Текст книги "Актриса года"
Автор книги: Джон Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава 24
Свет, проникавший в столовую клиники Бетти Форд, был не желтым и не золотистым, а каким-то желчно-зеленоватым, словно некий дизайнер специально задался целью приглушить все живые и хоть сколько-нибудь радостные тона назло обитавшей здесь высокопоставленной клиентуре. Он высвечивал подносы с завтраком: грейпфрут, яйцо всмятку и чашка чая.
Конни предпочла бы яйцо вкрутую и черный кофе, но в этом плане надеяться было не на что. Завтрак в семь утра, чай – в восемь, групповая терапия – в девять, затем ленч, снова групповая терапия – словом, рутинная больничная жизнь, неизменная, словно выражение лица Деми Мур. «Не ела яиц всмятку со времен детства, когда училась в католической школе», – с отвращением подумала Конни.
– Мисс Траватано?
Конни обернулась посмотреть, кто ее окликнул. Грейс, медсестра из Вест-Индии, которая не далее как вчера заявила, что, по ее мнению, достоинства Бетти Мидлер сильно преувеличивают. Чем сразу же понравилась Конни.
– Да, Грейс?
– Вам почта, – улыбнулась полная чернокожая женщина и протянула ей четыре конверта.
Кто же узнал, что она здесь? Конни принялась судорожно соображать. Мысли вертелись по замкнутому кругу, как у Никсона во время последних дней Уотергейта. Выйдя из алкогольного стопора, она узнала, что в клинику ее поместили Морти и секретарша Эрика. Обе эти персоны поклялись хранить тайну. Но ведь у Дэвисов она устроила на глазах голливудской публики целое пьяное представление! Неудивительно, что по городу распространились слухи о том, где она теперь находится.
Конни вскрыла первый конверт и тут же узнала почерк.
«Дорогая Конни!
Все мысли мои с тобой, поскольку сейчас, наверное, самый трудный период в твоей жизни. Знай, я заходила и справлялась о тебе, и мне сказали, что теперь тебе лучше. Если хочешь, поговорим, как сестры. Для этого тебе только надо снять трубку, я всегда буду рада слышать твой голос. Уверена, ты не по злобе это сотворила, ты не из таких.
С любовью, Лайза.
P.S. В Академии буду голосовать за тебя!»
На глаза Конни навернулись слезы – наверное, впервые за все время с тех пор, как она смотрела «Как сестры». Насколько же добра и благородна Лайза! И это после того, как она, Конни, жестоко высмеяла ее на глазах сотен поклонников! Неужели она действительно по натуре своей добрый человек, которому неведомы ни зависть, ни тщеславие?.. Те самые черты, что завели Конни в тупик. Щеки у нее покраснели от стыда.
Почерк во второй записке оказался незнакомым.
«Дорогая Конни!
Помни – только в любви можно найти ответ на все. Все мы лишь жалкие марионетки, которые дергаются и строят рожи в нелепом танце под названием «Жизнь». Ну ничего, ты справишься, если… Короче, тебе стоит только протянуть руку и…
…коснуться себя, коснуться меня.
Дайана.
P.S. И вообще, вали из нашего садика, девочка, а то дождь начинается!»
Третье письмо оказалось совсем короткое и более определенное.
«Дорогая Конни!
А о режиссуре ты когда-нибудь подумывала?
Барбра».
Конни едва не подавилась яйцом всмятку, вдруг разом осознав, какой жалкой выглядит теперь в глазах своих основных соперниц. И, ожидая худшего, вскрыла последний конверт.
«О Великая в Своей Никчемности!
Надеюсь, ты получаешь истинное удовольствие, вычищая сортиры у Бетти Форд. Вроде бы лучшее моющее средство – это рвотное. Так мне, во всяком случае, говорили. О дальнейшей работе можешь не беспокоиться. Как только выйдешь, Микки Руни тут же возьмет тебя из жалости в свое следующее турне, учитывая твои прежние заслуги».
