Текст книги "Наваждение"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 26

Майло смел со стола все записки не читая, открыл досье Кэт Шонски и принялся искать имена сестер, которым принадлежал участок, где зарыли Кэт.

– Сюзан Эппл и Барбра Бруно… начнем в алфавитном порядке. – Он начал набирать номер, ошибся и был вынужден сделать еще одну попытку. – Миссис Эппл? Лейтенант Стержне… да… я знаю, что все это очень неприятно, мэм, очень жаль, что этот участок оказался вашим… нет, нет никакой необходимости рыть дальше, я звоню совсем по другому поводу… да, мы очень вам признательны, миссис Эппл, но мне хотелось бы задать вам еще один вопрос.

Повесив трубку, он потер лицо.

– Не знает никого по имени Дейл или Анселл Брайт. И вообще среди ее знакомых никоим образом не мог оказаться человек, способный на такой ужасный поступок; то же самое скажет нам и сестра, потому что они вращаются в одной и той же социальной группе.

– Тесной, – добавил я.

– Они совместно владеют собственностью и никогда не судились друг с другом. Своего рода сиамские близнецы. Попробую-ка я все же достать миссис Бруно… нет, записку оставлять не буду, лучше голосовое послание. Сестричка Эппл наверняка доберется до нее первой. Спасибо за завтрак. Я пойду за пивом и чем-нибудь съестным.

– Ты же сам заплатил за завтрак.

– Речь идет о моральной стимуляции.

– Сходить с тобой?

– Робин все еще по уши в своем проекте?

– В семь мы идем ужинать, а потом она снова возвращается в студию.

– Тогда играй с собакой… Спасибо за предложение, Алекс, но ты и так совершил подвиг, смотавшись в Нью-Йорк и обратно за двое суток. Кроме того, общаться со мной, когда мой мозг мертв, – занятие не из приятных. И не говори, что ты в курсе.

На ужин у нас были телячьи котлеты, салат и пиво. К девяти часам Робин вернулась к своей работе, а я растянулся на диване в кабинете с газетой. Бланш улеглась рядом и сделала вид, что ее интересуют текущие события. В половине одиннадцатого я проснулся, отлежав себе все, что возможно. Бланш упоенно храпела рядом. Я уложил ее в корзинку и отправился в студию.

Робин сидела за верстаком, постукивала по дереву и что-то выпиливала.

– Ох нет! Бедняжка!

– В чем дело?

– Ты заснул, и теперь тебя скрутило.

– Так очевидно?

Она отложила в сторону зубило и коснулась пальцами моего лица.

– Кожаный диван. На тебе вмятины от швов.

– Шерлок ты наш, – нежно улыбнулся я.

– Хочешь, я отправлюсь с тобой?

– Куда?

– В одну из твоих поездок.

– Я никуда не собирался ехать.

– В самом деле? – усомнилась она. – Ладно, я заканчиваю, и мы может поиграть во что-нибудь.

На идеально чистом верстаке лежала задняя часть мандолины из клена, а на полу – аккуратная кучка стружек.

– Я не собираюсь мешать гению.

– Это вряд ли. – Робин улыбнулась. – А что ты собираешься делать?

– Возможно, присоединюсь к Майло. Он следит за Тони Манкузи, возможно, даже повезет его на допрос.

Новая улыбка.

– Теперь я убедилась, что это действительно ты, а не твой инопланетный клон. Поцелуй меня и отправляйся.

Я позвонил Майло из машины:

– Твой миелин усохнет.

– Возможно, его и так перебор.

– Мистер Зрелый Человек?

– Вопреки собственному желанию.

Мой друг позаимствовал побитую коричневую «камаро» с полицейской парковки и поставил ее на расстоянии десяти машин от дома Тони Манкузи, причем так, что уличный фонарь, освещая заднюю часть машины, не доставал до сиденья водителя.

Заметив меня, он открыл дверцу.

Внутри пахло потом, табаком и свининой. На заднем сиденье рядом с коробкой из-под риса расположились три картонки с начисто обглоданными ребрышками, набор небольших чашек с остатками кисло-сладкого соуса, салфетки в жирных пятнах и пара сломанных зубочисток. На коленах у Майло стоял клетчатый термос, а его лицо и тело представляло собой единую темную массу. Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядел, что он переоделся в черную вельветовую рубашку, на нейлоновом ремне пристегнул кобуру с девятимиллиметровой «пушкой» и обул новые кеды.

– Ты такой нарядный…

Майло вынул из ушей наушники плейера и выключил его.

