Текст книги "Золотые дни"

Автор книги: Джуд Деверо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– И Тэма, – добавила Эдилин.

– Тэма? – переспросил Ангус. – Парня, который был в тебя влюблен?

– Все шотландцы были в меня влюблены, – сказала она. – Кроме тебя.

Ангус улыбнулся:

– Думаю, ты права. Даже мой дядя Малькольм обожал тебя.

Она протянула ему руку, и он помог ей подняться. На секунду они замерли, глядя в глаза друг друга.

– Может, выйдем на палубу? Хочешь посмотреть, как ветер раздувает паруса?

– Хорошая мысль.

– Но береженого Бог бережет, – улыбнулся Ангус и, взяв в руки шкатулку, обвел каюту взглядом.

Он сразу приметил встроенный шкафчик под подоконником, открыл одну из створок и поставил шкатулку на бок так, чтобы с первого взгляда ее никто не заметил.

– И это относится не столько к этой шкатулке, сколько к тебе.

– Ты собрался и меня оберегать? Зачем? – спросила она, когда он догнал ее возле двери.

– Чтобы уберечь моего младенца, – сказал Ангус, предлагая ей руку, и открыл дверь.

Глава 11

Капитан Ингес вздохнул, наблюдая за молодой парой, прогуливающейся по палубе. Когда-то и они с женой были такими же. Капитан смотрел, как высокий Харкорт порхал над юной красивой женщиной, он видел лишь ее одну, прислушивался к каждому ее слову. А она смотрела на него так, словно это он повесил на небо луну.

– Милая пара.

Капитан обернулся к своему первому помощнику, мистеру Джонсу, и кивнул. Это было их третье совместное плавание, и ему нравился молодой офицер.

– Да, они оба милые. Напоминают нас с женой, когда мы были такими же молодыми.

– Хотел бы я найти женщину, которая бы так на меня смотрела, – сказал мистер Джонс.

– А может, ты хотел бы найти женщину, которая выглядела бы как она?

– И то и другое, – улыбнулся мистер Джонс. – Вы думаете, они уже давно женаты?

– Глядя на них, можно подумать, что они женаты всего несколько часов, но, возможно, они поженились и несколько лет назад. Кто знает?

Капитан с помощником стояли возле поручней и смотрели на прогуливающуюся пару. Ветер был попутный, и корабль шел быстро. При такой скорости уже через три недели они прибудут в Бостон.

Когда миссис Харкорт привстала на цыпочки, перегнувшись через борт, капитан и мистер Джонс затаили дыхание. Она такая маленькая, того и гляди упадет. Должно быть, она заставила поволноваться и мистера Харкорта, потому что он взял ее за талию, придерживая, чтобы она не упала. Когда она повернулась и что-то сказала ему, он отрицательно покачал головой. Она заговорила снова, и он покачал головой еще решительнее. Когда она нахмурилась, глядя на него, плечи у мистера Харкорта печально опустились, но затем он поднял ее, чтобы она смогла лучше увидеть море. На мгновение она раскинула руки и подставила лицо ветру.

Когда мистер Харкорт вновь опустил ее на палубу, капитан и мистер Джонс хором выдохнули.

– Она умеет добиваться своего, – заметил мистер Джонс.

– Я думаю, что муж готов сделать для нее все, что угодно. Войти в огонь, броситься грудью на пушечное дуло. Он исполнит все, что бы она ни потребовала.

– И я бы исполнил, – сказал мистер Джонс. – Если бы у меня была жена, которая бы выглядела так, как она, я бы…

– Мистер Джонс, – оборвал капитан Ингес, – я говорю не о внешности, я говорю о любви.

– Да, сэр, – смутился мистер Джонс. – Прошу прощения, сэр.

Капитан ушел с палубы.

– Моя жена говорила, что умеет петь, но я никогда ее не слышал, – сказал Ангус капитану, когда они сидели за столом.

– Ни разу не слышали, как поет ваша жена? – удивленно спросил мистер Джонс и посмотрел на капитана.

– Мы не тянули со свадьбой, – пояснил Ангус.

– Да, – кивнула Эдилин. – Наша первая встреча была очень запоминающейся, а вторая была настоящим фейерверком чувств. С тех пор мы почти не расставались.

