Текст книги "Лайза Миннелли. История жизни"

Автор книги: Джордж Мейр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

В начале мая совместная программа СинатраМиннелли продержалась почти неделю. Жизнь Лайзы решительно менялась к лучшему, если бы не одно печальное обстоятельство – пошатнувшееся здоровье ее отца. После выступления в АтлантикСити Лайза предприняла еще серию концертов по Америке и Европе. В Индианаполисе ее застала весть о том, что ее восьмидесятитрехлетний отец серьезно болен. Отменив все концерты, Лайза бросилась в нему в Лос-Анджелес. Винсенте страдал синдромом Альцгеймера, однако забота жены и двух дочерей сказалась на нем благотворно. Лайза провела рядом с отцом два дня, уверяя его, что он поправится. Она также рассказала Винсенте, что ее отношения с Марком наладились, и они еще не потеряли надежду обзавестись ребенком.

25 июля Лайзе показалось, что отец пошел на поправку и она еще может успеть на самолет, чтобы вылететь во Францию, где у нее был запланирован очередной концерт. Увы, она ошиблась. Когда она находилась в небе над Атлантикой, ее отец вечером тихо ушел из жизни. Причиной смерти явилось роковое сочетание пневмонии и эмфиземы, которая, в свою очередь, была следствием его многолетнего пристрастия к сигаретам.

* * *

Фрэнк Синатра это странное сочетание имиджей, но именно в нем Лайза нашла поддержку, когда сильнее всего в ней нуждалась. Синатра – это также редкой силы исполнительский талант, снискавший себе немалое количество горячих поклонников, но вот его личная жизнь – совершенно иное дело. В глазах публики это «крутой парень», знающий себе цену и не чурающийся связей с мафией. Прозванный «Председателем Правления» «крысиной стаи» льстецов-прилипал вроде Сэмми Дэвиса-младшего и Дина Мартина, он изо всех сил пытается оправдать данный ему титул. Притчей во языцех стала его грубость по отношению к прессе, как, впрочем, и ко всем тем, кто каким-то образом пытается вмешиваться в его «царскую вотчину». Синатра без тени смущения на публике называет женщин – девками.

И тем не менее, в личной жизни это ранимый замкнутый человек, склонный уходить в себя, на редкость чувствительный и верный в дружбе. Он – безымянный жертвователь различным благотворительным организациям и общественным фондам, и нередко помогает знакомым, если те не в состоянии позаботиться о себе – так, например, говорят, что именно он заплатил за то, чтобы тело Джуди было перенесено в склеп, когда все вокруг отнекивались от этой обязанности.

По незримому «голливудскому телеграфу» Синатра узнал о смерти Винсенте, как и о том, что Лайза, ни о чем не ведая, летит в Париж. Он опасался, как бы, выйдя из самолета в Ницце, она не оказалась взятой в кольцо стаей нахальных репортеров. Тогда весть о смерти отца обрушится на нее, как снег на голову. Синатра тотчас связался по телефону с аэропортом, чтобы сообщить Лайзе прискорбное известие, прежде чем ее со всех сторон атаковали газетчики. Он попытался сделать это как можно мягче.

И тем не менее весть о смерти отца застала Лайзу врасплох – Господи, он умер всего через несколько часов после того, как она попрощалась с ним. Однако Лайза успела на обратный рейс в ЛосАнджелес.

* * *

Там ей предстояло пережить еще одни горестные похороны, которые были тем горше, что и здесь столкнулись интересы разных членов семьи. Лайза и Ли вместе взялись за организацию похорон, однако никто почему-то не счел нужным поставить в известность Тину-Нину, и та оставалась в полном неведении, что отец умер. Этому можно найти два объяснения – либо в суматохе об этом просто позабыли, либо решили повременить до тех пор, пока все детали не будут улажены, чтобы освободить Тину от ненужных печальных забот. «Я узнала, что Ли с Лайзой готовятся к похоронам, и никто при этом не спросил моего мнения», – рассказывала она.

