Текст книги "Поправка за поправкой"

Автор книги: Джозеф Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

У самой двери сестра взяла его за локоть.

– Тебе деньги не нужны? – ласково спросила она.

Нат поколебался, ему было стыдно. Его охватила неуверенность в себе, унижение такое же, какое он испытывал в приемной доктора. Брать у сестры деньги ему не хотелось, однако у него осталась лишь пара долларов, а сколько времени он проведет вне дома, сказать было невозможно.

– Найдется у тебя пара долларов? – спросил он, не глядя на сестру.

Мэй кивнула, пошла туда, где обычно стояла ее сумочка. Назад она вернулась с пятидолларовой бумажкой. Нат поблагодарил ее, повернулся, чтобы уйти, но сестра снова остановила его.

– Ты ведь вернешься домой к ужину, правда, Нат? – обеспокоенно спросила она.

Он сказал, что вернется.

Пройдясь немного по улице, он обернулся, постоял, вглядываясь в свой дом. Дом был одним из многих, выстроившихся вдоль улицы длинной чередой, вплотную друг к другу, так что между ними не осталось и дюймового просвета, неотличимых один от другого в их тусклой монотонности, если не считать последнего: запыленного, старого, построенного из желтого кирпича, с черными мусорными баками перед ним, из которых ветер выдувал золу. Несколько мальчишек играли на улице в футбол. Нат вспомнил, что был когда-то неплохим футболистом. Он хорошо проявлял себя и в других играх – в панчболе, в хоккее, – однако все это было в те времена, когда от тебя только одно и требовалось: быть хорошим спортсменом. А перейдя в среднюю школу, он неожиданно попал в среду ребят с самыми разными интересами, и к испытанному им тогда замешательству добавилось жутковатое понимание того, что и район, в котором он живет, плох, и семья у него бедная, и сам он нескладен, неуклюж – деревенщина, да и только. В спорте Нат был хорош, но не настолько, чтобы его взяли в одну из сборных школы, и потому он стушевался в роении незнакомых лиц, не понимая, что ему следует делать и к чему стремиться.

Он дошел по своей улице до авеню, огляделся кругом. В двух кварталах слева от него стояла закусочная, служившая местом сбора для всех, кого он здесь знал. А сразу за ней – бильярдная. Идти туда ему не хотелось – ни в закусочную, ни в бильярдную, – но больше податься было некуда.

Перед закусочной толклось на холоде небольшое людское сборище – букмекер, несколько его клиентов, парочка заведомых бандитов и державшаяся чуть в стороне компания преждевременно повзрослевших мальчишек. Нат вошел в закусочную, взял сандвич и кофе. Ел он очень медленно. Каждый раз, как открывалась дверь, он поглядывал в ее сторону, надеясь увидеть кого-нибудь из знакомых и испытывая, однако же, облегчение при виде неизвестного ему человека. Поев, он вышел на улицу. И, недолго помедлив, зашел в бильярдную.

Людей здесь было не много, но среди них имелось несколько знакомых Ната; впрочем, желания поговорить с ним никто не проявил. Зато владелец бильярдной, Карл, едва увидев Ната, направился к нему. Карла Нат не любил. Карл был по-раблезиански вульгарным коротышкой, круглобоким и очень волосатым, с обложенным языком, который он часто показывал тем, кому, как полагал, это может подействовать на нервы. Голос у него был тонкий, а говорил он по преимуществу колкости.

– Смотри-ка, кто к нам пришел.

– Привет, Карл, – сказал Нат.

Карл был человеком, способным на все, и потому продолжения разговора Нат ждал с опаской.

– Где это тебя черти носили?

– Уезжал из города, – ответил Нат. – Пожил немного во Флориде.

Карл, слегка склонив голову набок, окинул его взглядом и насмешливо улыбнулся.

– Во Флориде, – презрительно произнес он. – Во Флориде, чтоб я сдох. Не пудри мне мозги. Не был ты ни в какой Флориде. Знаешь, где ты был, а? В Кентукки ты был, лечился там с другими ширялами. А то – во Флориде. Кого ты надуть-то пытаешься?

Нат виновато потупился, но заставил себя улыбнуться и снова поднял взгляд на Карла.

– Черт, откуда ты это знаешь? – спросил он со слабым подобием бравады.

