Текст книги "Данте. Преступление света"

Автор книги: Джулио Леони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

В неверном свете луны, проникавшем сквозь окошки внутрь храма, Данте нашел подсвечник, высек огнивом искру и зажег свечные огарки. Потом он повернулся к Гвидо Бонатти, севшему на край крестильной купели. Астролог выглядел уставшим. Он обливался потом. Казалось, ему на плечи внезапно рухнул груз всех прожитых им лет. Он с трудом дышал в душном Баптистерии, не сводя глаз с мертвого лица Арриго.

Поэт извлек из сумки чертеж Бигарелли, но астролог уже собрался с силами и начал мерить шагами пол Баптистерия с такой уверенностью, словно все чертежи были в мельчайших подробностях навечно запечатлены у него в мозгу.

– Я тысячи раз перечитывал этот дьявольский план. Тысячи раз я просыпался и видел его перед глазами. Тысячи раз я засыпал, думая о нем. Уберите эту бумагу и поставьте первое зеркало здесь!

Завернутый в черную ткань труп Арриго наблюдал за происходящим из темного угла. Ткань соскользнула с его лица, и Данте подумал, что не зря привез сюда мертвеца. Философ умер едва ли два часа назад, и его душа еще витала на границах царства теней. – Наверное она все видит!

Одно за другим восемь зеркал были поставлены по одному к каждой из стен. Бонатти шел по периметру Баптистерия и указывал, под каким углом ставить зеркала, так уверенно, словно диктовал свой последний и самый необычный гороскоп. Данте шел за ним со свечой и следил за тем, чтобы каждое зеркало получало отражение света справа и отправляло его влево.

– Неужели вы рассчитываете на то, что у вас что-то выйдет? – скрестив руки на груди, спросил поэта астролог после того, как они поставили под нужным углом последнее зеркало.

– Я в этом даже не сомневаюсь, – ответил Данте, определяя при свете свечи, куда поставить лампу Илии, чтобы свет от нее шел к первому зеркалу.

Последний раз покосившись на Арриго, поэт открыл дрожащими от волнения руками дверцу лампы. Потом – набравшись мужества – он поднес огонь к маленькой ампуле.

Белый порошок вспыхнул ослепительным светом. Латунный щиток направил луч прямо на первое зеркало. Вдоль стен Баптистерия потекла огненная река. Где-то далеко наверху лик Христа и лики его ангельского воинства беззвучно наблюдали за происходящим внизу.

– Вот! – воскликнул Данте, показывая пальцем на полосы света, игравшие в зеркалах. – Вот лучи, о которых говорит Аль-Кинди. Свет перемещается от одного зеркала к другому.

Вы ошибаетесь! Свет возник во всех зеркалах одновременно, а не по очереди. Это доказывает лишь то, что свет неподвижен. Он есть везде и никогда не меняется, как и его творец!

Поэт покачал головой и отпустил пружину механизма. Ось с зубчатыми колесами начала вращаться. Сначала – медленно, потом – все быстрей и быстрей. Приблизив глаз к отверстию со стороны противоположной лампе, Данте увидел сверкающий светящийся ореол, но в отверстии царила полная темнота.

Бонатти тоже посмотрел в отверстие и шагнул назад с презрительной миной на лице.

Смотрите! Вот – темнота, которая смеется над вашим невежеством, – с издевкой сказал он. – Я хорошо знаю это дьявольское приспособление. Михаил Скот рассказал мне, как оно должно действовать. Если свет найдет препятствие в пластинах противоположных полумесяцев, его движение будет доказано. Но этого не произойдет никогда, потому что свет неподвижен!

Данте с сомнением прикусил губу. Шестеренки жужжали все громче и громче, набирая скорость под воздействием пружины.

Поэт все время смотрел в отверстие, но так ничего и не видел. Утерев ладонью потный лоб, он постарался отогнать щемящее сердце предчувствие неизбежного поражения. И вдруг его ослепила вспышка, за которой последовал луч ярчайшего света, полившийся из отверстия. Данте машинально прикрыл рукой ослепленный глаз. Несколько мгновений он ничего не видел, но услышал где-то рядом сдавленный стон и с трудом разглядел ошеломленного Бонатти, взирающего с разинутым ртом на его залитое светом лицо.