Вскоре, как и в случае с Джуди, возникла одна серьезная проблема – как поступить с телом покойного. И Джуди, и Винсенте настаивали на том, чтобы их кремировали. По словам Тины-Нины, Винсенте оставил записку, в которой говорил, что родственники могут поступить с его прахом как сочтут нужным. Но, как и в случае с Джуди, никто и слышать не желал о кремации. И Ли, и Лайза придерживались мнения, что Винсенте надо предать земле, как и подобало такому человеку, как он. Тина-Нина, наоборот, считала, что необходимо выполнить отцовскую волю. Но Лайза решила, что в первую очередь следует прислушаться к голосу живых.

Вот что вспоминает Тина-Нина: «Я поговорила с Лайзой, напомнила ей, что папа не хотел никаких похорон, никакой заупокойной службы. На что она сказала, что таково желание его родных и близких. Ли также хочет устроить пышные похороны, потому что папа был замечательным человеком. У меня создалось впечатление, будто эти похороны – часть шоу-бизнеса».

Через пять дней после кончины Винсенте в Мемориальном Парке «Форест Лаун» состоялась торжественная, со вкусом обставленная церемония. «Форест Лаун» с его прекрасным ландшафтом, усеянным изящными скульптурами, мозаичными стеллами и другими произведениями искусства, – это место не только последнего успокоения голливудских знаменитостей, но и паломничества туристов, одно из трех самых популярных в Южной Калифорнии. Винсенте не похоронили в Беверли-Хиллз, потому что в Беверли-Хиллз никого не хоронят – городские власти не разрешают устраивать здесь кладбище.

Заупокойная служба состоялась в часовне, руководил ею священник Джордж О'Брайен. Попрощаться с Винсенте и проводить его в последний путь собралось около полутора сотен человек, включая родных и близких. Вот как описывает это Стивен Харви, летописец и хроникер кинотворчества Винсенте: «То была одна из тех пышных церемоний, которой Голливуд удостаивает своих великих покойников. Три поколения местных знаменитостей столпились в часовне «Форест Лаун», чем-то ужасно напоминавшей декорации к его картине «Бригадун».

Среди пришедших разделить скорбь присутствовали как звезды, так и близкие друзья. Кирк Дуглас и Грегори Пек произнесли речь. Дуглас назвал Винсенте чудесным человеком с долей загадочности в характере и привычках. Пек превозносил творческие заслуги покойного.

А вот как Харви отзывается об упомянутой Дугласом загадочности Винсенте: «Дуглас заметил, что, несмотря на долгие годы сотрудничества и дружбы, в натуре Миннелли оставалось некое недосягаемое для окружающих ядро, в которое он не желал никого допускать. Что, по всей видимости, и к лучшему, ибо, возможно, именно из этого сокровенного тайника режиссер черпал вдохновение, и, разумеется, Миннелли менее остальных был способен объяснить эту загадку. Его картины можно рассматривать как составной автопортрет и зеркало, в котором отразились место и время становления его «Я». И, как заявил сам Миннелли в своей прощальной ленте, это зеркало само по себе должно быть прекрасным».

Эва Габор рассказывала о событии одновременно загадочном и художественном, которое наводило на мысль, будто мэтр лично предусмотрел специальные эффекты на своих собственных похоронах. Вот что она вспоминает: «Любимым цветом Винсенте был желтый, и поэтому в последний путь его нарядили в желтый блейзер и хоронили в открытом гробу. И вдруг из кармана этого блейзера выпорхнула желтая бабочка и облетела головы собравшихся».

Из всех родных и близких тяжелее всех дались эти похороны Лайзе. Если верить Тине-Нине: «Перед тем как ехать в церковь, Лайза шепнула мне, что эти похороны для нее – мучительное испытание, ведь теперь она осталась на белом свете одна».

