Текст книги "Безмолвная служба"

Автор книги: Джон Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Наконец, в 2:30 ночи мы погрузились и прошли путь до Альтен-фьорда без приключений, поднимаясь до перископной глубины довольно часто. Мы глубоко погрузились, а погода к этому времени была довольно приятной. Альтен-фьорд оказался примерно такого же размера что и Скапа-Флоу, и, видимо, использовался для проведения учений малого флота, противовоздушных учений и так далее. Мы поднялись на поверхность сразу после того, как стемнело, среди маленьких островков, совсем рядом со стоянкой главного флота и стоянкой вспомогательного флота, где немцы держали свои главные танкеры и корабли-склады. Берега были очень крутые, и мы стояли около какой-то скалы, где нас не смогли бы увидеть. Нам нужно было полностью зарядить батареи, что мы и делали, хотя обнаружили и небольшую проблему.

Протекала выхлопная труба, которую пришлось починить. На следующую ночь около 1:30 мы погрузились, чтобы наконец пройти через противолодочный бон к “Тирпицу”, причем у нас было полно времени. Нам понадобилось около пяти с половиной часов, чтобы пройти требуемые 5-6 миль. Мы немного поболтались – пока не наступил световой день – перед тем, как двинуться вперед, к противолодочному бону, который находился в жерле фьорда. Затем мы погрузились – глубоко, чтобы уйти от проходящего минного тральщика, и попали прямо в пустой противоторпедный бон, в котором не было кораблей, но который образовывал квадрат. Как назло, кусок металла от оборванного буксира прицепил нас к торпедной сети, которая окружала пустую стоянку, и понадобилось немело времени, чтобы отцепиться. Мы не произвели волнения на поверхности, но я очень волновался, что мы обнаружили свое присутствие.

Однако реакции не было, и мы двинулись дальше. Около 5:45 в первый раз увидели нашу цель, “Тирпиц”, вполне отчетливо, очень чисто. Мы установили приближение и погрузились глубоко, чтобы пройти под противоторпедными сетями, окружавшими немецкий корабль. Теперь все наши познания о немецких противоторпедных сетях основывались на данных воздушной разведки и знаниях о наших собственных сетях. Наши сети не опускались ниже 40 или самое большее 50 футов. Они были сделаны из прочных стальных колец, переплетенных между собой. Говорили, что буи идут по поверхности в два ряда. По измерениям буев было решено, что сети, вероятно, не могут опускаться ниже 40 футов, но если они были подвешены на крючках, то они могли быть и ниже, до 70 фунтов. Глубина в этом месте была 110 фунтов и теоретически мы должны были пройти под сетью без помех. Но, как оказалось, их сети были совсем не те, что наши. Это были отличные 4-дюймовые плетенки, совсем как вышивальный крестик, с отличными тонкими тросами, и уходили они значительно глубже.

У меня было впечатление, что у них одна сеть идет от поверхности на глубину, скажем. 40 футов. Вторая начинается на глубине 30 футов и опускается до 70 футов. Потом была сеть, которая поднималась со дна; она свисала с буев находившихся под водой, и эти буи перекрывали вторую сеть. И нам пришлось потратить достаточно времени, чтобы преодолеть их. Откровенно говоря, на каком-то этапе я предполагал развернуться и пройти через коридор для лодок, который был ясно виден на фотографии, сделанной с воздуха. Я лично не думал, что мы сможем правильно развернуться, не рискуя лечь на грунт. После попыток прорваться на всех глубинах я решил, что нет другого выбора, кроме как подняться на поверхность и взглянуть как положено через ночной перископ.

Чудесным образом, когда мы поднялись на поверхность, промежуточных сетей не было, и “Тирпиц” находился всего в 50-60 футах от нас. Мы как могли быстро опустились глубже, оказались примерно в 25 футах от носа корабля и аккуратно скользнули вниз в тени корпуса. Именно здесь мы услышали, как взорвались первые снаряды, направленные, как мы думали, против нас, но к тому времени мы были в идеальной позиции для атаки.

