Текст книги "Золотые дни"
Автор книги: Джуд Деверо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
– Вы отвратительны! – с презрением сказала англичанка и вышла за дверь.
Но даже услышав, как опустилась задвижка по ту сторону двери, Ангус продолжал трястись от смеха.
Глава 3
Эдилин Толбот прижалась виском к холодной стене спальни, глядя в маленькое, незастекленное окно на двор внизу. Все люди там, внизу, казались такими счастливыми и свободными. Но у них у всех были родственники и друзья, и им было над чем посмеяться. Она видела, как какой-то мужчина поднял маленького мальчика и высоко подбросил его. Она слышала со своей высоты, как звонко смеялся ребенок.
Повернувшись, Эдилин прислонилась к стене спиной и медленно сползла по ней на старый деревянный пол. Осталось всего три дня. Через три дня она станет женой какого-то отвратительного типа. Так называемые друзья ее дяди заключили с ним соглашение о том, что не станут предпринимать никаких усилий для того, чтобы завоевать ее. Никаких ухаживаний, никаких цветов, никаких писем и никаких разговоров наедине. В тот день, когда ёй исполнится восемнадцать, ее в присутствии священника спросят, кого из них она выбрала себе в мужья, и она должна будет ответить.
Ее отец, военный в отставке, знал, что умрет, когда его единственный ребенок еще не достигнет совершеннолетия, и потому сделал все, что мог, чтобы обеспечить ее будущее. В том, что этих усилий оказалось недостаточно, его вины нет. Он провел много часов, составляя такое завещание, которое должно было обеспечить его дочери безбедное и спокойное будущее. Все его имущество подлежало продаже и переводилось в золото, и это золото достанется его дочери в тот день, когда ей исполнится восемнадцать. Он написал, что она должна выйти замуж по собственному выбору, Отец знал, что дальше распоряжаться ее наследством будет супруг. Но он верил, что дочь выберет достойного мужчину, такого, кто не пустит ее богатство на ветер. Единственным недостатком этого плана было то, что отец недооценил коварство единственного из оставшихся в живых родственника: брата ее покойной матери, который становился ее опекуном до того момента, пока ей не исполнится восемнадцать.
Отец встречался с братом покойной супруги раз или два, но по-настоящему его не знал. Невилл заверил умирающего, что позаботится об Эдилин до тех пор, пока она не окончит школу, и что он слово в слово исполнит волю покойного. Он при свидетелях подписал документ, поклявшись исполнить завещание. В завещании говорилось, что, если Эдилин умрет до достижения восемнадцатилетия, все золото пойдет на благотворительность.
С точки зрения Невилла Лоулера, он исполнял волю покойного в точности так, как было записано. В день восемнадцатилетия Эдилин предоставлялся выбор между двумя женихами, и она должна была, провозгласив свой выбор, тут же выйти за одного из них.
Ни Эдилин, ни ее отец не могли вообразить, что Невилл Лоулер окажется столь жадным и столь безнравственным.
Сейчас Эдилин знала, что у нее осталась последняя надежда. Спасение могло прийти лишь от человека, которого она любила: от Джеймса Харкорта. С Джеймсом ее познакомила школьная подруга. После того как умер отец и дом был продан, во время школьных каникул Эдилин жила у подруг. К ней относились хорошо и из-за того, что характер у нее был веселый, и потому, что ее красота привлекала в дом молодых людей. Приглашений всегда хватало.
Но из всех мужчин, кому ее красота вскружила голову, Эдилин заинтересовал только Джеймс Харкорт. Он был высок, широкоплеч, светловолос и красив. Его дед сколотил на торговле немалые деньги, так что Джеймс был джентльменом по воспитанию, а не по рождению. Вскоре Эдилин обнаружила, что тему своего происхождения он находит щепетильной, и больше никаких вопросов ему не задавала.
Джеймс приходился троюродным братом одной из ее школьных подруг. Нельзя сказать, чтобы эта девочка особенно нравилась Эдилин, но она гостила у нее дома довольно часто в надежде, что туда приедет погостить Джеймс.
Вначале он не обращал на Эдилин внимания. Он приходил на вечеринки и чаепития, но молчал, поигрывая с кружевами на манжетах и редко поднимая глаза на окружающих.
