Текст книги "Актриса года"

Автор книги: Джон Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Ты так добра, – сказал Тед. – Прости, но знаешь, мне пора возвращаться в контору. Мне надо задать тебе еще буквально пару вопросов и…

– В такой момент, Тед? – укоризненно взглянула на него Эмбер.

Совершенно пристыженный, Тед вернулся к столику, а Эмбер помогла прибывшим санитарам уложить пострадавшую на носилки.

– Я принес тебе «Кровавую Мэри», – сказал Ларс и протянул Карен бокал с томатным соком и водкой.

– Спасибо, дорогуша, – ответила она, отпила глоток и поставила бокал на столик рядом с бассейном. – Вот сижу и жду, когда отзвонит эта маленькая сучка, которой плачу каждый месяц по три тысячи за рекламу.

Всю последнюю неделю или около того Карен ощущала непонятное беспокойство. С Колином все кончено, Джонни тоже не появлялся. А раз мужчина в жизни Карен отсутствовал, все ее помыслы были сосредоточены теперь на «Оскаре». Есть у нее шанс получить эту премию или нет? Ее заботило общественное мнение, переменчивое, словно море во время приливов и отливов, и загадочное, как популярность Марии Кэри. В культовом произведении Джорджа Аксельрода «Господь любит уточку» ее героиня все время твердит: «Все должны любить меня». Карен было очень понятно это ощущение.

Зазвонил телефон, и она тут же схватила трубку.

– Привет, Карен! – раздался бодрый голос Сьюзан Сейковиц.

– Ну, что скажешь?

– Если сможешь прилететь в Нью-Йорк на следующей неделе, телешоу «Тудей» готово взять у тебя интервью. Вести передачу будет Кэти Курик.

– Не собираюсь давать никакого интервью Кэти Курик с этими ее долбаными воротничками а-ля Питер Пэн и ехидной ухмылочкой! – отрезала Карен. – Да рядом с ней я буду выглядеть просто шлюхой.

– Она единственная, кто согласился взять у тебя интервью, – сказала Сьюзан и подумала, что, окажись Кэти Курик в чем мать родила в одной комнате с двадцатью матросами и бутылкой текилы в руке, Карен рядом с ней все равно будет выглядеть шлюхой.

– И вообще я с женщинами не слишком лажу, – сказала Карен. – Как насчет Джея Лино?

– Он занят. И не освободится раньше вручения премий.

– Однако для Фионы Ковингтон время у него нашлось, – проворчала Карен.

– Но ведь Фиона стала лесбиянкой, – напомнила Сьюзан.

– Ну и что с того? – возразила Карен. – А я, может, собираюсь стать республиканкой. А в Голливуде это еще хуже, чем быть лесбиянкой или педиком.

– Лино занят, – повторила Сьюзан. – Попробуй поговорить с Леттерманом, если, конечно, ты согласна приехать в Нью-Йорк.

– А как насчет Теда Коппела?

– Но ведь он занимается только политиками.

– А что, по-твоему, вручение премии «Оскар», как не политика? – парировала Карен.

– Ладно, сейчас проверю, может, у Лино есть окошко, – сказала Сьюзан, которой не терпелось закончить разговор.

– Я свободна в четверг.

– В четверг у него Мадонна.

– А ты позвони ему и скажи, что Мадонна не может. Берет уроки актерского мастерства! – И, бросив трубку, Карен раздраженно буркнула: – Вот дерьмо!

– Ты что, действительно хочешь получить этот «Оскар»? – спросил Ларс.

– А ты что, не видишь? – огрызнулась Карен. – Ладно, будь лапочкой, сбегай на кухню и принеси мне еще водки.