Ангус приложил салфетку к губам, чтобы скрыть улыбку, но в его глазах плясали озорные огоньки. Несмотря на опасения и дурные предчувствия, о которых он не говорил Эдилин, он неплохо справился с ролью джентльмена за ужином у капитана. Их было всего четверо: любезный капитан, молодой мистер Джонс, Эдилин и Ангус. Ангус был озабочен тем, чтобы вовремя отвечать на обращенные к нему вопросы и не забывать об английском акценте. Иногда он забывался и скатывался к привычному ему шотландскому грассированию.

Но переживал он зря, потому что Эдилин умело поддерживала разговор. Наблюдая за ней, он понял, что она умеет быть душой компании, умеет сделать так, чтобы каждый в ее обществе чувствовал себя непринужденно и уютно. Эдилин не довольствовалась ролью украшения компании. Она не вела себя так, как, по наблюдениям Ангуса, вели себя в абсолютном большинстве симпатичные девушки, а опыт у него имелся, поскольку в юности ему приходилось ездить довольно далеко и бывать на приемах, устраиваемых настоящими леди.

Он наблюдал за ней, подмечая, что она умеет не только говорить, но и с неподдельным интересом слушать собеседника. Мистер Джонс оказался на удивление словоохотлив, да и капитан не молчал. Ангус был уверен, что к концу ужина эти офицеры будут знать друг о друге гораздо больше того, что знали до той минуты, как сели за стол.

Эдилин не забывала и об Ангусе. Едва ли она произносила три предложения подряд, чтобы в них ни разу не прозвучала фраза «мой муж». «Мой муж проводит много времени в Шотландии», «у моего мужа очень хорошо это получается».

Ангус, как ни старался, не мог сдержать улыбки, когда она произносила слова «мой муж».

К концу ужина, который был великолепен, она начала говорить об их с «мужем» планах на жизнь.

– Мы хотим купить участок земли и построить дом, – сказала она.

– Тогда вы едете как раз туда, куда нужно. Почва там богата и плодородна, – кивнул капитан. – Оставь в земле плуг на две недели, и он пустит ростки.

– Как раз это мы и хотели услышать, да? – спросила она Ангуса.

Он в недоумении заморгал.

– Моя… – он запнулся перед тем, как произнести слово «жена», – моя жена любит землю гораздо больше, чем я. Я не отличу сорняк от пшеничного колоса.

«Интересно, растет ли в Америке пшеница?» – подумал он.

– Я люблю землю, это верно, – сказала Эдилин. – И мне бы очень хотелось иметь участок земли, на котором я могла бы «пустить корни». Мой отец умер, когда я еще училась в школе, так что мне поневоле приходилось много гостить у школьных подруг. Если они не приглашали меня к себе в гости на каникулы, я вынуждена была оставаться в школе с той из учительниц, которую заставляли проводить со мной каникулы. Одни такие каникулы я запомнила надолго и должна вам сказать, что после этого я научилась заводить друзей.

Мистер Джонс и капитан засмеялись, услышав ее историю, но Ангус смотрел на нее без улыбки. Должно быть, из-за этой своей неприкаянности Эдилин, несмотря на красоту, стремилась понравиться окружающим и не жалела усилий, чтобы завоевать новых друзей.

– Должно быть, вы получали множество приглашений, – улыбнулся капитан. – Не могу представить, чтобы вам часто приходилось оставаться в школе.

– Не часто после того первого случая. Я не встречала более вредного человека, чем та молодая учительница, которая из-за меня лишилась каникул, оставшись в школе с единственной девочкой, которой некуда было уехать. Но после того, как я научилась заводить друзей, передо мной открылись двери в лучшие дома Англии. Мне нравились сады, и я зарисовывала их в надежде, что когда-нибудь у меня будет своя земля, на которой я смогу разбить сад по своему вкусу.

– И вы осуществите ее мечту? – спросил капитан у Ангуса.

– Да, – быстро ответил Ангус. – Я собираюсь подарить ей целый город, чтобы она могла сотворить его по своему вкусу.

Он улыбался, говоря это, но когда опустил голову, улыбки на его лице не было. Что он мог дать Эдилин? Если бы она не отдала ему драгоценности, он и себе не смог бы купить ни пяди земли.

