Текст книги "Звезды должны подождать (ЛП)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Кейт Лаумер
Звёзды должны подождать

Я лежал, дрожа, с набитым опавшими листьями ртом. Я слышал звуки беготни, крики, в конце квартала шумно работал двигатель на холостом ходу. Я приподнял голову, затем встал на ноги, сделал пару шагов в глубокую тень, ноги у меня были такие, словно их ампутировали, а потом некачественно пришили обратно. Я снова споткнулся, налетев на что-то покрытое ржавчиной. Я задержался и, моргнув, разглядел широкий бок моего новенького “Понтиака” 2001 года. На матово-яркой декоративной полоске, обрамлявшей заднее стекло, виднелась раскрошенная корка белесого стекла, а я все еще был должен за нее восемь тысяч.

Позади меня послышались шаги, а я внезапно вспомнил несколько вещей, ни одна из которых не была приятной. Я нащупал свой пистолет – его не было. Я двинулся вдоль машины, споткнулся, попытался удержаться. Бесполезно. Мои руки были как коржи сгоревшего пирога. Я сполз вниз, как мокрое полотенце, и лег среди опавших листьев, прислушиваясь к приближающимся шагам. Они прекратились, и сквозь внезапно поднявшийся густой туман я мельком увидел высокую седовласую фигуру, стоящую надо мной. В руке у него был мой пистолет. Он потянулся ко мне, а потом туман сомкнулся и поглотил все.

Звезды должны подождать

Кейт Лаумер

Пролог

Казалось, это было обычное утро. Черт, да это и было обычное утро. Такое же интенсивное движение за пределами резервации – не упыри, ожидающие увидеть смерть и разрушения, а просто добропорядочные американские граждане, направляющиеся на работу, с мыслью, что они должны увидеть что-нибудь интересное снаружи сверхсекретной установки NASA, в день запуска “Прометея”, главного корабля человечества. Первая попытка основания постоянной колонии в другом мире, – в данном случае на Каллисто, – настолько гостеприимном, насколько было возможно. Население Джаспертона не было в восторге, когда NASA решило разместить космодром “Прометея” неподалеку от их города – ходили слухи о взрывоопасном потенциале ионного двигателя и поглотителя энергии. Но не были настроены они и враждебно, в конце концов, это означало создание двухсот новых рабочих мест, а нам нужно было быть именно там, где мы были, а не в пустыне Аризоны, по логистическим и техническим причинам. Все, что можно было увидеть снаружи – это полоска хорошо подстриженной травы между дорогой и забором из сетки-рабицы и четкая табличка у ворот. Обеспокоенный новобранец, несущий караульную службу, неловко отдал честь. Мое возвращение было столь же безрадостным.

Единственным исключением была группа журналистов, собравшихся сразу за воротами под скоплением телекамер и прожекторов. Они подождали, пока я подойду к воротам, а затем окружили меня. Я опустил стекло – они имели право знать, что будет происходить на тщательно охраняемом объекте.

– Сэр, вы коммандер Джексон, – сказал мне парень с бесстрастным лицом, заглядывая внутрь сквозь объектив телекамеры.

– О Боже мой, – ответил я. – Вы, должно быть, увидели мою табличку с именем.

– Нет, – лениво поправил он. – Мы знаем вашу машину, сэр. Мы ждали вас. Вы последний из экипажа, кто пришел.

– Дублирующего экипажа, – пришло мое время поправлять его. – Я бы пришел раньше, но мои приказы велели прибыть именно сейчас.

Он кивнул, забираясь в машину.

– Конечно, сэр, – на этот раз он согласился. – Насколько велика опасность мегатонного взрыва, когда вы ее запустите?

– Нулевая, – сказал я ему.

– Но ионный двигатель, коммандер, – настаивал он. – Согласно журналу “Новости науки” за эту неделю, существует вероятность образования кратера больше, чем кратер Тихо. Они говорят, что никто не знает, насколько взрывоопасен этот новый двигатель.

