Текст книги "Гладиатор Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– Спасибо, сэр, – сказала гардеробщица.

– Не за что.

– Отвратительно, как некоторые женщины эксплуатируют свое тело, – заявила мисс Хендерсон, когда мы вышли из гардероба.

– Она очень мила, – сказал я.

– Думаю, вы не стали бы возражать, если бы она принадлежала вам, – заметила Беверли.

– Конечно, я ни за что не стал бы возражать. Должно быть, это приятно – обладать ею.

– Все мужчины – монстры.

Пока я надевал пальто, она продолжала держать пелерину в руках. Я спросил:

– Почему вы так оделись сегодня? Не боитесь, что кто-нибудь из «сестер» с вашего отделения увидит вас? Это рискованно.

Беверли мгновенно встревожилась. Вообще-то я пошутил, но шутка вышла недоброй. Любой студент может заметно испортить репутацию другого студента в глазах однокашников и даже всего факультета. Это делается с помощью невинной обмолвки на семинаре, намеренно – случайным замечанием за кофе или же просто выражением лица в аудитории. Правила соответствия общим стандартам и карательные меры против того, что отличается от общепринятого, редко бывают явно выражены. Само наличие таких правил и мер обычно отрицается. Однако они очевидны для тех, кто знаком с психологией групп. К сожалению, из-за них пострадала карьера не одного аспиранта.

Обыкновенно негативное отношение отражается в оценках работы студента и в рекомендательных письмах, особенно в тех, что пишутся строгими профессорами «правильных» убеждений, каковые присущи данному учреждению.

– Нет ничего дурного в том, что женщина иногда проявляет свою женственность, – высказалась Беверли.

– Возможно, – ответил я. – Вопрос, конечно, спорный.

– Я слышала, он обсуждался, – добавила она.

– Вы шутите? – удивился я. – Я-то думал, что это я шучу!

– Нисколько.

– Понятно.

– На мой взгляд, чуть-чуть женственности – это вполне естественно.

– Конечно, – согласился я.

«Интересно, – подумалось мне при этом, – существует ли где-нибудь мир, в котором женщины – или, по крайней мере, какой-то определенный тип женщин – не имеют другого выбора, кроме женственности, абсолютной и постоянной?» Еще я подумал о фантастическом мире планеты Гор, который, к очевидному сожалению, – всего лишь вымысел. Горианские мужчины, насколько я знал, не принимали ложной мужеподобности в невольницах, и это не давало рабыням выхода. Им оставалось только одно: быть настоящими женщинами.

– Но сегодня вы женственны не чуть-чуть, – заявил я. – Вы женственны восхитительно!

– Не говорите со мной в подобном тоне, – приказала мисс Хендерсон.

– Даже если это правда?

– Особенно если это правда.

– Почему? – спросил я.

– Потому что я личность, – ответила она.

– Вас устроит «восхитительно женственная личность»? – поинтересовался я.

– Не унижайте мое личное достоинство!

– А как насчет «восхитительно женственного маленького животного»? – спросил я.

– Вы чудовище! – воскликнула Беверли. – У меня такое чувство, будто вы хотите надеть на меня ошейник и потащить в свою кровать.

– Это было бы приятно! – пошутил я.

– Вы находите меня сексуально привлекательной, не так ли?

– Нахожу, – подтвердил я. – Это вас беспокоит?

– Нет, – сказала Беверли, – на самом деле нет. Я чувствую, что многие мужчины считают меня сексуально привлекательной. Некоторые даже пытались заключить меня в объятия и поцеловать.

– Ужасно! – воскликнул я.

– Я не позволила им добиться успеха, – заявила она.

– Очень хорошо.

– Я настаиваю на полнейшем уважении.

– А вам не приходило в голову, – поинтересовался я, – что ваша жажда уважения вступает в противоречие с развитием вашей сексуальности?

– Секс, – сказала Беверли, – это только ничтожная и неважная часть жизни. Секс необходимо рассматривать с правильной точки зрения.

– Сексуальность, – ответил я, – является основополагающей для человеческого существа.

– Нет-нет, – возразила мисс Хендерсон. – Секс не важен и несуществен. Как я уже сказала, его следует рассматривать с правильной точки зрения. Это понимают все просвещенные и развитые личности, как мужчины, так и женщины. Бесспорно, сексуальность является угрозой и помехой для развития настоящей цивилизации. Ее необходимо безжалостно обуздывать и контролировать.