Мы выпустили свои два снаряда и были в некотором сомнении по поводу того, насколько мы попали в цель. Я решил вернуться к тому месту, где мы прошли сеть. Это было проще сказать, чем сделать, – и следующие сорок пять минут мы провели, пытаясь найти выход. Наши снаряды были установлены на час, и, значит, у нас было всего 15 минут до взрыва. Требовались немедленные меры, и мы как бы “плюхнулись” под сеть, держась внизу и продувая носовую цистерну до абсолютной полной плавучести так быстро, как только могли, так что мы вышли вверх под неописуемым углом, идя в то же время вперед полным ходом. Мы только задели верхушку сети и вырвались. Боюсь, что это привело к тому, что вышел из строя гирокомпас. Мы надеялись, что идем в открытое море, но оказалось, что снова вернулись в сеть, примерно на 50 футов. Прогремели взрывы, а мы оказались слишком близко, чтобы быть в безопасности.

Задний люк открылся, и туда залилось порядочно воды. Из одного или двух мест били струи, и мы задом ушли от этого куска сети на перископной глубине, где могли оставаться, но нам пришлось подняться. Я огляделся и с величайшим раздражением обнаружил, что “Тирпиц” не выглядел осевшим в воду. Я тогда даже засомневался, были ли это взрывы от наших снарядов, или же это взорвались глубинные бомбы, сброшенные с надводного корабля.

Тем не менее мы на некоторое время снова ушли на глубину и решили, что будем уходить дальше. Однако в следующие полчаса обнаружили, что не можем оставаться ни на какой глубине. В лодке было столько воды, что как только ее ставили под углом вверх, вода сливалась в корму, и лодка выходила на поверхность. А как только нос направляли под углом вниз, вода лилась в нос, и лодка пулей летела ко дну. Нас обстреляли почти сразу же, как только мы поднялись, и, потеряв ночной перископ, знали, что были в смертельной опасности – мы могли выскочить на берег. Мы всегда говорили, что самое секретное в этой операции – это то, что она может быть произведена, и если бы это произошло, секретности пришел бы конец.

Лодки были гораздо сильнее, чем подозревали враги. Они, видимо, думали, что мы – люди-торпеды. Мы совершенно не хотели, чтобы лодка вылетела на берег вслепую и немедленно снабдила бы неприятеля информацией. Мы посоветовались и решили, что лучше покинуть лодку. Мы хотели выйти через камеру Дэвиса (оборудование спасательного аппарата Дэвиса. –  Примеч. ред.), но решили, что выбросим белый флаг, а момент, когда нас будут забирать, даст другим возможность бежать. Сильный огонь продолжался, и казалось логичным, что я должен выйти и помахать свитером. Как назло, лодка стала набирать воду. Я закрыл люк, но небольшого количества воды, которое она набрала, оказалось достаточно, чтобы она снова пошла на дно, где остальные трое ждали, по плану, пока наверху закончится худшее, что может быть, чтобы затем выйти через камеру Дэвиса, чему они, естественно, были хорошо обучены. Выход через камеру Дэвиса – всегда очень рискованное дело, хотя 110 футов воды – не такая уж громадная толща. Но, к прискорбию, видимо, что-то случилось, и двое из них застряли на лодке – возможно, из-за кислородного голодания, случившегося до того, как камера заполнилась водой, и бежал только один из них. Его, как и меня, подобрали примерно через полтора часа.

Что касается других лодок, то снаряды, взрывы которых мы слышали, были выпущены против Кемерона, в Х-6. Лодка получила несколько действительно опасных, вызывающих тревогу повреждений, одним из которых было затопление бортовых зарядов. Х-6 шла с креном примерно в 15 градусов. Так как во время атаки перископ был под углом, мы видели небо с одной стороны и воду – с другой и ничего между ними Кемерон решил произвести последнюю короткую часть своей атаки через проход для лодок и попытаться лечь на дно. Ему удалось лечь на дно примерно в 15-20 футах воды; он взволновал поверхность, рванулся – наверное, в это время наши лодки были рядом – и произвел свою атаку, попал “Тирпицу” в левый борт, сбросил заряды. Вся команды выбросилась, когда лодка наполнилась водой, и была подобрана.