Она перечитывала это последнее письмо, и руки у нее дрожали. Как возможно такое? Похоже, все знают, что с ней произошло, куда она попала, и пишут эти совершенно ужасные, злобные записки. Тот же конверт, та же машинка! Ее вычислили!
Отодвинув поднос с завтраком, Конни вскочила и бросилась к двери. Там ее ждала Грейс.
– Мисс Траватано… – начала она.
– Не сейчас! – взвизгнула Конни и оттолкнула ее.
– Но к вам посетитель.
– Никто не может знать, где я нахожусь! – вскричала Конни.
– Он дожидается в холле, – сказала Грейс. – Должна заметить, очень хорош собой.
Его белокурые волосы слегка растрепались, простая хлопковая футболка плотно обтягивала грудь, открывая взору прекрасно развитую мускулатуру. Тогда он был одет совсем иначе… И тем не менее Конни тут же узнала его. Эрик Коллинз, офицер полиции из Беверли-Хиллз, который арестовал ее чуть больше недели назад.
– Что вы здесь делаете? – резко спросила Конни.
– Просто хотел убедиться, что с вами теперь все в порядке, – ответил Эрик, поднявшийся ей навстречу.
– Откуда вы узнали, что я здесь?
– Но это было напечатано в «Ю-Эс-Эй тудей», на первой странице.
«О Господи! Им осталось только повесить мне колокольчик на шею и гонять по улицам с криками: "Позор! Позор!"» – подумала Конни.
– Мы с сестрой были в Палм-Спрингс, навещали маму. Вот я и решил заскочить по дороге, – сказал Эрик. – Просто подумал: а вдруг то, что я арестовал вас… и привело вот к этому?..
– Огромное спасибо, отец Фланаган [35]! – огрызнулась Конни.
– Выздоровление – очень сложный и важный процесс, – продолжал Эрик, игнорируя злобное восклицание Конни. – Мой отец прошел примерно через то же самое в восьмидесятых, и жизнь нашей семьи чудесным образом переменилась.
Конни была тронута его искренностью, однако злоба и раздражение все же возобладали.
– И где, позвольте узнать, ваш папочка теперь? Небось работает на фабрике по разливу джина?
– Нет, – тихо ответил Эрик. – Случайно погиб в перестрелке на улице, когда помогал старой кокетке переходить через дорогу.
– Да-а, вот оно как… Сочувствую, – пробормотала Конни, – но все равно это не повод, чтобы являться сюда, ко мне.
– Тогда не буду вас больше беспокоить, – сказал Эрик, – но могу дать координаты священника моей матери на тот случай, если вам вдруг понадобится духовная поддержка.
– Спасибо! – отрезала Конни. – Но только тут у нас нет молоденьких мальчиков, которыми он мог бы заинтересоваться.
– Вообще-то отец Каррас предпочитает общаться с прокаженными, – невозмутимо ответил Эрик. – Последние десять лет работал в лепрозории на Гаити. А сейчас приехал сюда, в пустыню, на воскресную проповедь. – И он добродушно улыбнулся.
«Черт побери, да этот парнишка и айсберг заставит растаять! Неужто понабрался всех этих идей всепрощения у Лайзы?»
– Как бы там ни было, – продолжил Эрик, – сейчас мне придется вернуться в сиротский дом, где мы с сестрой добровольно помогаем по воскресеньям. Он называется «Дети Христа». Можете позвонить мне туда, если вдруг понадоблюсь.
– Спасибо, – буркнула Конни.
– И помните старое мудрое высказывание: «Сами вы – нечто большее, чем самая большая ваша проблема».
– Чьи слова? – спросила Конни.
– Уистена Хью Одена, – ответил Эрик. – Вычитал в интервью с Фионой Ковингтон.
Конни вернулась к себе в палату, и тут ею овладело чувство стыда – за то, как она вела себя с Эриком. Возможно, он действительно искренне хотел помочь ей. Но годы, отданные работе на индустрию развлечений, не прошли даром – теперь она подозревала в кознях каждого – от Дэвида Джеффена до мусорщика. Жизнь вечно настороже, вечно не доверяя никому.
