Текст книги "Эгоист"

Автор книги: Джордж Мередит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

– Следовательно, вам это сообщила не сама мисс Дейл?

– Ночное свидание… Бегство на рассвете. Я иду ее проведать утром – она в смятенье. Спрашиваю, что вам от нее передать, – она ни слова. Туманно намекает, что на днях с вами увидится… Да Уилоби и не впервые обращается за утешением к мисс Дейл.

– Это еще не означает формального предложения, – рассудила Клара. – Он слишком осторожен. Нет, нет, он не сделал ей предложения! Вы не думаете, полковник де Крей, что выводы ваши преждевременны?

Тень пробежала по ее челу. Она взглянула в сторону Большого дома и остановилась.

– Мисс Мидлтон, во время ночного объяснения присутствовал свидетель.

– Кто?

– Под знаменитым шелковым покрывалом, вышитым тетушками Паттерн, лежал наш друг Кросджей. Он вернулся поздно, обнаружил дверь своей спальни запертой, ринулся вниз, в гостиную и, завернувшись в это покрывало, уснул. Его разбудили голоса. Бедняга был потрясен – ведь он предан вам беззаветно! Когда те двое покинули комнату, он хотел бежать из дома без оглядки, но наткнулся на меня – я как раз возвращался после своих бесплодных поисков. У него был такой вид, словно он вот-вот лопнет. Я взял его к себе, уложил на диван и еще бранил беднягу за то, что он все время ворочался с боку на бок. Он извивался, как рыба, вытащенная на берег. Когда я проснулся, его уже след простыл. Доктор Корни подобрал его где-то на дороге и довез до коттеджа мисс Дейл. К этому времени подошел туда и я. Корни сообщил мне, что мальчишка полон тревоги за вас и очень томится. Я, конечно, взял его в работу.

– И Кросджей повторил вам подслушанный разговор?

– О нет!

Гордясь своим юным другом, она радостно улыбнулась.

– Надеюсь, вы меня простите, мисс Мидлтон, – вы ведь знаете, что я тоже за мальчика горой, – но я все-таки закинул удочку.

– Бедная рыбка!

– Несчастный положительно корчился от обладания тайной. Она выпирала из него и жаждала попасть на крючок. Я пытался его пощадить и два-три раза отступал, ибо у него было какое-то почти религиозное убеждение, что единственным его исповедником должен быть мистер Уитфорд, и я отнесся к этому чувству с уважением.

– Ах, Кросджей! – воскликнула она в избытке любви к этому мальчику.

– Больше всего он опасался, как бы о его тайне не узнала мисс Дейл.

– Он так и сказал?

– Почти что. А она к тому же сообщила мне, что он избегает смотреть ей в глаза.

– Ах, похоже, что вы правы! И Кросджей несчастен, вы говорите? Он очень горюет?

– Он на грани слез, не будь он таким молодчиной, он бы просто расплакался.

– Неужели и впрямь?.. – Кларины мысли вновь обратились к Уилоби. Да, от этого человека можно было ожидать чего угодно!

Это заключение придало ей силы. Она продолжала свой путь к Большому дому, готовая вновь ринуться в бой за свободу. Уилоби казался ей существом другой породы, не имеющей отношения к человеческой. Расшифровать его характер можно было только с помощью того ключа, которым она теперь владела. Клара решила довериться догадке полковника де Крея, на которую тот набрел в потемках, чудом. Когда предстоит сражение с чудовищем, самым верным оружием против него может оказаться именно чудо. Лицо ее прояснилось. Сбросив с себя гнетущую заботу, она с тактом, окончательно очаровавшим полковника, заговорила о светских и политических новостях.

У границы парка, на мосту, переброшенном через овраг, он чуть было снова не поддался порыву тут же потребовать от нее награды или, на худой конец, обещания ее в будущем – какого-нибудь знака, – хотя бы заставить вздрогнуть ее чуткие ресницы. Внутренний голос словно предостерегал его, что надо ловить случай, дарованный ему самим небом. Не будучи уверен, однако, что это голос благоразумия, он и на сей раз сдержался. Меж тем в голове у Клары пронеслось – хоть она ни за что не призналась бы в этой мысли: «Видно, само небо меня бережет!»

