Текст книги "Наваждение"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 22

Когда Полито ушел, было без четверти три и ресторан уже совсем опустел.

Моник пила кофе у бара. Я оплатил чек и оставил тридцать процентов чаевых. Она поблагодарила меня широко открытыми глазами и белозубой улыбкой.

– Не возражаете, если я здесь немного посижу?

– Я принесу вам еще вина.

У меня оставалось еще три часа до того времени, как Роланд Корвуц развернет салфетку в «Ла Белла». Убил сколько-то времени, потягивая великолепного качества бордо и размышляя о разговоре со старым детективом.

Полито огорчала вероятность, что главный подозреваемый сидел прямо напротив него, а он упустил что-то важное, но уход Дейла от радара ничуть не снижал профессиональные способности Сэма. Если Брайт был деятельным психопатом, Полито пришлось столкнуться с супернормальным типом.

Он менял внешность.

Если труп Брайта не замурован в фундамент какого-нибудь высотного здания в Манхэттене, он скорее всего живет сейчас под другим именем в Лос-Анджелесе, играючи меняет пол и ускользает от ненужного внимания благодаря искусству перевоплощения и лжи.

Я позвонил узнать, нет ли мне посланий. Получил три: от Робин, Майло и юриста, который не любил платить по счетам и решил, что я хочу с ним побеседовать.

Робин сказала:

– Я по тебе скучаю, но хуже всего приходится Бланш: ни одной улыбки, и она постоянно обнюхивает твой офис. Затем настаивает на прогулке к пруду и садится точно на то место, где обычно сидишь ты. Когда это не срабатывает, она спрыгивает и смотрит на рыб до тех пор, пока я их не покормлю. Если я, по ее мнению, не бросаю достаточно много, она тявкает. Я постоянно уверяю Бланш, что папочка скоро вернется, но если судить по ее взгляду, она на это не покупается.

Я перезвонил Робин.

– Привет. Скажи Бланш, что я привезу ей сувенир.

– Она девушка не корыстная, но я скажу. Как дела?

– Пока ничего особенного.

– Я тут проверила у тебя погоду. Похоже, славная.

– Сказочная, – согласился я. – Как-нибудь нам стоит сюда приехать.

– Гостиница хорошая?

Я описал свое временное пристанище.

– Одно достоинство, – заметила моя любимая, – мы бы постоянно натыкались друг на друга.

– Я вернусь завтра, и можно будет натыкаться сколько душе угодно. Как работа?

– Взяла парочку новых заказов, простой ремонт. – Короткая пауза. – Сегодня утром он позвонил – хотел убедиться, что я в городе, когда он тоже здесь. Голос звучал по-другому.

– Как именно?

– Отстраненно – не бурлил энтузиазмом, как обычно. Говорит, что очень увлечен проектом, но тон не соответствует словам.

– Сожаления покупателя? – предположил я.

– Может быть, он осознал, что глупо платить такие огромные деньги, если не можешь воспроизвести ни одной ноты?

– В худшем случае продашь их кому-нибудь еще.

– Да. Только вот опасаюсь, как бы он не уловил, что его амурные намерения не получат ответ: я всячески избегаю пустой болтовни.

– Если у него низменные намерения, тогда тебе лишь повезет, если этот тип слиняет.

– Разумеется, – хмыкнула Робин, но тон ее не соответствовал словам.

Я сказал:

– Ты уже вложила в эту работу столько сил, а теперь все осложняется.

– Может быть, мне показалось.

– У тебя здоровые инстинкты, Роб.

– Не всегда… Наверное, мне лучше сначала проветрить мозги, а потом уже браться за пилу. Увидимся завтра, любимый!

Затем я перезвонил Майло и рассказал ему о встрече с Полито.

– Родственник помощника комиссара, а? – фыркнул он. – И именно этот районный прокурор случайно является бывшим водителем его величества.

– Какое совпадение, – тем же тоном заметил я.

– Значит, Брайт не показался Полито голубым?

– Вспомни также о резких изменениях наружности, попытках сойти за вегетарианца, рассказах Леоноры о его подвигах в стиле Джекилла-Хайда, и мы вообще не сможем прийти в отношении его к каким-либо выводам.

– Весь мир – большая сцена.

– Угу. И кровавая. Ладно, посмотрим, что скажет о нем Роланд Корвуц.

– Ты хочешь обратиться к Корвуцу напрямую?

