Текст книги "Гладиатор Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Но если передо мной вдруг мелькала перспектива удовлетворения своих желаний, перспектива радости и невероятной силы, заряжающая и стимулирующая идея господства, откликающаяся на глубинные потребности очаровательной женщины, я быстро выбрасывал эти пугающие видения из головы. Я боялся глубоко заглянуть в себя.

Был ли я достаточно силен, чтобы принять то, что мог бы там увидеть? Не безопаснее ли прятаться в пещере лжи, чем встать на скалу правды, обозревая мир?

Когда человек стоит на солнечном свету и чувствует ветер реальности, каким промозглым и постыдным представляется ему убежище фальши, какой глупой кажется боязнь дневного света и свежего воздуха!

Но я, землянин, воспитанный мифами, быстро осмеял идею страха перед мужским началом. Я хорошо знал, что представляет собой мое мужское начало. Знал также, насколько должен соответствовать ему. Я понимал, что должен быть мягким, заботливым, похожим на женщину и слушаться каждого женского каприза, иначе меня назовут животным. Теперь я сознаю, что эти познания не учитывали сигналов природы, сформированных суровой эволюцией, ссылок на генетические задатки, заложенные в нас во времена, когда на лугах слышалась крадущаяся поступь саблезубых тигров, а на холмах раздавался рев мастодонтов. Мифы, на которых я был воспитан, не рассказывали о мрачных песнях и криках охотников, они не повествовали о бивачных кострах и ножах из голубого кремня, о мясе, приготовленном пленными женщинами с ремнями на шеях. Некая реальность не была обозначена в формулах, которые мне преподавались. Один пункт оказался пропущен в определениях того, что называется словом «мужчина».

– Я преклоняю колени перед моим господином и жду, когда он возьмет меня силой, – сказала Лола.

Я завыл от отчаяния и разочарования. Лола испуганно посмотрела на меня, не в состоянии понять, что терзает ее господина на одну ночь. Мне хотелось схватить ее и бросить спиной на солому, выплеснуть на нее свою ярость и радость, бессознательно удовлетворяя свои права над ней. Права, данные мне от природы! Сжать в руках ее горячую плоть, заставить ее извиваться от моих прикосновений и кричать о своей покорности… Но я знал, что я – землянин, а она – личность. Внезапно и злобно я набросился на нее и ударил по спине тыльной стороной левой ладони. Лола упала вперед. Я поразился тому, что сделал. Но все произошло так быстро, что я едва осознал, что происходит.

Я пришел в ярость не из-за нее, а из-за себя. Лола не виновата. Она просто обнаженная, возбужденная, красивая, закованная в ошейник рабыня у моих ног. Нет ее вины ни в том, что она брошена ко мне, ни в том, что ее переполняют желания. Однако рабыня стала очевидной причиной моих сомнений и страданий. Именно поэтому я и ударил ее.

Это было глупо и бессмысленно. Девушка упала на солому, и кровь показалась у ее красивого рта. Я ожидал, что она посмотрит на меня со страхом и упреком. Вместо этого Лола опустила голову и быстро поползла к моим ногам. Легла животом на солому передо мной, приподнявшись на локтях, и опустила голову прямо у моих ног. Я почувствовал, как ее мягкие полные губы целуют мои ступни. В голосе девушки появились удивление и радость.

– Да, господин. Спасибо, господин. Я прошу прощения, что не угодила тебе, – проговорила она.

Тогда я понял, что бедняжка приняла мой удар за знак господства над ней, за яркое свидетельство моего старшинства. Ее поцелуи были проявлением благодарности.

– Достаточно, – сказал я.

– Хорошо, господин, – ответила Лола, оставаясь лежать у моих ног. Она только отвернула голову в сторону и положила правую щеку на мою ногу.

Рабыня подлежит наказанию. Ее можно ударить по какой-либо причине или без причины. Обычно у хозяина есть повод, каким бы незначительным он ни был. Это напоминает рабыне, что она – рабыня.