Однако выглядел он просто шикарно в белых брюках и серой футболке. Интересно, сколько ему? Года тридцать три? Тридцать пять?..
Она как раз размышляла над этим, как вдруг дверь отворилась и в палату вошла молоденькая рыжеволосая девушка с бледным лицом.
– Привет, – сказала она. – Я Эмбер Лайэнс, ваша новая соседка.
Тед сидел в кабинете за столом, заваленным грудой различных материалов. Журнал «Персонэлити» – это вам, конечно, не «Нью-йоркер», но в том, что касалось тщательности и глубины проводимых исследований, ему, пожалуй, не было равных. Ибо в статье Теда о номинантках на звание лучшей актрисы года приводились даже цитаты из первой рецензии на игру Фионы, когда она только появилась на подмостках Национального театра («Как ни странно, но довольно привлекательна, несмотря на слишком торопливую манеру речи; напоминает Сэди Деннис после пробежки по болотам»). Присутствовал здесь и кадр из фильма «Магнум – частный детектив», где Лори снялась еще подростком («Это счастливое дитя наверняка возжаждут все гавайские бездельники»). Теперь он нервно перелистывал досье на Карен Кролл, пытаясь реконструировать биографию белокурой богини секса, но все напрасно.
Его оторвал от этого занятия злой стук тонких и высоких каблучков Фатимы Бьюлокс. Она шла по коридору, направляясь к его комнате. Что нужно этому аятолле в юбке на сей раз?
– Брось это дерьмо! – скомандовала Фатима, появляясь в дверях.
– Но я ничего не держу, – улыбнулся Тед, прибегнув к неуклюжей шутке в духе Стива Мартина, которые обычно заставляли зрителей смеяться до слез.
– Прекрати разыгрывать комедию и слушай меня внимательно! – рявкнула редакторша. – Мне только что звонил агент Эмбер Лайэнс, она загремела в клинику Бетти Форд и хочет поговорить с нами о своих проблемах и перспективах на выздоровление. Надо, чтобы ты съездил к ней в эту долбаную пустыню и успел вернуться до захода солнца.
– Но я изучаю биографию Карен Кролл, – сказал Тед.
– Да нам нужна эта белобрысая сучка как корове седло! – заметила Фатима. – Дело не только в Эмбер и в том, что она желает говорить. Оказывается, соседкой по палате у нее Конни Траватано. Заодно возьмешь интервью и у нее.
– Но ведь она наотрез отказалась говорить с нами, – напомнил Тед.
– А может, вдруг передумает, когда увидит, что Эмбер беседует с тобой. Ты обязательно должен вызвать ее на разговор, покопаться в грязном бельишке этой певчей птички со сломанными крыльями. Попробуй найти к ней подход. Уж постарайся, чтобы она развязала язык!
– Интересно, как я это сделаю? – проворчал Тед.
– Скажи, если не даст нам интервью, мы выльем на нее такой ушат грязи, что ее возненавидит вся Америка, как некогда ненавидела Этель Розенберг! – Фатима, резко развернувшись, последовала в свой кабинет.
Съездить в пустыню до захода солнца! Легко сказать!.. «О черт!» – вздохнул Тед, зная, что спорить с Фатимой, когда та закусила удила, совершенно бесполезно. А потому надо быстренько собираться и выезжать. А по дороге хотя бы чуть-чуть расслабиться, выкурив косячок, который он раздобыл сегодня утром…
Тед запустил руку в карман синего блейзера и извлек оттуда вересковую трубку с выгравированной на ней надписью: «От Фионы с любовью». Очень даже славная трубочка, в самый раз для того, чтобы покурить из нее травки. Ему просто повезло, что вчера он ухитрился стибрить этот сувенир с тумбочки у нее в спальне.
«Просто обожаю равиоли с фасолью и сырыми свежесрезанными прутиками», – сказала Шарон Стоун, отведав фирменное блюдо шеф-повара Пьера Мове [36]в его только что открытом в Беверли-Хиллз бистро под названием «Ла Натюр» (по-английски – «Природа»).