– Божественный свет! – воскликнул Данте, заслоняясь от него рукой. – Он движется! Как движется и все вокруг нас!

Форма небес, очертания царства праведников, которые он так долго и безуспешно пытался выразить словами, расстилались теперь прямо перед ним во всем своем великолепии. Перед его все еще ослепленными глазами совершенно сверхъестественным образом плясал огненный восьмиугольник.

– Фридрих был прав! – воскликнул Данте.

Астролог же несколько раз покачал головой и зажмурил глаза, словно не желая больше ничего видеть.

– Вы думаете, что победили? – спросил он после долгого молчания, нарушавшегося лишь жужжанием вращавшегося механизма.

– Да! Я победил. И здесь, в храме Святого Иоанна Крестителя, я буду увенчан короной из сверкающего лавра! – ответил поэт, зачарованно следивший за потоком света.

Наконец-то он мог завершить свою «Комедию»! Ведь перед ним раскрылся долгожданный облик Царствия Небесного!

– Такова Божья воля! И я запечатлею ее на пергаменте ради всеобщего просвещения.

Астролог пошатнулся.

– Но это же невозможно! – прохрипел он, приближаясь к Данте и бессмысленно шаря в воздухе руками словно для того, чтобы схватить и остановить лучи света. Поэт посторонился, чтобы и старец мог заглянуть в отверстие механизма.

Покачав головой, астролог собирался было наклониться к отверстию, но внезапно вскрикнул и отскочил в сторону, закрыв лицо руками с таким видом, словно от механизма изошло опалившее его пламя. Теперь вместо издевки у него на лице было неписано глубокое отчаяние.

– Ну и что вы обо всем этом скажете, мессир Бонатти? – презрительным тоном спросил его Данте. – Почему же ваши лживые гороскопы ничего вам об этом не поведали?

Озаренные светом длинные волосы старца сверкали, как охваченные пламенем. Он медленно снял одну из перчаток.

– Это колдовство. Этого не может быть… – бормотал астролог. Тем временем его левая рука без перчатки засверкала. Ее кисть была из серебра.

Вот он, «неполный человек»! Убийца, проклятый Майнардино.

Здоровой рукой Бонатти нажал на что-то в районе запястья, и из указательного пальца и мизинца серебряной руки выскочили два острых лезвия.

Данте попятился, а астролог поднес лезвия к свету. Они засверкали, как ангельский огненный меч.

– Вы знали об этом, мессир Алигьери? – на удивление спокойным голосом проговорил астролог. – Это оружие изготовлено в Дамаске и обагрено кровью бесчисленных узников. Им пользовался палач самого халифа. Этот человек раньше был вором, и ему отрубили руку. Когда он стал палачом, ему изготовили эту серебряную кисть, чтобы он мог выполнять свои обязанности.

Приблизив лезвия к самому лицу, Бонатти стал разглядывать их так, словно впервые их видел.

– Вот еще одно произведение этих дьяволов, чью изобретательность вы так цените. Это сделано специально для того, чтобы одним ударом ослеплять приговоренных. Смотрите, расстояние между лезвиями равно расстоянию между человеческими глазами.

С этими словами астролог поднес лезвия к самому лицу поэта, чтобы тот мог лично убедиться в его правоте. Данте пятился, пока не почувствовал спиной камни стены, а Бонатти подходил к нему все ближе и ближе с двумя лезвиями, чьи страшные следы поэт уже видел на нескольких трупах.

Данте стал оглядываться по сторонам в поисках какого-нибудь оружия, но старик и не собирался нападать. Некоторое время он, как зачарованный, смотрел на сверкающие лезвия, а потом нагнул голову и вонзил их себе в глаза. Данте в ужасе закрыл лицо руками, а Бонатти, не проронив ни стона, уже извлек лезвия из проколотых глаз. Его окровавленное лицо стало больше похоже на страшную маску.

– Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя! Не так ли сказано в Священном Писании?[57]57
  «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя…» (Евангелие от Матфея 5:29).


[Закрыть] Так и произошло. Даже императору не под силу тягаться с Божьей волей! Ваше колдовство – ничто перед моими знаниями! – выдавил Бонатти сквозь зубы, сжатые от непереносимой боли.

