Текст книги "Суперденьги. Поучительная история об инвестировании и рыночных пузырях"

Автор книги: Джордж Гудмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Я человек въедливый и добросовестный, а потому посетил ряд бета-семинаров. Вот мои записки с одного из них.

Любая ценная бумага может иметь значительную положительную или отрицательную альфу и довольно низкий ро. (Ро – это коэффициент корреляции доходности акции с доходностью рынка в целом.)

После этой фразы я нарисовал в блокноте уточек, летящих по небу.

По мере диверсификации, ро портфеля стремится к 100 %, а альфа стремится к нулю.

Здесь я отправился поговорить с ведущим семинара. Один из моих коллег передал мне записку. В ней было написано: « Моделирование не подтверждает этот тезис». В блокноте я нарисовал кораблик на воде.

При ро, близком к 100 %, и альфе, близкой к нулю, факторы риска портфеля зависят от его беты, а также от средней доходности рынка и стандартного отклонения доходности.

Я нарисовал еще двух уточек и задумался, удалось бы мне уговорить Теда Кеннеди сдать за меня экзамен. В аудитории поднялся слушатель – естественно, с вопросом.

Слушатель: А что произойдет, если в уравнении для беты вы настолько ошибетесь, что в результате получите сериальную корреляцию в остатке?

Ведущий: Что?

Слушатель: Что произойдет, если в уравнении для беты вы настолько ошибетесь, что в результате получите сериальную корреляцию в остатке?

Один из докладчиков: Я думаю, что смогу разобраться. Так вот, это абсолютно незначительная проблема.

Слушатель: Но если вы все-таки ошибетесь?

Один из докладчиков: Я написал на эту тему очень сложную статью, которую не вполне понимаю сам, и могу сказать вам, что это абсолютно незначительная проблема.

Ведущий: Вы получили ответ на свой вопрос?

Слушатель: Нет.

– А что вы думаете о ситуации на рынке? – спросил я.

Ведущий посмотрел на меня, как на чокнутого. Я действительно начитался всяких книг, так что, может, и выглядел слегка запутавшимся. Но на самом деле я тосковал по старым добрым временам, по ланчам в Scardale Fats’s, когда сам Скарсдейл, бывало, спрашивал: «Какие три акции тебе нравятся больше всего?», и когда финансовые менеджеры изо всех сил пытались надуть друг друга. Я повторил свой вопрос. Ведущий понял, что я действительно жду ответа.

– Я держу свои деньги на сберегательном счете в банке, – сказал он.

Бета-теория еще станет полезным инструментом. По крайней мере с ее помощью удобно описывать некоторые характеристики портфеля. А может, все зайдет еще дальше, и некоторые примут теорию всерьез. Может, все аналитики и менеджеры портфелей начнут работать в сталелитейке. Если же этого не произойдет, то бета интегрируется в существующую систему, а вам будут звонить и говорить примерно следующее:

– Эти акции продаются по 36, и мы считаем, что они легко наберут еще $3. Keystone серьезно подумывает о том, чтобы их купить. Остальные акции в группе продаются с коэффициентом «цена/прибыль» 20 с небольшим. Кстати, у них бета порядка 1,6. Это, конечно, высоковато, но мы сейчас на рынке с высокими бетами, и каждый старается выдавить из своей беты все, что возможно.

И вы глазом моргнуть не успеете, как в игру вступят бухгалтеры, которые решат, что в соответствии с общепринятыми принципами бухгалтерского учета акции имеют бету либо 0,3, либо 1,9 – в зависимости от того, с какой стороны вы на все это будете смотреть. А в результате все мы окажемся в старой доброй и такой знакомой обстановке.

Даже такой сложный количественный показатель, как бета, предполагает, что понедельник будет примерно таким же, какой была пятница, что электроэнергии для компьютеров пока хватит и биржа будет себе жужжать потихоньку, а идея перенести ее в Дубровник – всего лишь дурной сон. Но, как сказал однажды великий философ Сэчел Пейдж, «никогда не оглядывайся – кто-то и впрямь может тебя догонять».

