Текст книги "Безмолвная служба"

Автор книги: Джон Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Участники спасательной операции не знали, что у буксира короткая якорная цепь, поэтому судно не смогло удержаться на месте и, дрейфуя, ушло на несколько миль от точки погружения «Тетис». «Брейзн» постепенно описывал более широкую дугу, и вот почти через три часа наблюдатели заметили то, что на расстоянии выглядело как красный сигнальный буй, эсминец направился к нему. Когда он подошел ближе, команде эсминца открылась невероятная картина: 5,5-метровая корма 83,5-метровой «Тетис» торчала из воды. Лодка лежала носом вниз, под углом в 45 градусов, в 15 милях от побережья Северного Уэльса. И в ней были заперты 103 человека Вопрос состоял в том, можно ли их спасти? Теоретически задача представлялась не столь уж трудной, даже принимая во внимание, что кислорода на лодке оставалось немного.

На практике, спасение терпящих бедствие оказалось практически невозможным. Болюс на «Тетис» провел небольшое совещание со своими офицерами Они решили осушить часть: необходимо, чтобы доброволец со спасательным аппаратом Дэвиса вошел в затопленные отсеки через носовую спасательную камеру ^[20], закрыл крышку аппарата номер пять и открыл два дренажных вентиля. Эти действия предполагали опасное противостояние 32-килограммовому давлению в течение 15 минут или около того. Вызвались Вудс и еще двое, но все они по очереди выяснили, что давление слишком велико, и не смогли войти в затопленный отсек.

Затем Болюс решил попытаться поднять корму лодки, откачав балласт и соляр ^[21]. Между тем условия на лодке становились отчаянными. При обычных обстоятельствах воздуха на лодке вполне хватало на сорок часов. С тем, что третья часть объема была отрезана, а людей на борту находилось вдвое больше обычного, кислорода оставалось все меньше, и многие уже начинали ощущать последствия этого – головокружение, тошноту, общую слабость и одышку. Находившиеся на лодке гражданские специалисты были в особенно тяжелом состоянии.

 Чтобы спастись, можно было попытаться покинуть лодку через кормовую аварийную камеру, которая, по расчетам, находилась всего в 7,5 метра от поверхности. Но и в этом случае лодку могли бы покидать только по четыре человека каждые полчаса – таково было время затопления аварийной камеры и откачки воды из нее. Поэтому главной надеждой для тех, кто находился в заточении на «Тетис», было то, что в лодку удастся провести воздухопровод. Болюс решил, что два человека должны попытаться достичь поверхности; он надеялся, что им помогут, а они точно объяснят спасателям, что нужно сделать. Были выбраны кэптен Джо Орэм, командовавший 5-й флотилией, и лейтенант Вудс. Орэм должен был доставить сообщение, которое было запечатано в герметичной емкости, привязанной к его запястью – на тот случай, если он погибнет во время попытки. По случайности, когда моряки успешно вошли в аварийную камеру, на место прибыл «Брейзн». Он дал знать о своем прибытии двумя легкими глубинными бомбами. Этот сигнал вызвал приглушенное оживление среди находящихся в лодке, а Орэм и Вудс успешно выплыли. Оба выскочили на поверхность в течение нескольких секунд.

Их подобрала гребная шлюпка с «Брейзна». Когда спасенные обрисовали командиру сложившуюся на субмарине ситуацию, выяснилось, что на корабле нет оборудования, чтобы провести воздухопровод. Внизу на лодке, Болюс решил предпринять еще одну попытку выбраться, послав на этот раз четырех человек – двух гражданских специалистов и двух членов команды. Им выдали аппараты Дэвиса и напомнили о том, чему их учили: когда камера заполнится водой выше человеческого роста, они должны дышать, как обычно, используя воздушные мешки, а затем толчком открыть аварийный люк. Машинист Арнольд, один из тех, кто помогал этим четверым, потом рассказывал:

«Камера заполнилась водой... Мы дали им достаточно времени, чтобы выбраться, но все еще ничего не происходило. Мы откачали воду из отделения Трое из них были мертвы, а четвертый – очень плох. Нам пришлось вытаскивать тела, это заняло у нас два часа, потому что мы были совсем обессилены. Погибших снесли вниз, а оставшийся в живых молодой рабочий из “Кэммелл Лерд” сел на палубе, но, я думаю, протянул он недолго».

