, но он промедлил, а теперь с каждой секундой ситуация становилась все более неловкой. Сквира уже ясно понимал: еще чуть-чуть – и он не сможет признаться в своем неведении. Правда, рано или поздно оно неизбежно обнаружится, и тогда будет во сто крат хуже… И все же капитан молчал.

Более того, Сквира не запомнил, как зовут милиционера. И опять-таки, правильнее всего было бы прямо сейчас переспросить, но и этого он не делал…

Сам приезжий назвался Северином Мирославовичем, и милиционер посмотрел на него с сомнением – он выглядел лет на десять младше лейтенанта. Какой там Северин Мирославович! Но так уж Сквира привык…

Поскальзываясь на осколках посуды, он неуклюже перебрался через холодильник и заглянул в дыру в стене. Темно.

– Туда три нумизматических альбома помещаются, – доложил лейтенант. – Когда мы пришли, там было, как у меня в кошельке – пусто.

Сквира хмыкнул. Просунул в дыру руку – голые стенки. Ни конвертика, прикрепленного к потолку, ни двойного дна, ни дополнительных карманов по бокам.

Под порывами ветра за окном качалась ветка дерева. В такт ее движениям поскрипывала открытая форточка. Однообразный звук раздражал, и Сквира, выпрямившись, осторожно переступил через разорванный куль с мукой и захлопнул ее. Стало тихо.

– Столько продуктов валяется, – пробормотал он, отряхивая штанину от белых пятен. – Наследникам убирать и убирать… – Капитан полез обратно через холодильник. – Кстати, а кто наследники?

– Жена убитого умерла лет пять назад, – отвлекшись на какие-то свои мысли, несколько рассеянно ответил милиционер. – Дочь давно переехала в Днепропетровск. Теперь в Володимир не вернется. Продаст, видать, хату. А хата хорошая, крепкая… – Он помолчал, покачал головой. – Подумать только! Еще в два часа дня соседка с Ревой, жертвой, лясы точила… Тот куда-то шел с цветами. Сверток в руках нес…

В этот момент раздался громкий стук в окно. Сквира вздрогнул и обернулся. Около закрытой форточки кружил грузный шмель. Ему что-то понадобилось в доме, видно, что-то важное, и он сердито жужжал, выискивая щель, в которую можно было бы протиснуться.

– Очень странное время убийства – днем, в выходной, – задумчиво проговорил Северин Мирославович.

– Странностей хватает, – откликнулся лейтенант. – Вам уже сказали, что в апреле в эту самую хату к Реве залезали неизвестные? Весной ограбили дом, а через пять месяцев убили хозяина – как вам?

Сквира удивленно повернул голову.

– Воров не нашли – их соседи спугнули. Ни отпечатков пальцев, ни следов на земле. Ни одна из вещей потом нигде не всплыла – зажилили, видно, чужое добро для себя. Мы потрясли местных алкашей, наехали на спекулянтов… – Милиционер развел руками. – Хозяин в это время гостил у дочки в Днепропетровске. Воры ночью взломали входную дверь. Свистнули, что на виду лежало… Вообще, странные были грабители. Соседи на улице шумят, храбрости набираются, а воры, вместо того, чтобы через окно сигануть, с вещей отпечатки пальцев стирают…

– А сейчас в доме остались отпечатки?

– Немерено! Хозяина и еще двух-трех соседок. Когда завершится экспертиза, будет известно точно. Похоже, на этот раз преступники были в перчатках.

Капитан хотел было пойти в коридор, но вдруг заметил на туфлях пятна муки. Чертыхнулся и затопал, пытаясь их стряхнуть.

– Записную книжку убитого нашли? Любую? Телефонную?

– Нет, – после некоторой заминки ответил лейтенант. – Ни записных книжек, ни сберкнижек, ни денег, ни драгоценностей… Так что все это вполне может оказаться банальным ограблением. – Он почесал лоб и добавил: – С другой стороны, цветной телевизор не взяли, радиолу, дубленку и кашемировый свитер не тронули. Два альбома нумизматических тоже не забрали. Непонятно…

Они вышли в коридор. После ярко освещенной кухни здесь почти ничего не было видно. Сквира двигался наугад, пока лейтенант не открыл еще одну дверь в самом конце коридора. Оттуда хлынул свет, и тонущий в темноте тоннель превратился в довольно уютную прихожую с пестрой тканевой дорожкой на полу.