– Чушь!

– Чушь?

– Да, чушь. Секс может быть помехой цивилизации определенного рода, – признал я. – Но не думаю, что оценил бы такую цивилизацию. В самом крайнем случае я согласился бы рассматривать форму общества, которая бы не была враждебна природе человеческих существ, но считалась бы с их желаниями и потребностями. Но в таком обществе не было бы нужды подавлять сексуальность, напротив, она бы расцветала.

– С вами невозможно разговаривать, – ответила Беверли. – Вы слишком невежественны.

– Возможно, – согласился я. – Однако среди всех этих умозрительных предположений одно совершенно очевидно.

– Что именно? – поинтересовалась она.

– То, что вы бесспорно и неоспоримо привлекательная и восхитительная молодая женщина, – промолвил я.

– Вы ужасны, – опустив голову, ответила мисс Хендерсон.

– Легко понять, почему работорговцы с планеты Гор могли бы заинтересоваться вами.

– Вы просто чудовище! – рассмеялась она.

Я был рад, что мне удалось хоть немного отвлечь ее от тревожных мыслей.

– Сегодня ваш наряд, – сказал я, – как и вы сами, нравится вам это или нет, восхитительно женственен.

Беверли посмотрела на себя и машинально провела рукой по бедрам, разглаживая атлас платья. Это был очень естественный жест. Я предположил про себя, что рабов на Горе наверняка учат таким жестам. Но у мисс Хендерсон он был абсолютно органичным. Я находил ее чрезвычайно привлекательной. Существуют ли рабы по природе своей? Если существуют, я уверен, что очаровательная Беверли Хендерсон из их числа.

– Какой вы отвратительный и невежественный грубиян! – улыбнулась она.

– Я никогда раньше не видел, чтобы вы надевали что-то по-настоящему женственное, – сказал я. – Кроме того, оказывается, вы признаете, что некая доля женственности вполне допустима. На вас это не похоже.

Беверли опустила голову.

– Безусловно, каким-то образом вы изменились, – добавил я.

– Возможно, – подтвердила она.

– Вы ведь недавно купили этот наряд? – спросил я.

– Да.

– Когда именно?

– Сегодня утром, – сердито взглянув, как бы защищаясь, призналась мисс Хендерсон. – Я подумала, что мне не повредит иметь хоть что-то нарядное.

– Вы сегодня больше чем просто нарядны, – заметил я.

– Спасибо, – ответила она.

– И вы сегодня немного накрашены, на глазах – тени, – добавил я.

– Да, – согласилась она.

– К тому же от вас пахнет духами.

– Да… Я искренне надеюсь, что никто из моего факультета не увидит меня такой.

– Они стали бы высмеивать вашу привлекательность, – начал я, – и попытались бы отомстить вам из зависти?

– Да, думаю, так, – кивнула Беверли.

– Эта перемена в вас так неожиданна! Должно быть, она связана с вашей встречей с толстяком в той загадочной квартире? – спросил я.

Беверли снова кивнула.

– Да, – сказала она. – Это странно… Никогда в жизни я не чувствовала себя такой женственной, как в то мгновение, когда он приказал мне встать на колени и прислуживать ему.

– Это высвободило вашу женственность? – подсказал я.

– Да. Это так странно! Я не могу объяснить этого.

– Вы попали во власть мужчины, – пояснил я. – Первый раз в вашей жизни вы, возможно, испытали прелесть естественных биологических отношений.

– Я отказываюсь признавать ваш анализ! – воскликнула она.

– А еще вы были сексуально возбуждены, – добавил я.

– Откуда вы знаете? Я ничего об этом не говорила.

– А вам и не требовалось говорить, – продолжал я. – Это было заметно по выражению вашего лица, по голосу, по тому, как вы вспоминали пережитое.

– Вы отвратительны, – раздраженно сказала мисс Хендерсон.

– Позвольте помочь вам с пелериной? – предложил я.

– Я справлюсь сама, – ответила она.

– Без сомнения.

Беверли оглянулась на девицу за перилами гардероба. Та отвернулась.