Х-5, как мы знали, находится близко от цели, так что Кемерон видел ее с борта “Тирпица”, после того как его подобрали. Через несколько лет в этом районе провели тщательные поиски, но лодка не была найдена, хотя Кемерон был того мнения, что лодка затонула тогда. У Кена Хадспета на Х-10, четвертой участвовавшей в операции лодке, было так много повреждений, что ему пришлось четыре или пять дней сидеть в пустынной части фьорда, пытаясь справиться с течами и починить гирокомпас. Он отправился в район цели только на десятый день после спуска, а к тому времени там все так кишело катерами, что он никак не мог туда попасть. Он вернулся на место встречи, где его подобрала “Стабборн”, у которой оставался только один трос для буксира; остальные порвались на обратном пути. Потом начался шторм, и было решено, что Х-10 затонула. А тех из нас, кого взяли на борт “Тирпица”, потом перевели на другое судно и отправили на нем в лагерь для военнопленных в Германию».

Четыре взрыва, произведенные зарядами X-лодок, в действительности покалечили корабль. Один из их, с Х-7 Плейса, попал точно под машинное отделение, серьезно повредив обе главные турбины и систему управления огнем. «Тирпиц» был выведен из строя, а Плейс и Дональд Кемерон получили Крест Виктории за

«...в высшей степени дерзкую и успешную атаку на немецкий линкор “Тирпиц”, находившийся на защищенной якорной стоянке Каа-фьорд. Чтобы проникнуть на стоянку, понадобилось преодолеть вражеское минное поле и подняться на 50 миль по фьорду, о котором было известно, что он бдительно патрулируется врагом и охраняется сетями, береговыми батареями, а также прослушивается. После этого перехода они были по меньшей мере в тысяче миль от базы. С успехом избежав всех этих опасностей и проникнув на стоянку, лейтенанты Плейс и Кемерон, полностью пренебрегая опасностью, провели свои небольшие суда через противолодочные и торпедные сети, окружавшие “Тирпиц”, и, находясь внутри этих сетей, произвели хладнокровную и решительную атаку. Когда они все еще находились внутри сетей, разъяренный враг развернул контратаку орудиями и глубинными бомбами, что сделало отступление невозможным. Тогда лейтенанты Плейс и Кемерон затопили свои суда, чтобы те не попали в руки врагов. Перед этим они предприняли все меры" чтобы обеспечить безопасность своих экипажей, большинство членов которых, как и они сами, были взяты в плен. В ходе операции эти небольшие суда сделали все возможное, приняв все опасности и столкнувшись со всеми возможными трудностями, которые были изобретены для защиты бухты, где стоят самые важные корабли. Отвага и полное презрение к опасности перед самым лицом врага, проявленные лейтенантами Плейсом и Кемероном во время их решительной и успешной атаки, были наивысшими».

«Тирпиц» ремонтировался, а немецкий флот снова ждали дурные известия. «Шарнхорст» был потоплен «Дюк-оф-Йорк» и его эскортом 26 декабря 1943 года. Это означало, что «Тирпиц» – единственный оставшийся у немцев современный линкор. И британцы снова удвоили свои усилия, направленные на то, чтобы «Тирпиц» никогда больше не вернулся, чтобы докучать им. 3 апреля 1944 года бомбардировщики военно-воздушного флота и истребители с «Викториуса», «Формидбла» и трех других авианосцев атаковали корабль на его стоянке в Норвегии. Дважды налетавшим торпедным бомбардировщикам Фейри-42 «Барракуда» и американским истребителям Грумман «Уайлдкет» и «Хеллкет» пришлось встретиться с 68 зенитными орудиями, окружавшими теперь «Тирпиц», но они сумели произвести несколько прямых попаданий, которые снова вывели корабль из строя. Еще четыре атаки были произведены Королевскими ВВС в июле и августе а затем, наконец, бомбардировщики «Ланкастер» сбросили на него свой груз по пути из России в Англию. В итоге Дениц признал, что гордость немецкого флота уничтожена, и отбуксировал корабль в Тромсе-фьорд, где он действовал как батарея береговой обороны. Но даже это не удалось, когда Королевские ВВС сделали еще один рейд и сбросили бомбы на корабль. На этот раз он взлетел на воздух из-за бывших на нем боеприпасов, и меньше 90 человек из 1000 попавших в ловушку членов команды спаслись с линкора.