Ларс отправился на кухню. Карен же осталась сидеть у бассейна, мрачно разглядывая деревья джакаранды, что отмечали границы ее сада. Все эти переживания по поводу «Оскара» могут испортить так чудно начавшийся день в компании с Ларсом. Она и прежде приглашала его позавтракать и всласть посплетничать – словом, для невинных забав, которыми они предавались еще со дня знакомства на съемках «Безумства в джакузи». Карен всегда говорила, что они с Ларсом все равно что брат и сестра, и, как поется в песне, «делают это для себя». Но сегодня его занимательная и веселая болтовня о том, кто с кем спит и кого в очередной раз поместили в психушку, не могла отвлечь Карен от грустных мыслей. Она чувствовала, что вокруг нее образовалась пустота. Впрочем, пустота существовала и раньше, и она активно старалась заполнить ее сексом и глупыми амбициями. Теперь же, грезя об «Оскаре», она заглянула этой пустоте, что называется, прямо в глаза. И горькая истина заключалась в том, что, как поняла недавно Карен, даже «Оскар» не в силах изменить ее жизнь. Жизнь должна быть цельной, заполненной чем-то…

Будь Карен начитанной и интеллигентной девушкой, она наверняка олицетворяла бы себя с героиней романа Джоан Дидион: пустой, суетной, словно напрашивающейся на неприятности особой. Но увы, со времен окончания колледжа книг она в руки не брала, исключение составляла лишь «Чувственная женщина», а потому предпочитала сравнивать себя именно с этой героиней романа Джоан Коллинз.

Зазвонил телефон, и Карен схватила трубку.

– Алло?

– Карен, дорогая, это я.

– Прости, Ида, но мне некогда! – рявкнула Карен.

– Просто я хотела напомнить, что скоро состоится вечер встречи выпускников. И для нашего колледжа, и для всего городка твое появление очень много значит. Если бы ты могла приехать и произнести речь…

– Не могу! – воскликнула Карен. – Я слишком занята.

– Но ведь я прошу не столь уж многого… – взмолилась миссис Гункндиферсон, – особенно учитывая то, что я для тебя сделала.

– Что вы для меня сделали, это уже давным-давно в прошлом, – огрызнулась Карен. – И прекратите мне звонить! – Она с грохотом швырнула трубку на рычаг.

Потом прикурила сигарету, тут же затушила ее и вдруг разрыдалась. Рыдала она в голос, крупные слезы катились по щекам, потом вдруг почувствовала, что к щеке ее прижимается что-то холодное. То был бокал с «Кровавой Мэри».

– Ну, будет, будет тебе, дорогая, – сказал Ларс, обнимая ее за плечи, – это никуда не годится.

– О, Ларс!.. – простонала она. – Иногда мне кажется, я просто не выдержу всего этого. Бросить все к чертовой матери, поселиться где-нибудь на необитаемом острове!..

– Ты нервничаешь, – мягко заметил он, – и это вполне понятно.

– О нет, дело не только в этом, – сказала Карен, вытирая слезы салфеткой. – Просто внутри такая страшная пустота…

– Ах, дорогая! – рассмеялся Ларс. – Но мы все порой чувствуем это. Синдром Вивьен Ли.

– А я чувствую это всегда! – капризно заметила Карен.

– Всегда?

– Ну, с того момента, как решила стать актрисой.

– И думаешь, что если убежишь, это поможет решить все проблемы? – спросил Ларс.

– За все, буквально за все надо сражаться! – простонала Карен. – За свою карьеру, роли, «Оскара». Страшно хочется иметь все это, но легко ничего не дается. Иногда мне кажется, я была бы куда счастливее, если б бросила все это.

– О нет, это не в твоем характере, дорогая, – сказал Ларс. – Ты никогда от своего не отступишься. Где твой напор, твоя решимость? Да ты всегда была примером, эдакой батарейкой «Энерджайзер» для кинозвезд.

– О, если бы! – шепнула Карен. – Но дело, наверное, просто в том, что я страшно устала от борьбы. И мне действительно хочется бросить все это. – Тут по щекам ее снова потекли слезы, они капали в коктейль и превращали его в совершенно непригодное для питья пойло.

– Вот что я скажу тебе, дружок. – Лицо Ларса выражало самую искреннюю озабоченность. – В жизни всегда приходится выбирать. Мы можем быть счастливы, можем грустить. Можем работать как бешеные, можем просто сидеть на обочине и наблюдать, как мимо проносится жизнь. И что самое главное – можем брать пример с Мэри Ричардс или же с Роды Моргенштерн.

– Что-то я никак не пойму, о чем ты, Ларс? – спросила Карен, и отчаяние сменилось недоумением.

