Текст книги "Актриса года"
Автор книги: Джон Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Глава 13
Лори опрокинула вторую рюмку текилы и выглянула в окно гостиной. Длинные узкие тени от пальм почти сливались с темнотой. Скоро совсем стемнеет.
Скоро ночь. Скоро Мария придет домой. И ей понадобится весь запас текилы, чтоб хоть немного успокоиться.
– Клаудио заедет за тобой завтра в лимузине, ровно в шесть тридцать, и отвезет на премьеру фильма с Мерил Стрип, – сообщила ей днем по телефону Мелисса.
– Буду ждать, – ответила Лори.
– Потом в музее Арманда Хаммера состоится грандиозный прием, и там будут тучи фотографов и операторов, которые запечатлеют вас вдвоем. И публика там будет одета просто шикарно, а потому не советую надевать смокинг мужского покроя или лосины. Я хочу, чтобы ты была в туфлях на высоких каблуках и длинной юбке с разрезом.
– Слушаюсь, мадам Шанель! – шутливо откликнулась Лори.
– Кстати, о Шанель. У тебя есть сумочка от Шанель?
Повисла пауза. Лори просто не понимала, о чем идет речь.
– Наверняка нет, – рискнула предположить Мелисса. – Особенно с учетом твоего пристрастия к рюкзакам и высоким ботинкам. Ладно, не переживай, дорогая. Попрошу Клаудио купить тебе такую сумочку в «Нордстроме». Завезет вместе с автобиографией.
– Его автобиографией?
– Да, я хочу, чтобы ты знала о нем все, чтобы потом можно было без запинки отвечать на вопросы журналистов. Детали – они, знаешь ли, придают достоверности.
– Ладно, – согласилась Лори.
– Да, и вот еще что…
– Что?
– Ты все еще живешь с этой мексиканочкой?
– Ну… в общем… да, – созналась Лори.
– Боюсь, ей придется на время исчезнуть, – сказала Мелисса. – Потому что в четверг к тебе домой приедет журналист из «Персонэлити» брать интервью. И желательно, чтоб твоя маленькая подружка убралась на время, а ее место занял бы Клаудио.
– Интересно, под каким это предлогом я ее уберу?
– Ой, ну я не знаю, дорогая! Придумай что-нибудь! Повесь на дверь в спальне табличку: «Не входить», – что-нибудь в этом роде.
Замечательно, подумала Лори. Мария будет просто в восторге… Лори познакомилась с ней почти год назад. Усталая и голодная, она возвращалась с занятий аэробикой и решила по пути заглянуть в маленький ресторанчик на бульваре Санта-Моника, где продавали еду водителям навынос. Лори заглянула в окошко, заказала через микрофон буррито «Эль Гранде» и увидела там совершенно поразительную черноволосую красотку мексиканку. Миндалевидные черные глаза смотрели на нее приветливо и с интересом, и Лори вдруг почувствовала, как сильно забилось у нее сердце. Когда заказ был почти готов и официантка добавила к нему фасоли, сыра и риса, очаровательная девушка поднесла пальцы к губам и лизнула язычком ленту, чтобы заклеить пакет. Тут сердце у Лори заколотилось уже совсем как бешеное. По дороге домой, в Голливуд-Хиллз, она развернула пакетик и вдруг увидела записанный на обратной стороне бумаги номер телефона Марии Кальдоне.
Лори позвонила ей на следующий же день. Еще через две недели Мария переехала к ней от родителей, забрав почти все свои вещи, в том числе одежду и плейер. Роман развивался бурно, хоть и не без некоторых осложнений.
Одно из них носило политический характер. Мария, студентка Университета Южной Каролины, являлась одновременно членом студенческой лиги геев и лесбиянок. Она ничуть не стыдилась своей сексуальной ориентации, даже напротив – демонстрировала и подчеркивала ее при каждом удобном случае. Лори же, поселившаяся в голливудском мирке, скрывала подробности своей личной жизни, справедливо опасаясь, что это отрицательным образом скажется на ее карьере. И вскоре стала мишенью насмешек и издевательств со стороны наиболее активных геев, которые презирали ее за это. Бедняжке Лори даже приходилось покупать к каждой очередной церемонии вручения «Оскара» запасное платье – на тот случай, если активисты движения голубых забрызгают основной туалет масляной краской, что они угрожали сделать еще с 1991 года.