– Откуда я знаю? – недоверчиво переспросил Карл так, точно вопрос Ната его изумил. – А Карл все знает. Ты этого не знал?

Он торжествующе хохотнул и отошел к столу в глубине бильярдной. Нат боялся даже пошевелиться, уверенный, что все слышали их разговор, но, оторвав наконец взгляд от пола, обнаружил: никто в его сторону и не смотрит. Через несколько минут Карл с нарочитой неторопливостью вернулся. Физиономия у Карла была жирная, пухлые щеки обращали его глаза в щелки, из которых сочилась ядовитая злоба.

– Бизнес нынче ни к черту. Вшивый бизнес. И знаешь почему? Карл скажет тебе почему. Потому что холод стоит, а это помещение не протопишь. Каждый, кто приходит сюда, жалуется Карлу на холод. Каждый, кроме тебя. Ты приходишь и потеешь как свинья. Как тебе удается потеть на такой холодрыге?

Нат вышел на улицу.

Там успело похолодать, а в скором времени должно было и темнеть начать. Зима всегда такова – едва-едва за полдень, и уже темно. Летом воздух здесь был хороший, чистый, люди со всего города съезжались сюда на пляж. Ночами стоял шум, и ничего не стоило познакомиться с девушкой, но зимой люди все больше помалкивали, выглядели одинокими, да и все здесь стихало, замирало, обращаясь в суровое напоминание о безнадежности жизни.

Нат, кляня свою неприятную особенность, со злостью отер лицо и, пройдя несколько ярдов, укрылся в темном проходе к двери давно закрытого магазина. Это маленькое замкнутое пространство и давало ему ощущение небольшой, но все-таки безопасности и позволяло наблюдать за дверью бильярдной, оставаясь никем не замеченным. В дверь вошли и вышли из нее несколько человек, и наконец Нат увидел человека, который заставил его выступить из темноты на свет.

– Сол! – позвал он. – Сол!

Сол, увидев его, удивился. Однако улыбнулся и тепло пожал руку.

– Здравствуй, Нат, – сказал он.

– Здравствуй, Сол. Как поживаешь?

Сол покивал. Он был на несколько дюймов выше Ната – довольно красивый, с приятными глазами и очень тонкими черными волосами. С мгновение он озадаченно вглядывался в укрытие Ната, затем обернулся к бильярдной и, похоже, все понял.

– У тебя время есть? – небрежно спросил он. – Я хочу сделать ставку, это недолго.

Нат кивнул. Встреча с Солом обрадовала его. Сол был умный, очень, три года в колледже проучился. Когда-то они крепко дружили, но в последнее время Сол держался особняком. Приятели Ната его не любили, им казалось, что он дерет перед ними нос, а их это обижало, и они время от времени отпускали на его счет шуточки. Нату эти шуточки не нравились, однако Сола он от приятелей никогда не защищал. Сол вернулся через несколько минут.

– Где ты пропадал, Нат? Давно я тебя здесь не видел.

Нат помолчал, недолго.

– Уезжал на время во Флориду.

– И как там живется?

– Совсем неплохо, – ответил Нат.

Они неторопливо пошли по авеню, миновали бильярдную, пересекли поперечную улочку и в следующем квартале присели на ступеньки перед входом в один из домов. Сол протянул Нату сигарету, какое-то время они молча курили.

– Сол, – произнес Нат и посмотрел в сторону, ему было стыдно. – Не был я ни в какой Флориде. В Кентукки ездил.

Сол негромко хмыкнул.

– Знаю, – сказал он. – На лечение?

Нат кивнул.

– Они меня вообще в порядок попробовали привести. Похоже, на наркоту я подсел не так уж и сильно. Мне даже на полный срок оставаться там не пришлось.

– Тяжело было, Нат? – спросил Сол.

– Да. Поначалу очень. – Нат издал нервный, смущенный смешок. – А ты еще покуриваешь, Сол? Ты кури, если хочешь.

– Тебя это доставать не будет?