– Ты что-то сказал?

– Просто «привет».

– Я бы предложил тебе поесть, но…

– Я сыт.

– Еще один салат для знати за безумные деньги?

– Мы ужинали дома.

– Домосед.

– Что ты слушал?

– Оттолкнись от противного: не Джуди, не Бетт, не Лайза, не Барбра. Догадайся.

– ????

– Бетховен.

– Какой, однако, любитель классики, – покачал головой я.

В ответ он осклабился:

– Плейер Рика. Взял по ошибке.

Мы просидели час. За это время позвонили из голливудской патрульной службы. Уилсон Гуд нигде не показывался.

К половине второго я начал чувствовать тягомотину этого занятия. Решил, что посижу еще час, а потом вернусь домой, завалюсь спать и восстановлю свой временной режим.

Майло попросил:

– Покаты здесь, ущипни меня, если что-нибудь произойдет. – Он откинул кресло как можно дальше и опустил голову на заднее сиденье, но уже через десять минут проснулся с пугающим гортанным звуком и вытаращенными глазами. – Сколько времени?

– Без десяти два.

– Хочешь сам подремать?

– Нет, спасибо.

– Думаешь сбежать?

– Возможно, немного погодя.

– Я ведь говорил, тоска зеленая, – заметил он.

– Приятно хоть иногда оказаться правым, – согласился я. – С ударением на «иногда».

– Надо же, недосып пробуждает во мне самые злые… – Но туг внимание Майло привлекло что-то слева, заставив его резко повернуться. Я проследил за его взглядом, но ничего не увидел. И тут дверь в доме Тони Манкузи открылась. Как будто Майло это унюхал.

На улицу вышел мужчина. Сутулый, обрюзгший, шаркающий ногами.

Тони Манкузи прошлепал к своей «тойоте», сел в нее и поехал в сторону бульвара Сансет. Майло, опустив стекло, следил за ним. Из-за припаркованных машин мне почти ничего не было видно, кроме двух красных точек хвостовых фонарей в двадцати ярдах от нас.

Манкузи проехал квартал и пересек перекресток на красный свет.

– Первое нарушение, – заметил Майло, заводя мотор. – Надо надеяться, будут и другие.

«Тойота» поехала по бульвару на запад, миновала Западный детский медицинский центр и направилась через Госпитал-ро. Бульвар в это время был пустым, признаки жизни появились, начиная с Вайн, где попадались бродяги, наркоманы да люди с нищенской зарплатой ждали автобус.

Такое слабое движение подразумевало, что Майло не может приблизиться к «тойоте», но в то же время хвостовые огни Манкузи превращались в маяки. Когда он проезжал мимо ярко освещенного склада, можно было разглядеть даже красное пятно от соуса в уголке его рта. Прибавьте к этому темные волосы и серое лицо, и перед вами Дракула, вышедший на охоту.

Манкузи еще раз проехал на красный свет на Хайленд, потом нарушил правила, свернув в левый ряд.

– Тони, Тони, – неодобрительно пробормотал Майло, держась на расстоянии половины квартала от «тойоты».

Зажглась зеленая стрелка, и наш фигурант свернул на темную парковочную стоянку на восточной стороне улицы. Затем выключил фары и остановился около закусочной с окнами, закрытыми жалюзи. Майло тоже убрал свет и остановился на другой стороне Хайленд-стрит.

На крыше закусочной на огромной вывеске веселилась свинья в сомбреро и серапе. «Тако у Гордито».

Манкузи не выходил из машины, зато минуты через полторы из тени возникли три женские фигуры. Длинные волосы, микроюбки, высокие каблуки и сумки на цепочках.

Плавно приближаясь к открытому окну Манкузи, они активно виляли бедрами. Сумбурный разговор, бурный смех, и две женщины ушли. У оставшейся были спутанные волосы платинового цвета, бюст как полка и тощие ноги. Крошечный топик обнажал живот над малюсенькой юбчонкой цвета розовой помады… нет, скорее шорты.

Блондинка, вихляясь, перешла к пассажирской дверце машины Тони, поправила волосы, одернула топик и села.

– Похоже, парень все же не голубой, – заметил я.

Майло улыбнулся.

Манкузи быстро проехал по Хайленд на юг, потом свернул налево, промчался мимо Хэнкок-парка и вырулил на Виндзорскую площадь с ее древними деревьями, широкими лужайками и великолепными особняками. Резкий поворот на бульвар Арденн, проехал квартал и остановился, пристроившись за мини-автомобилем.

