Текст книги "Актриса года"

– Зачем ты пьешь эту гадость? – робко спросил Морти.

– Да затем, что, если не буду, протрезвею и задохнусь от твоей вони! – отрезала Конни и опрокинула третью рюмку водки. А затем поставила опустевшую стопку на голову итальянского херувимчика эпохи Ренессанса, скульптуры, особенно любимой Барбарой Дэвис.

– Господи помилуй! – пробормотал Морти, снял рюмку и отнес в бар. Конни тут же пожалела, что была груба с ним. Но слово, как известно, не воробей, вылетит – не поймаешь. И вообще весь этот вечер она только и делала, что говорила гадости разным людям. Не успели Курт Рассел и Голди Хоун отойти от нее, как она накинулась на Энджи Дикинсон.

– Эй, почему ты ничего не сделаешь со своими ужасными волосами? – прошипела Конни, и Энджи тут же ретировалась туда, откуда пришла.

Когда к ней подошел Дин Китон, одетый в ливрею английского лакея двадцатых годов, и спросил, не видела ли она случайно Стива Мартина, Конни громко расхохоталась и ответила:

– Не советую так возбуждаться, ласточка! Такой везухи, как в «Первом клубе жен», тебе уже не светит.

Она цепенела при одной мысли о том, что все присутствующие наверняка говорят только о ее недавнем аресте. Окончательно добила ее записка, найденная в конверте. Ей казалось, что все гости указывают на нее пальцем и смеются. Конни Траватано и в голову не могло прийти, что кое-кто из коллег искренне озабочен случившимся с ней и от души сочувствует.

– Идем в шатер, – сказал Морти в надежде, что обед хотя бы немного отрезвит ее. Он обнял Конни за плечи, и они двинулись к выходу из гостиной. Но не успели дойти до середины гигантского восточного ковра, устилавшего пол, как столкнулись с Колином и Карен.

– Настоящее сборище номинанток! – пошутил Морти.

– Привет, Конни! – сказала Карен. – Ты знакома с Колином Тромансом?

– Нет, – осторожно ответила Конни. – Очень приятно познакомиться.

– Я ваш большой поклонник, – сказал Колин, видя явную растерянность Конни и стараясь ее подбодрить. – Еще с детства просто обожал «Только скажи, где найти тебя».

– Вот как? – сказала Конни. – Странно. Ведь я записала эту песню, когда была уже женщиной в возрасте… – Кажется, Колин женат на Фионе Ковингтон. Тогда как прикажете понимать, что он оказался здесь с этой дешевкой Карен?

– О, вы себя недооцениваете! – усмехнулась Карен.

Конни тут же возненавидела ее за снисходительно-развязный тон.

– А где же ваша прелестная жена? – спросила она Колина.

– Сидит дома, – огрызнулась Карен. – Слушает одну из ваших записей, сделанных, когда вам стукнуло семьдесят восемь, или я ошибаюсь?

– Послушай-ка, Карен, – сказала Конни, оглядев нахалку с головы до пят. – Соски у тебя ну прямо как оливки. Признайся, чем их нафаршировала, а?

– А мне жутко нравится твоя сумочка, Конни, – парировала Карен. – Признайся, где сперла?

– А у тебя такая физиономия, точно ты мышьяка наелась! – прошипела Конни.

– Идемте, посмотрим, чем там угощают, – сказал Морти и подхватил Конни под руку. Слегка подталкивая, он вывел ее на лужайку и увлек к гигантскому шатру.

– Вот сучка дешевая! – с ненавистью выдохнула Карен и подошла с Колином к бару. – Надеюсь, Дэвисы не выложили сегодня столовое серебро? Иначе она наверняка стащила бы половину ложек и вилок.

– Я уверен, это вышло у нее непроизвольно, – пробормотал Колин. Сколь ни безобразна была только что разыгравшаяся сцена, он почему-то испытывал странное возбуждение. Две роскошные знаменитые женщины рычали друг на друга, точно тигрицы, и едва не передрались. Совершенно завораживающее зрелище; при одном воспоминании о нем Колину казалось, что у него вот-вот начнется эрекция.

