Текст книги "Дикари Гора"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Джон Норман

Дикари Гора

Хроники Противо-Земли – 17

1. Ког и Сардак. Переговоры в Дельте

– Сколько их там? – спросил я Самоса.

– Двое, – ответил он.

– И они, в самом деле, живы? – переспросил я.

– Да, – подтвердил мой собеседник.

Во второй ан, задолго до рассвета, посланец Самоса прибыл во внутренний двор-озеро моего дома в городе каналов Порт-Каре. Это место – база множества пиратских кораблей, бич моря Тассы, это мрачный драгоценный камень в её мерцающих зеленых водах. Дважды он ударил по створке морских ворот, тупым концом своего копья, сделанного из дерева Ка-ла-на. Он предъявил перстень с печаткой, принадлежавший Самосу из Порт-Кара, первому капитану совета капитанов. Проснуться у меня получилось быстро. Утро, в начале весны, было холодным.

– Надвигаются тиросцы? – Я спросил белокурого гиганта Турнока – бывшего крестьянина, пришедшего, чтобы разбудить меня.

– Я так не думаю, Капитан, – ответил он.

Девочка что была около меня, испуганно натянула меха по самое её горло.

– Замечены рейдеры Коса? – спросил я.

– Вряд ли, Капитан.

Рядом со мной звякнул металл. Это дёрнулась цепь, прикреплённая к ошейнику моей девчонки. Под мехами она была раздета. Цепь соединяла её широкий стальной ошейник с рабским кольцом в ногах моей постели. Тяжелая цепь.

– Значит, он пришёл по делу, не касающемуся дел Порта-Кара? – поинтересовался я.

– Я думаю, что скорее всего, нет, Капитан, – отозвался Турнок. – Мне кажется, что он прибыл совсем не по делам Порта-Кара.

Он стоял у двери, и маленькая масляная лампа освещала его бородатое лицо.

– Это были спокойные времена, – пробормотал я, – пожалуй, они продлились слишком долго.

– Капитан? – переспросил он.

– Ничего, – не стал я объясняться.

– Ещё так рано, – прошептала девушка рядом со мной.

– Тебе не давали разрешения говорить, – прикрикнул я ей.

– Простите меня, Господин, – пролепетала она.

Я резко сдёрнул тяжелые меха с моей каменной лежанки. Девушка быстро подтянула вверх свои ноги и откатилась в сторону. Сидя на краю кровати, я рассматривал её сверху вниз. Она пыталась прикрыться от глаз Турнока, и я подтянул её к себе.

– О-о-о, вздохнула она.

– Вы встретитесь с ним в зале для приёмов? – спросил Турнок.

– Да, – ответил я.

– О-о-о, – простонала девушка. – О-о-о!

Теперь, когда она перевернулась на спину, стало хорошо видно небольшое, красивое клеймо в верхней части её левого бедра, чуть ниже ягодицы. Я поставил его сам, ещё, когда был в Аре.

– Хозяин, я могу говорить? – спросила она.

– Да, – разрешил я.

– Но мы не одни, – сказала она. – Здесь есть посторонний!

– Тогда, молчи, – ответил я ей.

– Да, мой Господин, – простонала рабыня.

– Вы скоро туда подойдёте? – спросил Турнок.

– Да, – ответил я ему. – Скоро.

Девушка со страхом смотрела на Турнока через мое плечо. Потом она прижалась ко мне, закрыла глаза, задрожала и расслабилась. Когда она вновь взглянула на Турнока, она сделала это так, как делает принуждённая к покорности рабыня, сжатая в мужских руках.

– Я сообщу посланцу Самоса, что Вы подойдёте с минуты на минуту, – сказал Турнок.

– Да, – подтвердил я.

Тогда он покинул комнату, поставив масляную лампу на полку около двери.

Я смотрел вниз в глаза девушки, удерживаемой в моих руках.

– Вы сделали меня рабыней, – сказала она.

– Ты и есть рабыня, – заметил я ей.

– Да, мой Господин, – согласилась она.

– Ты должна привыкнуть к своему рабству, во всех его гранях, – сказал я ей.

– Да, мой Господин, – ответила моя рабыня.

