Текст книги "Наваждение"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– Как он утверждает?

– Я уверен, что спина у него не болит. Мы все уверены.

– Давайте поговорим о его пристрастии к наркотикам.

– Я знаю только то, что говорили дети.

– Ваши дети?

– Мои и моего брата Лена. Не то чтобы мы постоянно только о Тони и говорили, просто это как-то всплыло. Мы говорили обо всем, что касается семьи.

– Что, по словам кузенов, употреблял Тони?

– Конкретно ничего не говорилось. Больше упоминалось, что, мол, Тони постоянно обдолбанный, потому его и выперли из школы. Это стало тяжелым ударом для Эллы, я уверен. Она очень пеклась об образовании.

– Она никогда не говорила, что разочарована сыном?

– Элла была не из тех, кто делится своими чувствами. Но все чувствовали, что Тони стал ее большим разочарованием. Еще я думаю, что он играет. Более того, я знаю это наверняка. Мой сын Арнольд видел его в одном из индейских казино около Палм-Спрингс. Арнольд с семьей были там в отпуске, и они с Ритой – это его жена – пошли поиграть на автоматах. Просто баловались, они не игроки. Когда они пошли, чтобы забрать детей из дневных яслей, которые имелись при казино, Арнольд заметил Тони за столом, где играли в «очко». Арнольд было собрался подойти и поздороваться, хотя они с Тони никогда не были близки, он только хотел проявить вежливость. Но в этот момент Тони проиграл большую сумму денег и, чертыхаясь, выскочил из-за стола. Арнольд решил, что время для проявления дружелюбия неподходящее.

– У вас еще есть примеры игры Тони?

– Нет, но Арнольд сказал, что по тому, как Тони сидел, ссутулившись, пряча карты, можно было решить, что он завсегдатай.

– Наркотики и игра, – подытожил Майло. – Что-нибудь еще?

– И голубой, – напомнил ему Хошвелдер. – Но я не обвиняю, просто сообщаю информацию. Не хочу, чтобы вы думали, что я имею что-то против Тони, ничего подобного. Более того, мне его жалко. Если честно, жить с Тони-старшим было нелегко. Вот у кого был скверный характер. Горячая итальянская кровь. Но после того, что случилось с Эллой… я решил, что должен поговорить с вами.

– Мистер Хошвелдер, – сказал Майло, – давайте теоретически предположим, что Тони имеет отношение к убийству Эллы. Как вы думаете, какой у него мог быть мотив?

– Ох нет, лейтенант, я не могу так далеко заходить.

– Только теоретически, – повторил Майло. – Между нами, без всяких протоколов.

Хошвелдер пожевал верхнюю губу.

– Зная Эллу, можно предположить, что она оставила все Тони. Да и почему бы нет, он ее единственный сын. Хотя с моей точки зрения, давать деньги человеку, который не хочет работать, все равно что спускать их в сортир.

– Значит, вы не купились на травму Тони?

– Кто знает? – пожал плечами Хошвелдер. – Это между ним и Господом.

– Что бы вы могли сказать об отношениях между Тони и его матерью?

– Я уже говорил: Элла не распространялась о своей личной жизни.

– Но вы когда-нибудь наблюдали враждебность между ними?

– Нет, этого я не могу сказать. За исключением того случая в День благодарения.

– Элла на него рассердилась?

– Когда они приехали, оба выглядели напряженными. Улыбка Эллы была вроде как замороженной, как будто она притворялась, что счастлива.

– А Тони?

– В своем собственном мире.

– Не можете предположить, что могло привести его в такое состояние?

– Даже не догадываюсь.

Майло перевел дух:

– Давайте на секунду сменим тему. У Эллы были друзья?

– Никогда никого не видел, – покачал головой Хошвелдер. – Они с Тони-старшим держались обособленно. Каждый год мы приглашали их на Рождество, предлагали взять с собой Тони-младшего. И каждый год она появлялась с миленькой корзинкой фруктов. Он же не приходил никогда. Если честно, то мы даже сомневались, что она передавала ему наше приглашение.

– Почему нет?

– Она знала, что он асоциален. А после этой сцены в День благодарения четыре года назад ей было элементарно стыдно.

– Уйти до десерта?

Хошвелдер поправил лампу.

– Поверьте мне, лейтенант, наши десерты стоят того, чтобы задержаться. Моя жена прекрасно печет, жена брата тоже. В тот год на стол подали шесть разновидностей пирогов, а также хлебный пудинг и компот. По тому взгляду, который Тони бросил на все это изобилие, можно было подумать, что ему подали помои.