Эдилин было внове такое отсутствие внимания к ее персоне. С детских лет ей постоянно говорили о том, что Она красива. Она привыкла к тому, что мужчины реагировали на нее так, как этот заросший бородой шотландец. До знакомства с Джеймсом ей ни разу не встречался мужчина, который опускал глаза, словно и смотреть на нее не хотел. По правде говоря, отсутствие внимания со стороны Джеймса ее заинтриговало. Легкость в общении с тем, кто не смотрел на нее этаким преданным собачьим взглядом, была приятным разнообразием. Отсутствие внимания с его стороны побудило Эдилин к действию.
У нее был хороший голос, она умела неплохо играть на фортепьяно, поэтому часто развлекала гостей после ужина. Но Джеймс скучал и едва сдерживал зевоту.
Однажды она предложила ему вместе сходить на этюды, поскольку знала, что хорошо рисует. Все хвалили ее рисунки, но Джеймс едва взглянул на них.
Она заказывала новые платья, чтобы броситься ему в глаза, но даже когда она спрашивала его, нравится ли ему отделка вокруг декольте, он всего лишь вежливо улыбался.
Однажды вечером они играли в вист, и ее подруга злилась из-за того, что все время проигрывает.
– Не переживай, в следующий раз тебе точно повезет, – сказала Эдилин, забирая выигрыш.
– Тебе легко говорить с твоими-то деньгами! Ты можешь проиграть сколько угодно.
После очередной раздачи Джеймс заметил:
– Я думал, вы гостите у моей кузины, потому что у вас нет дома.
– Это верно, – сказала Эдилин, испытывая приятное волнение от того, что Джеймс обратился непосредственно к ней. – Перед смертью отец все продал и оставил мне вырученную сумму.
– Она хочет сказать, что он всю вырученную сумму перевел в золото и Эдилин получит все это золото, когда ей исполнится восемнадцать.
– Вот как? – кивнул Джеймс, но глаз не поднял.
После этого Джеймс стал более внимательным к ней.
Эдилин не была тупой, она понимала, что отношение к ней он изменил из-за ее приданого. Чтобы жить хорошо, человеку нужны деньги, а она заметила, что камзолы, которые носил Джеймс, далеко не новые. Похоже, что какие бы деньги ни заработал его дед, Джеймсу от них досталось не слишком много.
Какие бы причины ни заставили его наконец обратить на нее внимание, оно того стоило. За тем днем последовали три недели рая. Джеймс приходил в лондонский дом ее подруги каждый день, он пел и играл на фортепьяно вместе с Эдилин. Он позировал ей для портретов и щедро одаривал ее комплиментами, называя талантливой художницей.
Возможно, приданое и послужило причиной того, что Джеймс ее заметил, но полюбить друг друга им помог взаимный интерес к искусству и музыке.
Когда он впервые поцеловал ее, Эдилин подумала, что упадет на траву прямо там, в саду под деревом, и прямо там же позволит ему все.
– Не сейчас, – прошептал Джеймс. – Мы должны подождать, пока ты станешь моей и только моей.
– Да, – пролепетала она.
Она была так в него влюблена, что сделала бы все, о чем бы он ни попросил.
Потом Эдилин вернулась в школу, ей предстояло доучиться последнюю четверть, она писала Джеймсу каждый день. Он отвечал пусть не ежедневно, но достаточно часто, и письма его были забавными, интересными и полными любви к ней. Джеймс писал, как сильно ее любит, как хочет увидеть ее вновь, и что каждую ночь перед тем, как уснуть, он целует миниатюрный портрет, который она ему подарила.
Эдилин прижимала его письма к груди, иногда даже спала с ними, и считала дни до окончания учебы.
За все время, пока Джеймс за ней ухаживал, Эдилин ни разу не вспомнила о своем дяде Невилле. Она знала, что он является ее законным опекуном, она встречалась с ним как-то раз, когда была еще ребенком, но с тех пор, как умер ее отец, дядя Невилл не напоминал о себе. Она мало что знала о нем: разве только то, что жил он в замке в далекой Шотландии.
– Он джентльмен, – как-то сказал о Невилле ее отец, – и потому вся его жизнь сводится к охоте и еде.
Эдилин находила такую жизнь очень романтичной, и она мечтала, что когда-нибудь она и ее муж Джеймс приедут к дяде в гости.
Но однажды ночью одна из наставниц Эдилин пришла к ней в комнату и, разбудив, сказала:
– Собирайся. Ты уезжаешь.
– Куда? – спросила Эдилин, протирая глаза. В окно светила луна, до утра было еще далеко.