Я отстранился от неё, и сидел на мехах с краю кушетки.

– Девушка благодарна, что Хозяин прикоснулся к ней, – сказала она.

Я не отвечал. Благодарность рабыни – ничего не значит, как и сама рабыня.

– Ещё так рано, – прошептала она.

– Да, – согласился я.

– И очень холодно, – сказала она.

– Да, – я вновь согласился с ней. Угли в жаровне, стоящей слева от большой каменной софы за ночь прогорели. В комнате было промозгло, от водоёма внутреннего двора и каналов тянуло холодом. Стены, возведённые из крупных камней, также, быстро остывали и добавляли сырости, да и узкие окна, забранные защитными решётками, тепла не добавляли, хотя и были затянуты кожаными драпировками с пряжками. Мои ступни чувствовали влагу на плитах пола. Я не давал рабыне разрешения, залезать ко мне под одеяло, и она не была столь смела или глупа, чтобы попросить на это разрешение. Но я был снисходителен к ней этой ночью. Я не собирался оставлять её голой на каменном полу, в ногах моей постели, под тонкой простынёй, где из комфорта была только тяжёлая стальная цепь.

Я поднялся с софы и подошел к бронзовой купальне, в углу комнаты, напоенной холодной водой. Присел на корточки, и поплескал ледяной водой на лицо и торс.

– Что происходит, мой Господин, – спросила девушка, – почему этого человека из дома первого капитана Порт-Кара Самоса, прислали столь рано и так тайно?

– Пока не знаю, – ответил я. Я досуха обтёрся полотенцем, и повернулся, чтобы полюбоваться на неё. Рабыня полулежала на боку, опираясь на левый локоть. Цепь, связывающая её ошейник с рабским кольцом, установленным в ногах софы, лежала перед ней.

Под моим взглядом, она встала на колени, опёршись ягодицами на пятки, широко расставив колени, выпрямив спину, подняв голову и положив руки на бедра. Это – обычная поза коленопреклонённой рабыни.

– Даже если бы Вы знали, то Вы не сказали бы мне, не так ли? – спросила она.

– Нет, конечно, – согласился я.

– Я – рабыня, – сказала она.

– Да, – подтвердил я.

– Мне было хорошо с Вами, – сказала она, – и как рабыне тоже.

– Так и должно быть, – усмехнулся я.

– Да, Хозяин, – согласилась девушка.

Я тогда возвратился к софе, и сел на край. Она спустилась с постели, чтобы встать на колени на полу передо мной. Я смотрел на неё сверху вниз. Как прекрасна была эта порабощённая женщина.

– Возможно, заметил я, – Ты могла бы поразмышлять о том, что за дело привело эмиссара Самоса из Порта-Кара в мой дом этим утром?

– Я, Господин? – спросила она, испуганно.

– Да, ты, – сказал я. – Ведь это Ты когда-то служила Кюрам, противникам Царствующих Жрецов.

– Я рассказала всё, что знала, – воскликнула она. – Я рассказала все в темницах Самоса! Я была в ужасе! Я ничего не скрыла! Я выдала Вам всю информацию!

– Да, после чего Ты стала бесполезна, – заметил я.

– Кроме, возможно, того что я могла бы понравиться мужчине как рабыня, – заметила она.

– Да, это точно, – улыбнулся я.

Самос лично издал приказ о её аресте и порабощении. В Аре я предъявил этот документ ей, и сразу после этого, поскольку она понравилось мне, осуществил задуманное. Когда-то она была мисс Элисией Невинс, землянкой, агентом Кюров на Горе. Тогда, в Аре, городе, из которого я был изгнан, я поймал её и сделал своей рабыней. В её собственном доме она была мною схвачена, раздета и закована в кандалы. В её же доме, пока было время, я выжег ей клеймо, и заключил её прекрасную шейку в блестящее, несгибаемое кольцо рабства. До наступления темноты, и моего бегства из города, я ещё успел, проткнуть её уши, что здесь является последней стадией унижения и рабства. В гореанском образе мышления, это ясно даёт понять, что перед тобой рабыня.