Нат покачал головой. Сол достал из кармана тонкую сигаретку, и через несколько секунд по воздуху поплыл очень сильный, густой и сладкий запах марихуаны. На боковой улочке стояли в дверном проеме, разговаривая, юноша и девушка. В лице юноши было что-то знакомое, однако внимание Ната привлекла девушка. Издали она показалась ему красивой – очень красивой и очень счастливой, – и Нат позавидовал близости юноши к ней, его способности делать ее счастливой. Сол, куря, причмокивал, и Нат время от времени поглядывал на него с жадностью. План – штука хорошая, говорил он себе. План просто встряхивает тебя, а когда он кончается, ты на стену не лезешь, это все-таки не герыч и не кокаин, нет, план – это вещь. Он попросил Сола дать ему затянуться, тот поколебался, посомневался, но дал. На душе у Ната мгновенно полегчало. Он затянулся, задержал немного дыхание, затем вернул сигарету Солу и с наслаждением выдохнул дым.

– Знаешь, занятно, как действует на человека травка, когда он под газом, – сказал Нат. – Одна сигарета может с копыт свалить.

– Да, – отозвался Сол, – мне говорили.

– Как тебе удалось не подсесть, Сол? – серьезно спросил Нат.

Сол неторопливо покачал головой.

– Героин – дрянь, Нат, – убежденно сказал он. – Думаю, ты и сам теперь это знаешь. Ты ведь был здесь, когда он только-только появился. Помнишь, как это произошло?

Нат все помнил отчетливо. Один морячок смылся с деньгами, выданными ему на покупку фунта марихуаны. Потом он вроде бы появился снова, и двое ребят отправились к дому, в котором он снимал комнату, чтобы подстеречь его. Однако морячок не появился. Они взломали замок на двери его комнаты, переворошили все его вещи, но нашли только старательно упрятанный среди них мешочек с капсулами. Какой-то инстинкт подсказал им, что находка их имеет немалую ценность, и они вернулись с ней в этот район. А здесь нашелся человек постарше, опознавший содержимое капсул и знавший, как с ними следует обращаться.

Их было около дюжины, свернувших с авеню в темную боковую улочку, – некоторые, как Нат и Сол, пошли туда просто посмотреть, что будет. Они стянули в закусочной столовую ложку, а зажигалок их хватило бы и для того, чтобы выпарить все капсулы до единой. Шприца у них, разумеется, не имелось, пришлось обойтись подкожным введением наркотика. Они по очереди прокалывали себе булавкой кожу предплечья и втирали в ранку получившийся после выпарки порошок. Некоторые делали это не очень ловко, так что крови пролилось немало. Процедура была медленной, и еще до того, как последний из них управился с ней, первого начало рвать. Через несколько минут рвало уже всех – каждый из них впервые попробовал настоящую «дурь». Картина эта сохранилась в памяти Ната как живая, и сейчас, снова увидев ее, он ностальгически улыбнулся.

– Да, – сказал он, – то еще было зрелище.

– Жуткое, – с чувством согласился Сол. – Ничего тошнотворнее в жизни не видел. Как ты ухитрился подсесть после этого, Нат?

Нат давно уже размышлял над этим вопросом, однако и теперь довольно долго молчал, прежде чем ответить Солу.

– Не знаю, – очень тихо сказал он. – Думаю, мне просто нечем больше было заняться.

– Ну да, – согласился Сол. – Наверное, все дело в этом.

Оба замолчали. Нат снова взглянул на разговаривавшую в проеме двери парочку. Они не прикасались друг к дружке, но слегка покачивались, сближаясь и отстраняясь в упоенной, изящной, бессознательной игре соблазна, обещания, отказа, составлявшей фон их разговора.

Девушка была светловолосой. Нат подумал, как приятно было бы коснуться мягких прядей ее волос, вдохнуть их сладкий, свежий аромат. Вот кто ему нужен, решил он, девушка – не шлюшка, а хорошая девушка, кто-то, с кем можно будет смеяться по утрам. Однако с хорошей девушкой он и заговорить-то не смог бы. С проститутками Нат затруднений не испытывал – не бегал за ними, конечно, а вступал в игру уже после того, как их снимал кто-то другой, но о чем можно разговаривать с хорошей девушкой, и ведать не ведал. И потом, с хорошей девушкой нужны деньги. В подъезде с ней не посидишь, в парк ее тоже не потащишь, и даже если бы у него были деньги, чтобы поехать с девушкой в центр города, куда бы он мог ее повести? Ничего, кроме кино, в голову ему не приходило, а там он всю ночь цепенел бы от мучительной уверенности в том, что девушке скучно, что ничего он с этим поделать не может, что он потерпел жалкую неудачу.