До сих пор неизвестно, почему вторая попытка выхода через аварийную камеру закончилась так трагически, хотя установлено, что люди запаниковали, когда в камеру стала поступать вода. Машиниста Арнольда спросили, не согласится ли он вместе с еще одним членом команды, Фрэнком Шоу, совершить еще одну попытку. Дав согласие, оба моряка совершили все положенные действия и, толчком открыв люк, в мгновение ока вылетели на поверхность, как пробки. Это произошло в десять утра. Миновало 19 часов с того момента, как «Тетис» затонула; становилось ясно, что спасательная операция на поверхности проводится совершенно неэффективно. Тем временем в Мерсисайде встревоженные родственники и близкие рабочих верфи собрались у «Кэммелл Лерд» и требовали сообщить, что случилось. Поскольку руководству компании уже было известно о том, что четверым членам команды удалось подняться на поверхность, естественно было предположить, что и остальные участники драмы вот-вот будут спасены. Поэтому семьям сообщили, что спасательная операция идет своим чередом.

Что ж, доля правды в этом была. К «Брейзну» присоединились спасательное судно «Виджилент» из Ливерпуля, спасательный катер из Лландудно, шесть эсминцев, пять буксиров и еще одно спасательное судно, стоявшее на якоре в том районе, где лежала «Тетио. Все они находились довольно близко к сидевшей на мели субмарине, но возлагали надежду на то, что вслед за Арнольдом и Шоу остальные члены команды «Тетис» начнут подниматься на поверхность тем же способом. Однако внизу больше ничего не происходило, и ничего не было слышно, кроме стука по обшивке, когда водолазы наконец спустились к лодке.

Первый водолаз, не имевший необходимого опыта действий по спасению, ничего не мог сделать. Послали за другими; кислородно-ацетиленовое устройство для резки металла и компрессор везли из Ливерпуля. В начале второго часа дня трос диаметром 9 сантиметров закрепили вокруг кормы, и спасательные суда стали тянуть его, чтобы выдернуть «Тетис» из ила, одновременно предпринимались попытки открыть горловину главного воздуховода на корме лодки.

Наконец, спасатель с «Виджилента» сам забрался на выступающую корму и попытался вскрыть ее. Он бился над болтами около часа и уже открывал люк, когда лодка резко накренилась, и его пришлось снять. Теперь оставалась лишь одна надежда: вырезать в борту отверстие ацетиленовым резаком. Для этого «Тетис» надо было немного приподнять, чтобы предполагаемое отверстие оказалось над водой.

В 15:10, когда «Виджилент» попытался сделать это, трос с треском лопнул, и «Тетис» снова погрузилась на дно унося с собой 99 человек, остававшихся на борту. Их все еще можно было спасти, если бы был протянут воздухопровод, как на К-13. Однако проводившаяся без необходимого снаряжения и достаточного количества опытных специалистов спасательная операция была обречена на провал. На следующий день Адмиралтейство пришло к заключению, что весь экипаж лодки погиб и продолжение спасательной операции не имеет смысла Было выпущено официальное заявление, гласившее: «К прискорбию надежда на то, что на “Тетис” кто-то остался в живых, должна быть оставлена».