В глазах гореан проколотые уши, этот видимая рана, нанесённая, для одевания чувственных и варварских украшений, обычно расцениваются как эквивалент, используемый для наиболее практических целей – это приговор к безвозвратному рабству. Обычно уши прокалывают только самым дешёвым или наоборот наиболее чувственным рабыням. Большинством гореан это рассматривается, как более оскорбительная и унизительная метка, чем прокол носовой перегородки, использующийся для установки кольца и поводка. Действительно, ведь такое отверстие не заметно со стороны. Некоторые рабыни, конечно, имеют и те и другие проколы.

Их хозяева, таким образом, могут выбрать украшения их прекрасной собственности, по своему вкусу. Интересно, что прокол носа в некоторых местностях распространён больше чем в других, и некоторые народы используют его чаще, чем другие. В отношении кольца в носу, также, нужно упомянуть, что среди Народов Фургонов, даже свободные женщины носят такие кольца. Это, однако, редкость на Горе. Кольцо в носу, чаще всего, носится рабынями.

Эти кольца, и для ушей и для носа, к тому же служат не просто в качестве украшений. Они также играют свою роль в возбуждении женщины. Щекотание боков шеи под ушами девушки – чувствительной области её тела, свисающими серьгами, стимулирует пробуждение её плотских желаний. Эта область довольно чувствительна к лёгким прикосновениям. А если серьги сделаны более чем из одной детали, то тихие звуки, возникающие при движении, также, могут вызвать возбуждение. Соответственно, серьги при движении нежными касаниями, а иногда и звуками, настойчиво, коварно и сладострастно, заводят женщину, на сознательном и на подсознательном уровнях, что держат её в состоянии постоянной сексуальной готовности. Легко понять, почему свободные гореанские женщины не носят их, и почему они, обычно, одеваются только на самых неуважаемых рабынь. Всё выше сказанное, также, касается и проколотого носа, ведь кольцо слегка касается, очень чувствительной области верхней губы девушки. Проколотый нос, само собой, ещё и ясно дает понять невольнице, что она – домашнее животное. Многих домашних животных на Горе метят подобным образом.

И вот девушка, стоящая на коленях передо мной, когда-то Элисия Невинс, когда-то надменная, красивая и гордая агентесса Кюров, а теперь всего лишь моя очаровательная рабыня, потянулась к моим сандалиям.

Она прижалась к ним губам, целуя их, и затем, опустив голову вниз, начала завязывать их на моих ногах. Она была довольно привлекательна с тяжелым железным ошейником и цепью на шее, стоящая на коленях передо мной, выполняющая эту непритязательную работу. Я тем временем задавался вопросом, зачем прибыл эмиссар Самоса.

– Ваши сандалии завязаны, Господин, – сказала девушка, поднимая голову, и вновь становясь на колени.

Я пристально посмотрел на неё. Приятно всё-таки владеть женщиной.

– О чём Вы думаете, Хозяин? – спросила она.

– Я вспомнил, – ответил я, – первый раз, когда я использовал Тебя для своего удовольствия. – А Ты, помнишь, как это было?

– Да, Хозяин, – вздохнула она. – Я никогда этого не забуду. И это был не только первый раз, когда Вы взяли меня для своего удовольствия. Это был первый раз, когда вообще кто-либо использовал меня для своего удовлетворения.

– Насколько я помню, – сказал я, – Ты хорошо отдалась, для новообращённой рабыни.

– Спасибо, Господин, – поблагодарила она. – И пока Вы ждали темноты, чтобы сбежать из города, коротания времени, Вы заставили меня отдаваться снова и снова.

– Да, – согласился я. А потом, когда стемнело, и я счёл побег достаточно безопасным, то привязал её голой, животом вверх, к седлу моего тарна, и, избегая патрулей, выскользнул из Ара. Я возвратился в Порт-Кар, где швырнул её, связанную рабыню, к ногам Самоса. Он бросил пленницу в одну из своих женских темниц, где мы и допросили её. Мы узнали тогда много нового.

После того, как мы выжали из неё всю информацию, что ей была известна, она стала ненужной, и могла быть брошена связанной и голой в каналы на съедение уртам, или, возможно, по нашему выбору, сохранена в качестве рабыни.

Она была миловидна. И я доставил её, в мой дом, обездвиженную и с завязанными глазами. Когда покровы сдёрнули, она оказалась у моих ног.