– Это регулируемый плазменный ускоритель частиц, – сказал я ему. – Вся энергия реакции будет удерживаться и рассеиваться поглотителем энергии. – Я начал двигаться дальше, но он задержался и покраснел.

– Говорят, что в нём энергии больше, чем в сотне крупных молний, – выдохнул он.

Я остановил машину и покачал головой. Он благодарно посмотрел на меня.

– Эту молнию можно укротить с помощью простого громоотвода, – напомнил я ему. – Поглотитель снижает напряжение, а затем безвредно рассеивает его в скальной породе.

– Почему такой молодой человек, как вы, семьянин, готов добровольно участвовать в такой односторонней миссии, как эта?

– Вспомогательная миссия продлится шесть месяцев. Через шесть месяцев станция заработает, сменная команда сможет приступить к работе, и мы вернемся.

– Кажется странным, коммандер, – настаивал он, – что у всех членов основного и резервного экипажей, кроме одного, есть маленькие дети. Неужели они не могли найти людей без семей для такой рискованной миссии?

– Легко, но компьютер, который планировал миссию, не интересовался гуманитарными соображениями. На основе данных, которые в него ввели психологи, он вычислил, что мужчины, у которых есть семьи, будут наиболее мотивированы на успешное завершение миссии и возвращение домой.

– Действительно ли велики шансы на возвращение, сэр? – настаивал он.

Я кивнул.

– Мы не склонны к самоубийству. Наша технология самая совершенная.

– Но, коммандер, – снова возразил он, – ускоритель элементарных частиц требует площади в несколько миль, самый маленький из существующих – это кольцо в три мили в окружности!

– Мы используем спираль, – объяснил я ему, – и возбуждаем частицы как переменным током. Таким образом, мы уменьшили размеры до полумили, этого достаточно. Кормовая треть судна отведена под катушку, каюты экипажа занимают центральную треть, носовая часть заполнена припасами – всем, что нам может пригодиться, даже если смена задержится и мы застрянем там на пару лет.

– Но Каллисто находится прямо здесь, в Солнечной системе, – продолжал он свою работу. – Почему необходимо использовать метастаз, или легкий сон, как его называет большинство людей?

– Девять лет – слишком долгий срок для четырех человек, запертых в клетке, – сказал я ему. – Психологи говорят, что за это время мы успели бы забыть, что мы вообще там делаем. Звучит дико, но это то, с чем мы столкнемся. Оптимальная орбита – девять лет. Это не очень хорошо, и, без сомнения, в будущем будут разработаны другие, лучшие технологии, но на данный момент то, что мы можем сделать: девятилетний полет и пребывание экипажа в стазисе. Это не идеально с человеческой точки зрения, но компьютер, который это разрабатывал, этого не учел.

– Но... – начал он. Я устал от этой темы.

– У нас есть силы сделать первый настоящий шаг к звездам, уже сейчас, – сказал я ему. – Мы должны приложить все усилия.

Я поехал дальше, и он на этом успокоился. Но его наводящие вопросы расстроили меня больше, чем я был готов признать. Тем не менее, как я и сказал ему, я вернусь домой к завтрашнему ужину, не запачкав одежду. Мы рассчитывали вероятность того, что кто-то из запасного экипажа будет вызван в последние часы в 00:00 с чем-то.

– Но, коммандер, – снова начал он возражать, – Каллисто – это всего лишь голые скалы, лед и ядовитый газ. Как...