Кто – или что – это может быть?

Ну, часовой, как ночь прошла? – Отчаяние Артура Бернса – Тринадцать разных взглядов на черного дрозда – Доблестный Принц и протестантская этика – Работа и недовольные ею – Поверит ли General Motors в гармонию? – Поверит ли General Electric в истину и красоту? – О «позеленении», «посинении», Коттоне Мэзере, Винсе Ломбарди и популярности магии – Что мы будем делать утром в понедельник?

Кажется, дело уже шло к вечеру, и снег падал все гуще, и я спрашивал себя, что я делаю здесь, в баре Pink Elephant в Лордстауне, штат Огайо. Pink Elephant расположен на Шоссе 45, как и гостиница Seven Mile. Закусочная Rod’s Tavern от автострады чуточку в стороне, а само шоссе проходит мимо новенького стоимостью $250 млн завода General Motors, того самого, что выпускает автомобили Vega на самом автоматизированном сборочном конвейере в мире. Вместе с моим другом Биллом без всякой подготовки мы отправились в этот бар, набитый самыми разными типами, среди которых встречались настоящие хиппи с усами, бакенбардами и волосами до плеч. Я и мой друг Билл – социологи-любители, начинающие интервьюеры. Можно с вами поговорить? Я могу угостить вас пивом? Rolling Rock или Genesee? Вы работаете на заводе Vega? Ну и как там работается? Я в том смысле, посоветовали бы вы своему брату или сыну пойти туда? А чем вы там занимаетесь? Ваша жена тоже работает? Хотите еще пива? А где и на что вы тратите зарплату? В магазинах, чтобы заплатить за вещи, или за услуги – врачам, парикмахерам, водопроводчикам? А что вы скажете о молодежи на вашем заводе? О пожилых людях? О темнокожих? О бригадирах? Об администрации? Хотите еще пива? Что вы ждете от жизни?

И тут сзади подходит этот тип в кожаной куртке. С виду бывший футболист-профессионал: слегка подразмякший, но размеров все равно внушительных – рост под метр девяносто и вес за сто двадцать кило.

– Я слыхал, как вы тут толковали.

Мы ждем продолжения. Атмосфера мгновенно наэлектризовалась.

– Вы с Западной Виржиньи?

Мы не из Западной Вирджинии. Билл из Детройта, а я прилетел прямиком из каньонов Готэма ^[28]

[Закрыть].

– Я так и понял, что не тутошние. По говору как с другой страны приехали.

Ну, в общем, да, сказал я, практически из другой страны.

– Окей, поставлю вам по пиву. Люблю потолковать, особенно если кто с другой страны.

Сколько вам платят в час? Что вы предпочли бы: поработать сверхурочно или иметь больше свободного времени? Существует ли у вас на заводе конфликт поколений? Вы сами купили бы автомобиль, который выпускаете? Чем вам помогают профсоюзы? Почему вы работаете именно здесь? А чем бы вы предпочли заняться? Считаете ли вы, что в стране все идет как надо?

В этих вопросах явно просматриваются все ключевые аспекты современной социальной науки: Власть (отношение к ней), Больное общество (согласен/не согласен), Работа (отношение к ней) и т. д.

В этом деле амбиции у нас самые умеренные. Билл пишет статью. Может быть, он получит за нее еще одну Пулитцеровскую премию – почему бы человеку не иметь две? Что же касается меня, то я просто ищу следы, наводки, подсказки – что там, с Будущим американского капитализма? Я прохожу через макропроблематику финансового менеджмента нетрадиционным путем. Человек, работающий с деньгами, приходит в офис, надевает зеленый козырек, нарукавники, а потом говорит: Как там сегодня в мире? И как оно будет через полгода? Через год? И что он об этом знает? Он читает отчеты и цифры, но что они могут ему сказать?