Я взглянул на Лолу. Она посмотрела на меня, потом, повернув голову и поднявшись на локтях, снова поцеловала мои ноги. Затем откатилась на солому и улеглась на спину, разглядывая меня счастливым взором.

– Не бей меня больше, господин, – попросила она, – я буду покорной, послушной и любящей.

Лола смотрела на меня, улыбаясь, подняв при этом левое колено и раскинув руки вдоль тела.

– Возьми меня, господин. Используй меня для своего удовольствия.

– Ты умоляешь об этом? – Не знаю, почему я задал именно этот вопрос.

– Да, господин, – улыбнулась Лола, – я умоляю об этом.

– Почему тебя поместили ко мне сегодня?

– Для наказания, – ответила рабыня и снова улыбнулась. – Я жду своего наказания, господин.

Внезапно я испугался, почувствовал себя виноватым и смущенным, ослабел, покраснел и запнулся. Я ударил бедняжку. Конечно, она не ожидала, что я проявлю силу и распущу руки, как сделал бы горианский хозяин. Я-то землянин! Кроме того, Лола вряд ли догадывалась, что она – личность.

– Прости… я ударил тебя, – заикаясь проговорил я. – Это было нехорошо… Я рассердился не на тебя, а на себя и поступил как скотина. Мне очень жаль.

Лола посмотрела на меня испуганно. Она не понимала, какие силы двигали мной. Да и как горианская девушка в ошейнике, в которой сильные мужчины давно развили женские свойства, могла меня понять? Разве эта рабыня знала, что я из-за своих страхов попытался сделать из нее мужчину? Сама мысль об этом ей бы и в голову не пришла. На Земле каждый пол, повинуясь своим страхам, пытается защитить себя от другого пола, для чего отрицает очевидную взаимодополняемость природы, совмещение разнообразных склонностей и задатков. Но невозможно сложить мозаику, подбирая куски одной конфигурации.

В замешательстве Лола встала на колени и опустила голову к соломе, словно пыталась стать меньше.

– Не будь жесток, господин, – умоляла она. – Если я не угодила тебе, просто побей меня кнутом. Я не понимаю тебя, не понимаю, чего ты хочешь. Я просто несчастная рабыня! Пожалуйста, не мучай меня таким хитрым способом. Если я не угодила тебе, умоляю просто подвергнуть меня честному наказанию плетью.

– Что ты говоришь? – пробормотал я.

Лола застонала.

– Пожалуйста, не подвергай меня этим мучениям, господин. Лола просто бедная рабыня. Привяжи ее и высеки плетью. Тогда она, возможно, поймет, как лучше угодить тебе.

– Я не хочу мучить тебя, – объяснил я. – Напротив, я стараюсь быть добрым.

Она застонала еще громче.

– Посмотри на меня, – велел я.

– Да, господин…

– Мне жаль, что я ударил тебя. Мне очень жаль.

– Но Лола просто рабыня. Рабыни предназначены для ударов и оскорблений.

– Мне жаль, – повторил я.

– Жаль? – переспросила Лола.

– Да, – ответил я. – Мне действительно жаль.

Лола содрогнулась и умоляюще произнесла:

– Привяжи меня и выпори!

– Послушай! – Я быстро пошел за вином, которое оставил на столе, взял его и присел около дрожащей девушки. Поднес чашу к ее губам.

Содрогаясь, она выпила.

– Видишь, ты дала мне вино, а теперь я дал вино тебе, – объяснил я.

– Да, господин, – дрожа, сказала Лола.

Теперь я лучше понимаю ее тревогу, чем в тот момент.

Мои эмоциональные противоречия и неудовлетворенность, мои противоречивые мотивации, выражающиеся в непоследовательном поведении, напугали ее. Лола была горианской девушкой, жизненный опыт не подготовил ее к пониманию мужчины, приученного отвергать свою природу и мучить, калечить себя в наказание за импульсы, желания и чувства, естественные, как циркуляция крови и движение молекул через мембраны клетки. Она могла понять, что такое стыд, досада человека, который не смог быть честным. Но ей оказалось незнакомо патологически воспитанное чувство вины, а также привитые невротические тревоги, используемые в качестве контролирующих устройств.