Когда траурный кортеж прибыл в часовню, Лайзе стало плохо, и лишь благодаря поддержке сестры она каким-то чудом сумела взять себя в руки и выдержать всю заупокойную службу. Для ТиныНины, как и для большинства собравшихся, это была лишь трогательная, исполненная достоинства церемония, которая, слава богу, вскоре закончилась. Затем, когда они отправились к месту погребения, лимузин, в котором сидели сестры, остановился, и в него подсел Майкл Джексон. Если верить ТинеНине, он и Лайза тут же в машине начали обсуждать детали своего будущего совместного проекта. Тина-Нина якобы не могла взять в толк, что, собственно, происходит, даже после того, как все присутствующие вернулись в дом Миннелли в Беверли-Хиллз на поминки.

Тина-Нина и Лайза еще несколько дней пробыли вместе. Они признались, что ревновали друг друга, соперничая за внимание и любовь покойного отца. Однако Тина-Нина так и не смогла примириться с тем, что скромные похороны, о которых просил отец, превратились в абсурдный голливудский хэппенинг.

«Эти похороны были задуманы как нечто грандиозное, – рассказывает она. – Для меня это тяжкое зрелище, ведь мне было прекрасно известно, что папа не хотел никакой шумихи. А тут все, наоборот, завершилось в духе голливудских официальных приемов – сплошные знаменитости, шведский стол, напитки… Моего отца больше не было в живых, но я знала, что он бы этого не одобрил».

Похороны Винсенте послужили для его родных поводом после долгих лет собраться наконец вместе. У Тины-Нины было двое детей, которых Лайза не видела в глаза, с матерью Тины-Нины, Жоржет, второй женой Винсенте, они не виделись уже многие годы. Они попытались устроить нечто вроде совместного обеда, на котором, кроме Лайзы, должны были присутствовать Марк, Лорна со своим мужем Джейком, Сид Люфт с женой, Жоржет и Тина-Нина. Событие состоялось в ресторане на Бульваре Сансет, известном пристанище голливудской музыкальной тусовки. Джейк и Марк так и не появились. Компания чинно провела вечер, после чего, по словам Тины-Нины, Лайза больше не пожелала с ней знаться.

Лайза против Тины-Нины.
Война за наследство

Незадолго до своей кончины Винсенте снял со счета и истратил всю свою эмгээмовскую пенсию, так что в последнее время Лайза посылала ему с Ли деньги, не говоря уж о том, что именно она платила по закладной за их дом в БеверлиХиллз. После смерти Винсенте этот дом оказался единственной ценностью из всего его наследства. Оценивался он в 2,5 – 3 миллиона долларов. И вот теперь, когда Винсенте уже не было в живых, две из трех близких ему женщин – жена Ли и дочь Тина – фактически остались без средств к существованию. Лайза была единственной из них троих, кто самостоятельно зарабатывал себе на жизнь. Стоит ли удивляться, что вопрос о деньгах превратился для Ли и Тины-Нины, по сути дела, в вопрос о жизни и смерти.

Винсенте – теперь остается только гадать, почему (не исключено, что он решил, будто мать и тетка будут в состоянии позаботиться о Тине-Нине и двух ее детях) – оставил младшей дочери всего пять тысяч долларов. Дом же в Беверли-Хиллз он завещал Лайзе, с условием, что Ли может оставаться в нем, сколько сочтет нужным. Само собой разумеется, этим было положено начало конфликту. Тина-Нина начала с того, что отказалась поставить свою подпись под документом, в котором Лайза назначалась распорядителем завещанного имущества.

«Лайза тогда сказала мне: «Не бери в голову, я о тебе позабочусь, – рассказывала Тина-Нина. – Но я ей не поверила и решила опротестовать завещание. Завещание составлял адвокат Лайзы, и папа его не подписывал. Он вообще уже не мог держать ручку в руках, и все письма за него подписывала Ли. Он не только не мог ничего больше писать, он, даже разговаривая по телефону, случалось, забывал, с кем говорит, – такое на него находило помутнение рассудка. Поэтому Ли всегда старалась первой снять трубку и вела за него разговоры, отвечала на все его письма. Она всегда оказывалась рядом, выступая для папы кем-то вроде переводчицы. Мы с отцом могли бы общаться при помощи взглядов, прикосновений или перебрасываясь парой-тройкой слов, но Ли просто не оставила нам такой возможности».