– А ваш дом? – спросил капитан.

– Я уже вижу его, – сказала она. – Я точно знаю, чего хочу. Скажите мне, капитан, вы во многих городах в Америке побывали?

Ангус заметил, что она не допускала, чтобы разговор вертелся вокруг одного человека или вокруг одной темы. Она задавала вопросы, и кажущийся неподдельным интерес и теплота участия располагали к ней собеседников, заставляя всех присутствующих за столом чувствовать себя комфортно. Ангус слушал, как капитан рассказывал о своей жизни, о том, как они с женой раньше плавали вместе.

– Но после того как пошли дети, она перестала ходить со мной в плавание. Она оставалась дома с детьми. Но теперь дети выросли, и я очень надеюсь, что в следующем году мы отправимся в море вместе, как встарь.

– Как чудесно! – воскликнула Эдилин. – Должно быть, вы по ней сильно скучаете?

– Скучаю. И, глядя на вас, скучаю по ней еще сильнее.

Эдилин положила ладонь поверх руки Ангуса и задержала ее там на пару секунд.

– Мы с мужем тоже хотим провести всю жизнь не разлучаясь. Правда, дорогой?

И тогда Ангус перевел разговор в другое русло, сообщив, что Эдилин умеет петь.

– Вы попали в яблочко, – сказал мистер Джонс. – Капитан Ингес любит играть на мандолине, а я, увы, не способен различить ни одной ноты.

– Какая музыка вам нравится? – спросила она капитана, и по выражению ее глаз можно было подумать, что ничто в жизни не интересует ее так, как музыкальные предпочтения мистера Ингеса.

– Боюсь, что музыкант из меня неважный, – смутился он. – Я лишь люблю пощипать струны для собственного удовольствия.

– Капитан скромничает, – возразил мистер Джонс. – Иногда он играет вместе с матросами, аккомпанирующими ему на губных гармониках, и мы устраиваем на борту настоящие танцы.

– А теперь у вас есть и партнерши для танцев, – сказала Эдилин, и все трое собеседников посмотрели на нее непонимающе. – Арестантки, которые живут в трюме.

– А, вы о них.

Мистер Джонс опустил взгляд в тарелку.

Капитан расправил плечи.

– Впервые на борту моего корабля находятся заключенные. Не слишком хорошо представляю себе, что с ними делать.

– Позвольте им подышать свежим воздухом, – вдруг предложил Ангус. – Не могут же они сидеть в трюме все время путешествия.

– Когда им полегчает, – сказал капитан Ингес. – Сейчас они все, за исключением двух, чувствуют себя неважно.

– Морская болезнь, – пояснил мистер Джонс.

– Похоже, вы хорошо переносите качку, – заметил капитан, обращаясь к Эдилин. – Морской болезнью не страдаете? Оба?

– Нам так не терпится насладиться свободой, что болеть некогда, – сказала Эдилин и, встретив вопросительные взгляды, пояснила: – Я хочу сказать, что мы несказанно рады тому, что нам наконец удалось удрать от друзей и родственников с их бесконечными благими пожеланиями и поздравлениями. Из-за них дома мы чувствовали себя совсем не так свободно, как здесь, на корабле.

– А, – улыбнулся Ингес, – значит, я угадал. Это ваше свадебное путешествие?

– Да, – подтвердила Эдилин. – Хотя и несколько запоздавшее.

И она вновь взяла Ангуса за руку.

– Миссис Харкорт, спойте для нас, – попросил капитан. – А я поиграю на мандолине.

– С удовольствием, – согласилась она, отодвигая стул. Как раз в это время вошел стюард, чтобы убрать со стола. – Что бы вы хотели услышать? Псалмы? Арию из оперы? Или, может быть, какую-нибудь народную английскую песню?

– А как насчет шотландской баллады? – спросил Ангус. – Может, вы знаете балладу, которую мы могли бы спеть хором?

– Не могу сказать, что я знаю много шотландских песен, – сказала Эдилин, с любопытством взглянув на Ангуса, и вновь обратилась к капитану: – У моего мужа в Шотландии живет дядя, и муж раньше проводил с ним каждое лето в романтичном старинном замке на холме, поэтому многое знает о жизни шотландцев.

