Текст книги "Наваждение"

Автор книги: Джонатан Келлерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 36

Остаток дня я провел в Западном детском медицинском центре, слушая Фелицию Торрес, помогая ей освоиться с больничными порядками и осматривая Эмилио.

Малыш молча цеплялся за свою мать.

С физической точки зрения с ним все в порядке, если верить доктору Рубену Иглу, моему старому другу и начальнику поликлинического отделения. Мы с ним пришли к выводу, что для длительного лечения подойдет Рашель Кисслер, талантливый молодой психолог и моя ученица.

Я представил обоих врачей Фелиции, посидел с ней, после того как они ушли, и спросил, не хочет ли она о чем-то еще поговорить.

– Нет… Я очень устала.

– Есть ли кто-нибудь, кто мог бы составить вам компанию?

– Мама, – сказала она. – Она живет в Фениксе, но приедет, если я попрошу.

Я набрал номер и подождал, пока она поговорит.

Повесив трубку, Фелиция устало улыбнулась:

– Она приедет завтра утром.

– До этого времени вам кто-нибудь нужен?

– Нет, я справлюсь… Спасибо, что вы беспокоитесь.

– Мы все здесь для того, чтобы помочь вам.

Ее вдруг затрясло.

– В чем дело?

– То, как вы это сказали, доктор Делавэр. Помочь. Он ведь именно так говорил, когда притворялся. Что это за идиотская шутка?

Я не ответил.

– Я никогда ему не доверяла, доктор. С первой же минуты нашего знакомства.

Мы с Майло прошли декомпрессию в баре в Санта-Монике. Одиннадцать вечера. Он провел весь день с Раулем Биро и двумя другими детективами из голливудского участка, обыскивая дом на Алтаир-террас – один из тех домов, которые Дейл Брайт купил на имя Николаса Губеля. Был еще один коттедж около Палмдейла, где он держал Фелицию Торрес запертой в ванной комнате и заставлял ее воображать, что он в это время делает с Эмилио.

Сказать по правде, в основном Брайт просто игнорировал ребенка: позволял ему плакать и кричать, не давал ни еды, ни воды, а затем и вовсе сунул в картонную коробку и сделал дырки для воздуха, чтобы продлить мучения.

Майло сказал:

– Знаю, я должен переживать из-за того, что кого-то застрелил. Но, милостивый Боже, Алекс, мне очень жаль, что у меня было так мало пуль!

Три комнаты из пяти на Алтаир-террас были заполнены сувенирами. С угла письменного стола открывался прекрасный вид на надпись «Голливуд». В гараже – белый «лексус».

«Бентли» перевезли из автолаборатории полицейского управления Лос-Анджелеса на площадку, куда свозили машины и где так долго простояла машина Кэт Шонски.

– Может быть, шеф сможет пользоваться ею для официальных поездок? – предположил я.

Майло заметил:

– А если еще привязать к переднему бамперу пару чистокровных скакунов, будет вообще идеально.

Шкафчик с медикаментами Анселла Брайта – Дейл а не содержал ничего интересного, только аспирин и капли от насморка. Под раковиной обнаружилась полированная черная коробка из орехового дерева, заполненная ампулами с синтетическим тестостероном. В похожей коробке из клена лежали запечатанные шприцы.

– Накачивал себя? – хмыкнул Майло. – Под стать платью?

Я только поднял руки вверх.

Он прикончил свой мартини и поведал мне о нескольких поддельных паспортах на разные имена, по которым можно было проследить путь Брайта от Нью-Йорка до Лондона, затем в Париж, Лиссабон, снова в Англию, Ирландию и Шотландию. Конечный пункт – Цюрих.

Трэммел Дэбсон был еще одним таким именем. Также как и невезучий Николас Губель. Настоящим хозяином этого имени оказался младенец, похороненный на кладбище «Мортон-холл» в Эдинбурге. Брайт сфотографировал надгробие и занес снимок в один из своих пятнадцати специальных файлов.

Хроники жизни, проведенной в маске.

Сувениры не ограничивались бумагой. В небольшом погребе, вырытом в склоне холма за домом, Майло обнаружил три ящика, где хранилось оружие, ножи, две ацетиленовые горелки, крепкая веревка, хирургические перчатки, скальпели, щупы и склянки с ядом.

