Текст книги "Преобладающая страсть. том 2"

Автор книги: Джудит Майкл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– Дело не в этом, здесь другая ситуация. Фонд «Час Милосердия» – единственный заказчик, нанявший нас для выпуска своих программ. Остальное время мы снимали собственные ролики и затем продавали их как тринадцатинедельные сериалы или что-нибудь в этом роде. Фонд был единственным, на кого мы работали.

После беседы с Элом Валери сделала пометку в блокноте рассказать об услышанном Нику. «Ничего противозаконного, – подумала она, – как и обычно случалось при изучении деятельности Фонда. Сибилла вправе устанавливать любые цены, следовательно, можно только сказать, что Фонд поступает глупо, раз платит».

Валери пыталась продолжить работу, но никак не могла сосредоточиться, и наконец, на час раньше обычного, пошла домой. Нужно было готовиться к обеду.

Валери научилась готовить простые блюда, а Ник научился выбирать вина со сложным букетом, и вот теперь, за десертом, сидя за отделанным под старину столом, привезенным Розмари, в заставленной до невозможности различной мебелью полугостиной-полустоловой, они подняли бокалы друг за друга.

– За успехи, – сказал Ник, – обед был великолепным.

– И вино замечательное, – бокал Валери коснулся его бокала.

Лили увидела, как они смотрели друг на друга, как они наклонились один к другому, совершенно не замечая этого, и отвела глаза. Нет, у нее не будет ничего подобного. Никто никогда не будет любить ее так, как Ник, несомненно, любил Валери.

Чед заметил печальный изгиб губ Лили и старался придумать, что бы сказать, чтобы развеселить ее. «Она очень хорошенькая, – подумал он, – хотя и не такая эффектная, как Валери». У нее не было улыбки, как у Валери, и она не обладала ее умением пробуждать в собеседнике чувство собственного достоинства и значимости. Тем не менее Лили была милой и хорошей, только ужасно тихой. Ее одежда была велика ей и сидела мешком; «может быть, из-за этого она такая грустная», – решил Чед. Он прикинул, о чем бы ее спросить и остановился на еде.

– Ты любишь форель? – спросил он Лили.

Лили повернулась к нему. Он был таким симпатичным мальчиком и таким хорошим, почти как его отец. «Как похоже на семейный обед, – подумала она. – Розмари – бабушка, Ник и Валери – родители, а они с Чедом – дети». Все были очень добры к ней: Валери дала ей свою одежду, Розмари – гребень и щетку для волос, Ник принес книгу, посвященную проблемам взросления, которая, как он полагал, должна ей понравиться. «Как семья», – вновь подумала Лили. Эта мысль была такой успокаивающей, что ей невольно сделалось грустно, что на самом деле все обстояло иначе.

– Форель, – повторил Чед.

– Да, – ответила Лили, – очень. Мне особенно нравится приправа из миндаля.

– Его называют форельный миндаль, – глубокомысленно заметил Чед. – Одно из моих любимых блюд.

– Форельный миндаль, – повторила Лили. – Я и не знала. А сколько у тебя любимых блюд?

– Сотни две. Мне очень нравится есть. Я видел тебя по телевизору, ты работаешь на мою мать.

– На твою мать? Не знаю, кто она, но я не могу работать на нее; я ни на кого не работаю. Только на Господа, – она замолчала, прикусив губу. – Теперь, правда, я и в этом не уверена.

– Точно, ты работаешь на нее, она сама говорила мне, Сибилла Эндербай.

Лили уставилась на него. Она перевела взгляд на Ника, беседовавшего с Розмари и Валери. Не может быть. Смутно до нее стал доходить смысл сложных людских отношений, о которых она не могла даже и подумать. «Нет, ничего не знаю в этой жизни», – с отчаянием подумала она. Эта мысль не раз посещала ее и прежде, но тогда она была скорее тревожным сомнением, а теперь – правдой. Сейчас она поняла, как мало она еще знает. В пансионате она была очень замкнутой, общаясь практически с одним Руди, а затем только с Сибиллой. Никто из них не научил ее необходимым знаниям жизни. До всего ей придется дойти самостоятельно.

