Текст книги "Звезды должны подождать (ЛП)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 2

Поднявшись наверх, я заглянул в Административную Секцию. Разумеется, там было пусто. Я покричал, а потом кашлял целую минуту; эхо здесь было чуть лучше. Я прошел по коридору, усыпанному бумагами, мимо открытых дверей тихих комнат. В кабинете директора посреди ковра стояла почерневшая мусорная корзина. Воздухозаборник кондиционера над столом был покрыт слоем черной пыли толщиной почти в дюйм. Кричать снова было бесполезно, здесь было пусто, как в разграбленной могиле, если не считать крыс. Даже телевизор Боба исчез.

В конце коридора была открыта внутренняя дверь охраны. Я прошел через нее и обо что-то споткнулся. В слабом свете мне потребовалось мгновение, чтобы понять, обо что. Он был МР[3]3
  Military Police – Военная Полиция


[Закрыть], в стальном шлеме и ботинках для подавления беспорядков. От него не осталось ничего, кроме раскрошенных костей, нескольких кусочков кожи и каких-то металлических мелочей. На нем была табличка с его именем: Левин. Рядом лежал револьвер 38-го калибра. Я поднял его, проверил барабан и сунул в набедренный карман комбинезона. По какой-то причине это заставило меня почувствовать себя немного лучше.

Я прошел по коридору “В” и нашел кухню. Я съел банку фасоли. Она была не вкусная, но немного уменьшила жжение. Дверь лифта была запечатана, но рядом с ней находилась аварийная лестница. Я начал двухсотфутовый подъем на поверхность. Спускаться было бы легче. Дважды мне пришлось останавливаться и отдыхать. А вокруг были мусор, грязь, крысиный помет и несколько крысиных скелетов. Возможно, наверху все будет выглядеть немного лучше, но я в этом сомневался. Если уж все было так плохо здесь, во Внутреннем святилище, то в других местах будет еще хуже.

Тяжелые стальные двери у входа в туннель были взорваны – изнутри. Кто-то был здесь после катастрофы, но опередил меня. Я пролез через наполовину заваленный проем и посмотрел на низкое серое небо, окрашивающееся красным на западе. В пятидесяти ярдах от меня, грудой ржавой стали, лежал пятитысячегаллонный[4]4
  18,92 м³


[Закрыть] резервуар для воды. Что же случилось? Саботаж, война, революция – или несчастный случай? И где все? У меня снова начался приступ кашля.

Я немного отдохнул, затем подошел к резервуару и вскарабкался на двадцать футов по поломанной стальной конструкции, чтобы осмотреть невинно выглядящие, но заросшие сорняками поля на западе, усеянные муляжами зданий, которые должны были придать участку с воздуха вид фермерских угодий, каким он был до начала операции “Прометей”. Там было полно сараев, амбаров и заборов. Парковка была пуста, если не считать двух ржавых “хонд”, столкнувшихся друг с другом; это напомнило мне о реальном мире – Джинни – и Тимми.

Освещение на магистралях было выключено, а там, где должны были гореть огни большого города, расположенного в пятидесяти милях отсюда, виднелось лишь несколько рассеянных огоньков. Я чуть не поскользнулся, когда быстро разворачивался, чтобы посмотреть на север, в сторону Джаспертона; звук, который я издал, был больше похож на хныканье, чем на что-либо еще...

За пределами нашей площадки город казался нетронутым: там и сям мерцали тусклые желтые огни, поднимались клубы дыма. Что бы ни случилось на площадке, по крайней мере, с Джинни все должно быть в порядке – с Джинни и Тимом. Джинни с ума сойдет от беспокойства, когда пройдет... сколько времени? Через месяц? Может, больше. От того МР мало что осталось.

Я повернул направо, чтобы посмотреть на юг, и почувствовал пустоту в груди. Две шахты были открыты; ракеты “Колосс” нанесли ответный удар – по чему-то. Я подтянулся на фут или два выше, чтобы взглянуть на Главный Участок. В сумерках земля была ровной и нетронутой на том месте, где “Прометей” лежал наготове в своем подземном убежище. По всей зоне шла цепочка небольших воронок, но внизу, согласно показаниям резервного пульта, “Прометей” был цел и невредим. Корабль был спроектирован так, чтобы выдерживать нагрузки, связанные с прямым запуском на внесолнечную орбиту; если повезет, несколько близких попаданий почти не повредили бы ему. Далеко за деревьями виднелась крыша нового отеля “Хилтон Субурбан”, освещенная до самого пентхауса. Это было уже что-то. Теперь я знал, куда направляюсь.