– Разве ты не это имел в виду, когда снабжал меня адресом этого парня и списком мест, где он часто бывает?

– Да, но сегодня утром я проснулся и передумал. С какой стати Корвуц станет с тобой разговаривать?

– Если я сумею говорить не о нем, а о Дейте Брайте, может быть, он проговорится?

– А если он действительно заплатил Брайту за убийство Сафранов, даст тебе пинка или еще хуже.

– Зачем быть пессимистом, если фатализм куда удобнее?

– Ты читал мой дневник. Амиго, этот парень способен на многое, и я даже представить себе не могу, что мы будем иметь, если заставим его нервничать. Возвращайся в гостиницу, сунь четвертаки в массажную постель и хорошенько выспись.

– Ах, спасибо, мамочка!

– Я серьезно.

– Как дела на домашнем фронте?

– Смена темы не приведет к изменению ситуации.

– Я присмотрю за своей спиной. Есть новости?

– На домашнем фронте все по нулям, – фыркнул он и передразнил меня: – Зачем быть фаталистом, если тщетность – куда обоснованнее?.. Где ты собирался подловить Корвуца?

– Все еще собираюсь. В «Ла Белла».

– Итальянский ресторан?

– Верхний Ист-Сайд. Мы же не имеем дело с богатыми ребятами, которые пьют кофе в своих клубах.

– По меньшей мере ты зря тратишь время, Алекс. С какой стати этот Корвуц будет даже смотреть в твою сторону?

– Разве у каждого в жизни не случается момента, когда он хочет стать звездой? – Я помолчат. – Слушай, я только что вот о чем подумал. Если Дейл хотел стать еще одним Оливье, то не за этим ли он вообще приехал в Нью-Йорк?

– Игрища с макияжем?

– Сафраны в ночь своего исчезновения направлялись в театр. Где-то на окраине, далеко-далеко от Бродвея. Что, если Брайт выманил их из дома, предложив им оливковую ветвь? «У меня постановка, ваше имя в списке гостей, мы будем польщены, если вы нас посетите. Потом пойдем выпьем и зароем наш меч в споре о кондо».

– И он принес реальный меч… ловко придумано. Беда в том, что мы уже провели все мыслимые проверки и имя Брайта не значится ни в одной из постановок. Вообще нигде не встречается.

– Шоу могло быть кратковременным или непритязательным, – не согласился я. – Или парень пользовался сценическим именем. Я тут проезжал мимо главной библиотеки. Может быть, это карма? У меня еще есть время до попытки встречи с Корвуцем. Давай посмотрим, что осталось в газетах.

– Хорошая мысль. Если найдешь что-нибудь – забудь про Корвуца и возвращайся домой.

– Слушай, ты прямо зациклился, – улыбнулся я.

– Лучше перебдеть.

Я поспешил назад на Пятую авеню, протолкался сквозь дневную толпу и взбежал по ступенькам библиотеки.

В читальном зале с микрофильмами стояло с десяток машин для просмотра пленок, вдвое большее количество потенциальных читателей и парочка любителей микрофишей. Среди трудолюбивых исследователей, ожидающих возможности сесть за машину, имелся явный бездомный, который, когда подошла его очередь, начал бессистемно перебирать пленки.

Я отыскал театральные путеводители за неделю, предшествовавшую исчезновению Сафранов, в «Тайме», «Пост», «Дейли ньюс» и «Виллидж войс», подождал, когда освободится машина, и принялся за работу.

Через час у меня уже был список из девяти спектаклей вне Бродвея, которые показались мне недостаточно интересными, а после пятнадцатиминутного ожидания я получил в свое распоряжение компьютер с Интернетом. Никакого упоминания о пяти шоу. Из оставшихся четырех я нашел действующих лиц и исполнителей для трех. Анселл/Дейл Брайт не фигурировал ни в одном из списков, но я все равно распечатал их и покинул библиотеку.

Ради разнообразия я пошел по Медисон к северу, разглядывая купающиеся в лунном свете силуэты небоскребов. Застройка – опасное занятие, но выстроенный человеком Нью-Йорк так же прекрасен, как и любое творение природы.

Когда я перешел с шестидесятых улиц к семидесятым, огромные магазины сменились бутиками и уютными кафешками, сквозь стеклянные витрины которых виднелись приятные люди.