Комбинируя два направления в кулинарии – натуральное с классической французской кухней, – месье Мове разработал меню, которое вызывало одновременно удивление и восторг у гурманов: «Суп с камушками», куда входят куриный бульон, шафран и песок (9 долларов); блюдо под названием «Долина Луары» – жареная гусиная печенка, которую подают с шипами от свежей фасоли (16 долларов 50 центов за порцию); ризотто из грязи (разве когда-нибудь ризотто напоминало по вкусу что-то другое?) (19 долларов) и, наконец, жареный палтус с пюре из земляных червей. Наслаждаясь десертом из шербета с морскими водорослями и хрустящими шкурками киви, Шарон заметила: «Оскара» в этом году получат или Фиона Ковингтон, или Лори Сифер. Они единственные из номинанток, которые не угодили пока в тюрьму или психушку».
Джордж Кристи,
«Из жизни звезд»,
«Голливуд рипортер»,
10 марта.
Глава 25
Теплый бриз обдувал только что вымытые темные волосы Фионы, шагавшей по улице. Сегодня утром она дважды прополоскала их растительным бальзамом, и ей казалось, что голова ее пахнет, как английский сад в полном цвету. О, как же она скучала по Лондону!
Но шла она сейчас не по Кингз-роуд, а по Монтана-авеню в Санта-Монике. В витринах магазинов красовались жутко дорогие итальянские свитеры, большую часть которых изготовили нелегально работающие в Калифорнии китайцы. Проходя мимо них, она также видела младенцев – их везли в дорогих прогулочных колясочках няньки-мексиканки. Младенцы по большей части являлись отпрысками еврейских семей, где папа, как правило, работал каким-нибудь сценаристом, а мама, щеголявшая в мини-юбке и с копной пышных кудряшек на голове, – каким-нибудь ассистентом исполнительного продюсера. Однако несмотря на это, детишки начинали раньше говорить по-испански, чем по-английски.
Мысль о молодых парах, строящих совместную жизнь, внезапно наполнила Фиону неизбывной тоской, как бывало всякий раз, когда она смотрела фильм «Короткая встреча». Неужели их с Колином отношения кончены раз и навсегда? Неужели им, подобно Тревору Говарду и Селии Джонсон в этом сентиментальном произведении сэра Дэвида Лина, суждено разминуться на островке поезда под названием «Жизнь» и никогда, никогда больше не увидеть друг друга?..
Чувствуя, что решимость ее начинает таять, Фиона прибавила шагу и продолжила свой путь по Монтана-авеню. «Только вперед, девочка, всегда только вперед! – твердила она себе. – Иного выхода нет. Вперед, к новым ощущениям, новым захватывающим приключениям!» Тут в ее голове пронеслось воспоминание о тех благословенных временах, когда она еще училась в Англии, в школе-пансионе. Она вспомнила гимн, который распевала с подружками на каждой воскресной службе. И вот тихонечко, под нос, Фиона запела «Вперед, воины Христовы». Наверное, впервые за десятки лет слова эти прозвучали на Монтана-авеню.
Фиона вошла в «Мока чока латта, я-я», хипповое кафе на углу Монтана-авеню и Девятой улицы, где собирались представители всех национальностей. Пройдя по коридору мимо доски, где были вывешены объявления о поэтических чтениях, спектаклях и курсах по рефлексологии, она заглянула в уютный полумрак небольшого зала, где завсегдатаями были безработные актеры и модели.
– Сюда! – приветственно махнула ей рукой Мария, сидевшая за столом в углу с чашкой чая.
– Я так рада, что ты приняла мое приглашение, – сказала Фиона, усаживаясь рядом. – Мы так смеялись и веселились на той вечеринке, и мне кажется, нам следует повторить этот замечательный и прелестный эпизод.
В ответ на это цветистое высказывание Мария улыбнулась краешками губ. Именно нежность и воспитанность Фионы, а вовсе не ее смех бальзамом проливались на ее пылкую и беспокойную мексиканскую душу.
К ним подошел смазливый молодой официант. Не далее как два часа назад он совершенно бездарно выступил на репетиции в роли водителя «скорой помощи».
