Дочь самурая

Текст добавлен: 18 июля 2025, 02:13

Текст книги "Дочь самурая"

Автор книги: Эцу Инагаки Сугимото

Жанр:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Назад к карточке книги

Сестра принялась складывать платье и, заметив угрюмые лица девочек, весело рассмеялась.

– О чём загрустили, печальницы? – воскликнула она. – Если бы я получила телеграмму из дома, что пора возвращаться, но поехать мне было бы не в чем, – вот это был бы позор!

– Да, дети, – добавила я, – для японцев так же естественно готовиться к последнему путешествию, как для американцев иметь дома чемодан.

– Идите сюда. – Сестра поманила нас в противоположную часть комнаты. – Здесь есть кое-что твоё, Эцубо. И лучше-ка ты забери эту вещь себе.

Сестра выдвинула узкий ящик. В нём, завёрнутый в лиловый креповый платок с гербом Инагаки, лежал изящный футляр длиною примерно в треть метра. Сердце моё заколотилось. В футляре хранилось одно из трёх наших фамильных сокровищ – сайхай, некогда принадлежавший Токугаве Иэясу[93]93
Вновь речь о Токугаве Иэясу, основателе династии сёгунов Токугава. – Прим. науч. ред.

[Закрыть], который тот подарил моему предку на поле битвы при Сэкигахаре.

Я почтительно поднесла драгоценную вещь ко лбу. После чего, велев дочерям сесть и склонить головы, медленно развернула креповый платок и достала из него лакированный деревянный жезл, с одного конца к нему крепилась шёлковая петля – в неё продевали руку, – а с другого была бронзовая цепочка-застёжка, державшая бумажную кисть.

Мы слушали, затаив дыхание, как сестра рассказывала моим девочкам об их храбром предке, который в минуту опасности спас жизнь своего великого господина, и о том, как Иэясу любезно подарил ему на память свой окровавленный плащ, свой чудесный меч Масамунэ и жезл, которым вёл за собой войска на поле битвы.

– И все три, – заключила сестра, – по сей день хранятся в семействе Инагаки как драгоценные святыни.

– А выглядит совсем как обычная палка, правда? – прошептала Тиё, обращаясь к Ханано.

– Так это и есть палка, – отвечала моя сестра. – Самая обычная, как и любой жезл, какими в древности пользовались военачальники, ибо Иэясу жил в ту пору, когда написали: «Узорчатые ножны говорят о том, что клинок тупой».

– Эти бумажки такие жёлтые и потрёпанные, – заметила Ханано. – А раньше они были белые?

– Да, – ответила я. – Просто пожелтели от времени. А потрёпанные они потому, что их часто отрывали и ели.

– Ели! – с ужасом воскликнули дети.

Я невольно улыбнулась, объясняя девочкам, что прежде многие верили: поскольку сайхай побывал в руке самого Иэясу, бумажные ленточки обрели волшебную силу исцелять недуги. Я слышала, как моя матушка говорила, что больные порой приходили издалека, чтобы выпросить клочок бумаги, скатать его и проглотить этот катышек как лекарство. Отец каждый раз смеялся, но всё равно просил матушку дать человеку бумажку, присовокупляя, что она куда безвреднее многих снадобий, а вера и вовсе целительна.

Мы направились было вниз, как вдруг я остановилась возле большого сундука из светлого дерева, с объёмной крышкой и на изогнутых ножках: в похожих сундуках в храмах хранят книги. Этот сундук-кири я видела в детстве, но только в те дни, когда вещи доставали проветрить, и всегда он был перевязан священной синтоистской верёвкой. Я нерешительно окликнула сестру.

– Прости мне мою дерзость, – сказала я, – но не могла бы ты открыть этот кири? Наши чувства уже не те, что были, и мне так хотелось бы, чтобы дети…

– Эцубо, ты хочешь взглянуть на реликвии, – перебила сестра, но осеклась и пожала плечами. – Ладно, всё равно женские глаза уже смотрели на них, – добавила она не без горечи, – новый порядок вещей лишил нас всех благоговения.