Ресторан «Ла Белла» выделялся своим черным кирпичным фасадом, выкрашенным белым, и маленькими бежевыми буквами, нашептывающими название заведения, на стеклянной двери, настолько плотно украшенной золотыми фестонами, что она вполне могла бы быть матовой.

За стеклом – темнота. Одно из тех мест, о существовании которого следует знать заранее.

Я взглянул вдоль улицы, но не увидел никого, кто походил бы на Роланда Корвуца. Двадцать минут седьмого. Если он уже в ресторане, то мне бы хотелось, чтобы парень удобно устроился в знакомой обстановке. Я дошел до Девяностой улицы и немного ускорил шаг, чтобы подзарядиться, поднимаясь по плавному холму Карнеги. В десять минут восьмого я уже снова стоял у «Ла Белла» с проветренными легкими и взбудораженной нервной системой.

Стеклянная дверь впустила меня в красивый вестибюль темно-зеленого цвета, из которого вела другая дверь – прочного черного орехового дерева. С другой стороны этого внутреннего входа находилась маленькая лестница и висела табличка: «Осторожно, ступеньки!»

Итак, три ступеньки вниз, крутой поворот налево, а за ним – беломраморная конторка метрдотеля.

Высокий плотный мужчина во фраке просмотрел список заказов при янтарном свете лампы от Тиффани из морской раковины. Фон обеспечивала негромкая оперная музыка – некий тенор на что-то жаловался. Мои ноздри наполнил запах спелого сыра, жарящегося мяса, чеснока и бальзамического уксуса.

За спиной Фрака по стене до самого оштукатуренного потолка тянулись полки с винами. На стене справа – фреска: счастливые крестьяне собирают урожай винограда. На виду три круглых стола, покрытых красными льняными скатертями, за которыми никто не сидит. Из-за полок с винами – звон бокалов и невнятное бормотание:

– Чем я могу вам помочь, сэр?

– Я не заказывал столик заранее, но, если можно, хотел бы поужинать. Один.

– Один, – повторил он, как будто никогда не слышал такого слова.

– Решил вот неожиданно.

– Мы любим неожиданности, сэр. – Фрак провел меня к одному из пустых столов, принес винную карту и меню и сообщил о блюде, приготовленном из телят из Вермонта, где они всю свою короткую жизнь пасутся на воле.

Его туша мешала мне увидеть, кто, кроме меня, еще ужинает. Пока он излагал мне преимущества «выращенных вручную» овощей, я притворялся, что рассматриваю меню. Вина с аукционов, белые трюфели, рыба, пойманная ручной сетью в озерах, названия которых я никогда не слышал. Цены под стать.

– Что будете пить, сэр?

– Воду в бутылке, с газом.

– Отлично. – И он наконец отступил в сторону, дав мне возможность разглядеть людей, сидевших по разным сторонам зала без окон.

Первой была великолепно одетая пара, обоим лет под сорок. Они крепко держали свои бокалы и кланялись друг другу, как боксеры. Раскрытые губы, зовущие взгляды. Страсть на грани совокупления или плохо скрываемая ссора?

Справа от них мужчина с ребенком – толстенькой белокурой девочкой, сидевшей ко мне спиной, склонившись над тарелкой. Судя по всему, лет шесть или семь. Мужчина нагнулся, чтобы видеть ее глаза, лицо его скрывалось в тени. Коснулся ее щеки. Девочка недовольно дернула головой и продолжила есть. На ней была розовая клетчатая юбка, белый свитер, белые носки и красные кожаные туфли. Скорее всего школьная форма, если не считать туфель. Его серый спортивный пиджак и коричневая рубашка взрослого в сравнении с ней выглядели уныло.

Я видел мужчину достаточно хорошо, чтобы сделать вывод, что это и есть Роланд Корвуц. Он вполне подходил под описание Полито, да и возраст тоже соответствовал – шестьдесят с хвостиком. Плюс – наличие ребенка.

Мужчина отломил кусок хлеба, принялся жевать, и тут я смог лучше разглядеть его лицо. Высокие плоские скулы, нос картошкой, маленький подбородок, очки в стальной оправе. Если он тот, кого я ищу, то некогда рыжие волосы превратились в реденькую седую шевелюру.

Мужчина потянулся за вилкой, накрутил на нее макароны и предложил девчушке. Она решительно затрясла головой. Он что-то сказал, но если девочка и ответила, то я не расслышал.