Мои руки болели от напряжения. Я был не в форме, но, казалось, быстро поправлялся. Возможно, лечение было не совсем бесполезным. Я спустился вниз и сел на землю, чтобы перевести дух, наблюдая, как холодный ветер шевелит сухие стебли мертвых кустов вокруг разбитого танка. Было очевидно, что произошла какая-то катастрофа, может быть, короткая война из-за потери Борта Номер Один. Джинни и Тимми были дома одни, напуганные, возможно, даже в серьезной беде. Невозможно было сказать, насколько сильно развалились муниципальные службы.

Но прежде чем отправиться в путь, я хотел бы быстро проверить корабль. “Прометей” был мечтой, с которой я – и многие другие – жил в течение десяти лет. Я видел свидетельства взлома и хотел успокоиться. Я направился к доту, в котором находилось начало туннеля, на всякий случай надеясь, что там может быть припаркована пригодная для использования машина; для больного человека путь домой был бы долгим.

Уже почти стемнело и идти было трудно. Железобетонные плиты под дерном наклонились и сместились. От чего-то по земле пробежала рябь, как от камня, брошенного в пруд. Я услышал звук и остановился как вкопанный. Раздался лязг! и грохот, донесшийся из-за обесцвеченных стен блокгауза в сотне ярдов от меня. Взвыл ржавый металл; затем в поле зрения появилось что-то большое, похожее на выброшенное на берег грузовое судно. Два тусклых красных луча вырвались из верхней части высокого силуэта; они качнулись, вспыхнули алым и замерли. Оглушительно взвыла сирена – ууууу! уууууу! УУУУУ! Это была беспилотная боевая единица “Боло Марк II”, несущая автоматизированную караульную службу – и ее схемы обнаружения вторжения отслеживали меня.

Боло тяжело повернулся. Снова раздалось ууууу! уууууу!, это сторожевой пес подавал сигнал тревоги. Я почувствовал, как у меня на лбу выступил пот, и внезапно почувствовал тяжесть консервированной фасоли в желудке. Мой электропасс был снова в ремонте, а стоять перед Боло Марк II без него было равносильно оказаться запертым в одном помещении с разъяренным динозавром. Я посмотрел в сторону основного блокгауза: слишком далеко. То же самое касалось и ограждения периметра. Мне лучше всего было вернуться ко входу в служебный туннель. Я повернулся, чтобы броситься к нему, зацепился ногой за плиту и тяжело рухнул...

Я сел. В голове у меня звенело, во рту ощущался привкус крови. Разбитый тротуар, казалось, качался подо мной. Боло быстро приближался. Бежать было бесполезно, мне нужно было придумать что-нибудь получше.

Я распластался на земле и переключил управление комбинезона на максимальную изоляцию; серебристая поверхность стала тускло-черной. В нескольких дюймах от меня на выступающем из бетона краю трепетал двухфутовый квадрат рваной бумаги. Я потянулся за бумагой, снял ее, затем, повозившись с клапаном кармана, достал спичку и поджег ее. Когда бумага разгорелась как следует, я отбросил ее в сторону. Ветер отнес ее на несколько футов, а затем она застрял в траве. Боло отслеживал движущийся источник инфракрасного излучения.

Продолжай двигаться, черт бы тебя побрал!, прошипел я. Ругательство подействовало. Порывистый ветер толкнул бумагу дальше. А я прополз несколько футов и втиснулся в щель между плитами. Боло подъехал ближе; оторвавшийся сегмент гусеницы с ритмичным стуком шлепал по земле. Горящая бумага была уже в пятидесяти футах от нас, почти исчезла, мерцая оранжевым светом в густых сумерках. Продолжай гореть, черт бы тебя побрал!