Мы с сестрой взялись за концы крышки и подняли её, как некогда, давным-давно, делали Дзия с Ёситой в церемониальных одеждах. Меня охватил трепет, когда мы наклонились и заглянули в сундук. Некоторых реликвий в нём уже не было. Плащ и меч Иэясу ныне хранились у потомков другой ветви рода Инагаки, книги с нашей родословной забрал мой брат; нашим взорам открылось сложенное одеяние, похожее на саван, некогда белое, но пожелтевшее от времени. Сверху покоился остроконечный головной убор и старинный деревянный раскладной веер. В этом наряде даймё или его представитель в качестве верховного священнослужителя отправлял обряды в храме, посвящённом его предкам; считалось, что в такие минуты на него нисходит небесная сила. Бабушка рассказывала, что однажды, когда мой прадед надел это облачение, под тенью его широко простёртого рукава было явлено чудо.

Едва взглянув на реликвии, мы тут же бесшумно опустили крышку. Больше мы с сестрой об этом не упоминали, но я знала, что она, как и я, считает, что мы поступили дерзко, открыв кири, ведь в старину его держали в святилище и нога женщины не ступала даже в ведущий к нему коридор, дабы не осквернить святыню. Я давно уж переросла свою детскую веру в подобные вещи, но память не вовсе утратила влияние надо мною, и мысли, прекрасные и печальные, крутились в моей голове, как вдруг одно из тяжёлых окон со стуком затворилось. Их всегда закрывал снаружи слуга с длинным шестом, и, видимо, кто-то из слуг, не зная, что мы в хранилище, закрыл окно.

– Ма-а! Ма-а! Уже поздно. Торопитесь, негостеприимно прошу вас, – рассмеялась сестра.

Мы поспешно спустились по узкой лестнице и вышли во двор. Окна одно за другим со стуком закрывались за нашей спиною, погружая хранилище со всеми его сокровищами во мрак.

Глава XXXII. Чёрные корабли

Вечером накануне нашего отплытия в гости зашёл мой токийский дядюшка и принёс в подарок девочкам коробку «ленточек дружбы» – тонких, изящных дрожащих полосок, которыми связывают руки друзей меж палубой и причалом в минуту отъезда и расставания.

– Я возьму розовую для Тосико, а синюю – для Куни-сан, – воскликнула Тиё, увидев яркие ленты, – белую для учительницы, лиловую – для вас, дядя Тоса! Две самые красивые для вас, любого цвета, какой выберете!

– А я возьму целый моток красных и белых для всей Японии! – сказала Ханано. – Любовь, большая любовь и прощание, ведь я никогда не вернусь. Я всех здесь люблю, но останусь навсегда с бабушкой в «доме, милом доме», – и Ханано, мурлыкая песенку, удалилась, сияя от радости. Она и не думала, что однажды всё же вернётся, и не раз, вдвойне полная преданности: как к своей родине, так и к той стране, которую любит, той, где её дети, муж и дом.

Ханано и Тиё легли спать, я же рассеянно собирала последние вещи. Судзу взяла в руки сложенную шаль, чтобы положить её сверху в чемодан и закрыть крышку.

– Тут свободно, – сказала Судзу. – Сюда и подушка влезет, но глупо везти в такую великую страну, как Америка, самую обычную подушку, на которой мы сидим.

Ей было невдомёк, что на дне чемодана лежит величайшая ценность; пока я не увидела её в хранилище сестры, я искренне полагала, что эта вещь наверняка осталась подле печурки в комнате досточтимой бабушки. То была квадратная плоская подушка из синей парчи, старая и порядочно полинявшая.

Я заворачивала её в одиночестве, чтобы взять с собой в долгую дорогу, и когда пальцы коснулись шёлковых цветов, мысли мои обратились к прошлому – к тому самому дню, когда маленькая черноволосая девочка в гэта с топотом вошла в просторную прихожую и, наскоро отдав учтивый поклон родителям, простёрлась перед бабушкой, которая с книгой в руках сидела на этой самой широкой и плоской подушке.