Разница во взглядах на образ жизни приводила к бесконечным столкновениям. Буквально в прошлом месяце они с Марией бешено спорили целых два дня, решая, ехать им на день рождения Честити Боно в одной машине или в раздельных. В результате было решено, что Мария прибудет на мотоцикле, а Лори проникнет через заднюю дверь под видом разносчицы «Спарклетт» [21]. Что не принесло ни той, ни другой особой радости.
Затем как-то раз их остановила в гастрономе на Франклин-авеню молодая дамочка, бешеная поклонница Лори и начинающая актриса.
– Мисс Сифер! – воскликнула она. – О-о, до чего же вы были восхитительны в этом фильме с Мэттом Диллоном! «Мост к реке», верно?
– Благодарю, – с улыбкой ответила Лори.
– Эта сцена, где вы занимаетесь с ним любовью во время наводнения, о, до чего же тонко вы там сыграли!
«Да уж», – подумала Лори и слегка поморщилась при воспоминании о том, как змееобразный язык Диллона щекотал ей шею. Однако она продолжала улыбаться и заметила после паузы:
– Вы не представляете, какое удовольствие я получила от этих съемок!
– Вам жутко повезло! – не унималась девица. – Мэтт Диллон совершенно потрясающий мужчина!
– Да, очень милый человек, – ответила Лори, уже уставшая от этой беседы.
– Жаль, что в той сцене вы не были обнаженными, – добавила поклонница.
Мария, которой надоели восторги идиотки, а также снисходительность, с которой Лори все это выслушивала, придвинулась к своей любовнице поближе.
– Нет, в это просто трудно поверить! Мало того, что вы занимаетесь любовью с самим Мэттом Диллоном, так вам за это еще и платят! – воскликнула женщина.
– Лично я предпочитаю даром! – буркнула Мария, обняла Лори за плечи и крепко поцеловала в губы.
Лори насилу вырвалась из ее объятий, поклонница же тихо ахнула и в шоке попятилась. На губах Марии играла торжествующая улыбка.
Лори долго не могла прийти в себя. Что она себе позволяет, эта девчонка? Разыграла настоящую сцену ревности в общественном месте! Надо же соблюдать приличия. Но тогда Лори еще не знала, что Мария вовсе не из тех, кто соблюдает приличия. Страсть – вот что всегда двигало этой девушкой, и Лори было трудно устоять.
– Идем, – сказала Лори, хватая Марию за руку.
– А ты, милая, заруби себе на носу, – сказала та поклоннице Лори. – У нас только так и никак иначе. Никаких там Адама и Евы. Мария и Ева, так будет точней!
После этого случая Лори ходила за покупками одна. Но любить Марию не переставала. Она даже воспользовалась своими связями, чтобы устроить девушку на работу в Голливуд, в фирму, занимающуюся поставками продуктов и обслуживанием банкетов. И теперь Мария, вместо того чтобы завертывать в бумагу буррито на бульваре Санта-Моника, намазывала икру и взбитые сливки на крохотные английские крекеры на вечеринках и приемах, что устраивались в роскошных особняках Беверли-Хиллз. Приятная и высокооплачиваемая работа, к тому же у Марии оставалось время для занятий и бесцельных скитаний по дому.
Но сегодня ее ждет неприятный сюрприз. Лори просто не представляла, как попросит Марию уехать. Может, аргумент, что делается это ради получения «Оскара», убедит ее, думала Лори. Может, Марию просто позабавит эта игра. Может…
Лори потянулась к бутылке с текилой и налила себе еще рюмочку. Ночь предстояла долгая и утомительная, это уж точно.
– Мама, я тебя умоляю! – вскричала Эмбер, пораженная зрелищем, представшим ее глазам.
Шейна Лайэнс, лежа в ванной, занималась сразу тремя делами: пила, курила и подпиливала ногти. В мраморной раковине валялась и дымила сигарета «Уинстон», на полке над ванной, где прежде красовались флаконы с шампунями, кремами и дезодорантами, стояла бутылка водки и несколько банок с тоником. В свои пятьдесят два Шейна улыбалась улыбкой испорченной девчонки, напоминая Эмбер Глорию Грэм и Джо Ван Флит – героинь экрана пятидесятых.
– В чем дело, детка? – лениво осведомилась она.
– Ты превратила мой дом в сущий зверинец, в какую-то помойку! Даже в ванную нельзя войти, не наткнувшись на одну из твоих бутылок!