В двадцати ярдах, возвышаясь, как пагода, Боло остановился, загрохотал, поворачивая свою покрытую прожилками ржавчины башню в поисках движущегося источника тепла, который на мгновение обнаружил инфракрасный датчик. Слабая вспышка бумаги наконец привлекла его электронное внимание; должно быть, ему было так же плохо, как и мне. Башня качнулась, потом развернулась обратно. Он был озадачен. Он снова завопил, а затем принял решение: орудийные порты распахнулись, взвыл противопехотный залп, и клочок бумаги исчез в облаке взметнувшейся грязи.

Я прижался к земле, как голд лемэй[5]5
  Лемэй – элегантная ткань, сотканная из нитей, изготовленных из металлического волокна, обернутых вокруг натуральных или синтетических волокон, таких как шелк, нейлон или спандекс, для дополнительной прочности и эластичности. Лемэй классически бывает золотого, серебряного или медного цвета. Была очень популярна в 1920-х годах. Сегодня большинство лемэй массового рынка используют синтетическую металлизированную полиэфирную пленку, такую ​​как майлар, вместо настоящего металлического волокна, поэтому он доступен в любом цвете.


[Закрыть] обнимает бедро певца с факелом, и ждал; ничего не происходило. Боло сидел, тихо урча про себя. Это продолжалось довольно долго. Затем сквозь шум работающего на холостом ходу двигателя я услышал другой звук – отдаленный рев, похожий на полет бомбардировщиков на низкой высоте. Я приподнял голову на полдюйма и взглянул. По шоссе к северу двигались огни – спаренные лучи автоколонны, приближающейся из города. Активность Боло не осталась незамеченной.

Боло зашевелился и тяжело двинулся вперед, пока не оказался надо мной на расстоянии не более двадцати футов. Я увидел, как высоко на бронированном фасаде открылись большие орудийные порты – те, в которых размещались тяжелые бесконечные повторители. В поле зрения показались кончики узких черных дул, на мгновение задержались, затем опустились и зафиксировались – нацелившись на приближающиеся машины, которые теперь рассредоточились по дороге за забором неплотной шеренгой под клубящейся завесой пыли.

Сторожевой пес готовился защищать свою территорию – и я оказался в центре событий. Из колонны вырвался сине-белый луч прожектора, отразившийся от чешуйчатой обшивки Боло. Я услышал щелчки реле внутри чудовищной боевой машины, и приготовился к грохоту ее батареи...

Раздался сухой стук. Орудия повернулись, лязгая впустую. Из-за забора луч прожектора еще мгновение светил на Боло, затем переместился на пандус, обратно, снова и снова, ища... меня. Я распластался, как таракан, пролезающий под дверью.

Боло снова выстрелил вхолостую. Его красные ИК-лучи снова осветили сцену; затем щелкнули реле, бессильные орудия убрались, крышки портов закрылись. Удовлетворенный тем, что сделал свое дело, Боло развернулся и двинулся прочь, оставляя за собой запах озона и эфира, а сломанная гусеница стучала, как калека по лестнице.

В герметичном костюме мне становилось ужасно жарко, но я подождал, пока Боло не скрылся во мраке в паре сотен ярдов от нас; затем я осторожно повернул регулятор скафандра, чтобы отключить обогрев. При полной изоляции человек сварился бы в собственном соку менее чем за полчаса. Прожектор уже погас. Я встал на четвереньки и направился к ограждению периметра, налево. Схемы Боло были настроены не так хорошо, как следовало бы, и он меня отпустил.

Глава 3

В ярком свете и пыли за остатками ржавого кружева, которое когда-то было сетчатым забором безопасности, двигались люди. Они были вооружены странного вида винтовками и стояли тесными небольшими группами, глядя в сторону блокпоста. Я подошел поближе, стараясь не высовываться и избегать полосы желтоватого света, отбрасываемого фарами припаркованных транспортных средств – полугусеничных машин, броневиков, нескольких легких танков с экипажами. Во взгляде этой толпы не было ничего такого, что заставило бы меня вскочить и поприветствовать их. Некоторые из них были одеты в зеленую униформу или ее фрагменты, и большинство из них щеголяли окладистыми бородами. Какого черта? Неужели Кастро Второй высадился с вооруженными силами?