– Сибилла обычно делала мои программы, – сказала она Чеду. – Я всегда считала, что мы работаем вместе во имя высшей цели.

– Что ты подразумеваешь под словом «делала»? – спросил Чед. – Разве она их больше не делает?

– Думаю, нет, – Лили попыталась улыбнуться. – Знаю, звучит немного глупо: но произошло много всякого…, я немного расстроена. Но совершенно уверена, что у меня нет желания, чтобы Сибилла продолжала снимать мои программы, в то же время мне еще предстоит многое решить.

– Что именно?

– О…, – Лили посмотрела по сторонам, надеясь, что ее спасут от любопытства Чеда, и Валери заметила ее взгляд. Она вовлекла обоих в общий разговор. Все пятеро спокойно беседовали, расположившись за столом. За окном медленно угасал летний вечер. В сгустившейся темноте Розмари зажгла свечи. Как завороженная, Лили не могла оторвать взгляда от пламени. Ее голова стала клониться на бок.

– Извините, – сказала она наконец, – я засыпаю.

– О, дорогая, – сказала Розмари, – мы не разобрали диван. Во всяком случае, тебе не заснуть здесь, пока мы разговариваем.

– Ложись у меня в спальне, – сказала Валери. – Я разбужу тебя позже, когда мы разойдемся и освободим диван. Не волнуйся, – добавила она, заметив колебания Лили. – Давай, Лили, иди и ложись спать.

Лили сонно кивнула и поднялась по ступенькам в спальню. Розмари собрала бокалы для воды.

– Я помогу, – сказал Чед, вскакивая с места. Он сложил горкой тарелки для десерта и проследовал за Розмари на кухню.

Валери посмотрела на Ника:

– Он всегда так делает?

– Что ты, старается улизнуть при первой же возможности. Но мы договорились по дороге сюда.

Она улыбнулась.

– Спасибо, мама всегда убирает за нами двоими, но думаю, она немного обескуражена сегодняшним обедом. Ей будет приятно, если ей помогут. И составят компанию.

Они сидели, молча, близко, но не касаясь друг друга. Они работали вместе, у них было общее дело, и им было над чем поразмыслить кроме собственных отношений. «Самое приятное, – с изумлением подумала Валери, глядя как Ник разлил оставшееся вино по бокалам, – что мы учимся чувствовать себя удобно вдвоем, не думая при этом о себе».

– Сегодня днем я кое-что разузнала, – сказала она. Она говорила тихо, чтобы не было слышно на кухне.

– Сибилла выставляет Фонду счета, в три раза превышающие общепринятые расценки за съемку программ с участием Лили.

– Невероятно, даже для Сибиллы, – сказал Ник, трудно представить, что правление оплачивает их. Им следовало бы узнать расценки у других продюсеров.

– А может быть, и нет. Если Сибилла действительно с ними связана, то, возможно, таким образом они хотят выразить ей благодарность.

– За что? В двух шоу с участием Лили нет никакого творчества, что еще она может для них делать?

– Не знаю.

– Не могут же они быть такими идиотами, – упрямо сказал Ник, – выложить тридцать миллионов за землю; платить тройные цены за изготовление… В этом есть смысл, если…

– …часть этих денег возвращается лично к ним, – спокойно завершила фразу Валери. – Члены правления отнюдь не Фонд!

Они переглянулись.

– Похоже, тут то же самое, чем занимались Беккеры, – сказал Ник, – которые собирали пожертвования верующих и обеспечивали себе постоянный доход.

– Однако у нас нет подобной информации в отношении Фонда. Пока мы знаем только то, что они склонны переплачивать. София считала, что они невероятно глупы.

– Я бы не сказал. Можешь дать мне листок бумаги?

Валери принесла блокнот. Ник достал карандаш из внутреннего кармана пиджака.