Но всякие позывы к ней тут же прекратились, как только он увидел у бара Фиону и Лайонела. Они стояли рядышком и пили шардоне. Лицо у Колина побелело, но, увы, недостаточно, чтобы окончательно слиться со стеной, на фоне которой он стоял. А потому Фиона сразу же заметила его.

– Колин… – в полном замешательстве пробормотала она.

– Фиона… – с трудом выдавил он. – Не знал, что ты будешь здесь.

– Это видно, что ты не знал, – ответила она. – Но Лайонел решил, мне будет полезно побывать у Дэвисов.

– Стоит ли выяснять отношения и устраивать скандал? – с надеждой произнес Лайонел.

– Не знаю, – холодно ответила Фиона. – Мне еще ни разу не доводилось побывать в шкуре пожилого педика-англичанина.

– Вы знакомы с Карен Кролл? – спросил Колин и покраснел до корней волос.

– Нет, – отрезала Фиона. – Но ты, по всей видимости, знаком, и очень хорошо.

– Мне страшно понравился ваш последний фильм, – вставила Карен.

– Настолько понравился, что вы решили хотя бы частично поиметь его дома, – злобно парировала Фиона.

– Друзья мои! – взмолился Колин. – Давайте будем вести себя, как подобает взрослым людям!

– Зачем же? Гораздо веселей вести себя подобно глупым испорченным младенцам! – воскликнула Фиона, и нижняя губа у нее мелко задрожала. Злоба ее испарилась, на смену пришли сентиментальные воспоминания. Со слезами на глазах глядела она на мужчину, которого любила. И который явился на прием с вульгарной женщиной, нагло выставлявшей напоказ свои груди. Груди, которые напоминали две огромные перезрелые дыни на рынке.

– Фиона! – взмолился Колин. – Не надо, прошу тебя! Не ставь нас в неловкое положение! Не плачь!

– А почему это я должна плакать? – тихо спросила она, делая над собой огромное усилие, чтобы успокоиться. Но по щекам уже покатились две слезинки. – Только потому, что мой муж появился на приеме с известной на весь мир шлюхой?

– Эй, погоди-ка, сестренка… – начала было Карен.

– Помолчи, я сам разберусь, – перебил ее Колин. – Фиона, мы с Карен познакомились совсем недавно и просто дружим. И…

– Может, ты, Колли, собираешься отдать ей свой голос за звание лучшей актрисы года? – дрожащим голосом спросила Фиона, промокнув глаза бумажной салфеткой.

– Зачем ты напрасно расстраиваешься? – мягко спросил Колин, искренне огорченный слезами жены.

– А может, собираешься снять свою подружку в роли леди Макбет? – прорыдала Фиона. – Что ж, хоть на костюмах сэкономишь!

– Он уже предложил мне эту роль, милочка, – мурлыкнула Карен.

– О, Колли, какой же ты негодяй! – взвизгнула Фиона, уронила бокал с вином и бросилась в дамскую комнату.

Свидетелем победы Карен над Фионой был Джеффри Клейн, стоявший в гостиной чуть поодаль. Человек по натуре своей нерешительный, ломающий голову над тем, что заказать на ленч – салат с курицей или же жареного тунца, Джеффри тем не менее являлся исполнительным продюсером на студии «Марафон». Возможность занять этот пост представилась в начале девяностых, когда один японский консорциум целиком выкупил студию у прежних владельцев. И Джеффри, имевший кое-какие полезные связи наверху, отхватил, что называется, лакомый кусок, на зависть и удивление всего Голливуда.

Прирожденный интриган и подхалим (и тем, и другим он ухитрялся заниматься одновременно), Джеффри взял себе за правило никогда не вкладывать деньги в фильм, который бы ему не нравился. Он не видел в том выгоды и отчасти подтвердил правоту такого подхода, взяв бразды правления студией на себя.