– За тобой приехал твой дядя, ты поедешь с ним. Поторопись. Оденься теплее. Он сказал, что ты поедешь без багажа, лишь в том, что на тебе надето. Мы позже вышлем твою одежду.
– Мой дядя? – переспросила Эдилин. Она не выспалась и потому плохо соображала. – Но мой дядя живет в Шотландии.
– Да, – раздраженно вздохнув, сказала учительница. – Он приехал из Шотландии и намерен увезти тебя туда.
– Но учебный год еще не закончился.
– Эдилин! Вставай! Твой дядя ждет, а он не отличается терпением. Он уже накричал на директрису. Он хочет, чтобы ты оделась и выехала с ним немедленно!
Учительница откинула одеяло, и Эдилин нехотя встала с постели. Она по-прежнему не понимала, что происходит. Если бы кто-то другой приехал за ней, она бы решила, что дядя умер, но он не умер, так к чему такая спешка?
Учительница помогла Эдилин надеть самое теплое из того, что у нее было.
– В Шотландии холодно, – пояснила она.
– Я должна взять… – начала Эдилин.
– Нет! Я все пришлю: книги, одежду, все. Он ждет.
Но Эдилин, несмотря на запрет учительницы, все же успела спрятать в складки юбки пачку писем Джеймса.
К тому времени как Эдилин оделась, сонливость с нее как рукой сняло. Она уже жила предвкушением. Дяде так сильно хотелось пообщаться со своей племянницей, что он решил увезти ее с собой в Шотландию, не дожидаясь окончания учебного года. Эдилин сожалела о том, что не успеет попрощаться со своими подругами и любимыми учителями, но радостное возбуждение было сильнее грусти.
Шотландия! Эдилин никогда в жизни не ездила так далеко. Она жила с отцом в Лондоне и посещала школу в Хэмпшире, а еще бывала в загородных домах некоторых своих подруг. Но она никогда не выезжала за пределы Англии.
Дядя сидел в кабинете директрисы школы и пил чай с хлебом и медом. Когда Эдилин вошла, он безразлично взглянул на нее и вернулся к трапезе. Эдилйн подошла, намереваясь поцеловать родственника, но он состроил такую гримасу, словно его передернуло от отвращения. Впрочем, это было даже к лучшему, потому что внешность дяди произвела на нее отталкивающее впечатление. Лицо его было красным, кожа шершавой, а маленькие глазки смотрели так, словно они принадлежали не человеку, а какому-то мелкому хищному зверьку.
Эдилин ждала, пока он допьет чай, – дядя даже не подумал угостить ее, – а две учительницы второпях собирали ее вещи.
У здания школы их ждала старая громоздкая карета. Учителя сообщили ей, что им удалось упаковать всю ее одежду в один сундук, а с книгами придется подождать.
Как только Эдилин и ее дядя оказались в карете, она спросила его, почему он за ней приехал.
Он посмотрел на нее как на дурочку и напомнил, что скоро ей исполнится восемнадцать.
– С чего бы еще ты мне понадобилась?
Эдилин могла бы сказать в ответ что-то резкое, но решила, что дядю лучше не злить.
Путешествие длилось почти неделю. Каждую ночь они останавливались в какой-нибудь гостинице, ели горячий ужин и спал и. Пару раз гостиницы попадались вполне приличные, но остальные были ужасными. Когда они первый раз остановились переночевать, Эдилин попросила сделать горячую ванну, но эта просьба была встречена таким взрывом хохота, что больше просить она не осмеливалась. Ей приходилось довольствоваться тем количеством воды, которое удавалось выпросить у горничной подобрее.
В шотландский «замок» дяди они прибыли на закате. Эдилин ужасно устала. Волосы растрепались, тело чесалось от накопившейся за неделю грязи. Выглянув из окна кареты, Эдилин увидела то, что дядя называл «замком», и ей захотелось заплакать. Этот дом не был тем замком, что рисовался в ее воображении, он представлял собой башню, сложенную из камней, которые выглядели так, словно мечтали уйти в землю, из которой их когда-то вытащили.
За все время путешествия дядя не сказал ей и дюжины слов. К тому времени как они добрались до Шотландии, Эдилин знала наверняка, что ничего хорошего ей ждать от дяди не приходится.