– Просто хочу внушить тебе: ты не Рода Моргенштерн и никогда ею не будешь, – ответил Ларс и крепко встряхнул Карен за плечи. – А теперь давай, выходи на середину улицы, покрутись на каблучках и подбрось в воздух свою гребаную шляпку!

Глава 30

Лучи солнца, проникающие через высокие стрельчатые окна Первой лютеранской церкви Иисуса Христа в Палм-Спрингс, высвечивали расставленные у алтаря букеты ландышей в вазах. Хор мальчиков пел «Милосердие твое безгранично». Затем священник взмахом руки отпустил свою немногочисленную паству. Люди поднимались со скамей, парами шли к проходу и выходили на жаркую и душную улицу городка.

«Господи Боже, – подумала вдруг Конни, – ведь я не была в церкви со дня похорон Стива Макквина».

Из клиники Бетти Форд Конни выписали накануне, и она покинула ее в сопровождении Эрика Коллинза. Он и сейчас был с ней. Когда служба закончилась, к ним подошла женщина лет пятидесяти, одетая в бесформенный желтый балахон. От нее пахло шоколадным печеньем и фирменной туалетной водой Элизабет Тейлор под названием «Белые бриллианты».

– Мисс Траватано?

– Да, – ответила Конни и выдавила улыбку.

– Просто хочу сказать: вы моя любимая звезда! – с жаром воскликнула женщина. – Я влюбилась в вас сразу же, как только услышала песню – «Только скажи, где найти тебя». И фильм тоже был просто замечательный. Думаю, за одно это вам следует дать «Оскара».

– Спасибо, вы очень добры.

– Надеюсь, в этом году вы наконец его получите, – не унималась женщина. – За этот… как его… «Чеснок и изумруды».

– Спасибо, – снова сказала Конни. – Но только называется фильм «Помидоры и бриллианты».

– Знаете, у нас сегодня будет распродажа кондитерских изделий. Здесь, недалеко, прямо за домом пастора. Может, придете? Мардж Люфенстаффе испекла свой знаменитый гавайский торт с кокосами и сделала шарики из виноградного желе.

– Спасибо, – поморщилась Конни, – но лично я предпочитаю сушеные кокосовые хлопья и шоколадные кубики.

– Что ж, как хотите, – вежливо заметила женщина. – Да благословит вас Господь и удачи с «Оскаром»! – И она затрусила прочь, оставив Конни и Эрика вдвоем.

– Надеюсь, она не слишком вас достала? – заметил Эрик, подводя Конни к своей машине.

– Я никогда не умела разговаривать с простыми людьми, – вздохнула та. – Всегда боялась их. Словно они собираются что-то отнять.

– Может, они просто хотели полюбоваться вами, выразить свои теплые чувства, – сказал Эрик и распахнул перед ней дверь старенькой «хонды».

Конни уселась. Эрик захлопнул дверцу. Конни не могла удержаться от мысли, что он, хотя в его поведении, казалось, все говорило об обратном, мало чем отличается от ее обычных поклонников. Ему тоже было что-то нужно от нее, то, чем она никогда не хотела делиться. Но мысль эта вылетела из головы, как только, выглянув из окна, она заметила его мускулистый зад, плотно обтянутый джинсами.

– Куда едем? – спросила она, когда Эрик сел за руль.

– Как куда? Домой, на воскресный обед, – усмехнулся Эрик.

– А что в меню?

– Тушеное мясо в горшочках, печеный картофель и суфле из брокколи. И еще советую оставить местечко для десерта. Мама умеет готовить совершенно потрясающие кокосовые хлопья.

– О, Сьюзан Хейуорд была такая красавица! – воскликнула Мэри Коллинз. Личико сердечком в обрамлении облака серебристо-белых волос. Когда дети, Эрик и Лаура, убрали со стола, Мэри, бывшая в молодости каскадершей, принялась судачить с Конни о жизни кинозвезд.