К примеру, именно он дал зеленый свет таким картинам, как «Дракула поет!» (триллер с элементами мюзикла с Нелом Даймондом и Дебби Аллен, производство которого обошлось в сорок семь миллионов долларов, а чистый доход от проката составил около трех); «Женщина в ожерелье из раковин» (Деми Мур играла там индианку, ставшую видным бизнесменом на Уоллстрит; расход – пятьдесят два миллиона, чистая прибыль – пять); «Микки Маус мертв!» (боевик с Томом Арнольдом в главной роли, где он играет мужа-разведенца, пытающегося спасти Диснейленд, ставший объектом заговора террористов). Этот последний фильм обошелся в шестьдесят миллионов долларов и считался неликвидом, однако Джеффри все же удалось толкнуть его на кабельное телевидение за два миллиона долларов.

Впрочем, таких проколов у Джеффри было немало, и он обрел в Голливуде репутацию эдакого Мидаса со знаком минус. Это он запустил в производство фильм «Сопли идиота» – самая бездоходная картина с Джимом Кэрри, что, впрочем, каким-то таинственным образом выпало из поля зрения его японских боссов, однако не укрылось от внимания голливудской общественности. Большинство агентов и звезд отказывались подписывать с ним контракты, убежденные, что в противном случае это станет концом их карьеры. Это обострило у Джеффри страх перед заключением контрактов – именно поэтому он так пристально наблюдал за Карен, выжидая удобного момента. И вот, как ему показалось, этот момент настал. Он сунул свой полупустой бокал с шампанским какому-то одинокому гостю, проходившему мимо, и подошел к ней.

– Карен Кролл! – Джеффри так и расплылся в улыбке.

– Джеффри Клейн, – улыбнулась она в ответ. – Мы вроде бы не знакомы.

– Просто хотел сказать, что несколько недооценил в свое время «Казино». Вы были там великолепны!

– Спасибо, – улыбнулась Карен. – Но только там снималась не я, а Шарон Стоун.

– Да я просто вас проверял! – расхохотался Джеффри. Эта его уловка была хорошо известна в Голливуде, он использовал ее раз по тридцать – сорок на дню, чтоб замазать свои ошибки и огрехи. Не далее как вчера он поздравил Джеффа Бриджеса с тем, что тот якобы «затмил славу своего отца, Бью». – А теперь попробуйте-ка догадаться, о чем я хотел с вами поговорить, – предложил Джеффри.

– О том, как вам понравилась моя игра в «Основном инстинкте», – хихикнула Карен.

– А вы, я смотрю, девушка с юмором, – усмехнулся Джеффри.

– Кстати, – сказала Карен, – знакомьтесь, Колин Троманс.

– Всегда был большим поклонником Шекспира. – И Джеффри пожал руку Калину. – Еще со времен «Вестсайдской истории».

– Очень мило, – кисло сказал Колин. Мысли его были далеко. Он продолжал размышлять над тем, стоило ему бежать следом за Фионой в туалет и попытаться хоть как-то успокоить ее или нет.

– А я Лайонел Лейтем, – сказал агент Фионы, который не последовал бы в туалет и за умирающей матерью, если б ему светила встреча с руководителем студии.

– Мне кажется, что «Марафон пикчерс» и Карен Кролл есть о чем поговорить, – заметил Джеффри.

– И о чем же именно, вы считаете, нам стоит поговорить? – спросила Карен, одарив его убийственным взглядом кобальтово-синих глаз.

– О каком-нибудь сериале, который наверняка затмит ваш успех в «Жертвоприношении», – небрежным тоном заметил Джеффри.

– Но у меня в данный момент полно предложений, – надменно ответила Карен.

– Мы, на студии «Марафон», всегда умели по достоинству оценить истинный талант, – напомнил Джеффри.

– И о какой же сумме идет в данном случае речь? – осведомилась Карен и плотоядно улыбнулась.

– Как насчет десяти миллионов за картину?

Карен изо всех сил старалась скрыть изумление. Джеффри Клейн предлагал в несколько раз больше ее обычного гонорара. Но он всегда проявлял щедрость во всем, что касалось звезд. Буквально в прошлом году он предложил Барбре Стрейзанд полмиллиона долларов только за то, чтобы она приехала на студию и пропела «С днем рождения» в его офисе в тот день, когда он отмечал шестидесятилетие. К чести Стрейзанд, следовало отметить, что она отказалась от предложения Джеффри, хотя и послала ему подарок – сувенирный кофейник со своим портретом.