В стене рядом с дверью на кухню капитан увидел выбоину. В глубине на ржавой трубе сверкнули длинные свежие царапины. Сквира остановился и зачем-то потрогал пальцами дно выбоины. На пол посыпались известка и кирпичная крошка.

– Мы сперва не разобрались, – поспешно заговорил лейтенант, – стали искать тайники миноискателем. А тот звенит и звенит! Он звенит – мы стенки и долбим. А хата-то еще довоенная, до Первой мировой, значит, построенная. Какой-то купец для себя возводил. Толщина стен – в два кирпича, а между слоями на арматуру нашита металлическая сетка. Потом хату перестраивали еще много раз, остались старые трубы, обрывки проводов. В общем, миноискатель мы военным вернули. Дыры наследникам теперь залеплять. Дальше пришлось искать по-простому – простукивать…

– Интересно, – задумчиво произнес Сквира. – А как тут вообще с криминальной обстановкой? Никогда бы не подумал, что в таком городке убивают налево и направо!

– Да не убивают, товарищ капитан! – вскинулся милиционер. – У нас убийств никогда не бывало. Знаете, какие у нас преступления? Ерунда полная, будете смеяться! В этом году, в феврале, ларек продуктовый вскрыли и унесли три пузыря водки…

– Страшное преступление! – рассеянно откликнулся Сквира.

– …Три пузыря водки и две банки килек в томате, – веско произнес лейтенант. – В июне кто-то залез через окно во вторую школу… – Он бросил взгляд на Сквиру и поправился:

– …Среднюю общеобразовательную школу номер два. Высосали бутылку «бормотухи», расколошматили приборы в кабинете физики, спионерили спектрометр, радиометр и триодную пару. Вы хоть знаете, что это за фрукт такой – триодная пара?

Северин Мирославович пожал плечами.

– И я не знаю. И никто не знает. Зачем ее тырить? Кто ее купит? Ни себе налить, ни подруге подарить. Вот такие у нас преступления! А тут вдруг…

Капитан переступил порог библиотеки, дверь которой все это время держал для него открытой милиционер.

Стены в этой комнате некогда закрывали высокие, до потолка, книжные стеллажи. Но сейчас книг на полках практически не осталось. Зияющий пустотами темный скелет металлических реек расчерчивал на прямоугольники беленные известкой стены, взбухающие по углам узлами вбитых глубоко в кирпичи массивных стальных креплений.

Почти все книги были сброшены на пол, и паркет исчез под массивными фолиантами, яркими каталогами, невзрачными брошюрами. На открытых страницах теснились фотографии монет и исследователей, портреты древних царей, колонки убористого текста…

Потянуло сквозняком, и книги зашептали, зашелестели страницами. Будто они пытались что-то сказать, но ветерок стих, и нечто важное улетучилось, скрывшись в темных углах старого дома.

В центре комнаты одиноким островком среди книжного моря выглядел письменный стол. Рядом с ним стояло большое старомодное кресло. За его высокой спинкой располагалось нестандартное широкое, на пять створок, окно. Через пыльное стекло можно было рассмотреть обширный огород, теперь уже безнадежно вытоптанный сновавшими всю ночь милиционерами. Дорожка из кирпичей, ведущая от калитки к крыльцу, тонула в нанесенной сапогами грязи.

Лейтенант помялся на месте, поглядывая на Сквиру. Потом полез через груды книг к окну. Капитан двинулся следом, поскальзываясь на гладких страницах и ощущая, как под ногами рвутся корешки.

Тревога вновь забилась в его груди. Он чувствовал, что сейчас лейтенант заговорит о своей таинственной находке, и нужно будет что-то отвечать, как-то соответствовать. Черт, знать бы хоть, куда именно они звонили!

– Здесь, на полу, – заговорил милиционер, – валялись два нумизматических альбома. С юбилейными монетами. Преступники их бросили…

– А где ваша находка? – перебил Сквира, уже практически решившись признаться.

– Вон, – лейтенант кивком указал на стол.

На нем разворотом вниз лежала раскрытая книга.

– Тот рисунок там. Но давайте я вам сначала еще кое-что покажу.

Рисунок? В книге? Это и есть находка, из-за которой, по мнению местных милиционеров, кто-то из областного КГБ должен сюда стремглав примчаться?

Сквира испытал облегчение. Неуверенность осталась, но теперь хотя бы появилась какая-то определенность.

Лейтенант склонился над подоконником. Нажал на него каким-то хитрым способом и замер. Несколько секунд ничего не происходило. Затем раздался тихий щелчок.