Тем временем Х-лодки использовались для других атак Х-24, которой командовал лейтенант Иан Фрезер, отправилась 13 апреля в бухту Бергена, чтобы атаковать крупный плавучий док, и потопила 7800-тонный корабль и сильно повредила портовые сооружения. Две другие, Х-20 и Х-23, использовались в связи с коппистами для предварительного обзора и для обозначения десантных плацдармов для высадки «дня Д». Карликовые субмарины в Европе теперь были практически не нужны, и их переместили на Дальний Восток, чтобы начать операции против японского флота.

Глава одиннадцатая

ПЛОХИЕ И ХОРОШИЕ ДНИ В МАЛАККСКОМ ПРОЛИВЕ

По сравнению с напряжением Битвы за Атлантику и невероятными приключениями подводных лодок в Средиземном море, Дальним Востоком серьезно пренебрегали, хотя, конечно, такое пренебрежение не было следствием выбора. Как мы уже видели из предыдущих воспоминаний, Китайская станция в Гонконге была самой загруженной из всех заокеанских мест расквартировки подводного флота в течение почти 20 лет, предшествовавших войне. Команды радовались жизни, и в лучшие времена на станции базировались 15 субмарин. Они прошли испытания и были оборудованы для защиты обширных интересов Британии на Востоке. Когда началась война, Британии потребовалось, чтобы все наличные лодки были стянуты в домашние воды, и субмарины были поспешно выведены с Дальнего Востока. В течение года после своего прихода на службу в Британскую и Средиземноморскую флотилии семь из пятнадцати были потоплены.

Когда японцы напали на Перл-Харбор, что в итоге привело к вступлению в войну Америки, у Королевского флота была всего одна субмарина, «Ровер», стоявшая в сухом доке Сингапура на ремонте. Семь голландских подлодок, до этого соблюдавшие интересы собственного государства в этой районе, тоже перешли под контроль Британии, но к Рождеству 1941 года четыре из них затонули. После нападения на Перл-Харбор адмирал сэр Джефри Лейтон, командующий Восточным флотом, буквально умолял о подкреплении. Он получил всего две субмарины: новую лодку класса «Т», «Траста», которая пришла из Средиземного моря 26 декабря, и пришедшую следом за ней 9 января «Труант», которой командовал коммандер Хаггард. Последняя только что закончила пятимесячную службу в Средиземном море.

Коммандер Уильям Кинг был ветераном китайской станции. Вспомним по его прежним высказываниям, что он впервые попал туда в 1932 году. Потом он много сражался и в норвежской, и в средиземноморской кампаниях в команде «Снеппер», которую изъяли со службы осенью 1941 года для переоборудования. Он вспоминает:

«Я сдал “Снеппер" ^[37]и отправился в Барроу-ин-Фернесс, чтобы принять свою вторую лодку, “Трасти" – большую по размерам но ненамного лучше приспособленную для жизни на ее борту. Воздушного кондиционирования или чего-то подобного не было. Мы вышли на патрулирование в Средиземное море, а потом нас отправили на Дальний Восток, чтобы подлатать оборону Сингапура. Мы прибыли в гавань на северной стороне острова и обнаружили, что никого из руководства нет. Мне сказали, что японцев с минуты на минуту ждут на другой стороне дамбы. Я отправился на другую сторону острова. Мы сделали то, что должны были сделать, и попытались найти что-то из еды, которую можно было бы взять с собой. Все, что мы смогли найти, было сгущенное молоко «хорпекс» и австралийские пастилки от кашля, которые и должны были поддерживать наши силы во время патрулирования Мы вышли из бухты и немедленно столкнулись с 20 000-тонным японским транспортом. Вся его палуба была покрыта транспортными средствами, и мы открыли огонь из пушки. Он скрылся в языках пламени и затонул. Мне сделали выговор. Мне сказали, что следовало торпедировать транспорт, но я нарочно не сделал этого, так как мы могли легко столкнуться с главным японским флотом, а ближайшее место, где можно было бы получить новые торпеды, было в тысяче миль отсюда.

Потом я услышал по радио, что Сингапур пал. У нас было несколько повреждений и текло масло. Мы пошли в Сурабайю, которую уже не раз бомбили. Нам необходимо было взять топливо и воду. Бухту уже обстреливали, и я принял решение остаться на поверхности. Голландская субмарина, которая погрузилась, погибла со всей командой, после того как на нее сбросили глубинные бомбы в мелкой воде. После этого мы потащились на Цейлон и встали в Коломбо, где некоторое время оставались на ремонте в сухом доке. Вышли из него, вовремя, до Пасхального рейда японцев на Цейлон, и были около корабля-базы, загружаясь торпедами, когда налетели японские самолеты.

Оставшиеся корабли союзников ушли в Индийский океан, и мы были единственной оставшейся в бухте современной подлодкой, так что на нас нападали без конца, и самолеты пролетали почти на уровне мачты. Я даже мог разглядеть летчиков в их кабинах. К счастью, мы заменили свой пулемет “люис” на “брен”, который работал превосходно. Еще у меня был очень хороший младший связист, который вовсю садил по этим ребятам. Он подбивал их, когда они прилетали, и подбивал, когда они улетали. И поэтому их бомбы не попадали в цель. Было видно, как они дырявят бухту совсем рядом с нами, нервно торопясь уйти от “брена”, плевавшего в них огнем. Некоторым это так и не удалось – эти налеты стали концом их карьеры. Просто они были слишком смелыми и летали слишком низко.

Затем мы отправились патрулировать Малаккский пролив – в условиях, в которых с трудом можно было поддерживать человеческую жизнь. Очень многие заболели. Я был болен и не думаю, что хорошо справлялся со своими обязанностями. Все это было из-за того, что не было кондиционирования воздуха. Это самое худшее, чего можно ожидать от подводной лодки. Живешь в самом грязном зловонии – смеси человеческих запахов, выделений, кухни, газов батареи, топлива, стирки, всего – невероятный коктейль. Слава богу, природа милосердна: когда живешь в постоянной вони, твои изумленные нервы устают и больше не ощущаешь этих запахов. Когда поднимешься на поверхность и глотнешь свежего воздуха, а потом воздуха снизу, то точно понимаешь, в чем ты жил. Курильщики говорили мне, что приходилось выкуривать три сигареты, прежде чем начнешь получать удовольствие – настолько весь организм пропитан этой гадостью. Запахи были невероятным неудобством – не в последнюю очередь из-за того, что когда мы ходили в туалет, то «продукты жизнедеятельности» приходилось хранить в ведрах, вроде большой банки. В конце дня или когда можно было подняться на поверхность, мы выплескивали с борта содержимое этих ведер.

Можете представить себе картину: лезешь вверх через боевую рубку, при скорости ветра 80 миль в час (потому что двигатель – с нисходящим потоком), тащишь эти ведра, которые прикрыты только мешком, и выплескиваешь содержимое на подветренную сторону. Мне обычно приходилось быстро отходить с места, где мы стояли, выплескивать экскременты и быстро ретироваться. Никогда не поднимайтесь на поверхность, потому что самолеты, летавшие над нами, всегда ждали именно этого. Так обстояли дела в те дни.