ГЛАВА 8

Мы вышли из сияющего магазина в весьма скромный вечер, и Майло сказал:

– Это место – настоящий Дантов ад. Милый дядечка, верно?

– Но он вовсе не хотел опорочить Тони.

Мы подошли к нашей машине без опознавательных знаков, и мой друг сел за руль.

– Тесная семейка, вот только с исключениями. Какие-нибудь идеи насчет того, что он сказал?

– Его описание Манкузи занимательно. Асоциальный папочка с плохим характером, изолированная семейка… Насильники часто встречаются среди тех, кто сгоняет стадо в кучу, так что у Тони могло быть тяжелое детство.

– Ты думаешь, что у младшенького было достаточно оснований ненавидеть мамашу, причем до такой степени, чтобы ее прирезать?

– Дети, подвергавшиеся насилию, отрицательно относятся к тому родителю, который не помог им. Москоу сказал, что Тони приходил, но Элла никогда его не провожала, так что конфликты могли быть.

– Он не стоил того, чтобы из-за него вставать с кресла. Другое дело – утренняя газета.

– И тут она и нарвалась, – заметил я. – Интересно.

– Старина Тони лелеет свою старую обиду, это не улучшает его характер.

– Пока Элла помогала ему деньгами, – предположил я, – ему удавалось держать свои эмоции под контролем. Потом мамочка завернула кран, и сын воспринял это как еще одно предательство. Пришел ее навестить, умолял, она отказала, он стал спорить, она рассердилась. Если она и в самом деле разгневалась, пригрозила лишить его наследства и оставить все «Армии спасения», у него мог появиться веский мотив.

– Она сказана адвокату, что ей не нужна копия завещания. Возможно, она не хотела, чтобы его увидел Тони.

– Миллион триста за дом, – задумчиво протянул я. – Более чем соблазнительно. Если он играл, у него вполне могли найтись приятели, которые согласились выполнить за него эту работу.

Некоторое время мы ехали молча.

– Эта версия настолько же логична, как и остальные. Хошвелдер записал Тони в игроки на основании одного эпизода, о котором он узнал из вторых рук. И он не любит Тони, так что все, что он говорит, сомнительно.

Проехали еще квартал.

– Неряшливый толстый малый, не декоратор, не флорист, не танцовщик – и голубой? Невозможно.

Я засмеялся:

– Думаешь, его сексуальная ориентация настолько существенна?

– А ты так не думаешь?

– Что ты этим хочешь сказать?

– Просто кое-что еще, чем можно позлить мамочку, – задумчиво протянул Майло. – Родители в этом отношении избирательны…

Вернувшись в участок, он связался с полицейским в гражданской одежде, который наблюдал за Тони Манкузи. Объект покидал квартиру только один раз, чтобы купить буррито и содовую в ларьке на бульваре Сансет, около Хиллберста. Совсем рядом, но Манкузи взял машину, которую использовал в качестве столовой на парковочной стоянке.

– Полицейский Руис также заметил, что объект выбросил мусор из окна машины, хотя мусорный бак находился от него в десяти футах. Похоже, он начал составлять список нарушений, совершаемых Тони. Когда я напомнил парню, что мусорить на частной собственности плохо, но в этом нет ничего противозаконного, он заметно расстроился.

– Старается, – заметил я.

– Двадцать один год, шесть месяцев как окончил академию. Два других такие же зеленые. У меня ощущение, будто я прихожу в дневные ясли. Но они по крайней мере действительно стараются.

– Манкузи куда-нибудь пошел после ленча?

– Прямиком домой, и до сих пор там. Я бы очень хотел иметь основания для проверки его телефонных звонков.

Майло просмотрел записки на столе, отбросил первые четыре, прочитал пятую и сказал:

– Нет конца чудесам. Шон проявил инициативу.

Бинчи, хотя все еще числился в отделе по угону автомобилей, продолжал разыскивать преступления, совершенные в тот период, когда «бентли» не было на месте. Просматривая преступления, связанные с убийствами, грабежами и разбойными нападениями, он ничего не нашел, так же как и Майло, но молодой детектив на этом не остановился и обнаружил исчезновение человека.

Майло позвонил ему, одобрительно буркнул и вызнал подробности.

– Катрина Шонски, двадцать восемь лет, белая, блондинка, рост пять футов четыре дюйма, вес сто десять фунтов. Ходила развлекаться с подругами, поехала домой одна, после чего ее никто не видел. Мать всполошилась только через три дня, потому и в компьютере она появилась лишь сейчас.