– Доброе утро! – сказал он Фионе. – Чего желаете?
– Ах, – пробормотала Фиона, – вот он, самый сложный момент! Принятие решения.
– Могу рекомендовать нечто совершенно особенное, – прогнусавил официант. – Наш фирменный напиток. Двойной декофеинизированный кофе со льдом, обезжиренным молоком и капелькой итальянского малинового сиропа. Семь пятьдесят.
Фиона на секунду задумалась.
– А как насчет чашки обычного кофе? – спросила она. – Или это совершенно невозможно?
– Вы посетитель, а желание посетителя для нас закон, – сказал официант и отошел к стойке.
– Ох уж эти американцы с их вечными ухищрениями по поводу такой простой вещи, как кофе! – обратилась Фиона к Марии. – Как мексиканская еда. Три основных ингредиента, но подаются в сорока разных комбинациях.
– Я так обрадовалась, когда ты позвонила вчера, – сказала Мария, которую волновали лишь чувства и страсть, а вовсе не содержание кофеина.
– Кажется, я уже говорила, – заметила Фиона, – именно ты заставила меня рассмеяться впервые за долгое время.
– А что, так скверно было на душе?
– Но ведь это совершенно ужасно, когда тебя подвергают публичному осмеянию. Особенно такая дешевая шлюха, как Карен Кролл.
– Тебе, должно быть, очень больно… – сочувственно заметила Мария.
– Могу сказать лишь одно: жизнь оказалась куда грубей и тяжелей, чем нам внушали в школе, в Холлингсфорд-он-Мьюз. – Фиона снова с любовью вспомнила школьные годы, веселое приготовление пудингов, чтение Беатрис Поттер своим подружкам-одноклассницам. Вот где был подлинный театр, в котором шли одни шедевры.
– Так ты что, до сих пор слезы льешь? – спросила Мария, с наслаждением вдыхая цветочный аромат, исходивший от золотисто-каштановых волос Фионы.
– Нет, слезы теперь под контролем, – усмехнулась Фиона. – Стала вместо этого писать стихи. Прекрасный способ излить горести и печали.
– Лично я всегда полагаюсь на текилу, – пожала плечами Мария.
– Между прочим, – сказала Фиона и полезла в сумочку от Шанель, – я захватила с собой одно стихотворение.
– С удовольствием послушаю, – кивнула Мария.
– Надеюсь, тебе понравится, – улыбнулась Фиона и развернула сложенный пополам листок желтоватой бумаги. Потом надела очки в тоненькой металлической оправе и стала читать:
Я брожу,
душой увянув,
в сердце рана,
вся в печали.
Все брожу и вижу
– ива гнется
над водой тоскливо…
– Что-то я никак не пойму, о чем это ты, – перебила ее Мария.
– Неужели не понятно? – удивилась Фиона. – На самом деле все очень просто. Нет, правда… Я описываю здесь свое душевное состояние. Совершенно потерянна, брожу, как…
Мария нежно прикрыла ей рот ладонью.
– Ни слова больше, – тихо шепнула она.
Фиона в изумлении отпрянула. Если нельзя говорить, поделиться наболевшим, какая тогда польза от этой встречи?
– Дай-ка загляну тебе в глаза, – сказала Мария.
– Для чего? – спросила Фиона.
– Просто ты мне очень симпатична, – ответила Мария.
Тут официант принес кофе, что дало Фионе время несколько собраться с мыслями. Эта молодая женщина… ей явно нужно нечто большее, чем просто утренняя болтовня за кофе. Фиона вспомнила девичью хоккейную команду, что была организована в Холлингсфорд-он-Мьюз, школе для благородных девиц, и слухи, которые ходили об этой команде.
– Боюсь, ты не совсем правильно поняла меня, – робко начала Фиона.
– Я пришла, чтобы увидеть тебя. И нечего тут больше понимать, – ответила Мария.