Все это пронеслось в голове Ната, и он вдруг резко повернулся к Солу.

– А где Берри, Сол? Ты давно его видел?

Сола вопрос удивил.

– Я думал, ты вылечился, – сказал он.

– Я и вылечился. По крайней мере считал так. Не знаю, Сол. – Нат с несчастным видом потряс головой. Он сжимал и разжимал пальцы, глядя на темный асфальт под ними. – Знаешь, стоило мне вернуться в Нью-Йорк, у меня с первой же минуты нервы поехали. В дороге все было хорошо, но как только я вошел в наш дом, меня всего заколотило внутри. Не знаю, что произойдет, когда я увижу Берри. Мне в общем-то и не укол нужен, но что-то нужно, и я не знаю, что случится, когда я его увижу.

– Так, может, тебе уехать, Нат? – Сол сжал его руку, серьезно взглянул в глаза. – В другой город. Тебя же ничто здесь не держит.

– Я думал об этом, Сол. Но куда мне ехать? Только во Флориду или в Калифорнию, где у меня знакомые есть. А там все начнется сначала.

– Поезжай туда, где у тебя нет знакомых.

Нат горько усмехнулся.

– Не могу, Сол. Знаешь, как плохо одному в чужом городе?

– Да, – тяжело вздохнул Сол. – Наверное.

Оба примолкли. Нат снова начал потеть, даром что изнутри его наполняла холодная, всепроникающая неуверенность. Он оторвал взгляд от тротуара, посмотрел в сторону дверного проема, туда, где стояла парочка. Девушка уже исчезла, юноша медленно шел к авеню. Нат смотрел, как он приближается к уличному углу, и внезапно узнал его и даже глаза вытаращил от изумления. Это был Берри, и Нат ощутил страшное разочарование.

– А вот и твой дружок, – негромко произнес Сол.

Нат хмуро кивнул. Он снова взглянул на опустевший проем, попытался припомнить, как выглядела девушка, но не смог – память его не сохранила ни облика ее, ни даже цвета волос. Берри уже шел по другой стороне авеню. Нат окликнул его.

Берри неторопливо пересек улицу. Он был высок, худощав, по бледному лицу его расплывалась широкая, самодовольная улыбка. Солу он просто кивнул, а Нату сказал:

– Я думал, ты в твоем летнем лагере.

– Только что вернулся, – ответил Нат.

– Ненадолго тебя хватило. – В тоне Берри проступила презрительная нотка. – Ты, случаем, не лечиться ездил, а?

– Лечиться, чтобы их всех, – ответил Нат. Он ощущал на себе взгляд Сола, но смотреть на Берри ему было легче. – Сбежал оттуда, как только меня перестали колоть.

– Да-а-а? – недоверчиво протянул Берри. – Ник и Чарли уехали до тебя, а их так до сих пор и колют.

– Выходит, им повезло больше моего. Ты куда сейчас?

– Домой, ужинать. А что?

– У тебя с собой есть что-нибудь?

– А ты заплатить можешь?

– У меня есть пять долларов.

– Ну, значит, и у меня что-нибудь найдется, – усмехнулся Берри.

Нат, ощущая усталую покорность судьбе, поднялся со ступеньки, сошел на тротуар. На миг он встретился глазами с Солом и тут же смущенно отвернулся.

– Пока, Сол. Рад был тебя видеть.

– Да, – ответил Сол.

Нат пошел следом за Берри. Они дошли до угла, и тут Нат остановил его, попросил подождать и вернулся к крыльцу. Сол так там и сидел. Нат, склонившись к нему, заговорил со страдальческим надрывом:

– Сол, то, что я сказал ему, неправда, все было иначе. Я поехал туда лечиться, натерпелся там черт знает чего, и, похоже, зазря.

– Да все в порядке, – ответил Сол. – Ты не обязан мне ничего объяснять.

– Просто я хотел, чтобы ты знал, Сол.

– Конечно, Нат. Я понимаю.

Нат распрямился, отступил, полный печали, на шаг.

– Ну, пока, Сол. Увидимся.

– Да, – сказал Сол. – Ты, главное, не переживай.

День за городом [33]33
  Рассказ написан между 1950 и 1952 гг.