Теперь я понимаю: Лола наверняка боялась, что оказалась в обществе сумасшедшего, для которого ее красота, ранимость и беспомощность ничего не значили. Который не мог понять, что она – женщина и рабыня, который игнорировал ее желания и оказался глух к ее потребностям. Который не понимал, что с ней делать и как с ней обращаться. Девушка оказалась в обществе непредсказуемого и иррационального типа. Этот как бы мужчина своим поведением даже отдаленно не напоминал мужчину настоящего. Не стоит удивляться, что она была напугана. Безусловно, Лола подозревала, что если я и не сумасшедший, то, по крайней мере, глупец. Кто, как не глупец, откажется пить, если его мучит жажда, или откажется есть, если голоден?

Но я не был ни глупцом, ни сумасшедшим. Я был мужчиной с Земли.

– Прости меня, – умоляюще сказал я девушке.

Лола вздрогнула и пролила немного вина, взглянув на меня с ужасом. Я не ударил ее.

– Ты закончила? – спросил я.

Она кивнула испуганно.

– Там немного осталось. Допей.

Я держал чашу, пока девушка со страхом допивала вино.

Поставив чашу на стол, я вернулся к ней и присел рядом. Лола боялась встретиться со мной взглядом.

– Пожалуйста, прости меня, – взмолился я.

Она вздрогнула.

– Прости меня, – повторил я с раздражением.

– Я прощаю тебя, господин, – быстро ответила рабыня.

– Это не приказ, – сказал я. – Было бы лучше, если бы ты сама, по своей воле, по своему желанию простила меня.

– Хорошо, господин, – прошептала Лола, – я прощаю тебя по своей воле, по своему желанию.

– Спасибо, – ответил я.

– Не делай мне больно, господин, – попросила она, отказываясь встретиться со мной взглядом.

– Посмотри на меня, – велел я.

– Пожалуйста, не мучай меня, господин.

– Посмотри на меня, – еще раз попросил я.

– Да, господин.

Лола подняла голову и посмотрела мне в глаза. Я поразился. Она была основательно испугана.

Я взглянул на ее изящный стальной ошейник. Должно быть, мой взгляд моментально стал тяжелым или заблестел. Девушка содрогнулась. Но я уже контролировал себя.

– Не называй меня господином, – ласково сказал я.

– Да, господин.

– Не зови меня господином, – повторил я.

– Я – рабыня, – заплакала Лола.

Неуважение, проявленное рабом, могло караться смертью.

– Не зови меня господином, – настаивал я.

– Да, господин. – Она всхлипнула. – Я хочу сказать – да.

– Зови меня – Джейсон.

Лола отвела глаза вниз.

– Джейсон, – прошептала она. – Пожалуйста, не убивай меня, господин!

– Не понимаю, о чем ты, – признался я.

– Ты пренебрег моей красотой, – заплакала девушка. – Ты отказался взять меня силой. Ты заставил меня показать тебе мое неуважение. Теперь ты не наказываешь меня жестоко за то, что я недостаточно красива, за то, что я не отдалась тебе, как презренная рабыня, за то, что показала тебе неуважение. Разве ты не бросишь теперь меня к своим ногам и не начнешь пинать и избивать безжалостно?

– Конечно нет, – ответил я.

Лола отпрянула назад.

– Дому Андроникаса не понравится, если ты убьешь меня. Я их собственность, – проговорила она.

– Я не намереваюсь убивать тебя, – ответил я.

Рабыня с облегчением вздохнула.

– Что ты собираешься сделать со мной в таком случае? – спросила она.

– Ничего, – сказал я.

– Мне трудно в это поверить, господин, – проговорила Лола.

Я пожал плечами.