– Ты имеешь что-то против домашнего уюта? – огрызнулась Шейна и, взяв окурок, глубоко затянулась.
– Это не уют, а бардак! И я так жить не могу!
– Вот как? Ну что ж, я тоже не могла жить в Сандаски, когда ты бросила меня там, бездомную и без денег!
– Ты не стала бы бездомной, если б не вышла замуж за этого подонка, Кэла Робертса! – выпалила Эмбер.
– Каждая женщина в четвертом браке выходит за ворюгу, – возразила Шейна. – К тому же мы с Кэлом жили душа в душу, до тех пор пока он не обанкротился из-за той закладной.
– Ты здесь уже неделю, мама, – заметила Эмбер. – Пора бы подыскать себе другое жилье.
– А денег на него ты мне дашь?
За что ни возьмись, речь обязательно рано или поздно заходит о деньгах, с горечью подумала Эмбер. Она ушла от матери и отчима три года назад с твердым намерением порвать все связи с ними. Но Шейна незадолго до того, как потерять дом, увидела Эмбер по телевизору. На студию последовала целая серия назойливых телефонных звонков. В ответ на все расспросы Эмбер жаловалась, что ее преследует какая-то сумасшедшая со Среднего Запада. На письма Шейны она тоже не отвечала. И все оказалось напрасным. Эта старая пьяница, эта ведьма все-таки наскребла денег на автобусный билет и приехала в Голливуд. И вот теперь Эмбер уже в реальной жизни столкнулась с ситуацией, обыгранной в фильме «Дорогая мамочка».
– Ну сама посуди, – попыталась использовать другую тактику Эмбер. – Ты просто не можешь жить здесь, раз меня выдвинули на премию. Это все испортит.
– Почему? – спросила Шейна. – Боишься, что Джек Валенти этого не одобрит?
– Дело не в том, мама. У меня своя жизнь. А ты должна жить своей.
– Так значит, ты выбрасываешь бедную старую мамочку на улицу, обрекаешь на голод и холод?!
– Какой к черту холод! – вспылила Эмбер. – У нас тут морозов не бывает!
– Не собираюсь шляться по улицам как бездомная собака, когда можно жить в доме с джакузи и газовым камином.
– Но образ жизни мы ведем совсем разный! – возразила Эмбер. – У меня работы по горло. Приходят нужные люди, богатые друзья, продюсеры, режиссеры. А ты чем весь день занимаешься? Хлещешь водку с тоником да смотришь ток-шоу.
– Кстати, Салли Джесси была сегодня просто великолепна, – сказала Шейна. – А тебе должно быть стыдно! Неблагодарная! Дочь ты мне или кто?
– Ты должна подыскать себе новое жилье, – сказала Эмбер, схватила с полки бутылку водки и вылила в раковину, смыв при этом пепел. – Даю тебе срок до конца недели.
– А у меня на это контрпредложение, – хихикнула Шейна. – Ты дашь мне двести пятьдесят тысяч баксов, и я отваливаю. А если не дашь, до конца дней своих будешь жить с мамочкой.
Глава 14
– Даже не знаю, как и сказать, – произнес сидевший рядом с Конни доктор Маервиц, – но я вынужден сделать это… Вы не сможете выступать на гала-концерте в Вашингтоне.
У Конни возникло такое ощущение, будто ей влепили пощечину палкой колбасы салями.
– Но это невозможно… – прошептала она, изо всех сил стараясь казаться спокойной.
– Увы! Боюсь, что дело обстоит именно так, – мягко заметил врач.
– Но я уже дала согласие. И об этом повсюду раструбили. Я должна, я обязана выступить.
– Если вы сделаете это, за последствия я не отвечаю.
– Какие последствия?
– Повреждение голосовых связок…
– Но не настолько же это серьезно, чтобы…
– Крайне серьезно, мисс Траватано, – возразил доктор Маервиц. – Вам нужно минимум две-три недели на восстановительный период.
– Неужели вы не понимаете?! – воскликнула она. – Я не пела на публике десять лет! Мои поклонники, весь народ, весь этот чертов мир только и ждет, чтобы я спела «Боже, храни Америку» перед президентом США и ветеранами вьетнамской войны. И если я откажусь… это будет… предательством. – Конни не стала упоминать о том, что в связи с этим может лишиться премии.
– А нельзя ли… э-э… спеть под фонограмму? – спросил врач.