[Закрыть]

Бильярдная была почти пуста. Несколько старшеклассников шумно играли за одним из передних столов в девятку, побросав учебники на длинные деревянные скамьи, что тянулись, одна напротив другой, вдоль желтых, покрытых пятнами стен во всю угрюмую длину узкой комнаты. Нат быстро окинул скамьи взглядом, разочарованно поморщился и направился к Карлу, сидевшему в самой глубине заведения. На ходу он беспокойно облизывал губы. Он миновал Чокнутого Джорджа – тот одиноко сидел, уставив перед собой пустой взгляд, – тихий и вполне довольный своим обществом, жуя сандвич, запивая его шоколадным молоком из бутылки. В воздухе пахло пылью. Бильярдная была старой, старше двадцатишестилетнего Ната. Он помнил, как еще мальчишкой околачивался у ее двери, выспрашивая у каждого выходившего результаты бейсбольных матчей. Однажды там убили человека, давно, во времена «сухого закона», – застрелили, пока он, готовясь к сложному удару, натирал мелком кончик кия и прикидывал углы, под которыми должен отскакивать от бортиков шар. Почему его застрелили, не знал никто. Давние завсегдатаи вроде Чокнутого Джорджа любили рассказывать эту историю. «Хватит уже, Христа ради! – однажды рявкнул Нат Чокнутому Джорджу. – Это что, главное событие твоей жизни?» Он хорошо помнил обиду, засветившуюся в глазах старика.

– Мне нужны деньги, Карл.

Карл неподвижно сидел за шкафом с застекленными дверцами, в котором он держал кии, шары и крошечные кусочки мела. Лицо у Карла было пустое, скучающее. Он был толстым коротышкой с крепким широким лбом и обвислыми щеками, вдоль которых спускались к маленькому бескровному рту обманчиво веселые складочки. Нату он ничего не ответил.

– Совсем немного, Карл.

Несколько секунд Карл смотрел на него без всякого интереса, а затем пожал плечами и покачал головой.

– Почему? – спросил, повысив голос, Нат.

От стола на другом конце бильярдной долетел взрыв смеха – один из игроков умудрился ударить по шару так, что тот перескочил через борт и, звучно врезавшись в пол, подкатился к стене и глухо ударил по ней.

– Чертова ребятня, – пробормотал Карл.

– Ради Бога, Карл!

– Это ведь ты на игле сидишь, – спокойно произнес Карл. – Не я.

– Я тебе никогда ни в чем не отказывал. И никогда не обманывал тебя ни на цент.

– А завтра чего от тебя ждать прикажешь? – спросил Карл медленно, с прежней монотонной отрешенностью.

Несколько минут Нат смотрел на него, ритмично сжимая и разжимая кулаки, потом резко развернулся и пошел прочь. Он знал Карла и знал, что дальнейшие уговоры бессмысленны. Дойдя до ближайшей двери, Нат вышел на боковую улочку. Холодный сырой воздух заставил его остановиться. «Господи Иисусе Христе, – мысленно постанывал он. – Времени почти не осталось!» Страх, словно притянутый этой мыслью, всколыхнулся в его душе, начал набирать ураганную силу, и Нат торопливо пошел по улочке, а выйдя на авеню, остановился и огляделся вокруг. Сообразить, куда теперь идти, он не мог и потому начал неуверенно пятиться, оказавшись в итоге у парадной двери бильярдной.

Что удручало Ната сильнее всего, так это пустая трата. Трата времени, трата денег, отданных за проезд в автобусе, вся его страшная борьба с немыслимой болью, ужасом, тоскливым отчаянием, в которой его хватило лишь на три дня (одно уж то, что он вел им счет, могло бы сразу сказать ему о многом) и которая началась после того, как он заприметил на улице Куки. В понедельник он стоял вот здесь, на углу, с Солли Харрисом и, смеясь, ощущая неудержимый прилив счастья и гордости, рассказывал ему о своей победе в том, что он шутливо называл «битвой при Лексингтоне». И вдруг заметил Куки, молча стоявшего на другой стороне авеню. Лицо у него было землистое, все в морщинах, тело – тощее, покрытое жалкими отрепьями – подрагивало, он появился точно какой-то безжалостный, неумолимый призрак, и на этом все закончилось. Битва при Лексинггоне оказалась проигранной.

– Не подходи к нему, Нат, – мрачно предостерег его Солли Харрис.

– Да я просто поздороваться хочу.