Она вышла из кареты на каменную мостовую двора, где, кажется, собралось человек сто шотландцев. Все они побросали свои дела и с любопытством смотрели на нее. На всех были прямоугольные отрезы из шерстяной домотканой ткани в полоску и клетку. На женщинах – юбки из грубой шерсти, подпоясанные толстыми кожаными ремнями на талии, а мужчины носили шерстяные брюки и просторные рубахи.
Что Эдилин понравилось, так это то, что многие из них улыбались ей. Она знала, что выглядит ужасно, но, кажется, их это не смущало. Пожилой мужчина вышел из толпы и протянул ей руку, чтобы помочь спуститься с приступки кареты. Обернувшись, Эдилин улыбнулась им всем.
– Спасибо! – громко сказала она. – Спасибо за ваше гостеприимство.
Некоторых, кажется, ее слова смутили, но кое-кто заулыбался еще шире.
Дядя пошел к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж башни, предоставив Эдилин самой себе. Она поняла, что ей выпал единственный шанс произвести хорошее впечатление. Она всегда старалась вести себя непринужденно и чувствовала, что эти люди настроены к ней доброжелательно. Вместо того чтобы последовать за дядей, она обошла двор, знакомясь с шотландцами. Она восхищалась младенцами и раздавала комплименты женщинам, расхваливая громадные броши, которыми на плечах крепились тартаны. Она зашла на конюшню и поговорила о лошадях с замечательным конюхом по имени Малькольм.
– Я думаю, вам понравится то, что вы сейчас увидите, – сказал он с таким сильным акцентом, что Эдилин с трудом поняла его.
Она прошла с ним по проходу до последнего стойла и увидела Марми, свою гнедую в яблоках кобылу. Эдилин не смогла сдержать слез, поглаживая кобылу по носу. Эта кобыла была в числе тех немногих существ, которые постоянно присутствовали в ее жизни. Когда Эдилин училась в школе, Марми жила в конюшне неподалеку, а когда она бывала у кого-нибудь в гостях, кобылу доставляли туда заранее, чтобы Эдилин могла на ней покататься.
– Она рада вам, – сказал Малькольм.
– А я рада ей. Мы вместе с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Она любит овес.
– Да, еще как.
Эдилин часто приходилось переспрашивать, потому что она не всегда понимала Малькольма, отчего их беседу трудно было назвать легкой и приятной.
То, что дядя распорядился привезти Марми в Шотландию, несколько изменило отношение к нему Эдилин. Ей даже захотелось его поблагодарить. Дядю она не нашла, но зато познакомилась с горничной, маленькой женщиной по имени Мораг, которая привела Эдилин на самый верхний этаж башни в холодную пустую комнату, которой отныне предстояло стать ее спальней. Эдилин была разочарована нищетой убранства, но разочарования своего решила не показывать. Обернувшись к Мораг, она поблагодарила ее за помощь.
Двое суток Эдилин почти не выходила из своей комнаты. Мораг следила за тем, чтобы ей приносили еду, воду и прочие необходимые вещи, но Эдилин копила силы для того, что ей предстояло.
Когда дядя наконец позвал ее к себе, все оказалось даже хуже, чем она предполагала. Он запер за ней тяжелую дверь на задвижку, чтобы никто не мог их услышать, затем сел за стол между двумя мужчинами, ни об одном из которых Эдилин не могла бы сказать доброго слова. Один из них был стар и уродлив, другой – молод, но глаза у него были как у бешеного пса. Дядя заявил, что в день своего восемнадцатилетия, как только часы пробьют полночь, она должна выйти замуж за одного из его приятелей.
– Тебе предстоит выбрать одного из них.
Он произнес слово «выбрать» так, словно считал, что это самая смешная в мире шутка.
– Сожалею, – вежливо сказала Эдилин, – но я не могу выйти ни за кого из них. Я уже помолвлена.
Все трое посмотрели на нее так, словно ни разу в жизни не слышали этого слова.
– У меня уже есть жених, – повторила Эдилин громче.
Это было не совсем так, потому что Джеймс еще не делал ей предложения, но она знала, что он готов на ней жениться.
– Считай, что помолвка расторгнута, – сказал дядя, когда смысл сказанного наконец дошел до него. – Ты выйдешь замуж за одного из них. Хочешь выбрать прямо сейчас?
– Нет! – выдохнула Эдилин и попятилась от всех троих.
– Тогда мы подождем, – согласился дядя и отвернулся, словно обсуждать было больше нечего.