– Мне показалось, что я услышал в вашем голосе шотландский акцент, – заметил капитан. – Вам повезло, что вы сейчас не в Шотландии, потому что там произошло убийство, а преступник не найден. Возможно, вы видели листовки с его портретом, когда были в Глазго?

– Видели, – кивнула Эдилин. – У него внешность настоящего разбойника, хотя глаза, по-моему, добрые. Или, к возможно, это лишь фантазия художника, что рисовал портрет.

Ангус не знал, то ли ему смеяться, то ли злиться.

– Я думаю, рисунок вполне заурядный, – сказал мистер Джонс. – На мой взгляд, пропорции несколько нарушены, но что еще хуже – на рисунке преступник почти красив. Я искренне убежден, что внутри мы таковы, каковы наши лица. Особенно глаза. Не зря говорят, что глаза – зеркало души. Убийца должен быть уродлив, как сам грех.

– Я согласен, – заулыбался Ангус.

Очевидно, капитан изначально намеревался сыграть для гостей после ужина, потому что мандолина оказалась у него под рукой. Он открыл футляр и бережно, почти любовно, достал оттуда красивый инструмент.

– Итак, что мы споем?

До того как Эдилин успела ответить, Ангус спросил:

– Вы знаете мелодию «Гринсливз»?[2]2
  «Гринсливз» («Зеленые рукава») – популярная старинная песня, известна с XVI в.; дважды упоминается У. Шекспиром.


[Закрыть]

– Да, конечно, – обрадовался капитан.

Он довольно умело начал играть, и мелодия старинной песни полилась, наполнила собой маленькую комнату. Эдилин знала старинную балладу, которую, по слухам, написал сам король Генрих VIII, но Ангус удивил ее тем, что начал петь первым. Голос у него был густой, глубокий и очень красивый. Эдилин села и заслушалась.

Он пел старинную песню о молодом лорде, которого отец отправил в школу, приставив к нему слугу. Как только они отъехали подальше от дома, слуга показал своё истинное лицо и прогнал юного лорда без пенни в кармане, в грязной рваной одежде, а сам занял его место и повстречался с красивой принцессой.

Ангус дошел до этого места и посмотрел на Эдилин, и она поняла, что он пел для нее. Отец принцессы хотел, чтобы она вышла замуж за лорда-самозванца, но она умоляла его подождать. А тем временем влюбилась в конюха, который на самом деле и был лордом.

Дойдя до этого куплета, Ангус взял Эдилин за руки. Он пел о том, как мальчик поклялся никому не рассказывать правду, потому что иначе слуга убьет его семью, и тогда умная девушка уговорила его открыться коню.

Эдилин рассмеялась. Принц в одежде конюха и прекрасная лошадь сыграли свою роль и в их жизни.

После того как принцесса услышала историю молодого конюха, она написала его отцу, и он пришел с войском и рассказал правду о том, кто был настоящим лордом. В конце баллады слугу казнили, а юный лорд женился на красивой принцессе.

Ангус замолчал, капитан сыграл заключительный пассаж, и все рассмеялись и зааплодировали.

– Должен сказать, это было прекрасно! – воскликнул мистер Джонс. – Пожалуй, нам стоить послушать еще одну шотландскую балладу.

Ангус хотел ответить, но Эдилин зевнула, прикрыв рот рукой.

– Боюсь, что на этом мне придется завершить выступление, – шутливо сказал он, предлагая Эдилин руку. – Похоже, моей жене пора спать. Слишком много впечатлений за один день. Позвольте откланяться.

Они уже вышли за дверь, но Эдилин продолжала держать Ангуса за руку.

– Ты был великолепен. С таким голосом ты мог бы стать знаменитым актером.

– Возможно, это было бы лучше, чем рыскать по горам и искать украденный скот, – сказал Ангус.

– И лучше, чем работать на земле? – спросила она.

Вернувшись в свою каюту, они нашли там висящий гамак и разобранные сундуки. Ангус первым делом решил проверить, на месте ли шкатулка с драгоценностями, она по-прежнему лежала там, куда он ее положил.

Через несколько минут Эдилин попросила его расшнуровать ее корсет, и Ангус недовольно заворчал.