Я свернул направо, подальше от больших главных ворот, у которых раньше день и ночь дежурили охранники с автоматами М-100; теперь они свисали на одной петле с поцарапанного бетонного столба под кучкой мертвых датчиков[6]6
  В оригинале использовано слово “polyarcs”. В Америке существует компания “polyarcs”, производящая оборудование для самых разных видов анализа вещей и вещества – сканирующие микроскопы, микрофокусные рентгеновские системы контроля,термический анализ, хроматография, молекулярная спектроскопия и др. По смыслу подходит только слово датчики.


[Закрыть] на ржавых кронштейнах. Табличка с надписью “НАСА – АЭРОКОСМИЧЕСКИЙ ЦЕНТР имени ГЛЕННА – РАЗРЕШЕН ДОСТУП ТОЛЬКО для УПОЛНОМОЧЕННОГО ПЕРСОНАЛА” лежала лицом вниз в кустах высотой по пояс.

Подъезжало все больше машин, скапливаясь у главных ворот. Из них высыпали люди, они казались неорганизованными. Было много разговоров и криков: отряд вразнобой построился и направился в мою сторону, держась по ту сторону упавшего забора, но они не могли меня видеть. Теперь я был вне яркого света фар и рискнул броситься наутек, перелез через провисшую проволоку, пересек изрытое выбоинами асфальтовое покрытие государственного шоссе номер 35 и оказался в канаве значительно впереди них. Отряд расставлял людей парами с интервалом в пятьдесят ярдов[7]7
  45 метров


[Закрыть]. Я едва успел выбраться, еще пять минут, и они бы перехватили меня – вместе со всем, что им было нужно.

Я пробрался обратно через пустынный участок к полосе более мелкого кустарника, которую Мак всегда собирался расчистить. Вдоль нее росли косматые деревья, которые казались больше, чем я помнил. Под ними тут и там виднелись участки потрескавшегося тротуара.

Теперь кое-что стало проясняться: человек, который нажал на кнопку, чтобы вывести меня из стазиса, не был рядом, чтобы приветствовать меня, потому что никто кнопку не нажимал. Автоматика, сработавшая из-за какой-то неисправности, запустила цикл аварийного восстановления. Автономный энергоблок системы был спроектирован таким образом, чтобы поддерживать минимальные жизненные функции члена экипажа космического корабля неопределенно длительный срок при пониженной температуре тела и скорости обмена веществ. Невозможно было точно сказать, как долго я пробыл в резервуаре; судя по состоянию забора и дорог, прошло больше нескольких недель или даже месяцев. Прошел год... или больше? Я подумал о Джинни и мальчике, которые ждали дома, думая, что старик, вероятно, умер. Я и раньше пренебрегал ими из-за своей работы, но не так же...

Наш дом находился в шести милях от базы, в предгорьях на другом конце города. По ощущениям, это будет долгая прогулка, но я должен был добраться туда...

Глава 4

Два часа спустя я вышел из города и направился вдоль берега реки на север. Мне все время казалось, что кто-то следует за мной, но когда я останавливался и прислушивался, вроде никого не было, только тихая холодная ночь и лягушки, терпеливо распевающие в низине справа.

Когда начался подъем, я свернул с дороги и зашагал по открытым полям. Я добрался до боковой улочки, свернул по ней и оказался у подножия Ридж-авеню – моей улицы. Теперь я мог различить очертания низких, беспорядочно стоящих домов. Это был жилой район, в который члены местной молодежной палаты надеялись когда-нибудь переехать. Теперь звездный свет, пробивавшийся сквозь облачный покров, высвечивал разбитые окна, распахнутые двери, брошенные автомобили, стоявшие на спущенных шинах под разваливающимися навесами, – и тут и там почерневшие, заросшие сорняками фундаменты, похожие на щели в ряду гнилых зубов. В домах не горел свет. Район был уже не тот, что раньше, как долго меня не было? Как долго...?

Что-то хрустнуло позади меня. Я ударился о землю, на этот раз сильно. Прислушался – ничего. Подняться было нелегко. Казалось, я весил чертовски много для человека, который питался нерегулярно. Мое дыхание было частым и неглубоким, а череп готов был вот-вот расколоться и породить живого аллигатора – очень злобного вида. Оставалось всего несколько сотен ярдов, но какого черта я выбрал дом на полпути к вершине холма?