– Ты действительно благодарна, что тебя оставили в моём доме? – спросил я.

– Да, Господин, – ответила она, – и особенно благодарна, что Вы сочли меня достойной, чтобы держать какое-то время Вашей собственной рабыней.

Ничто так не удовлетворяет женщину, как её собственное рабство.

После того, как я использовал её, я поместил со своими другими женщинами. Большинство из них доступно моим мужчинам, так же как мне самому.

– Рабыня благодарна, – сказала она, – что этой ночью Вы приковали меня к Вашему рабскому кольцу.

– Кто благодарен? – спросил я.

– Элисия благодарна, – ответила она.

– Кто такая Элисия? – переспросил я.

– Я – Элисия, – сказала она. – Это – кличка, которую мой Господин счел подходящей для меня.

Я улыбнулся. Рабы, не более чем домашние животные, и не имеет прав на выбор имени. Их называет хозяин. По моему решению, она носила свое бывшее имя, но теперь это только рабское прозвище, кличка домашнего животного.

Я встал, и стянул одно из меховых покрывал с софы. Пересёк комнату, и поясом, закрепил мех на себе. Кроме того, с торчащего из стены крюка, я снял ножны с её вложенным в них коротким мечом. Я вытащил клинок из ножен, протёр его об мех, что был на мне, и вернул меч в ножны. Лезвие всегда следует протирать, чтобы удалить с него капли влаги. Большинство гореанских ножен не защищают от сырости, поскольку в этом случае меч будет сидеть в них слишком туго, что создаст сложности при выхватывании, и может стоить жизни в бою. Я перебросил ремень ножен через левое плечо, гореанским способом. Таким образом, чтобы ремень ножен, не мешал выхватывать клинок, в противном случае можно запутаться в снаряжении, а это также может привести к поражению в бою. На марше, кстати, и в некоторых других ситуациях, регулируемый ремень, обычно, помещается на правое плечо. Это уменьшает его скольжение при движении.

В обоих случаях, конечно, это верно для правши, ножны в левом бедре, обеспечивают удобное и быстрое выхватывание меча поперёк тела.

Я тогда пошел снова в сторону устланной мехом, большой каменной кровати, рядом с которой, на полу, прикованная цепью за шею, стояла на коленях красивая рабыня.

Я встал перед нею.

Она легла на живот, и мягко обхватив мои лодыжки руками, покрыла мои ноги поцелуями. Её губы, и её язык, были теплыми и влажными.

– Я люблю Вас, мой Господин, – прошептала она, – я принадлежу Вам.

Я отстранился от неё. – Ползи в ноги постели, приказал я ей, – и лежи там.

– Да, Господин, – отозвалась она. И поползла на руках и коленях, в ноги софы и, свернулась там, на холодных плитах пола.

На пороге, я остановился и оглянулся назад, и полюбовался на неё. Она, свернулась калачиком на холодных и влажных плитах пола, в ногах софы, прикованная мною цепью за ошейник.

Крошечная масляная лампа, оставленная Турноком на полке у двери, слабо освещала спальню.

– Я люблю Вас, мой Господин, – прошептала она, – я принадлежу Вам.

Я отвернулся и покинул комнату. За несколько ан до рассвета, мужчины зайдут в комнату и отстегнут её от рабского кольца, чтобы позже, поставить её работать вместе с другими невольницами.

– Сколько их там? – спросил я Самоса.

– Двое, – ответил он.

– И они, в самом деле, живы? – переспросил я.

– Да, – подтвердил мой собеседник.

– Мне кажется это не самое благоприятное место для встречи, – заметил я.

Мы находились в руинах полуразрушенной тарноводческой фермы, возведённой на широкой возвышенности, на краю ренсовых болот, приблизительно в четырех пасангах от северо-восточных ворот Порта-Кара, в дельте реки.