Глава сорок третья,

в которой сэру Уилоби начинает казаться, будто на него ополчились все стихии

Едва вступив в сад, Клара увидела отца и сэра Уилоби и только тогда поняла, какую огромную услугу оказал ей полковник де Крей. Со своей неизменной способностью оценить обстановку с полувзгляда, тот незаметно свернул в сторону. Клара неторопливо приблизилась.

– Ну-с, – приветствовал доктор Мидлтон свою дочь, – надеюсь, тучи рассеялись?

– Одно только слово, и мы прекратим эту дискуссию, равно неприятную для каждого из нас, – сказал Уилоби.

– И никаких сцен, – прибавил доктор Мидлтон. – Сообщи нам свое решение, дитя мое, pro forma,[28]28
  Для приличия (лат.)


[Закрыть] как того требует тот, кто имеет право требовать. И, ради всего святого, отпусти меня поскорее.

Клара посмотрела на Уилоби в упор.

– Я решила посоветоваться с мисс Дейл, – сказала она.

Сэр Уилоби отнюдь не походил на человека, сраженного неприятельской пулей.

– Советоваться? С мисс Дейл?

Доктор Мидлтон громко воззвал к фуриям.

– Что означает сей новый фокус?

– Отец, мне необходимо посоветоваться с мисс Дейл.

– Советоваться с мисс Дейл о том, как тебе распорядиться собственной рукой?

– Да, это необходимо.

– Я не ослышался? Ты сказала – мисс Дейл?

– Да, отец.

Доктор Мидлтон склонился над дочерью в позе ученого, которому предлагается исследовать бесконечно малые величины абсурдного, заключенные в человеческой природе; малые с точки зрения здравого смысла, они приобретают поистине чудовищные размеры там, где царит безумие. Он решительно отказывался понимать свою дочь. Собственный его разум – разум педагога, философа, ученого – не вызывал у него сомнения. Оторвавшись от созерцания этого феномена из мира иррационального, доктор Мидлтон выпрямился, расправил плечи, выкатил грудь и сказал, обращаясь к сэру Уилоби:

– Меня ничуть не удивляет, мой друг, ужас, который я читаю на вашем лице. Обнаружить, что ты связан с девушкой, равной по своему безумию Кассандре^{66}, но не имеющей при этом чести быть пораженной солнечным божеством, – разумеется, открытие не из приятных. Я враг проволочек и не допущу, чтобы моя дочь была повинна в нарушении слова.

– Дерзнете ли вы обвинить меня в этом? – спросила Клара, обращаясь к Уилоби.

Он вздрогнул. Видно было, что она явилась во всеоружии. Но как она успела за такой короткий срок? Откуда она знает? В своем смятении он возвел глаза к небу, судорожно вздохнул и воскликнул:

– Ужас, сэр? Не думаю, что лицо мое способно выражать ужас. Я не привык так долго быть просителем. Я не гожусь для этой смиренной роли. Ваша дочь заставляет меня усомниться в гармонии мироздания. Клара, мы связаны словом. Зачем же тратить время на пустые разговоры? К чему это вам понадобилось искать у кого-то совета?

– По-вашему, мой отказ был бы нарушением слова? – спросила она.

– Что за вопрос!

– Твой вопрос, – во всяком случае, нарушение здравого смысла, – поддержал его доктор Мидлтон.

О, какой взгляд направила Клара на Уилоби!

– Даже теперь? – спросила она.

Он высокомерно пожал плечами.

– После вчерашнего? – не отступалась Клара.

– Вчерашнего?

– Неужели я и теперь не свободна?

– Я вас не освобождал.

– Меня освобождает ваш поступок.

– Дорогая моя Клара!

– Разве вы сами не отказались от брака со мной?

– Я? Я, который настаиваю на том, что вы мне принадлежите!

– И вы продолжаете на этом настаивать?

– Это не только мое право, но и долг.

– После вчерашнего?

– Фокусы! Увертки! Варварский лепет дикарки, шуршанье змеи в кустах! – воскликнул доктор Мидлтон. – Ты обязана либо капитулировать, либо представить причину, вынуждающую тебя отказаться от своего слова. Причин у тебя нет. Итак, моя девочка, дай ему руку, как мы договорились. А я еще тебя хвалил за то, что ты вернулась в срок. Не позорь же меня и себя.