Фрак снова закрыл мне обзор. На стол были аккуратно поставлены большая бутылка «Аква-минерале» и охлажденный бокал.

– Будете заказывать, сэр?

Я был все еще сыт после позднего ленча, поэтому решился ограничиться только самым легким блюдом – салатом из пойманных дайверами гребешков за сорок четыре доллара. Прежде чем Фрак унес меню, я посмотрел на цену воды. Только ее стоимость значительно превышала сумму, отпускаемую на питание полицейским управлением Лос-Анджелеса. Возможно, ее добывали из артезианских источников высокообразованные девственные весталки с заверенными по этому поводу медицинскими свидетельствами.

Я отпил глоток. Вода как вода.

Девочка, сидящая от меня через комнату, что-то сказала мужчине. Он поднял брови и снова заговорил. Она покачала головой, слезла со стула. Юбчонка задралась, он протянул руку, чтобы поправить ее, но девочка успела раньше. Потом взлохматила волосы и повернулась.

Старше, чем я предполагал: десять или одиннадцать. Чистая кожа, голубые глаза, курносый нос. И верные признаки синдрома Дауна.

Девочка заметила меня. Улыбнулась, помахала рукой и протянула:

– При-вет. – Голос достаточно громкий, чтобы заглушить оперного тенора.

– Привет.

– Я иду в туалет.

– Елена, – сказал мужчина.

Девочка укоризненно погрозила ему пальцем.

– Я разговариваю с дядей, папа.

– Милая, если тебе нужно…

Девочка топнула ногой.

– Я говорю, папа.

– Я вижу, милая. Но…

– Папа, – сказала она, снова топая ногой. Затем: – Папа Грустный? – Она схватила его лицо обеими руками, поцеловала в щеку и весело побежала к никак не помеченной двери в конце зала.

Кроха явно привыкла к ужинам за сотню долларов.

Мужчина пожал плечами и одними губами произнес:

– Извините.

– Она очаровательна.

Он снова принялся накручивать на вилку макароны. Потом взглянул на украшенные бриллиантами часы, положил вилку и снова проверил время.

Подошел Фрак.

– Все в порядке, мистер Корвуц?

– Да-да, спасибо, Гио.

– Приятно снова видеть Елену. Ее простуда уже прошла?

– Наконец.

– Молодец! Ей нравится в школе, мистер Кей?

Корвуц слабо кивнул.

– Не желаете ли вина к диетической кока-коле, мистер Кей?

– Нет. Мне еще сегодня делать с ней домашнее задание, нужна ясная голова.

– Ох уж эти дети, – улыбнулся Гио.

Лицо Корвуца стало печальным.

– Дело того стоит.

Вернулась Елена, одергивая на ходу край своего свитера. Остановившись у моего столика, она показала на меня пальцем.

– Он одинаковый.

– Оставь джентльмена в покое, – попросил ее отец.

– Он одиноковый, папа.

– Уверен, он просто хочет побыть…

– Ты одиноковый. Ты можешь поесть с нами.

– Елена…

Девочка потянула меня за рукав.

– Поешь с нами!

Я улыбнулся:

– Если только твой папа не возражает.

Лицо Корвуца посуровело, но Елена захлопала в ладоши.

– Да!

– Елена, прекрати. Оставь джентльмена…

Я встал, взял свой бокал и воду и перенес на их столик.

– Да!

– Сэр, – сказал Корвуц, – в этом нет никакой необходимости.

– Я абсолютно ничего не имею против того, чтобы несколько минут…

– Да!

До этого момента занятая друг другом пара взглянула на нас. Женщина что-то прошептала своему спутнику, тот пожал плечами.

– В этом действительно нет необходимости, – повторил Корвуц.

– Нет, есть обходимость, папа!

Пара за соседним столиком притворно улыбалась.

– Елена…

– Есть обходимость!

– Шшш, шшш…

– Есть…

– Елена! Шшш! Что мы говорим по поводу «Ла Белла»?

Девочка надула губы, но Корвуц не отставал:

– В «Ла Белла» мы должны… скажи сама, милая.

Из правого глаза девочки выкатилась слеза, Корвуц стер ее и поцеловал дочь в щеку.

– Милая, в «Ла Белла» мы должны вести себя тихо.

– Милая, милая, – надулась Елена. – Это про маму.

– Ты тоже моя милая.

– Нет!

Корвуц покраснел.