– Вообще я думала, что в ответ ты расскажешь мне о своей боли. О том, как потеряла истинную любовь. О том, что нас связывает и…
– Связывает. И еще как потеряла! – ответила Мария. – Я была любовницей Лори Сифер. И две недели назад мы расстались.
Лори Сифер! Фиона была в шоке.
– Так ты что же, решила переспать со всеми номинантками на «Оскара»?! – воскликнула она.
– Нет. Только с тобой, – с улыбкой ответила Мария.
Какое-то время Фиона молча смотрела на нее, потом расхохоталась:
– О, какие сложные паутины порой плетем мы, простые смертные!
– Ради Бога! – взмолилась Мария. – Только не надо больше поэзии! По английской литературе у меня всегда были плохие отметки.
– Прошу, пойми меня правильно, – рассудительно заметила Фиона. – Лично я не имею ничего против твоей сексуальной ориентации. У меня была возможность изучить этот вопрос еще в Оксфорде. Вирджиния Вульф, Байта Сэквилль-Вест, все эти долгие воскресные пикники на лужайках Блумсбери…
– А вот насчет «Блумингдейла» я ничего не говорила, – вставила Мария.
– Блумсбери, – поправила ее Фиона.
– Так ты никогда не занималась любовью с женщиной?
– И банков тоже никогда не грабила, – сказала Фиона. – И предпочитаю не испытывать ни того, ни другого.
– Но ты такая нежная, такая милая… – грустно протянула Мария. – И с тобой так жестоко обошелся муж…
– Вот тут ты права, – тихо сказала Фиона. И тут же укорила себя за недавнюю неудачную попытку вернуть Колина. Он, неблагодарный, все равно остался при своей белобрысой шлюшке.
– Тебе нужен близкий человек, который бы о тебе заботился, поддерживал в трудную минуту, – хрипло прошептала Мария.
– Возможно, – также шепотом ответила Фиона, – но это должен быть человек противоположного пола… – И вдруг она заморгала глазами, а по щекам ее поползли слезы.
Мария взяла ее за руку.
– Ну вот видишь, опять плачешь.
– Просто ресница в глаз попала, – пролепетала Фиона и начала тереть глаза.
– Нет, дай я, – сказала Мария. Намотала салфетку на кончик пальца и нежно протерла уголок глаза Фионы, удалив застрявшую ресничку. И тут в ушах Фионы зазвучали голоса девичьего хора: «Вперед, воины Христовы!..» – и решимость ее начала таять, как тает закоснелая и грубая душа какого-нибудь морского волка, представшего на исповеди перед участливым пастором.
– Очень мило с твоей стороны, – произнесла Фиона.
– А вот так еще милей, – ответила Мария, наклонилась и поцеловала ее в губы.
Фиона отпрянула, совершенно потрясенная. Вокруг полно народа, что подумают о них посетители кафе? Но этим солнечным и ленивым воскресным утром у посетителей «Мока чока латта, я-я» в Санта-Монике было чем заняться, и они вовсе не ставили своей целью шпионить за двумя невинно флиртующими лесбиянками. Мария наклонилась и снова поцеловала Фиону.
– Ну, как себя чувствуешь? – спросила она.
– Очень… уютно, – пролепетала Фиона. И щеки у нее покраснели, как у принца Чарлза в момент смущения.
Взявшись за руки, она бродили по пляжу. Ветер трепал волосы, ступни лизали мелкие волны прилива. Фиона любовалась морскими чайками, кружившими над их головами.
– Как думаешь, они умеют любить, Мария? – спросила она.
– Господь всем повелел любить друг друга, – ответила та.
– Ах! – выдохнула Фиона, которая не успела прочесть в Оксфорде ни Калила Джибрена, ни «Чайки по имени Джонатан Ливингстон», а потому приняла на веру высказывание Марии. А может, на нее так подействовали доброта и нежность этой девушки? После того как ею столько лет пренебрегал Колин, Фиона чувствовала себя польщенной и была тронута столь очевидным обожанием юного и красивого существа.