– Ты пожалеешь об этом, Нат.

– Не сходи с ума, Солли, – усмехнулся Нат. – Я вернусь через минуту.

– Нет, Нат, не вернешься. Ты никогда уже не вернешься.

Нат отбросил сигарету, в отчаянии взглянул на тусклое, безрадостное небо. Стоял серенький ветреный декабрьский день. Редкие рваные облака неслись по сумрачному небу, гонимые холодным шумным ветром, порывы которого налетали каждые несколько минут точно вспышки гнева, обуревающего тирана, и мстительно хлестали все, что попадалось им на пути. По авеню тянулась торжественная, зловещая, беспорядочная процессия незнакомых Нату мужчин, женщин, детей и стариков, укутанных в теплые одежды и оттого неповоротливых, передвигавшихся в тяжелом молчании со склоненными навстречу ветру головами, – все они, даже дети, казались уныло-серыми, а лица всех покрывала старческая, безжизненная бледность. Он побывал сегодня повсюду: стучал в двери, жал на кнопки звонков, – но никого не застал дома, никого и не ждали домой раньше вечера. А щеки его уже начинали зудеть, их уже покалывали злобные, острые иголочки. Нат ожесточенно стиснул зубы и пошел к своему дому.

Дорогой он никого не встретил. Как только он увидел издалека дом доктора Вайнера – знакомое серое двухэтажное здание, стоявшее чуть поодаль от угла улицы, за хилыми кустиками и лужайкой шириной в несколько шагов, – в душе Ната на миг вспыхнула надежда, однако храбрость в ту же минуту покинула его, он даже перешел на другую сторону улицы, чтобы не столкнуться случайно с изящным белоголовым доктором, который почти тридцать лет обслуживал его семью и с которым он был когда-то в таких хороших отношениях. Миссис Куперман, мать Ната, и сейчас еще регулярно посещала его со своими варикозными венами и угрожающе высоким давлением, обращавшим для нее жаркие летние месяцы в чистый ад. Визиты эти она оплачивала тем, что оставалось от денег, которые выдавали ей сестра и старший брат Ната – они были людьми семейными и жили отдельно. С матерью жил только Нат. Миссис Куперман была женщиной голосистой, упрямой, вспыльчивой, она сама положила строгие пределы суммам, которые соглашалась принимать от детей, и в суровом молчании горевала о том, что Нат и его старший брат не разговаривали друг с другом.

Когда Нат пришел домой, матери не было. Его комната оказалась прибранной, чистой, пропылесосенной: одежда, обувь, даже мокасины, которые он предпочитал держать под кроватью, были аккуратно убраны в платяной шкаф. Он постоял немного, желая окончательно убедиться, что в квартире никого нет, и начал открывать ящик за ящиком, дверцу за дверцей, переходя с лихорадочной решимостью от комода к комоду, заглядывая в каждый стенной шкаф, обыскивая квартиру с дотошным, продуманным усердием. Руки его неудержимо тряслись. Время от времени Ната обуревало смятение, заставлявшее его разбрасывать вещи, однако эти приступы паники проходили, и он, сделав над собой мучительное усилие, складывал все в прежнем порядке. И все это время лицо Ната никакого воодушевления не выражало – казалось, что он заранее смирился с поражением. Внезапно он обессилел и замер на месте посреди спальни матери. Он с самого начала знал, что ничего не найдет. Во всей квартире была только одна ценная вещь – зимнее пальто матери, да и то она надела уходя.

Нат сокрушенно потащился в свою комнату, лег на кровать, прикрыл рукой лицо. Боли пока не было, но первые предвестники ее уже появились. Из кухни доносилось «кап-кап-кап» подтекавшего крана. Страх, наполнивший душу, принес с собой собственную боль, и Нат начал громко стонать.

Таким и нашла его мать – растянувшимся на кровати, издававшим жутковатые, мучительные звуки, глядевшим в потолок оцепенело, неотрывно, как впавший в транс человек. Испуганный вскрик матери удивил Ната, и он повернулся к ней и увидел ее толстые, бесформенные ноги в эластичных бинтах, на которые никогда не мог смотреть без горестного чувства и которых стыдился из-за того, что их могли увидеть и другие люди. Он виновато взглянул на мать, нервно провел языком по губам, а затем приподнялся, опершись на локоть, и торопливо произнес, задыхаясь:

– Мне нужны деньги, мам.