– Молодец Шон, – одобрительно кивнул я. – У тебя хорошие ясли, папа Стержис.

Мистер и миссис Хеджес жили в огромной квартире кондоминиума, на четырнадцатом этаже роскошного дома на Уилшире. Стены из стекла выходили на юг, где не было видно океана, зато открывался прекрасный вид на Инглвуд, холмы Болдуин и взлетно-посадочные полосы аэропорта Лос-Анджелеса. Высота и беззвездная ночь превратили мили жилых домов в световое шоу.

Полы в квартире были из черного гранита, стены покрыты алмазной штукатуркой, которая давала свой собственный свет, а картины на них отличали серые тона с яркими мазками. Роял и Моника Хеджес сидели на низком черном диване от Рош Бобуа и дружно курили.

Женщине было больше пятидесяти, но меньше шестидесяти лет. Маленькая блондинка, худая до истощения, с карими глазами в густой сетке морщин, лицо, натянутое до пределов разумного, и прекрасные ноги, которые демонстрировало короткое черное платье. Ее муж выглядел как минимум на семьдесят, носил очень искусный парик, который вполне мог сойти за натуральные волосы, и бородку, подкрашенную в тон парику. На нем была красная шелковая рубашка, белые брюки и розовые замшевые тапочки без носков. Он спрятал свой четвертый зевок за рукой, покрытой печеночными пятнами, и сбросил пепел на хромированный подносик.

Моника сказала:

– Катрина – мой единственный ребенок от второго брака. Ее отец нас покинул.

– Исчез? – заинтересовался Майло.

– Умер. – По тону Моники было ясно: невелика потеря. К тому же ее третий муж всем своим видом показывал, что это ее неприятности. – Я не паникую, лейтенант, – сказала она, – но все же начинаю нервничать. Катрина и раньше делала много глупостей, но не такого масштаба – неделя уже прошла, а она все не показывается. Я не могу не волноваться, ведь я мать. Хотя может статься, что она вот-вот спокойно войдет в комнату с очередным глупым объяснением.

– Я сейчас вернусь, – сказал Роял, похлопал жену по коленке и вышел.

– Мужчины и их проблемы, – заметила Моника Хеджес. – Он так и будет бегать взад-вперед. Мы женаты два года, но Роял почти не знает Катрину.

– Есть ли какая-нибудь подруга или родственники, к которым Катрина могла отправиться в гости?

– Вы имеете в виду семью ее отца? Ни за что. Норм Шлонски в жизни дочери не участвовал, так же как и его клан.

Небрежный взмах рукой. Она даже не выказала никакого любопытства по поводу того, что человек в звании Майло сам приехал в дом пропавшего человека. Видимо, с таким уровнем доходов привыкла к обслуживанию.

– Кроме того, – добавила она, – Катрина не ездит в гости. Она просто неожиданно собирается и исчезает.

– Куда она обычно ездит, мэм?

Еще один небрежный взмах.

– Куда придется. В Мексику, Европу. Один раз даже добралась до Таити. Вот что я имела в виду, когда говорила о глупости. Она находит дешевый рейс по Интернету, ничего не планируя заранее, и просто улетает в полной беззаботности.

– Одна?

Молчание.

– Миссис Хеджес?

– Полагаю, есть какие-то мужчины, – поморщилась Моника. – Если она не отправляется с ними в путь, то наверняка находит кого-то по дороге. И обязательно мне об этом рассказывает, когда возвращается.

– Что рассказывает?

– Как она себя вела. Она знает, что я бы не одобрила подобного поведения, и делает это нарочно, чтобы меня позлить. Исключениями являются те случаи, когда ей не хватает денег на расходы и она в отчаянии звонит мне. Когда такое происходит, она разговаривает как ведущий с телевизионного канала путешествий. Как все красиво, какие музеи, до чего замечательны старые церкви.

Она жадно затянулась.

– Я люблю свою дочь, лейтенант, но она может достать кого угодно.

– Вы давно ее видели в последний раз?

Колебание.

– Месяц… примерно. Плюс-минус. Мы не ссорились, ничего такого, но Катрина убедила себя, что должна быть независимой. Иными словами, никаких контактов с матерью, пока финансы не запоют романсы. Я бы даже не знала, что она исчезла, если бы не позвонила ее подруга и не спросила, нет ли Катрины у меня.