Другое – это то, что когда погружаешься, хочется расходовать как можно меньше кислорода, и вот говоришь всем, чтобы оставались на местах и вели себя тихо. В команде подводной лодки всегда был дух хорошего товарищества, который поддержал всех в трудных обстоятельствах. Естественно, иногда случались ссоры, но ненадолго, потому что все знали – скоро опять будет трясти. А то, что наши подлодки по сравнению с американскими – трущобы, это правда. Если надо было что-то сделать, например, загрузить торпеды или еще что-нибудь срочное, то обнаруживалось, что кислород весь вышел очень быстро. Тогда было необходимо вытащить торпеды после погружения, находясь на приличной глубине и под наблюдением. Поэтому приходилось держать всех в тишине, насколько возможно, и все разговоры начинались ночью, когда мы поднимались на поверхность. На Дальнем Востоке в таких условиях никогда не было удобно, и единственным утешением было то, что бедняги на берегу были в еще худшем положении, чем мы сами».

Еще шесть субмарин наконец прибыли на базу в Коломбо с марта по август 1943 года, чтобы соединиться с кораблем-базой «Лючия». Это количество все еще было ничтожным для долгих патрулей, которые были необходимы на Дальнем Востоке после падения Сингапура, но в присылке большего количества лодок было отказано, хотя просьбы продолжались. Как и 14-я армия фельдмаршала Уильяма Слима, подводники Дальнего Востока были изолированы на забытом фронте – у это неудивительно: Средиземное море и Атлантический океан требовали сверхусилий. На Дальнем Востоке можно было проводить лишь предварительное патрулирование до того, как в сентябре 1943 года капитулировали итальянцы. К тому времени ситуация стала критической. К началу этого месяца у Восточного флота была в распоряжении всего одна подводная лодка, голландская O-24, остальные были потоплены или выведены.

Капитуляция Италии сделала возможным скромное пополнение, которое пришло в первые месяцы 1944 года. 4-я флотилия была сформирована из семи лодок классов «Т» и пяти класса «S». К апрелю начала действовать 8-я флотилия, состоявшая из шести лодок класса «S». Две флотилии осуществили почти девяносто патрулирований с января по сентябрь 1944 года. В августе, когда больше лодок освободилось из Средиземноморья, 3-я флотилия, сформированная на р. Клайд, отбыла в Тринкомали, на восточный берег Цейлона, и в сентябре Восточный флот насчитывал 26 подводных лодок.

Было обещано дальнейшее пополнение, и все новые субмарины классов «S» и «Т» строились в доках Британии в последние месяцы 1945-начале 1945 года для Дальнего Востока. Очень скоро началась охота, торпеды носились по восточным морям, и десятки вражеских кораблей и судов снабжения, хотя многие из них и были настоящей мелюзгой, были отправлены на дно.

Джон Трауп, который при предыдущей нашей встрече был первым лейтенантом на «Турбулент» Линтона, повторимся, покинул субмарину незадолго до того, как она затонула со всей командой и начал подготовку к самостоятельному командованию. Ему было всего 24 года, а он блестяще выдержал курсы «Перишер» (командирские) и начал следующий этап своей жизни подводника как командир новенькой лодки класса «S», «Стронгбау». Команда была собрана наспех, в основном из призывников военного" времени» (ПВВ), прослуживших во флоте всего около шести месяцев:

 «Вполне вероятно, что у кого-то захватывало дух, но они все старались изо всех сил – это было великолепно. Думаю, что между ПВВ и профессионалами была разница, но после недолгого времени различить их было довольно трудно. Профессионалы были надежными, знали свое дело, им ничего не нужно было говорить и так далее, зато ПВВ были полны энтузиазма. Некоторые были не слишком хороши, но в целом, думаю, они были энергичной командой. Их собрали на разных жизненных дорогах и бросили на подводную лодку. Мы ушли на Дальний Восток перед самым “днем Д” в 1944 году в составе конвоя торговых судов.