На глаза миссис Куперман набежали слезы, она смотрела на сына с ужасом, отказываясь верить. Несколько секунд она даже говорить не могла.

– Опять, Натан?! – наконец воскликнула она. – Опять? Ты сказал, что покончил с этим. Ты говорил мне. Говорил, что все кончено.

– Не кончено, мам. Я старался, не получилось.

Она слабо покачала головой, провела красной от холода рукой по лицу.

– Сходи к доктору Вайнеру, Натан, – попросила она дрожащим голосом. – Пожалуйста, Натан. Сходи к нему. Он знает, что надо делать.

– Я уже был у докторов, – яростно выкрикнул Нат, разгневанный тем, что разговор этот затягивается, а время уходит. – Черт подери, почему ты думаешь, будто они хоть на что-то годятся?

Глаза миссис Куперман расширились от нового потрясения, губы задрожали. Сдерживаться и дальше она не смогла. Горестный вопль вырвался из ее груди, она начала раскачиваться из стороны в сторону, прижимая бумажный пакет, с которым вернулась домой, к груди, точно умирающего ребенка.

– Мама! – яростно и нетерпеливо закричал Нат. – Мама!

– Где я их возьму? – словно оправдываясь, воскликнула она. – Откуда я возьму деньги?

С мгновение миссис Куперман негодующе смотрела на сына, затем настроение ее снова переменилось, и она быстро шагнула к нему, глаза ее вспыхнули, лицо раскраснелось.

– У меня есть деньги! – крикнула она и поджала дрожавшие губы. – Подожди, сейчас ты их получишь.

Она сунула руку во внутренний карман пальто, вытащила кожаный кошелек и презрительно бросила его на кровать.

– Вот! Вот твои деньги!

Нат жадно схватил кошелек. Там лежало всего лишь несколько мелких монет, и когда Нат поднял на мать непонимающий взгляд, кошелек выскользнул из его пальцев и упал на пол.

– Сорок три цента, – с тем же страстным сарказмом объявила она после того, как Нат поднял кошелек и пересчитал монеты. – Сорок три цента. Если тебе нужно больше, у меня есть больше. Подожди! Если этих денег не хватит, я дам еще. Держи! Вот они.

Она шагнула к сыну, протянула ему бумажный пакет:

– Пожалуйста! Здесь на шестьдесят центов мясного фарша. Бери его. Ну, бери! Отнеси его мяснику. Вот и будут тебе деньги! Шестьдесят центов за фарш, который я купила на ужин!

Нат вырвал пакет из ее рук, стремительно перекатился на кровати и врезал пакетом по стене. Глаза его были полны слез. Он зажмурился, яростно сжал веки с такой силой, что кровь взревела в ушах. Миссис Куперман замолчала, наступила тишина, которой он не замечал, пока мягкая ладонь матери не легла ему на руку.

– Где я возьму их, Натан? – повторила миссис Куперман, но на этот раз тихо, с нежностью и жалостным сожалением. – Откуда я возьму деньги?

Нат присмирел, успокоенный легким прикосновением матери и мягким, утешительным страданием, звучавшим в ее голосе. Он отвернулся от стены, взглянул на мать. Она стояла над ним, тихо кивая, не сводя с него влажных любящих глаз, грустно улыбаясь с трагической и вечной мольбой о прощении.

– Мне нечего дать тебе, Натан. Иди к доктору Вайнеру, иди, Натан, прошу тебя. Вот увидишь, он поможет.

Ни на что другое времени не осталось. Нат уже чувствовал, как в его теле рождаются очаги онемения, омертвелые, словно припорошенные пеплом участки тканей, которые, помедлив немного, оживут и наполнят его раздирающей тело, пронзительной болью, и она свалит его, вопящего, с ног и в конце концов лишит, словно смиловавшись, сознания.

– А я застану его на месте, мам? Он сейчас принимает?

Миссис Куперман кивнула, помогла сыну надеть пальто, поторапливая ободряющими словами, нервно похлопывая по спине, в глазах ее разгоралась все нараставшая и нараставшая тревога.

– Хочешь, я пойду с тобой, Натан? Подожди, я сейчас.

Он отчаянно потряс головой и выскочил из квартиры.