– Хорошо, – вдруг произнесла мисс Хендерсон немного громче, чем следовало. – Вы можете помочь мне с моей накидкой.

Она замерла, и я, стоя позади нее, набросил пелерину ей на плечи. На очень короткое мгновение после того, как пелерина уже была на ней, я задержал свои руки на ее плечах. В эту секунду она почувствовала объятие. Затем я отпустил Беверли. Ее тело было напряженным, готовым к защите, к отпору.

– Не пытайтесь подчинить меня вашей власти, – зло прошептала она. – Я никогда не покорюсь мужчине.

А затем четко, вежливо, немного громче, чем нужно, специально для девицы из гардероба, мисс Хендерсон произнесла:

– Спасибо.

Внезапно она тихо застонала, а потом радостно воскликнула:

– Привет, как дела? Как здорово встретить вас здесь! Произошел обмен приветствиями. Я увидел двух особ женского пола, которые вошли в ресторан. Одна была повыше, другая пониже, и обе напоминали лошадей. Они злобно оглядели меня, а затем с восторгом обратились к Беверли:

– Какая вы хорошенькая сегодня, мисс Хендерсон, – сказала та, что повыше.

– Иногда вполне допустимо надеть платье, – ответила Беверли. – Это свобода!

– Конечно, правильно, – ответила высокая. – Вы выглядите очаровательно, просто очаровательно.

Та, что поменьше, ничего не сказала. Обе прошли в обеденный зал, где их приветствовал метрдотель.

– Мне ни за что не надо было сюда приходить, – проговорила Беверли.

– Это знакомые из университета? – спросил я.

– Да, – ответила Беверли, – они участвуют в двух моих семинарах.

– Вы выглядите больной и несчастной, – заметил я. – Неужели вам не все равно, что они думают?

– Они обладают большим влиянием на моем отделении, – ответила мисс Хендерсон, – особенно та, высокая. Даже некоторые мужчины-профессора боятся их.

– Хватит об этом! – воскликнул я.

– Аспиранты, не имеющие постоянной должности, боятся оценок студентов, – объяснила она, – и, что более важно, их влияния на оценки других. Большинство наших молодых преподавателей обоего пола делают то, что от них ожидают, и стараются угодить студентам. Они не хотят потерять свою должность.

– Я знаком с этим, – сказал я. – Это называется академической свободой.

Беверли завязала свой капюшон. Мы вышли из ресторана.

– Я возьму такси, – предложил я.

– На самом деле я не настоящая женщина, – печально сказала она на улице. – Я слишком женственная. Но я пытаюсь побороть свою женственность, стараюсь справиться с ней.

– Вы могли бы удвоить свои усилия, – сказал я. – Вы могли бы лучше стараться.

– На отделении со мной покончено, – простонала Беверли. – Они опозорят меня и уничтожат.

– Вы можете перевестись в другой университет и начать сначала, – предложил я.

– Возможно, – согласилась она. – Но боюсь, это бесполезно. Все может повториться. Или на новом месте кто-нибудь скажет, что я неправильная…

– Неправильная? – не понял я.

– Не такая, как они, – объяснила Беверли.

– Не такая, как эти две женщины, которых мы встретили в ресторане? – уточнил я.

– Да, – ответила она. – Они сильные и похожи на мужчин. На таких мужчин, какими те были раньше.

– Женственность неправильна для женщин, а мужественность – для мужчин? – продолжал выспрашивать я.

– Конечно, ведь это мешает быть личностью.

– Нужно, чтобы женщины были как мужчины, а мужчины как женщины?

– Конечно, – подтвердила мисс Хендерсон. – Мужчин необходимо обучить нежности, мягкости и женственности.

– Неужели вы не можете понять, – спросил я, – что женщины, желающие сделать мужчину таким, на самом деле не интересуются тем, что представляет собой истинный мужчина? Они хотят не мужчину, а просто женщину необычного сорта!

Беверли с ужасом посмотрела на меня.

– Похоже на правду, не так ли? – спросил я.

– Я никогда раньше не встречала таких, как вы. Вы смущаете меня, – сказала она.

