Текст книги "Поправка за поправкой"
Автор книги: Джозеф Хеллер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
– Его невозможно услышать и невозможно увидеть. Он не производит никакого шума и всегда остается невидимым. Он будет летать быстрее звука и медленнее звука.
– Потому вы и называете его сверхподзвуковым?
– Да.
– А когда он должен летать медленнее звука?
– Когда приземляется и когда взлетает, к примеру.
– А иногда для экономии топлива, если она предпочтительна.
– Спасибо, мистер Уинтергрин.
– А быстрее света он летать будет? – спросил с дальнего конца полукруглого орехового стола носивший бифокальные очки без оправы генерал самого мелкого пошиба, один из двенадцати военных чиновников в мундирах, сидевших в идеальной симметрии – по шестеро с каждой стороны – от особы самого высокого ранга, расположившейся в центре стола точно монарх, верховный жрец или генеральный директор корпорации.
– Почти так же быстро.
– Примерно так же.
– Возможно, нам удастся добиться, чтобы он летал быстрее света, если вы полагаете, что вам это понравится.
– Посредством всего лишь нескольких простых модификаций, если вы полагаете, что считаете это самым лучшим.
– Вероятно, в результате немного возрастет потребление топлива, но это не существенно.
– Быстрее света? Мне нравится, как это звучит, мистер Миндербиндер. Мне нравится, как это звучит.
– Нам тоже, сэр. Нам тоже.
– Минуточку, мистер Миндербиндер, всего одну минуточку, прошу вас. Позвольте спросить вас кое о чем, – неторопливо вмешался в разговор озадаченный полковник с повадками настоящего профессионала, всего месяц назад получивший от прославленного технологического института степень почетного доктора физики, после того как потратил немалых размеров научно-исследовательский грант на то, чтобы получить от этого института ученую степень, которая наделила его компетентностью, позволившей полковнику стать куратором данного проекта. – Я кое-чего не понял. Почему ваш бомбардировщик будет бесшумным? У нас уже имеются сверхзвуковые самолеты, не так ли? Но ведь они создают сверхзвуковые хлопки, разве нет?
– Бесшумным он будет для экипажа, полковник Пикеринг, – услужливо пояснил Мило Миндербиндер.
– Если только он не сбавит скорость и не позволит звуку нагнать его, – добавил экс-рядовой первого класса Уинтергрин.
– Но какое значение может иметь для врага, слышит экипаж нашего самолета шум, создаваемый его самолетом, или не слышит?
– Для врага это может значения и не иметь, но для экипажа имеет. Некоторым экипажам придется проводить в полете долгое время, месяц за месяцем, если, конечно, будет принята рекомендованная мной процедура дозаправки топливом в полете.
– Даже год за годом, если такой окажется стратегическая задача, – для этого мы разработаем самолеты-заправщики дальнего радиуса действия, которые будут летать так же быстро.
– И тоже будут невидимками?
– Разумеется.
– Если вам так хочется.
– И не будут создавать никакого шума?
– Экипаж его не услышит.
– Если не сбавит скорость.
– Я понял, мистер Уинтергрин. Все это очень умно.
– Благодарю вас, полковник Пикеринг.
– А насколько велик экипаж вашего оборонительного штурмовика-бомбардировщика ответного удара? – спросил сидевший по другую сторону стола майор.
– Всего два человека.
– Это хорошо. То есть мне так кажется. А может, и не хорошо. Похоже, нам придется хорошенько потрудиться над этой проблемой.
– Подготовка двоих обойдется дешевле, чем подготовка четверых.
– Думаю, что вы, возможно, и правы, мистер Миндербиндер.
Особа, располагавшаяся в центре стола, с удобством устроившись в кресле, которое на полфута возвышалось над всеми прочими, прервала этот диалог, покашляв и тем официально изъявив намерение вступить в дискуссию, – похоже, у нее наконец нашлось что сказать. В комнате наступила тишина. На протяжении более чем двадцати минут особа сохраняла растерянный вид человека, погрязшего в одиноких обременительных раздумьях, – челюстные мышцы ее работали неустанно и методично, словно она пережевывала некую грубую пищу для ума. Особой этой был загорелый мужчина с худощавым лицом и таким же торсом – из всех, кто находился в комнате, он выглядел наиболее пригодным – физически то есть – для военной службы.
– Разве свет движется? – наконец спросил он.
– О да, свет, несомненно, движется, генерал Заблдыгер, – быстро ответил Мило Миндербиндер.