– Сэр, простите, что мы вас побеспокоили, вы можете вернуться…

– Он одиноковый, – заспорила девочка. – Миссис Прайс говорит, что нужно быть ласковой с одиноковыми людями.

– Так это в школе, Елена.

– Миссис Прайс говорит, всегда быть ласковой.

– Я могу посидеть здесь, пока не принесли мой заказ, – предложил я.

– Елена, отстань от этого дяди! – Корвуц начал повышать голос. Личико Елены сморщилось. Отец что-то пробормотал, как мне показалось, по-русски, и потянулся к ней, но малышка с плачем соскочила со своего стула. Женщина за соседним столиком закатила глаза. – Елена…

Ребенок побежал к двери в конце зала.

– Я пошла, снова!

– Извините, сэр, – сказал Корвуц, – она излишне дружелюбна.

– Мне кажется, она очаровательна, – сказал я, стараясь, чтобы это не звучало покровительственно. Взгляд Корвуца дал понять, что мне этого не удалось. – Я работаю с детьми, – попытался завязать разговор я.

– И чем вы занимаетесь?

– Детской психологией.

– Прекрасно, – сказал он с абсолютным отсутствием всякого интереса. – Желаю приятно поужинать.

Я выудил из кармана свой совершенно новый жетон консультанта полицейского управления Лос-Анджелеса, который накануне срочно прислал мне на дом босс, и положил его на стол перед ним.

– Когда у вас будет время, мистер Корвуц.

У него отвисла челюсть. Серые глаза за стеклами очков едва не вылезли из орбит, а зрачки, несмотря на тусклое освещение, предельно сузились.

– Какого…

Я вернул жетон в карман.

– Нам нужно поговорить. Не о вас. О Дейле Брайте.

Корвуц начал было подниматься со стула, но передумал и снова сел, положив на стол руки, сжатые в кулаки.

– Убирайтесь отсюда к чертовой матери…

– Я пролетел три тысячи миль, чтобы поговорить с вами. Дейл Брайт предположительно убил еще несколько человек. Крайне жестокие убийства.

– Я понятия не имею, о чем, черт возьми, вы говорите!

Я встал, загородив своего визави от любопытных глаз пары за соседним столиком и Гио и все так же продолжая улыбаться, чтобы создать видимость дружеского разговора.

– Дейл Брайт. Бывший председатель правления жильцов на Тридцать пятой улице.

Корвуц практически спрятал шею в плечи. Его пальцы коснулись ножа для масла.

– Вас никто не подозревает. Только Брайта. Мне нужны детали, чтобы постараться его найти.

В уголках рта мужчины собралась слюна.

– Я ничего не знаю.

– Всего лишь короткая беседа, когда вам будет удобно…

– Они снова меня мучают.

– Если вы окажете содействие и поможете нам найти Брайта, все кончится…

– Я ничего не знаю, – произнес он сквозь сжатые зубы.

– Хотя бы впечатления: Какой он, какие у него привычки?

– Сухие глазки! – объявил голос за нашими спинами.

Елена подошла ко мне, держа в руке смятую салфетку.

Роланд Корвуц торопливо произнес:

– Этому дяде нужно уходить.

– Нет, па…

– Да!

– Папа делать меня грустной!

Корвуц вскочил и схватил ее за руку.

– Жизнь – грустная штука. Даже ты можешь это понять! – И он потащил плачущего ребенка из ресторана.

Ошарашенный Гио смотрел, как за ними захлопнулась дверь. Тенор продолжал стенать.

Молодая женщина неодобрительно покачала головой:

– Привести ребенка в такое место!

Ее спутник пригладил прошитый вручную отворот пиджака.

– Особенно такого ребенка. Давай напишем жалобу?..

ГЛАВА 23

Элегантные люди прогуливали по Парк-авеню породистых собак.

Дом Роланда Корвуца высился на западной стороне улицы – десять этажей сурового серого камня, по одной квартире на каждом.

Сверкающие бронзовые стержни поддерживали безупречно чистый серый навес. Ковер из какого-то погодостойкого материала, который по виду вполне подходил для моей квартиры, вел к наглухо закрытой стеклянной двери в бронзовой раме. Из того же материала была сделана табличка, провозглашающая: «Без приглашения не входить». Кнопка звонка, кстати, тоже была бронзовой.