– А сам он волен распоряжаться своей рукой? Спроси его, отец.

– Исполни свой долг. Мы устали от твоих метаний.

– Волен! Абсолютно! Как в день, когда я впервые ее вам предложил.

И Уилоби широким жестом поднял свою честную руку.

Лицо его побелело. Невидимые враги, должно быть, витали в воздухе и что-то успели ей нашептать. Он уже сомневался в лояльности небесных сил.

– Несмотря на вчерашнее? – повторила Клара.

– Ах, если вы так настаиваете, то да: несмотря на вчерашнее.

– Вы знаете, о чем я говорю, сэр Уилоби?

– О да!

– И вы говорите правду?

– Это еще что за тон? – воскликнул ее отец в ярости. – Но объясни же мне, о воплощение непостоянства и всех противоречий, от сотворения мира приписываемых твоему полу, – в чем дело? «Сэр Уилоби», – говорит она ему грозно. «О да», – говорит он в ответ, а сам во всей этой абракадабре понимает, верно, не больше моего. Она отпрашивается на час и возвращается с новой порцией уловок, оскорбляя того, кому уже причинила столько неприятностей. Между тем я вынужден униженно признать, что только благородство твоего жениха помешало нашему вероломству сделаться достоянием молвы. Более того, у меня не хватит духу поздравить его от всего сердца, даже если он после всего этого не отступится от своего намерения и поведет тебя к венцу. Ибо вместо той молодой женщины, которою я надеялся его осчастливить, я вижу какую-то восковую куклу, куклу, наделенную капризами девчонки, которую нельзя ни на минуту оставлять без присмотра. Единственное объяснение, какое я могу придумать (если уж говорить о смягчающих обстоятельствах), это что в нее вселился бес ревности.

– Могу лишь сказать, что для этого нет никаких оснований, – заявил Уилоби. – Но я готов дать вам удовлетворение, Клара. Назовите мне имя той, что вас беспокоит, – мне трудно допустить такую возможность. Но как знать?

Она не могла назвать никого. Если бы она назвала Летицию, омерзительная версия о ее мнимой ревности получила бы подтверждение. К тому же она не чувствовала себя вправе упоминать ее имя.

Пользуясь ее замешательством, Уилоби продолжал наступать:

– Я не подвержен ревности, сэр, – и, насколько мне известно, в обществе от нее давно отказались. Впрочем, я допускаю возможность такого чувства. Иные даже находят в нем нечто для себя лестное. И часто одного слова довольно, чтобы рассеять сомнения. Вся эта история так бессмысленна и нелепа! Как бы то ни было, я согласен выступить в роли свидетеля или, если понадобится, подсудимого! Я готов на все, лишь бы успокоить уязвленную душу.

– Вами, сударь, – сказал доктор Мидлтон, – мог бы гордиться родитель.

– Да нет же, это не ревность! Я не умею ревновать! – воскликнула Клара и тут же почувствовала острый прилив дочерней ревности. «Ах, – подумала она, – если бы только вернуть себе уважение отца или хотя бы частицу его былой нежности!» У этой девушки был отнюдь не железный характер, она принадлежала к тем нервным натурам, которые живут впечатлениями минуты, но глубокое отвращение – глубочайшее, какое ей когда-либо доводилось испытывать, – заставляло ее сейчас держаться с несвойственной ей твердостью.

– Отец, ты можешь снова гордиться своею дочерью, – сказала она.

Большей тактической ошибки, чем эта, она не могла совершить.

– Optime.[29]29
  Отлично (лат.).


[Закрыть] А теперь к делу, ad rem, – ответил он, повергая Клару в отчаяние своим благодушным тоном. – Firmavit fidem.[30]30
  Он подтвердил (лат.).


[Закрыть] Подтверди и ты свое слово, и дело с концом. И не путай больше следов, словно затравленный заяц.

– Мне необходимо поговорить с мисс Дейл, – повторила она.

Руки достопочтенного доктора судорожно взметнулись вверх, словно для проклятия.

– Она у себя в коттедже. Вы имели возможность с ней повидаться, – сказал Уилоби.

Судя по всему, Клара эту возможность не использовала.