– Я дублировала Сьюзи в картине под названием «Белая знахарка». О, давно это было, еще в пятьдесят третьем, – добавила Мэри. – Партнером ее был сам Боб Митчем, и, как обычно, весь детский состав съемочной группы положил на него глаз. Но ему нужна была только Сьюзан. И то, что она замужем и счастлива в браке, ничуть его не смущало. А я сама была тогда одинока и просто сходила с ума по Бобу. Сьюзан знала это и решила мне помочь. И вот однажды вечером мы все отправились в бар выпить. Ну и Митч пил одну за одной, а в перерывах все время подкатывался к Сьюзан. И тогда она ему сказала: пусть идет к себе в номер и ждет ее там. А потом вдруг хватает меня за руку и шепчет: «Эй, Мэри, у тебя есть неплохой шанс занять мое место рядом с этим большим белым охотником. Он просто в стельку пьян и не заметит разницы, особенно если в номере будет темно». Ну, я так и сделала, а на следующее утро Митч появился на съемках и уж так выпендривался, прямо гоголем ходил! Еще бы, ведь он был уверен, что переспал с суперзвездой, бедняжка!.. И знаете, я просто уверена, до конца своих дней он считал, что просто использовал ее и бросил!

– Мама! – крикнула Лаура из кухни.

– Моим ребятам не нравится думать, что когда-то и у их старой мамочки была личная жизнь, – рассмеялась Мэри.

– Ну и каков же он оказался в постели, наш Роберт Митчем? – со смехом спросила Конни.

– Вообще если честно, то даже в пьяном виде он был лучше многих трезвых мужчин, – ответила Мэри и отпила глоток кофе. – Ну конечно, все это было до того, как я встретила Пола и родились дети. Я работала в кино, только когда была глупой и совершенно дикой девчонкой!

И Конни не могла не позавидовать уверенности Мэри в своей правоте. Возможно, все эти годы она заблуждалась, недооценивая маленьких людей.

– Эй, мам! – сказал Эрик. – Ты не возражаешь, если я ненадолго украду у тебя Конни? Хочу прогуляться с ней, показать нашу улицу.

– На самом деле ты хочешь, чтобы я домыла за тебя посуду, – усмехнулась Мэри. – Ладно, выметайтесь, вы, оба!

Они прошли по купающейся в солнечных лучах улице, в молчании обошли дом Мэри с фасада. Им было уютно и хорошо вдвоем. Однако Конни, как обычно, не сдержалась и принялась допытываться:

– Почему ты все-таки арестовал меня в «Барниз», а? – спросила она.

– Потому, что ты совершила кражу, – ответил Эрик.

– Ну и что с того? – огрызнулась Конни. – Денег у меня достаточно, чтоб скупить все выставленное там барахло.

– Тогда валяй, поезжай и купи. Но не кради. Это преступление, а я зарабатываю на жизнь тем, что стараюсь предотвратить преступления.

Все же он был чертовски добродетелен! Неужели это возможно – вырасти в Лос-Анджелесе и остаться таким прямолинейным и честным?

– А почему ты до сих пор не женат? – осторожно спросила она.

– Потому, что не нашел пока подходящей женщины, – ответил Эрик.

– Ну, не знаю. По-моему, это для тебя не проблема. Ты симпатичный парень.

– Спасибо за комплимент, – усмехнулся он.

– А может, ты голубой, а? – спросила Конни и тут же возненавидела себя за эти слова.

– Нет, не голубой, – ответил Эрик, – это моя сестра Лаура принадлежит к так называемому сексуальному меньшинству. Если заинтересовались, могу устроить ваше счастье.

Что ж, сама напросилась, мрачно подумала Конни. Можно, конечно, попробовать исправить ситуацию. Или же вернуться к Бетти Форд и смотреть по ящику «60 минут» в компании с Магдой и Софи.

– Послушай, – со вздохом сказала Конни, – я понимаю, что стою на самом краю пропасти, и ничего не могу с собой поделать. Последние несколько недель были просто адом. Напивалась, потом валяла дурака перед публикой. Знаешь, я даже стала получать письма от какого-то злопыхателя.

– А вот это уже серьезно, – заметил Эрик.

– Может, посоветуешь что-нибудь? Похоже, этот человек следит за каждым моим шагом и в курсе абсолютно всех моих дел.

– Где эти записки?

– Здесь, – ответила Конни. Полезла в сумочку, достала письма и передала Эрику.

– Знаешь, я, наверное, отнесу их в участок. Прямо завтра, когда вернусь в Лос-Анджелес, – сказал он. – У нас там есть специальный отдел, специализируется на шантаже и анонимных письмах. – Он сунул конверты в карман. – А у тебя есть какие-либо соображения, кто бы это мог быть?