– Прощу меня извинить, сэр! – воскликнула Эдилин. Она успела прийти в себя, расправила плечи и гордо вскинула голову. – Я не намерена выходить замуж ни за одного из этих… – Она окинула каждого из них взглядом, в который вложила всё презрение, на какое была способна, и, понизив голос, добавила: – В завещании отца сказано, что я могу выйти замуж по своему выбору, и я уж точно не выберу никого из этих… мужчин.
– Ты сделаешь так, как я скажу, – сказал дядя и взмахнул рукой, давая ей понять, что разговор окончен и она может уходить.
– Нет! – крикнула ему в лицо Эдилин.
Она большую часть своей жизни провела в школах-пансионах и была по горло сыта всеми теми, кто указывал ей, что делать, когда и как.
– Сделаешь, – повторил Невилл Лоулер. – А если попытаешься мне перечить, я устрою тебе такую жизнь, что ты пожалеешь о том, что родилась на свет. И если расскажешь об этом кому-нибудь из этих любопытных шотландцев, тоже не рассчитывай на мое прощение. А теперь убирайся!
Оба приятеля Невилла смотрели на Эдилин с торжеством. Тот, что моложе, окинул ее медленным откровенным взглядом, недвусмысленно давая понять, чего именно он от нее хочет.
Развернувшись, она выбежала из комнаты.
На следующий день между ней и дядей началась не объявленная война. Эдилин написала Джеймсу письмо, в котором сообщала ему о жутких условиях, выставленных дядей. Но дядя отобрал письмо у Мораг, которую Эдилин попросила отнести его на почту, и в тот же вечер с выражением прочел это письмо племяннице в присутствии упомянутых в нем мужчин, Баллистера и Элвоя, а затем швырнул листок в огонь.
– Лучше бы тебе смириться с судьбой, – посоветовал дядя. – Ты сейчас в Шотландии, тут ты и останешься. То золото, что завещал тебе отец, за два дня до твоего восемнадцатилетия отправят мне. Что касается тебя, ты будешь делать то, что захочет муж.
Это заявление вызвало у всех троих дружный взрыв хохота.
Остаток дня Эдилин провела у себя в спальне. Она поняла, что надеяться нужно только на себя. Здесь никто ее спасать не станет.
Когда Мораг принесла ей ужин, Эдилин позаботилась о том, чтобы добрая женщина увидела ее в слезах.
– О, мисс, что с вами?
– Я поссорилась с человеком, которого люблю, – пожаловалась Эдилин. – Я в письме попросила у него прощения, но дядя сказал, что он не стоит моих печалей, и порвал письмо.
Эдилин заметила, что Мораг покраснела до корней волос. Так и есть! Похоже, Мораг чувствовала себя виноватой за то, что у нее отобрали письмо.
– Вы напишите ему еще раз, и я позабочусь о том, чтобы ваше послание ушло в Лондон, – сказала Мораг.
– А дядя его не увидит?
– Доверьтесь мне. Я не стану мешать влюбленным. Я и сама когда-то была молодой.
– И, готова поспорить, поклонников у вас хватало.
Мораг улыбнулась:
– В те времена меня любил вождь, но женился он на другой.
– Вождь?
– Самый главный в клане.
– А, понятно, – кивнула Эдилин, но она была слишком занята составлением письма Джеймсу, чтобы слушать Мораг.
Когда дядя с выражением продекламировал то первое, угодившее в огонь письмо, Эдилин поняла, что слишком сгустила краски. Ее следующее письмо будет написано в более спокойном тоне. Никаких эмоций, никаких восклицаний – только голые факты. Она сообщит Джеймсу обо всем, о чем успела узнать, в том числе и о том, когда прибудет в Шотландию золото.
Эдилин запечатала конверт и отдала его Мораг, молясь о том, чтобы горничная не подвела ее и не передала письмо дяде. Ни на следующий день, ни потом дядя ничего о письме не сказал, что дарило Эдилин надежду на то, что оно дойдет до адресата.
Эдилин решила действовать всеми доступными ей средствами. Она не только обратилась за помощью к Джеймсу, но и решила воззвать к здравому смыслу своего дяди. Она сменила тактику. Вместо того чтобы сидеть, запершись, в спальне и горевать, она приходила к Невиллу и пыталась его вразумить. Он еще ни разу ее не ударил, но лишь потому, что она научилась проворно пригибаться и быстро бегать.