Пройдет три месяца, прежде чем «Тетис» поднимут на поверхность. 3 сентября 1939 года, в тот самый день, когда премьер-министр Нэвилл Чемберлен объявил, что Британия вступила в войну с Германией, спасательная команда отбуксировала «Тетис» к пустынному уэлльскому берегу, где лодку исследовали флотские инспекторы с намерением установить причины аварии. Члены трибунала, заслушавшие показания сорока девяти свидетелей, в том числе четверых спасшихся, обнаружили шесть имевших роковое значение факторов: задняя крышка торпедного аппарата была открыта, когда другой конец необъяснимым образом открылся в море; пробный вентиль на задней двери был забит краской; команда не смогла должным образом закрыть водонепроницаемую дверь; команда не смогла откачать воду из затопленного отсека; не была организована эффективная помощь с поверхности; члены команды не смогли спастись, используя спасательный аппарат Дэвиса. Выводы комиссии не удовлетворили многих родственников, вдов и сирот тех, кто утонул на «Тетис», а также профсоюзы, представлявшие интересы рабочих верфи.

Был подан иск от имени родственников, и суд первой инстанции решил дело в их пользу. Решение было обжаловано, и только через шесть с половиной лет после рассмотрения в Палате лордов была поставлена последняя точка. За время войны, которая унесла миллионы жизней, трагедия «Тетис» перестала казаться такой уж чудовищной. Пятеро лордов-судей подержали апелляцию компании и отказали в требовании о компенсации ущерба семьям погибших. Они пришли к заключению, что после долгого расследования необходимо доказать ответственность одной из участвующих в деле сторон. Их мнение было таково, что подобных доказательств не существует.

«Тетис» была последней субмариной, затонувшей в период между двумя мировыми войнами. За 21 год, с момента окончания Первой Мировой войны до начала Второй, затонуло четырнадцать подводных лодок, шесть из них – со всем экипажем.

В 11 часов утра того дня, когда «Тетис» вытащили на берег в Северном Уэльсе, подводные лодки в море получили сигнал: «С настоящего момента начать военные действия против Германии». Четыре минуты спустя «Спирфиш», которой командовал лейтенант Д Х. Иден, была атакована немецкой подводной лодкой в Северном море. Торпеда не попала в цель, но это было первое столкновение подводных лодок с врагом ^[22]. В этот же день немецкая лодка U-30 торпедировала и потопила пассажирский корабль «Атения», шедший в Соединенные Штаты. Трагедия «Лузитании» повторилась.

 В первые месяцы войны происходило много подобных схваток, особенно вблизи северного и восточного побережий Британских островов, некоторые из них заканчивались гибелью субмарин, которые вели патрулирование в этом районе. 10 сентября с британской стороны появились первые жертвы, но они были скорее следствием ошибки, чем результатом умелых действий врага. Старая лодка класса «О», «Оксли», первоначально построенная для Королевского флота Австралии в 1926 году и в 1930-х вернувшаяся на службу в Британию, перед самым началом войны была переоборудована в учебную.

 «Оксли» вышла в свое первое боевое патрулирование у берегов Норвегии. В открытом море ночью и при плохой видимости, она была замечена на расстоянии одной из своих «напарниц», лодкой «Тритон» ^[23]. Команда не сумела подать правильный опознавательный сигнал. В результате «Оксли», к несчастью, приняли за немецкую подлодку и торпедировали. «Оксли» стала первой субмариной, погибшей во Второй Мировой войне.