– Довольно простой, но надежный запор, – пояснил милиционер, потянул на себя подоконник, и тот на удивление легко поддался. В стене открылась длинная глубокая ниша, обитая изнутри черным бархатом. – Тут и лежала большая часть коллекции Ревы. Четырнадцать альбомов. Нетронутые. Мы их в райотдел увезли.

– Это ж надо! – Северин Мирославович разглядывал тайник с нескрываемым изумлением. – Молодцы, что нашли!

– Дурное дело не хитрое! – скромно ответил лейтенант. – У нас ведь полно времени на простукивание было! И мы не шугались каждого шороха!

– После обнаружения этого тайника дальнейший поиск… ну… вы прекратили? – спросил капитан как можно более невинным тоном.

– Еще чего! – возмутился лейтенант. – Обстукал весь дом. Закончил только перед самым вашим приездом.

Сквира провел ладонью по бархатистому дну тайника.

…Где-то рядом, за забором, проехала машина. Солнечные блики прочертили наискосок стены и потолок. Из ниоткуда выпрыгнули и тут же исчезли многочисленные черные тени.

Капитан обернулся к столу, неторопливо сел в кресло. Любопытно, что же такое они нашли!

Книга оказалась научно-популярным трактатом. Переводное издание на дорогой бумаге с множеством цветных иллюстраций. Восторженные предисловия советских физиков с титулами один громче другого. На открытой странице речь шла о параллельных мирах, возможность которых обосновывалась теориями многомерности вселенной. Автор анализировал концепции двух ученых из уважаемых британских университетов, защищавших очень похожие теории. Один англичанин считал, что в нашем мире одиннадцать измерений, а другой – что двенадцать. Куда девался старый добрый трехмерный мир с банальными длиной, шириной и высотой?!

На полях книги проступали какие-то темные пятна. Северин Мирославович перевернул страницу и уставился на два рисунка, выполненные карандашом. Дети иногда подкладывают монетки под лист бумаги и заштриховывают их сверху. Получаются вполне реалистичные отпечатки. Кто-то здесь сделал то же самое. Перед Сквирой были два круга – аверс и реверс монеты. Той самой монеты…

С находкой местных милиционеров все прояснилось. Капитану следовало бы испытать облегчение – это ведь всего-навсего рисунки уже найденной монеты, но парадоксальным образом тревога Северина Мирославовича усилилась.

Эти рисунки… Эти простые рисунки с пронзительной ясностью напомнили Сквире, что за дело ему досталось. Непонятное, странное, туманное…

Где-то под ложечкой неприятно посасывало. К запутанным отношениям с начальством – еще и эта головоломка! Именно сейчас, когда карьера буквально висит на волоске!

Символ националистов, на который смотрел сейчас капитан, давно стал частью антисоветской деятельности в УССР . Он реял на стягах Петлюры и Бандеры. Он прошел через войны – гражданскую и Великую Отечественную. Он стал обязательной частью листовок антисоциалистических кружков и плакатов подрывных организаций. Ни одно украинское подпольное издание, ни одна нелегальная сходка в республике не обходились без трезуба.

Сквира поднял взгляд на топтавшегося рядом лейтенанта. Тот, будто понимая сомнения кагэбэшника, пожал плечами.

Уверенности, что в этом деле удастся разобраться, у капитана не было. Никакой. Дело явно выходило за рамки того, с чем ему до сих пор приходилось сталкиваться. С оконного стекла на него глядел еще один Сквира – эфемерный, едва различимый, с растерянным лицом. Следователь КГБ неуверенно улыбнулся сам себе.

– Вы монету нашли? – спросил он, хотя и знал ответ на этот вопрос.

– Нет, – покачал головой лейтенант. – Ни в доме, ни в альбомах ее нет…

Сквира посмотрел на раскрытую перед ним книгу. «800 років династії Романовичів, Мала Русь-Україна, 1970». Что за глупая, бессмысленная надпись! И что она должна означать?

Володимир, райотдел милиции, 14:35.

– Хорошо, что вы позвонили, Северин Мирославович, – пропела секретарша подполковника Чипейко мягким обволакивающим голоском. Разговаривала она всегда только по-русски, причем на очень правильном, литературном языке, хотя, говорят, подполковник вытащил ее из какого-то глухого села. – Кирилл Олегович уехал в обком, но перед отъездом попросил, чтобы вы обязательно с ним сегодня связались. Позвоните ему домой около десяти вечера. Вы ведь в Володимире, правда?