Выше я уже представил вам некоторые события нашей недавней истории – события, в которых система выжила, но некоторые умные люди вылетели из игры. Так что, мы все-таки вернулись к норме? Можно спокойно вздохнуть, жизнь продолжается, а бизнес как обычно? Или все-таки Что-то еще происходит? Может быть, меняется система, а может, наше видение реальности все время было искаженным? В правительстве сидели очень умные люди, делавшие мир безопасным для демократии. Но мир не стал безопасным. Да что там мир – небезопасно и в Центральном парке, и в центре Детройта, и никто не хочет выходить из дома с наступлением темноты. Мы вкладывали деньги в жилье для малоимущих, а вылилось это в фиаско вроде того, что имело место в Прюит-Айго ^[29]

[Закрыть]в Сент-Луисе. И в еще 22 городах центральные районы выглядят словно Берлин образца 1945 г. Мы побывали на Луне, но умеем ли мы управляться здесь, на земле – и управляться эффективно?

Почтенный седовласый джентльмен с трубкой в зубах, председатель совета управляющих ФРС Артур Бернс приходит с докладом в объединенный экономический комитет Конгресса. В его руке – отчет за истекший год и прогнозы на будущее. Отчет посвящен исключительно проблематике ФРС, т. е. денежно-кредитной политике, и почтенный седовласый председатель говорит, что они готовы сделать все как надо: ФРС не позволит затормозить оздоровление экономики дефицитом кредитов, но в то же время их количество будет таким, что не вызовет очередного витка инфляции. Однако прежде чем зачитать отчет, Бернс хочет сделать кое-какие замечания, в отчете не содержащиеся. Не исключено, что «старые методы», т. е. доступные Бернсу, а именно кредитная политика, уже не помогут. Бизнесмены реагируют на все не так, как прежде. Потребители реагируют на все не так, как прежде. «Что-то случилось с нашими реакциями. Сложные и бурные времена оставили психологический отпечаток на людях. Американцы живут в сложном и бурном мире – да и сами они взбудоражены и встревожены».

В чем же дело? Что ж, здесь и «долгая и крайне неудачная война», и смешанные школы для белых и темнокожих учащихся, и предпочтения молодых избирателей, и беспорядки в университетах, и баррикады на улицах городов, плюс тот факт, что «женщины тоже устраивают демонстрации». О Боже – женщины и демонстрации!

«Если бы жизнь стала на время хоть чуточку спокойнее», – сказал председатель ФРС. Классическая экономическая политика, возможно, и заработала бы, если бы жизнь стала на время хоть чуточку спокойнее.

Так выразился председатель совета управляющих ФРС, который вовсе не был радикалом-бомбистом.

Что-то случилось с нашими реакциями. Если бы жизнь стала на время хоть чуточку спокойнее…

Бедный Артур Бернс… Он дергает за положенные рычаги, но нужной реакции нет, потому что проблема – сама жизнь. Но, может быть, жизнь такова и есть. Может быть, отныне и впредь будет именно так. Господи Боже, женщины, марширующие по улицам, и никто не реагирует так, как прежде. Голова кругом…

Это и было одной из причин, по которым я надувался пивом Rolling Rock в баре Pink Elephant на Шоссе 45 в Лордстауне, штат Огайо. Экономисты давали свои обычные радужные прогнозы – эх, было ведь времечко, когда Кейнс надеялся, что когда-нибудь экономисты будут иметь тот же профессиональный статус, что и хорошие зубные врачи, – а господа аналитики гонялись за акциями в новой игре под названием «После нас хоть потоп». Но, в отличие от них, мне не нужно демонстрировать результат каждую неделю или хотя бы каждый квартал, так что у меня есть время для размышления над метафизическими вопросами, до которых у рыночно-биржевой публики руки дойдут как-нибудь потом. Над вопросами, которые заставляют Артура Бернса глотать таблетки от изжоги.