– Вчера после полуночи, в гостиной, вы сделали предложение мисс Дейл. Разве не так?

Уилоби мгновенно представил себе, что Клара подкралась ночью к дверям гостиной и подслушала его беседу с Летицией.

– Разумеется, так – от имени старины Вернона, – сказал он с легкой усмешкой. – Ведь это, как вам известно, мое давнее желание. Они очень подходят друг к другу и только не хотят этого понять. Мы говорим, сэр, о Летиции Дейл и моем кузене Верноне Уитфорде.

– Прекрасно задумано, мой друг, и должен вам сказать, Уилоби, ваше терпение сделало бы честь любому супругу.

Уилоби ответил на этот комплимент поклоном и позволил себе выказать некоторые признаки утомления, подавив притворную зевоту.

– Единственная честь, какой я добиваюсь, – это сделаться супругом, – сказал он тоном человека, желающего положить конец утомительным спорам.

Клара была обескуражена: а что, как Кросджей ослышался, или полковник де Крей ошибся в своей догадке и Уилоби и вправду делал Летиции предложение от имени Вернона?

И только изумление и страх, появлявшиеся на лице Уилоби при каждом упоминании мисс Дейл, поддерживали в ней остатки надежды. Она была готова поклясться, что права в своей догадке, несмотря на то что все, казалось, свидетельствовало против нее. К несчастью, бесчисленные соображения деликатности (эти невидимые духи, витающие в гостиной над благовоспитанной девицей, поддерживающие ее шлейф, вплетающиеся в ее прическу, придающие мягкую гибкость ее голосу и нежный румянец щекам, вся эта доблестная лейб-гвардия, что служит ей одновременно щитом и стрелами для устрашения мужчины) мешали ей высказать чувства, ее переполнявшие, угрожая, если она откажется внять предостережениям своих хранителей, покинуть ее и оставить беззащитной. Не могла же она, как в благословенной мелодраме, направить указующий перст на Уилоби и, призвав в свидетели интуицию, обличить его в том, что он солгал и словом и действием? Она не могла даже выразить сомнение в его правдивости. А прибегнуть к слезам, надуться или сослаться на дурное настроение не позволяли ей правила хорошего тона, этого надежного укрытия всякой благовоспитанной дамы или девицы.

– Еще одну, последнюю, отсрочку, отец! – взмолилась она, с горечью сознавая, что только усугубляет создавшуюся вокруг нее путаницу. В мыслях ее промелькнуло видение отважного ангела, ниспосланного небом разрубить этот поистине гордиев узел, и – что тут скрывать? – сей ангел имел вполне земной облик. Она ослабла от борьбы и пала духом – а подобное состояние у молодых натур ведет к тому, что они окончательно теряют власть над своим безудержным воображением. Все настоятельнее звучал внутренний голос. «Что угодно, только не быть женой этого человека!» – твердил он.

– Никаких отсрочек! – воскликнул Уилоби, вкладывая в этот возглас всю душу.

– И я говорю то же самое: никаких отсрочек! – присоединился ее отец. – Вы превысили предоставленные вам полномочия, Клара Мидлтон.

– Ах, отец, мне так тяжело огорчать вас непослушанием!

– Не меня, а его! Ты обязана послушанием ему – у него и проси прощения. Мне надоели эти бесконечные препирательства, надоело вновь и вновь повторять свои приказания.

– А раз так и ваш отец препоручает вас мне, позвольте заявить свои права, – сказал Уилоби.

– И вы не повинны в вероломстве?

– Разумеется, нет, иначе как бы я смел заявлять свои права?

– Ну да, – подхватил доктор Мидлтон. – Разве сэр Уилоби осмелился бы протянуть тебе руку? Я не знаю, какого она отведала зелья, но, покуда к ней не возвратится разум, те, кого боги еще не покинули, должны ею руководить. Подумать только, что некогда – но к чему оглядываться на прошлое?.. Или то была симуляция и она только казалась благоразумнейшей из дочерей?.. Однако я счастлив видеть моего друга! Ваше появление, мистер Уитфорд, – что морская ванна и ужин на прибрежных камнях Трои после целого дня сражений и пыли.