– Досточтимая бабушка, – молвила девочка и указала на цветную карту мира, – я не знаю, что и думать. Мне только что рассказали, что наша любимая страна лишь несколько крохотных островков на огромной планете.

Бабушка поправила большие очки в роговой оправе и принялась сосредоточенно изучать карту. Затем медленно и с достоинством закрыла книгу.

– Нет ничего удивительного, маленькая Эцубо, в том, что Японию на этой карте изобразили такой крохотной, – проговорила бабушка. – Это сделали люди на чёрных кораблях. На японских картах Япония большая.

– Кто такие эти люди на чёрных кораблях? – спросила девочка.

– Рыжеволосые варвары, явившиеся без приглашения на нашу священную землю. Они приплыли на больших чёрных кораблях без парусов.

– Это я знаю. Иси поёт мне об этом, – ответила девочка и затянула пронзительно:

Они явились из края тьмы,
Великаны с носом крючком, точь-в-точь как у горного чёрта;
Великаны с взъерошенными рыжими волосами;
Они выманили обещание у нашего священного властелина
И плясали от радости, и снова уплыли
В свой далёкий край тьмы.

– Интересно, почему их корабли назвали чёрными. Вы не знаете, досточтимая бабушка?

– Потому что издалека они походили на клубы чёрного дыма, которые подплывают всё ближе и ближе, а ещё потому, что у них были длинные чёрные пушки, издававшие грохот. Рыжеволосых варваров не заботила красота. Они смеялись над японскими лодками с парусами из дорогой парчи и с резными деревянными вёслами, инкрустированными кораллом и перламутром. Они разговаривали как торговцы и не желали познавать душу детей богов.

Бабушка примолкла и медленно покачала головой.

– А потом? – нетерпеливо спросила девочка. – Досточтимая бабушка, что было потом?

– Чёрные корабли и рыжеволосые варвары уплыли прочь, – с глубоким вздохом заключила бабушка. – Но много раз возвращались. Они всегда возвращаются. И теперь люди в нашей священной земле лишились радости и безмятежности и тоже разговаривают как торговцы.

– Неужели радость и безмятежность уже никогда не вернутся? – Девочка с тревогой смотрела на бабушку. – Досточтимый учитель говорит, что плывущие корабли сближают разные страны.

– Послушай меня, внученька! – сказала бабушка, выпрямившись. – Пока рыжеволосые варвары и дети богов не познают душу друг друга, их страны не сблизятся, сколько б ни плавали корабли.

Шли годы, и Эцубо, та самая девочка, что некогда слушала историю о чёрных кораблях и рыжеволосых варварах, сама отправилась на чёрном корабле без парусов в новый свой дом в далёкой стране рыжеволосых варваров. Там она поняла, что души людские в обеих частях света одинаковы, но тайны этой не знают ни на западе, ни на востоке. И эта новая глава дополнила бы историю моей бабушки – дополнила бы, но не завершила бы. Рыжеволосые варвары и дети богов ещё не познали душу друг друга, ещё не открыли тайну, но корабли уже плывут… плывут…

Послесловие переводчика и редакторов

Мемуары Эцу Инагаки Сугимото «Дочь самурая» впервые были опубликованы в 1925 году на английском языке сначала в журнале Asia, а затем в издательстве Doubleday. Если верить открытым источникам, благодаря своим воспоминаниям Сугимото стала первой уроженкой Японии, чья книга получила статус бестселлера в США. В 1940 году «Дочь самурая» перевели на японский язык, и перевод осуществлялся под контролем автора.

Две версии книги – английская и японская – неидентичны. Японская содержит больше упоминаний типичных для жителей страны реалий: еды, одежды, предметов быта. А оригинальная версия на английском языке описывает те же реалии общими словами: просто безликий шкафчик, какие-то лепёшки, традиционный алтарь – не более того.