Если вы просто просмотрите финансовые страницы газет, то не увидите и намека на то, что происходят хоть какие-то изменения. Шрифт тот же самый, язык тот же самый, информация – исключительно о ценах: облигации пошли вверх, доллар пошел вниз, розничная торговля растет – в общем, только конкретные детали. Что ж, значит, все пришло в норму. Да, в конце 1960-х гг. у нас произошла встряска, нам пришлось замереть и задержать дыхание, но теперь мы снова там, где были: Эйзенхауэр на троне, фунт стерлингов стоит фунт стерлингов, а по всей стране четвертого июля, в День независимости, звонят колокола. Журнал Timeот 4 июля 1955 г. писал:

От ущелья Франкония, штат Нью-Хэмпшир, до Сан-Франциско в Калифорнии на этой неделе мы видим ясные и убедительные доказательства терпения, решимости, оптимизма и веры всего американского народа. За 29 месяцев, прошедших со дня переезда Дуайта Эйзенхауэра в Белый дом, в нашей стране произошли замечательные перемены… Кровяное давление и температура национального организма понизились, нервные окончания уже не оголены… В городах и вокруг них бульдозеры и отбойные молотки грохочут в единой симфонии прогресса… В офисах во время перерывов люди разговаривают спокойно и весело – и разговоры эти не о грядущей войне или грядущей депрессии.

Так что, симфония прогресса звучит снова? Или все-таки Артуру Бернсу есть о чем беспокоиться?

Например, поговаривают о том, что старая добрая Протестантская этика умерла. Что произошло с работой? Уже никто не хочет работать? А рост? Вся система строилась на принципе роста, в этом ее смысл, только так она и работает. Тогда откуда все эти разговоры о нулевом росте вообще, о нулевом росте населения, о нулевом росте экономики? Всякого добра на планете столько, сколько есть, и не больше, а в том темпе, в котором мы это добро потребляем, через хлет у нас не будет никакой планеты. Апокалиптические предсказания приходят не только со стороны экологов, но и от деятелей культуры. «Революция ХХ века произойдет в Соединенных Штатах, – пишет французский критик Жан-Франсуа Ревель, – и она уже началась». «Грядет революция, – пишет Чарльз Райх. – Она не будет похожа на революции прошлого. Она зарождается в индивидууме и в культуре, а изменения политической структуры станут лишь завершающим ее актом… Это революция нового поколения».

Если любое из подобных заявлений – правда, то мы просто не можем вернуться туда, где были. Большинству людей трудно воспринимать радикальные перемены, и финансовые менеджеры в этом плане не исключение. Их подход прост: конечно, перемены, ну так мы продадим что-нибудь и купим что-нибудь другое, чтобы к этим переменам подладиться. Вы говорите, что работа выходит из моды? Прекрасно, мы будем покупать акции индустрии развлечений. Вот мои шесть акций компании «Свободное время», а уж акции компании Диснея я держу Бог знает сколько лет! Финансовые менеджеры работают по принципу теории замещения: структура остается той же, а вот внутри этой постройки ты можешь двигать вещи как угодно. Прекрасную фразу произнес некий джентльмен, с которым я встретился, вернувшись с завода по производству автомобилей Vega. Я рассказал ему, что одной из проблем в тех краях стала наркомания и что на одном из заводов число рабочих-наркоманов – уровень и правда показался мне чрезвычайно высоким – составляет порядка 14 %.

– Что ж, – сказал он, – я давным-давно не держу акций автомобильных компаний. Но 14 %! Боже, а кто ж для них делает столько шприцев?

Председатель совета директоров был рад сообщить о резком росте прибылей за истекший год благодаря возросшим продажам больничного оборудования и инструментов. Причинами рекордных прибылей, по словам председателя, стали программы Medicare и Medicaid, а также резко возросший спрос на одноразовые шприцы компании со стороны динамично растущего рынка потребителей героина.

Может быть, замещение – единственное, о чем нам еще можно думать. Ну ладно, что-то исчезает, а качество жизни растет, возврат к природе, за велосипедами с десятью скоростями – очередь, а кто тут у нас выпускает велосипеды с десятью скоростями? Ага, экологи набирают силу, ну-ка, где тут список компаний, загрязняющих водоемы?

Это может быть здоровое мышление на тактическом уровне, но ведь есть еще и уровень стратегический. А на стратегическом уровне приходится анализировать более глубинные перемены – собственно, так оно быть и должно, без узких и ограниченных рассуждений о том, что продать, а что купить.