– В какую игру ты играешь со мной? – спросила она. – Для какого жестокого наказания ты готовишь меня?

– Ни для какого.

– Я знаю, что ты не с планеты Гор. Все ли мужчины твоего мира такие, как ты?

– Большинство, я полагаю.

– В каком ужасе перед ними, должно быть, живут их рабыни!

– Большинство мужчин в моем мире не имеют рабынь, – объяснил я. – Наши женщины, почти все, содержатся свободно.

– Вне зависимости от их желания? – недоверчиво спросила Лола.

– Конечно, в данном случае их желания не играют роли.

– Это называется свободой?

– Да, – ответил я. – Мне так кажется.

– Но некоторые мужчины должны порабощать женщин, – возразила она.

Я кивнул. Мне было известно о подобных случаях. Существуют мужчины, способные устанавливать собственные законы.

– Но большинство мужчин в твоем мире не имеют рабынь? – уточнила Лола.

– Конечно нет.

– У тебя были рабыни?

– Нет.

– Ни одной?

– Ни одной, – ответил я.

– Ты такой, как все на твоей планете?

– Думаю, да.

– Если это правда, – Лола сузила глаза, – то откуда ты знаешь, как внушить женщине ужас?

– Если я нечаянно испугал тебя, мне очень жаль. У меня не было такого намерения, – объяснил я.

– Я нагая и в ошейнике, я в твоей власти. Ты и вправду хочешь, чтобы я поверила, будто ты не хочешь меня наказать?

– Я не обижу тебя. Ты в безопасности. Не бойся.

– О, как ты мучаешь меня! – закричала рабыня, содрогаясь. – Почему ты не сделаешь то, что задумал, и не покончишь с этим? Неужели я была так жестока с тобой, что ты находишь возможным подвергать меня этой агонии?

Я не знал, как разубедить ее.

– Существует ли какой-то жестокий каприз, который ты намереваешься исполнить? Какое-то унизительное и разрушительное действо, которое ты хочешь устроить для своего удовольствия?

– Не бойся. – Я тщетно пытался успокоить ее.

– Мучитель. – Лола зарыдала. – Мучитель!

– Не бойся, – опять повторил я.

Она закрыла лицо руками и громко заплакала.

– Как жестоки и коварны мужчины твоего мира, – всхлипывала Лола. – Как просты и незамысловаты требования мужчин с Гора по сравнению с этим! Почему ты не мог просто заставить меня служить тебе?

– У меня нет намерения причинить тебе зло.

Всхлипывая, Лола подползла к скамейке, где я оставил хлыст. Зубами взяла его со скамьи и приблизилась ко мне. Я вынул орудие пытки из ее маленьких белых зубов.

– Побей меня, – жалобно попросила она.

Я отбросил кнут.

– Нет.

Дрожа всем телом, Лола улеглась у моих ног, не зная, что будет с ней дальше. Не говоря ни слова, я подошел к темному одеялу, которое лежало на соломе. Оно было тяжелое, сделанное из оленьей шерсти. Я расстелил одеяло на соломе и сделал приглашающий жест рукой.

– Ложись, – сказал я ласково.

Лола вползла на одеяло и легла на спину. Ее тело казалось очень белым на темном одеяле. Легко, кончиками пальцев она потрогала ошейник, после чего взглянула на меня.

– Теперь начинается?

Я стоял и смотрел на ее маленькое дрожащее тело, готовое к любому наказанию, какое бы я ни выбрал. Потом присел рядом с ней, и ее испуганные глаза встретились с моими.

– Пожалуйста, будь добр с Лолой, господин, – прошептала девушка. – Лола просто бедная рабыня.

Я осторожно взял свободную часть одеяла и набросил на нее, укрывая.

– Уже поздно. Ты, должно быть, устала, засыпай, – сказал я.

Лола недоверчиво и испуганно глядела на меня.

– Ты не собираешься овладеть мной? – спросила она.

– Конечно нет, – ответил я. – Отдохни, прелестная Лола.