Одетый в серое швейцар, развалившись на резном стуле в вестибюле, смотрел, как я наблюдаю за ним. Усатый латиноамериканец, слишком молодой, чтобы быть тем копом в отставке, о котором упоминал Полито.

Я подошел, но этот тип даже не двинулся с места. Свет хрустальной люстры янтарем отражался от черно-белого, будто шахматная доска, пола вестибюля. Темные деревянные панели светились, как жидкий шоколад.

Швейцар не пошевелился, пока я не нажал на кнопку, и даже тогда движения его были неторопливыми.

Он приоткрыл дверь на пару дюймов.

– Что желаете?

– Я пришел к мистеру Корвуцу.

– Он вас ждет?

– Очень на это надеюсь.

– Ваше имя?

– Доктор Делавэр.

Закрыв дверь, он направился к телефону, а я переминался с ноги на ногу под навесом, готовясь к отказу, а возможно, даже к агрессии. Я чувствовал себя виноватым в том, что помешал Елене закончить ужин, но затем вспомнил про Сафранов и заглушил угрызения.

Швейцар повесил трубку и снова приоткрыл дверь:

– Он спускается.

Вскоре появился Роланд Корвуц – в коричневой рубашке, мешковатых серых брюках и белых кроссовках. В руках он держал крошечного белого померанцевого шпица.

Я приготовился к гневной тираде, но лицо мужчины было спокойным.

Швейцар выполнил свою основную обязанность, и Корвуц вышел из дома, направляясь на юг и все еще держа собаку на руках. Несмотря на маленький рост, ногами он перебирал быстро.

Я догнал его, и шпиц, восторженно залаяв, лизнул мне руку.

Корвуц заметил:

– Все считают вас хорошим парнем. – Этот маленький мужчина обладал густым баритоном, а его акцент в относительной тишине чувствовался куда сильнее.

– Дети и собаки, – кивнул я. – Иногда они хорошо разбираются в людях.

– Чушь полнейшая! – заявил Корвуц. – У меня был ротвейлер, так он всех обожал, даже явных подонков.

– Может быть, эта собачка умнее?

– Гиги, – сказал Корвуц, – ее так зовут. – Он пристегнул розовый поводок к ошейнику собаки и поставил ее на землю.

– Как в фильме?

– Моя жена любит этот фильм.

Гиги помчалась вперед.

Мы прошли целый квартал. Корвуц подождал, пока его любимица обследовала фонарный столб.

– Спасибо, что встретились со мной, – поблагодарил я.

Он не ответил.

– И простите, что испортил вам ужин.

– Если не вы, было бы что-нибудь еще. Моя дочь… Ей там очень нравится, но она еще не готова для таких мест.

– Ее слишком часто заставляют вести себя тихо?

– Иногда она, как они говорят, перевозбуждается.

– Знаете, я ведь не лукавил. Она милый ребенок со всех точек зрения.

Корвуц внимательно посмотрел на меня:

– Вы действительно психиатр?

– Хотите взглянуть на мою лицензию?

Он засмеялся.

– Елена – мой единственный ребенок. Я поздно женился.

Собачонка потянула поводок.

– Ладно, ладно, – сказал хозяин и позволил ей вести себя.

Десятью шагами дальше он поинтересовался:

– Этот тип, Брайт, действительно кого-то убил?

– Может быть, даже несколько человек.

– Безумие.

– Вы никогда не подозревали, что он разделался с Сафранами?

Он предупреждающе поднял ладонь:

– О них я не говорю. С ними только дерьмо связано.

– Меня всего лишь беспокоит, не могли Брайт…

– Брайта я видел дважды. Ясно? Только и помню, что он большой и жополиз. «Мистер Кей то, мистер Кей сё…» Тогда в моих домах было четыреста пятьдесят жильцов, точнее, четыреста семьдесят пять. Мне это надо – покупаться на мистера Кея?

– Зачем же он лизал вам задницу?

– Хотел быть моим лучшим другом. Как будто я не знал, когда меня пытаются обвести вокруг пальца. – Корвуц замедлил шаг и, подождав, пока собака не обнюхает очередной столб, поправил очки. Гиги передумала, и мы снова двинулись в путь. – Ей всегда надо много времени, чтобы сделать свои дела. Давай, собака. У меня дома работа ждет.

Я повторил вопрос. В ответ Корвуц прищурился:

– У Брайта были идеи мне на пользу. «Заведите правление жильцов, мистер Кей, все пойдет глаже». Я думал, что все это чушь.