– Под фонограмму? – изумилась Конни. – Но я никогда не записывала исполнение этой песни. Вы, видимо, путаете меня с Кейт Смит.
– Нет-нет, я знаю, вы замечательная, великая певица, – забормотал врач. – И хочу, чтобы вы ею и остались. А потому не рекомендую выступать на следующей неделе в Вашингтоне.
– Но послушайте, – не унималась она, – о чем, собственно, идет речь? Это что, простуда, ангина? Неужели нельзя выписать какой-нибудь антибиотик? Попринимаю таблетки несколько дней и как раз к следующей неделе…
– Все обстоит куда серьезнее. Повреждение носит чисто травматический характер.
– Но в чем причина? – спросила совершенно ошарашенная Конни.
– Не знаю, – ответил доктор Маервиц. – Единственное, что для меня очевидно, так это то, что ваше горло и голосовые связки подверглись сильнейшему растяжению. Нормальное пение, даже громкий крик не могли быть тому причиной. Такое впечатление… сколь странным это ни покажется, что кто-то пытался протолкнуть вам в горло толстую палку.
Пенис того мальчишки-мексиканца! Конни даже передернулась от отвращения, она презирала самое себя.
– Возможно, – продолжил доктор Маервиц, – вы пытались проглотить какой-нибудь банан или большой огурец целиком? Только это могло привести к подобной травме.
Конни покраснела до корней волос – даже после травяных масок Хельги лицо ее не бывало таким красным.
– Что-то не припоминаю… – пробормотала она.
– И не только проглотить это загадочное нечто, – не унимался врач. – Этот предмет должен был находиться во рту и гортани не меньше пятнадцати – двадцати минут. Вы бы наверняка запомнили.
– Ну… разве что во сне… – робко предположила Конни.
– Как бы там ни было, – сказал доктор Маервиц, провожая Конни к дверям, – но теперь самое главное – не напрягать голосовые связки. Старайтесь говорить как можно тише, полощите горло теплой водой дважды в день. А через две недели покажетесь мне еще раз. К тому времени все наверняка пройдет. А что касается Вашингтона… если желаете, я лично сделаю официальное заявление прессе о внезапном ухудшении вашего здоровья.
– О чем задумалась, детка?
Карен выпустила изо рта длинную струйку дыма и покосилась на лежавшего рядом темноволосого мужчину. Она занималась ритуальным действом – расслаблялась и курила после полового акта. Так поступали все блондинки-старлетки, пробивавшие себе путь наверх альковными связями с влиятельными людьми. И вот теперь он отвлек ее от этого ритуала.
– Да просто думаю о том, что меня выдвинули на премию Академии, – ответила она.
– Небось рада до смерти? – спросил мужчина.
– Не без того, – ответила она, встала с постели и направилась в душ.
– А когда церемония? – крикнул он вслед.
– Двадцать шестого марта, в понедельник, – ответила она и стала энергично чистить зубы.
– Ну и как, у тебя имеется длинное обалденное платье?
– Вроде бы имеется, – ответила Карен, открыла флакончик с листерином и прополоскала рот. – Валентине обещал подобрать мне что-нибудь на следующей неделе. – Чувствуя, что так и дышит свежестью и чистотой, Карен вернулась в спальню и вновь нырнула к любовнику в постель.
– А с кем пойдешь, уже решила? – небрежно осведомился он.
Карен приникла к нему и крепко поцеловала в губы.
– Страшно хотелось бы пойти с тобой. – Ложь с легкостью вылетала сквозь только что начищенные зубы. – Но возможно, мой агент сочтет, что мне нужен другой спутник. Сперва поговорю с ним…
– Эй, малышка, о чем тут говорить? – спросил мужчина и ответил поцелуем на поцелуй, ощутив при этом на губах привкус листерина. Как ни странно, вкус и запах этой жидкости почему-то всегда возбуждали его. – Раз хочешь идти со мной, так иди.