– Итак, ты слышала, как Сибилла требовала созыва правления Фонда; двух членов правления она называла по именам. Один из них владеет банком, который, судя по всему, финансирует строительство Грейсвилля. Другой владеет строительной компанией, которая, вероятно, возводит город. Строительная компания была создана специально для строительства Грейсвилля; мы установили дату ее создания, все сходится; похоже, все они работают вместе. Л это, несомненно, означает, что все средства, выделяемые на строительство, идут в одну единственную компанию. Скорее всего, мы никогда не узнаем, во что обходятся Фонду услуги компании «Маррач». Но если принять во внимание счета, выставленные Сибиллой, то, надо полагать, и счета строителей взмыли вверх подобно дирижаблю. Судя по всему, Грейсвилль будет весьма дорогим городом.

– Мне не спится, – сказала Лили. Она стояла у подножия лестницы, глядя на них сонными глазами и часто мигая, ее щеки пылали. Платье Валери было ей слишком длинно, руки почти пропадали в рукавах. – Ничего, если я немного посижу с вами?

Валери и Ник быстро переглянулись.

– О, – беспомощно произнесла Лили, – извините, мне нужно было догадаться… конечно, вам хочется побыть одним… конечно, я буду мешать вам. Извините.

Она повернулась, чтобы уйти наверх.

– Ну что ты, конечно же, присаживайся, – быстро проговорила Валери. Она подошла к Лили и обняла ее. – Дело не в том, что ты помешаешь нам. Мы подумали, что ты расстроишься, узнав, что мы говорили о Грейсвилле.

Лили вздохнула.

– Знаю, я слышала, как вы сказали, что строительство будет стоить очень дорого. Вы считаете, что там что-то не так.

– Возможно, что-то там есть, – сказал Ник, – но мы так мало знаем.

– Ну вы-то должны знать предостаточно, – сказала Лили. Она посмотрела на Валери. – Во всяком случае ты должна знать многое. Ты же стояла у истоков всего предприятия. Я думала, что именно поэтому ты и София приезжали тогда посмотреть город, что ты тоже участвуешь в его строительстве.

– Я – в его строительстве? Лили, я никогда не имела к нему никакого отношения!

– Как же нет, – настаивала Лили, – может быть, не прямо, но ведь это же были твои деньги. Если бы не они, то Грейсвилль не был бы построен, вообще не было бы ничего, если бы не Карл. Он дал нам деньги на покупку земли.

За столом воцарилась тишина. Валери, широко раскрыв глаза, уставилась на Лили.

– Да, я знаю об этом, – не очень уверенно сказала Лили.

Ник взял Валери за руку, чтобы она почувствовала его поддержку, пальцы их рук переплелись. Она вздохнула. Вздох получился длинный и неровный. Тринадцать миллионов долларов за землю. Именно тринадцать миллионов собрал Карл, заложив все, что имел, а затем потратил деньги. И вот, наконец, она узнала, на что.

– Не понимаю, – продолжала Лили. – Почему Карл не рассказал тебе? Это такой замечательный поступок, такой шаг люди всегда делают вместе.

Валери посмотрела на Ника:

– Я не говорила тебе раньше, у Карла и Сибиллы был роман.

– О, не может быть! – воскликнула Лили.

Ник приложил палец к губам:

– Не нужно, чтобы Чед слышал об этом.

– Да, да, понимаю, конечно. Но как они могли…

– Она заставила его вложить деньги в Грейсвилль, – сказал Ник Валери. – У него не было денег, правильно? Он здорово проигрался на бирже.

Валери утвердительно кивнула:

– У него был долг около пятнадцати миллионов долларов. Мы ничего не знали о нем, и узнали лишь после его смерти. Карл никогда не сообщал мне, когда дела шли неважно. Иногда, некоторое время спустя, после того как он выправлял положение и возвращал потери или то, что удавалось вернуть, он рассказывал, но чаще всего вел себя так, словно все шло отлично, и поэтому я пребывала в уверенности, что все именно так и обстояло.

– Возвращал потери, – медленно проговорил Ник.

Глядя на него, Валери услышала свои собственные слова: «после того как он выправлял положение и возвращал потери…»

– Сибилла, – сказала она.

Ник еще крепче сжал ей руку.

– Если она пообещала, что он сможет вернуть деньги, потерянные на бирже, вложив средства…

– …в землю, – подхватила его мысль Валери. До этого момента загадка не имела личностного оттенка, и поэтому размышлять над ней было легче.