Если в замке у Эдилин и Невилла шла непрестанная война, то за пределами замка царила полная идиллия. Все шотландцы были необычайно добры к Эдилин. Каждый день она выезжала на прогулку. В первый день Эдилин попыталась сбежать, решив добраться до Лондона на своей кобыле, но дядя пустился за ней в погоню. Несмотря на то что Невилл был толст и мало двигался, всадником он оказался отменным. Он сидел на своем громадном жеребце так, словно родился в седле. Он остановил кобылу племянницы, перехватив поводья.
– Еще раз попытаешься сбежать, и я прикажу, чтобы твою кобылу пристрелили, – сказал дядя, и Эдилин сразу поняла, что он не шутит.
В течение нескольких недель она вела себя примерно и выжидала. Эдилин успела заметить, что во время споров с ней дядя всегда запирал дверь, и это навело ее на мысль о том, что если она попросит шотландцев о помощи, они могут согласиться.
Тэм, паренек лет пятнадцати, был приставлен к ней в помощники. Он помогал ей забираться в седло и спускаться с кобылы, а после попытки побега стал сопровождать Эдилин на прогулках. Он ехал следом на приземистой лошадке местной породы. Но Эдилин понимала, что он ей в помощники не годится. Тэм был слишком молод, слишком неопытен.
Иногда она видела во дворе другого шотландца, и он выглядел достаточно сильным, чтобы ей помочь. Она не знала, в чем именно ей потребуется помощь, но каким-то образом надо вырваться отсюда, а она не хотела остаться без гроша в кармане. Если бежать, то с золотом отца.
Того шотландца звали Шеймас, и она видела, что другие шотландцы расступаются, когда он проходит по двору. Если она хочет убежать отсюда, то ей понадобится кто– то вроде него.
Шли дни, и она перестала спорить со своим дядей, а начала вместо этого задавать ему вопросы. Ей хотелось выяснить, когда прибудет золото и каким образом оно будет перевозиться. Дядю ее вопросы в заблуждение не ввели, и он велел ей катиться к черту.
Прошло еще несколько дней, а от Джеймса по-прежнему не было ни одной весточки. Неужели она в нем ошиблась? Неужели ему не нужны ни она сама, ни ее приданое? Неужели он повел своими широкими плечами и стряхнул ее с себя, словно надоевшую вещь? Выбросил из головы и сердца?
Эдилин уже оставила всякую надежду и погрузилась в самую глубокую тоску, когда мужчина, которого она никогда не видела раньше, мужчина такой же высокий и крупный, как Джеймс, но с густыми черными волосами, которые он никогда не убирал в хвост, и с бородой, которую он, похоже, ни разу в жизни не стриг, ослабил подпругу на ее седле, в результате чего она упала на камни. Неужели в ее жизни и без того недостаточно горестей, чтобы какой-то негодяй играл с ней злые шутки? Она посмотрела на его возмутительно короткий наряд и бросила шотландцу что-то обидное и злое. Она обрадовалась, что все засмеялись над ним.
Эдилин разозлилась на того шотландца, но дяде ничего о том происшествии рассказывать не стала. Ей нравились шотландцы, и она не хотела их подводить. То, что среди них оказалось одно плохое яблоко, не означало, что и остальные с гнильцой. Кроме того, с кем бы она ни заговорила о бородатом горце, все принимались убеждать ее в том, что он прекрасный человек и никогда бы не стал ей вредить. Они не говорили, кто ослабил подпругу, они лишь уверяли, что это сделал не бородач.
Несколько дней жизнь Эдилин текла своим чередом. Но с каждым днем она все больше нервничала и все больше боялась, что так и не получит письма от Джеймса. Получил ли он ее послание? Может, он сейчас во Франции, а письмо ждало его в Лондоне? Может, он уже успел жениться на другой женщине?
До дня рождения оставалось всего четыре дня, а от Джеймса так ничего и не пришло. Эдилин довела себя до грани нервного срыва. Она подпрыгивала при каждом звуке. Мораг спросила, что с ней такое, но Эдилин не могла сказать ей правду.
Когда она в очередной раз отправилась на прогулку, ее сопровождающим оказался шотландец Шеймас, и она обрадовалась. Возможно, ей удастся поговорить с ним и рассказать… Она не знала, что расскажет ему. Наверное, он может увезти ее отсюда, но что потом? У нее не было родственников, к которым она могла бы поехать, а подруги все еще учились в школе, к тому же они все были еще слишком юными, чтобы помочь ей.