Я снова услышал тот же звук – треск сухой травы. Я вытащил пистолет и встал посреди улицы, напряженно прислушиваясь. Но все, что я услышал – это урчание в моем животе. Я снял пистолет с предохранителя и снова двинулся вперед, пару раз резко останавливался, чтобы застать его врасплох – ничего. Я дошел до угла Ридж-авеню и начал подниматься по склону. Позади меня громко хрустнула палка. Я выбрал этот момент, чтобы снова упасть. Куча листьев спасла меня от еще одной ссадины на колене. Я перекатился к невысокой каменной стене и прислонился к ней, мне пришлось взводить курок пистолета обеими руками. Я вглядывался в темноту, но все, что я мог видеть, – это маленькие огоньки, которые снова начали кружиться. Пистолет стал тяжелым, я опустил его и сосредоточился на том, чтобы делать глубокие вдохи и отгонять светлячков. Я отчетливо услышал шаги, совсем рядом, теперь ему было все равно. Я покачала головой, случайно ударившись ею о каменную стену позади меня. Это помогло. Я увидел его, не более чем в двадцати футах от меня, поднимающемся по склону ко мне – крупного черноволосого мужчину с густой бородой, одетого в лохмотья и меха, сжимающего в руке отполированную деревянную палку с шишковатой рукоятью, у рукояти была кожаная петля. Я потянулся за пистолетом, нащупал только листья, попробовал еще раз, нащупал рукоять и неловким движением отбросил ее в сторону.

Я все еще шарил на ощупь, когда услышал шарканье ног.

Я обернулся и увидел второго мужчину, высокого, широкоплечего, с копной нечесанных седых волос. Он ударил бородача, как профессиональный боксер втащил тренировочному манекену, и они вместе тяжело рухнули на землю, перекатываясь в куче сухих листьев. Кошки дрались из-за мыши, это был сигнал для меня – тихо уйти. Я в последний раз сделал попытку найти пистолет, нашел его, поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел вверх по склону, который теперь казался таким же крутым, как лестница в арендованный пентхаус.

А снизу склона я услышал, как заработал двигатель, как заскрежетала тяжелая коробка передач, которую давно нужно было отрегулировать. Вспыхнул прожектор, заставив тени заплясать. Я не мог сказать, кто побеждает в схватке, да это и не имело значения.

Я узнал причудливую кованую ограду с несколькими отсутствующими железными пиками, выходящую на пустырь: это был дом Адамсов. Оставалось пройти всего полквартала, но я быстро терял силы. Я упал еще дважды, затем сдался и пополз. Я слышал, как позади меня все еще продолжалась драка. Моя голова раскололась, отвалилась и покатилась вниз по склону. Оставалось пройти еще несколько ярдов, и все будет позади. Джинни уложит меня в теплую постель, залатает мои царапины и накормит супом. Джинни будет... Джинни...

Глава 5

Я лежал, дрожа, с набитым опавшими листьями ртом. Я слышал звуки беготни, крики, в конце квартала шумно работал двигатель на холостом ходу. Я приподнял голову и обнаружил, что смотрю на выщербленную кирпичную кладку и тяжелые кованые железные петли, на которых висели мои ворота. Ворот не было, и не хватало большого куска кладки. Может быть, это не боевые повреждения, а просто какой-то грузовик доставки не заметил ее.

Я поднялся на ноги, сделал пару шагов в глубокую тень, ноги у меня были такие, словно их ампутировали, а потом некачественно пришили обратно. Я снова споткнулся, налетев на что-то покрытое ржавчиной. Я задержался и, моргнув, разглядел широкий бок моего новенького “Понтиака” 2001 года[8]8
  Американцы часто опускают название модели при упоминании автомобиля, потому что исторически в американском автопроме была принята особая схема обозначения моделей. Она зародилась ещё в середине 10-х годов прошлого века, когда в Америке было так много автомобилей Ford T, что необходимость в названии модели отпала – любой легковой Ford c 1909-го по 1927-й по умолчанию представлял собой Model T. Тогда и зародилась традиция упоминать в разговорной речи только марку и модельный год, опуская название модели. Также в 30-х и 40-х годах XX века от названия модели отказались совсем, а следующее за торговой маркой слово означало лишь уровень исполнения: Standard, Special, Deluxe и так далее. Цитата: “Марти, у него же Ford 1946 года! Он раздавит нас как фольгу!” – Эммет Браун. И чтобы не становиться экспертом по всем этим “делюксам” и “кастомам”, американцы просто зазубривали модельный год модели – так было проще и удобнее.
  Но с конца 50-х модельная линейка детройтских гигантов стала стремительно расширяться и в Детройте перешли на современную формулу – торговая марка + название модели. Модельный год, впрочем, тоже оставили – традиция же. Так и с привычкой опускать в разговорной речи имя модели американцы не расстанутся еще долго, очень долго…