Потом я подумал, что не должен был называть ее «прелестная Лола». То, что она прелестна и беспомощна, должно быть проигнорировано мною. Такие вещи могут мешать искусственным истолкованиям бесполого понятия «личность».

Каким глупым сейчас мне кажется мое поведение!

– Ты собираешься разделить со мной одеяло? – спросила Лола.

– Нет, – ответил я.

– Но у меня есть клеймо, и я ношу ошейник, – сказала она.

– Отдыхай, спи, Лола, – произнес я, прошел в дальний угол клетки и присел, прижавшись спиной к стене. – Засыпай, – нежно сказал я, обращаясь к девушке.

Она смотрела на меня, натянув одеяло до шеи.

– Ты не свяжешь и не закуешь меня?

– Нет, – ответил я.

Лола лежала тихо. Я добавил:

– Ты в безопасности.

– Да, господин. Господин… – вдруг позвала она меня.

– Что? – отозвался я.

– Я – рабыня.

– Я знаю это.

– Ты не собираешься обращаться со мной как подобает?

– Конечно нет. Я человек с Земли, – объяснил я. Неужели она на самом деле думала, что я стал бы обращаться с ней как с рабыней просто потому, что она ей была?

Лола промолчала. Я велел ей:

– Засыпай.

– Да, господин.

Я откинулся к стене, сидя на соломе. Девушка лежала очень тихо. Долгое время мы не разговаривали. Потом, спустя почти час, я услышал ее стон и увидел, как она вертится под одеялом.

– Господин… – услышал я ее умоляющий голос. – Господин…

Я подошел к ней. В полутьме она откинула темное одеяло до бедер и полусидела-полулежала на куске одеяла. Взглянув на меня, Лола попыталась вытянуть свои маленькие руки, чтобы схватить меня за шею.

– Господин… – молила она. – Пожалуйста, господин!

Ее маленькое округлое тело красиво смотрелось в полутьме клетки. Грудь Лолы выглядела изумительно. Я заметил чудный изгиб ее живота, плавно перетекающий в пышные бедра.

– Что с тобой? – спросил я.

Я держал Лолу за руки.

– Пожалуйста, возьми меня, господин. Пожалуйста, побудь со мной как с рабыней!

Я посмотрел на ее маленькое тело и на стальной ошейник на горле.

– Нет, – ответил я.

Лола перестала тянуться ко мне, и я отпустил ее запястья. Затем поднялся на ноги и некоторое время стоял, рассматривая ее. А она дрожала, стоя на коленях на одеяле.

– Я землянин, – сказал я ей.

– Да, господин, – ответила Лола, опустив голову.

Я был сердит и испуган. Мое сердце колотилось.

– Тебе нечего бояться меня, – продолжал я.

– Да, господин.

Без сомнения, Лола должна знать, что ей нечего бояться того, кто будет обращаться с ней уважительно. Почему же тогда она, простая рабыня, внушала мне такой ужас? Я думаю, это происходило оттого, что я боялся. Она могла разбудить во мне нечто гордое и дикое, такое, что не поддается притворству, нечто давно забытое и мощное, что было воспитано в пещерах и на охоте.

Рассматривая коленопреклоненную рабыню, я на мгновение испытал спокойствие силы. Затем вспомнил, что не должен быть мужчиной, поскольку мужественность запрещена, подлежит унижению и высмеивается.

Нельзя быть мужчиной! Следует быть личностью. Львы должны быть пойманы в капкан и кастрированы. Пусть истекают кровью! Среди цветов им нет места. Пусть львы поймут, что их задача – катать тележки с овцами. Они будут вознаграждены за это одобрительным блеянием.

Но на секунду взглянув на девушку, я почувствовал прилив чего-то темного и могучего, непреодолимого и сильного, чего-то, что сказало мне: красавицы вроде этой – полная и безусловная собственность мужчин.

Но и в тот раз я выбросил эти мысли из головы.

– Я не понимаю тебя, – сердито проговорил я.