Из 54 членов экипажа спаслись лишь ее командир, лейтенант-коммандер Х.Г. Боуэрман, и еще один моряк. Но полная информация об этом несчастье, которое случилось всего через неделю после того, как была поднята «Тетис», до британской общественности так и не дошла. Черчилль, вернувшийся в Адмиралтейство, объявил, что гибель «Оксли» должна быть отнесена на счет случайного взрыва. Правда обнаружилась лишь в 1950-х годах. Были также засекречены подробности очень похожего случая, имевшего место 14 сентября 1939 года, когда «Старджон» выпустила три торпеды по однотипной лодке «Свордфиш». К счастью, они не попали в цель. Оба инцидента отчасти были обусловлены близким расстоянием между позициями, отведенными подводным лодкам у берегов Норвегии. Между ними едва было 4 мили – предполагалось, что только такая плотная расстановка субмарин обеспечит наиболее эффективное прикрытие от пытавшихся прорваться немецких кораблей. Ситуация стала чуть менее напряженной, когда Королевские ВВС смогли поднимать в воздух самолеты большей дальности полета и расстояние между позициями субмарин увеличилось с 4 до 16 миль. Однако взаимодействие между самолетами и подводными лодками само по себе было чревато новыми осложнениями: с воздуха британские и немецкие подводные лодки выглядели одинаково, особенно зимой. Некоторые командиры подводных лодок в эти первые дни жаловались на действия авиации. Среди них был командир лодки «Тетрарх» Рональд Миллз:

 «Однажды около шести часов вечера я направлялся в море, чтобы зарядить батареи. Мы увидели группу самолетов, которые летели на восток на высоте примерно 5000 футов. Я определил их как “Бленхеймы”, мы дали опознавательный сигнал, и тут, к своему ужасу, я увидел, что они снижаются и пикируют прямо на нас. Мы произвели срочное погружение так быстро, как только смогли; когда мы погрузились примерно на 70 футов, послышались взрывы бомб. Они взрывались вокруг кормы настолько близко, чтобы сорвать люк машинного отделения и причинить определенные разрушения. Уже ночью из Адмиралтейства пришел запрос: были ли наши субмарины в таком-то месте в такое-то время. На этот запрос я ответил буквально следующее: “Да, это был я. Хорошая атака. Снаряды прошли близко”. Я потом получил выговор за это донесение – они подумали, что он был довольно пренебрежительным по отношению к Королевским ВВС, которые тем временем отрапортовали о поражении цели. Мне пришлось отправиться к береговому командованию и извиниться перед ним. Вопрос на 64 000 долларов был в том, почему меня не опознали. По их словам, им показалось, будто я стреляю по ним, но до сих пор сочетания опознавательных сигналов четко и ясно утверждаются каждый день. Им следовало опознать нас как дружественную субмарину, но они не опознали. Вообще, в те дни на нас так часто нападали дружественные самолеты, что на подводных лодках вошло в привычку, подавая сигнал о прибытии, сообщать: “Ожидайте прибытия в такое-то и такое-то время, дружественная авиация присутствует"».

Итак, первые два-три месяца операций были не слишком удачны, и Черчилль решил действовать. 9 января 1940 года он назначил вице-адмирала сэра Макса Хортона, героя Первой Мировой войны, прославившегося на Балтике, командующим подводными силами. Но если Хортон собирался повторить балтийскую кампанию 1914 года, за которую немцы обвинили его в пиратстве, то ему пришлось отложить это намерение. В первые три дня на его стол ложились только неутешительные сообщения о потерях британцев:

«Сихорс»: потоплена германской 1-й флотилией минных тральщиков в Гельголандской бухте. Погибла команда из 39 человек.

«Андин»: затоплена командой после того, как была поражена глубинными бомбами с немецких минных тральщиков M1201, M1204 и M1207 в Гельголандской бухте. Члены команды взяты в плен.

«Старфиш»: поражена глубинной бомбой и потоплена немецким минным тральщиком М7 в Гельголандской бухте. Команда спаслась, чтобы отправиться в лагерь для военнопленных.

Глава шестая

УЖАС ГЛУБИННЫХ БОМБ. МИНЫ И НАПАДЕНИЯ С ВОЗДУХА

Как и во времена Первой Мировой войны, Гельголандский залив и пролив Скагеррак уже стали охотничьими угодьями британских субмарин, когда немецкие подводники начали неограниченную подводную войну. Немецкие корабли, оставляющие свои порты, представляли собой наиболее приоритетные цели для англичан. Были все основания опасаться также, что британские экспедиционные силы, пересекающие Ла-Манш, будут естественной мишенью как для германских подлодок, так и для «Люфтваффе». К тому же германский флот с начала декабря занимался установкой обширных минных полей, его корабли подходили все ближе к берегам Британии.

