Текст книги "Актриса года"
Автор книги: Джон Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава 11
Тед Гейвин смотрел на экран компьютера и читал: «Вот Хитер Локлир идет по Байджен, что в Беверли-Хиллз, с кредитной картой в руке, говорит по мобильному телефону и одновременно жует тако [18]. Эта белокурая женщина-вамп умудряется сочетать три самых любимых своих занятия: сплетничать, бродить по магазинам и наслаждаться дешевой едой».
Нет, подумал он, это не пойдет. Слишком поверхностно, невыразительно. Они захотят знать, что движет ею, какие общечеловеческие черты ей присущи. Пальцы его забегали по клавиатуре. «Хитер Локлир смотрит в витрину ювелирного магазина и видит в ней булавку с изумрудом стоимостью в пять тысяч долларов. Внезапно глаза ее наполняются слезами. Эта изящная блондинка, замечательная актриса подумала о бедных и несчастных детях Боснии, которые никогда не смогут носить столь изысканные и дорогие ювелирные украшения».
Нет, слишком развязно и сентиментально, подумал Тед. Если бы речь шла о Барбре Стрейзанд, тогда сошло бы, но для Хитер Локлир это никак не подходит. Главное очарование Хитер заключается в том, что она не принимала и никогда не принимает себя всерьез.
Так почему бы и ему не сделать то же самое?..
Тед выключил компьютер и уставился в окно, на туманную дымку, висевшую над горной грядой Санта-Моники. Он работал корреспондентом в лос-анджелесском филиале «Персонэлити» – самого популярного и распродаваемого журнала. И задачей его было освещать жизнь Голливуда. От него ждали одного: приподнять завесу, скрывающую черты знаменитости, и обнаружить под ней живое трогательное человеческое существо, которое крылось за блестящими, ослепительными фасадами таких персонажей, как, к примеру, Брэд Питт, Шарон Стоун и Майкл Дуглас. «Спусти их на землю, – учила его редактор Фатима Бьюлокс, – и расскажи людям об их надеждах, страхах, маленьких разочарованиях!» И все ради одной совершенно идиотской цели, с отвращением подумал Тед, – убедить читателей журнала, что их идолы и любимцы – «просто люди». Такие же, как все, и по сути своей мало чем от них отличаются.
Тед ненавидел свою работу и часто говорил друзьям, что журнал «Персонэлити» – это «самолетное» чтиво для людей, которые обычно ездят на автобусе. Причина этой ненависти была вполне очевидна и понятна не только ему, но и очень многим другим журналистам, которые освещали подробности из жизни знаменитостей. Они сами хотели быть знаменитостями.
Высокий, худощавый, с копной светлых волос, небрежно спадающих на один глаз, Тед мог подцепить любую лос-анджелесскую красотку, поскольку был не только хорош собой, но и искренен, что уже само по себе являлось редкостью в журналистских кругах. Но амбиции его простирались далеко, и взлететь он хотел выше. Он желал спать только со звездами. Его не возбуждали даже старлетки; у Теда просто не вставало на женщину, чье имя мелькало в самом конце титров. Но такая удача, как ночь с Кэмерон Диас или Дженнифер Эйнистон, выпадает мужчине редко – если он, конечно, не продюсер, режиссер или знаменитый сценарист. А потому Теда постоянно сжигало желание, которому не дано было осуществиться.
Когда пять лет назад он, поджарый, загорелый и полный сил, приехал в Лос-Анджелес, у него была лишь одна цель: написать гениальный сценарий, продать его за двести тысяч долларов, а затем заняться продюсерской работой.
Загвоздка лишь в одном: Тед страдал довольно типичным для некоторых писателей заболеванием. Он включал компьютер, садился перед ним, делал глубокий вдох, а потом просиживал часами, уставясь в пустой экран и ожидая, когда придет вдохновение.