Молчаливая темная улица. Широкий ландшафтный дизайн с прогалинами там, где погибли посаженные вдоль улицы деревья.

Тормозные огни «тойоты» продолжали гореть. Через десять секунд машина тронулась с места, проехала еще квартал на север и снова остановилась, на этот раз напротив величественного особняка в стиле короля Георга, почти не различимого за огромными гималайскими кедрами. Такой же огромный платан, как зонтиком, закрывал машину.

Свет в «тойоте» погас, и она не двигалась с места десять минут, а затем снова поехала и вернулась к закусочной.

Манкузи остановился у обочины, и блондинка покинула машину. Она повозилась с поясом своих шортов, наклонилась и сказала что-то через пассажирское окно. Затем достала сигарету и закурила, а Тони уехал.

Майло рысью перебежал через дорогу и сверкнул своим жетоном. Блондинка с досадой хлопнула себя по бедру. Майло заговорил. Блондинка засмеялась так же, как когда подходила к Манкузи. Майли показал на ее сигарету. Она загасила ее. Он обыскал ее сумочку и, взяв девицу за локоть, перевел через улицу прямиком к «камаро».

И все это – без какого-либо выражения на лице. Ее же глаза были широко открыты от любопытства.

ГЛАВА 27

Майло выудил из сумки проститутки прямое бритвенное лезвие со стальной ручкой и скомандовал:

– Руки на машину!

– Это для защиты, сэр, – прохрипела она.

– На машину! – Он спрятал нож в карман, швырнул сумку в багажник, впихнул шлюху в машину и сам втиснулся рядом, – Веди, напарник.

Я сел за руль.

– Люблю хорошую компанию, – попыталась пошутить проститутка.

Рядом с Майло она выглядела маленькой и хрупкой. Где-то под сорок, волосы жесткие и неопрятные, светлые у корней, на веках – плотный бронзовый макияж. Курносый нос, полные губы, веснушчатая шея и грудь в вырезе, большие серьги кольцами. Кобальтовые глаза под липкими накладными ресницами в полдюйма длиной старались не хлопать. И под всем этим – мужская шея с четко выраженным кадыком.

Девица заметила, что я смотрю на ее слишком большие руки, и спрятала их.

– Это Таша Лабелле, – сказал мой друг.

– Привет, Таша.

– Счастлива познакомиться, сэр.

– Поехали, – велел Майло.

– А куда мы направляемся? – спросила Таша.

– Никуда конкретно.

– Через несколько часов откроется Диснейленд.

– Любишь фантазии? – поинтересовался Майло, но она не ответила.

Я вырулил на Хайленд, попал в яму и встряхнул все рессоры машины.

– Ох, – прокомментировала Таша, – такая маленькая машина для таких больших мужчин.

Проехав мимо Голливудского бульвара и Сансет, я направился на восток по Франклин-стрит. Миновал темные жилые дома и вековые деревья. На улице никого, только одинокая собака жмется в кустах.

– Что я сделала? – спросила Таша. – Или вы просто хотите меня прокатить?

– Мы любим хорошую компанию. Кстати, когда мы сверим твои отпечатки, какое имя возникнет?

– Отпечатки? Я ничего не сделала. – От напряжения хриплый голос сразу стал выше.

– Имя для отчета.

– Какого отчета? – Нотка агрессивности снова снизила тембр. Теперь я слышал разговаривающего в нос уличного парня, загнанного в угол и готового бороться.

– О нашем расследовании. К тому же надо еще упомянуть о твоей маленькой пилочке для ногтей.

– Это старинная вещь, сэр. Купила в антикварной лавке.

– Угу, верно. Так какое имя тебе дали при рождении?

Проститутка шмыгнула носом.

– Я – это я.

– Это точно, – согласился Майло. – Давай не будем без необходимости раздувать это дело?

– Я не понимаю, сэр.

– Зато я понимаю. Прошлое есть прошлое, так?

– Да, сэр, – тихо буркнула она.

– Но иногда стоит покопаться в истории.

– Что я такого сделала, зачем вы катаете меня на этой машине?

– Кроме лезвия мы уличили тебя в приставании к мужчине и занятии проституцией, но ты вполне можешь через пятнадцать минут вернуться к закусочной, а не попасть в КПЗ. Выбирай сама.

– Что такое вы расследуете, сэр?

Майло щелкнул авторучкой.

– Первым делом – твое имя. Но не одно из тех, которые ты выдумываешь, когда тебя забирают.