Потом он повернулся, бессильно опустил руки и куда-то пошел. Серебряное запястье свалилось с культи и звякнуло о каменный пол. Данте бросился было вперед, чтобы помочь старому безумцу, но Бонатти уже не замечал ничего вокруг себя, погрузившись во мрак, полный бесконечных повторений. Решительным движением руки он отстранил поэта, словно почувствовав его присутствие сквозь кровавый занавес, навсегда опустившийся перед его взором.

Астролог шел к центру Баптистерия. Ошеломленный Данте провожал его взглядом. Возле крестильной купели Бонатти споткнулся о каменную ограду, покачнулся, хватаясь руками за воздух, и рухнул лицом в круглый резервуар, полный воды. Молотя в ней ногами, он шарил руками по гладкому римскому мрамору дна купели, пытаясь подняться, но руки его скользили, не находя опоры.

Сначала Данте не двигался с места, наблюдая, как смерть, предсказанная убийцей самому себе, протянула к нему свои щупальца. Так пусть же он утонет в святой воде. Пусть здесь, в Баптистерии, его и настигнет кара за все его давнишние и недавние преступления!

Но вдруг поэт очнулся от оцепенения. Неужели он позволит астрологу захлебнуться?! Ведь тот умрет с ухмылкой на устах, не сомневаясь в правоте своей ложной науки, предсказавшей ему утопление!

Подбежав к купели, Данте схватил Гвидо Бонатти за ноги и потащил его из воды, уже подернутой кровавой пеной. Длинные одежды астролога промокли, утяжелились и не давали поэту вытащить Бонатти. Данте напрягся изо всех сил, упершись ногой в низкую каменную ограду купели. Но камень ограды, в который упиралась нога, неожиданно поддался и рухнул. Поэт чуть сам не свалился в воду, но чудом удержался и, выбиваясь из последних сил, все же вытащил астролога из воды.

Бонатти был еще жив. Он приподнялся на локтях. Мокрые длинные волосы прилипли к его лицу, спрятав выколотые глаза. Данте стоял над ним, уперев руки в бока, и с трудом переводя дух.

Внезапно старик вскочил на ноги с такой поспешностью, словно в него вселился бес. Поэт сразу же вспомнил рассказы о мертвецах, одержимых силами преисподней, оживляющих трупы своим дыханием.

Оставляя на полу кровавые следы, астролог медленно двинулся к открытой двери и через некоторое время исчез в переулках к северу от Баптистерия.

– Вы не утонули, Гвидо! Ваша наука так же слепа, как и ваш дух! – крикнул ему вслед Данте, но Бонатти его уже не слышал.

Смесь фосфора догорала, и пляска света на стенах Баптистерия утихла. От ликующих всполохов уже почти ничего не осталось.

Данте поднял с пола серебряную руку с окровавленными клинками, облепленными частицами плоти, а механизм Аль-Джазари тем временем с тихим жужжанием остановился, исчерпав энергию скрученной пружины.

Силы покинули поэта, и он скользнул по стене на пол, чувствуя, как его покидает сознание.

ЗА ЧАС ДО РАССВЕТА

огда Данте очнулся, вокруг него царил мрак. Лишь из окон лился слабый лунный свет.

Сколько же прошло времени?

В этот момент поэта встряхнула чья-то грубая рука и чей-то резкий голос окликнул его по имени:

– Просыпайтесь, мессир Данте! Что тут произошло?

Вокруг поэта – посреди царившего в Баптистерии мрака – метались чьи-то темные фигуры. Наконец Данте узнал коротышку-капитана, командовавшего стражей. Тот, как всегда, был вооружен до зубов…

– Что здесь произошло, приор? – спросил капитан подозрительным тоном. – Откуда вся эта кровь?

Собравшись с последними силами, Данте попытался встать на ноги.

– Нас вызвала стража у ворот Порта д’Аквила. Караул подумал, что в Баптистерии пожар. Когда мы прибежали, храм светился так, словно внутри полыхала тысяча факелов. Что же здесь все-таки случилось? – в третий раз спросил начальник стражи, показывая пальцем на механизм в углу и на зеркала, прислоненные к стенам. – И кто поломал ограду купели? Вы небось! Вы что, свихнулись?!

– Вы мне еще за все ответите! – добавил капитан с чувством глубокого удовлетворения, но Данте его не слушал.