– Быстрее всего, – поддержал его экс-рядовой первого класса Уинтергрин. – Свет самая быстрая штука на свете.
– И одна из самых ярких.
Заблдыгер перевел полный сомнения взгляд на шестерых подчиненных, сидевших слева от него, – четверо из них закивали в подтверждение сказанного.
– Вы уверены? – спросил он, нахмурившись и обратив серьезное, надменное лицо к шестерым подчиненным, сидевшим справа.
Двое покивали, один пожал плечами.
– Это странно, – неторопливо произнес Заблдыгер, вяло улыбнувшись, а затем издав и короткий, скучливый, насморочный смешок. – Вон там, на столике, стоит лампа, и, насколько я могу судить, ничего в ней не движется.
– Это потому, что свет движется слишком быстро. – мигом нашелся Мило.
– Быстрее света, – добавил Уинтергрин.
– Когда свет движется, его не видно, – объяснил командиру один из его подчиненных – с таким страхом, точно ставил на кон свою жизнь.
– Совершенно верно, майор, благодарю вас, – подтвердил, быстро покивав, Мило.
– Не за что, мистер Миндербиндер.
– Тут все как с выпущенной из винтовки пулей, – сказал Уинтергрин. – Пока пуля летит, ее не видно, но стоит ей попасть в мишень, и вы сразу понимаете: она летела.
– Если, конечно, мишень не вы сами.
– А свет виден, только когда его нет, – сообщил Мило.
– Позвольте, я покажу, – предложил Уинтергрин, вскакивая на ноги с видом человека, потерявшего всякое терпение. Он подошел к столику и выключил лампу, погрузив угол комнаты, в котором она стояла, в полумрак. – Видите?
– Да, теперь я вижу, что вы имели в виду, Джин, – сказал Заблдыгер, и все присутствующие закивали, придя в кои-то веки к согласию. – Да, я начинаю видеть свет. А? Все просекли?
И когда затих смех, громкий и безразличный, мечтательно продолжил:
– Если бы мы смогли обучить наших солдат маршировать на парадах со скоростью света, это было бы большим достижением, верно? Такое и Объединенному комитету показать было б не стыдно, не так ли?
– Но, правда, – нахально поправил его не успевший толком подумать и вылезший со своей поправкой, пока все остальные еще продолжали кивать, тощий молодой подполковник, который сидел в самом конце стола, – мы не смогли бы их увидеть, ведь так?
– Если бы они перемещались со скоростью света, боюсь, не смогли бы.
– Эту идею стоит обдумать, – сказал, приходя Заблдыгеру на помощь, Мило. – Вы можете просто сказать Объединенному комитету и всем остальным, кто присутствует на параде, что солдаты маршируют с огромной скоростью, и никто не станет с вами спорить. Вы получите всеобщее признание, не ударив пальцем о палец. Солдат даже обучать ничему не придется, верно?
– А на парад их выводить обязательно?
– Нет, они же все до единого будут во время парада невидимками. Если они станут маршировать так быстро, то и вовсе вам не понадобятся.
– Эту идею стоит обдумать, Мило, – невидимый парад, на котором никто не марширует. Такой можно будет устроить во время инаугурации.
Рассудив так, генерал Заблдыгер махнул рукой на военную выправку и расслабленно скособочился, облокотившись о подлокотник своего кресла.
– А скажите нам попросту, Мило, как будет выглядеть ваш самолет?
– На радаре? Никак не будет. Даже когда его полностью оснастят ядерным оружием.
– Нет, для нас. На фотографиях и чертежах. Когда мы захотим им похвастаться.
– Попросту говоря, генерал, наш самолет представляет собой «летающее крыло», оснащенное таким же тяжелым арсеналом ядерного оружия, как «Стелс Б-2». Только никому об этом не говорите.
– «Стелс Б-2»?! – воскликнул Заблдыгер и потрясенно выпрямился.
– Но лучше «Стелса», – поспешил добавить Мило.
– Намного лучше, о, намного-намного лучше «Стелса»! – поддержал его Уинтергрин.
Заблдыгер немого поразмыслил (все прочие замерли), затем обмяк и снова припал к подлокотнику.
– Я думаю, Мило, всем нам понравилось то, что мы сегодня от вас услышали. Лучше «Стелса»? На это я и рассчитывал. Если нам удастся наладить выпуск ваших самолетов, пока все прочие пытаются выковырять хоть что-то из-под обломков их «Стилса», это безусловно станет моим триумфом. И стыдом и срамом для них.