Конни отрицательно помотала головой.

– Единственные на свете люди, которые посвящены в мою жизнь, – это Морти, мой агент, и Эрика, секретарша. Она очень близкая моя подруга, а Морти слишком занят, чтоб строчить подметные письма.

– Что ж, посмотрим, что тут можно сделать, – сказал Эрик.

– Спасибо, – пробормотала Конни.

Позднее тем же вечером они сидели в гостиной маленького уютного домика и вместе с Лаурой и Мэри играли в кости. Конни всякий раз вскрикивала от восторга, выбрасывая дубли, за что ей полагался второй ход. На секунду ей представился образ Марии Антуанетты – переодетая пастушкой, она бродила по лужайкам Версаля. Но затем она отогнала эту мысль. Она показалась смешной и глупой, особенно после того, как выяснилось, что Конни выиграла.

– Хочу попросить вас об одном одолжении, Конни, – сказала Мэри, складывая игральную доску.

– Что угодно, милая, – ответила сияющая от радости Конни.

– Нельзя ли попросить вас спеть несколько куплетов из «Только скажи, где найти тебя»? Это всегда была самая любимая моя песня.

Снова эта песня! Прямо как в случае со «Своим путем» Синатры. Чем пошлее песенки, тем больше людей хотят слышать их снова и снова.

– Там у нас стоит пианино, – сказала Мэри. – Но можно обойтись и без него. Мелодия так и звучит в ушах.

Конни покосилась на Эрика. Тот смотрел на нее с деланным безразличием. Ах, да почему бы, черт побери, и нет?! Ей все равно симпатична Мэри, пусть даже той нравится эта дурацкая песенка.

– Ну конечно, Мэри, – ответила Конни. – Давайте, становитесь вокруг пианино, и споем хором.

«Как сестры Леннон», – едва не добавила она, но вовремя спохватилась.

Мэри уселась за инструмент, Конни, Эрик и Лаура встали рядом. Раздалось несколько вступительных аккордов, и Конни запела:

В любви – молчи,

Слова – пустое!

В тиши, в ночи

Нам нет покоя.

Мы далеки,

Как юг и север,

Как огоньки

Звезд в темном небе!

И тут Лаура с Эриком подхватили припев:

Только скажи, где найти тебя?

Сердце разбил ты мне!

Только приди и люби меня

В сладком волшебном сне!

«Да я никак совсем рехнулась, – весело подумала вдруг Конни. – Вернулась к пению на публике – и где? В этой маленькой гостиной в Палм-Спрингс!..»

Глава 31

Лори стояла за толстым стволом большого вяза и смотрела на жалкую маленькую лачугу, что виднелась чуть поодаль. Дул сильный ветер, и она, надев утром второпях тоненькую майку, дрожала от холода. Поднесла бутылку текилы ко рту, одним глотком допила что осталось и отшвырнула бутылку в канаву.

Но на звон разбитого стекла в такой трущобе, где жили родители Марии, никто обычно не обращает внимания. Другое дело, если б обитатели вдруг увидели здесь знаменитую кинозвезду, шпионившую за своей бывшей любовницей. Лори торчала за деревом и пила уже, наверное, больше часа. Теперь, когда настала ночь, она знала, что будет делать.

Она безумно тосковала по возлюбленной два последних дня. В средствах массовой информации появлялись все новые истории о взаимоотношениях Фионы с Марией, и каждая стрелой вонзалась в израненное сердце Лори. Ну зачем, зачем только она послушала эту дуру Мелиссу и согласилась встречаться с мерзким ублюдком и выродком Клаудио? Ради «Оскара»? Но что толку от «Оскара», если теперь она лишена любви? Пустая спальня, широкая постель, где она спит одна, – о, нет более одинокого места в мире!

И вот она, прихватив сумочку от Шанель и сунув в нее бутылку текилы, отправилась к дому родителей Марии, что находился на окраине, в рабочем районе Эко-Парк. Текила взбодрила и придала ей храбрости, а последнее очень понадобится – ведь придется извиняться перед Марией. И еще выпивка заставила ее вспомнить о полных яростной страсти днях и ночах любви с Марией. Простояв за деревом целый час и допив текилу, Лори чувствовала, что жгучая тоска по возлюбленной так и пронизывает, словно электрическим током, каждую клеточку тела.