– О да, просто мечтаю! – мурлыкнула Карен. – Ты такой решительный, такой…
Вообще-то в действительности Карен ценила в Джонни Данте лишь одно качество – неутомимость. Он мог трахать ее три-четыре часа подряд без передышки, даже без перекура. Стройный, мускулистый, сексуально целеустремленный, Джонни был в этом смысле надежен, как вибратор, к тому же его не приходилось потом мыть и менять батарейки. Познакомились они на съемках «Жертвоприношения», где она играла главную роль, а он был вторым помощником осветителя. Но последнее обстоятельство мало волновало Карен: она уже давно предпочитала простых работяг, «голубые воротнички», которые жили в Сан-Фернандо-Вэлли, ездили на пикапах с четырьмя ведущими колесами и зарабатывали на жизнь «черной» работой в кино. Еще в начале карьеры она заметила, что самым надежным способом расслабиться и успокоиться перед съемками был такой: фундаментально, что называется, от души потрахаться с каким-нибудь членом съемочной группы. Карен следовала золотому правилу актрисы – «хватай все на лету» – в буквальном смысле этой фразы.
Роман их продолжился и после съемок, иногда Карен приглашала Джонни к себе на ночь или на две. Проблема заключалась лишь в том, что ему все время хотелось выйти с ней на люди. Но появиться на публике под руку с этим итальянским чернорабочим, неотесанным жеребцом, который носил золотые цепи и обожал одеколон «Брут», – нет, это было абсолютно неприемлемо. Приходилось подыгрывать ему, делая вид, что ей осточертела светская жизнь и что она горит желанием делить с Джонни его образ жизни.
– До смерти надоел этот ресторан «Мортон», – не далее как на прошлой неделе заметила Карен. – Почему бы не зайти в «Красный омар», что неподалеку от твоего дома? Никто меня туда не водит!..
– Просто обожаю жареных моллюсков! – говорила она час спустя, брезгливо отделяя вилкой толстую корку пропитанных жиром панировочных сухарей. – О, посмотри, здесь подают уксус для приправы салатов! Как мило!..
Как-то однажды Джонни выразил желание отвести ее в итальянский ресторан «Вольфганг Пакс», недавно открывшийся в Беверли-Хиллз. Карен сказала ему, что зарезервировала столик на пятницу, прекрасно зная, что в тот вечер ресторан будет закрыт для посетителей, поскольку там заказал банкет Барри Диллер. Они приехали, их, разумеется, не пустили, и Карен тут же предложила перекусить в «Кентукки фрайд чикен» [22], пока никто из знакомых не успел заметить фисташковую рубашку Джонни и золотое кольцо на его мизинце, состоявшее из миниатюрных стрелочек. Разочарование Джонни усугубилось еще и тем, что Карен заказала к основному блюду жареные куриные печенки.
Четыре месяца романа с Джонни Данте ознаменовались для Карен самым потрясающим в ее жизни сексом и самым скверным ужином.
– У меня и смокинг есть, малышка, – сказал он.
– Ну конечно, есть, дорогой, – откликнулась Карен и снова одарила Джонни ароматным поцелуем. Ну вот, теперь он, видите ли, желает посетить с ней церемонию вручения «Оскара». И ей не так просто будет отвертеться. Ну а пока… пока лучше отвлечь его от этих мыслей. И Карен вынула язычок изо рта Джонни и медленно провела им вниз – по подбородку, шее и груди. Все ниже и ниже, к тому сладкому местечку, для которого она придумала ласковое прозвище «Инферно Данте» [23].
«Я выдержала экзамен», – с торжеством подумала Фиона.
Оральный секс никогда не привлекал ее. Еще в Англии, в школе, узнав об этом от девочек, она просто ушам своим не поверила. Кто только мог изобрести эту совершенно дурацкую и отвратительную штуку? И какого сорта люди могут заниматься им и даже находить в этом удовольствие? Наверняка американцы, презрительно фыркнула она. Ни один нормальный здравомыслящий человек не станет заниматься такими гадостями. Все равно, что лизать «майское дерево» [24], когда гораздо веселее и приятнее привязать к нему ленточку и танцевать рядом.
Однако она накинулась на интимные части тела Колина, проявляя при этом усердие и активность пылесоса, работающего на высоких скоростях. И розовый румянец, появившийся на его обычно бледных щеках, свидетельствовал о том, что старания ее не пропали зря.
– О, дорогая, это было нечто незабываемое!.. – простонал он.
Незабываемое, надо же! Как это похоже на Колина! Для него все – представление, даже секс. Ну что ж, в эти игры она всегда умела играть. Если Колину хочется думать, что он лежит в постели с разнузданной шлюхой времен Ренессанса, что ж, она достойно исполнит эту роль. Фиона отчаянно желала вернуться к прежним благословенным временам супружества, которые делила с Колином на протяжении нескольких лет. К тем дням, когда они, голые, уютно лежали рядом в постели и читали наизусть отрывки из «Беовульфа» [25], что обычно предшествовало их скромным любовным утехам. О, как же она тосковала по этим дням!