Ответственность за британский подводный флот в новом, 1940 году легла на плечи Макса Хортона. И он, и Первый лорд Уинстон Черчилль были озабочены двумя исключительно важными аспектами. Во-первых, существовала возможность германского вторжения в скандинавские страны, что практически означало бы переход этих вод под контроль противника. Во-вторых, необходимо было воспрепятствовать свободной поставке железной руды из северной Швеции в Германию, поскольку это сырье превращалось в корабли и самолеты. Руду провозили через незамерзающий порт Нарвик на севере Норвегии, все еще остававшейся нейтральным государством. Такая проблема уже возникала во время Первой Мировой войны. Два этих вопроса, волновавшие британских военных специалистов, отвечавших за стратегическое планирование, в начале года слились в один: 9 января Германия вторглась в Данию.

В тот же день британский Военный кабинет объявил, что британские подводные лодки с этого времени будут топить немецкие транспортные корабли в пределах видимости, а двумя днями позже расширил этот приказ указанием держать под прицелом любой корабль в радиусе 10 миль от норвежских берегов. То, что Макс Хортон еще неделей раньше бросил практически все свои силы к Норвегии, доказывало разумную предусмотрительность с его стороны. Хотя британские соединения находились достаточно далеко от Балтики, где прославился Хортон, он отправил все субмарины, какие можно было выделить, на соединение с лодками, которые уже выполняли патрулирование, перекрывая все выходы Германии из Гельголандской бухты, проливов Скагеррак и Каттегат.

Пролив Скагеррак между южным побережьем Норвегии и Ютландским полуостровом Дании имел жизненно важное значение. Вместе с проливом Каттегат он соединял Северное море с Балтийским. Имеющий около 150 миль в длину и от 75 до 90 в ширину, Скагеррак, мелкий возле Ютландии, становился глубоким у норвежского побережья. В проливе часты жестокие штормы. Во время Первой Мировой войны в Скагерраке произошло Ютландское сражение, и у Германии здесь были естественные преимущества

В этих опасных водах в начале 1940 года и расположились субмарины Макса Хортона, несущие дозор. Одни лодки сменялись другими, так что за первые полгода не осталось, наверное, ни одного командира подлодки в метрополии, который бы там не побывал; некоторые из них так и не вернулись с задания. Кроме выслеживания немецких кораблей, особой задачей команд этих лодок была установка 50 мин за каждое плавание. Об интенсивности их действий можно судить по количеству судов, потопленных подводным флотом за месяц, с 8 апреля по 4 мая: около 35 разных судов, почти 90 000 тонн, при этом было потеряно 4 британские субмарины. Это было мучительное время раздирающего душу ужаса – особенно для молодых, не имевших большого опыта подводников: впервые в истории дополнительно к обычной опасности от мин стали массово применяться эффективные глубинные бомбы.

Глубинные бомбы впервые были применены во время Первой Мировой войны. Сначала они представляли собой наполненный тротилом большой цилиндр, который скатывали или сбрасывали с кормы корабля. За прошедшие между войнами годы глубинные бомбы и механизмы для их пуска были значительно усовершенствованы, и работа над новыми образцами продолжалась. Более эффективные глубинные бомбы были применены уже в начальном периоде Второй Мировой войны. Использование новой, более мощной взрывчатки, которая называлась «торпекс», позволило существенно уменьшить размер глубинной бомбы. Оболочке придали обтекаемую форму, чтобы бомба быстрее тонула и от нее было труднее уйти. Одно из самых страшных переживаний, которое только можно себе представить, – это ощущения человека, находящегося в лодке, вокруг которой взрываются десятки таких бомб, и моряк этот видит, как командир с тревогой глядит на глубиномер...