Лола не подняла головы.

– Я обращался с тобой с добротой и вежливостью. А ты продолжаешь вести себя как рабыня.

– Я и есть рабыня, господин, – ответила она.

– Я не знаю, чего ты хочешь. Мне следовало бы привязать тебя к решетке, чтобы урты тобой полакомились?

– Пожалуйста, не делай этого, господин, – проговорила Лола.

– Это шутка, – ответил я, ужаснувшись тому, что она приняла мою угрозу всерьез.

– Я думала, ты так и сделаешь, – мягко сказала девушка.

– Кстати, о шутках. Какую великолепную шутку мы сыграли сегодня над нашими тюремщиками!

– Что, господин? – не поняла она.

– Они поместили тебя ко мне, чтобы я мог издеваться над тобой, а я все-таки не сделал этого. Я обошелся с тобой мягко и вежливо, с добротой и уважением.

– Да, господин, – отреагировала Лола. – Великолепная шутка.

– Очевидно, у тебя проблемы со сном. Я тоже не хочу спать. Если желаешь, мы можем поговорить, – предложил я.

Она опустила голову и молчала.

– Хотела бы ты, чтобы я рассказал тебе о женщинах моего мира, которые прекрасны и свободны? – спросил я.

– Они счастливы? – задала она вопрос.

– Нет… Но и мужчины тоже несчастливы, – торопливо добавил я.

– Без сомнения, некоторые мужчины и женщины твоего мира должны быть счастливы.

– Некоторые, я полагаю, – ответил я. – Я хочу надеяться, что это так.

Я не видел большого смысла рассказывать ей в деталях о всеобщем страдании моего мира, мелочности и неудовлетворенности его жителей. Если судить о цивилизации по уровню радости и удовлетворенности ее населения, большинство цивилизаций Земли следует считать неудачными. Интересно отметить, с большим уважением рассматриваются цивилизации, оказавшиеся просто катастрофичными в плане обыкновенного человеческого счастья.

– Ты в безопасности, – сказал я Лоле. – Я не унижу тебя, обращаясь с тобой как с женщиной.

– Разве это унизительно, когда с тобой обращаются как с женщиной? – не поняла она.

– Предполагается, что унизительно.

– О! – не поверила рабыня.

– С ними следует обращаться как с мужчинами, – объяснил я. – Иначе они чувствуют себя оскорбленными.

– Понимаю, – сказала Лола задумчиво.

– Стало быть, это правда.

– Но я – женщина, – произнесла она.

– То, что ты думаешь об этом, не имеет значения, – ответил я.

– Понимаю.

Я замолчал.

– Мне бы показалось оскорбительным, если бы ко мне относились как к мужчине.

– Зря, – возразил ей я.

– О! – отреагировала Лола. – Но разве мужчины и женщины не разные?

– Статистически, конечно, между ними существует глубокая и очевидная разница, психологическая и физическая. Но можно найти некоторых мужчин, которые очень женственны, и некоторых женщин, весьма мужеподобных. Таким образом, существование женственных мужчин и мужеподобных женщин доказывает, что на самом деле мужчины и женщины одинаковы.

– Не понимаю, – призналась Лола.

– Я сам этого не понимаю, – усмехнулся я.

– Если можно найти мужчину, который похож на женщину, и женщину, которая похожа на мужчину, разве это не предполагает, что мужчины и женщины различаются?

Я промолчал.

– Если бы можно было найти урта, который был бы как слин, – продолжала она, – и слина, который был бы как урт, разве это показывало бы, что урты и слины – одно и то же?

– Конечно нет. Это было бы абсурдно, – заявил я.

– В чем разница? – задала она вопрос.

– Я не знаю. Должна быть какая-то, – ответил я.

– О! – Она продолжила: – Разве женственный мужчина и мужеподобная женщина, из-за того что они сравнительно редко встречаются на свете, не только не скрывают очевидной разницы между мужчинами и женщинами, но, наоборот, благодаря своей относительной уникальности более ярко подчеркивают разницу между ними? Я почувствовал растущее раздражение.