– Они купили землю за тринадцать миллионов, а продали за тридцать. На этом он мог заработать… точно сказать трудно, поскольку не знаем, среди скольких участников сделки приходилось делить кусок в тридцать миллионов долларов. Предположим, он получал двадцать пять или около того – вдвое больше, чем собрал – этого вполне достаточно, чтобы возместить большую часть потерь на бирже, выкупить закладные и погасить ссуды. Ты ничего не узнала бы об этом, а он постарался бы заработать недостающий миллион или два – сколько бы ни было, – на бирже.

– Да, но ведь Карл не покупал землю, – сказала Валери, – не покупала ее и Сибилла. Землю приобрела компания «Бурегард Девелопмент».

– Правильно, панамская корпорация, а это означает, что в этом случае нет нужды расшифровывать имена владельцев контрольных пакетов и, следовательно, нет никакой возможности узнать, кто они в действительности. Однако, если бы нужно было угадать, кого бы ты назвала?

– Сибилла?

– Или Фонд, – сказал Ник, – управляемый этими членами правления, которые стригут его, как овцу. Любой из них мог бы быть подозреваемым.

– Погодите, но какой в этом смысл? – спросила Лили. Она сидела нахмурившись, опершись подбородком на ладони. – Вы сказали, что правление купило землю. А затем купило ее снова уже у самого себя. Какой же смысл? Если Сибилла или Фонд уже владели землей, то для чего брать из Фонда тридцать миллионов долларов? Это же деньги, которые прислали люди, которые откладывали по нескольку долларов, потому что они верили в то, что мы делали! Зачем тратить деньги на покупку земли, если они уже владели ею?

– Чтобы сделать деньги, – терпеливо разъяснила Валери. – В этом, пожалуй, весь смысл строительства Грейсвилля.

– Нет, неправда! – в расстройстве воскликнула Лили, – вы говорите ужасные вещи!

– Понимаю, – сказала уклончиво Валери, – однако мы не знаем этого наверняка; мы высказываем догадки и, может быть, заходим слишком далеко в наших предположениях. Мы ни в чем не уверены, – сказала Валери, глядя на Ника. – У нас нет доказательств. Мы располагаем только множеством домыслов.

Ник записывал в блокнот последовательность событий.

– Правильно, – проговорил он рассеянно. – У нас ничего не будет, пока кто-нибудь не заговорит или не позволит нам заглянуть в бухгалтерские книги Фонда. Хотя можно побеседовать с членами правления; взять у них интервью для «Взрыва». Может, один из них ответит на наши вопросы. Нужно начать как можно скорее. На этой неделе.

Валери кивнула.

– Хотя… – она заколебалась, – это непременно насторожит их.

– Этого нам не избежать. Рано или поздно они узнают. Если спросят, мы не скажем, что именно нас интересует. Знаешь, чего нам не хватает? Точных дат. Когда «Бурегард» купила землю и когда она ее продала Фонду.

– Когда землю купила «Бурегард» не знаю, а Фонд купил ее три месяца назад.

– Да, но нам надо знать точно, когда состоялась сделка. Ты знаешь?

– Нет, но София может знать.

– Можешь позвонить ей? Раз мы суммируем воедино, попробуем собрать все, что есть.

– Уже одиннадцать, – сказала себе под нос Валери, – однако она никогда не ложится раньше полуночи.

София взяла трубку сразу, не успел отзвучать первый гудок.

– Конечно, еще на ногах, – ответила она Валери. – Сижу за столом, принесла работу домой. Что тебя интересует?

Валери объяснила.

– Не помню на память, но я захватила с собой дело, подожди, сейчас взгляну.

Через минуту София возвратилась:

– Нашла. Продано «Бурегард Девелопмент» второго декабря, сделка вступила в силу пятого января.

Холод объял сердце Валери. Пятого января. День гибели Карла.

Она попыталась вспомнить прошлое. События, связанные с катастрофой, настолько живо запечатлелось в памяти, словно произошли вчера. Карл всю ночь провел в своем кабинете; она слышала, как он выдвигал и задвигал ящики стола и секретера. Он пришел в спальню около семи часов утра, держа в руках пачку бумаг. «Я возвращаюсь, Прямо сейчас. У меня срочные дела; больше нельзя откладывать».