– Думаю, у нас с «Марафон пикчерс» может состояться конструктивный разговор, если уж речь идет о десяти миллионах за картину, – ответила Карен и ухмыльнулась.

Рыдания Фионы эхом разносились по дамской комнате, заглушая даже звуки джаза. Дэвисы позаботились о том, чтобы радиофицировать все туалеты и ванные в доме. «Это помогает от запоров», – твердил Мартин Дэвис, свято веривший в музыкальную терапию.

Вытерев глаза, Фиона взглянула в зеркало и тут же разразилась новым потоком слез. Как раз в этот момент в туалет вошла молоденькая хорошенькая официантка, одна из тех, кто предлагал гостям шампанское и закуски.

– Извините, – произнесла Фиона, подавляя очередной приступ рыданий. – Никак не могу перестать плакать…

Девушка сочувственно улыбнулась, Фиона же продолжала бесплодные попытки остановить потоки слез бумажной салфеткой.

– Вот уже две недели плачу и плачу… – прошептала она и, как ни странно, начала успокаиваться под пристальным взглядом незнакомки. – С тех самых пор как муж сказал, что уходит от меня, слезы так и текут рекой. Плакала перед ним, перед своим агентом, даже перед Робертом Де Ниро… И вот теперь снова реву на такой замечательной вечеринке! Реву, реву, реву, как корова! И никак не могу остановиться!.. Но хуже всего то, – продолжила после паузы Фиона и громко высморкалась, – что я всегда ненавидела сантименты! Всегда вела себя как подобает истинной англичанке, если вы, конечно, понимаете, о чем это я…

Улыбка на губах женщины становилась все теплее и шире, и Фиона почувствовала: та действительно понимает, что имеется в виду.

– Я живу в Голливуде, меня выдвинули на «Оскара», я должна быть счастливейшей женщиной в мире! А вместо этого только и знаю, что лить слезы. Просто какой-то водопад Ниагара! Текут по щекам, заливают платье, а у ног образуется громадная лужа. О!.. – простонала Фиона. – Да будет этому когда-нибудь конец или нет?

Улыбающаяся официантка полезла в сумочку, достала свежую салфетку и протянула Фионе.

– Вот, возьмите, – сочувственно сказала она. – И не надо больше плакать. Довольно слез.

– Довольно слез… – пробормотала Фиона. – Где же я раньше это слышала? Кажется, это из…

– Донна Саммер и Барбра Стрейзанд, – напомнила женщина. – Очень модная в семидесятых песня.

– Ах, ну да, конечно, – сказала Фиона. – На стихи Колриджа мало похоже. Думаю, мудрый подход к жизни можно отыскать везде. Даже в старых и пошлых песенках. Я имею в виду «Ты всегда можешь остаться здесь, милый», ну и все такое прочее…

– Вы слишком много говорите и много плачете, – заметила женщина.

Фиона нервно рассмеялась.

– Вы даже не представляете, насколько правы, – сказала она. – О Господи, до чего же давно я не смеялась!

– Я знаю, что такое истинная любовь и как тяжело потерять ее, – заметила женщина. – Однако это никогда не мешало мне смеяться.

– Что очень разумно с вашей стороны, – подхватила Фиона. Промокнула глаза и выбросила салфетку. – Мне очень хотелось бы поближе познакомиться с вами и вашим философским подходом к жизни.

– Может, выпьем как-нибудь по чашечке кофе? – предложила женщина.

– О, с удовольствием, – улыбнулась Фиона. – Как с вами связаться?

– Меня зовут Мария Кальдоне, – сказала женщина и протянула Фионе визитку. – Тут есть номер телефона.

– Поторопитесь! – скомандовал Серджио Фалуччи. – Миссис Дэвис ждет.

– Ох, не нравится мне все это, – пробормотала Лина Плац, устанавливая на подносе серебряный соусник с крабовым коктейлем.