Воспоминания о трагедии «Тетис» были еще свежи, и многие молодые моряки и подводники постарше мысленно с тревогой примеряли на себя судьбу экипажа, запертого в затонувшей субмарине. Действительно, в эти месяцы суждено было произойти многим авариям, которые невольно возвращали к случаю с «Тетис». В одном таком инциденте участвовал Рональд Миллз, опытный подводник, который перед этим закончил службу в Китае и вернулся, чтобы принять командование новой подводной лодкой класса «Т», «Тетрарх», которая достраивалась фирмой «Барроуз». В августе 1939 года он узнал, что его временно откомандировали руководить флотской командой, работавшей на «Тетис» с ливерпульской спасательной компанией, и, следовательно, принял участие в реконструкции событий. Опыт, как он признается, вскоре очень пригодился:

«У меня была возможность очень свободно беседовать с офицерами медицинской службы, которые приехали обследовать “Тетис”, о том, как долго команда подлодки могла оставаться в сознании. Я четко понял, что при определенном давлении внутри подводной лодки возможность активной жизнедеятельности после 24 часов пребывания в отравленном воздухе очень мала.

Это произвело на меня такое впечатление, что, когда наступил решающий момент, я, конечно, использовал свои знания. Возможность предоставилась гораздо быстрее, чем я воображал, весной 1940 года. Мы покинули Портсмут, собираясь присоединиться к 3-й флотилии в Росайте, но на полпути к Северному морю я получил приказ идти к северному берегу Норвегии, где разворачивалась Норвежская кампания, и присоединиться к патрульной линии, которая пересекала Скагеррак. Поскольку мне понадобилось пересечь Северное море и медленно проделать путь до своей позиции, я пришел на место лишь 22 апреля. Той ночью мы, находясь на поверхности, заряжали батареи и услышали громкий звук приближающегося гидролокатора. Я смог определить около четырех или пяти вражеских минных тральщиков или траулеров, так что мне пришлось погрузиться, хотя мы не закончили зарядку батарей, и они портили мне жизнь целый день.

Только в шесть часов я смог подняться до перископной глубины и увидел конвой, идущий с востока на запад, к Норвегии. Он состоял из трех эсминцев, сопровождавших очень большое торговое судно. Я приблизился на полной скорости и по истечении десяти минут выпустил две торпеды с довольно широким раствором; через две минуты я поднял перископ, чтобы посмотреть, что произошло. Враг как будто уклонился, и сейчас по следу моих торпед шли строем фронта три немецких эсминца. Я выполнил срочное погружение на глубину 300 футов, которая, как предполагалось, была для нашей лодки максимальной, и через две минуты я услышал гидролокаторы проходящих над нами эсминцев и серию громких ударов, когда они сбрасывали глубинные бомбы. Это продолжалось около получаса. Они сбросили около 30 глубинных бомб очень близко ко мне; все дребезжало и тряслось. Радостно было думать, что они взрываются на меньшей глубине, чем я находился.

Ничего особенного не происходило в течение часа или около того, пока в восемь вечера мы не услышали, что эсминцы уходят. Мы услышали гидролокаторы ходящих взад-вперед кораблей, что показывало, что на охоту вышла флотилия минных заградителей или тральщиков. Я попытался сделать обычную вещь – уйти на одном моторе, но это вызвало град глубинных бомб. Я посовещался со своим инженером-механиком. Меня очень занимал вопрос – сколько времени мы сможем оставаться на глубине с тем давлением, которое установилось внутри лодки, если они будут оставаться над нами. Я вспомнил свой разговор с врачами о “Тетис”, и меня затрясло при мысли, что нам осталось жить меньше 24 часов. Тогда я решил, что важнее всего сейчас избавиться от повышенного давления, даже если для этого придется рискнуть и всплыть среди судов-охотников. Я поднялся к поверхности очень постепенно, закрыв люк боевой рубки прежде, чем выбил скобы. Сигнальщик стоял за мной на лестнице и крепко держал меня за ноги, так как я сказал, что, когда откроется люк, мы вылетим, как пробка из бутылки. Наконец мы всплыли; я открыл люк – и взлетел в воздух, сигнальщик все еще держал меня за ноги, и, уцепился за находившийся впереди перископ, чтобы не вылететь за борт.