– Нашим первым шагом будет внести несколько относительно незначительных изменений в двигатель, чтобы превратить его в наземный энергоблок, – сказал я ему. – Имея достаточно энергии, мы сможем извлекать кислород из горных пород, сжигать водород для получения воды и синтезировать материал для купола. Он будет сделан из прозрачной смолы. Мы положим его на фундамент, а затем надуем. И со временем мы сможем сделать его безгранично большим. – Я не сказал ему остального: ни о том, что Каллисто станет новым домом для человечества, ни о сверхсекретном грузе зигот людей и животных. Черт возьми, я и сам не должен был знать об этом. Возможно, это была безумная надежда сделать Каллисто жизнеспособным всего за одну миссию, но прямо сейчас NASA – и человечеству – нужны были безумные надежды.

– Да, я уверен, что это очень умно, сэр, – сказал репортер. – Но что касается вас самих: почему вы должны подвергнуться процессу метастазирования, кажется, это так называется? Насколько я понимаю, вы будете без сознания и обездвижены, возможно, несколько недель. Зачем, когда корабль улетит, отпадет необходимость...

– Мы находимся в режиме ожидания на случай возникновения каких-либо проблем с основным экипажем перед стартом. Процесс не лишен опасностей, хотя и был тщательно протестирован. Джейк Мейерс проработал целый год без проблем. Тем не менее, могут возникнуть проблемы – мы находимся на грани жизни и смерти, и вместо того, чтобы отправлять труп на Каллисто, а затем испытывать нехватку персонала, лучше быть в состоянии произвести замену вплоть до последнего момента.

– Вы идете туда, не зная, проснетесь ли вы в другом мире... и проснетесь ли вообще, – сказал он между вдохами. – Это замечательно, коммандер.

– Любой военный должен быть готов выполнять работу с риском для жизни, если потребуется и в любое время. В любом случае, я рассчитываю вернуться домой самое позднее завтра к ужину. Все не так уж плохо, поэтому, пожалуйста, не драматизируйте это в своем рассказе и не пугайте мою жену до смерти.

– И все же, – настаивал он, – не так уж много найдется людей, которые добровольно подвергнутся такому испытанию.

– Нас восемь человек, – напомнил я ему. – Это команда плюс полный резерв – все, что нам сейчас нужно. И так уж случилось, что мы верим в успех миссии.

Он пробормотал что-то еще, но я поехал дальше. На этот раз он меня отпустил.

Сегодня на пандусе не было никакой активности. Я притормозил рядом с потрепанным коричневым “мерседесом” МакГрегора и зашел в будку оперативного управления, буквально хижина – двадцать два дюйма предварительно напряженного композита над входом в служебный туннель. Я прошел мимо администратора, миновал лифт и по длинной гулкой дорожке спустился к зоне Предварительного Этапа. Я услышал там голоса, звучавшие немного громче обычного, но это просто старина Боб накручивал себя из-за последней бурной реакции: похоже, какая-то горячая голова пригрозила прекратить помощь какой-то паршивой маленькой дыре на Ближнем Востоке, если они не прекратят убивать наших дипломатов. Я на мгновение ощутил ностальгию по старым добрым временам круглосуточных стратегических бомбардировок с участием тысяч самолетов.

Боба поблизости не было. Я прошел в кабинет Мака и сначала высунул нос из-за косяка, на случай, если ему захочется во что-нибудь выстрелить. Я бы предпочел потерять нос, чем всю голову целиком. Никакой реакции. Я вошел и спросил:

– Ребята, вы что, никогда не утруждаете себя стуком? – чтобы избавить его от лишних хлопот.

Но мое язвительное остроумие пропало даром: на этот раз в офисе никого не было. Все было в порядке, мне не хотелось смотреть на кислую физиономию Мака. Я прошел мимо грузового отсека и технического отдела в отдел предварительной подготовки персонала и впрягся. Парни, похоже, немного нервничали: Фрэнк перепутал провода, и сервопривод на моей правой руке начал дергаться, как у десятидневного пьяницы. Мы это исправили, и Фрэнк, как обычно, бросил на меня последний взгляд. Его лицо было напряженным, и он то и дело высовывал язык из-под верхней губы, словно проверяя, на месте ли он.