Поэтому одна из моих остановок – Лордстаун, где я и хочу увидеть истоки беспокойства и отчаяния Артура Бернса: «Если бы жизнь стала на время хоть чуточку спокойнее…»

В автомобильной промышленности (если мы на момент приостановимся на узкоограниченном уровне) награды и наказания очень ощутимы. А поскольку автомобильная промышленность – фантастически гигантская часть Америки, то это должно влиять и на всех нас. General Motors – о Господи, даже размерыGeneral Motors невозможно себе представить. На компанию приходится каждый седьмой доллар в продукции, производимой всей промышленностью страны. Уровень продаж у нее больше бюджета любого из 50 штатов и любой страныв мире за исключением США и Советского Союза. Но даже General Motors сталкивается с проблемами. Как сказал Генри Форд II, японцы поджимают нас с флангов. В один прекрасный день, как он выразился, эти японцы смогут выпускать все автомобили в Америке. Проблема – точнее, одна из проблем – заключается в том, что импорт растет невзирая на идеологию Детройта: «Маленькие машины, фи! Да американцы их не будут покупать! Американцам нужна мощь, нужен секс-символ, нужна спортивная раскраска, мощные воздухозаборники для несуществующего воздуха, иллюминаторы для воды, которой нет, они хотят оставлять черный след от шин, срываясь с места на зеленый свет, чтобы резина горела на дороге! А названия автомобилей подчеркивают технологии: Firebird и Thunderbird, Cougar, Barracuda и Impala – гррр! рррм! Да, во всем этом нет ничего маленького. Поэтому все удобные небольшие автомобили в продаже – импортные.

В конечном итоге было продано достаточное количество удобных небольших машин для того, чтобы платежный баланс начал вызывать беспокойство. Даже Вашингтон стал давить на Детройт, и Детройт подумал: «О'кей, мы сами сделаем удобную небольшую машину». В General Motors наелись досыта городскими проблемами Детройта, поэтому и выстроили завод Vega за $250 млн посреди кукурузных полей Огайо. А потом появилась рабсила – самая молодая рабсила, которая водилась в округе. И на них только поглядеть: волосы до лопаток, усы, бакенбарды, расклешенные джинсы, в общем, тот же самый набор, что и в Беркли или на Гарвард-сквер.

Приведенная ниже цитата принадлежит одному из менеджеров компании Ford, однако сказанное им относится не только к любому заводу в автоиндустрии, но и к большинству фабрик и заводов вообще. Докладная записка была написана представителем отдела по работе с персоналом и адресована начальству. В ней он говорит о настоящем и будущем. Этот человек был далеко не дурак, а его докладной записке место в учебниках по социологии, а не в закрытых шкафах с документацией. (Записка была скопирована на ксероксе, а потом попала в руки одному моему другу и через него ко мне. Я думаю, что одна из копий добралась и до Объединенного профсоюза рабочих автомобильной и авиакосмической промышленности и сельскохозяйственного машиностроения, потому что его вице-презицент Кен Бэннон в своем интервью использовал кое-какие фразы оттуда – слово в слово. Чистой воды самиздат – можно представить, что эти ксероксы наделают в России, когда туда доберутся!) Количество нарушений дисциплины росло, текучесть рабочей силы выросла в два с половиной раза, прогулы стали тревожной нормой по понедельникам и пятницам. (Отсюда следует бесполезный совет: никогда не покупайте автомобили, сделанные в понедельник или пятницу. Впрочем, дилер все равно убедит вас, что егомашины выпущены исключительно во вторник или четверг.) Более того, рабочие перестали слушаться бригадиров и начальство. Почему?

Для многих традиционная мотивация – гарантия занятости, пристойная зарплата и перспектива личной карьеры – оказывается недостаточной. Значительное количество принимаемых на работу находит заводскую жизнь столь отвратительной, что они увольняются, едва с ней познакомившись. Общий рост заработной платы в нашей экономике предоставляет большее число альтернатив для удовлетворения экономических нужд и потребностей. К тому же, поскольку они не знакомы с жесткостью экономической ситуации прошлых лет, эти новые рабочие не относятся всерьез к последствиям прогула… Традиционная трудовая этика, исходящая из того, что упорный труд это и добродетель, и долг, разрушается все больше и больше.