– Сэр, меня не арестовывали уже тридцать… восемь… семь дней. И это было в Бёрбанке. Всего лишь за кражу в магазине. И обвинения не предъявлялись.

– Обвинения против кого?

Пауза. И после:

– Мэри Эллен Смитфилд.

– Черта с два, – ухмыльнулся Майло.

– А?

– Что написано в твоем свидетельстве о рождении, Таша?

– Но вы меня не арестуете?

– Зависит от тебя.

Глубокий вздох, а затем почти шепотом:

– Роберт Джиллабой.

Я услышал скрип ручки Майло.

– Сколько тебе лет, Таша?

– Двадцать два.

Майло откашлялся.

– Двадцать девять, сэр. – Хриплый смех. – И это мое последнее предложение, сэр.

– Адрес?

– Кенмор-авеню, но там я живу временно.

– До?..

– Пока не перееду в свой особняк в Бель-Эйр.

– Ты давно в Лос-Анджелесе?

– Я коренная жительница Калифорнии, сэр.

– Откуда приехала?

– Из Фонтаны. Мои родители занимались курами. – Проститутка хихикнула. – Я устала от перьев и вони.

– Когда?

– Примерно лет тринадцать назад, сэр.

Я представил себе запутавшегося подростка, пробирающегося с фермы в графстве Сан-Бернардино в Голливуд.

– Номер телефона? – спросил Майло.

– Я как раз его меняю.

– Ты пользуешься автоматами?

Молчание.

– Как люди тебя находят, Таша?

– Друзья знают, где меня найти.

– Друзья вроде Тони Манкузи?

Молчание.

– Расскажи нам о Тони, Таша.

– Насчет Тони Не-из-Рима?

– Что ты имеешь в виду?

– Он не похож на итальяшку. Больше на пудинг, тот, что с яйцами, – тапока.

– Он твой регулярный клиент?

– Вы хотите сказать, что Тони – плохой человек? – Голос снова изменился, став женским и испуганным.

– Тебя это удивляет?

– Он никогда мне не казался плохим.

– Но?..

– Никакого «но»! – отрезала проститутка.

– Как часто ты с ним встречаешься?

– Никакого расписания. Тони скорее нерегулярный клиент.

– Он меняет девушек?

– Нет, ему нравлюсь я, или он не берет никого. Тут ведь как: «Покажи мне свои денежки, милый».

– А у него мало денег?

– Так он говорит.

– Часто на это жалуется?

– Разве мужчины не вечно жалуются, сэр? На жену, на простату, на погоду. – Она засмеялась. – А у Тони еще его диск.

– Его что?

– Диск в спине. Тут больно, там больно. Я его еще и пожалеть должна. Но никакого массажа, у него все такое нежное.

– Раз ты миришься со всем этим нытьем, – сказал Майло, – тебе впору завести мужа.

– Вы такой милый и забавный, сэр. А вы на что жалуетесь?

– На плохих парней, которым удается от меня ускользнуть, – ответил Майло. – Где ты познакомилась с Тони? И не говори, что не помнишь.

– Не помню. Хи-хи, ладно, ладно, не смотрите на меня таким ужасным взглядом. Я познакомилась с ним на вечеринке. Вечеринке для перевертышей на холмах.

– Кто такой перевертыш?

– Джентльмен, который делает вид, что он притворяется…

– …что он девушка, – закончил Майло. – Не то что твои честные подружки «У Гордито».

– Мои подружки – настоящие девушки, что бы ни говорило правительство. Они ла фам там, где это важно, – в мозгах.

– А перевертыши…

– Эти даже не пытаются. У них все безобразно. Безобразные парики, безобразные платья, безобразные бугры после бритья, туфли с тупыми носами. У них нет костей, и им не хватает изящества. Для перевертышей это парад на Хеллоуин, а затем – снова возврат к костюму и галстуку в понедельник.

– Маскарад, – кивнул Майло.

– Даже не маскарад, сэр. Они ведь не пытаются…

– Где именно на холмах была та вечеринка?

– Какое-то место рядом с плакатом с надписью «Голливуд».

– Над Бичвудом?

– Я не знаю названий улиц. Это давно было.

– Насколько давно?

– Полгода? – предположила Таша. – Ну, может, пять месяцев. Я разговаривала с Тони, но домой отправилась с юристом. Вот это был дом! В Окснарде, у воды; чтобы туда добраться, мы ехали и ехали, и воздух был таким соленым. Я не назову вам его имени, что бы вы ни делали, потому что он был милым. Милым, старым и одиноким: жена лежала в больнице. На следующее утро он приготовил вафли со свежими бананами, и я смотрела, как над водой встает солнце.