Серый угловой дом доктора Вайнера отделяли от дома Ната пять кварталов – один, очень длинный, тянулся вдоль авеню, за ним следовали четыре других, покороче, и Нат, едва выйдя на улицу, понял, что столь долгий путь ему не одолеть. Щеки снова наполнил пульсирующий, злобный, нескончаемый зуд, еще более острый и мучительный из-за его неотвязности, – Нат уже знал, что теперь счет времени идет на минуты. Первый удар боли настиг его, когда до цели оставалось два квартала. Он припустился бежать, но остановился – слепящий, рвущий тело удар повторился. Нат все же засеменил дальше, его мотало из стороны в сторону, он то разводил, не вынимая из карманов пальто, руки в стороны, то впивался всеми десятью пальцами в ноги. В висках стучало, ему было трудно дышать. Наконец он оказался перед домом доктора Вайнера, взлетел на крыльцо и привалился к двери. Несколько мгновений он не мог оторваться от нее, истерически глотая воздух и молясь о том, чтобы ему хватило сил устоять на ногах. Проделанный путь вымотал его окончательно, и когда он ввалился в приемную, перед глазами у него все плыло. Где-то далеко-далеко зазвенел звонок, сидевшая в приемной очень толстая женщина с грубым красным лицом и огненно-ярким ячменем на левом глазу провожала Ната, описывавшего по приемной круги, враждебным взглядом. В конце концов Нат увидел проносившееся мимо кресло и упал в него.

Очнулся он уже в кабинете доктора Вайнера. В ноздрях стоял запах чего-то едкого, лившийся из двух окон тусклый свет резал глаза.

– Что с тобой, Нат? Говори скорее.

Доктор Вайнер смотрел на него неотрывно и озабоченно. Увидев тонкие пряди белых волос доктора, узнав его худое, полное сострадания лицо с усталыми серыми глазами, бледной и нежной кожей, точно у младенца, Нат ощутил прилив умиротворения и облегчения. Он благодарно улыбнулся, но тут к нему вернулась еще какая-то малая часть сознания, а с нею и боль. Теперь она заполнила собою все его тело, кромсая, точно ножом, почки, печень, желудок, выкручивая и раздирая орган за органом, врываясь в их заповедные глубины.

– Мне нужна доза! – крикнул он.

– О чем ты, Нат?

Он попытался ответить, но не успел произнести даже одно слово, как внезапная судорога свела его нижнюю челюсть, жутко исказила лицо, наполнив уши скрежетом сминаемых хрящей и выворачивая мышцы шеи. Доктор Вайнер изумленно отшатнулся, глаза его помрачнели – он все понял.

– Это ужасно, Нат, ужасно! – сдавленным голосом произнес он.

Нат молчал, стиснув зубы и умоляюще глядя на него.

Доктор Вайнер, покачивая в горестном ошеломлении головой, обогнул свой рабочий стол.

– Поверить не могу, – печально продолжал он, с давно вошедшей у него в привычку неторопливой тщательностью выговаривая каждое слово. – Просто не могу поверить.

– Доктор Вайнер! – взмолился Нат.

– Тебе нужно лечиться, – наставительно произнес доктор. – Ничего другого не остается. Только лечение. Я дам тебе денег на него.

Нат в отчаянии подскочил к столу, схватил доктора за руку. Он попытался произнести какие-то умоляющие слова, однако губы зашевелиться не пожелали, и Нат просто подергал доктора за руку, чтобы заставить понять. Он начал огибать стол, но потерял, зацепившись бедром за угол, равновесие и едва успел снова рухнуть в кресло, как на него опять навалилась тьма.

Очнувшись, он при первом же проблеске сознания понял, что его наполняет приятное ощущение бодрости. Что-то крошечное сильно холодило сгиб локтя, Нат остро чувствовал эту точку, которая так приятно возбуждала его, что он даже улыбнулся от удовольствия. Прошло несколько минут, прежде чем он пришел в себя окончательно, однако, еще только выкарабкиваясь из темноты, Нат принялся составлять план. Первый шаг сделан, это главное, все остальное не важно. Нужно же думать и о завтрашнем дне (Господи, Карл точно в воду глядел!), и о послезавтрашнем, и о дне, который наступит за ним, – да, но действовать следует быстро, пока полученный им укол не заработал в полную силу и не увлек его во мглу нереальности, заставив забыть обо всем на свете.