При подъеме на пригорок, и его пересечении, охранники, оставшиеся сейчас снаружи здания, тупыми концами копий, отогнали с дороги нескольких извивающихся тарларионов. Существа, сердито шипя, ныряли в болото. Комплекс состоял из загона для тарнов, теперь с полностью разрушенной крышей, из пристройки-кладовой и жилища тарноводов. Ферма был заброшена уже в течение многих лет. Мы стояли внутри пристройки. Через разрушенную крышу, сквозь балки, можно было видеть часть ночного неба и одну из трех лун. Впереди, через осыпавшуюся стену, я мог видеть остатки огромного тарнового загона. Когда-то там была гигантская, куполообразная решётка, собранная из мощных деревянных балок, скреплённых между собой тросами. Но теперь, после долгих лет запустения, проливных дождей и жестоких ветров, немногое осталось от этого когда-то величественного и сложного сооружения, но остовы, нижней части арочных конструкций ещё держались.

– Я бы не доверял этому месту, – заметил я.

– Оно подходит им, – отозвался Самос.

– Здесь слишком темно, – сказал я, – и слишком велики шансы внезапного нападения и засады.

– Оно подходит им, – повторил Самос.

– Кто бы сомневался, – проворчал я.

– Не думаю, что опасность так велика, – постарался успокоить меня он. – К тому же вокруг здания наши охранники.

– Разве мы не могли, встретитьсь в Вашем торговом доме? – спросил я.

– Вряд ли. Ты можешь представить себе, что подобные создания свободно перемещаются среди людей? – поинтересовался Самос.

– Сомневаюсь, – согласился я с ним.

– Интересно, знают ли они, что мы уже здесь.

– Если они живы, – ответил я, – то знают.

– Возможно.

– Какова цель этих переговоров? – спросил я.

– Мне это неизвестно, – ответил Самос.

– Это очень необычно для этих монстров вести переговоры с людьми, – заметил я.

– Это точно, – подтвердил мои слова Самос. Он озирался вокруг, присматриваясь к развалинам. Он, также как и я не особо расслаблялся. Как-то это место не располагало к халатности.

– Чего они могут хотеть? – задавался я вопросом.

– Не знаю, – всё так же ответил Самос.

– Возможно, по каким-то причинам, им понадобилась помощь людей, – размышлял я.

– Это кажется мне маловероятным, – сказал Самос.

– Действительно, – согласился я.

– Не может ли быть, – предположил Самос, – Что они прибыли, чтобы предложить мир?

– Нет, – отверг я такой вариант.

– Почему Ты так уверен? – спросил Самос.

– Они слишком сильно похожи на людей, – сказал я.

– Я зажгу фонарь, – предложил Самос. Он присел и извлек из своей сумки крошечную зажигалку, небольшое устройство, включающее в себя крошечный резервуар тарларионового жира, с пропитанным им фитилем, поджигаемым искрой, которая возникала от трения маленького, зазубренного стального колесика приводимого в действие большим пальцем, об осколок кремня.

– Должна ли эта встреча, быть настолько секретной? – спросил я.

– Да, – ответил Самос.

Мы добрались до этого места, через северо-восточные ворота, выходящие в дельту реки, на плоскодонной, закрытой барже. Только через лацпорт прикрытый заслонкой я мог отслеживать наш маршрут. Никто снаружи баржи, с переходов и мостков вдоль каналов, не смог бы рассмотреть экипаж баржи. Такие баржи, кстати, используются для транспортировки рабынь, которые не должны знать, где они взяты, и в какую часть города доставлены. Подобного результата можно достичь и более простым способом в открытой лодке, где девушек сковывают по рукам и ногам, надевают им на голову непрозрачный капюшон, и затем бросают под ногами гребцов.

Послышался лёгкий скрип, это колёсико зажигалки процарапало по кремню. Я не отрывал своих глаз от существ в дальнем конце комнаты, на полу, наполовину скрытых за большим столом. Пространство, видимое за столом, вело к разрушенному загону для тарнов. Было бы не разумно отводить взгляд от таких тварей, особенно если они находятся в непосредственной близости, и уж тем более повернуться спиной к ним. Я не знал, спали ли они или нет, но подозревал, что бодрствовали.

Моя рука сжала эфес меча. Эти звери, а у меня была возможность убедиться в этом лично, могли перемещаться с удивительной скоростью.