– Тоже перевертыш?

– Нет, он гетеросексуал.

– Значит, там были и обычные мужики?

– Девушки, перевертыши, обычные. – Она хихикнула.

– А Тони кто?

– Обычный. Я сначала решила, что он садовник, или сантехник, или еще кто-то в этом роде. Пришел починить унитаз.

– На нем была форма?

– Он был неряшливый, – произнесла Таша таким тоном, будто это было преступление. – Мятые брюки, рубашка с надписью «Алоха». Как быдло.

– А как ты попала на эту вечеринку?

– Меня одна девушка пригласила. Германия, единственное имя, которое я знаю. Из приличной семьи, белая, несколько месяцев назад вернулась домой. Рассказывала, что у ее папочки две жены в Юте и мачеха ее хорошо приняла, а вот другая мать…

– Сколько всего народу было на вечеринке?

– Тридцать? Пятьдесят? Народу полон дом. Девушки зажигают, перевертыши напоминают сборище старушек, гетеросексуалы пытаются определить, что делать.

– Чей это был дом?

– Так и не выяснила.

– Как ты подцепила Тони?

– Он грустил.

– И…

– Все веселились, а он сидел и жаловался одному из перевертышей. Этот урод послушал его немного, потом встал и ушел, оставив Тони одного. Он выглядел таким печальным. Я девушка жалостливая, вот и села с беднягой рядом. Он начал жаловаться мне, мы пошли погулять. Дошли до дороги, но услышали койотов. Я испугалась, и мы вернулись.

– А в Фонтане что, не было койотов? – поинтересовался Майло.

– Полным-полно, потому я и испугалась, сэр. Я видела, что они делали с курами.

– Тони жаловался по поводу…

– Я уже говорила, сэр. Насчет бабок. Он когда-то жил в хорошем месте, затем из-за дисков в спине не смог работать, а его мать отказалась ему помогать, обозвала бездельником.

– Он говорил все это другому перевертышу?

– Я слышала слово «деньги», прежде чем села. При этом слове у меня всегда ушки на макушке. Пока мы гуляли, Тони все жаловался на мать, что она плохо с ним обращается. Сказал, что она выдернула половик из-под его ног, а ведь он ее единственный ребенок; зачем она так поступила?

– Он злился?

– Больше грустил. Даже был подавлен. Я сказала, что ему стоит попить прозак или еще что-нибудь. Он не ответил.

– А когда Тони жаловался тому перевертышу, как тебе показалось, он его слушал?

– Я думаю… да, он смотрел прямо на Тони, кивал, вроде как хотел сказать: «Я слышу тебя, брат», Затем вдруг встал, вроде как с него хватило.

– Надоело?

– Нет-нет, скорее… опечалился.

– Опиши мне этого перевертыша.

– Больше, чем Тони. Но не такой большой, как вы, сэр.

– Грузный?

– В такой одежке трудно сказать. Он нарядился в твид, а ведь погода была теплой. Похож на этих… старух в кино. Чулки со швом сзади.

– Сколько лет?

– Со всем этим макияжем и седым париком трудно сказать. Может, тридцать, а может, пятьдесят. Многие из них так наряжаются, вроде как «Приди к мамочке». Знаете, как еда для удовольствия. Как будто иметь бабушку, которая не бреет ноги и личиком похожа на крышку от унитаза, может доставить тебе удовольствие… Куда это мы заехали? Никогда так далеко не была.

Мы проехали всего две мили от того места, где ее подобрали.

Когда мы приблизились к Родни, Майло предложил:

– Напарник, почему бы тебе не повернуть?

Я проехал мимо дома, где жил Тони Манкузи. Майло наблюдал за лицом Таши, которая делала вид, что заснула.

Свернув на Сансет, я сказал:

– Довольно забавно, Таша. Получается, Тони жаловался на мать мужику, который пытался выглядеть как мать.

– Надо же, – сказала Таша, – а я и не подумала об этом.

Майло спросил:

– Как звали того мужика?

– Если бы знала, обязательно сказала бы, сэр, честно.

– Крупный, от тридцати до пятидесяти. Еще какие-нибудь детали?

– Уродливый, сэр. Одутловатое лицо, красный блестящий нос, как будто он пил денно и нощно, и… да, вот еще что – очки. Розовые пластмассовые очки с фальшивыми камнями. Идиотские очки… да, еще маникюр – ногти покрашены бесцветным лаком.