Вернон присоединился к ним, не ожидая приглашения, – поступок, несвойственный его деликатной натуре, – обычно он никому не навязывал своего общества.

Судя по этому да по вопросительно-насмешливому выражению лица, которое он обратил к Уилоби, Клара поняла, что он несет ей помощь. На лбу его все время играли складки, как это бывает, когда человек борется с собственным изумлением и молча, про себя, смакует забавную новость.

– Вы не видели Кросджея, мистер Уитфорд? – спросила Клара.

– Да, я на него набрел. Все его косточки целы.

– Где же он спал?

– Да как будто на диване.

Она улыбнулась с облегчением: итак, Вернон в курсе событий.

Уилоби почел себя обязанным оправдать строгие меры, которые он применил к Кросджею.

– Мальчишка лгал: он вел двойную игру.

– За что следовало бы с ним расправиться на манер древних и прибегнуть к помощи розги, – сказал достопочтенный доктор.

– Я придерживаюсь иной системы, сэр. Я не мог бы подвергнуть другого такому наказанию, какого не в силах вынести сам.

– Вот так-то мы и лишаем молодое поколение преимуществ классического воспитания! Самое в нравственном смысле плодородное поле вы оставляете у юнцов невспаханным. Эх, да что там! Эта наша утонченность не что иное, как возврат к варварству. Бойтесь чрезмерной деликатности, когда сама природа недвусмысленно указует нам на вторые врата, через которые внедряются знания. Теперь, если не ошибаюсь, я волен наконец удалиться.

– Вернон извинит нас, если мы задержимся еще на две-три минуты.

– Ну нет, раз уж я поймал мистера Уитфорда, я его не выпущу.

– Я приду к вам в лабораторию, Вернон, – сказал Уилоби, небрежным кивком отпуская секретаря.

– Да, да, оставим их вдвоем, мистер Уитфорд! Они заняты освященным традицией спором относительно дня, когда должно свершиться таинство, которое, из уважения к стыдливости, мы не смеем назвать.

– Какого дня? – с простодушием деревенского жителя спросил Вернон.

– Великого дня, как это принято называть.

Окинув острым взглядом каждого поочередно, Вернон остановил его на Уилоби. Глаза его сияли, но от давешнего изумления в них не осталось и следа; они лучились чистым юмором и спокойно впитывали впечатления.

Уилоби сделал ему знак удалиться.

– Мистер Уитфорд, вы не видели мисс Дейл? – спросила Клара.

– Нет, – ответил он. – Она чем-то сильно расстроена.

– Уж не из-за Кросджея ли?

– Ах, – сказал Вернон, обращаясь к Уилоби. – Это был мастерский ход с вашей стороны – спрятать ключ от спальни Кросджея.

О, божественная ирония! Подхваченная ее волной, Клара блаженствовала. Уилоби попал впросак.

– Когда дело касается дисциплины, – сказал он, – я не привык шутить. Я не знал, что мисс Дейл подходила к дверям его комнаты.

– Надеюсь, что мисс Дейл все же меня примет, – сказала Клара. – У нас с ней общие взгляды во всем, что касается мальчика.

– Вы можете проведать мистера Дейла. У них как будто какие-то несогласия с дочерью, – сказал Вернон. – Она заперлась у себя в комнате.

– Увы, мистер Дейл разделяет участь многих отцов, – отозвался доктор Мидлтон.

– Он собирается наведаться к вам, Уилоби.

– Ко мне? – переспросил тот не без раздражения. Однако тут же поправился. – Разумеется, я буду ему рад, – сказал он, – хоть и предпочел бы видеть самого Кросджея.

– Если он может рассчитывать на ваше прощение, – сказала Клара.

– Я просил бы вас, Вернон, передать мистеру Дейлу и его дочери, что я готов выслушать мальчишку и что нет никакой необходимости мистеру Дейлу затрудняться.

– В чем же заключаются разногласия между мистером Дейлом и его дочерью, мистер Уитфорд? – спросила Клара.

Вернон сделал вид, будто вопрос этот его смутил. С рассеянным взглядом, который как бы блуждал вокруг Уилоби, причиняя тому больше неловкости, чем если бы на него смотрели в упор, Вернон ответил:

– Трудно сказать, мисс Мидлтон. Она как будто отказывается посвятить его в свои переживания.