Мило нахально объявил:
– Должен сказать вам, сэр, я обдумал альтернативный вариант и с определенностью полагаю, что если вы отдадите мне все деньги, которые необходимы для создания нашего самолета, это наилучшим образом послужит интересам нации.
– Не могу с вами не согласиться. Я тоже полагаю, что, если мы приступим к созданию вашего самолета, а меня введут в Объединенный комитет начальников штабов, это наилучшим образом послужит интересам нации.
– Слушайте, слушайте! – хором воскликнули сидевшие по обеим сторонам от Заблдыгера офицеры, и он улыбнулся, словно бы засмущавшись, а комнату на несколько секунд наполнили негромкие, стихавшие вибрации – это офицеры шаркали по полу ногами.
– Хубба-хубба, – произнес Заблдыгер, прерывая их неотрепетированное изъявление преданности еще одной улыбкой и кивком. – Как он называется, ваш аэроплан, Мило? Нам следует знать это, чтобы его обсуждать.
– «Сверхподзвуковой, невидимый и бесшумный оборонительно-нападательный штурмовик-бомбардировщик ответного удара компании „МиМ. ПиП“».
– Хорошее название для штурмовика-бомбардировщика ответного удара. И в нашей заявке хорошо будет смотреться.
– Я примерно так и предполагал, сэр.
– Оно представлялось вполне подходящим, – добавил Уинтергрин.
– Согласен с вами, Джин. Мило, – продолжал Заблдыгер под молчание всех остальных, – прошу вас, пока мы работаем, набросайте для меня что-нибудь на бумаге. Всего пару-тройку блестящих абзацев. Боюсь, рано или поздно нам придется попросить у вас несколько бóльших подробностей. Но я уже знаю, что мне не терпится выступить в финальном забеге: знаю – с кем, и знаю, кому подам нашу заявку.
– Мелкому Хрену? – с надеждой выпалил Мило.
– О нет, к Мелкому Хрену обращаться пока что рано, – жизнерадостно ответил Заблдыгер. – Хоть я и был бы, разумеется, не прочь начать прямо с него. Нет, существуют каналы и выше нас, и ниже, обойти которые мы не можем, и существуют штафирки из министерства обороны. Под самый конец нам придется, насколько я понимаю, получить визу Розенблатта. Я хочу поскорее представить нашу концепцию на рассмотрение и приступить к вербовке ваших сторонников. Сами понимаете, не вы один охотитесь за этими денежками.
– А кто еще?
– Тут я не вполне уверен. Один из них – Стрейнджлав. Остальных не знаю.
– Стрейнджлав? – переспросил Мило.
– Этот немец, – усмехнулся Уинтергрин.
– Он проталкивает «Стелс».
– А он-то на что нацелился?
– И тут я тоже не вполне уверен, – признался Заблдыгер. – Однако у него имеется «Универсальный, класса „Сделай сам“, оборонительный, несбиваемый, фантастический, ультрасовременный, наступательный штурмовик-бомбардировщик превентивного, ответного и безответного ударов Стрейнджлава», который он и пытается протолкнуть. Вот полюбуйтесь на его новую визитную карточку. Одно из секретных агентств нашего отдела похитило ее у одного из секретных агентств другого отдела, с которым мы боремся не на жизнь, а на смерть, и даже готовы начать войну за изыскание средств. Ваш бомбардировщик поможет нам в нашей борьбе.
Он пустил по кругу визитную карточку наилучшего качества: с отпечатанным черной краской двуглавым орлом Австро-Венгерской империи и рельефными, цвета осеннего золота, буквами, сообщавшими: «Эллиот Стрейнджлав и партнеры. Отличные контакты и рекомендации. Покупка и продажа подержанного влияния. Бомбардировки на заказ. Примечание: информация, содержащаяся на этой карточке, засекречена».
Мило она удручила.
– Можно, я сделаю копию?
– Возьмите ее насовсем, – требовательно сказал Заблдыгер. – Если чьи-то секретные агенты застукают нас с украденной у чьих-то еще секретных агентов визиткой в руках, то смогут свести наши шансы на успех в этом деле без малого к нулю. Все мы, Мило, наперебой стараемся снабдить нашу страну оружием самообороны, способным положить конец нашему миру и принести победу тому, кто использует его первым. И тот, кто первым родит это дитя, сможет возвыситься до уровня Объединенного комитета начальников штабов.
– Надеюсь в таком разе, что вы будете пошевеливаться, – бесцеремонно произнес Уинтергрин, высказав то, что было у него на уме, с угрюмым, раздражительным недовольством, замаскировать которое не счел нужным. – Чего хорошего сидеть тут сиднем, имея на руках такой ходовой товар?