Тина-Нина считала, что ее попросту выставили за порог. Ли с Лайзой против нее в сговоре. И дело было не только в деньгах. Вот что говорит она сама: «Я опротестовала завещание вовсе не из-за денег. Я поступила так, потому что пыталась выполнить то, что действительно хотелось отцу. А он всегда хотел, чтобы дом достался нам с Лайзой на двоих. Отец не раз говорил мне: «Я хочу, чтобы ты знала – в моем завещании половина дома будет тебе, половина – Лайзе». Отец не стал бы мне этого говорить, если бы таковое действительно не входило в его намерения, а он говорил мне это не единожды. Он знал, что я испытываю финансовые затруднения, а Лайза же не нуждалась в деньгах, как я, не говоря уж о том, что мои дети – это его единственные внуки».

Для всех, кто имел отношение к этому спору, было непростое время. Лайза не хотела никого обижать, но одновременно считала своим долгом исполнить отцовскую волю. Тина-Нина, в свою очередь, считала, что правда на ее стороне, а Ли, Лайза и Марк сговорились против нее, и поэтому она решила стоять до конца – как ради себя самой, так и ради своих двоих малолетних детей.

Вот что она вспоминает: «Наконец, мы договорились между собой мирно, и мои дети также вошли в число наследников. Разумеется, это отнюдь не то, что мне на самом деле причиталось. Но я не хочу во всем обвинять Лайзу, так как она находилась под влиянием других людей. Да и между нами всегда шла борьба, кто из нас окажется сильнее. Лайза, насколько я помню, вечно ревновала меня, потому что всю свою жизнь мечтала быть единственной дочерью Винсенте Миннелли».

Юридическая сторона вопроса была улажена, а вот отношения между обеими сестрами испортились окончательно.

А между тем Лайза переключила свое внимание на другие вещи, в том числе и на свой неустойчивый брак. 22 сентября 1986 года она приняла участие в памятном вечере в честь своего отца в нью-йоркском Музее Современного искусства. Это торжество состоялось благодаря старанию Мартина Скорсезе и куратора отдела кинематографа Стивена Харви. В 1989 году Музей издаст книгу Харви, посвященную творческому пути Винсенте «Режиссер – Винсенте Миннелли». Харви начал работу над этой книгой в 1982 году, за четыре года до смерти мэтра, в тесном сотрудничестве как с самим режиссером, так и со всей его семьей.

В промежутке между 1943 и 1976 годами Винсенте снял 34 картины – исключительно для МГМ. Большинство режиссеров за годы своей карьеры, как правило, меняли не одну студию, но Миннелли был прочно связан контрактом с МГМ. Вот что пишет Харви: «Фильмы Миннелли были в числе самых престижных, самых популярных у МГМ… Все его работы отличает высокая художественность – именно этот его дар и стал в глазах студии той ценностью, ради которой они и сманили его на Запад».

Лайза и Марк теперь уделяли друг другу и своему союзу больше внимания, а сама актриса вернулась к трезвой, размеренной жизни. Вскоре позвонил ее приятель Берт Рейнольдс, с предложением сделать с ним еще один фильм, «Наемный полицейский», съемки которого должны были состояться в Риме. Лайза с готовностью ухватилась за это предложение и вылетела в Италию, чтобы через шесть лет отсутствия вновь предстать перед камерой. Правда, ей все еще не давала покоя тяжба из-за наследства с сестрой, но, несмотря ни на что, она с головой окунулась в работу. Погода стояла ужасная – съемки пришлись на декабрь, – и Лайза, дабы оградиться от простуды и гриппа, горстями глотала витамин «С» – лишь бы, не дай бог, не свалиться от какой-нибудь хвори.