– Я нанял тебя, чтобы отрезать рыбам головы, а не рассуждать на тему того, что тебе нравится или не нравится! – рявкнул Серджио. – Давай, пошевеливайся! – Расстроенный отсутствием в меню крабов в мягком панцире, Серджио послал одного из своих помощников на местный рыбный рынок. Тот возвратился с полуфунтом искусственных крабовых палочек, и теперь Лина раздраженно измельчала их и совала в коктейль.

– Это даже не моллюски, – причитала она. – Это паршивая сайра, которую выкрасили в розовый цвет, чтоб походила на мясо крабов. Да это имеет такое же отношение к крабам, какое Ньют Джингрич имеет к нормальному человеческому существу! И выглядят так же мерзко, и на вкус сущее дерьмо!

– Займись лучше макрелью! – рявкнул Серджио и выхватил поднос из пропахших рыбой Лининых рук. Мало того что он не сумел выполнить просьбу богатейшей в Беверли-Хиллз женщины, ему к тому же приходилось мириться с резкими обличительными речами шеф-повара по рыбным блюдам.

Серджио выбежал из кухни и двинулся через гостиную, где было полно гостей. Он хотел поставить крабовый коктейль к прибору миссис Дэвис раньше, чем она займет свое место за обеденным столом в шатре. И именно так бы он и сделал, если б его не отвлек шум у бара.

Карен Кролл верещала на весь зал:

– Что, черт возьми, ты тут делаешь, а?

Серджио замер на полпути. Рядом с Карен стояли Джеффри Клейн, Колин Троманс и Лайонел Лейтем. И еще Серджио увидел высокого мускулистого парня в джинсах «Левис» и кожаной куртке. Серджио понятия не имел, кто это такой.

Зато Карен имела. Ибо то был не кто иной, как Джонни Данте.

– Какого дьявола ты сюда приперся, а? – повторила она.

– Да просто подумал: дай подъеду и хоть краем глаза посмотрю, как живут сильные мира сего, – усмехнулся Джонни.

– Но как ты сюда попал? – не унималась она.

– Парень с парковки – мой приятель.

«Ах вон оно что!» – подумала Карен и залилась краской. Мало того что Джонни поставил ее в неловкое положение, он помешал ей расколоть Джеффри Клейна на выгодный контракт. А она была так близка к успеху…

– А в чем, собственно, дело, позвольте спросить? – вмешался Колин.

– Остынь, Шекспир, – огрызнулся Джонни.

– Просто он… это… мой поклонник, – пролепетала Карен, сама не веря в свою ложь. – Ходит за мной по пятам целыми неделями и…

– Может, вызвать службу безопасности? – предложил Колин.

– Ни хрена себе поклонник! – расхохотался Джонни. – Разве так называют мужчину, на конце которого торчат по четыре-пять часов на дню, а?

Джеффри Клейн тут же навострил уши. Он обожал скандалы и грязные сплетни. Лайонел тоже заинтересовался.

– Но послушайте! – возмутился Колин.

– Когда я трахаю тебя, – невозмутимо продолжил Джонни, – ты называешь меня Большим Папочкой. Или я не прав, а, куколка?

– Будь у меня под рукой пистолет… – злобно прошипела Карен. Лицо ее пылало от стыда.

– Будь у тебя хоть три пистолета, мимо него ты все равно не проскочила бы! – И Джонни жестом указал на ширинку.

– Мы… э-э… вынуждены попросить вас убраться отсюда! – собравшись с духом, выпалил Колин. Хотя в глубине души понимал: все, что говорит этот тип о Карен, скорее всего правда.

– Я же сказал: отвяжись, придурок! – огрызнулся Джонни, а потом схватил с тарелки холодный и толстый стебель спаржи и засунул Колину в ноздрю. Затем сгреб несчастного за шиворот и поволок к диванчику, на котором уютно устроилась парочка – Алек Болдуин и Ким Бесинджер.

Парочка ахнула.

Карен вскрикнула.

Лайонел тихо застонал.

Алек и Ким тут же сорвались с места.

– О Боже! Оставь его сию же секунду! – взвыла Карен и кинулась Колину на выручку.

– Какая наглость!.. – бормотал Колин. Джонни наконец отпустил его, и он, схватив Карен за руку, бросился к выходу.