И увы, приходило оно крайне редко. Он был изумлен и очень разочарован этим открытием. Еще бы, ведь прежде ему казалось, что писатель может вызывать и изгонять музу простым прикосновением к кнопке. Он читал книжное обозрение в «Нью-Йорк таймс» и всякий раз приходил в ужас, поскольку что ни месяц там публиковалась рецензия на новую поэму, эссе или же роман Джойс Кэрол Оутс. Он просто поражался плодовитости этой женщины. Как такое возможно? И вскоре Тед от души возненавидел мисс Оутс и даже молился, чтоб в каком-нибудь дорожном или производственном инциденте ей бы оторвало обе руки. Но затем, в один прекрасный день, вдруг понял: ее все равно не остановить. Мисс Оутс принадлежала к тому разряду людей, что будут писать, даже если им оторвет все конечности. Станет нажимать носом клавиши машинки или компьютера и сочинять новый опус.
На написание сценария под названием «Тяжелая артиллерия» ушло два года. То был гибрид «экшн» с комедией, и главным героем являлся муж-толстяк, который, чтобы похудеть, едет на ферму, случайно раскрывает там заговор террористов и спасает тем самым весь мир. Вариант «Умри как собака», но только комический, объяснял Тед своему агенту, в ответ тот заметил, что лучшей кандидатуры, чем Джон Кэнди, на главную роль не найти. Но Кэнди вскоре умер, и шансов превратить сценарий в фильм становилось все меньше.
Агент тогда умолял его переделать сценарий. «Измените пол главного героя. Пусть это будет женщина и страдает не ожирением, а булемией. Тогда, может, Кейт Мосс заинтересуется им». Но переделывать… Нет, это было для Теда непосильной задачей. И вот, окончательно отчаявшись, он подписал контракт с «Персонэлити», и вскоре по почте ему регулярно начали приходить чеки. Деньги и крайний срок сдачи материала – вот и все, что волновало отныне Теда.
– Что, опять любуешься горами Санта-Моники? – прервал его размышления знакомый голос. То была Фатима Бьюлокс. – Никакой Хитер Локлир тебе там не найти. Ты отыщешь ее только здесь и здесь! – И она выразительно постучала кулачком сначала по лбу, потом по груди. Прежде, на родине, Фатима была романисткой, затем переехала в Лос-Анджелес и вышла замуж за разведенного адвоката с Беверли-Хиллз. Это положило конец ее писаниям о нервных, замученных женщинах Востока, хотя она до сих пор любила называть себя «Джоан Дидион [19]из Мекки».
– Просто пытаюсь взглянуть на нее под новым углом, представить в неожиданном ракурсе, – стал оправдываться Тед.
– Да забудь ты об этой Хитер! – рявкнула Фатима. – Мы решили задвинуть ее в следующий номер, а в этом вместо нее пойдет статья о Джоне Фицджеральде Кеннеди-младшем!
– Как, опять?
– По Нью-Йорку ходят слухи, будто бы у него три яичка. Махнем заголовок прямо на обложку следующего номера.
Тед вздрогнул, но втайне испытал облегчение. Однако Фатима от него не отставала.
– В Нью-Йорке решили, что мы должны опубликовать большую обзорную статью о номинантках на премию «Оскар», – сказала она. – Позвони в библиотеку и закажи материалы по Лори Сифер, Фионе Ковингтон, Карен Кролл, Эмбер Лайэнс и Конни Траватано. А я позвоню их агентам и договорюсь, когда эти дамочки смогут тебя принять.
– Но под каким углом? – спросил Тед.
– Расскажешь об их надеждах, страхах, маленьких разочарованиях! – крикнула Фатима и устремилась к выходу.
Тед лежал на диване в своей маленькой квартирке в Брентвуде, затягивался сигаретой с марихуаной и смотрел по видео фильм под названием «Мелроуз-Плейс». В нем Хитер Локлир пыталась завладеть типографией, объявив директора (он же ее бывший любовник) невменяемым.
– Ах, Хитер, Хитер… – пробормотал Тед, глубоко затягиваясь. – А я-то, оказывается, тебя совсем не знал.
Если уж быть до конца откровенным, то Тед вообще мало что знал о знаменитостях, жизнь которых расписывал в статьях. Все они, а также их пресс-секретари и агенты лгали напропалую, а Тед усердно записывал эту слащавую муть. Затем статьи появлялись в журнале, и в конце каждой недели он возвращался домой с деньгами. Лгуньи и лгуны тоже получали деньги!..