Когда в феврале 1987 года съемки наконец завершились, она вернулась в Лос-Анджелес, где ее ждали приглашения на разные приемы и вечеринки. Лайза выступила на благотворительном концерте и приняла участие в двух телепрограммах, в том числе и посвященной памяти отца – «Миннелли о Миннелли». В мае она возвратилась в НьюЙорк, где у нее был запланирован концерт в «Карнеги-Холл». Чутье и вкус не подвели ее, и она в который раз с успехом воспользовалась старым рецептом – соединив костюмы от Хальстона с музыкой Эбба и Кандера.

Годом раньше Лайза отпраздновала сорокалетие и, вполне естественно, с бурной радостью восприняла отзывы об этой своей серии концертов. Оказалось, как сольный исполнитель она побила все рекорды, поставленные до этого в «КарнегиХолле». Начиная с 28 мая 1987 года, Лайза блистала на его сцене в течение трех недель и привела в восторг как публику, так и критиков. После этого в августе она отправилась в турне по Штатам, и всякий раз ее встречали восторженные толпы поклонников.

В качестве типичного примера смеси восторгов и сентиментальности можно привести высказывание, сделанное Лиз Смит: «Потрясающее возвращение артистки, которая, собственно, никуда и не уходила, но зато пережила столько взлетов и падений, что мы, затаив дыхание, следили за ней. На сцену вышла озорная, невинная, глазастая Лайза, которую мы все эти годы знали и любили».

Клайв Барн, давний поклонник таланта Лайзы, писал: «В свои 40 лет Лайза Миннелли – звезда номер один, сливки, вершина, пик! Она появляется в блестящей хальстоновской мини-юбке, а ее прическа – это привычная взлохмаченность беспризорницы. Вид у нее потрясающий, глядя на нее, даже слюнки текут. Глаза ее мечут черные искры на фоне невинного кукольного личика, и эту душераздирающую ранимость только подчеркивает алое пятно рта.

Ее красота – это одновременно красота ребенка и женщины: частично в зависимости от ее характера, от этих вечно сменяющих друг друга выражений доверия, любви, дружбы или просто открытости. Это то лицо, ради которого вам не жалко расстаться с последним пенсом. Это то лицо, все улыбки которого несут в себе также подтекст слез, а все слезы испаряются радугой. Самая искренняя веселость имеет под собой струю самой искренней печали. Это лицо – своеобразная карта противоречий. Кажется, будто свою ранимость Лайза выставляет напоказ всему свету».

9 августа Лайза начала турне по Америке концертом в Саратога-Спрингс, и вновь покорила американцев.

* * *

В середине ноября она вылетела в Лондон, чтобы выступить в «Альберт-Холле». От критиков не укрылось, что трезвость сказалась на ней благотворно – как на состоянии духа, так и тела; новые соблазнительные наряды, задуманные так, чтобы еще сильнее подчеркнугь красоту ее ног, льстили всей ее фигуре. Джек Хейли-младший, с которым они остались друзьями, был искренне рад ее перерождению. «Я знаком с нею с детства и еще ни разу не видел ее такой счастливой. Лайза обладает редким даром вновь находить в себе силы, удачно применять свои знание и опыт».

Что резко отличало Лайзу от матери – так это ее умение полагаться только на себя.

1 января 1988 года на экраны страны вышла лента «Наемный полицейский», но ее постигла та же участь, что и предыдущую работу Берта «Лаки Леди». Одно дело снимать фильм – это можно сделать с превеликим удовольствием, – но вот реакция публики оказалась довольно прохладной.

Тем временем Уолтер Йетникофф, глава фирмы «Си-Би-Эс Рекордс», устроил для Лайзы проект, в котором также был задействован дуэт из Великобритании «Пет Шоп Бойз». Запись «Я схожу с ума» стала первым хитом Лайзы со времен ее сингла «Ты создан для любви». С тех пор минуло двадцать пять лет.

После не слишком успешного выхода на большой экран «Полицейского» Лайза появилась на малом, сыграв в трех телеспектаклях, поставленных по пьесам разных авторов. Лейтмотивом всех трех стала фраза «Сэм выяснил», и поэтому общее заглавие звучало так «Сэм выяснил. Тройная пьеса».