Вырезки из иностранных газет создавали свою хронологию.

Нераскрытое убийство хозяина пансиона в одиннадцатом округе в Париже.

Исчезновение оксфордского общественного деятеля, славящегося дурным нравом.

Статья на португальском, которую еще предстояло перевести. Но мутный снимок грузной женщины и постоянно повторяющееся слово «assasinato» говорили о многом.

Дом в Брентвуде служил для показухи и ничего не дал судебным экспертам: просто адрес в модном районе для поддержания реноме Брайта в роли Губеля, собирающегося вести жизнь финансового советника. У Сораи Хэмидпор уже был клиент из «сферы кино», готовый туда переехать.

Доступ в компьютер Брайта оказался сравнительно легким: никакого кодирования, пароль – «Умник».

На его жестком диске мы нашли в основном финансовые документы, связь с биржами по всему миру и… набор садистской порнографии.

В отдельной директории имелось пять черновиков проспекта под названием «Николас Сен-Губель III», которые были составлены два года назад. Это был план организации «Гайдро-Уорт» – инвестиционного фонда, основанного на торговле нефтепродуктами. В проспекте Брайт рассказывал выдуманную биографию и врал насчет того, что учился в Итоне и Гарварде, которые помогли ему стать «блестящим тактиком и финансовым прорицателем».

Впрочем, эта похвальба была подкреплена некоторыми фактами. По прибытии 6 Лондон он воспользовался фальшивыми рекомендациями, чтобы получить место в брокерской фирме. Там Брайт научился торговать фьючерсами, причем настолько ловко, что получал гигантские премии, а также рекомендательное письмо от самого управляющего.

Через полтора года он уволился, начав инвестировать самостоятельно. Унаследовав 1,36 миллиона долларов, этот парень за девять лет превратил их в 7,1 миллиона, не считая счета в швейцарском банке, добраться до которого пока не удалось.

Кстати, о Швейцарии. В одном из файлов содержалась квитанция, написанная элегантным почерком клерка из клиники в Лугано. Ничего конкретного, только подтверждение получения пятидесяти пяти тысяч долларов, переведенных во франки.

– Может быть, у него были проблемы с наркотиками, а это одно из роскошных реабилитационных заведений? – предположил Майло. – Но кроме того сока для мачо, мы не нашли ничего подозрительного.

– Очевидно, реабилитация удалась, – пожал плечами я. – Если так, остается пожалеть общество.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он прочистил свою голову достаточно для того, чтобы отпиливать головы другим…

Несмотря на явные способности «Николаса Сен-Губеля III», ему не удалось найти клиентов и «Гайдро-Уорт» остался только на бумаге.

Я заметил:

– Внешне Дейл умел быть обворожительным, но когда его узнавали поближе, он отпугивал людей, как отпугнул сестер.

– Перебарщивал?

– Скорее слишком увлекался игрой.

– Рауль нашел кое-что, записанное им в проспекте на жесткий диск: «Время для экономного образа жизни, пора заниматься только самым важным».

– Пытался разобраться в своих приоритетах, – кивнул я.

– Хорошо, что не успел, – заметил он.

Мы уже заказали по второму кругу, когда лежащий на стойке мобильный моего друга завибрировал. В шумном баре при работающем телевизоре, по которому показывали старый футбольный матч, его практически не было слышно.

Майло смотрел, как он подскакивает на манер мексиканского боба, прожевал оливку, проглотил и нажал на «Прием»:

– Стержне… в самом деле поздно, док… Вот как? Надо же… Спасибо, что сообщили. Что-нибудь еще? Верно… Я спрошу у него. Еще раз спасибо.

Он опорожнил свой стакан и стал ждать добавки.

– Что это за док звонил? – спросил я.

– Стейнберг, патологоанатом. Вскрытие Дейла по приказу шефа провели незамедлительно.

– Все эти дырки от пуль, зачем еще вскрытие?

– Стрельба с участием полицейских должна рассматриваться с предельной осторожностью, – заявил он, как будто речь шла о ком-то другом.

Принесли его выпивку. Майло отхлебнул глоток, что-то напел, но я не смог разобрать, что именно.

– Так в чем дело? – не выдержал я.