– Контрасты со временем будут уменьшаться, – сказал я. – В моем мире теперь образование направлено на маскулинизацию женщин и феминизацию мужчин. Женщины должны стать мужчинами, а мужчины должны стараться быть похожими на женщин. Вот ключ к счастью.

– Но женщины и мужчины разные. – Она выглядела уставшей и раздосадованной.

– Они должны вести себя так, словно между ними нет разницы, – объяснил я.

– Но что же тогда произойдет с их природой?

Я пожал плечами.

– Их природа не имеет значения. Пусть головы формируются при помощи досок. Пусть ноги стягиваются тесной тканью…

– Но не придет ли время воплей? – спросила Лола. – Время ярости, время поднять нож?

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Будем надеяться, что не придет.

Я не знал, что неудовлетворенность приводит к агрессии и деструктивности. И вовсе не выглядит невероятным предположение, что неудовлетворенность моего мира, особенно мужской его части, может вызвать безумие термоядерной войны. Вытесняя агрессивность, ее, вероятно, направят на внешнего врага. И когда-нибудь курок будет спущен. Прискорбно, если последним прибежищем для мужчин, желающим доказать себе, что они мужчины, станет кровавая бойня современного технологического конфликта. Тем не менее я знал мужчин, жаждущих этого безумия, – оно разрушило бы стены их тюрьмы. При этом, скорее всего, сами они погибнут… Но может, хотя бы перед лицом смерти эти мужчины смогли бы вернуть себе мужество, от которого они прежде отказались? Мужское начало нельзя отрицать вечно. Чудовище будет освобождено или уничтожит нас.

– Должна ли я понимать, – спросила Лола, – что земляне не бросают женщин к своим ногам?

– Именно так, – ответил я. – С женщинами обходятся весьма почтительно. С ними обращаются как с равными.

– Бедные мужчины, бедные женщины, – проговорила Лола.

– Я не понимаю тебя, – удивился я.

– Ты бы сделал любовницу-рабыню своей ровней?

– Конечно.

– Тогда ты обманул бы ее надежды переполниться чувствами. Ты помешал бы ей исполнить то, что заложено в самых глубинах ее природы.

Я молчал.

– Если ты не будешь мужчиной, как сможет она стать женщиной?

– Ты считаешь, что женщина – рабыня? – с презрением спросил я.

– Я была в руках сильных мужчин и отвечу – да!

Я был ошеломлен.

– Ты ошибаешься! – закричал я. – Ты ошибаешься!

Я ужасно испугался тогда, что если то, что она сказала, – правда, то внутри меня может быть хозяин. Но если женщина опустится передо мной на колени и попросит надеть на нее ошейник, разве я не испугаюсь замкнуть ее прелестное горло жесткой хваткой железа? Разве не стану я бояться овладеть ею, принять могущественную ответственность господства? Была ли у меня сила и крепость, смелость быть хозяином? Не боялся ли я, что окажусь неспособным контролировать, укрощать и покорять такое сложное, прекрасное животное?

Нет, я наверняка, краснея и пугаясь, поторопился бы поднять ее на ноги, пытаясь смутить и пристыдить за то, что проявила свою чувственную природу. Мне пришлось бы подстрекать ее быть мужчиной. Если бы она была мужчиной, то я мог бы со спокойной совестью оставить женщину в ней неудовлетворенной.

– А ты глупый, – сказала она.

Меня разозлило это, но я напомнил себе, что я – человек с Земли и женщины могут злить и оскорблять меня, сколько им угодно, с полной безнаказанностью. Если бы им не разрешали этого делать, как бы они смогли уважать нас?

– Я не удивляюсь, что женщины равны таким мужчинам, как ты, – заявила она. – Мне кажется, Джейсон, что ты, весьма вероятно, равен женщине.

Я молчал.

– Ты – презренный раб, – сказала она.