Однако что касалось секса с Марией… Нет, тут полной уверенности у нее не было. Фиона вообще никогда не задумывалась всерьез о возможности заниматься однополой любовью. Как-то раз в магазине «Блокбастер видео» она взяла напрокат такую кассету, но ровно через полчаса заснула и так и не смогла заставить себя потом досмотреть до конца.
Впрочем, в одном она была уверена: секс между женщинами не имеет ничего общего с теми унижениями, которым подверг ее недавно Колин. И потом, разве не выдвинули ученые версию, что Джейн Остен вполне могла быть лесбиянкой? А что хорошо для классиков, то и для нее сгодится.
Вот почему она была совершенно растрогана, когда Мария в очередной раз поцеловала ее.
– Видишь ту чайку? – спросила Мария, указывая на одну особенно настырную птицу, которая кружила над их головами, наверное, минут пять. – Эта птица – наша с тобой любовь.
– О, как это мило! – вздохнула Фиона. – Чайка счастья!
Созерцание столь романтичной птицы, не говоря уже о ласках и сантиментах, неизбежно привело к тому, что Мария оказалась у Фионы в доме. Фиона предложила ей чай, но Мария отказалась. Она мечтала утолить свою жажду совсем иным способом.
Мария подтолкнула Фиону к дивану, села рядом и прижалась к ней губами и всем телом. Она извивалась в полном экстазе, в то время как Фиона нервно ерзала и испытывала дискомфорт и смущение.
– Знаешь, я вся мокрая!.. – простонала она.
– Вот и прекрасно, малышка! – жарко прошептала Мария.
Нежной, но твердой рукой она стянула с Фионы трусики и принялась работать языком. Фиону так и распирали неведомые ощущения, как распирает попкорн в микроволновой печи.
– О, это ни на что не похоже!.. – пролепетала она.
– Маленькая, я так хочу тебя! – выдохнула Мария, внедряясь все глубже и глубже.
Грудь Фионы взволнованно вздымалась, тело изгибалось и пульсировало от страсти, от ощущений, одновременно новых и в то же время странно знакомых. Ею овладела безумная жажда любви, желание пронизывало каждую клеточку тела.
Мария продолжала лизать и целовать ее; Фионе показалось, что она цепляется за тоненькую веточку и вот-вот сорвется в бездну. Так и случилось: веточка обломилась, и она впервые за несколько лет испытала оргазм. О, это было восхитительно! Так восхитительно и ново, что она не сдержалась и запела. Слова эхом разнеслись над каньонами горной гряды Санта-Моники:
Холмы оживают
Под звуки музыки!..
Несколько часов спустя та чайка, что парила над Фионой с Марией, заблудилась, сбилась с пути и медленно и устало кружила над каньоном Бронсона. Заметила с высоты маленький коттедж в испанском стиле и стрелой устремилась к нему.
Лори подняла к небу глаза, удивленная тем, что чайка летает так низко над ее домом.
Птица уронила на террасу длинную струйку помета и полетела обратно, к Санта-Монике.
«Недавно нам представилась возможность побеседовать с номинанткой на «Оскара» Карен Кролл. И мы с удовольствием обнаружили, что эта сексуальная блондинка, как всегда, весела и полна оптимизма.
Когда ее спросили, не считает ли она, что недавний арест за непристойное поведение в лимузине с режиссером и актером Колином Тромансом может отрицательно сказаться на решении Академии, Карен отозвалась об этом прискорбном инциденте как о «рутинном нарушении правил дорожного движения».
Полицию Беверли-Хиллз Карен охарактеризовала как «истинных джентльменов», пусть даже в качестве вещественного доказательства они отобрали у нее трусики.
Когда я спросила Карен, как, по ее мнению, повлияет эта история на и без того неустойчивый брак Колина и еще одной номинантки на «Оскара», Фионы Ковингтон, актриса ответила честно и прямо: «Не желаю вставать между двумя британскими звездами».
Все это, конечно, очень хорошо, однако у меня создалось впечатление, что Карен Кролл изрядно потрудилась, обустраивая свое маленькое любовное гнездышко на заднем сиденье лимузина».
Лиз Смит,
«Синдикейтид коломнист»,
16 марта.