– Ты решил, что я не могу к тебе прикасаться, и я соблюдаю твои условия, но в отношении себя я таких правил не устанавливала, – сказала она.

– Прекрати, а не то тебе придется спать в этой штуковине.

Она шаловливо улыбнулась:

– Тогда мне придется обратиться за помощью к очаровательному мистеру Джонсу.

– Ты и в самом деле испорченная женщина, – сказал Ангус, быстро расшнуровав ее корсет.

Затем он отошел в другой конец комнаты.

Эдилин раздевалась медленно, вспоминая события сегодняшнего вечера и думая о том, как приятно чувствовать, что ты – чья-то жена. С тех пор как умер ее отец, она постоянно чувствовала себя чьей-нибудь гостьей. Ей все время приходилось «петь, зарабатывая себе на ужин», как она про себя это называла. Ей приходилось ходить туда, куда ей не хотелось ходить, говорить, когда ей хотелось помолчать. Она всегда была гостьей и никогда не была хозяйкой в доме, а самое худшее ждало ее в доме дяди. Там она была не гостьей, а пленницей.

И теперь ей так приятно было представлять, что у нее есть муж и они направляются в совершенно новый мир, где построят свой собственный дом. Даже если это было не совсем правдой, или, вернее сказать, совсем не правдой, мечта о безоблачном семейном счастье не становилась от этого менее сладостной. Через несколько минут Эдилин уже лежала в постели, наблюдая, как ворочается в гамаке Ангус. Судя по тому, как он раскачивал гамак, угроза падения на пол была для него вполне реальной.

– Я хочу услышать, как ты назовешь меня по имени, – сказала она.

– Что?

– Ты слышал меня, – ответила она. – Ты никогда не называл меня по имени, и я иногда спрашиваю себя, знаешь ли ты, как меня зовут.

Он ответил не сразу.

– Эдилин, – тихо сказал он. – Эдилин… Харкорт.

– Именно так. Если капитан видел листовки с твоим портретом, то, должно быть, слышал и о пропавшей мисс Толбот. А ты – Ангус Харкорт.

– Да. По крайней мере на настоящий момент. Может, когда я доберусь до Виргинии, я назову свое поместье Мактерн-Мэнор.

– Так ты хочешь поехать в Виргинию? – спросила она. Эдилин слышала, как за окном их каюты шумел океан. – Я не уверена, но мне кажется, что Виргиния далеко от того места, куда мы плывем. Далеко от Бостона.

– Мне нравится, как звучит это слово – Виргиния.

– И мне тоже, – сонно пробормотала Эдилин.

Она не спала прошлой ночью, когда стригла Ангуса и брила его, а сегодня она встретила новых людей и испытала много новых впечатлений. Она уснула, и сон ее был так глубок, что она не услышала, как Ангус выпал из гамака и рухнул на пол. Не проснулась она и тогда, когда он укрыл ее одеялом и долго стоял над ней.

Из одеял, что были в гамаке, он соорудил себе подстилку в дальнем углу каюты и, устроившись на полу, уснул. Засыпая, он вспомнил свои слова о том, что хочет подарить ей целый город.

– Эдилин, Виргиния, – прошептал он перед тем, как заснуть, и эти два мелодичных слова показались ему созвучными.

Глава 12

– Нет, нет и нет! – сказал Ангус, вскочив со стула и попятившись от нее. – Меня от этого тошнит. Я схожу с ума. Ты слышишь меня? Схожу с ума!

Эдилин смотрела на него в ужасе. Вот уже несколько дней, не переставая, лил дождь, и поэтому они весь день находились в каюте. Чтобы не умереть от скуки, Эдилин принялась учить Ангуса грамоте. Процесс шел бы легче, если бы ученик потрудился приложить хотя бы какие-то усилия со своей стороны, но он то и дело бросал рассеянные взгляды вдаль, на море. Когда она однажды спросила его, о чем он думает, он сказал, что вспоминает свою семью и Шотландию.

И тогда Эдилин отошла и села на койку, чтобы не мешать ему думать. Хорошо, что в Англии и в Шотландии у нее не осталось никого по-настоящему близкого и скучать ей было не по кому. У нее было несколько школьных подруг, с кем бы она, возможно, захотела переписываться, и, пожалуй, все.