General Motors решила обойти эти неприятности, выстроив самый новый, самый автоматизированный завод. Машины возьмут на себя большинство унылой монотонной работы, сам завод будет находиться среди кукурузных полей Огайо, неподалеку от Янгстауна в стороне от всех этих проблем, вы понимаете… скажем так, главного автограда. В Лордстауне все должно быть made in America, никаких импортных деталей – апогей американской индустриальной мощи. Чтобы приподнять дух будущей сплоченной команды, прибыл сам глава Chevrolet. Америка, провалиться мне на этом месте, будет делать небольшие машины – и это будет приговором всем эльфам из Черного леса и всем этим Желтым врагам из Тойота-Сити, которые думали, что умеют делать маленькие автомобили. Журналистов свозили целыми самолетами. Конвейер будет выпускать 100 автомобилей в час, значительная часть работы не потребует участия людей. Чмак! – это машина, которая монтирует шину. Пшшш! – это машина, которая накачивает шину.

Тогда что же там за проблемы, в этом Лордстауне? Конвейер не выпускает 100 автомобилей в час – во всяком случае, пока. Плюс эти типы – все до единого члены местного отделения профсоюза за номером 1112, средний возраст – 25 лет, самая молодая рабсила, значки «Долой войну», расклешенные джинсы, волосы, как у Доблестного Принца ^[30]

[Закрыть], президенту профсоюза – 29, усы свисают на воротник, а General Motors лезет на стену. Где производительность? Кертис Кокс, начальник отдела технического контроля, на грани апоплексического удара. «Я вижу иностранные машины на нашей парковке, – рассказывает он. – Их владельцы говорят, что они дешевле. Ну как нам с этим конкурировать?» Люди из GM едва не плачут, когда думают о Японии: все эти милые, ухоженные, трудолюбивые рабочие, которые поют гимны своей alma mater каждое утро («Славься, о Mitsubishi!»), насвистывают по пути на работу, как семь гномов, черт бы их подрал. Никогда не бастуют, никогда не возражают, играют в командах своей компании – и спрашивают разрешения бригадира на обручение с вот этой вот милой барышней (однако бригадир еще должен ее увидеть).

Так что я совершенно спокойно поинтересовался у General Motors, можно ли увидеть этот апогей американской индустриальной мощи, скажем, во вторник? И General Motors ответила: нет. Ни за что.

Признаюсь, я слегка остолбенел. Да разве не они свозили сюда журналистов самолетами? Разве не они теми же самолетами свозили тех же журналистов, с закусками и прочим, когда забастовка на GM закончилась, чтобы посмотреть, как первая Vega сходит с конвейера? Да еще и раздавали всем брошюрки о том, что эта первая Vega отправляется в адрес миссис Эпплпай, библиотекарши из Гекльберри-Финн, штат Иллинойс, которая, судя по той же брошюрке, сказала: «Ой, я так долго ждала свою машину, поверить не могу, что она наконец будет здесь – я в таком восторге!» Разве это делали не они? Что это значит: «Кто угодно, только не этот тип»? Кто я, черт дери, по их мнению – Ральф Нейдер? Я начал листать собственную записную книжку, в которой есть номер телефона-автомата в холле дома Нейдера – да нет, это далековато от Лордстауна. Ведь даже с заводской охраной General Motors все-таки не Россия, а каждый, кто прошел школу старой доброй американской армии, знает, как обращаться с бюрократами низового уровня. (Куда ты тащишь эти грабли? – Какие грабли, сэр? – Эти, вот этиграбли. – Ах, эти грабли – капитан, сэр, сказал, чтобы я их принес туда. – Какойкапитан? – Другой капитан. – Какой другой капитан? – Понятия не имею, лейтенант, мне просто велели притащить грабли.)