К тому времени Битва за Атлантику была выиграна, и мы отправились с конвоем прямо на юг, к Гибралтару. Мы уже покидали Атлантику, когда произошла высадка “дня Д”. Было грустно, что я не там. Тем не менее мы продолжали путь через Средиземное море. Нас задержали на Мальте примерно на неделю или на десять дней, так как не было решено, будет ли моя лодка действовать в Эгейском море – немцы в это время все еще занимали греческие острова.

К сожалению, нас туда не отправили. Нас отправили на Дальний Восток. Мы прибыли в Тринкомали в конце августа. Простояв десять дней на причале, мы вышли в патрулирование, а потом продолжали патрулировать практически без перерыва и в следующем году. Я был на патрулировании в Индийском океане, когда было объявлено о победе, так что я провел там около года. За это время я выходил в патрулирование из Тринкомали, пересекая назначенный район напротив Бирмы, вдоль западного берега Суматры к проливу Малакка и спускался на юг к Сингапуру. У нас были превосходные карты Адмиралтейства. Мы на них полагались безоговорочно, потому что в те дни у нас были очень примитивные радары и навигация в проливе была нелегким делом. Минные поля спускались по обе стороны Суматры и малазийского побережья, и обычно мы плавали, ориентируясь скорее по небесным светилам, чем по чему-либо еще, и измеряли глубину лотом, так как берег был довольно плоским и трудно было определить, где находишься. Цели, которые мы находили, были известны в Королевском флоте как суда снабжения. Мы всегда топили суда снабжения, а враги всегда топили торговые суда – они были точно такими же. Не было ничего больше 5000 тонн – в основном каботажные суда, много небольших кораблей и всякий плавающий утиль. Такие корабли и каботажные суда, которые быстро тонули – вот то, чем они воевали.

Иногда мы проходили мимо целей, потому что считали их слишком маленькими или потому, что было слишком мелко и нельзя было подобраться к ним. С этой проблемой мы сталкивались несколько раз. Атаку я начинал в верхней точке Малаккского пролива, где было полно песчаных отмелей. Эхолот показал 12 футов под килем, и это значило, что я не могу открыть огонь: когда я выпущу торпеды, они угодят прямо в дно. Вот с чем приходилось сталкиваться. У меня, например, было что-то вроде неписаного правила: я не должен заходить на глубины меньше 60 футов, потому что нельзя будет погрузиться и нельзя будет защититься. Я всегда помнил, что единственная оборона против нападающих самолетов – это погружение.

Это стало особенно трудным, когда мы начали перемежать патрули с большой частью секретной работы в водах, которые патрулировали японцы, – высадкой агентов и диверсантов, очень похожей на то, что мы делали в Средиземном море. Одна высадка была на Таиланде, и, к несчастью, все десантники попали в плен. Сделали один заход на место, откуда должны были забрать группу, находившуюся на острове у западного берега Суматры. Это были американец, чернокожий и местный житель. Мы должны были забрать их, пополнить запасы и привезти назад. Они находились там уже очень давно, записывая передвижения кораблей; поразительные люди. С нашей точки зрения, это тоже была трудная операция. Нам было сказано встретить их у острова, где мы увидим эти людей на пироге с аутригером. Мы видели, как они гребут, и они видели при свете дня перископ, но мы не смогли подойти из-за воздушной активности японцев, и пришлось ждать до темноты. Но они начали грести вслед за перископом, пытаясь идти вровень с нами.