– В таком случае положение мистера Дейла, столь сходное с моим в основных чертах, – заметил доктор Мидлтон, – в этом пункте представляется диаметрально противоположным. Ибо я как раз страдаю от обилия переживаний, коими моя дочь удостаивает со мною делиться.

Клара потупилась.

– Впрочем, мисс Дейл не производит впечатления замкнутой натуры, – заключил доктор.

– Но что нам до семейных тайн мистера и мисс Дейл! – воскликнул Уилоби и подчеркнуто непринужденным жестом вынул часы из кармана. На самом деле он горел желанием узнать, так же ли хорошо осведомлен Вернон, как Клара. Леденящий холод, сковавший ему душу, подтверждал его худшие опасения, но он отчаянно цеплялся за мысль, что Вернон ничего не знает, – иначе что же это такое? Значит, само небо в заговоре против него? Предательства со стороны Летиции он не допускал – а раз так, в раскрытии его тайны участвовали сверхъестественные силы. Словом, сэр Уилоби совсем потерял голову, когда обнаружил, что его тайна сделалась известной Кларе.

– Домашние дела мистера и мисс Дейл не имеют ко мне никакого отношения, – заявил Вернон.

– А между тем, друг мой, – начал доктор Мидлтон с благодушно-лукавой миной, значение которой не сразу открылось сэру Уилоби, – между тем они могли бы иметь к вам некоторое отношение, и притом довольно близкое. Скажу больше: не исключено, что виновником этой размолвки между отцом и дочерью являетесь именно вы, хоть иные и склонны винить в ней Уилоби и его вчерашние ночные подвиги в гостиной.

– Как это понять, сэр? – спросил Вернон, метнув взгляд на Клару.

Доктор Мидлтон решил предоставить сэру Уилоби самому ответить на этот вопрос.

Клара послала Вернону один из тех взглядов, которые красноречивее слов говорят: «Думай!»

И еще до того как Уилоби успел открыть рот, Вернон прозрел. В глазах его пуще прежнего запрыгали огоньки. Блеск их напомнил Кларе некую звезду, мигающую от избытка яркого света, который она излучает, и сохраняющую свое сияние даже в ясную лунную ночь. Название этой звезды ускользнуло из Клариной памяти. Внешне, однако, Вернон оставался спокоен, и никто, глядя на него, не догадался бы, что все в нем ликовало и что ему стоило неслыханных усилий не дать этому ликованию прорваться наружу. Безудержная радость охватила Клару, и теперь ее заботило только одно: как же называется эта звезда? В морозную ночь она одна сохраняет свое неугасимое пламя – только это и припомнила Клара, это – да картину подернутой инеем земли, распростертой под озаренным луною небом, да туманное созвездие Ориона, к востоку от которого, чуть пониже, горела эта звезда. Но как же она называется? Как? Откуда-то издалека до Клариного слуха доносился голос Уилоби.

– Ах, это старая история, – говорил он. – Вы знаете мое заветное желание… Еще одна попытка… И разумеется, неудачная, и разумеется, никакой благодарности – ни с той, ни с другой стороны. К тому же, быть может, за все свои труды я еще должен просить у вас прощения… Ах, сэр, они сами не понимают своей пользы.

– Отец, по-видимому, расположен поддерживать предлагаемую кандидатуру, – сказал доктор Мидлтон. – Если позволительно судить на основании дошедших до нас слухов о семейном разладе, царящем сейчас в доме.

– Трудно сказать. Что до моего участия в этом деле, боюсь, что я спутал карты.

Вернон удержался от соблазна подтвердить опасения своего кузена.

– Вы действовали из лучших побуждений, Уилоби, – сказал он, одарив его лучезарным взглядом.

– Так мне казалось, Вернон.

– Но вы ее только оттолкнули.

– Придется, видимо, смириться с этим.

– Меня это не затронет, я завтра отбываю.

– Вот, сэр, посудите сами – вот и вся благодарность!

– Мистер Уитфорд, – сказал доктор Мидлтон. – Вы можете положиться на отца этой особы как на каменную стену.

– И вы считаете, что я вправе воспользоваться ето влиянием на дочь?

– А почему бы и нет?