Поэт смотрел в темноту за распахнутой дверью, в которой исчез Гвидо Бонатти. Дважды ему показалось, что он видит тень астролога, витающую где-то над могилами у церкви Сан Лоренцо.

– А это что такое? – спросил начальник стражи, показывая на механизм и зеркала.

Поэт поднял с пола еще дымившуюся лампу Илии и стал внимательно ее разглядывать.

– Это свет, – вздохнув, ответил он. – Материя, из которой сотканы мечты…

И Данте медленно удалился в ночь, озаренную лишь далекими звездами.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Алигьери Данте (1265 – 13 сентября 1321 года) поэт, литературовед, богослов и политический деятель. Вошел в историю мировой литературы как автор монументального эпического труда: «La divinacommedia» («Божественная комедия»), отразившего взгляд с точки зрения христианской морали на бренную и короткую человеческую жизнь.

Родился между 21 мая и 20 июня 1265 года во Флоренции. В 1283 году умер отец Данте, оставив детям скромное, но очень уютное имение во Флоренции и загородный домик. Вскоре Данте женился на Джемме Донати.

Заинтересовавшись политикой, в 1300 году Данте участвует в почетном посольстве в Сан-Джимильяно. В том же году становится приором Флоренции. Выбранные народом приоры осуществляли во Флорентийской республике управление городом. Выгнанные когда-то партией гвельфов, к которым принадлежал и Данте, гибеллины активизировали свою деятельность, ворвались в город и устроили погром своим политическим противникам. Данте и еще 14 гвельфов были заочно приговорены к смертной казни. Чтобы спастись, ему пришлось покинуть родной город. Сначала он принимал непосредственное участие в подготовке военного реванша. Но тщетно. Наступило разочарование в политике, и Данте возвратился к литературе – продолжил создание «Convivio». В годы изгнания он начал писать и труд своей жизни – «Божественную комедию».

В ноябре 1308 года Генрих стал королем Германии, а в июле 1309 года новый папа Клемент V объявил его королем Италии и пригласил в Рим, где произошла коронация Генриха как императора Священной Римской империи. Данте, который был союзником Генриха, вновь окунулся в политику.

Тогда ему очень пригодился литературный опыт, поскольку он писал много памфлетов и много выступал.

В ночь с 13 на 14 сентября 1321 года в Равенне Данте Алигьери скончался.

Фридрих II Гогенштауфен (1194–1250), германский король и император Священной Римской империи, сын императора Генриха VI и Констанции Сицилийской, внук Фридриха I Барбароссы и короля Сицилии Рожера II, родился в Ези (близ, Анконы) 26 декабря 1194 года.

В 1196 году Фридрих был избран королем римским, но год спустя его права были отвергнуты. Партия Гогенштауфенов (в Италии гибеллины, или черные) оказалась достаточно сильной для того, чтобы избрать германским королем его дядю Филиппа Швабского; сторонники Папы Римского – гвельфы (белые) выдвинули короля-соперника – Оттона IV, сына Льва. Разгоревшаяся в связи с этим борьба расколола всю Европу. В 1197 году Фридрих стал королем Сицилии, а в 1220-м в Риме папа Гонорий возложил на Фридриха корону императора Священной Римской империи.

К 1226 году под властью Фридриха оказалась большая часть Италии, что было прямой угрозой папскому могуществу. В дальнейшем, вся история правления Фридриха состояла из противостояния папам, бесконечных интриг и внутриевропейских войн. В июне 1245-го на Лионском соборе папа Иннокентий IV объявил Фридриха низложенным и призвал к крестовому походу против него.

Хотя по происхождению Фридрих был Гогенштауфеном, его следует счесть скорее сицилийцем, нежели немцем, поскольку жил он главным образом именно на Сицилии. Покровитель наук и искусств, он и сам вполне заслужил звания ученого и поэта. Стиль правления Фридриха можно, с некоторыми поправками, назвать просвещенным абсолютизмом; это был рационалист, не чуждавшийся общения с астрологами. Загадочная и богато одаренная личность Фридриха вызывала у современников, прозвавших его stupor mundi (лат. «чудо света»), чувства восхищения и страха. Сам он подчас склонен был считать себя предшественником Мессии (как во время вступления в Иерусалим в 1228 году), но некоторые называли его Антихристом.

Умер Фридрих в Кастель-Фьорентино (Апулия) 13 декабря 1250 года.