Работая над переводом «Дочери самурая» на русский язык, переводчик Юлия Полещук и редакторы Любовь Сумм, Анна Слащёва и Елена Васильева решились в ряде случаев отойти от сухости англоязычной версии и сверить перевод не только с оригиналом, но и с авторизованным переводом книги на японский.

Во-первых, некоторые реалии, не известные американскому читателю первой трети XX века, оказались вполне понятны российскому читателю первой трети XXI века. Например, мы точно можем себе представить, что такое «онигири» – и это название скажет нам больше, чем просто «шарики риса», да и слово «сюрикэн» рисует перед нашим мысленным взором чёткую картинку. Поэтому мы включали такие слова в русский перевод даже тогда, когда их нет в английском тексте, предварительно проверив корректность упоминания того или иного продукта или предмета с научным редактором, японистом Анной Слащёвой.

Во-вторых, мы решили добавить к некоторым русским словам через дефис японские названия – в тех случаях, когда реалии могут оказаться для современного читателя плохо различимыми. Например, печурка и очаг: поэтому в тексте появились «печь-хибати» и «очаг-котацу».

В-третьих, мы позволили себе оставить в нём те японизмы, которые обозначают повторяющиеся объекты, например веревку-симэнаву с бумажками-сидэ, сосенки-кадомацу, соломенные сапожки юки-гуцу.

В-четвёртых, мы выбрали абстрактные понятия и традиции – ярким примером станет «охагуро» – и тоже включили их в текст.

Во времена Эцу Инагаки Сугимото у читателя не было возможности зайти в интернет, вбить в поисковик несколько слов и увидеть картинку, которая изображает неизвестный ему предмет. У современного читателя эта возможность есть, поэтому нам кажется важным и оставлять японизмы в сносках к тексту – чтобы интересующиеся японской культурой смогли посмотреть, как выглядят куколки тэру-тэру бодзу, причёска такасимада или рыбка мокугё, – и добавлять некоторые японизмы в сам текст. И, конечно, в нем остались те японизмы, которые Эцу-сан использовала в своём англоязычном тексте.

Чтобы быть с читателем до конца честными, мы приводим полный список добавленных в основной текст японизмов – их не более тридцати – и значения в соответствии с главами, где они появляются впервые.

Глава I «Зимы в Этиго»: камон (герб), данго (рисовые лепёшки), юки-гуцу (соломенные сапожки)

Глава III «Зимние дни»: хибати (печка), котацу (очаг), карута (игра в карты)

Глава IV «Старое и новое»: буцудан (шкафчик), камидана (алтарь)

Глава VI «Солнечный Новый год»: кадомацу (сосны), симэнава (верёвка, которую используют в синтоистских храмах и алтарях, а также на праздники), сидэ (бумажки, которые подвешивают к симэнаве)

Глава VII «Несостоявшаяся свадьба»: мино (соломенный плащ)

Глава IX «История марионетки»: онигири (треугольники из риса), оомотэ (орган самоуправления)

Глава X «День Петуха»: нандина (барбарисовый куст)

Глава XI «Моё первое путешествие»: кашая (одеяние буддийского монаха)

Глава XII «Наука странствий»: сюрикэн (метательный кинжал)

Глава XV «Как я стала христианкой»: катагина (кимоно без рукавов), дзякё (христианское вероучение)

Глава XVII «Первые впечатления»: кодзики (столбик)

Глава XXIII «Тиё»: токкури (кувшинчик)

Глава XXV «Наш токийский дом»: кисэру (чаша)

Глава XXX «Белая корова»: охагуро (традиция чернить зубы)

Глава XXXI «Бесполезные сокровища»: хакомакура (деревянная подушка под шею), кяхан (наколенники), варадзи (сандалии)

Переводчик Юлия Полещук, редакторы Любовь Сумм, Анна Слащёва, Елена Васильева

Огромная благодарность научному редактору книги Анне Слащёвой: благодаря её кропотливой работе далёкие от нас японские историко-культурные и этнографические реалии стали понятнее и ближе.