Он поставил бокал на стойку, покрутил его за ножку.

– Оказалось, что у мистера Дейла-Ника-Урода не было яиц. Буквально. Удалены хирургическим путем, все предельно аккуратно, прекрасно зажило.

– Клиника в Швейцарии?

– Я слышат, за деньги там можно сделать все.

– Он заплатил, чтобы его кастрировали, – сказал я, – и принимал тестостерон, чтобы оставаться с виду мужчиной.

– Вне сомнений, у тебя есть объяснение, основанное на твоей подготовке и опыте?

На экране над нашими головами кто-то вышел с мячом к воротам. Старый матч, но некоторые из выпивох оживились.

– Теоретически здесь можно говорить о стремлении к полному контролю, – сказал я. – Регулировать дозы, получать удовольствие от колебаний.

– Но?

Я позвал жестом бармена, показал на бокал Майло и добавил:

– Мне тоже.

ГЛАВА 37

Через два дня после спасения Фелиции и Эмилио Торрес Майло вызвали на ковер к шефу. Он уже настроился на поощрительное похлопывание по спине.

В то утро мы с ним оба побывали у патологоанатома, и я остался с ним на время короткой поездки в Паркер-центр.

Судебного патологоанатома попросили сделать психологическое вскрытие, и он хотел услышать мое мнение по поводу мотивации таких поступков Брайта, как уродование самого себя, манипуляции с гормонами и одержимость «уродливым альтруизмом».

Я быстро произнес несколько фраз на профессиональном жаргоне, которые всех удовлетворили.

Когда Майло ставил машину на парковку около управления, он сказал:

– Почему бы тебе тоже не подняться? Их величество, возможно, будет рад тебя лицезреть.

– Возможно?

– У него бывают разные настроения.

– Спасибо, я лучше подышу свежим воздухом.

Майло вошел в здание, а я направился на прогулку. Смотреть было не на что, но осенний воздух Лос-Анджелеса был свеж, а бездомные, мимо которых я проходил, казались умиротворенными.

Через полчаса я вернулся к зданию управления, вдоль которого уже вышагивал Майло.

– Давно ждешь, приятель?

– Двадцать минут.

– Однако короткая была встреча.

– Другие трупы, на которые ссылался Козман Джонсон, оказались враньем, так что единственное, что удерживает Техас от казни этого гада, – это Антуан. – Он вытянул указательный палец и нахмурил брови: – «Сделайте что-нибудь, лейтенант».

– И ни слова о Брайте?

– Этот мастер переодеваний получил по заслугам.

Мы снова на Голливудских холмах. Уже темно, и мы следим за домом Уилсона Гуда.

Позади пустая ночь, за ней – такой же пустой день. Трудно найти тень на широкой, залитой солнцем улице, но Майло на многое и не рассчитывал.

На следующую ночь я снова предложил присоединиться к нему.

– Слишком много свободного времени? – спросил он.

– Что-то вроде этого.

Секретарь заказчика Робин позвонила утром и сообщила, что босс намеревается посетить ее и посмотреть, как идут дела, в течение ближайших трех дней. Робин работала без перерыва, стараясь собрать мандолину.

– Я тебя не раздражаю? – спросила она.

– Могу я подержать твои инструменты?

– Когда ты в определенном настроении, каждая твоя фраза звучит двусмысленно.

– И проблема в том…

– Никаких проблем.

Я поставил «севилле» на южном конце улицы Уилсона Гуда. Достаточно близко, чтобы отчетливо видеть дом и проволочную ограду под током, которая шла вдоль фасада. Пара слабых лампочек образовывала небольшие лужи света, остальная территория участка скрывалась в темноте.

– Где же «Ред бум»? – спросил я.

– Весь день пил кофе, – отозвался Майло, и мы приготовились к длительному ожиданию, но оказалось, зря: через пару минут мы оба заметили движение за проволокой.

Мужчина попал в ловушку. Он забился в угол и не только проигнорировал команду Майло выйти, но и, наоборот, согнулся в три погибели, стараясь занимать как можно меньше места.

Майло стоял так, чтобы его не было видно, и держал в руке пистолет. Ей-ей, на этой неделе он использовал свою пушку чаще, чем за несколько предыдущих месяцев!

– Выходи, приятель. Дай на тебя посмотреть.