Так вот, несмотря ни на что, мы шагаем по заводу в Лордстауне, $250 млн бросаются в глаза, куда ни глянь – джунгли из стали-алюминия, где электродрели визжат, как попугаи, где сварочные роботы Unimate наклоняются над автомобилями, как наседки, где Доблестные Принцы, они же члены отделения профсоюза номер 1112, мелькают с новейшим электроинструментом в руках. Еще один Лас-Вегас рождается прямо на наших глазах. Красотища. Очень рекомендую, если когда-нибудь окажетесь в этих краях.

А это что за автомобили, дожидающиеся ремонта с надписями типа «не работает дальний свет», «нет света в салоне», «нет тормозов»… Нет тормозов?! А что там, на доске объявлений?

Руководство отмечает серьезные убытки в производстве из-за некачественной работы, намеренной задержки конвейера, неумения или нежелания выполнять рабочие задания и прямого саботажа.

Попытки прекратить подобные действия путем дисциплинарного воздействия оказались безуспешными. В связи с этим любые подобные проявления будут являться основанием для суровых административных мер, включая увольнение.

«Дисциплинарное воздействие»? Боже, да здесь запросто можно и под трибунал загреметь. Стоило бы прежде ознакомить с языком объявления кого-то из заводских психологов. Я так и слышу все более громкий хор членов Клуба радости: «Славься в веках, о прекрасная Toyota!»

– Привет.

– Привет.

– Что это?

– Окантовка для окна.

– Ну и как, хорошо здесь работать?

– Наверное, будет хорошо, когда все войдет в норму.

– А вы купили бы такой автомобиль?

– Конечно, не будь они такими дорогими – а вообще-то хорошо сконструированная небольшая тачка.

– А вам не хотелось бы работать на себя, скажем, в автомастерской?

– Не-а… В автомастерской у них нет льгот и страховок.

– Послушайте, не хочется вам мешать, но вот те два автомобиля сошли с конвейера без окантовки для окон.

– А они все сходят без чего-нибудь – конвейер движется слишком быстро. Производительность труда, короче.

– Это теперь так называется?

Я мог бы привести и больше записей из нашего восхитительно ненаучного исследования Лордстауна, но они все примерно одинаковые. Наши люди предпочитают иметь больше свободного времени, а не пахать сверхурочно. Но их жены работают, потому что семьям нужен дополнительный доход. Да, они посоветовали бы своим братьям работать здесь – некоторые, кстати, и работают. А бригадиры достали всех. Саботаж? Да ладно. Приварили пивные банки к бамперу с внутренней стороны? Ну, пара-тройка горячих голов здесь, конечно, есть, но это же ерунда, дружище, Vega – это же наш хлеб с маслом, чем больше мы их продадим, тем лучше для нас. А если бригадиры будут чересчур доставать, то ребята найдут себе другую работу. Где-нибудь еще. Ребята почему-то абсолютно уверены, что работа найдется.

Мы спрашивали людей постарше – стала ли другой нынешняя молодежь? Они ответили:

– Конечно. Они не мирятся с тем, с чем мирились мы.

Один из наших тамошних любимцев с неизменной прической Доблестного Принца сказал:

– Я не собираюсь надрываться ради кого-то. Я не делаю этого, даже работая по дому, даже ради себя.

Хочу предупредить. Для того чтобы всерьез относиться к таким исследованиям и отчетам, сделаны ли они журналистами или социологами, нужно быть агностиком. Действительно ли люди, которые согласились разговаривать с нами, являются представительной выборкой из 10 000 человек? Помимо прочего журналисты и социологи – вербальные и концептуальные типы. Они у себя дома и лампочку не смогли бы поменять, поэтому их подсознательные чувства таковы: «Как люди могут это выносить? Я бы здесь работать не стал». Они же не спали в старших классах школы, когда сестра Мария Тереза бубнила им о поэзии Уордсворта, и не мечтали о заводе как избавлении от этих мук. Мой компаньон Билл однажды написал для New York Times Magazineстатью о рабочих, и несколько абзацев из нее были использованы неким социологом для научной работы. Когда Билл затем занялся исследованиями для своей книги и рылся в научных источниках, к которым относился с положенным трепетом, то обнаружил, что источники цитируют его самого: второй социолог процитировал первого, с соответствующими сносками, третий второго, со сносками к сноскам, и так далее – стая гончих плакала бы в растерянности. Это не значит, что такую работу вообще нельзя сделать. Это значит лишь то, что необходимы серьезные, глубокие, хорошо профинансированные усилия с участием опытных статистиков, модами, медианами и прочим – чтобы все было на месте.