– Что тебя гложет, МЭЙБ? – спросил я его. Этот “голубоглазый мужчина средних лет” по его же словам ненавидит выглядеть так, как когда—то Синатра, даже несмотря на то, что его назвали в его честь.

– Кого, меня? – предсказуемо сказал он. – Не думаю, что я переживаю это тяжелее, чем кто-либо другой.

– Переживаешь что? – хотел я узнать. – Ведь повышение зарплаты не отменили, не так ли?

Его лицо стало таким же жестким, как вчерашняя пицца.

– В данных обстоятельствах, я думаю, это довольно дурной тон, Виз[1]1
  Whiz (англ., сущ.) – молодчина, ловкач, свист.


[Закрыть], – сказал он и посмотрел на кого-то еще, словно ища подтверждения.

– О Боже мой, – сказал я, – я накосячил и оскорбил герцогиню, заговорив о деньгах перед завтраком. При каких таких обстоятельствах?

Теперь он снова посмотрел на меня с любопытством, как будто у меня была редкая болезнь.

– Ты на самом деле не знаешь, не так ли? – спросил он меня.

Я покачал головой.

– Не знаю что? – я ответил как по команде. – Я понял, что в жизни есть много вещей, которых я не знаю, какую из них ты имеешь в виду?

– Где ты был, Виз? – спросил он.

– На рыбалке, – сказал я ему. – У Тимми день рождения. В прошлом году я обещал ему, что мы поедем и разобьем лагерь. Отличные выходные.

– Разве Джинни тебе не сказала? – настаивал он. Я сказал ему, что устал от этой игры.

– Борт номер один потерпел крушение в пятницу недалеко от Анкориджа, – сказал он мне деревянным голосом. – На борту были президент и вице-президент, а также генерал Маргрейв. Был замечен российский истребитель, вылетевший из Rostova.

Я почувствовал, как у меня на затылке встают дыбом волосы. Серьезно.

– Контрудар? – спросил я.

– Пока нет, – признался он, когда вошел Мак. Больше никому нечего было сказать по этому поводу. Я хотел было сказать что-нибудь умное, но у меня хватило здравого смысла держать рот на замке. И все же, каким бы веселым ни было это утро, от него не осталось и следа.

Мы прошли мимо служебных дверей, похожих на двери убежищей, в последнюю секцию предварительной подготовки, во внутреннее святилище.

Последним оказался маленький тесный отсек, примыкающий к трапу для персонала самого “Прометея”, который был почти полностью заполнен четырьмя резервными баками. Остальные ребята, Бэннер, Мэллон и Джонни, уже разместились. Я чувствовал себя немного неловко из-за того, что оказался последним. Конечно, это означало, что я и выйду последним, но меня это не волновало. Я почувствовал прилив возбуждения, так как до меня дошло, что в следующий раз я смогу взглянуть на небо с купола на Каллисто.

Я почти не чувствовал действия гипоспреев, которые вводили в меня последние катализаторы, активизирующие все то, что я принимал ежедневно в течение последних шести месяцев. Но, конечно, я заходил так далеко и раньше, отличалась только возможность проснуться на мертвом спутнике через девять лет – отдаленная возможность. С Дэем и его командой ничего не могло пойти не так. Дэй и остальные находились в своих ККС (капсулах с контролируемой средой) уже семьдесят два часа и были настроены еще минимум лет на десять. Мы, резервисты, не знали, как долго пробудем в этом состоянии, может быть, весь срок, если возникнут непредвиденные проблемы, что маловероятно. Наши баллоны интенсивно тестировались более пяти лет. После того, как мы взлетим, может пройдет недели две, прежде чем они соберут в нашу честь вечеринку с шампанским. По крайней мере, так я сказал Джинни. Я и раньше сидел в баке, целых десять дней, ничего особенного, просто отдыха на полной зарплате и довольствии.