Любовь и работа – все это так тесно переплеталось в их прежней жизни. Вплоть до того момента, когда «Звуки музыки»…
«Нет, – твердо сказала себе Фиона, – даже думать об этом не смей. Я слишком далеко зашла, играя эту роль, и вот какую цену приходится теперь платить…»
– Дорогая, – сказал Колин, – давай я сверху, а?
«Как это по-актерски!» – подумала Фиона, всегда готовая подыграть партнеру по сцене.
– Так что тебе мешает, любовь моя?.. – проворковала она в ответ.
Колин навалился на Фиону. Она закрыла глаза и представила шелк необыкновенно миленькой расцветки, который недавно видела у Лауры Эшли. Кружевное переплетение цветов и гроздьев винограда помогло немного отвлечься от происходящего.
– Да, любовь моя, – пробормотала она, – да, да, да!
– Тебе хорошо, милая? – спросил Колин.
– Не просто хорошо, – ответила Фиона. – Великолепно, прекрасно, замечательно!
– О да, – усмехнулся он в ответ. – Некоторые рождаются великими, другие, так сказать, впускают величие в себя. – И он судорожно вошел в нее.
Фиона терпеливо сносила все эти рывки и подрагивания, ощущая себя жалким маленьким плотиком в бурном море. Дыхание Колина учащалось, становилось все более прерывистым и хриплым. Ну прямо второй акт «Камиллы»!.. Все идет хорошо, думала Фиона. Пусть вынести это нелегко, но отныне у них все будет в порядке. И она еще крепче зажмурилась, пытаясь восстановить в памяти прелестную ткань с цветочным рисунком.
Но она все не появлялась. Вместо нее Фиона вдруг увидела изумрудно-зеленый холм, купающийся в лучах утреннего солнца. Где-то вдалеке играла музыка. Затем вдруг из-за гребня возникла фигура в черном. То была Мэри фон Трапп!
– Нет! Только не это! – взвизгнула Фиона.
– Что «не это»? – испуганно спросил Колин и тут же отстранился от нее.
– Я не тебе, дорогой, – сказала Фиона. – Просто… просто. – И она умолкла.
– Неужели опять эти чертовы «Звуки музыки»? – взвыл Колин. Эрекция его увяла столь же быстро, как исчезают на улице зонтики по окончании летнего ливня.
– Но, дорогой, пожалуйста! – взмолилась Фиона и защитным жестом натянула на грудь простыню. – Дай мне еще хотя бы немного времени – и все будет хо…
– Фиона, дорогая, ты уже целый год пытаешься выйти из этой роли, – мягко заметил Колин. – Но совершенно очевидно, что окончательно избавиться от этого образа тебе не удастся никогда! – Он поднялся с постели и принялся собирать разбросанную вокруг одежду.
– Нет, Колин, нет!
– Боюсь, что да, любовь моя. Довольно глупо получилось. И нам уже не восстановить того, что разрушили Роджерс и Хаммерштайн.
– Я не хочу, чтобы ты уходил, Колли! – простонала Фиона. – Я не смогу без тебя жить!
– Боюсь, придется.
– Но что я буду делать?..
– Уйдешь в монастырь, – буркнул Колин, застегивая молнию на брюках.
«Певчая птичка умолкла.Конни Траватано, получившая еще в самом начале своей блистательной карьеры прозвище Сицилийская Певчая Птичка, не будет петь «Боже, храни Америку» на вечере в честь ветеранов вьетнамской войны, как было объявлено прежде. В настоящее время она лечится от вирусной инфекции и отказалась от выступления по настоянию врача. Это, разумеется, вызовет глубочайшее разочарование у всех поклонников знаменитой вокалистки, которые не видели ее на сцене вот уже десять лет. «Конни обязательно будет петь перед публикой, – заявил ее агент Морти Солтман, – просто еще не время». Солтман отказался комментировать слухи, будто бы его клиентка решила сделать более эффектным свое появление на сцене в день вручения премии «Оскар», где она обещала спеть также номинированную на премию песню из диснеевского мультфильма «Письмо Скарлетт». Популярную песню под названием «Поставьте мне отлично».
«Лос-Анджелес таймс»,
Утренняя хроника, раздел «Календарь»,
15 февраля.