– Так точно, – ответил Сквира. На душе было мерзко от предчувствия неприятностей. – Только что… ну… – Как всегда, когда он ощущал себя не в своей тарелке, слова давались ему с трудом, застревали где-то в глубинах сознания и лишь после значительных усилий пробивали себе дорогу в мир звуков.

– Мне так и сказали, – проворковала секретарша. – К глубокому сожалению, в управлении сейчас нет свободных людей вам в помощь, но я говорила с начальником местного райотдела милиции. Он обещал полную свою поддержку. Вы ведь уже познакомились с Василем Тарасовичем Козинцом?

Сквира покосился на лейтенанта, сидевшего по другую сторону стола. Вот, значит, как его зовут!

– Так точно, – буркнул он. Браться за расследование в одиночку, при сомнительной помощи провинциального милиционера?

– Значит, вы перезвоните? – продолжала секретарша. – Кирилл Олегович очень ждет вашего звонка. Вы ведь сможете, да?

– Так точно, – неуверенно повторил капитан.

– Как замечательно! Приятного вам дня, Северин Мирославович!

Сквира положил трубку на рычаг. Постоял еще несколько секунд, глядя в стену, потом повернулся к столу и немедленно наткнулся на испытующий Ленинский прищур.

Они находились в Ленинской комнате, и вождь пролетариата был здесь повсюду. Два портрета Владимира Ильича украшали стены, большой гипсовый бюст стоял в углу, на столе гордо возвышался маленький бронзовый бюстик, кумачовые транспаранты с Ленинскими цитатами отдыхали от демонстраций за шкафом.

Напротив капитана висела огромная картина с традиционным сюжетом о ходоках. Вождь мирового пролетариата, однако, не торопился говорить с тремя мужиками, пришедшими к нему из далеких далей. Голова Ильича была повернута к ним, но смотрел он на Сквиру. Смотрел неодобрительно, даже осуждающе. От его взгляда не могли укрыться ни усталость в глазах, ни неуверенность в голосе, ни опасливая осторожность в разговоре…

– Вы тоже не можете догнать, – вдруг сказал Козинец, – как вор просек, что монеты ценнее радиолы? Радиолу же он не стащил!

– Ну… – Сквира почесал затылок. Его мысли витали довольно далеко от радиол, и теперь он не совсем понимал, о чем завел речь лейтенант.

– И я о том же… – вздохнул Василь Тарасович. – Как случайный вор мог допереть, что монеты из брошенных альбомов дешевые, а из тайника на кухне – дорогие?

– Преступники разбирались в нумизматике, – предположил капитан.

– Ну да. Но этого мало. Ведь спереть коллекцию – только начало. А кому ее сплавить? Обычным людям такое добро на что? Как им объяснить, что позеленевшая медная монетка стоит не рубль, и не два, а десятки, а то и сотни рублей? Да и на кой эти монетки простому смертному? Хоть за десять рублей, хоть за два, хоть за рубль… – Козинец скосил глаза на капитана. – Чтобы загнать такую уйму ценных монет, нужно знаться с фанатиками, с нумизматами. И не с какими-то там, а с богатыми нумизматами! В комиссионку с теми тремя альбомами не сунешься…

Капитан поморщился. Уж не решил ли этот милиционер, что может поразить следователя КГБ своими довольно очевидными выводами?

– Давайте лучше подумаем о монете с трезубом, – сказал Сквира. – Версию, что она сохранилась с гражданской войны, насколько я понимаю, мы не рассматриваем?

Взгляд его скользнул по фигуре Ленина и остановился на золоченой раме, в которую была заключена картина. По слою пыли на ней кто-то провел пальцем, оставив длинную бросающуюся в глаза полосу. Почему-то ее вид сразу прибавил Сквире уверенности.

– А было б ничего так! – вдруг заметил Василь Тарасович. – Прикиньте! Был такой себе Максюша Забобуйко. Провозгласил себя императором села Козявки. Монеты сварганил на каком-нибудь парижском монетном дворе. А год велел проставить не текущий, а тот, что он сам себе наметил для ухода на пенсию. И потом все это фуганул через фронты в свою империю… – Уголки губ лейтенанта дрогнули, и Сквира, до сих пор думавший, что Козинец говорит всерьез, от его неожиданной ухмылки прыснул. Василь Тарасович тоже рассмеялся.