– Тебе бы понравилось быть равной с мужчинами, – сказал я ей.

– Женщины мечтают не о равенстве, а о хозяевах, – ответила она.

Я сердито сел спиной к стене.

– Унизительно носить ошейник в этой камере, – заключила она и легла на одеяло, повернувшись ко мне спиной.

Она не подумала закрыть свое прелестное тело. Каждый дерзкий, соблазнительный изгиб ее тела был выставлен передо мной презрительно, насмешливо. Это было оскорбление рабыни, наносимое слабому рабу, которого она не боялась.

Мои кулаки сжались. Волна гнева накрыла меня. Я представил, как подскакиваю к Лоле, резко бросаю ее на спину и начинаю хлестать по щекам ладонью и затем безжалостно насилую ее, напоминая, что она всего лишь рабыня, брошенная мне на ночь…

Но я не сделал этого. Я контролировал себя.

Я ведь пытался поладить с ней по-хорошему!

Мой взгляд остановился на хлысте, лежащем на скамье. Я представил, как использую этот хлыст на ее красивом теле, пока она не запросит пощады. Лола поняла бы только пинки или удары хлыста. Это те аргументы, которые могут убедить женщину. Мне не удалось найти с ней общий язык, несмотря на то что я был внимателен и вежлив и обращался с ней благородно и с уважением. Я обращался с ней как с равной, а в ответ получил насмешку и презрение!

Я почти ничего не понял из того, что произошло. Она высмеяла меня, а я обращался с ней как с товарищем, пытался увидеть в ней личность.

– Ты собираешься бить меня хлыстом? – спросила она.

– Конечно нет, – ответил я.

– Я так и думала, – сказала она и, перевернувшись, легла на спину, уставившись в потолок.

Увидев ошейник у нее на горле, я снова сел у стены и, встревоженный, задумался. Лола не поняла, что такое джентльмен. Она привыкла только к дикарям с Гора. Я был слишком хорош для нее.

– Ты не кажешься благодарной, – сердито сказал я.

– За что я должна быть благодарной?

– Тебя отправили ко мне для наказания, – ответил я. – А я не наказал тебя.

– Как умны были мои хозяева, – с горечью проговорила она. – Должно быть, я сильно не угодила им.

– Я не понимаю!

– Я наказана самым жестоким образом.

– Я не понимаю, – повторил я. – Я не наказывал тебя.

Внезапно, удивляя меня, Лола перекатилась на живот и ударила маленькими кулачками по одеялу. Она начала истерически плакать. Я не мог понять ее.

– Что случилось?

Она вскочила с одеяла и с жалобным видом, всхлипывая и рыдая, подбежала к решетке. Прижалась к ней своим прелестным телом и, вытянув руки сквозь прутья клетки, закричала в пустой коридор:

– Хозяева! Хозяева! Выпустите меня! Пожалуйста, выпустите меня!

При этом Лола ударяла по решетке своими крошечными, красивыми руками.

– Выпустите меня! – умоляла она. – Пожалуйста, выпустите меня, хозяева!

Затем сломленная, рыдающая Лола опустилась на колени к решетке, склонив голову, держась за прутья руками.

– Выпустите меня отсюда, хозяева! – плакала она. – Пожалуйста, выпустите меня отсюда, мои хозяева!

Но никто не ответил на ее крики. Лола стояла на коленях у решетки, опустив голову, и шептала:

– Выпустите меня. Пожалуйста, выпустите меня, хозяева…

– Я не понимаю тебя, – сказал я.

Она продолжала плакать.

– Я не понимаю, – повторил я, – я не наказывал тебя.

– Ты знаешь, в чем было мое наказание? – плача, спросила она.

– Нет.

– Оно было в том, что меня поместили с тобой, – ответила она и опустила голову.

Я вернулся туда, где до этого сидел, и опустился на солому. Она, всхлипывая, осталась у решетки. Там же, позже, Лола заснула. Я прислонился к стене, испытывая гнев. Заснуть не удалось.