Когда Эдилин, как обычно, сидела в кустах и рисовала, ее чуть ли не до смерти перепугал волосатый шотландец, что выскочил из кустов прямо у нее перед носом. Когда он закричал: «Вы обнаружены!», у Эдилин едва сердце из груди не выпрыгнуло. Она решила, что ее дядя узнал о письме Джеймсу.
А потом шотландец убежал, словно нашкодивший пятилетний ребенок. Эдилин позвала Шеймаса, и он прибежал на ее зов, но к тому времени бородач уже скрылся из виду.
– Это был тот самый тип, из-за которого я упала с лошади, – сказала она.
– Да, он самый. С женщинами он крут. На вашем месте я бы держался от него подальше. У него столовой не все в порядке, если вы понимаете, о чем я.
– И куда он сейчас направляется?
– Назад, в замок, чтобы всем рассказать, как вы напугались, когда он на вас прыгнул. Он хочет, чтобы все над вами смеялись.
– Да, он хочет выставить меня на посмешище!
Эдилин бегом бросилась к своей кобыле, Шеймас едва поспевал за ней. Он легко поднял Эдилин в седло, и она пустилась с места в карьер по тропинкам, которые, поддавшись на ее уговоры, показал Тэм. Ему велели ехать только по дороге, но Эдилин так ласково улыбалась, что он не устоял и показал ей кое-какие тропки, которыми пользовались местные жители.
Когда она добралась до замка, бородач был уже там, и она с удовольствием отметила, что никто не смеялся, услышав его историю. Она соскочила с лошади и выплеснула на него весь неделями копившийся гнев. Эдилин так разозлилась, что слова не шли в голову, и потому она со всего размаха пнула его, а потом хлестнула плетью. Она хотела ударить его по плечу, защищенному толстой шерстяной накидкой, но он наклонился, и удар пришелся по шее, и плеть распорола кожу.
Эдилин тут же пожалела о содеянном, но он сгреб ее в охапку и швырнул в лохань, из которой поили лошадей. И вновь единственным утешением стало то, что люди молчаливо приняли ее сторону. Добрейшая Мораг помогла подняться, и Эдилин направилась прямо к дяде, чтобы рассказать, как поступил с ней этот наглый шотландец.
Она не знала, чего ожидать от дяди, но того, что дядя посмеется над ней и примет сторону волосатого шотландца в юбке, она никак не ожидала. Эдилин вышла из комнаты, постаравшись не показать дяде своих слез.
Но тот человек, что сделал ее жизнь еще горше, чем она была, пошел следом за ней на крышу. Возможно, все дело было лишь в том, что близился день рождения, или в том, что этот бородач был вождем Мактернов, но, несмотря на предупреждения Шеймаса, Эдилин выложила ему всю правду и попросила помочь сбежать.
К ее ужасу, он рассмеялся.
Она убежала от него, заперев за собой дверь на задвижку, оставив его на крыше. Эдилин так рассердилась, что с удовольствием скинула бы его с крыши.
На следующий день она проснулась со стоном на устах. Оставалось всего три дня до дня рождения и до конца ее жизни, до конца той жизни, которой она жила до сих пор.
Эдилин сидела на полу, мечтая поскорее свести счеты с жизнью. Дверь открылась, и вошла Мораг.
– Вот, – сказала она и протянула ей… нет, не письмо, а большой пакет от Джеймса.
– Кто-нибудь знает?
– Никто. Прочтите. Может, оно вас развеселит.
– Да, – улыбнулась Эдилин, но не стала вскрывать конверт, пока Мораг не вышла из комнаты.
Внутри была маленькая бутылочка с притертой пробкой и красной сургучной печатью.
«Дорогая, – писал Джеймс, – прости, что я не смог сразу ответить, но я должен был разработать план и начать его осуществление. Мне потребовалось немало времени на то, чтобы сделать все необходимые приготовления, но мне это удалось. Ты заплатишь мне за освобождение… своими поцелуями».
Эдилин прижала письмо к груди и на мгновение закрыла глаза. Он действительно ее любит!
«Ты должна сделать все в точности так, как я тебе велю, – писал он. – Иначе план не сработает. Делай все точно и вовремя, потому что все рассчитано по минутам. Ты меня понимаешь?»
И, несмотря на то, что Эдилин была в комнате одна, она согласно кивнула и продолжила чтение.