Разговор происходил за три дня до намеченного возвращения.

– Ты еще слушаешь? – спросила в трубку София.

– Да, – ответила Валери, – что ты сказала?

– Я назвала другую интересующую тебя дату. Фонд приобрел землю восьмого апреля. Это все, или ты еще что-то хотела?

– Все, спасибо.

Повесив трубку Валери посмотрела на Ника:

– «Бурегард» купила землю второго декабря. Сделка вступила в силу пятого января.

– В этот же день разбился самолет! – воскликнула Лили.

– Карл очень торопился вернуться, – сказала Валери Нику, – он говорил, что у него срочные дела.

– Он или хотел присутствовать, или отменить сделку.

– Думаю, хотел отменить ее, – сказала Валери, – он был чрезвычайно встревожен и так торопился, что не произвел предполетного осмотра самолета.

– Вторая версия, – медленно проговорил Ник. – Он забеспокоился, что может потерять деньги и никогда не получить их обратно.

– Или сделка была нечестной, и он решил не участвовать в ней…

Вновь глаза их встретились и задержались друг на друге. В возбуждении, связанном с выдвижением то одной версии, то другой, было и нечто иное: ощущение, что они работают вместе, думают вместе, отталкиваясь от одного отрывочного фрагмента и перескакивая к другому, быть может, уносясь в своих предположениях слишком высоко, слишком забегая вперед, но все время вместе, в едином ритме.

– Полагаю этого мы никогда не узнаем наверняка, – сказал Ник, – может, была одна причина, а возможны и все сразу.

Валери все еще вспоминала. Весь тот день промелькнул перед ее глазами, как ускоренно прокрученный фильм.

«Прости меня, Вал,… пытался сохранить. Теперь ты все узнаешь. Потерял, черт возьми, контроль… потерял, потерял… потерял! Думал, выправлю… начну снова. Слишком поздно. Прости, Вал, прости, прости… Черт знает, почему в баках была вода… сразу в двух баках? Такого никогда не случалось. Не проверил. Так спешил вылететь… Это не моя вина! Это вовсе не несчастный случай! Послушай!… Вода в двух баках сразу!… Проклятье, как это могло случиться? Неужели она? Я должен был предвидеть, что она может…»

Валери закрыла глаза. Тошнота подкатила к горлу.

– Ник, послушай, – слово в слово она повторила все, что сказал тогда Карл.

– Она, – эхом отозвался Ник.

– Следователи решили, что Карл под этим «она» подразумевал самолет. А если он имел в виду женщину?

– Нет, не говори так, – Лили сжалась в комок, она закрыла руками уши и зажмурила глаза.

– Она была там, – сказала Валери Нику. – Она и Лили находились у нас в доме за день до отлета.

Они долго смотрели друг на друга, мимо сжавшейся в комок Лили. За день до вступления сделки в силу. За день до того, как Сибилла истратила тринадцать миллионов Карла на покупку земли для Грейсвилля. За день до того, как Карл решил броситься назад, может быть, чтобы остановить сделку, может, чтобы изменить в ней что-нибудь, а может быть, просто, чтобы сыграть более активную роль. За день до того, как разбился самолет! Это говорило о многом.

– Ни один человек не сделает ничего подобного! – произнесла Лили высоким дрожащим голосом. Слова прозвучали скорее как вопрос, мольба, нежели как утверждение. – Никто не посмеет подстроить катастрофу! Пять человек… пять человек могли погибнуть! Нет, никто не пойдет на это! Нет… не Сибилла… нет, никто!

– Мы не знаем, как все произошло на самом деле, – сумрачно произнес Ник, – но мы должны это выяснить.

Валери, взяв карандаш Ника, отрешенно чертила в блокноте.

– Если бы она имела к этому отношение, она не стала бы делать сама, не так ли?

– Скорее всего, да. В таком случае нужно было кого-нибудь нанять; она не пошла бы на такой риск.

– Ее пилот, – сказала Валери. – Она прилетала туда на самолете Фонда.