Фитиль зажигалки наконец-то разгорелся. Самос, осторожно, поднёс крошечный огонёк к фитилю уже незакрытого ставнями потайного фонаря. Тарларионовое масло, также залитое в фонарь, разгорелось, и теперь, при дополнительном освещении я удостоверился, что твари не спят.

Когда Самос разжигал огонь, то слабый звук, от касания стали и кремня, был ясно слышен для них, обладающих чрезвычайной остротой слуха, но я заметил лишь малейшие мускульные сокращения. Если бы они вздрагивали во сне, я уверен, такие движения были бы намного более заметными. Если вначале у меня были некоторые сомнения, то теперь их не осталось, существа прекрасно знали о нашем присутствии.

– Чем меньше, тех, кто знает о Кюрах, тем лучше, – сказал Самос. – Меньшинство должно знать, защищать и предупреждать, неготовое население. Даже охранники, оставшиеся снаружи, не имеют ясного представления, для чего мы приехали сюда. Да даже, если бы кто-то увидел этих существ, кто поверил бы их историям относительно существования подобных монстров? К ним отнеслись бы как к мифам или легендам о сказочных животных, таких как лошадь, собака или грифон.

Я улыбнулся. На Горе не было лошадей и собак. Большинство гореан знают о них только из легенд, которые, несомненно, возникли во времена, о которых уже не помнят, в эпоху, когда людей перенесли на Гор с Земли. Эти истории, невероятно древние, вероятно, восходят к времени первых Приглашений, предпринятых тысячи лет назад смелыми и любознательными существами чужой расы. На этой планете они известны большинству гореан, как Царствующие Жрецы. Безусловно, немногие из Царствующих Жрецов теперь склонны к подобному любопытству. Уже нет в них такой восторженной склонности к исследованиям и приключениям. В настоящие время, Царствующие Жрецы состарились. Я считаю что, наверное, каждый из нас может считаться стариком только тогда, когда теряет желание познавать новое. Только тогда, когда мы теряем любопытство и авантюризм, мы может сказать, что действительно пришла быть старость.

У меня было два друга, среди Царствующих Жрецов, Миск, и Куск. Я не думаю, что они, в этом смысле, могли бы постареть. Но их только двое – двое из небольшой горстки выживших представителей некогда могущественного народа, величественных и блистательных Царствующих Жрецов. Безусловно, мне удалось, много лет назад, возвратить в Гнездо последнее яйцо женской особи Царствующих Жрецов. Также, среди оставшихся в живых, был молодой самец, спасённый от уничтожения старшим поколением. Но я так никогда и не узнал, что же произошло в Гнезде, после возвращения яйца. Я не узнал, было ли это яйцо жизнеспособно, и был ли самец способным к спариванию. Я не узнал, вылупилась ли из яйца матка или нет. Я не узнал, вступила ли уже в свои права новая Мать. И если это произошло, то я не знаю судьбы старшего поколения, или сущности нового. Я не знаю, понимает ли новое поколение надвигающуюся опасность, так же как это понимало старое? Знает ли новое поколение, как это знало предыдущее, что представляют собой гигантские, косматые и мрачные твари, которые, скрючившись, лежат на полу заброшенной тарновой фермы в нескольких футах от меня?

– Я думаю, что Ты прав, Самос, – сказал я.

Он поднял фонарь, уже с открытыми шторками. И мы смогли рассмотреть существ лежащих перед нами.

– Они будут двигаться медленно, – предположил я, – для того чтобы не испугать нас. Я думаю, что и мы, должны поступать таким же самым образом.

– Согласен, – прошептал Самос.

– В загоне есть тарны, – сказал я, заметив движение, и отблеск лунного света на длинном, изогнутом как ятаган клюве. Я также увидел, что птица дважды подняла и сложила свои крылья. Из-за тени я не обнаружил их раньше.

– Два, – поправил Самос. – Твари прибыли сюда на них.

– Пойдём к столу? – предложил я.

– Да.

– Медленно, – сказал я.

– Да, – поддержал меня Самос.