Примерно минуту спустя, однако, клубы пара с шумом рассеялись, и мне удалось выйти на мостик. Я приказал открыть артиллерийский огонь; артиллеристы открыли люк и прошли к орудиям. Я огляделся: ближайшее ко мне вражеское судно находилось на расстоянии примерно в 1500 ярдов. Была середина ночи. Когда субмарина пускает в ход свои орудия, плохо то, что они расположены на передней части палубы и, чтобы выстрелить, приходится приближаться к врагу. И вот я приказал запустить двигатель, подойти поближе и дать несколько залпов, хотя вряд ли мы хоть раз попали. Потом на нас упал свет их прожекторов, и я увидел совсем близко еще один корабль. Я выждал пару минут, чтобы вентиляторы очистили атмосферу внутри лодки, и когда ближайшее судно уже было в пределах 500 ярдов от меня, снова скомандовал срочное погружение на 300 футов. Вообще-то, мы очень круто пошли на глубину, на 400 футов, прежде чем я смог этому помешать затем я довольно эффектно поднялся на поверхность.

Я пытался не дать кораблю погрузиться с носовым дифферентом в 20 градусов и остановить его на 400 футах. Лодка выровнялась и снова рвалась на поверхность. Не знаю, что в этот момент делал неприятель, но мы вырвались-таки на поверхность снова и, прежде чем я мог выровнять лодку горизонтальными рулями, снова круто ушли вниз на глубину 350 футов. Мы остановили все моторы, как я думал, но немцы продолжали удерживать контакт с нашей лодкой и сбрасывали глубинные бомбы каждые пять минут или около того. В конце концов мы обнаружили, что небольшой мотор в носу лодки по случайности продолжает работать, и как только я его остановил, атаки прекратились. Они не нападали на меня больше, хотя курсировали вокруг.

К тому времени на нас сбросили около сотни глубинных бомб.

Я объявил, что принимаю решение оставаться на месте с остановленными моторами и буду ждать, пока что немцы не уйдут. Решено было остановится на глубине в 350 футов. Мой механик и я провели в центральном посту остаток ночи и следующий день, с тревогой глядя на пузырек указателя дифферента. Если пузырек начинал подаваться вперед, это значило, что нос приподнимается, и наоборот. Я приказал, чтобы матрос с двумя ведрами воды пришел в центральный пост, и, когда пузырек начинал движение вперед, матрос шел через всю лодку в нос, пока пузырек не подойдет к центру, а потом снова возвращался, когда пузырек двигался в обратном направлении, и так далее. Это оказалось весьма действенным, и мы установили равновесие на 12 часов.

В лодке снова начало расти давление, и воздух опять становился непригодным для дыхания. Батареи сели так, что мы двигались не быстрее пешего шага. Напряжение упало до 2 вольт на ячейку, и я медленно вывел корабль на перископную глубину, а затем запустил воздушные компрессоры (которые не работают ниже перископной глубины) и включил увлажнители воздуха. Я запустил на десять минут все работающие вентиляторы и приказал выдать дополнительную порцию рома. Было около 11:30 дня, следующего за нашей первой контратакой. Мне удалось удержать корабль под контролем при движении на вспомогательных двигателях, что дало темп самой медленной ходьбы. В 23:30 тех же суток я счел, что уже достаточно темно, чтобы всплыть. К моему удивлению, то, что казалось сушей, было ярко освещено, а ведь во всех городах Норвегии была введена светомаскировка. Я предположил, что не дошел примерно двух миль до шведского берега. Это значило, что я дрейфовал благодаря подповерхностному течению, которое отнесло нас на расстояние около 50 миль от места первоначальной атаки.