Ник накрыл ее руку своей, не давая ей чертить в блокноте жирные угловатые линии:

– Мы должны поговорить с ним. Ничего другого не остается. Нужно выяснить, что же произошло в ту ночь.

ГЛАВА 28

– Молитесь за преподобную Лили, – гремел Флойд Бассингтон. Его голос раскатывался под сводами Храма Радости и эхом звучал в телекамерах, которые несли его через тысячи миль правоверным по всей земле. – Она больна и лежит на узком ложе, расстроенная, что не может находиться здесь, вместе с вами. Она вернется сразу же как сможет; она знает, как вы нуждаетесь в ней. Она вернется очень скоро! Она и сейчас смотрит на вас: услышь нас, преподобная Лили! Мы жаждем твоего возвращения. Мы шлем тебе наши молитвы, мы шлем тебе нашу любовь!

Флойд Бассингтон переживал свой звездный час. Никогда в жизни не доводилось ему проповедовать в обстановке подобного великолепия, перед таким множеством склоненных голов, подобных полю склонившихся цветов. Никогда не говорил он и перед той невидимой аудиторией, внимавшей его словам, которую собирало телевидение. Никогда прежде его не снимали. Это было впервые. Его грудь выпятилась вперед колесом, он стоял, приподнявшись на носки, глядя вверх. «Я смотрю в объективы телекамер», – переполненный счастьем, подумал он.

– Но у нас есть враг! – воскликнул он, прерывая паузу, до того как нетерпеливые телезрители могли успеть отключить его и включить другой канал.

Лица собравшихся в храме обратились к нему; поле цветов превратилось в небо, усеянное бледными лунами с удивленными глазами, прикованными к Флойду Бассингтону.

– Враг, который намерен уничтожить нашу всеми любимую преподобную Лили! Враг, который плетет интриги, чтобы бросить ее на съедение кровожадным атеистам и распространителям слухов. Враг, который жаждет разорвать на клочки ее хрупкое тело штыками лжи и инсинуаций!

– Черт возьми, да он что, с катушек поехал? – пробурчал Арч Ворман, обращаясь к Монту и Сибилле. Они находились в помещении за алтарем, где некогда располагалась Лили, наблюдая за Бассингтоном по телевизору. – Пусть сбавит тон. Дайте ему знак или что-нибудь в этом роде. Никто не воспримет всерьез этот бред.

– Не сомневайся, они все заглотят, – рассеянно проговорила Сибилла. Она стояла, собираясь покинуть комнату. – Он как дирижер-вдохновитель; слова тут совершенно не играют роли, важен ритм и громкость звучания. Вернусь через минуту.

– Опять уходишь? – недовольно спросил Джеймс Монт. – Что же, черт подери, здесь творится? Думаю, тебе немаловажно знать, что он тут нагородит!

Сибилла, не обращая внимания на его слова, выскользнула за дверь. Она не могла допустить, чтобы им все стало известно. Она буквально сходила с ума, волнуясь из-за Лили. Та пропала. Сибилла обзвонила все гостиницы, все мотели, всех сотрудников своей компании, членов правления Фонда: никто ничего не знал о Лили. Ушла, ушла, ушла! Это слово молотом стучало в висках Сибиллы. Она потеряла сон и аппетит. Она обзвонила многих священников, телепроповедников, она даже разыскала Руди Доминуса, расспрашивая, описывала ситуацию так, чтобы собеседники не могли заподозрить, насколько она вне себя.

– Лили поехала отдохнуть, и я подумала, не заезжала ли она проведать вас. Как, нет еще? Ладно, найду ее в другом месте. Спасибо большое…

Ушла, ушла, ушла… «Без нее у меня не будет ничего», – подумала Сибилла и сразу же отбросила эту мысль. Она подошла к телефону-автомату и позвонила к себе домой на автоответчик.

– Сибилла, я у друзей, – раздался в трубке голос Лили, высокий и дрожащий, воспроизведенный пленкой. – Я пока побуду здесь некоторое время. Я не хочу говорить с тобой. Не могу читать проповеди. За меня не волнуйся. У меня все в порядке.

Сибилла услышала звук повешенной трубки.