– Миссия все еще продолжается? – был мой следующий вопрос. – Мы же еще не провалились?

– Чертовски верно, – подтвердил Мак, подойдя ко мне сзади. – Отстаем от графика на десять секунд. Давайте-ка вы застегнетесь, коммандер, – он изображал грубоватую деловитость, как всегда, когда его что-то потрясло, например, когда Бен поджарился в своей банке. Вообще мне не следовало думать об таком, забираясь в свою банку и вытягиваясь в ожидании, пока прикрутят крышку.

Они сняли обычные показания и заперли меня. В этом чертовом гробу было ничуть не уютнее, чем обычно, и мне пришло в голову, что тут ужасно тихо. У меня было такое чувство, что меня заманили в очень дорогостоящую и сложную ловушку, но, черт возьми, мне же повысили зарплату. В это время на следующей неделе я буду зарабатывать столько же, сколько мусорщик на Манхэттене.

Я выбросил все это из головы и попытался расслабиться с помощью цифр. Банка была настолько удобной, насколько ее смогли сделать лучшие специалисты в своем деле. Я уловил легкий аромат мяты и...

Глава 1

На этот раз все было по-другому: в легких была сухая боль, в костях – ломота, а в животе – такой огонь, что мне захотелось свернуться калачиком и мяукать, как котенок. Во рту у меня был такой привкус, как будто в нем поселились мыши, и когда я сделал глубокий вдох, в груди у меня как будто провернули деревянные ножи. Я сделал мысленную пометку рассказать МакГрегору кое-что о его любимой капсуле с контролируемой средой – как только выйду из нее.

Потребовалось немало усилий, чтобы дотянуться пальцем до пульта ручного управления, который был у меня под рукой; последовала секундная задержка; затем где-то вдалеке заскулил резервный блок: слабый шепот на фоне полной тишины. Ожила лицевая панель. Даже от такого неяркого света у меня заболели глаза; мне приходилось щуриться, чтобы разглядеть показания приборов. Давление воздуха, температура, гравитационное поле, влажность, уровень CO2, уровень сахара в крови, пульс и дыхание и многое другое – все в порядке. Это было уже что-то. Я щелкнул кнопкой интеркома и сказал:

– Окей, МакГрегор, вытащи меня отсюда. У тебя проблемы...

Мне пришлось остановиться, чтобы откашляться. От напряжения у меня застучало в висках, и все тело болело.

– Как долго вы, клоуны, выполняете это проклятое тестирование? – закричал я, но получилось только невнятное бормотание.

– Я чувствую себя паршиво, – сказал я им. – Что здесь происходит? Почему работает только резервное питание? – ничего не происходило.

Никто не ответил, а ведь это должен был быть последний в серии тестов терминала. Ребята не могли все вместе пойти пить кофе. В нашем оборудовании было больше "жучков", чем в номере духдолларого отеля, если только не случилось что-то совершенно невероятное, и я уже на Каллисто. Отрицательно. Показания гравитации выдавали старую добрую земную норму. Я нажал на кнопку аварийной разблокировки. МакГрегору бы это не понравилось, но и черт с ним! Судя по моим ощущениям, на этот раз я провел в баке довольно долгий срок – может быть, неделю или две. И я говорил Джинни, что тест пройдет быстро – в конце концов, “Прометей” стартует всего через несколько часов, – но, возможно, МакГрегор обманул меня. Может, он и был отличным техником, но человеческих эмоций у него было не больше, чем у кредитного инспектора. На этот раз я выскажу ему...

Защелкали реле, оборудование втянулось, зашипел воздух, крышка резервуара откинулась, и я выскользнул наружу. Я сел и развел ноги в стороны. Это было больно. Мои мышцы ощущались такими же, как у мумии Тутанхамона. Препараты и техника микроспазмов сработали не совсем так, как рекламировали. Я дрожал, было холодно. Поблизости никого не было видно. Я оглядел унылые серые стены, шкафы для записи данных, обшарпанный деревянный стол, за которым Мак часами просматривал профили тестов, и увидел три пустых резервуара...