Слишком часто она задумывалась о Джеймсе, гадая, нравится ли ему жизнь с новой женой. Она была рада тому, что, будучи теперь женатым, он больше никогда не сможет вскружить голову какой-нибудь глупой школьнице, заставив ее поверить в его любовь.

Но она не тосковала по нему так, как должна бы тосковать безутешно влюбленная женщина по ушедшему к более удачливой сопернице мужчине. По мере того как все с новых сторон она узнавала Ангуса, Эдилин начала понимать, что никогда толком не знала Джеймса. Возможно, то, что она считала влюбленностью или даже любовью к Джеймсу Харкорту, не было ни тем ни другим. Возможно, она была влюблена в придуманного ею мужчину. За несколько дней жизни с Ангусом она узнала, что он любит и что терпеть не может. Она знала, как легко его смутить, и что чувство юмора помогает ему жить. Когда он раздражался оттого, что попытки выучить буквы не увенчивались успехом, Эдилин чувствовала, что, если бы ей удалось удачно пошутить, к нему снова вернулось бы хорошее настроение.

Она помнила, что он запретил ей флиртовать и что они должны вести себя как брат с сестрой, и делала все, что было в ее силах, чтобы следовать установленным правилам. Это было нелегко – стоять над ним час за часом, проверяя ошибки. Иногда она вдыхала аромат его волос и закрывала глаза. Этот запах был словно наркотик. Вдыхая его, она чувствовала что-то такое, что было сильнее ее, что ее пугало.

За проведенные вместе дни у них успели выработаться общие привычки, сложился определенный уклад, словно они действительно были семейной парой. Каждое утро, пока он брился, она доставала его одежду. Она завязывала ему шейный платок, поскольку он так и не смог научиться этой премудрости. А он помогал ей с корсетом и уже так к этому привык, что часто зевал, затягивая и распуская шнуровку.

Никогда еще Эдилин не была так довольна жизнью, как сейчас. Ей казалось, что она обрела наконец семью и дом, которых у нее не было с тех пор, как умер отец, а может, и вообще никогда не было. Но, как оказалось, Ангусу такая жизнь совсем не нравилась.

– Зачем ты пытаешься превратить меня в него? – злобно зыркнув на нее, спросил он.

– В кого?

Эдилин даже попятилась. Она не понимала, чем вызвала в нем этот приступ злобы.

– В Харкорта. Ты пытаешься превратить меня в того павлина, в которого была так влюблена.

– Ничего подобного, – сказала она. – Я никогда не пыталась превратить тебя в Джеймса.

– Да? А это что? – спросил он, стащив с себя нарядную домашнюю куртку из синего шелка и швырнув ее на стул. – А это?

Он рывком сорвал с шеи белоснежный шейный платок и бросил его поверх куртки.

– Ты намерен устроить для меня стриптиз? – поинтересовалась она как можно холоднее. – Если это так, позволь мне устроиться поудобнее, чтобы полюбоваться спектаклем.

– Не смешно, – сказал он, не улыбнувшись ее шутке. – Я – Ангус Мактерн, а не твой паж.

Эдилин подошла к столу.

– Выходит, ты все же считаешь меня виноватой во всех своих злоключениях? – тихо спросила она.

– А кого же еще мне винить? Если бы ты не приехала в мою страну, меня бы сейчас здесь не было. Я бы не сидел тут взаперти, а дышал бы сладким горным воздухом и вереском, а сегодня вечером я бы увиделся со своими племянниками и Малькольмом, я бы… – Он задохнулся и, понизив голос, добавил: – А вместо этого я торчу здесь, посреди океана, где и глазу не за что зацепиться, я плыву в чужую страну, где у меня нет ни друзей, ни родных. И ты пытаешься превратить меня в того, кем я никогда не буду. Ты этого хочешь? Сделать из меня шута, которого ты могла бы демонстрировать своим высокородным друзьям? – Он вновь распалился. – Ты мечтаешь превратить меня в свою ручную обезьянку, которую ты могла бы наряжать перед приходом гостей? Хочешь говорить: «Смотрите, что я сотворила! Я превратила безграмотного дикаря в джентльмена!» Ты хочешь, чтобы твои чванливые друзья тебе аплодировали?