Она стояла неподвижно, сжимая в руках телефонную трубку. Колени подгибались. «У друзей». У Лили нет друзей. Кто похитил ее? Кто обрабатывает ее, стараясь настроить против Сибиллы, стараясь украсть Лили у нее?

– Сибилла, – настойчиво проговорил нашедший ее Арч Ворман, – мы хотим, чтобы ты сама слышала все это!

Впервые она не поставила его на место. Молча Сибилла последовала за ним в комнату Лили.

– Телевидение! Благословенная технология, доносившая благодать преподобной Лили миллионам душ, жаждущим звука ее голоса, это благословенное чудо прогресса теперь обращается во зло, стремится изрубить на куски и уничтожить нашу церковь! – Бассингтон глубоко вдохнул и застонал в микрофон. – Телекомпания кабельного телевидения, именуемая РαН, решила затравить преподобную Лили до смерти. Эти мошенники от массовой информации набросились на Джимма и Тамми Беккеров, несчастных грешников, заслуживающих сострадания, и смели их своими ханжескими метлами. Опьяненные кровью, они выискивают новые жертвы. Они обратились к чистейшей из всех, к апофеозу девственности, возлюбленной женственности и бросили своих наемных головорезов на Фонд «Час Милосердия»! Подобно крысам с трепещущими ноздрями, они наводнили рабочие кабинеты, расселись на ступеньках и на рабочих столах преданных людей, воздвигших этот священный храм и весь Грейсвилль.

– Не следовало бы акцентировать на этом так много внимания, – сказал Джеймс Монт. – Зачем делать рекламу этим негодяям? Не нужно было даже называть телекомпанию!

– А на кого тогда прихожане обратят свой гнев? – сердито спросила Сибилла.

Она была зла на всех и вся. «Нахожусь у друзей, нахожусь у друзей…» Она злилась на всех, а на этих двоих больше, чем на кого бы то ни было. Глупые болваны! Как теперь управляться со всем этим?

– Не забыли ли вы, что мы сообща спланировали эту атаку? Вы даже не помните, что делалось вчера!

– Все спланировала ты. Мы лишь присутствовали, – проворчал Монт. – Ладно. Но все же Флойду не следовало говорить, что нам задавали вопросы. Не следовало обострять отношений!

– И тогда мы зададим им жару! – нараспев взывал Бассингтон, – мы пойдем плечом к плечу к их крыльцу! Мы завалим их столы миллионами писем и телеграмм! Мы предостережем своими протестами рекламодателей. Мы вырубим эту проклятую телесеть!

– Марш вперед! – гремел он. – Марш, плечом к плечу! Наши люди уже находятся вокруг офисов и студий РαН, вы увидите их на экранах ваших телевизоров. Все туда! Вперед, на них! Пикетируйте! Ложитесь на ступени подъездов, чтобы никто не смог проникнуть в студии и примкнуть к ним в их дьявольских деяниях! Пишите им! Телеграфируйте! Заявите рекламодателям, что не будете покупать у них товары, если они не откажут в поддержке этой дьявольской телекомпании. Скажите им…

Бассингтону было необходимо перевести дух. Возбуждение кипело внутри; кружилась голова, он не мог вспомнить, что еще нужно было сказать. «Скажите им»… «Скажите им», – а, собственно, что им сказать? Софиты чертовски обжигали. Рубаха взмокла, ноги – и те, покрылись липким потом; одна нога зацепилась за другую. Отведя руки за спину, он подал отчаянный знак органисту и хору. Мгновенно зазвучала музыка, скрывая растерянность Бассингтона, и подобно нарастающему приливу, увлекла и подняла прихожан на волнах возбуждения.

На следующий день кампания против РαН началась.

Пикетчики появились рано утром в понедельник, маршируя перед зданием РαН тремя группами по десять человек в каждой. Через каждый час их сменяли три новые группы.

– Чересчур организованно и не хватает страсти, – сказал Ник, стоя с Лезом и Валери у окна своего кабинета. – Скорее всего, их наняли. Мероприятие явно срежиссировано, как и все, за что берется Сибилла. Она, должно быть, чувствует, что все происходящее – настоящий крах.