И вот, выйдя из-за дерева и слегка пошатываясь, Лори направилась к ветхому домику. На цыпочках подкралась к окошку в ванной, приподняла раму и торопливо скользнула внутрь. Вышла из ванной в темную спальню и увидела на постели смутные соблазнительные очертания женской фигуры.

– Это я, Мария, – взволнованно и глухо пробормотала Лори. – Только прошу, пожалуйста, не кричи и не сердись! Я хотела поговорить с тобой. И не по телефону, потому что уверена – ты повесила бы трубку. О Боже, если бы ты знала, как я по тебе соскучилась! Последние несколько дней были худшими в моей жизни. Но они кое-чему научили меня. Теперь я понимаю: я люблю тебя. Люблю и хочу быть с тобой. О, прошу, умоляю, дорогая, вспомни, как нам было хорошо с тобой!

Подойдя к краю кровати, Лори продолжала неумолчно говорить. Она боялась, что Мария прервет ее.

– Помнишь, что мы с тобой вытворяли? Как упивались друг другом, как пили и не могли напиться, точно дикие звери? О, любовь моя, заклинаю, только не прогоняй, не отталкивай меня! Я пришла к тебе, изголодавшаяся по любви, словно странник, бредущий в пустыне в поисках оазиса…

С этими словами Лори сорвала простыню и зарылась носом в лоно любовнице. Она облизывала и целовала его, зарываясь все глубже в сладчайшую ямку, где были сосредоточены все ее желания, стосковавшись по нектару, что таится внутри.

Тут с постели протянулась рука и включила ночник. И Лори, подняв голову, увидела, что на нее смотрит Фиона Ковингтон.

– Прошу прощения, но вы, видимо, ошиблись адресом, – холодно и злобно произнесла Фиона.

Лори ахнула и отпрянула. И в этот момент в спальню вошла Мария, совершенно голая, прижимая к груди котелок с фасолью.

– Что это? – пробормотала Лори.

– А мы собирались поужинать фасолью по-мексикански, – ответила Фиона и натянула простыню до подбородка. – А тут врываетесь вы и перебиваете нам аппетит.

– Я пришла повидать тебя, Мария, – жалобно простонала Лори.

– Наша любовь мертва, сдохла, как бродячая собака, – усмехнулась Мария.

– Как ты могла позволить другой женщине трогать себя?!

– А как ты могла позволить мужчине трогать себя? – огрызнулась Мария. – И как, интересно, ты попала в мой дом, а?

– Ясно как, – с усмешкой заметила Фиона. – Пробралась в окошко в ванной.

– Никто никогда не будет любить тебя, как я! – сказала Лори.

– Ты вовсе меня и не любила, – отрезала Мария. – Ты любила лишь одно – свою карьеру. Ну вот, с ней и оставайся! А у меня теперь новая любовь!

– Мне плевать на карьеру! – взмолилась Лори. – Мне нужна только ты!

– Ничего не получится, малышка, – уже мягче заметила Мария. – Теперь я принадлежу Фионе. Мы собираемся поужинать, после чего она почитает мне Чонсера.

– Чосера, – робко поправила ее Фиона.

– Умоляю, Мария!.. – Лори почувствовала, что вся дрожит.

– Нет. Слишком поздно!

Лори разрыдалась и выбежала из комнаты. Секунду-другую Мария нерешительно переминалась с ноги на ногу, не зная, стоит ли бежать за ней вдогонку. Не слишком ли жестоко обошлась она со своей бывшей возлюбленной? Но затем, услышав, как хлопнула входная дверь, Мария обернулась к Фионе.

– Боюсь, это для меня уже слишком… – пробормотала та.

– Эмбер? Это Тед.

– О, привет!

– Вот, звоню узнать, как ты поживаешь.

– Прекрасно. Только что съездила к той девушке в госпиталь Седарс-Синай – узнать, как она там. Вроде бы все в порядке.

– Замечательно. Прости, что я тогда не смог поехать с тобой.

– Ну, ты же сам сказал, что тебе надо закончить статью.

– Да, дело прежде всего. Я как раз хотел сказать, что переписал один кусок и вставил несколько строк о том, как ты помогла той девушке.