Эдилин так потрясли его слова, что она лишилась дара речи. Опомнившись, она спросила:

– Какие у меня друзья в другой стране? Я учила тебя читать, потому что думала, что ты хочешь научиться. Прости.

– Зачем мне читать? На что мне это? Я куплю немного земли в чужой стране и буду работать на ней, не поднимая головы. Никаких больше гор, никаких больше вересковых пустошей. Ничего, что может сделать меня счастливым…

Он замолчал и в следующее мгновение вышел из каюты, хлопнув дверью и оставив Эдилин одну.

– Я не буду плакать, – сказала она. – Я не буду плакать.

Но она заплакала. Она бросилась на кровать и горько заплакала. В последний раз она так же горько плакала, когда приехала с дядей в его шотландский «замок», уже понимая, что тут, в Шотландии, ее ничего хорошего не ждет, что дядя забрал ее из школы, вырвал из привычного мира лишь потому, что ему понадобились ее деньги.

Она знала, что Ангус был по-своему прав. Она не пыталась превратить его в того франта, каким был Джеймс, но она все равно это делала. Ангус был живым воплощением всего того, что она хотела найти в Джеймсе.

Ангус был так же красив, как Джеймс, и почти так же красиво говорил, когда старался. Он даже умел хорошо петь и, конечно же, всем нравился. Однажды дождь на полчаса прекратился, они вышли на палубу, и, когда заело такелаж, Ангус помог матросам распутать канат. С тех пор он стал любимцем команды: как матросов, так и старших по званию. Вечерами и мистер Джонс, и капитан Ингес просили его спеть одну из его шотландских баллад. Им больше нравилось слушать его, чем оперные арии Эдилин.

– Но я не изменилась, – сказала она, сев на кровати и утирая слезы.

Она осталась точно такой же, какой была, когда встретила Ангуса. И, как ни горько ей было это осознавать, она ему не нравилась. Ни тогда, ни сейчас. Она никогда ему не нравилась и, похоже, никогда не понравится. Ему не нравился тот мир, в котором она выросла, и он считал, что она ни на что не годится. Он много раз давал ей это понять.

Она посмотрела в окно и увидела, что дождь прекратился. Капитан Ингес сказал, что они скоро выйдут из зоны дождя, и оказался прав. Эдилин расправила платье – то единственное, что ей удалось перешить из тех непомерно больших нарядов, которые нашлись в украденном из гостиницы сундуке, и решила выйти на палубу. Возможно, если она извинится перед Ангусом, он ее простит. Ей было не по себе оттого, что он на нее злится.

Едва Ангус, хлопнув дверью, вышел из каюты, как тут же пожалел о том, что наговорил ей. Для него было слишком трудно постоянно, изо дня в день находиться рядом с Эдилин. Ее доброта, ее постоянное желание угодить ему – все это никак не укладывалось в то представление о ней, которое он составил изначально и никак не хотел менять.

Почему она не могла оказаться заносчивой чванливой особой, какой он представлял ее себе вначале? Почему она не могла понукать им? Она ведь всегда считала его невежей и хамом, так к чему притворяться? Он помнил, какое удовлетворение испытал, когда швырнул ее в чан. Но Ангус знал, что тогда он судил о ней превратно.

Она принадлежала тому миру, который он ненавидел и презирал, и Ангус воспринимал ее как часть того чуждого ему мира. Он не желал прислушиваться к тому, что говорили об Эдилин его соплеменники, наперебой расхваливавшие ее добродетели. Племянница Лоулера не могла быть ни доброй, ни милой уже потому, что она – племянница Лоулера. Ангус помнил, как посмеялся над Малькольмом, когда тот сказал ему, что племянница Лоулера совсем не такая, как ее дядя.

Ангус поднялся по трапу на верхнюю палубу. Ему нужно глотнуть свежего воздуха, не то он сойдет с ума. Всего пару недель назад жизнь его казалась ясной и определенной на десятилетия вперед. Он знал, в чем заключаются его обязанности и где его место в этом мире. Но сейчас он пребывал в полной растерянности. Душа была в смятении, да и чувства тоже. И всему виной эта юная и очень красивая особа, которая заставила его забыть все, что он знал о себе. Она терзала его и искушала. Он знал, что она не для него, но, видит Бог, как же он ее желал!