– И заставить ее вступить в брак из дочерней покорности?

– Эх, мой друг, страстный влюбленный был бы рад принять свою возлюбленную и на таких условиях, знал, что это послужит к ее конечной пользе. Что вы скажете, Уилоби?

– Что я могу сказать, сэр? Мисс Дейл не связана словом. А коли была бы связана, никакие силы не вынудили бы ее свое слово нарушить.

– О да, мисс Дейл – идеал постоянства. Она бы хранила верность слову, даже если бы другая сторона нарушила свое, – сказал Вернон.

Клара радостно затрепетала.

– Ну нет, сэр, – возразил доктор Мидлтон, – вы уже описываете не живую девушку, а каменное изваяние постоянства, нечто близкое к полнейшему идиотизму.

– Но верность есть верность, сэр!

– А вероломство есть вероломство, сэр. Всякую веру можно разбить, как фарфоровую вазу. И единственное, что остается той стороне, которая решила во что бы то ни стало сберечь свою верность или, вернее, свою тоску по несбывшемуся, это – до конца своих дней подбирать осколки. Занятие, которому, на мой взгляд, приличествует предаваться в заведении, специально предназначенном для несчастных, охваченных той или иной манией.

– Но вы разрушаете поэзию чувства, доктор Мидлтон!

– Я утверждаю поэзию природы, мистер Уитфорд.

– Следовательно, сэр, вы полагаете, что если одна сторона нарушит слово, помолвка расторгается и другая сторона вправе чувствовать себя совершенно свободной?

– Безусловно. Я поборник этого трюизма – и аминь сантиментам! А поскольку вы склонны брать их под свою защиту, я обращаюсь к Уилоби. Я полагаю, что вы, сэр, так же как и я, стоите за здравый смысл и согласитесь со мной, что всякий, кто окажется в положении обманутой стороны – будь то мужчина или девушка, все равно, – прекрасно сделает, если вступит в брак с другим или с другой немедля, хотя бы и через месяц.

– Что касается поэзии, сэр, – сказал Уилоби, – я никогда не лицемерил и не выдавал себя за поклонника муз.

Доктор Мидлтон засмеялся. Вернон тоже как будто был доволен ответом, меж тем как Кларе казалось, что глупее этого ей ничего не приходилось слышать. Она почувствовала, как у нее холодеют руки. К ней вернулся ее прежний страх перед Уилоби.

Сэру Уилоби меж тем пришлось призвать всю свою ловкость, чтобы парировать сыпавшиеся на него удары. Чувствительность его обострилась, как никогда, но он все еще не утратил веры в лояльность небесных сил и в своем ослеплении не заметил, что за этими смертоносными ударами стоял заранее выработанный план. Иначе, положась на дружбу Вернона, который, разумеется, не выдал бы его Кларилому отцу, он постарался бы увести свою строптивую невесту, чтобы продолжить спор с нею наедине. Но разговор с Кларой не сулил никаких выгод на ближайшее будущее. Уилоби допускал, что она могла унизиться до подслушивания у дверей. Но как об этом узнал Вернон? Ведь ночью его дома де было и Клара не могла с ним связаться, а Летицию он не успел еще повидать. К тому же в Летиции Уилоби не сомневался: при всей ее неразумности, при всем неумении соблюдать собственную выгоду, это была в высшей степени достойная женщина.

Списав Вернона со счетов, как моралиста прагматической школы, подпавшего под влияние напыщенного трутня, который прожужжал ему уши своими сентенциями, Уилоби почел нужным удалить его со сцены и сломить сопротивление Клары, покуда она еще не вышла из угнетенного состояния духа, в каковом пребывала до неурочного прихода Вернона.

– Боюсь, мой дорогой, вы слишком разборчивы и требовательны для роли счастливого любовника, – сказал он. – Все эти ваши идеи хороши на бумаге, но в жизни неприменимы. Нам нужно обсудить с доктором Мидлтоном кое-какие вопросы. Прошу вас, сэр. Я задержу вас ненадолго.

Клара прижала к себе локоть отца.

– Как? Еще? – воскликнул он.

– Всего пять минут. Я должен рассеять одно маленькое недоумение, сэр. Дорогая моя Клара, вы все увидите в новом свете!