– Дайте нам страницу-другую, посвященную тому, о чем вы говорили сегодня, чтобы мы знали, о чем говорить, когда заговорим с людьми о том, о чем вы сегодня нам говорили. Тогда мы и начнем пошевеливаться со всей быстротой, на какую способны. Со скоростью света, а? Все просекли? И еще, Мило, есть одна тонкость, о которой мы все время забываем вас спросить, а надо бы, я полагаю. Вопрос щекотливый, так что простите заранее. Эти ваши самолеты, они летать-то вообще будут?
– Летать?
– Ну, исполнят ли они задачу, которую они, по вашим словам, исполнят? От этого может зависеть будущее всего человечества.
– Разве я стал бы обманывать вас? – спросил Мило Миндербиндер.
– Да еще когда от этого может зависеть будущее всего человечества? – спросил экс-рядовой первого класса Уинтергрин.
– Я уж скорее жену свою обману, сэр.
– Благодарю вас, Мило. Благодарю вас, Джин. Я знаю, этому я верю безоговорочно.
– Генерал Заблдыгер, – со страдальческой торжественностью напрасно обиженного человека начал Уинтергрин, – что такое война, я знаю не понаслышке. И, при всем уважении к вам, думаю, что никто на свете не знает ее лучше, чем я. Во время прошлой большой войны я нес за морем службу как рядовой первого класса. Я рыл ямы в Колорадо. Когда планировалось и осуществлялось вторжение в Нормандию, я находился в Средиземноморье, разбирал там почту в почтовой каморке. И в день «Д» я тоже сидел в ней, в каморке, не многим большей комнаты, в которой сидим сейчас мы. Во время кампании Рим – Арно я рисковал головой, снабжая наших бойцов – и по всему итальянскому театру военных действий – крадеными зажигалками «Зиппо».
– А я такими же яйцами, – вставил Мило.
– Нам напоминать о том, что поставлено на карту, не нужно. Я понимаю, кто наш враг, и знаю, с чем всем нам придется столкнуться. Никто в этой комнате не понимает лучше меня, что представляют собой мои обязанности в этом деле, и не отличается более глубокой преданностью моему долгу, состоящему в том, чтобы их выполнять.
– Простите меня, сэр, – униженно попросил генерал Заблдыгер.
– Кроме, разумеется, вас, генерал, а также присутствующего здесь мистера Миндербиндера. И каждого из ваших коллег, сидящих с вами за этим столом, сэр.
– Ну так и знал, что эти ублюдки чего-нибудь да спросят, – ворчливо сообщил он Мило, как только они вдвоем покинули комнату и остались наедине.
– Как ты думаешь, Уинтергрин, – прошептал Мило, пока они удалялись от величественного здания, из которого только что вышли, – эти наши самолеты, они летать-то вообще будут?
– Да откуда ж мне, мать их туды, знать?
– Если от этого зависит будущее всего человечества, наверное, может оказаться затронутым и будущее «МиМ. ПиП». Думаю, нам нужно найти кого-то, кто быстренько состряпает бумагу с изложением нашей идеи, чтобы они могли прямо сейчас и начать пошевеливаться, верно? Да нам и самим понадобится вытяжка из нее – для буклета или рекламною листка, которые мы пустим в розничную продажу. Кто у нас силен по этой части?
– Йоссариан?
– Нет.
– Почему?
– Он может завозражать.
– Ну и хрен с ним, – сказал Уинтергрин. – Мы можем опять его проигнорировать.
– Не матерился бы ты так часто в столице нашей родины.
– Так меня все равно только ты и слышишь.
Мило покачал, словно предчувствуя недоброе, головой, и разные половинки его седовато-рыжих усов неровно заколыхались – так, точно и росли-то они не из одной верхней губы.
– Нет, только не Йоссариан. В последнее время он то и дело возражает. По правде сказать, мне не хочется, чтобы он знал о наших делах больше того, что уже разузнал.
– Это почему же?
Мило продолжал покачивать головой.
– Я не уверен, что могу доверять ему. По-моему, у него еще сохранилась совесть.
Неподалеку от них, в Белом доме, президент заканчивал упаковку личных вещей – то был окончательный день исполнения его окончательного решения.
– Переодеться не собираешься?
Джордж Буш, завершая последние приготовления к официальному уходу с поста президента, ответил своему другу, что не собирается.