Ничего, кроме шума ближайшего шоссе.

– Положи руки на голову и двигайся задом на звук моего голоса. Пошел!

Отдаленный, утробный звук клаксона грузовика.

Майло повторил приказ громче.

Тишина.

– Ты любишь пожарные шланги?

Звуки сирен на большом расстоянии.

Майло вызвал из голливудского участка три патрульные машины и велел прислать слесаря. Прибыли пять копов под руководством сержанта, который оценил ситуацию и заявил:

– Не вижу, что мы тут можем сделать.

Через десять минут появился слесарь и, прищурившись, осмотрел калитку с расстояния в десяток футов.

– Он вооружен?

– Не знаю.

– Чего вы от меня хотите? Калитка все равно открывается с помощью электричества. Я ничего не могу сделать.

– Есть предложения?

– Примените тактическое ядерное оружие.

– Спасибо за совет.

– Рад стараться. Я могу ехать?

Еще пять минут, и вновь никаких действий. Майло крикнул:

– Ты не желаешь перелезть через ограду?

Никакого ответа.

– Парень, так или иначе, но ты попался!

– Может быть, он глухой? – предположил сержант. – Нам в прошлом году попался один такой; когда его подстрелили, было много неприятностей.

Майло продолжил свой монолог, то уговаривая, то угрожая.

Когда он произнес: «Ладно, пускайте слезоточивый газ», – из-за калитки послышался голос:

– Я выйду.

В центр лужайки выступила фигура. Худой, изможденный чернокожий мужчина. Взлохмаченные волосы, нечесаная борода, потрепанная одежда. Луна наполовину освещала его лицо.

– Руки на голову!

Тощие руки поспешно взлетели к затылку.

– Повернись и иди ко мне. Подойди вплотную к калитке.

Человек сказал:

– Да ладно, я знаю порядки.

Когда Майло наручниками прикрепил его к проволочной ограде, неизвестный заметил:

– А я думал, вы хотите, чтобы я отсюда вылез. Раз я попал сюда, то могу и обратно.

Майло повернулся к сержанту:

– Там где-то должен быть ручной контроль. Есть люди в хорошей форме?

– Кто-нибудь ощущает себя Тарзаном? – спросил сержант.

Отозвалась низенькая плотная женщина:

– Я когда-то занималась гимнастикой.

– Тогда попытайся, Кили.

После пары неудачных попыток Кили укрепилась на заборе и через несколько секунд уже перелезла через него.

– Вот она, эта кнопка!

Майло повернулся к человеку в наручниках:

– Слушай меня внимательно. Калитка сейчас распахнется, не паникуй и двигайся вместе с ней.

– Я никогда не паникую, – ответил мужчина.

– Хладнокровный ты наш!

– Не без того…

Человека отцепили от калитки и снова надели на него наручники. Он молча смотрел в пространство.

Майло отпустил остальных полицейских и сел рядом с ним на обочину.

– Наконец-то мы с тобой встретились, Брэдли.

Брэдли Майсонетте повесил голову.

– Пришел навестить своего старого друга Уилла? Любопытный способ наносить визиты.

– Вы меня знаете? – удивился Майсонетте. – А я вас никогда не видел.

– Мы вас искали, сэр.

Майсонетте даже вздрогнул от такого уважительного обращения, потом улыбнулся:

– Вам пришлось повозиться.

– С чем тебя и поздравляю. Поговорим?

– Как вы это делали? – спросил Майсонетте. – В смысле искали меня. Что вы для этого делали? Я же был на виду, прекрасно жил на Четвертой улице.

– Палаточный городок?

Брэдли улыбнулся, показав гнилые зубы:

– Мы его называем «Окраина на обочине». Я там бываю постоянно, достаточно просто прийти и спросить. А если показать денежку, меня там любой наркоман продаст.

Говорил он мягко и чисто. Конечно, одет в лохмотья, но по телефону его можно было принять за культурного человека.

– Наблюдающий за тобой офицер знает, где ты сшиваешься? – спросил Майло.

Майсонетте расхохотался:

– Кто он такой? Никогда в глаза не видел.

Мы привезли задержанного в голливудский участок.

– Какие обвинения? – спросил он.