[Закрыть]. На матово-яркой декоративной полоске, обрамлявшей заднее стекло, виднелась раскрошенная корка белесого стекла. А я все еще был должен за него восемь тысяч!

Позади меня послышались шаги, а я внезапно вспомнил несколько вещей, ни одна из которых не была приятной. Я нащупал свой пистолет – его не было. Я двинулся вдоль машины, споткнулся, попытался удержаться. Бесполезно. Мои руки были как коржи сгоревшего пирога. Я сполз вниз, как мокрое полотенце, и лег среди опавших листьев, прислушиваясь к приближающимся шагам. Они прекратились, и сквозь внезапно поднявшийся густой туман я мельком увидел высокую седовласую фигуру, стоящую надо мной. В руке у него был мой пистолет. Он потянулся ко мне, а потом туман сомкнулся и поглотил все.

Глава 6

На этот раз я лежал на спине, на куче сырого тряпья, и смотрел на дымно-желтый огонек толстой коричневой свечи, колеблющийся на сквозняке в окне без стекол. В центре комнаты сероватым пламенем горело несколько влажных на вид поленьев, сваленных в кучу на площадке из потрескавшейся асфальтовой плитки, окаймленной обуглившимися обломками той же плитки. Огонь поднимал тонкую струйку едкого дыма, который шевелил паутину, развешанную под потолочными балками, с которых отслаивалась деревянная облицовка, обнажая легкосплавные стропила. Это была странная сцена, но не настолько странная, чтобы я ее не узнал: это была моя собственная гостиная, выглядевшая немного иначе, чем тогда, когда я видел ее в последний раз. Запахи тоже были другие: я различал плесень, плохо выделанную кожу, влажную шерсть, фекалии, табак...

Я не без труда повернул голову. В ярде от тряпья, на котором я лежал, прислонившись спиной к стене, сидя спал седовласый мужчина, выглядевший старше фараонов. В его большой, скрюченной руке был зажат мой “Уэбли” десятого калибра[9]9
  Это не дефект перевода, а несоответствие у автора. Во второй главе был найден револьвер 38 калибра. Даже если учитывать, что .38 Smith & Wesson или .38 Long Colt имеют калибр пули равный .357–.358 дюйма (т.е. 9,0678 мм) то логичнее было бы написать что револьвер девятимиллимитровый. Однако настоящий револьвер Webley (британский револьвер, состоявший на вооружении стран Британского содружества с 1887 по 1963 годы) разработан под патрон .455 Webley (11,56мм) и считается самым мощным револьвером с переломной рамой, когда-либо производившимся. Что опять же дает нам несоответствие по калибру у автора.


[Закрыть], голова откинута назад, веки с синими прожилками закрыты. На его волосах чернела запекшаяся кровь. Я сел, при моем движении его глаза открылись. Мгновение он лежал, расслабившись, как будто жизнь к нему возвращалась откуда-то издалека, затем он поднял руку, и я приготовился к удару, но вместо этого он неуклюже отдал мне честь. Его лицо было ввалившимся, с глубокими морщинами, седые волосы местами редели. Рубашка из грубой ткани свободно свисала с широких плеч, которые когда-то были геркулесовыми, но теперь Геркулес был старым, очень старым.... Он выжидающе посмотрел на меня.