– Но согласились.

– Если кто-то хочет помочь, зачем отказываться? Я так подумал: Брайт будет просить что-нибудь мне нужное, я скажу «нет». Но не понадобилось.

– Он никогда ни о чем не просил?

– Так получается.

– Даже снизить арендную плату?

– Да ну, – сказал Корвуц, – я это раньше сделал.

– Вы сделали ему большую скидку?

– Разве запомнишь… может, пару тысяч в целом.

– По доброте душевной? – не поверил я.

Корвуц повернулся ко мне:

– Я уже сказал, я видел его дважды. Он хотел помочь, зачем отказываться? В итоге ничего полезного не вышло. Дурацкое правление жильцов.

– Не помогло в перестройке в кондоминиумы?

Он усмехнулся и зашагал быстрее.

– Это здание довело меня до ручки. Брал деньги с других проектов для его финансирования. Надо было быть идиотом, чтобы связаться с этим куском дерьма! Затем деньги кончились, ставки выросли, а банки не давали кредит, если при этом не ухватят вас за… Все уходит на бумажную волокиту – с ума сойти, сколько нужно времени, чтобы что-то сделать в этом городе. Вам ни черта до этого дела нет. Хотите знать про Дейла Жополиза? Я уже все рассказал, и точка!

– Как вышло, что он снял у вас квартиру?

– По рекомендации.

– От кого?

– Какая разница?

Мы шли, пока Гиги не остановилась, завороженная ароматом помойного бака, на углу Шестьдесят девятой улицы.

– Вперед, хватит, – сказал Корвуц.

– Так кто порекомендовал вам Брайта?

– Опять?

– Что тут скрывать?

– Да не нужны мне были новые жильцы! Вы перестраиваете, вам нужно пустое здание. Но Брайт обещал не шуметь, тогда я сказал: «Какого черта, ладно». В этом моя проблема – мягкое сердце.

Гиги отошла от помойки, и мы прошагали еще полквартала, прежде чем я спросил:

– Кто за него поручился?

– Чего вы к этому привязались?

– Соня Глюсевич?

Корвуц облизнул губы.

– Вы знали Соню?

– Я знаю, что она ваша кузина и была членом правления вместе с Дейлом.

– Кузина, – повторил он, как будто в первый раз услышал новое слово. – Второй муж ее матери – племянник одной из моих сводных сестер.

– Она знала Дейла и рекомендовала его вам?

Он неохотно кивнул.

– У нее с ним был роман?

– Соня была замужем.

– Тот же вопрос, – настаивал я.

– Я не суюсь в дела других людей.

– Полагаю, это означает «да»?

– Послушайте, – сказал Корвуц, – Соня пришла ко мне и сказала, что ее приятелю нужно жилье. Я ответил: самое большее – на полгода.

– Это могло прекрасно устраивать Брайта.

– Что вы хотите этим сказать?

– Он любит перемещаться, – объяснил я.

– И правильно делает.

– После того как он покинул ваше здание, о нем нет никаких сведений. Не знаете, где он сейчас может быть?

– А я должен знать?

– Где Соня с ним познакомилась?

– Вот это я знаю, – кивнул Корвуц. – Участвовала в шоу.

– Каком шоу?

– Соня хотеть стать актрисой. Тогда она ужасно говорила по-английски, да и сейчас ненамного лучше. Через год как я приехать из Беларусь, я говорить идеально. Через два года я выучить испанский, на котором говорить пуэрториканцы, через пять лет спокойно говорить с китайцами. Хаста луего инг чанг чанг.

– У Сони нет способностей к языкам?

– У Сони? – Он хихикнул. – Как это говорится, не семи пядей во лбу?

– Но она считала, что может играть?

– Хотеть стать большой звездой.

– В театре или кино?

– Даже сейчас, – объявил Корвиц, – она ходит на занятия в Новую школу. Малюет картины, делает горшки, пепельницы, подсвечники.

– Художественные наклонности?

– Живет на алименты от бывшего мужа, есть время заниматься.

– Богатенький бывший муж.

– Пластический хирург. Он ей сиськи делать, понравится, что получилось, женился, чтобы постоянно иметь перед глазами.

– Как его зовут?

– Разве упомнишь?

– Он женился на вашей кузине, а вы не помните его имени?