– Или же правление Фонда организовало эту акцию, – сказал Лез. – Что ты сказала тем парням из Фонда? – спросил он Валери. – Судя по всему, они в штаны наложили.

Валери покачала головой.

– Я беседовала лишь с тремя членами правления, которые не входят в исполнительный комитет; мы поговорили довольно мирно. Я только задавала вопросы, никаких обвинений и, насколько мне известно, Эрл придерживался аналогичной линии. Он беседовал с Джеймсом, Ворманом и Бассингтоном. И тоже ничего от них не добился.

– Однако что-то явно напугало их, – сказал Ник. – Может быть, сам факт, что мы заинтересовались ими и задавали вопросы. Думаю, они считают, что благодаря Лили им сейчас нипочем ни один скандал. Кто поверит, что она может быть замешана во что-либо противозаконное?

– Во всяком случае не я, – сказал Лез. – А тебе удалось узнать что-нибудь от тех, с кем ты беседовала? – обратился он к Валери.

– Ничего. Уверена, они и не подозревают о том, что там происходит. Конечно, если там действительно что-то есть. Один из членов правления, профессор теологии по имени Ларс Олсен, настолько хорош, что я невольно подумала, что Сибилла специально создала его для этой роли.

– Хочешь сказать, он хороший актер?

– Нет, хороший человек. Он абсолютно верит в добродетель. Он не делает вида, что вокруг будто бы нет зла, он убежден, что зло можно изолировать и обратить в добро, если об этом позаботятся добродетельные люди и предпримут совместные действия. Если в Грейсвилле и происходит что-то странное, то он об этом не знает.

– А в то же время кое-кто из них, должно быть, гребет миллионы!

– Готов побиться об заклад, – сказал Ник, – но не стал бы, если бы мне пришлось доказывать это. Пока мы ходим вокруг да около, напридумывали кучу остроумных догадок. Но что, скажите мне, со всем этим делать? Мы не можем выходить в эфир с инсинуациями.

– Итак, у нас нет репортажа?

– Пока нет. И, честно говоря, не вижу что будет.

– Вот черт, – Лез украдкой бросил взгляд на Валери, – паршивое дело.

Валери разглядывала пикетчиков, маршировавших внизу. На противоположной стороне улицы собралась толпа. «Надо бы заснять, – подумала она, – на случай, если будем готовить программу о Грейсвилле». Уже имелось порядочно отснятого материала, готового для монтажа: клипы преподобной Лили; закладка Грейсвилля, церкви, копия разрешения на строительство всех городских объектов, выданного компании «Маррач Констракшн», фотографии главного управляющего строительной компании, наносящего регулярные визиты в фирму «Ворман Девелоперс и Контракторс», домов Флойда Бассингтона на Каймановых островах и в Северной Миннесоте, где он проводил отпуска, автомобиля «порше», принадлежавшего Фонду «Час Милосердия», которым пользовался Монт Джеймс, снимки его домов в Аспене и Беверли Хилс, а также самолета, принадлежавшего Фонду, и многое другое.

Весь этот материал, был, вероятно, лишь вершиной огромного айсберга. Но его было явно недостаточно для полнометражного репортажа в программе «Взрыв». Валери понимала, что не могла претендовать на это. Они с Ником вновь и вновь изучали имевшиеся материалы. Целую неделю ей не давала покоя мысль: это ее замысел, ее шоу… и опять она не могла его реализовать.

– Два репортажа подряд! – сказала она Лезу. – Это рекорд: лишиться двух тем, прежде чем официально начать работать в программе «Взрыв».

– Да, паршиво, – снова сказал он. – Хотелось бы что-нибудь предпринять.

– Мне тоже. Конечно, если бы взглянуть на бухгалтерские книги Фонда или строительной компании, или узнать имена владельцев «Бурегард Девелопмент»…

Пикетчики принялись скандировать лозунги; через закрытое окно Валери угадывала ритм, но не слова.

– Судя по всему, вряд ли нам это удастся. Итак, мы тупицы. Грейсвилль продолжает оставаться под вопросом, то же самое и с моим первым репортажем во «Взрыве». Вероятно, нужно довериться Провидению.