– Какая подруга?

– Девушка по имени Бет Холлоуэй. Никогда с ней не встречалась. Она была в клубе вместе с Катриной, но потом они разделились и Бет больше ничего о ней не слышала.

Майло прочитал адрес на водительском удостоверении Катрины.

– Это действительный адрес, мэм?

– Да. Сущая дыра.

– Катрина живет одна?

– Да.

– У нее сейчас есть какой-нибудь мужчина?

– Я не в курсе. Моя дочь не любит, когда лезут в ее личные дела.

– Она давно живет по этому адресу?

– Пятнадцать месяцев. – Моника погасила сигарету и проследила за исчезающим дымком.

– Насчет чтобы не лезли…

– О своей личной жизни она мне ничего не рассказывала.

– Не обижайтесь, мэм, но вам не кажется, что она что-то скрывала?

– Возможно, лейтенант. Но можете не сомневаться: если бы она встречалась с кем-нибудь стоящим, то обязательно бы продемонстрировала его, чтобы показать мне, что я ошибалась.

– В чем ошибались?

– Она очень красивая девушка. Я постоянно твержу ей, что она должна поднять свой статус, вращаться в других кругах. Мы с Роялом – члены загородного клуба «Ривьера», там постоянно какие-то сборища. Когда же я звоню Катрине, чтобы сообщить о том или ином событии, она смеется и затем начинает злиться.

– Она предпочитает идти своим собственным путем.

Моника перевела взгляд на входную дверь.

– Знаю только, что, когда у нее кончатся деньги, она в любой момент может появиться на пороге как ни в чем не бывало.

– У вас нет ее последней фотографии, которую мы могли бы оставить у себя?

Моника взяла новую сигарету, перешла через гостиную и завернула за угол. До нас донеслись приглушенные голоса. Видимо, не все в этом доме мирно.

Она вернулась одна, неся в одной руке незажженную сигарету, а в другой – глянцевый снимок три на пять.

– Снято примерно четыре года назад, но за это время Катрина мало изменилась. – Она дотронулась да собственной щеки. – Хорошие гены. Фото сделано на свадьбе кузины, где Катрина была подружкой невесты. Очень жаловалась на платье.

Хорошенькая девушка с личиком в форме сердечка, в атласном платье с широкими плечами цвета мертвой плоти. Широкие рукава слишком коротки и плохо сидят. Высокий квадратный лиф выполнил свое обещание никому не льстить. Светлые волосы подняты наверх и свисают локонами, напоминающими бронзовые сосиски. Губы растянуты в нечто, похожее на улыбку, но на всем остальном лице ясно читается презрение.

– Выходит, – протянул Майло, – вы практически уверены, что ваша дочь отправилась в одну из своих поездок, и заявили о том, что она исчезла, просто на всякий случай?

– Уверена, что без паспорта далеко она не уехала.

– Вы побывали в ее квартире?

– Заболтала хозяина и зашла. Немного прибралась, и, видит Бог, дыра в этом нуждалась. Ее паспорт лежал прямо в ящике комода, лейтенант, а если она и взяла какую-то одежду, то очень немного. Впрочем, Катрина способна выпорхнуть из дома только с сумочкой и кредитной карточкой…

– Гарантом ее кредитной карточки выступаете вы?

– Уже нет. Хватит. Катрина перешла все границы. У нее теперь «Виза!» с максимумом месячного кредита в тысячу долларов, и обязательство самой платить по своим счетам. Должна сказать, в основном она так и делает. – Моника скрестила пальцы.

– Без паспорта, без одежды, – хмыкнул Майло. – Что это за отпуск?

– Во многих местах, куда она любит ездить, – пояснила Моника Хеджес, – девушке не требуется ничего, кроме бикини и бокала для вина. Возможно также, что она воспользовалась полагающейся ей как продавщице скидкой на одежду.

– Она работает в модном магазине?

– Да, продает одежду в бутике «Ла Фам» на Брентвуд. Если хотите знать мое мнение, вульгарно и чересчур дорого. Я говорила ей, что, возможно, смогу найти ей через Рояла работу в «Харари» или где-нибудь на Родео. Он занимался производством одежды и владел большой компанией, которая поддерживала связь с кутюрье мирового масштаба.

Моника повертела свою незажженную сигарету и потянулась к зажигалке из оникса, но Майло ее опередил.