– Откровенно говоря, – начал я, – вы тоже не такая, как те две женщины, которых мы только что видели. Вы совершенно другая. Они ведь даже и не женщины вовсе, а нечто среднее между мужчиной и женщиной. Не удивительно, что они враждебны, полны ненависти, злобны и воинственны. Почему бы им не отплатить за столетия недооценки, утвердив себя идеалом для представительниц своего пола? Прежде они отвергали мир, почему бы теперь не попытаться переделать его под свои нужды? Вы их оправдываете? Разве вы не чувствуете их ненависти к женщинам, похожим на вас? Ведь вы – настоящий биологический вызов всем их претензиям и планам! Вы с вашей красотой гораздо опаснее мужчин, которыми они пытаются манипулировать и которых они запугивают при помощи интриг. Я посмотрел на Беверли сердито.

– Ваша желанность и красота, – продолжал я, – большая угроза для них. Поэтому им необходимо наказывать и подавлять женщин вашего сорта.

– Мне нельзя слушать вас, – проговорила мисс Хендерсон. – Я должна быть истинной женщиной!

– Не сомневаюсь, что вы более образованны и имеете больше способностей, чем они, – продолжал я. – Но вы не сможете успешно состязаться с ними. У вас нет их агрессивности и напористости, которые присутствуют в них от переизбытка мужских гормонов. Они будут благодаря своей жестокости побеждать вас в споре, унижать и обижать вас, когда потребуется.

– Я никогда не пускаюсь в споры с ними, – призналась Беверли. – Я их боюсь.

– Вы не желаете, чтобы вас словесно высекли, – заметил я.

– Не знаю, что и думать, – ответила она.

– Постарайтесь проанализировать и понять свои чувства, – посоветовал я. – Подумайте о возможности быть честной с собой.

– Возможно, они все-таки женщины, просто пока не раскрытые, – сказала Беверли.

– Возможно, – пожал плечами я.

– Что такое женщина в действительности? Рабыня? Я поразился тому, что мисс Хендерсон задала этот вопрос, и внимательно посмотрел на нее. Она была эмоционально истощена. В ее глазах стояли слезы.

Я знал, что Беверли жаждет услышать от меня слова утешения, ждет, что я стану опровергать истину, прозвучавшую в ее вопросе. Но я не утешал и не опровергал. Именно такого рода вопросы, по причинам, мне непонятным, занимают так много времени у женщин с подобными жизненными убеждениями и требуют преувеличенного, на мой взгляд, отрицания. Почему они вообще находят нужным опровергать это фантастическое, голословное утверждение так часто и так отчаянно?

– Вы думаете, мы все – только рабыни? – настойчиво спросила Беверли.

Я бросил на нее взгляд. Она была миниатюрной и изысканно красивой. Губы слегка тронуты помадой, на глазах – тени… Я мог почувствовать запах ее духов. Белизна ее груди и шеи просто поразительна. Как изумительно атлас платья скрывал и одновременно подчеркивал ее красоту! Я хотел сорвать с мисс Хендерсон этот атлас.

– Ну? – потребовала она ответа.

– Возможно, это так, – сказал я.

Беверли в гневе и ярости отскочила от меня. Я ничего не сказал, просто наблюдал за ней, рассматривал ее. Мысли беспорядочно бродили в моей голове. Я представлял, как смотрелась бы Беверли без одежды, стоя на изразцовом полу дворца. Странно, подумалось мне тогда, что общество развилось таким образом, при котором столь изысканные и желанные существа получили свободу! Безусловно, их место в ошейнике у ног мужчины.

Мисс Хендерсон почувствовала мой взгляд на себе, но не посмотрела на меня прямо. Она вскинула голову. Это было очаровательное движение девушки, которая знает, что за ней наблюдают, подумал я. Движение рабыни.

– Вы собираетесь извиниться? – спросила Беверли.

– За что? – поинтересовался я.

– За то, что сказали.

– О нет!

– Я ненавижу вас!

– Хорошо. – Я продолжал рассматривать девушку, мысленно раздевая и примеривая на нее различные типы ошейников и цепей.

– Вы грубый и отвратительный человек, – заявила она.

– Извините, – сказал я и представил, как бы Беверли Хендерсон выглядела на рынке рабов.

Наконец она сердито посмотрела мне в лицо.

– О чем вы думаете?

– Я представлял вас на ярмарке рабов, – ответил я, – выставленной на продажу аукционистом, хорошо знающим свое дело.