– Ну, не задумываясь можно назвать проникновение на чужую собственность, попытку ограбления и сопротивление при аресте. Если немного подумать, можно добавить еще кое-что.

– Мелочи, я надеюсь?

– И это не обязательно, если ты с нами поговоришь.

– Вот так просто, да?

– Почему бы и нет?

– Потому что никогда ничего не бывает просто.

Майсонетте оказался в той же комнате, где сидела Таша и где тогда пахло цветочными духами и лосьоном. От него же исходил резкий запах немытого тела, которым мы имели возможность насладиться во время совместной поездки в машине.

Он втянул воздух и нахмурился, как будто впервые почувствовал, как от него несет.

Майло предложил ему попить.

– Я бы предпочел бифштекс, – отозвался тот. – Филе миньон, с кровью внутри, но поджаренный снаружи, с жареным луком. А для начала – салат «Цезарь», побольше майонеза и красное вино. Да, французскому я предпочитаю калифорнийское.

– Давай помогай нам, Брэдли, и тогда я закажу тебе икру.

– Ненавижу эту гадость! Пахнет как у грязнули между ног.

– Часто приходилось отказываться и оттого, и от другого?

Майсонетте улыбнулся.

– Почему ты пытался забраться в логово Уилсона Гуда?

– Никто никуда не пытался забраться.

При ярком свете кожа Майсонетте казалась серой, в шрамах и пятнах. Покрасневшие глаза, тяжелые веки. Всего тридцать один год, но выглядел он ровесником своего отца. Грубые татуировки на руках не могли скрыть изуродованных вен.

– Тогда что ты здесь делал? – спросил Майло.

– Хотел увидеть Уилла.

– Зачем?

– Он мне позвонил.

– Когда?

– На прошлой неделе.

– У тебя есть телефон?

– Я держу связь, – уклончиво ответил Майсонетте. – Он послал свою подружку на Четвертую улицу, и она меня пригласила. Сказала, нам с Уиллом надо поговорить.

– О чем?

– Она не сказала.

– Но ты все равно пришел.

– Через неделю.

– Ей ничего не надо было объяснять, – заявил Майло. – Ты и так все знал.

По глазам Майсонетте было видно, что он размышляет, не начать ли протестовать. Потом сказал:

– Какого черта! – и медленно, устало кивнул.

– Так о чем? – спросил Майло.

– О Туане, – сказал Майсонетте. – Между мной и Уиллом только это.

– Гуд хотел поговорить об Антуане Беверли?

– Как раз наоборот. Его подружка сказала, что он хочет договориться, чтобы мы молчали. Что он все объяснит, когда я приду.

– Что за подружка?

– Белая девушка, веснушки, называет себя Энди.

– Это его жена, – сказал я.

Майсонетте ухмыльнулся:

– Вы верите всему, что слышите?

– Зачем ей врать? – спросил Майло.

– Уилл держит ее рядом уже лет десять. Он же тренер в церковной школе и должен выглядеть почтенно, вот и говорит священникам, что женат. Но они никогда не подписывали документы.

– Десять лет, вот как?

– Уилл, он один из таких парней, – пояснил Майсонетте. – Боится брать на себя обязательства.

– Значит, вы с ним постоянно поддерживали связь? – сказал Майло.

– Не постоянно, время от времени.

– И когда вы виделись в последний раз?

– Довольно давно, я не веду записей.

– Несколько лет назад? Месяцев?

– Может быть, год, – прикинул Майсонетте. – Мне тогда нужны были деньги, чтобы встать на ноги.

– Уилл помог?

– Разумеется.

– Хороший друг.

– Мы старые приятели.

– Давай вернемся поближе к настоящему, – сказал Майло. – Андреа, его якобы жена, пришла к тебе и сказала, что Уилл заплатит тебе, чтобы ты молчал насчет Туана?

– Я и так не собирался, – сказал Майсонетте. – В смысле болтать. Позвонил ему, но он не ответил. Ну и ладно.

– А почему Уилл вдруг забеспокоился, что ты заговоришь?

Майсонетте улыбнулся:

– Зачем задавать вопросы, ответы на которые вы и так знаете?

– Я бы хотел услышать твой вариант.

– Потому что это дело снова начали ворошить.

– Дело Антуана снова открыли?

Кивок.