Нет, конечно, Теду очень хотелось бы познакомиться с Хитер, или с Дрю Бэрримор, или же с Синди Кроуфорд. Он интервьюировал их всех, не говоря уж о Берте Рейнолдсе и Элтоне Джоне. Но знаменитости всегда держали прессу на расстоянии. Женщины никогда бы не стали бегать к нему на свидания, мужчины ни за что не пожелали бы с ним выпивать. А потому Теду ничего не оставалась, кроме как лежать на диване, потягивать сигаретку с марихуаной и смотреть на экран, где мелькало изображение женщины, которую он жаждал еще со времен первой демонстрации телесериала «Династия». Сам Тед тогда еще бегал в коротких штанишках.
Что ж, если нельзя насладиться ими, что называется, в натуре, у него есть другой способ. Тед поднялся и подошел к шкафу, стоявшему в спальне. Отодвинул в сторону одежду и вытащил довольно вместительный деревянный сундук. Щелкнул замком, поднял крышку и обозрел свои сокровища…
Там хранилась его добыча – вещи, украденные у знаменитостей, которых он интервьюировал для журнала. Всякий раз, когда Теда пускали в дом звезды, он норовил стащить какой-нибудь предмет туалета или же другую занятную вещицу. Сам он рассматривал это как некую дополнительную плату за унижения, через которые ему доводилось проходить, пресмыкаясь перед этими надменными людьми, записывая их хвастливые и самоуверенные высказывания. Мало того, у Теда таким образом возникало ощущение, что он связан со звездами, каким-то мистическим образом причастен к их жизни. И Тед, писатель-неудачник, подбирающий крохи с пиршества звезд, чувствовал, как становится от всего этого значимым в собственных глазах.
Пребывая в состоянии транса, он взял трусики, которые спер из будуара Хитер Локлир, и принюхался. Жаль, что служанка выстирала их перед тем, как положить в комод. Но даже от запаха «Тайда» у него тут же началась эрекция. Накинув трусики на лицо, точно кружевную вуаль, Тед окинул взором свои сокровища. Здесь было колечко, которое вставляла в пупок Дрю Бэрримор, карандаш для подводки бровей, которым пользовалась Синди Кроуфорд. На папке с нотами, принадлежавшей Фэй Данауэй, лежала свирель самой Гленн Клоуз. А колечко для члена, бывшая собственность Элтона Джона, покоилось на парике Берта Рейнолдса.
«Интересно, – подумал Тед, сознание которого было затуманено наркотиком, а зрение – кружевными оборками на трусиках Хитер Локлир, – интересно, что удастся раздобыть в домах нынешних номинанток на «Оскара»?..»
Глава 12
Конни Траватано сидела в приемной врача и занималась самым ненавистным в жизни делом. Она ждала. В студиях звукозаписи и на репетициях Конни всегда заставляла других ждать себя, но здесь, в приемной виднейшего в Беверли-Хиллз специалиста, даже звезде приходилось стоять в очереди. Активная и страстная почти в любом своем проявлении, Конни по складу психики граничила с ипохондриком. Эту черту она унаследовала от матери, которая однажды попросила сделать ей общий наркоз для удаления вросшего ногтя. Пытаясь побороть скуку, Конни пристально разглядывала хорошенькую молодую секретаршу, которая из кожи лезла вон, чтобы вести себя в присутствии звезды непринужденно. «Тебе же до смерти хочется заговорить со мной, – мысленно усмехнулась Конни, – вот только смелости не хватает».
Что ж, слава Богу! Конни терпеть не могла вступать в разговоры с мелкими людьми. Нет, когда говоришь им, что надо отрегулировать уровень звука или прибавить света, это нормально. Это работа. Но в обычной жизни у нее было слишком мало времени, чтобы тратить его на пустые разговоры и говорить первому встречному и поперечному, какой чудесный выдался сегодня день. Чудесный день так просто не выдается, считала Конни. Надо работать, очень много работать, чтобы он действительно стал чудесным. А вот этого маленькие люди, похоже, не понимали или не хотели понять. И потому на всю свою жизнь так и останутся маленькими людьми.