Тогда мы, очень медленно, приблизились к столу, и встали перед тварями. Теперь, вблизи, в свете фонаря, я мог разглядеть, что мех одного из существ был темновато-коричневого оттенка, а у другого почти черным. Насколько я знаю, наиболее распространенный окрас этих бестий темно-коричневый. Они были огромными. Настолько огромными, что когда они лежали, как живые курганы, вершина этой горы, соответствующая хребту, на несколько дюймов возвышалась над поверхностью стола. Я не мог видеть головы. Ноги и руки, также, были скрыты. Я не мог, даже если бы захотел, выхватить клинок и напасть на них, мешал стол, находившийся между нами. Подозреваю, что позиция, которую они заняли, не была случайной. Что для меня, так я не был раздосадован, тем, что нас разделяет тяжелый стол, и даже, был бы, не против, если бы он был ещё шире. А ещё лучше, и со мной согласился бы любой человек, вообще, чтобы твари были закованы в цепи, с дюймовыми звеньями, или сидели за частой решёткой, с прутьями приблизительно три дюйма в диаметре.

Самос установил фонарь на стол. Мы замерли.

– Что будем делать? – спросил Самос.

– Понятия не имею, – отозвался я. Я весь вспотел. Я слышал свое собственное сердцебиение. Моя правая рука, лежала на эфесе меча, левая рука придерживала ножны.

– Может, они спят, – прошептал Самос.

– Нет, – прошептал я в ответ.

– Они никак не реагируют на наше присутствие, – удивлённо сказал Самос.

– Но они знают, что мы здесь, – сказал я.

– Так всё-таки, что мы будем делать? – переспросил Самос, вытянув руку в сторону стола. – Может, я коснусь его?

– Не стоит этого делать, – прошептал я напряженно. – Неожиданное прикосновение может вызвать защитный рефлекс.

Самос отдёрнул руку.

– Кроме того, – напомнил я, – Они – слишком гордые и тщеславные существа. Они не приветствуют прикосновения человека, приходят в ярость от этого, и могут просто разорвать того, кто осмелился на такой поступок.

– Приятные ребята, – заметил Самос.

– У них, так же, как и у любых других рациональных существ имеются чувство собственности и определённый этикет, – пояснил я.

– Ты можешь относиться к ним, как рациональным существам? – удивился Самос.

– Конечно, их умственные способности и коварство, заставляют считать их рациональными, – сказал я.

– Это Тебя поразит, – продолжил я. – Но Ты должен знать, что с их точки зрения люди абсолютно не рациональные создания, мы для них низшие существа, и для большинства из них мы занимаем нишу лишь немного отличающуюся от еды.

– Тогда, зачем они вызвали нас на эти переговоры? – ещё больше удивился Самос.

– Я не знаю, – ответил я. – На сегодня, это для меня, самая занимательная загадка.

– Они не обращают на нас внимания, – разозлился Самос. В конце концов, он являлся представителем Царствующих Жрецов, и кроме того был первым капитаном совета капитанов, фактически правящего органа Порт-Кара.

– Похоже на то, – согласился я с ним.

– Что будем делать? – в который раз спросил Самос.

– Подождём ещё немного, – предложил я.

Снаружи, раздался крик хищного Ула, гигантского, зубастого, крылатого ящера, пролетающего над болотами.

– А каким образом была устроена эта встреча? – спросил я.

– Пару дней назад, мой человек нашёл цилиндр с сообщением, прямо на земле, посреди воинской тренировочной площадки. – Скорее всего, кто-то сбросил его туда ночью, со спины тарна.

– Думаешь одним из них? – спросил я.

– Сомнительно, – не согласился Самос, – Вряд ли кто-то из них мог летать над городом.

– Правильно, – сказал я.

– А это означает, что них есть союзники среди людей, – заявил Самос.

– Да, – не стал я спорить. В моих путешествиях и приключениях на Горе, я встречал немало союзников этих тварей, как мужчин, так и женщин. Женщины, неизменно, были довольно красивы. У меня даже возникло подозрение, что они были отобраны, из расчёта выполнить определённое задание, а потом – ошейник, клеймо и рабство. Несомненно, этот запланированный вариант их использования, им при вербовке никто не разъяснял. Одна из них, та, что когда-то была мисс Элисией Невинс, а теперь рабыней по кличке Элисиия в моем доме, как раз сейчас нагой прикована цепью за ошейник к моему рабскому кольцу, была именно такой дурочкой. Правда, вместо того, чтобы оказаться рабыней своих инопланетных союзников, или просто оказаться на невольничьем рынке, она стала рабыней одного из своих бывших врагов. Я полагаю, теперь Гор, даст её рабству особенно интимный и пугающий привкус. До рассветных сумерек оставался последний ан. Уже скоро, она была бы отстёгнута от кольца. За ней присматривают, даже во время туалета и мытья. А потом она присоединится к остальным моим женщинами. Как и всем прочим, ей выдадут на завтрак рабскую кашу, а после завтрака мытья своей деревянной миски, её ждёт ежедневная работа по дому в течение всего дня.