– Работа Катрины, – продолжала она между затяжками, – совершенно бесперспективна. Как и все ее остальные занятия. Я полагаю, в глубине души она считает, что и не заслуживает ничего лучшего, так как не получила должного образования. Она бросила среднюю школу, хотя потом все же получила диплом о среднем образовании и проучилась семестр в Санта-Монике. Собиралась учиться там два года, чтобы потом перевестись в Калифорнийский университет, но вместо этого опять все бросила и устроилась на работу в обувной магазин Фреда Сегала. Оттуда ее уволили за неумение обращаться с покупателями. Я уговаривала ее взять быка за рога и вернуться в Санта-Монику. Ей надо было всего-то проучиться полтора года. Ни в какую.

– Похоже, девочка у вас немного неслух.

– Немного? – Хриплый кашель. – Джентльмены, я очень люблю свою дочь, но совершенно уверена, что она самоутверждается, дразня меня. Катрина всегда была трудным ребенком. В младенчестве она отличалась ангельской мордочкой, но орала двадцать четыре часа в сутки. Начав ходить, лезла всюду. Она всегда ненавидела школу, хотя голова у нее хорошая. Хорошо поет, но не желала участвовать в хоре. С ее фигурой вполне могла бы стать руководителем группы поддержки. – Миссис Ходжес вздохнула. – Может быть, когда-нибудь она повзрослеет.

– Давайте вернемся к той ночи, – предложил Майло. – Катрина отправилась в клуб с двумя подругами: Бет Холлоуэй и…

– Рианной, фамилия какая-то иностранная.

– Куда именно они пошли?

– В какую-то дыру в Западном Лос-Анджелесе, больше похожую на сарай, чем на ночной клуб. Безобразный промышленный район, за Пико, на одной из боковых улочек.

– Вы там были?

– Побывала там вчера и поговорила с вышибалами – ужасными мужчинами, настоящими монстрами, а также с менеджером. Никто не хотел помочь. Сказали, что было очень много народу и они не запомнили Катрину или кого-то подозрительного. Охранных видеокамер в этом заведении нет. Разве это не глупо, лейтенант?

– Я бы вел там дела по-другому, – сказал Майло. – Как называется клуб?

– «Зажигай!».

– Как в песне.

– Извините?

– Нет, ничего. У вас есть номера телефонов Бет и Рианны?

– Нет, но я могу предположить, где их обеих найти. Бет сказала, что она продает драгоценности в магазине рядом с «Ла Фам», а Рианна работает в отделе косметики в «Барниз».

– Вы знаете, как называется ювелирный магазин?

– Это рядом с тем бутиком, где работает Катрина, – «Сан-Винсент» рядом с «Баррингтоном»… Я бы очень беспокоилась, если бы речь шла не о Катрине, но все равно уже начинаю нервничать. Чем вы сможете мне помочь, лейтенант?

Майло спросил:

– Насколько долгой была ее самая длинная отлучка?

– Десять дней, Гавайи. Она посетила острова, даже ни разу не позвонив, и вернулась с самым темным загаром, какой мне только приходилось видеть. Ее можно было принять за мексиканку или еще кого-нибудь. Еще раз она провела девять дней в Козумеле по какой-то путевке со скидкой.

– Значит, ей свойственно такое поведение?

– Это ведь не означает, что вы ничего не будете делать?

– Нет, я займусь этим делом, мэм. А Бет Холлоуэй рассказывала, почему подруги расстались с Катриной?

– Да, хотя еще пришлось спросить дважды. Планировалось, что в тот вечер водителем будет Рианна, но поехали они на машине Катрины, потому что машина этой Рианны сломалась. В клубе Рианна и Бет познакомились с двумя мужчинами и спросили мою дочь, не возражает ли она, если они разделятся. Они утверждают, что Катрина согласилась, и в тот момент они видели ее в последний раз.

– Похоже, вы сомневаетесь, что Катрина была довольна такими переменами в планах?

– Моя дочь не любит разочаровываться, лейтенант. Как говорили ее учителя, низкий порог разочарования. Меня беспокоит, как бы она не решила обскакать их и тоже найти себе мужчину, а потом уехала с ним один Бог знает куда.

– Без паспорта.

– Если вас тянет на шутки, найдите себе другое место, – фыркнула Моника Хеджес. Она слегка расслабилась, как бы припоминая что-то.

Майло предположил:

– Если вести машину должна была Рианна, то Катрина наверняка пила в ту ночь.