За недомоганием, которое она почувствовала сегодня утром, вероятнее всего, не крылось ничего серьезного. Однако Конни все же отменила репетицию с музыкантами и отправилась к доктору Маервицу. Она не хотела рисковать, тем более что до ее выступления в Вашингтоне оставалось всего каких-то пять дней. Она уже получила письмо от президента, в котором говорилось, что тот с нетерпением ждет встречи, «мечтает насладиться ее легендарной вокальной техникой». Конни нравился президент. Жаль, что он женат и что жена держит его на таком коротком поводке! Уж она бы, Конни, показала ему вокальную технику!..
– Уже скоро, мисс Траватано, – не выдержала наконец секретарша.
– Надеюсь, что да. Я здесь целых пятнадцать минут.
– Доктор занимается сейчас Кенни Роджерсом.
– О, – ответила Конни, словно это имело для нее какое-то значение.
– Он один из его любимых пациентов.
– Ага, – улыбнулась Конни. Так значит, Кенни Роджерс один из любимых его пациентов? Может, с самим доктором Маервицем что-то не в порядке?.. По мнению Конни, Кенни Роджерс вряд ли мог бы претендовать даже на звание пациента ветеринарного врача, не говоря уж о лучшем в Беверли-Хиллз специалисте-отоларингологе.
– Желаете полистать какой-нибудь журнал? – осведомилась секретарша.
– А что у вас есть?
– «Пипл», «Персонэлити», «Тайм» и «Вэнити фэр».
– Полагаю, что обойдусь, – небрежно отмахнулась Конни. Про нее в свое время писали во всех этих четырех журналах, и статьи ей не понравились. Там много говорили о совершенстве ее голосовых данных, о непреклонности и упорстве в достижении цели, но ни словом не было упомянуто о ее таланте и красоте. На кой черт вообще существуют эти журналы? Почему не пишут о том, о чем ей хотелось бы?
Затем Конни отмахнулась от этих мыслей и стала думать о старом добром докторе-терапевте, к которому Роза водила свою дочь еще девочкой, в Ньюарке. В приемной у него было полно детишек, на столе стояла огромная коробка с леденцами на палочке, а рядом на журнальном столике высилась стопка «Ридерз дайджест» – чтение для взрослых. Конни всегда хватала журнал и отыскивала в нем свой любимый раздел: «Самая выдающаяся личность, с которой мне доводилось встречаться». Что ни месяц там публиковали новый рассказ о каком-нибудь замечательном учителе, адвокате или плотнике, круто изменившем свою жизнь благодаря общению с этой самой выдающейся личностью. Для Конни подобные истории были своего рода путеводной звездой. Уж если эти люди достигли столь многого, что ж тогда ожидает ее, когда она станет взрослой? Ибо в глубине души Конни Траватано была твердо уверена: она являет собой совершенно выдающуюся личность, а потому ее ждет великое будущее.
Карен потянулась, лежа на своей необъятной постели; соски под бледно-розовой тканью сорочки затвердели. Было десять тридцать утра, и ей давно бы следовало встать. Но зачем? Ради чашки кофе и булочки с отрубями? Нет уж, лучше еще поваляться.
Рядом, на тумбочке, зазвонил телефон.
– Алло? – бросила она в трубку.
– Привет, сердечко мое, – сказал Колин.
– Привет, зайчик.
– Что собираешься делать?
– Знаешь, что-то заспалась сегодня… А ты где?
– У себя. Я имею в виду в доме, который мы снимаем с Фионой.
– Значит, изменяешь мне, негодник этакий?
– Да нет, Господь с тобой! Просто пришел забрать кое-что из одежды. Фиона у парикмахера.
– Это я так, просто проверяю.
– Да я весь день только и думаю о том, как бы тебя трахнуть! – выпалил Колин, окончательно свихнувшийся на прелестях Карен.
– Очень мило, – пробормотала она и заерзала задом по простыням.