– Итак, после визита Андреа ты дал деру.

Майсонетте обиженно взглянул на него.

– Брэдли, – сказал Майло, – я не такой глупый, каким кажусь, и много раз бывал на Четвертой улице. Наркоманы сказали, что ты куда-то слинял. – Он врал спокойно, ведь доказать все равно было ничего невозможно.

Майсонетте пожал плечами:

– Я немного побродяжничал. Но и вы, парни, не слишком старались меня отыскать.

– Ну, – сказал Майло, – по крайней мере сейчас ты здесь и мы вместе прекрасно проводим время. Так что насчет Антуана так беспокоит Уилла?

Майсонетте почесал сгиб своей изуродованной руки.

– Вам же не в чем меня обвинить, верно? Как только вы встретитесь с Уиллом, он тут же скажет, что я могу приходить к нему в любое время, так что никакого нарушения частных владений и, разумеется, попытки четыреста пятьдесят девять.

Майло засмеялся:

– Ты перелез через забор.

– Сначала позвонил. Я думал, что он дома.

– Никто не отвечает на звонок, и ты думаешь, что он дома?

– С Уиллом иногда такое бывает.

– Что именно?

– Депрессия, по нескольку дней лежит в постели, не хочет никого видеть и говорить. Последние несколько лет ему стало лучше, он принимал лекарства. Ему нравится его работа, он ничего не хочет менять. Но раньше, когда мы еще учились в колледже, он пропускал много занятий и брал у меня конспекты.

– Вы вместе учились в колледже?

– «Лонг-Бич» штата Калифорния, – кивнул Майсонетте. – Один год. Я изучал электротехнику, а Уилл выбрал физическую культуру.

– А что, у Уилла длинная история депрессий?

– Древняя.

– Это началось после смерти Антуана, не так ли?

Майсонетте поднял глаза к потолку.

– Разве это трудный вопрос, Брэдли?

Майсонетте поерзал на стуле.

– Я бы сейчас чего-нибудь съел. И выпил бы кока-колы, только с сахаром, не диетической.

– Сначала ответь на вопрос.

Майсонетте потер ладони, потом запустил пальцы в волосы и сильно дернул.

– До или после? – спросил я.

– После.

– Уилл никак не мог выбросить Антуана из головы? Ему стало трудно жить?

– Вы говорите как психотерапевт.

– Со мной бывает. А на тебя как подействовала история с Антуаном?

– На меня? Ништяк.

– Но не на Уилла.

Майсонетте обвил себя руками.

– Холодно здесь. Пожалуйста, включите кондиционер.

Майло сказал:

– Что мучило Уилла? Он что-то сделан Антуану? Или вы с ним вместе что-то сделали Антуану?

Майсонетте медленно повернул голову. Его глаза наполнились слезами.

– Так вы такое думаете?

– Мистер Майсонетте, у меня уголовное дело шестнадцатилетней давности, которое сейчас, как вы сказали, снова разворошили, а два якобы друга жертвы пустились в бега.

– Якобы? Мы были закадычными друзьями. Лучшими. Я ничего не делал Антуану. И Уилл тоже ничего не делал Антуану.

– Антуан просто исчез неизвестно куда?

– Мы этого не делали. Ни я, ни Уилл.

– Тогда кто?

Майсонетте снова запустил пальцы в волосы. На стол посыпалась перхоть.

Майло хлопнул ладонями по столешнице с такой силой, что металл зазвенел.

– Хватит этого дерьма! Что случилось с Антуаном?

Он действительно был в ярости, но Майсонетте в ответ только холодно посмотрел на него.

– Ничего.

Майло вскочил на ноги и оперся о стол, едва не перевернув его своим весом.

– Брэдли, родители Антуана живут в неведении шестнадцать лет. А вы со своим так называемым другом делаете вид, что ужасно расстроены. Шестнадцать гребаных лет!

Тощее тело Майсонетте начало трястись.

– Говори!

Голова Майсонетте опустилась.

– Чертов Уилл! – пробормотал он.

– Так, значит, Уилл все же что-то сделал?

– Он заставил меня поклясться.

– В чем?

– Что я буду молчать. Не потому, что мы что-то сделали. Кое-что было сделано с ним.

Секундное молчание.

– И со мной.