– Как вы смеете говорить такое!

– Вы спросили, о чем я думаю.

– Вы не должны были говорить мне об этом.

– Вы предпочли бы нечестность?

– Вы самый отвратительный человек, которого я когда-либо встречала, – заявила Беверли.

– Простите, – сказал я в ответ.

Мисс Хендерсон, сердясь, подошла ко мне, чтобы продолжить спор, но затем отвернулась.

– Я не вижу никаких такси, – сказала она.

– Я тоже не вижу, – ответил я.

Беверли повернулась ко мне лицом.

– Я была хорошенькая?

– Когда? – не понял я.

– В вашем воображении, – лукаво пояснила она.

– Поразительно хорошенькая! – улыбнулся я.

Она улыбнулась в ответ.

– Как я была одета?

– Вы были выставлены нагой, – сказал я ей. – Так, как продаются женщины.

– О! – произнесла Беверли.

– Если это вас утешит, – продолжал я, – ваши запястья были скованы длинной цепью. Аукционист демонстрировал ваши достоинства при помощи хлыста.

– Хлыста… – повторила Беверли, вздрагивая.

– Да, хлыста, – подтвердил я.

– Значит, мне надо было подчиняться ему, правда?

– Вы подчинялись ему, – ответил я.

– Как следует?

– Как следует.

– Если бы я не проявила старательности, он бы использовал хлыст, верно?

– Конечно использовал бы, – ответил я.

– Значит, я правильно поступала, что подчинялась, – размышляла Беверли вслух.

– Я полагаю, правильно, – согласился я.

– Я была хорошенькой? – снова спросила она.

– Изумительно волнующей и прекрасной, – еще раз подтвердил я.

Беверли покраснела и улыбнулась. Какой женственной она была!

– Вы бы купили меня, Джейсон? – спросила она.

– А что еще было в продаже? – улыбнулся я.

Мисс Хендерсон с внезапной яростью сильно ударила меня по лицу.

– Отвратительный монстр! – воскликнула она и отвернулась от меня, повторяя как заклинание: – Я не рабыня! Я не рабыня!

В этот момент я заметил зажженные фары машины. Она стояла уже какое-то время в квартале от нас и теперь подъехала к самому входу в ресторан.

– Эй! – крикнул я и поднял руку, разглядев, что это такси. Автомобиль остановился у края тротуара.

– Я отвезу вас домой, – сказал я.

– Этого не нужно, – ответила Беверли. Она была сердита, огорчена и расстроена. Водитель вышел из машины и открыл правую заднюю дверцу.

– Я был очень груб, – проговорил я. – Искренне прощу прощения. Я не хотел расстроить вас.

Девушка даже не взглянула на водителя.

– Я не из тех особ, что нуждаются в вашей опеке, – заявила она. – Я настоящая женщина!

Она села в такси, сердитая, расстроенная. Вид ее ножек взволновал меня. Я силой прогнал из головы мысль о том, как очаровательно бы выглядели эти ножки закованными в цепи.

– Пожалуйста, дайте мне возможность оправдаться, – молил я, поскольку сам вдруг почувствовал себя расстроенным. Беверли могла рассердиться не на шутку и, должно быть, больше не захочет видеть меня снова.

Мысль, что я могу потерять ее таким глупым образом, казалась мне мучительной. Я слишком долго издалека восхищался мисс Хендерсон и желал ее. Наконец сегодня мы встретились и даже поговорили… Я нашел ее неотразимо привлекательной.

– Пожалуйста, дайте мне извиниться. Я был безрассуден и груб.

– Не беспокойтесь, – ответила она.

– Пожалуйста, пожалуйста… – проговорил я.

– Этого не нужно, – холодно молвила Беверли.

Я чувствовал себя несчастным. Она, конечно, обиделась на мою глупую наглую выходку! Но разве мне безразличны ее чувства? Разве я не уважаю ее мнение? Какими скучными и неприятными ей должны были казаться мои несвоевременные шутки и взгляды, не принятые в обществе!

Безусловно, еще было время изменить их, чтобы понравиться мисс Хендерсон. Я надеялся, что не успел разрушить все то, что могло быть между нами. Неужели я не достаточно силен, чтобы стать заботливым, приятным, нежным, мягким и женственным? Я надеялся, что все еще могу приглянуться Беверли, что она даст мне шанс угодить ей.