– Вообще-то я звоню узнать, нельзя ли к тебе заскочить и хотя бы разок, так, по-быстрому…
– О, мне тоже страшно хотелось бы, но у меня на двенадцать назначена встреча с агентом и…
– Но мы не виделись целых четыре дня! – взмолился Колин.
– Обещаю, скоро мы будем вместе, – сказала Карен. – Кроме того, на следующей неделе предстоит идти на вечеринку к Дэвисам. Или ты забыл?
– Это бесконечное ожидание меня просто убивает!
– Меня тоже. Зато представляешь, как здорово нам будет, когда начнутся съемки «Макбета»!
– Ах да, «Макбета»… – печально протянул Колин.
– Весь день будем заниматься Шекспиром, а все ночи напролет – исключительно друг другом.
– Так что же, прикажешь ждать до этой самой вечеринки у Дэвисов?
– Нет, почему же. Мы встретимся гораздо раньше, – сказала Карен. – Позвони мне завтра.
– Пока, любовь моя.
– Пока.
Едва успела Карен опустить трубку на рычаг, как в спальню из ванной вошел мужчина шести футов двух дюймов ростом, с темными волосами, стройной фигурой и сине-серыми глазами. Его детородный орган был столь велик, что торчал из-под опоясывающего бедра полотенца.
– Кто звонил? – спросил мужчина.
– Да так, один чудак с телемаркета, – солгала Карен. – Хотел узнать, не желаю ли я принять участие в розыгрыше какой-то там лотереи. А теперь, милый, почему бы тебе не нырнуть обратно в постельку и не трахнуть меня еще разок?
Колин опустил трубку и взглянул на свое отражение в зеркале. Лицо бледное, руки трясутся. Он являл собой совершенно жалкое зрелище и знал это. Ну точь-в-точь какой-нибудь алкаш, выпавший по дороге из фургона и продолжающий катиться вниз по склону горы в пропасть. Он решил покончить с лишенным плотских радостей браком и превратиться в полного идиота, помешанного на сексе. Одна мысль о Карен Кролл настолько возбуждала, что заставляла забыть обо всем, чем он прежде так гордился. То есть о работе. Не далее как вчера на совещании в студии «Тристар» он заявил, что предлагает роль леди Макбет Карен Кролл.
Он содрогнулся при мысли о том, во что она превратит образ одной из самых сложных и трагичных героинь Шекспира. Карен Кролл в роли леди Макбет? С тем же успехом Мел Гибсон мог бы играть Гамлета.
«Возможно, мне просто надо лечиться», – подумал он и пошел в ванную забрать туалетные принадлежности. Типично американский подход, черт бы всех подрал! Еще в Лондоне они с Фионой попробовали курс терапии, но не помогло: и супружеская жизнь и ложе не стали для нее более привлекательными. Колин достал из шкафчика свои лекарства, лосьоны, кремы и пасту, и тут взгляд его упал на коробочку с противозачаточными колпачками, стоявшую на полочке над туалетным бачком. Колин мрачно отметил, что коробочка покрылась пылью.
Он вышел в спальню и тут увидел, что в дверях стоит Фиона.
– Колли, дорогой, – пробормотала она, глядя на флакончики и тюбики, которые он держал в руках. – Занимаешься уборкой туалета?
– Я думал, ты у парикмахера, – пробормотал Колин.
– Решила, что лучше побыть с любимым человеком, – сказала Фиона и сделала попытку обнять его.
– Ради Бога! – Колин брезгливо отпрянул. – Я уже принял решение, окончательно и бесповоротно.
– Но принял его, как мне кажется, слишком поспешно, – заметила Фиона. – Пять лет брака – и вдруг в одно прекрасное утро сбегаешь, точно королевская гончая, преследующая кролика! И потом, я купила тебе такой славненький подарочек… – И Фиона сунула ему в руку небольшой, обвязанный ленточкой пакетик. – Разверни. Ну пожалуйста!..
Колин точно во сне сорвал с пакетика серебряную ленточку, развернул тоненькую белую бумагу и увидел вересковую трубку. На ручке было выгравировано: «От Фионы с любовью».
– Очень симпатичная… – пробормотал Колин.