– Еще одно великое преимущество отставки состоит в том, что можно быть просто Джорджем, – весело сообщил он.
Наряд его состоял из хлопчатобумажных штанов цвета хаки, фланелевой рубашки в красную и черную клетку и охотничьего жилета с карманами для дичи, по которым он сейчас аккуратно рассовывал, собираясь, многие и многие похвальные грамоты и награды. Президент слегка помедлил, озадаченно вглядываясь в очередную бумагу, щедро украшенную эмблемами высокого поста, который он собирался вот-вот покинуть.
– Скажи-ка, Чарли, – задумчиво осведомился он, – что тебе известно о тяжелой воде?
– Ничего. А почему ты спрашиваешь? Она вроде как-то связана с ядерными реакциями, нет?
– Мы задержали одного типа, американца, который ее производит. Капеллан, ни больше ни меньше. Отставной капеллан воздушной армии времен Второй мировой.
– Так заставь его прекратить. В чем проблема?
– Прекратить он не может. Он производит ее, если ты понимаешь о чем я, биологическим путем.
– Биологическим? Нет, я не понимаю.
– Так сказано вот в этом меморандуме, кодовое название «Проточная труба». Ест и пьет он, как все мы, однако выходит из него, насколько я понял, тяжелая вода.
– О чтоб меня! И это правда?
– Тут сказано, что правда. Судя по всему, он результат исследований и разработок Мило Миндербиндера из компании «МиМ. ПиП», и теперь тот предъявляет на него преимущественные права.
– Мило Миндербиндера я знаю. Мило Миндербиндера я знаю давно.
– Кроме того, наши разведслужбы сообщают, что, прежде чем капеллана посадили под стражу, он состоял в тесном контакте еще с одним человеком из «МиМ», Йоссарианом. Еще одним бывшим офицером воздушной армии, капитаном.
– Йоссарианом?
– Да, и теперь он регулярно проводит переговоры с женой капеллана. Правда, в интимные отношения они пока не вступили. Кроме нее, он ведет переговоры с дипломированной медицинской сестрой – возможно, и она причастна к этой истории. А есть еще бельгийский след. Во время их последнего разговора сестра сообщила Йоссариану: бельгиец начал глотать.
– Йоссариану? – повторил Чарли Стаббз. – Ты сказал, Йоссариану?
– Ты его знал? Назвать тебе его имя?
– Да Господи, много ли Йоссарианов на свете? Я знал Йоссариана, когда служил во время войны на Пьяносе – перед тем как меня перебросили на Тихий океан. Он летал на бомбардировщике, так? И был в то время малость чокнутым.
– Чокнутым?
– Во всяком случае, так все считали. Помнится, когда нас совсем припекло, я сказал кому-то, что, по-моему, он у нас один не сумасшедший, даром что псих.
– Он опасен?
– Не думаю. В нормальном состоянии – нет. Где ты держишь капеллана? Я и его, наверное, знаю.
– В подвале. С освинцованными стенами.
– И что ты с ним собираешься сделать?
– Ну, любое из наших контртеррористических развед-подразделений может, если до этого дойдет, с легкостью прихлопнуть его. Не исключено, однако, что он представляет большую ценность. Сам знаешь, с тяжелой водой у нас не все ладно. И с тритием тоже.
– Что еще за тритий?
– Газ, который мы из нее получаем, – так тут сказано. Он необходим нам для ядерных боеголовок. Мы найдем применение куче таких, как капеллан, если только он сможет научить их мочиться тяжелой водой. А пока не знаем, как с ним поступить. Йоссариана мы держим под круглосуточным наблюдением по сорок восемь часов в сутки – так тут сказано. Думаю, это означает, что двое наших людей наблюдают за ним по двадцать четыре часа в сутки.
– Или четверо наших людей по двенадцать часов в сутки.
– Да, не исключено, что и так. Это тоже получается – круглосуточно?
– Нет, Джордж.
– Йоссариан и жена капеллана ведут зашифрованные телефонные переговоры, делая вид, будто почти ничего об этом не знают.
– Может, стоит провести опрос общественного мнения?
– Наверное, это было бы самым разумным решением. Беда, однако, в том, что мы все еще хотим секретно держать капеллана у себя – на случай если нам придется его укокошить.
– Ты уверен, Джордж, что тебе так уж необходимо забирать этот доклад с собой точно похвальную грамоту? Все это смахивает на проблему, сильно запутанную. Вот и оставь ее твоему преемнику, пусть он с ней справляется.
– Куэйлу? Тоже верно. Дельце как раз по его уму.