Мы вновь услышали, крик Ула снаружи здания. Тарны в развалинах загона зашевелились. Ул не станет нападать на тарна, птица гораздо сильнее, и просто порвёт ящера в клочья.

– А ведь мы глупцы, – сказал я Самосу.

– Как так? – вскинулся Самос.

– Да ведь ясно же, что с точки зрения наших друзей, мы должны следовать их протоколу на этой встрече. Это разумно.

– Не понял, – сказал Самос.

– Поставь себя в их место, – стал объяснять я. – Они больше и сильнее нас, а кроме того, наверняка, более свирепы и жестоки. Также, они расценивают себя как более разумный вид, чем мы, и как следствие являющийся доминирующей расой.

– И что из этого следует? – не понял Самос.

– А то, – сказал я, – что они, вполне естественно, не собираются обращаться к нам первыми, они ожидают, что мы начнём первыми.

– Значит, – наконец понял Самос, – я должен первым обратиться к этим животным, я – первый капитан великого города Порт-Кара, сияющего бриллианта блестящего моря Тасса?

– Правильно.

– Никогда, и ни за что, – прорычал он.

– Ты хочешь, чтобы это сделал я.

– Нет.

– Тогда начинай сам, – сказал я.

– Пошли отсюда, – заявил Самос сердито.

– На твоём месте, – сказал я. – Я бы не рискнул бы вызывать их недовольство.

– Ты думаешь, что они разозлятся? – спросил он.

– Этого следует ожидать, – ответил я. – Я не думаю, что они хотели бы так бесполезно провести эту ночь, да ещё и быть униженными людьми.

– Ну что же, в таком случае, я должен заговорить первым.

– Я бы рекомендовал так, и сделать, – согласился я.

– Хотя именно они, – заметил он, – вызвали нас на эти переговоры.

– Всё верно, – поощрял я Самоса. – Кроме того, было бы обидно, быть разорванным на части даже не узнав, ради чего они нас сюда вызвали?

– Несомненно, – сказал мой спутник, мрачно.

– Я могу быть убедительным, – признался я.

– Да уж, – вынужден был согласиться Самос.

Самос откашлялся. Он, конечно, не очень доволен, говорить первым, но он сделает это. Как многие работорговцы и пираты, Самос был, в общем-то, добрым малым.

– Тал, – сказал Самос, очевидно адресуя это приветствие к нашим косматым собратьям. – Тал, большие друзья.

Мы заметили, что мех задвигался, гигантские мускулы медленно, равномерно, начали сокращаться. Поскольку они лежали, будет трудно обнаружить или поразить, жизненно важные органы. Извиваясь, медленно, эти два создания разделились, и затем, медленно, казалось, выросли прямо на наших глазах. Самос и я отстранились. Их головы и руки были теперь на виду. Свет отражался от пары огромных глаз одного из них. На мгновение они засветились, как раскаленные медные диски, как будто у волка, или койота смотрящего из темноты костёр освещающий лагерь.

Теперь я мог видеть, как моргают большие, глубоко посаженные шары – глаза этой твари. Я мог рассмотреть зрачки, контрастно выделяющиеся на глазных яблоках. Эти существа в основном ведут ночной образ жизни. Их ночное зрение сильно превосходит человеческое. Их способность приспосабливаться к изменению освещённости, также намного выше, чем у людей. Предками этих существ, скорее всего, были кровавые ночные хищники. Кроме как от глаза, свет также, отражался от его клыков, и я видел, как длинный, темный язык высунулся из-за губ, и затем втянулся обратно в рот.