Впервые за все время плавания арестанток вывели на прогулку на палубу. Там были шесть из девяти каторжанок. Кандалы с них, слава Богу, сняли, но три арестантки выглядели больными. Присутствие женщин на палубе не осталось незамеченным. Почти все матросы вдруг нашли себе работу на палубе. Моряки, делая вид, что работают, украдкой посматривали на женщин.

При обычных обстоятельствах эта сцена позабавила бы Ангуса, но не сейчас. Ангус прошел на корму и глянул за борт.

– Поссорился с маленькой мисс? – спросил женский голос, и Ангус обернулся, увидев ту самую хорошенькую арестантку, которая смотрела на него, поднимаясь на борт. – Меня зовут Табита.

– Ангус Мак… – Поколебавшись, он поправился: – Ангус Харкорт.

– Приятно познакомиться, Ангус Мак… Харкорт, – насмешливо сказала она, глядя на него.

Ангус промолчал, и она, облокотившись о поручни, кивнула в сторону подруг по несчастью:

– Почти всех их несколько дней подряд наизнанку выворачивало. Трудно пришлось.

– А тебя не рвало? – спросил Ангус, глядя вдаль, на море.

– Нет. Меня совсем не укачивает. – Она обернулась к нему: – Так вы поссорились?

Ангус взглядом дал ей понять, что его личная жизнь ее не касается, но она в ответ только засмеялась:

– Я раньше работала на женщину вроде нее. Изысканные манеры. Высокие требования. Я все равно не могла ей угодить, как ни старалась.

– И потому ты решила ее обворовать? – равнодушно спросил Ангус.

На самом деле ему не было дела до того преступления, которое она совершила. Он сейчас думал об Эдилин, об их ссоре. И можно ли считать это ссорой, если он на нее наорал, а она ему ни слова в ответ не сказала?

– Нет, – тихо ответила Табита. – Ее муж украл у меня то единственное, что принадлежало мне.

Вначале он не понял, что она имела в виду, но потом сообразил, что она говорила о своей девственности.

– Его жена избила меня до бесчувствия, когда узнала, что я ношу его ребенка. Ни рекомендаций, ни денег я не получила. Меня выгнали. Я украла буханку хлеба, и меня поймали. К тому времени я слишком ослабла от голода, чтобы убегать, и тюрьма показалась мне лучшим местом, чем улица.

Она отвлекла его от собственных тревог, ему нравилось слушать ее шотландский говор. Он посмотрел на ее плоский живот.

– Родился мертвым, – сказала она. – Бедняжка не хотел иметь ничего общего с этим миром, и я его за это не виню. Суд приговорил меня к легкому наказанию – всего лишь к ссылке в Америку. А ты почему уезжаешь?

– Чтобы начать новую жизнь, – не раздумывая, ответил он. – Мы с женой хотим купить немного земли и…

Он замолчал, не в силах больше лгать.

Табита понимающе улыбнулась. Она видела, каким он вышел на палубу пару минут назад. Только близкий человек может сделать тебя таким несчастным.

– Так из-за чего вы поссорились?

– Мы с женой… – Он вдруг замолчал. Ему так надоело врать! – Я хочу больше, она хочет меньше. Из-за чего еще мужчины и женщины могут ссориться?

Она засмеялась так громко, что все присутствующие на палубе оглянулись на них.

– И что ты будешь делать в Америке? – спросил Ангус, меняя тему.

– Я слышала, что в порту нас будет встречать куча народа. Нам придется пройти регистрацию в суде, но после этого нас оставят в покое. Мы сможем наняться на работу. Или… – Она посмотрела на него вызывающе. – Или получить предложение руки и сердца. Я могу выйти замуж за какого-нибудь американца. Я слышала, что они хорошими манерами не отличаются, но мне, честно говоря, на это наплевать. Лишь бы был надежным и сильным и хорошо ко мне относился. – Она повернулась к нему лицом и понизила голос. – Чего я хочу больше всего, так это иметь свой собственный дом. У меня его никогда не было. Я несколько недель плакала после того, как мой ребенок родился мертвым. Несмотря на то что из-за него я лишилась всего, я любила маленького.