– Отцу не терпится усесться за работу с мистером Уитфордом.

Услышав ответ отца, Клара снова приуныла.

– Да уж все равно утро пропало, – сказал тот. – Видно, это неизбежный налог, который я обязан платить за то, что дерзнул подарить миру еще одну женщину. Что делать – я отец, и притом отец дочери! Надеюсь, мистер Уитфорд, вы компенсируете мне мою потерю после завтрака. Не падайте духом. Последнее время вы что-то задумчивы, я замечаю. У вас не появится полной ясности в мыслях, покуда вы не избавитесь от всего, что гнетет ваш ум, и я готов быть ходатаем в вашем деле.

Вернон коротко его поблагодарил.

– Уилоби приложил все свое красноречие, – прибавил он, – и вы видите, к чему это привело: мисс Дейл нас покинула, а я так ее и не завоевал. Он сделал все, что можно сделать для другого в обстоятельствах столь деликатного свойства, он даже процитировал ей ее же стихи, которые она написала в честь его совершеннолетия… – При этом упоминании о его декламации Уилоби так и отпрянул. – О, единственно, чтобы польстить тщеславию поэтессы, разумеется! – продолжал Вернон. – Но все его усилия оказались напрасными, ибо у этой дамы нет сердечного расположения к моей особе.

– Перед вами, – сказал доктор Мидлтон, указывая на Уилоби, – перед вами адвокат, который не отступится после первой неудачи. Я могу засвидетельствовать его редкую настойчивость и упорство. И он прав. Не верить девичьему: «Нет!» – самый надежный способ взять эту крепость, только для того и созданную, чтобы ее брали приступом. Правда, быть может, не совсем желательно, чтобы нашим ходатаем перед дамой был молодой человек, – ну да Уилоби все равно что женат и может рассчитывать на прерогативы, даруемые людям более пожилого возраста.

– О да, сэр Уилоби обручен с другой и может с полным правом домогаться руки мисс Дейл – для меня, разумеется, – подтвердил Вернон.

Уилоби шагал взад и вперед, бормоча себе что-то под нос. Провидение в его глазах приняло какой-то загадочный, чтобы не сказать – зловещий облик. Такова участь всякого, кто считает себя предметом особых попечений высших сил: коль скоро силы эти перестают ему служить, он начинает подозревать их во враждебном умысле.

– Ну что ж, сэр, не пожалуете ли вы со мной в дом? – спросил он.

Приглашение его осталось без ответа. Волна докторского красноречия еще себя не исчерпала.

– В качестве благородного человека, верного своему слову и заинтересованного в счастье своих родственников, Уилоби, как мне кажется, заслуживает всяческого уважения со стороны дамы, а с вашей – самой сердечной благодарности. Временная неудача, которую он потерпел, – поспешное бегство дамы из Паттерн-холла и ее нежелание покинуть свое убежище и выйти к вам, когда вы пытались нанести ей визит, – не должна обескуражить ни его, ни вас.

– А как по-вашему, сэр, если б его посольство оказалось успешным, – спросил Вернон, – был бы я обязан жениться на даме?

Уилоби был вне себя. Доктор Мидлтон задумался.

– Разве вы не уполномочили сэра Уилоби сделать предложение от вашего имени? – спросил он.

– И не думал.

– У вас эта дама вызывает чувство…?.

– Огромного уважения.

Но вы не испытываете желания вступить с нею в брак?

– Ни малейшего.

– Долго нам еще стоять тут и слушать весь этот вздор? – воскликнул Уилоби.

– Но если вы действовали без ведома мистера Уитфорда… – начал доктор Мидлтон. Уилоби его перебил.

– Пожалуйте, сэр, – сказал он доктору и, обернувшись к Вернону, широким жестом отстранил его: – Извините нас, мой друг!

Затем подал руку Кларе, чтобы вести ее в дом.

– А вот и миссис Маунтстюарт! – воскликнула она.

Уилоби так и замер на месте: в каком качестве явилась она – друга или врага?

Клара еще раньше заметила миссис Маунтстюарт, шедшую по саду в сопровождении полковника де Крея. А теперь, отпустив своего кавалера, она плыла по газону, как оснащенное праздничными флагами судно с королевской фамилией на борту.