Стало очевидно, что запуск был отменен. Другие ККС были в беспорядке, их крышки свисали с перекрученных проводов – и они были пусты. Я крикнул.

– Эй, Дон! – ответа не последовало. – Джонни! – сработало не лучше. – Посмотрим правде в глаза, – сказал я себе, – я здесь один.

Финальная подготовка никогда не выглядела хуже чем сейчас. Табло не светилось, и Мак надрал бы кому-то задницу, когда такое увидел бы, но я попробовал включить резервное питание и получил зеленые сигналы о готовности экипажа, целостности корпуса, холостого хода катушки ускорителя и завершения загрузки. Она была готова к запуску. Так почему она не полетела?

Это было забавно. Кассеты с пленкой были пусты, а красная лампочка режима ожидания выключена. Я стоял, и у меня кружилась голова. Где был Мак? Где были Бэннер, Джонни и Мэллон?

– Эй? – позвал я еще раз, но не услышал даже хорошего эха. Кто-то должен был нажать на кнопку, чтобы запустить цикл моего восстановления; и где он теперь прячется? Я сделал шаг, за мной поволоклись кабели. Я отстегнул их и снял с себя ремни. От усилий у меня перехватило дыхание. Я открыл один из шкафчиков на стене: скафандр Дэя безвольно висел на вешалке рядом с какими-то тряпками, видимо бывшими когда-то одеждой. Я заглянул еще в три шкафчика. У меня не было одежды – даже халата. Я также скучал по обычной миске горячего супа, по ухмыляющимся лицам помощников, и даже по кислой физиономии Мака.

Здесь было холодно, тихо и пусто – больше похоже на морг, чем на исследовательский центр высшего уровня. Мне это не понравилось. Что, черт возьми, происходит?

Затем я испытал сильное потрясение: дверь для служебного доступа толщиной в восемь дюймов, которая открывалась в туннель, ведущий к силовому отсеку – к самой катушке ускорителя – была распахнута настежь. Даже приезжие сенаторы не решались заглянуть туда. Оттуда выбежала крыса, не впечатленная ускорителем. Я прошел несколько шагов и увидел на полу мусор, как будто кто-то работал над своим проектом в домашней мастерской: куски толстого кабеля, обрывки изоляции, пустые бумажные коробки с каталожными номерами. Впереди я увидел еще больше такого же хлама, а также самодельную систему освещения. Такого не могло произойти. Я вышел оттуда и еще раз осмотрел зоны – Предварительного Этапа и Предпускового. Припасы все еще были заперты.

В последнем шкафчике лежал на вид подержанный армейский комбинезон. Я надел его, установил регулятор температуры на восемьдесят[2]2
  80º Фаренгейта = 26,7º Цельсия (здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть] и почувствовал, как тепло начинает проникать в мои кости. Я открыл дверь и вошел в лабораторию. Люк доступа, “Самый-Главный-Сверхсекретный”, ведущий по трапу к каютам экипажа “Прометея”, был шокирующе приоткрыт. Свет не горел, за исключением тусклого свечения аварийных указателей маршрута. Там тоже был разбросан мусор. Кто-то что-то делал с “Прометеем”! Это было немыслимо, поэтому я даже не подумал об этом.

В воздухе витал слабый неприятный запах. Я услышал сухой шорох и заметил какое-то движение. Крыса размером с лисицу села на задние лапы в шести футах от меня и посмотрела на меня так, словно я был чем-то съедобным. Я ударил ее ногой, и она убежала, но не очень далеко. Мое сердце забилось немного сильнее, как бывает, когда начинаешь понимать, что на этот раз что-то действительно не так – очень не так. Я должен был каким-то образом выяснить, насколько все плохо. Не мог же я прятаться здесь вечно.