Они явно были обессилены, а мы ничего не могли поделать. Наконец я решил отправить им послание в бутылке. Мы составили осторожную записку, в которой просто указали: “Бросьте якорь и ждите до сумерек”, и я вложил ее в бутылку из-под шерри. Потом нам пришлось думать, как отправить им эту бутылку. У нас была подводная пушка для стрельбы дымовыми свечами. Мы вложили бутылку в пушку и выстрелили. Я подошел под их лодку, и бутылка всплыла рядом с ними. Как назло, когда она появилась, они снова увидели перископ и снова принялись яростно грести по направлению ко мне и совершенно не заметили бутылку. Потом я погрузился, зная, где они находятся, и ждал, пока не стало почти темно. Мы вернулись, взяли их на борт и отдали им все сигнальные аппараты, какие смогли достать. Когда им надо было возвращаться, началась буря, и я сказал, что отбуксирую их назад, так как нас отнесло на несколько миль. Мы привязали их к корме, а потом так потянули, что утащили их вниз. Буря начала стихать, и нам пришлось приготовить торпедную лебедку, чтобы поднять их пирогу из воды и сделать все заново. Когда мы закончили, было уже вовсю светло, так что я дьявольски волновался. Ветер стих, они уплыли, а я выскочил на поверхность чтобы убраться по возможности подальше и не подводить их. Потом я узнал, что они не погибли и их вывезли, когда закончилась война. Это был очень похоже на все эти невероятные происшествия в Средиземном море (на «Турбулент». – Д.П.), но это было и крайне рискованно – подходить близко к берегу, где не было защиты и невозможно было уйти под воду. Мы были очень уязвимы, и не было слов, чтобы описать смелость агентов. Они никогда не были в тягость – они были сверхлюдьми.

Один или два раза мы были на волоске от гибели. Однажды, идя в надводном положении на юг, к проливу Малакка, мы увидели в отдалении на траверзе дымок. Было похоже на торговый корабль. Мы пошли параллельным курсом с ним, чтобы оказаться впереди него, но когда я глянул в перископ, то увидел, что это эсминец. В эту же минуту он повернулся по направлению ко мне, мы погрузились, а он пошел прямо на меня, бросаясь из стороны в сторону как сумасшедший. С него сбросили глубинные бомбы, хотя это не было так уж плохо; появилось всего несколько течей. Японские атаки глубинными бомбами отличались от немецких умением; у японцев были хорошие эхолокаторы, и они бомбили довольно точно, в противовес общепринятой точке зрения. Мы думали, что они будут примитивными противниками, у которых есть только гидрофоны. Но у них было и то и другое, а эхолокаторами они пользовались весьма эффективно, особенно с моей точки зрения, так как я был зажат в самой верхней точке узкого конца Малаккского пролива.

Это было место, известное как «Канал спины одного фантома», и меня поймали пять противолодочных кораблей, пара фрегатов и три первоклассных траулера. Они заставили нас пережить неприятные минуты, очень неприятные. Повреждения были такими, что нам пришлось пытаться вернуться в базу, до которой была тысяча миль. Так что это заняло какое-то время. Повреждения не поддавались ремонту, что бесило. У нас был продавлен прочный корпус; в то время подводные лодки (по крайней мере, моя) были клепаными, и сила взрыва вдавила крепление двойного соединения, так это называлось, и образовалась течь. Главные двигатели тоже сдвинулись со своих мест, и от этого была сильная вибрация.

Торпеды застряли в аппаратах, воздушные компрессоры были разбиты вдребезги, и вообще лодка была в плохом состоянии. В итоге мы вернулись на базу, но это был конец. Определили, что с такими повреждениями лодка не сможет погрузиться глубже 150 футов, что не сулило никому ничего хорошего. И мы ушли в Англию. С одной стороны, это бесило, но с другой – могло быть и хуже.

Была разница в отношении к врагам-немцам и врагам-японцам. И, я думаю, все остальные страшно не любили японцев. Они по-зверски обращались с военнопленными, и мы знали, что они творят с людьми кошмарные вещи. Мой кузен, Пэт Келли, командовал подлодкой “Стратеджем”, в той же флотилии, и его потопили в Малаккском проливе, всего за пару месяцев до этого. Спасся только один офицер. Для пленных это были черные дни, и с ними очень жестоко обращались. Мы все об этом знали. Немцев не любили, но их уважали, в особенности за их флот. Они хорошо и метко стреляли, лучше, чем итальянцы, но не такими были японцы».