Ладно, возражения против статистики принимаются, но ведь ощущение-тоесть, ощущение, что происходит Что-то еще, что мир может и не вернуться к Дню независимости, к царствованию Эйзенхауэра, к спокойной жизни. Ключевые фразы выше были взяты из ксерокопии с ксерокопии, сделанной с ксерокопии конфиденциальной записки кого-то там на заводе Форда. Ключевые фразы ниже – уже с берегов реки Чарльз ^[31]

[Закрыть]. Лордстаун – самый большой и самый лучший пример промышленной Америки, а Гарвардская школа бизнеса – это Уэст-Пойнт ^[32]

[Закрыть]капитализма. По крайней мере, в этом друг друга уверяют обитатели этой школы. Во всяком случае, это заведение является одним из самых серьезных сообществ старых друзей-соучеников в наши времена. Если кто-то из бывших бизнес-школьников проколется в большом и жестоком мире, ему нечего бояться: другой бизнес-школьник обязательно придет на выручку, которую они потом назовут слиянием, рекапитализацией, синергией или как-нибудь еще. Так вот, этот Уэст-Пойнт капитализма тоже подбросил мне пару-тройку сигналов насчет того, что там – на горизонте.

Согласен, сигналы эти поступили в необычный момент. Пару лет назад маленькие жадные негодники из Финансового менеджмента не могли дождаться, когда же они дорвутся до своих первых пяти миллионов (о чем я уже говорил). Им на смену пришла новая волна маленьких жадных негодников – и старая мечта все так же популярна, однако там, во внешнем мире, вторжение в Камбоджу в аккурат совпало с моим визитом во время весеннего семестра. Ощущение, что в мире что-то не так, пробилось даже через плотные облака сребролюбия в трех моих студенческих группах. Вокруг Гарвард-сквер все граффити стали политическими. Никто уже не писал на стенах «Элоиза любит Абеляра». Вместо этого на треть длины здания красовались огромные буквы: «ДЖОН ХЭНКОК ^[33]

[Закрыть]БЫЛ РЕВОЛЮЦИОНЕРОМ, А НЕ МЕРЗАВЦЕМ, ТОРГУЮЩИМ СТРАХОВЫМИ ПОЛИСАМИ!» Конечно, это было на «колледжевой» стороне реки Чарльз, где стиль жизни все-таки иной: бороды, усы, дешевая джинса – почти такая же единая форма, как серые фланелевые куртки и штаны цвета хаки поколением раньше. Но за рекой – школа бизнеса, где будущие аппаратчикиприходят на занятия в костюмах от Brooks Brothers и белоснежных сорочках, а потому выглядят как какие-нибудь ассистенты и секретари в администрации Никсона.

Конечно, никакого революционного мусора среди предметов школы бизнеса нет. Один из ключевых предметов – контроль: «Контроль связан со сбором, обработкой, анализом и использованием количественной информации в бизнесе». Годом раньше, когда группировка SDS ^[34]

[Закрыть]захватила зал в Колледже, а потом полиции пришлось наводить там порядок, Колледж – как заведение – казалось, совершенно растерялся. Однако школа бизнеса заранее разработала План действий в чрезвычайной ситуации – в толстой папке с цветными закладками. В тот период я вел там занятия, и один из преподавателей, явно опасаясь бунта на улицах по образцу Парижа 1789 г., сказал: «На эту сторону реки им не добраться. Мы прежде взорвем все мосты».