Может быть, потому, что никогда еще не встречалось мне такой волнующей женщины, как она, я вдруг осознал с силой, неведомой мне раньше: в этом обществе мужчины должны стремиться угождать женщинам, если хотят иметь какие-то отношения с ними. Иначе женщины просто останутся равнодушными. Они теперь какой-то новой породы, волшебно отличные от тех, что были в прошлом. Свободные и независимые.

Теперь женщины диктуют свои правила, а мужчины обязаны подчиняться их желаниям. И разве это не правильно? Если мужчины не желают уступать женщинам, тем просто нет нужды иметь с ними что-либо общее. В нашем обществе именно женщины заказывают музыку, а мужчины вынуждены танцевать под нее. Если женщины по какой-то причине желают, чтобы мы стали женственны, то мы обязаны изо всех сил соответствовать их желанию. Зато они могут выбирать, дарить или отнимать у нас свое расположение.

– Пожалуйста… – продолжал умолять я.

– Вы достойны презрения, – ответила Беверли.

– Простите меня!

Водитель подошел, чтобы закрыть дверь.

– Подождите, – сказал я ему, удерживая дверь открытой.

Кажется, по какой-то причине шофер хотел, чтобы я остался на тротуаре. Он собирался уехать, не посадив меня. Я не понял – почему именно, но не стал думать об этом.

– Пожалуйста, мисс Хендерсон… я понимаю, что по-настоящему обидел вас. За это я прошу прощения.

Я лихорадочно соображал, что бы сказать еще.

– Но уже поздно, и мне может быть трудно найти другое такси. Если вы не позволите мне довести вас до дому, разрешите, по крайней мере, поехать с вами, чтобы я мог добраться до своей квартиры.

Водитель прореагировал раздраженно, что было весьма странно. Хотя я считал, это в его интересах – получить дополнительную плату.

– Хорошо, – ответила Беверли, – садитесь.

Я влез в машину. Водитель, как мне показалось, свирепо захлопнул дверь. Мисс Хендерсон и я молча сидели рядом. Таксист обошел вокруг машины и устроился за рулем.

Мисс Хендерсон жила ближе от ресторана, чем я. Таксист разозлился еще сильнее, когда я назвал ему свой адрес. Его раздражение удивило меня. Какая разница, чью плату он возьмет первой? Тем не менее водитель сердился и выглядел свирепо.

– Извините, мисс Хендерсон, – снова сказал я.

– Все в порядке, – ответила Беверли, не глядя на меня.

Над водительским сиденьем имелась длинная боковая прорезь неясного предназначения. И что интересно, наверху, в потолке, была такая же, около дюйма в ширину.

Машина отъехала от тротуара и влилась в поток автомобилей на 128-й улице.

– Я женщина, – очень четко и спокойно проговорила мисс Хендерсон. – Я свободна. Я независима.

– Да, конечно, – поспешно согласился я.

– В ресторане вы обняли меня на секунду, когда помогали одеться. Мне это не понравилось.

– Простите.

– Вы пытались подчинить меня своей силе, – утвердительно произнесла она. – Я никогда не буду во власти мужчины!

Я молчал, чувствуя себя несчастным.

– Вы также оскорбили меня, когда хотели заплатить за ужин и оставить чаевые.

– Извините, мисс Хендерсон!

– Я никогда не буду зависеть от мужчины ни в чем, – продолжала она.

– Конечно нет! – подтвердил я.

– Я свободна и независима! Я – личность и настоящая женщина!

– Да, мисс Хендерсон, – подал я свою реплику.

Беверли взглянула на меня.

– Вы действительно думаете, что я – рабыня?

– Конечно нет, – поспешно ответил я. – Конечно нет!

– Не забывайте об этом.

– Да, мисс Хендерсон.

Она была строга, а я – краток.

Долго мы ехали молча, затем я спросил:

– Как вы думаете, могу я еще когда-нибудь встретиться с вами?

– Нет, – ответила Беверли, затем посмотрела на меня гневно. – Я нахожу это совершенно неприемлемым.