– Кто вы такой? – спросил я его. Мой голос, которым я так долго не пользовался, превратился в хрип, и мне пришлось откашляться еще раз. – Зачем вы шли за мной? – спросил я, когда снова смог дышать. – Что случилось с домом? Где моя семья? Кто эти “хулиганы в зеленом”? Что им от меня нужно? – пока я говорил у меня заболела челюсть. Я поднял руку и осторожно ощупал ее. Мои усы были длиной в четверть дюйма. – С кем вы дрались? – добавил я для пущей убедительности.

– Ты упал, – сказал старик голосом, рокочущим, как подземный вулкан.

– Преуменьшение года, Батя, – ответил я, на этот раз не закашлявшись. Я попытался встать. Тошнота скрутила мой желудок.

– Тебе нужно отдохнуть, – озабоченно сказал старик, – прежде чем люди барона придут снова... – он помолчал, глядя на меня так, словно ожидал, что я скажу что-то глубокомысленное.

– Я хочу знать, где те люди, которые здесь жили... – мой крик был таким же слабым, как церковный пунш. – Женщина и мальчик... – снова кашель. Я решил поберечь горло для нормального дыхания.

Он покачал головой.

– Ты должен что-то предпринять, и побыстрее, – серьезно сказал он мне. – Солдаты вернутся и обыщут каждый дом...

Я сел, не обращая внимания на маленьких человечков, вонзающих шипы в мой мозг.

– Мне плевать на солдат! – сказал я Бате. – Где моя семья? Что случилось? – я потянулся и схватил его за костлявую руку. – Сколько я там пролежал? Какой сейчас год?

Он только покачал головой.

– Пойдем, сначала поешь чего-нибудь. Тогда я смогу помочь тебе с твоим планом.

Разговаривать со стариком было бесполезно, он, похоже, полагал, что я все улажу, наверное он давно впал в маразм. Я поднялся с пола, если не считать головокружения и ощущения, что мои колени сделаны из мокрого папье-маше, со мной все было в порядке. Я взял свечу ручной работы, проковылял внутрь и толкнул дверь в свой кабинет. Мой письменный стол, высокий книжный шкаф со стеклянной дверцей, серый коврик, мягкое кресло – все было на месте. Если не считать полудюймового слоя пыли и отслаивающихся обоев, все выглядело почти как обычно. Я щелкнул выключателем на стене. Ничего не произошло.

– Что это за амулет? – спросил старик у меня за спиной. Он указывал на выключатель.

– Нет электричества, – сказал я. – Просто привычка.

Он протянул руку и щелкнул выключателем вверх, затем снова вниз.

– Звучит приятно, – сказал он довольным голосом.

– Да. – я взял со стола книгу, она развалилась у меня в руках.

Я выбросил ее в мусорную корзину, вернулся в холл, подергал дверь в комнату для гостей, посмотрел на груду листьев, остатки сломанной мебели, пустую оконную раму. Я прошел в конец коридора, в свою спальню.

Холодный ночной ветер задувал сквозь баррикаду из сломанных досок. Крыша обвалилась, и двенадцатидюймовый[10]10
  Тридцатисантиметровый


[Закрыть] ствол дерева торчал сквозь обломки. Старик стоял позади меня и наблюдал.

– Где она, черт бы тебя побрал? – я зарычал и снова закашлялся. Я прислонился к дверному косяку, чтобы выругаться и побороть дурноту.

– Где моя жена?.. – потребовал я ответа, но старик только выглядел обеспокоенным.

– Пошли, тебе срочно нужно поесть... – сказал он.

– Где она? – не отставал я от него. Он был моим единственным источником информации, ему придется ответить.

– Где женщина, которая здесь жила?

Он нахмурился и молча покачал головой. Я пробрался сквозь обломки и вылез через груду битого кирпича в кусты высотой по колено и на холодный ветер. Порыв ветра задул мою свечу. В темноте я смотрел на свой задний двор, на осыпавшуюся яму, которая когда-то была грилем для барбекю, на спутанные заросли, которые когда-то были клумбами с розами, и на потрепанную погодой доску, воткнутую в землю.

– Что это, черт возьми, за...? – я нащупал спичку, зажег свечу, наклонился поближе и прочитал грубые буквы, вырезанные на крошащемся дереве:

ВИРДЖИНИЯ ЭНН ДЖЕКСОН.

РОДИЛАСЬ 8 января 1965 года.

УБИТА СОБАКАМИ, ЗИМА 1992 года.