Гости были явно шокированы происходящим. Но в тот миг ударил гонг. Он возвещал о том, что всем пора в шатер, где ждал обед и должен был состояться концерт. Возбужденно перешептываясь, люди начали выходить из гостиной.

Все, кроме Джеффри Клейна. Глаза у него разгорелись от только что увиденной сцены, и он бочком начал подбираться к Джонни Данте.

– Эй! – окликнул он Джонни. – А вам никогда не хотелось сняться в лихом таком боевичке, а?..

Серджио поставил крабовый коктейль перед миссис Дэвис, как только она с мужем уселась за столик под номером один, у самого края сцены, что разместилась в дальнем конце шатра.

– Крабовый коктейль, миссис Дэвис! – с улыбкой объявил Серджио. – Я лично проверил крабы и счел, что они не соответствуют стандартам. Надеюсь, это блюдо будет адекватной заменой.

– Как мило с вашей стороны! – с улыбкой ответила миссис Дэвис. – Но стоило ли так беспокоиться и…

– Что вы, какое беспокойство! Для меня это всегда радость и удовольствие, – сказал Серджио, отвесил поклон и ретировался. Он никогда не переставал дивиться тому факту, каким вежливым и любезным делает людей фамильное состояние в миллиард долларов.

На сцене тем временем появился Билли Кристал. Он должен был вести концерт. Выдав порцию шуток в адрес крупнейших студий, он приготовился к главному.

– Леди и джентльмены! – объявил он. – Встречайте! Лайза Миннелли!

– Господи! – недовольно проворчала Конни. – Неужели перед тем, как приступить к ростбифу, придется выслушать все «Кабаре»?

– Конни, прошу тебя! – взмолился Морти. Они сидели в двух столиках от Дэвисов, и он страшно боялся, что Конни вдруг закатит сцену. Она уже и без того до смерти перепугала Джину Дэвис, направив на нее пристальный взгляд и ехидно спросив: «Когда, черт возьми, научишься играть как следует?!» Вупи Голдберг оказалась орешком покрепче. Когда ей был задан тот же вопрос, она не моргнув глазом выпалила в ответ: «Как только научишься вести себя в магазинах пристойно, Бонни Паркер!» А потом уселась прямо напротив Конни и так и сверлила ее взглядом. Что заставило Конни выпить уже шестую порцию водки, но кто считал? (Вообще-то Морти вел счет.)

Конни смотрела на Лайзу на сцене, испытывая одновременно отвращение и зависть. А когда та запела знаменитое произведение Сондхейма «Дети будут слушать», Конни вдруг подумала, что вполне могла бы оказаться на месте Миннелли. Но ее подвел голос. Подвел потому, что она отсосала у какого-то мексиканца, жалкого щенка, а потом ее застукали на краже в магазине в Беверли-Хиллз, и поэтому на сцене сейчас Лайза, а она сидит здесь, среди публики, и пьет. Конни облизала край пустого бокала, чувствуя, что ей до смерти хочется еще водки.

Лайза закончила номер и была вознаграждена шквалом аплодисментов. Кто-то из гостей кричал: «Браво!» «Да хватит же в конце-то концов! – подумала Конни. – Уберется эта кукла со сцены или нет?» Но Лайзу не отпускали. Оркестр заиграл знаменитый мотив: «Там-пам, та-та-пам, та-та-та-та!» – и Конни передернулась от отвращения. Неужели эта идиотка собирается петь «Нью-Йорк, Нью-Йорк»? Да, именно это и собиралась делать Миннелли, и публика радостно взревела. «Давай, девочка, давай!» – подбадривала певицу Вупи Голдберг, постукивая пальцами по столу.

«Ну неужели им не навязла в зубах эта песня? – с горечью подумала Конни. – Кто захочет ее слушать? Какой дурак?» Но похоже, Курт Рассел и Голди Хоун хотели – Конни заметила, как они подпевают и качают головами в такт музыке. Господи! Неужто ни у кого не осталось вкуса? Звезда стояла посреди сцены, широко расставив ноги, – похоже, ее воодушевлял энтузиазм публики.