Я опустил голову. Мое поведение, грубое и неприличное, мои мнения, высказанные так непродуманно, разрушили все возможности наших дальнейших отношений. Я был несчастен. Я не угодил ей.

– Я свободна и независима. Я настоящая личность и настоящая женщина, – еще раз повторила она.

– Да, мисс Хендерсон, – ответил я.

– Я никогда не буду ни в чем зависеть от мужчины, и никогда я не буду во власти мужчины.

– Да, мисс Хендерсон.

– Водитель, – внезапно произнесла Беверли. – Вы не туда повернули!

– Извините, – отозвался таксист. Потянувшись к приборной доске, он выдвинул два каких-то рычага. Я услышал железный скрежет в двери рядом со мной. Секундой позже, когда он повернул второй рычаг, тот же звук послышался в двери со стороны мисс Хендерсон.

Таксист продолжал вести машину в том же направлении, не оборачиваясь.

– Водитель, – повторила мисс Хендерсон. – Вы не туда едете!

Автомобиль продолжал свой путь.

– Водитель, – раздраженно произнесла Беверли, и ее тонкий голосок звучал властно и холодно. – Вы не туда едете!

Шофер не ответил ей.

– Поверните назад здесь, – приказала Беверли, когда мы доехали до угла. Но таксист продолжал ехать вперед.

– Вы меня слышите? – спросила мисс Хендерсон, наклоняясь к нему.

– Замолчи, рабыня! – ответил он.

– Рабыня?! – закричала Беверли в изумлении.

Я был потрясен. Почти в то же мгновение шофер нажал на рычаг, который, должно быть, находился позади него. Из верхней части водительского сиденья выскочил тяжелый стеклянный экран. Он замкнулся в боковом отверстии на потолке салона. И в это же время я услышал свистящий звук, исходящий из двух отверстий в спинке сиденья, прямо перед нами. Я начал кашлять. Бесцветный газ под большим давлением начал заполнять пространство салона.

– Остановите машину, – потребовал я, кашляя и колотя ладонью по стеклянному щиту. Щит мягко звенел. Он был толстым. Я не думаю, что водитель вообще слышал меня сквозь него.

– Что происходит? – кричала девушка.

Теперь автомобиль набирал скорость. Я обнаружил, что ручек, с помощью которых можно было открыть окна, в машине не имеется.

– Остановите такси! – Я начинал задыхаться.

– Я не могу дышать, – повторяла Беверли. – Я не могу дышать!

Я нажал на ручку двери с моей стороны. Она не двигалась.

Глаза жгло нестерпимо. Я рванулся на другую сторону сиденья, перегнувшись через девушку, и попытался дернуть дверную ручку с ее стороны. Но она также не поддавалась. Тогда я понял, что значили металлические звуки, которые я слышал раньше. Два штыря, выскочив с обеих сторон, заблокировали двери.

Откинувшись назад, на свою сторону – там я мог приложить большее усилие, – я пытался открыть дверь. Девушка плакала и кашляла. Я не слаб физически, но справиться со стальной блокировкой мне не удалось. Тогда я снова, теперь уже кулаком, принялся стучать по тяжелому стеклу. Без результата.

– Пожалуйста, водитель, остановитесь, – кричала мисс Хендерсон.

Почувствовав, что мои легкие сейчас разорвутся, я сорвал с себя пальто и пиджак, чтобы прижать их к круглым отверстиям в спинке сиденья. Именно через них газ проникал в салон. Каждое отверстие прикрывалось точно пригнанной стальной планкой. Из-за этих планок я не мог прижать пиджак к отверстиям достаточно плотно. Газ продолжал поступать, просачиваясь через ткань.

– Пожалуйста, остановитесь, водитель, – задыхаясь, умоляла Беверли. – Я заплачу вам!

Я пытался оторвать стальную планку от отверстия, чтобы засунуть в него пиджак, но не смог поддеть ее пальцами. Девушка подалась вперед, прижав руки и лицо к тяжелому стеклу, отделявшему нас от шофера.

– Пожалуйста, пожалуйста, – рыдала Беверли, – пожалуйста, остановитесь, водитель! Я заплачу вам!

Она царапала стекло.

– Выпустите меня! Выпустите меня!