– Цвет глаз?

– Не знаю, сэр. Давно это было, только я и помню, что тип был уродливым. Причем специально, понимаете? Парик – как половая тряпка, обвисший и старый твидовый костюм с зеленой оторочкой. – Она сделала вид, что ее тошнит. – А туфли такие, что он мог залезть в грязь и никто бы не заметил разницы. Как будто шарф мог все компенсировать.

– На нем был шарф? – насторожился Майло.

– Единственная красивая вещь во всем его онсембле, – насмешливо протянула проститутка. – Алый, дивный, от Луи Вуиттона. Жаль, что он пропадал зазря…

Все время, пока я ехал через Восточный Голливуд к Силвер-лейк и Эхо-парку, Майло пытался вытащить из Таши побольше подробностей о человеке, которому исповедовался Тони Манкузи. Безуспешно.

– Вот фотография мужчины, которого мы знаем, – сказал мой друг.

– Мохнатый медведь, – заметила Таша, взглянув на снимок.

– Мог он быть тем перевертышем?

– Обстригите его, тогда, возможно, я смогу сказать.

– Постарайся не обращать внимания на волосы.

– Простите, сэр, я стараюсь быть честной. Слишком пышная прическа.

– У тебя создалось впечатление, что Тони и Твид знали друг друга раньше, до вечеринки?

– Твид, ага, самое подходящее для него имя! Никогда не видела ни его, ни Тони раньше. И после я этого типа тоже не видела. Больше туда на вечеринки я не ходила, потому что милый старый юрист мне не велел. Хотел, чтобы я была только с ним, когда он в городе. Подкрепил свою просьбу бабками и до сих пор это делает.

– Но ты все равно находишь время для Тони?

– Плохо иметь слишком много свободного времени, сэр.

– Что заводит Тони?

– Жалость.

– К себе?

– И к себе тоже, сэр, но я имею в виду извинения.

– За что?

– А за все, – усмехнулась Таша. – Например, за то, что отнимает у меня время. Представляете, приходит за тем, что ему хочется, получает это, а потом начинает хмуриться, говорить, что он не должен был это делать и что на самом деле он не такой.

– Отрицает, что он гей?

– Сам Тони не считает себя геем. Если вы его так назовете, он начинает злиться. Он полагает, что я ему нравлюсь, потому что я девушка, а он любит только девушек. Многие из них такие – хотят и рыбку съесть, и сами понимаете что. – Она засмеялась.

– Как часто вы с ним встречались?

– Самое большее раз в месяц, сэр, затем все прекратилось. Сегодня был первый раз за… сколько же? Три месяца? Можно мне вернуться? Пожалуйста! Я не знаю этой части города и не люблю быть там, где я ничего не знаю.

– Разумеется, – кивнул Майло.

Я нашел боковую улицу и развернулся.

– Спасибо, сэр. Вы не вернете мне моего маленького помощника?

– Не наглей. – Майло погрозил пальцем. – Значит, у Тони свои противоречия?

– Называйте это как хотите, сэр. Прежде чем они получат то, что хотят, они всегда голодные. Затем – раз-два и готово, и внутри у них вроде как свет зажигается и освещает то, что им самим не нравится. С новичком никогда нельзя знать, как он себя поведет в этом случае. Вот почему мне нужен мой помощник.

– Притворство имеет свои границы, – заметил Майло.

– Что, Тони действительно плохой?

– Пока не знаем.

– Л перевертыш плохой? Вы ведь не зря задавали все эти вопросы про него.

– Просто собираю информацию, Таша.

– Кого-то убили? Я же работаю на улице, я должна знать, сэр.

– Мать Тони.

– Нет! Я заметила, что Тони сегодня был немного на взводе, но он ничего не сказал.

– Что значит «на взводе»?

– Оглядывался, будто кругом враги. Сначала в одном месте остановился, вполне приемлемом, но потом впал в паранойю, сказал, что там все видно, и переехал в другое место. Но все равно нервничал. Он действительно мог это сделать? Убить CBOFO маму?

– А ты как думаешь?

– Я думаю… я просто потеряла дар речи, сэр!

– Его мать убили, а он об этом не упомянул, – задумчиво произнес Майло.

– Ни словом, – подтвердила Таша. – Я уже сказала, что он был на взводе, но потом все как обычно.

– В смысле?

– Бам-бам-бам. Потом затихает. Потом просит прощения.