– Еврейчик, – сказал он. – Они жениться в Ангуила, никого не звали. Через пять лет она переезжать в большой дом в Лоуренсе, затем развод.

– И до сих пор получает алименты?

– Она живет хорошо.

– Где находится кабинет этого врача?

– Где-то в Пяти городах.

– Каком именно?

– Может, Лоуренс, может, Седархерст.

– И вы не помните имени?

– Еврейское имя, что-то на «виц» – вроде Марковиц или Лейбовиц… нет-нет, Лефтковиц, Боб Лефтковиц. И грает в теннис. – Корвуц изобразил широкий замах.

– Значит, Соня встречалась с Дейлом, когда была замужем за доктором Лефтковицем?

Молчание.

– Вы же сказали, что это так.

– Я только сказал, что она говорила: Брайту нужна квартира.

– Она жила с мужем, но держала квартиру на Тридцать пятой улице?

Корвуц посмотрел в сторону. Жилы на его шее напоминали тросы моста в миниатюре.

– Я дать ей квартиру, ну и что?

Гиги устремилась к новому помойному баку.

– Ну вот опять, – вздохнул Корвиц.

– В каком шоу участвовала Соня, когда познакомилась с Дейлом Брайтом?

– Разве упомнишь?

– Вы это шоу видели?

– Она все говорить: «Приходи, бесплатно». В конце концов пришлось пойти. Какое-то уродское место.

– На окраине?

– Ист-Виллидж. Никакого театра: комната над мексиканским рестораном. Они там поставить пианино, стулья, черную занавеску повесить. Все одеть черное – черные халаты, черные капюшоны, все время бегать вокруг и что-то говорить нараспев. В конце кого-то вырвать. Затем вы хлопать.

– Как называлось это шоу?

– Может, «Черные халаты» или «Блевотина»? – Он хихикнул, довольный собственным остроумием.

Я вытащил список, который составил в библиотеке, начал читать ему названия.

– Да, – сказал он, – это так и называться – «Праздник темного носа». Что, черт возьми, это означать – «темный нос»? Я спросил Соню. Она сказать, что это вход в чей-то мозг, вроде туннеля. – Корвуц дернул ноздрей. – Здесь прячется правда. – Засмеялся. – Апчхи, и все? Никакой больше правды?

Гиги проверила цветочную клумбу у высокого кирпичного дома. Я поискал «Праздник темного носа» в своих записях. Об этом шоу упоминалось только в «Тайме». «Неоабсурдистская драма с элементами мистики». Ни действующих лиц и исполнителей, ни критических замечаний.

– Сколько народу участвовало в шоу? – спросил я.

– Это важно?

– Возможно.

– Сколько? Четверо? Не знаю, не много.

– Дейл Брайт был среди актеров?

– Может быть.

– Может быть?

– Я же сказал – темные капюшоны, лиц не видать. Может, он, а может, Микки-Маус.

– Соня твердо сказала, что познакомилась с ним в шоу?

– Да-да.

– Что еще вы о нем знаете?

– Ничего.

– Когда исчезли Сафраны…

– Нет-нет. Я же сказал, это мы не обсуждаем. Они почти погубил мою жизнь.

– Сафраны?

– Копы. Пугали, мешали. Я пытался делать бизнес, они приходил в офис со своими жетонами – прощай, бизнес. Этот итальянский парень, похожий на гангстера. Они меня притеснили, потому что я белорус, хотели знать о контрабанде, московской мафии. Глупо.

– Предубежденные, – кивнул я.

– Я им говорил: «Посмотрите, вы ничего не найдете, потому что нечего находить».

Гиги подошла к брошенной коробке и присела. Корвуц выбросил руку в салюте:

– Наконец-то, псинка!

Я пояснил:

– Сафраны интересуют меня только потому…

– Доброй ночи и всего хорошего. Я говорил сегодня с вами только потому, что я не хотел, чтобы вы снова беспокоили моего ребенка. К тому же мне нечего скрывать. Вы скоро возвращаетесь в Лос-Анджелес?

– Скоро.

– Передавайте привет пальмам!

– Вам явно неприятно говорить о Сафранах.

Он выдохнул воздух сквозь сжатые губы.

– Если вам нечего скрывать…

Воздух вырвался из него с шипением.

– Может быть, они улетели на луну. Может быть, Жополиз что-то с ними сделал. Разве мне на это не насрать? Я бы не дал за это даже дерьма Гиги!