– И дополнит твою коллекцию трубок.
– Да, думаю, да.
– Будешь держать ее во рту и…
– И попыхивать, – торопливо вставил Колин.
– Что угодно, милый, что угодно.
– Знаешь, Фиона, прошлого уже не вернуть, – тихо сказал Колин и положил трубку на тумбочку. – Как говорил Алан Бейтс Джулии Кристи в фильме «Меж двух огней»: «Прошлое – это чужая неведомая планета».
– А помнишь, как Джулия Кристи говорит Уоррену Битти в «Шампуне»: «Кто, по-твоему, главный в мире придурок и членосос?»? – возразила Фиона и вызывающе усмехнулась.
– Но, Фиона, мы же не занимались любовью целый год!
– Забудь об этом, дорогой, – парировала она. – Это в прошлом. Отныне у нас все будет по-другому.
– Как я могу забыть все унижения, свое отчаяние при каждом очередном отказе? Из-за тебя я чувствовал себя похотливым и жалким отвергнутым подростком!
– Но, Колли, дорогой, повторяю, все это в прошлом! Верь мне!
– Верить тебе? Да лучше бы я тебя трахал, а не верил! И это разрешило бы все проблемы.
– Никаких проблем больше нет, котик мой, – проворковала Фиона и спустила с плеча бретельку довольно бесформенного платья в цветочек. – Иди ко мне, люби меня, возьми меня!..
– Фиона! – взвыл Колин. – Прекрати сейчас же! И не трогай это свое дурацкое платье, которое впору носить только школьницам! Ты выглядишь в нем точь-в-точь как обуреваемая страстью Ширли Темпл.
– Вот как! – холодно ответила она и расстегнула пуговку. Платье упало на пол к ее ногам. Фиона стояла перед ним в чем мать родила. Колин лишился дара речи. Ему бросала вызов женщина, отвергнутая жена, блестящая актриса, в то время как сам он жаждал и вожделел телом вкрадчивую дешевую голливудскую шлюшку… Как же все это глупо и унизительно!
Фиона же была тверда в своих намерениях. Презрев совет Лайонела, она решила пока не обращаться к частному детективу и попробовать спасти расползающийся по швам брак своими силами. Ибо пять лет этого благословенного самим Господом брака все же стоили, по ее мнению, пяти минут совершенно недостойного истинной леди поведения.
– Фиона! – взмолился Колин. – Оденься же наконец!
– Только когда мы закончим спариваться, как два голубка на солнышке, – ответила она, нервно облизнула нижнюю губу, а затем прикусила ее.
Именно это окончательно добило Колина. Еще мальчишкой, живя в Англии, он впервые узнал, что такое эрекция, когда смотрел один эпизод из «Ангелов Чарли». Тот ключевой эпизод, где Фарра Фосетт так картинно прикусывает соблазнительную нижнюю губку. После этого он всякий раз ощущал эрекцию, созерцая этот эпизод. Красивая женщина прикусывает губку великолепными белыми зубами. С тех пор и сам фильм, и актриса, и этот эпизод, и движение стали для Колина секс-символами.
Странно все же устроена эта жизнь, размышлял он. Оканчиваешь Королевскую академию искусств, затем удачная женитьба, переезд в Голливуд, где становишься почти миллионером, а потом – это дешевое шоу в стиле семидесятых.
Колин подался вперед и поцеловал Фиону.
– Дорогой, – прошептала она.
– Ты и вправду хочешь заняться со мной любовью? – спросил он.
– Никогда прежде не испытывала такого бешеного желания, – проворковала она в ответ.
– Тогда начнем?
Фиона оторвалась от него и направилась в ванную.
– Подожди секундочку, Колли, миленький.
Колин улегся на постель и стал ждать возвращения Фионы.
– Ты совершенно уверена, что стоит?! – крикнул он. – Никаких сомнений? Никаких колебаний?
Фиона взяла коробочку с противозачаточными колпачками и сдула с нее пыль.
– Знаешь, дорогой, – крикнула она в ответ, – я жду твоего вторжения с не меньшим нетерпением, чем союзники ждали дня «Д» [20]!