Я начал колотить по оконному стеклу со своей стороны. Как я понял, оно тоже оказалось необыкновенно толстым. Гораздо толще стандартного автомобильного стекла. Дверь была специально сконструирована так, чтобы выдерживать его тяжесть, хотя и казалась обычной.

Мои разрывающиеся легкие судорожно вытолкнули воздух. Когда новый воздух ворвался в них, я ощутил тошноту и почти задохнулся. Каковы бы ни были молекулы этого газа, я знал, что скоро они в избытке попадут в мою кровь.

Я тряс головой. Глаза слезились. Беверли, кашляя, отпрянула назад. Она подтянула ноги на сиденье и смотрела на меня жалобно.

– Что они хотят от меня, Джейсон? Что они собираются сделать со мной?

– Не знаю, – ответил я. – Даже не представляю.

То единственное, что пришло мне в голову, было настолько ужасным и невероятным, что я не мог заставить себя думать об этом всерьез. Даже представить себе такое было бы ужасно. Я взглянул на Беверли. Испуганная, она сидела в пелерине и атласном платье, с поджатыми ногами, на кожаном сиденье такси. Все-таки мисс Хендерсон была слишком красивой молодой женщиной, из тех, что сводят мужчин с ума…

Нет, этого не может быть! Неужели они хотят заполучить ее? Но какой мужчина не хотел бы этого? Нет, сказал я себе, нет! Этого не может быть. Предположение выглядело настолько ужасающим, что не могло оказаться реальностью!

– Джейсон, – позвала Беверли. – Помогите мне!

Я отвернулся от нее и пальцами попытался найти какую-нибудь щель или трещину между стеклом и металлом, но не смог. Тогда я повернулся назад и посмотрел на нее.

– Джейсон, – повторила она, – помогите мне!

– Ничего не могу сделать, – ответил я.

Тогда мисс Хендерсон встала коленями на сиденье и приподнялась, чтобы видеть спину водителя.

– Пожалуйста, отпустите меня, – жалобно закричала она. – Я позволю вам заняться со мной любовью, если вы отпустите меня.

Я не знаю, почему я сказал ей то, что сказал. Отчего-то я почувствовал ярость.

– Заткнись, ты, тупая маленькая рабыня!

Беверли посмотрела на меня с ужасом.

– Неужели ты, женщина-пленница, смеешь торговаться с хозяевами? – спросил я.

Разве мисс Хендерсон не догадывалась, что будет полностью принадлежать своим похитителям, если они этого захотят?

Почему я так разозлился на нее? Почему эти ужасные слова вылетели так дико и неожиданно из неизведанных глубин моего существа? Потому что я посмотрел на нее и внезапно увидел восхитительное очарование рабыни. В каждой женщине есть рабыня, и в каждом мужчине – работорговец.

Беверли опустила голову, не смея взглянуть мне в лицо в этот момент.

Почему я так сердился на нее? Потому что не я, а другие владели ею?

Мисс Хендерсон стояла на коленях с опущенной головой. Все ее жизненные убеждения куда-то исчезли. А вместе с ними исчезли иллюзия ее свободы и независимости, ее высокомерие и гордость. Теперь была только испуганная девушка и, может быть, со страхом подумал я, пойманная рабыня.

И вдруг внезапно я вновь ощутил себя мужчиной Земли, извиняющимся, несчастным, наказывающим самого себя, переполненным страданиями.

Как я был жесток с Беверли! Как ужасно я унизил ее! Разве я не знал, что она – личность?

– Простите меня, мисс Хендерсон, – всхлипнул я. – Я не понимал, что говорю.

Она сжалась на сиденье. Я опустился на колени на пол такси.

– Извините, – просил я, – извините…

Я на самом деле раскаивался. Под давлением тяжелых обстоятельств, в которых мы оказались, жестокие слова вырвались из меня против моей воли…

Конечно, она не рабыня! И все-таки когда я смотрел на Беверли Хендерсон, потерявшую сознание, беспомощную и трогательную пленницу, то не мог не заметить, как безумно прекрасны изгибы ее тела. Я не мог не думать, как бы выглядела она в шелках и оковах. Я не мог не удивляться, как девушки, подобные мисс Хендерсон, фантастически красивые и женственные, могут быть кем-то кроме рабынь. А если так, то почему бы их не поработить?