Из этих трех спектаклей один представлял собой небольшой мюзикл, как всегда – детище Эбба и Кандера. Вот что писал обозреватель Кей Гарделла: «Миннелли, которая уже не раз доказывала нам, что ей по плечу как самая настоящая драма, так и легкая комедия и мюзикл, осталась верна себе. Лайза показала класс буквально во всем».

Позднее, в том же 1988 году, Лайза Миннелли появилась в телерекламе – кстати, и здесь не обошлось без вездесущих Эбба и Кандера – для фирмы Эсте Лаудер. Вот как обосновал свой выбор представитель отдела рекламы компании: «Для Нью-Йорка Лайза то же самое, что Эдит Пиаф для Парижа». И этим сказано все!

А тем временем Лайза и еще один ее старый приятель по миру кино, Дадли Мур, затеяли снять продолжение «Артура». «Артур-II» – это история о том, как миллионер Артур Бах (Мур) и его невеста Линда (Лайза) становятся жертвами заговора, подстроенного той его старой подружкой, которую он бросил ради Линды в первой серии. Во второй серии Артур лишается всех своих миллионов и вновь берется за старое, но Линда оказывается бесплодной. Но, как и полагается в Голливуде, в конце картины Артур бросает пить и становится на путь праведный, и они усыновляют ребенка. Для Лайзы эта роль была исполнена особого смысла. В отличие от «Полицейского», который вышел на экраны примерно годом ранее, «Артур-II» удостоился положительных отзывов у критиков, а также имел кассовый успех. И хотя вначале обстоятельства складывались не столь удачно, к концу года все обернулось самым лучшим образом.

После этого Лайза вновь вернулась на сцену, дав вместе с Фрэнком Синатрой и Сэмми Дэвисом-младшим серию из одиннадцати концертов. Это трио, которому суждено было пожинать успех по всей стране, первоначально состояло из Синатры, Сэмми и Дина Мартина, но случилось так, что Мартин заболел и его заменили Лайзой. В итоге сочетание «Фрэнк-Лайза-Сэмми» превратилось в образцовый исполнительский состав со свойственными всем таким группам шутками, намеками, подначками, понятными только самим артистам. Для Лайзы это было великое дело. Вот что она рассказывает: «Нет, вы только представьте себе, что я стою на сцене с двумя людьми, которых знаю с детства, – с дядей Фрэнком и дядей Сэмми, и неожиданно до меня доходит, что мы выступаем одним ансамблем!»

Увы, многие из тех, с кем Лайза регулярно выступала на сцене или играла в кино, постепенно сходили с дистанции – годы и болезни брали свое. У Сэмми Дэвиса обнаружился рак горла, и ему срочно требовалась операция, после которой, увы, на карьере певца следовало поставить крест. Но Сэмми решил, что чему бывать, того не миновать, и, махнув на все рукой, продолжал петь. Однажды, когда им вовремя не принесли ноты, Синатра за десять минут до начала концерта отменил шоу, опасаясь, что, не дай бог, забудет слова какой-нибудь песни. Хальстон был болен СПИДом.

Лайза отчаянно мечтала о ребенке, и это желание становилось острее, когда она видела Лорну в окружении двоих детей – Джесси и Ванессы. Лайзе казалось, что многие из ее проблем разрешатся сами собой, если она забеременеет или, на худой конец, усыновит ребенка. Ведь ребенок не только позволит ей испытать радость материнства, но и тем самым избавит от гнетущего чувства одиночества. Кроме того, рассуждала она, ребенок изменит ее отношения с Марком, и оба они из двух полуотчужденных людей наконец-то станут настоящей, любящей семьей.

Однако решение усыновить ребенка не принадлежало целиком только ей. Она бы уже давно усыновила кого-нибудь, но Марк и слышать об этом не желал. Лайзе оставался единственный выход – забеременеть. В свойственной ей прямой, откровенной манере она решила сделать все, что в ее силах, чтобы довести задуманное до конца. И легла в клинику института «Омега» в Луизиане, где специализировались на лечении бесплодия.