В любом случае, это был конец того погружения. Я всплыл и оставался под прикрытием шведского берега, пока не перезарядил батареи. Я доложил о своем положении, так как был вне пределов досягаемости Адмиралтейства почти два дня, и получил приказ снова найти дорогу домой. Это был конец первого патрулирования».

В действительности, Миллз скромно воздержался от упоминания о том, что «Тетрарх» поставил рекорд длительности пребывания под водой – 43 часа, несмотря на жестокую контратаку глубинными бомбами. Когда он, наконец, поднялся на поверхность, его команда буквально валилась с ног, как пьяная. Но Миллз все-таки признается:

 «Быть под атакой глубинными бомбами очень страшно. Это как если бы кто-нибудь находился в 15-дюймовой башне, стоящей между перестреливающимися орудиями. Это вроде грома – очень тревожный звук. Нам повезло, что мы не получили опасных повреждений, но когда я вернулся в Росайт, я сразу поставил корабль в док, чтобы осмотреть корабль, и увидел, что прочный корпус усеян вмятинами по всей длине Команда держалась очень хорошо. На протяжении всего времени все оставались очень спокойными, только надели на себя дополнительную одежду. Я сказал им, чтобы они надели, что могут, потому что становится холодно, и правда – было чертовски холодно».

Череда погружений на длительный срок, сопровождающихся атаками глубинными бомбами, могла иметь неприятные последствия, особенно когда бомбы сбрасывали в море отряды хищников-эсминцев, разозленных тем, что подводная лодка только что нанесла фатальные повреждения одному из новеньких немецких крейсеров. Именно это произошло с адмиралом С.Н. Хатчинсоном. В то время он был капитан-лейтенантом на одной из первых лодок класса «Т» – «Труант». Во время Норвежской кампании он провел несколько успешных патрулирований в Северном море. 24 марта 1940 года он потопил вражеское судно в 2400 тонн, а двумя неделями раньше, во время почти беспрерывных патрулирований, он, вместе с еще одной лодкой, должен был обеспечивать прикрытие высадки неудачного десанта союзников в Норвегии, который должен был противостоять немецкому вторжению.

Хатчинсон вспоминает, что произошло, когда он приблизился к патрульной позиции:

«Море было абсолютно спокойным, но видимость была очень плохая, из-за тумана. В начале ночи я услышал в своих гидрофонах шум корабельных винтов. Было похожее на то, что они везде вокруг меня, и было вполне очевидно, что это – часть флотилии вторжения. Однако приборы в те дни были недостаточно точными, чтобы обеспечить мне безопасность на поверхности, без почти неизбежного столкновения с кораблями, которые явно находились очень близко и были невидимы. Это вызывало тяжелое чувство неуверенности. Я попробовал идти в надводном положении то одним, то другим курсом, по нескольким разным направлениям на поверхности, надеясь получить более полное представление о том, что было вокруг. Затем я погрузился и попытался разобраться в обстановке, опираясь на АСДИК и гидрофоны. Из этого ничего не вышло, и я не смог определить цель точно. Наступил день, и туман стал рассеиваться, но до семи часов вечера ничего не было видно. И тут внимание привлек шум винтов, очень слабый, к северу.

Он постепенно становился все громче, и наконец я увидел в перископ идущий по направлению ко мне немецкий крейсер; его окружали по меньшей мере три или четыре корабля сопровождения, небольшие эсминцы. Я ушел на глубину 60 футов, чтобы набрать скорость так, чтобы оказаться в середине строя и впереди приближающегося крейсера. Когда я сбавил скорость и можно было поднять перископ без сильных бурунов, я увидел, что нахожусь на позиции, идеальной для того, чтобы открыть огонь. Я убрал перископ, а примерно через две минуты поднял его, надеясь, что скоро смогу отдать приказ открыть огонь.