– Угу, она обожает коктейль «Лонг-Айленд». Это идиотская смесь, кухонные помои, которые один Бог ведает как действуют на мозги. Я всегда советовала ей придерживаться классических напитков, они не загрязняют твой рассудок. Мартини или «Манхэттен», но обязательно без льда. В этом случае ты точно знаешь, сколько выпила. Но попробуйте что-нибудь сказать Катрине! Ей подавай что-нибудь с фруктовым ликером, а с мартини – вообще предел желаний.

– Она когда-нибудь перебирала?

Моника Хеджес уселась поудобнее.

– Время от времени.

– Вы беспокоитесь, что она могла поехать домой пьяной?

– Помилуй Боже! А если она попала в катастрофу? Но когда я позвонила в патрульную службу на шоссе, они сказали, что в эту ночь не было никаких происшествий.

– Ваша дочь обычно ездит домой по шоссе четыреста пять?

– Не знаю, – пожала плечами она. – Так ведь проще добраться в Валли, верно? – Моника нахмурилась. – Когда-то она жила недалеко от университета, делила квартиру с подружкой, какой-то индианкой, которая все время сидела над книгами. Это не в стиле Катрины, так что долго она терпеть не стала. Она еще жаловалась, что в здании все чему-то учатся, от этого она чувствует себя старой. Подозреваю, ее смущал собственный недостаток в образовании. Я надеялась, что такое соседство подтолкнет ее к учебе, но ничего подобного не произошло. Катрине хотелось иметь собственную квартиру, но она заявила, что с этой стороны холма жилье слишком дорогое. Я сказала, что помогу, но она не воспользовалась моим предложением и переехала в Ван-Найз, хотя продолжала настаивать, что это Шерман-Оукс. Разве это логично, лейтенант, отказаться от искреннего предложения матери?

– Дети, – вздохнул Майло.

Моника Хеджес глубоко затянулась сигаретой.

– Вы не ответили на мой вопрос. Что именно вы собираетесь для меня сделать?

– А чего бы вы от нас хотели, миссис Хеджес?

Это ее удивило. Пепел упал на гранитный пол.

– Я бы хотела, чтобы вы узнали, где моя дочь. Воспользовались бы своими компьютерами, проследили за авиабилетами, квитанциями по кредиткам, проверили ее телефонные звонки, вывесили бюллетени…

– Мэм, без свидетельств о преступлении это будет нарушением личного пространства Катрины.

– О, да будет вам, – протянула миссис Хеджес.

– Простите, мэм, но так оно и есть. Все было бы иначе, будь ваша дочь несовершеннолетней.

– Психологически ей все еще четырнадцать.

Майло улыбнулся.

– Вы хотите сказать, что ничего не можете сделать?

– Мы сделаем все, что разрешает закон. Это включает беседу с ее подругами, визит в клуб…

– Я все это уже проделала.

– Иногда повторение полезно, мэм. Также поищем ее машину. Она все еще ездит на желтом «мустанге», который зарегистрирован на ее имя?

– Да, но это не будет долго продолжаться. Я только что получила извещение, что она пропустила две последние выплаты. Этот кредит я подписала вместе с ней. Мы договорились, что я внесу первый взнос, а дальше она будет выплачивать сама.

– Дайте мне данные по финансовой компании, и я проверю, не забрали ли они машину.

– Я это уже сделала. Нет, они машину не забирали.

– Похоже, вы многое успели.

– Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сама. Значит, это все, на что вы способны? Не слишком многообещающе.

– Давайте начнем и посмотрим, куда нас это приведет, миссис Хеджес. Звоните мне в любое время, как только вам придет что-то в голову.

– Обязательно, в этом можете не сомневаться.

Она встала, поспешила к двери и открыла ее.

Майло сказал:

– Хочу задать вам еще один вопрос, хотя он может взволновать вас. Но такой уж у нас порядок на тот случай, если к нам поступают сведения о несчастном случае.

Миссис Хеджес выпрямилась и затянулась сигаретой.

– Что?

– Вы знаете, какая у Катрины группа крови?

– Это… пугает…

– Такой порядок, мэм.

– Ничего себе, миленький у вас порядок, – хмыкнула Моника Хеджес. – Я бы определенно не хотела получить вашу работу.

Майло улыбнулся:

– Большинство людей придерживаются того же мнения.

– И я среди них… у нее та же группа крови, что и у меня. Нулевая, резус положительный. Самая распространенная.

Она курила и наблюдала, как мы шли к лифту. Заходя в лифт, я услышал:

– А вот и ты, дорогой. Ну как, все работает?

Дверь захлопнулась.