– О, зачем это, Тед? Мне, ей-богу, даже как-то неудобно!

– Брось. Это был очень благородный поступок. Так ты говоришь, с ней все о'кей?

– Да, там только одна загвоздка. Со страховкой.

– А в чем дело?

– Просто у девушки ее нет.

– Черт…

– Ну я и сказала там, в клинике, чтоб чек прислали мне.

– Вот это да! Послушай, об этом тоже обязательно надо написать.

– О нет, прошу тебя, не надо! Иначе получится, будто я хвастаюсь и…

– Но, Эмбер, неужели ты не понимаешь, что сейчас большинство людей считают тебя эдакой маленькой мегерой? И моя статья поможет изменить это мнение. Что, в свою очередь, поможет тебе получить «Оскара».

– Но я вовсе не хочу подлизываться к публике. Это не в моем стиле.

– Не волнуйся. Уж я-то знаю, какая ты на самом деле, Эмбер, и нарисую истинный твой портрет.

– О, ты такой милый… Может, как-нибудь встретимся?..

Тут на линии послышался гудок.

– Это, наверное, тебя.

– Погоди минутку, сейчас узнаю. – Эмбер переключилась на другую линию. – Алло?

– Это Татьяна.

– Погоди, не вешай трубку. – Эмбер снова переключилась. – Тед?

– Да?

– Тут мне подруга звонит. Может, я перезвоню тебе чуть попозже?

– Конечно. Я у себя в конторе.

– Тогда через пять минут. – Эмбер снова переключилась. – Да?

– Ну, как все прошло?

– Просто потрясающе.

– Смерть до чего охота поболтать с тобой! Но я доехала аж до самого Малибу – убедиться, что за мной нет полицейского хвоста.

– Ты в безопасности, не переживай.

– Так он купился?

– Еще как! Заглотнул крючок вместе с удочкой. И как раз сейчас вписывает в свою гребаную статейку то, что нам надо.

– А Брианна?

– О, с ней тоже все в порядке. Отделалась синяком на коленке. Люди со «скорой» высадили нас там, где я попросила, – у бара «Драйз». Выпили с ней по паре мартини, потрепались, потом я отвезла ее домой. Сейчас отмокает в ванной и полирует ногти.

– Так, выходит, ты предстанешь в этом очерке настоящей героиней?

– Ну, судя по тому, что он вякал, меня можно сравнить разве что с этой гребаной Флоренс Найтингейл ^[39]!

– Класс!

– Просто не знаю, как тебя и благодарить. Нет, теперь я серьезно думаю, что вся эта липовая история поможет мне получить «Оскара».

– Если получишь, одолжишь мне статуэтку на одну ночь, о'кей? Использую ее вместо вибратора.

– Договорились. Послушай, я обещала перезвонить этому ханурику…

– Да пошел он!..

– Нет, пока статья не вышла, надо с ним дружить. Кроме того, этот тип вообразил, что я согласна сняться в фильме по его сценарию.

– Сценарию?

– Да, представь. О парне, который хочет похудеть и едет на ферму. Вообще-то он писал его для Джона Кэнди, но тот помер. И сейчас ему кажется, что я прямо сплю и вижу, как бы сняться в этом его придурочном фильме!

– Умереть – не встать!..

– Знала бы ты, какие там дебильные диалоги! Да после такого фильма вновь возродится немое кино!

– Может, заскочим сегодня в «Небеса»?

– Конечно, почему бы нет. Заедешь за мной?

– В одиннадцать.

– О'кей, заметано. Ладно, теперь пора звонить этому Эрнесту Хемингуэю. Иначе потом не отвяжется.

– Пока.

– Пока.

Эмбер снова переключилась на другую линию. И, делая это, услышала в трубке не один, как обычно, а два щелчка.

Что само по себе было ничуть не удивительно, поскольку Теду удалось подслушать ее разговор с Татьяной – вопреки всем заверениям телефонных компаний, что это якобы совершенно невозможно.

«Все, моя жизнь кончена», – спокойно подумал он, опуская трубку. И расправилась с ним дешевая актрисулька-наркоманка, использующая такие выражения, как «балдеж», «доза» и «жрачка». Словом, те самые выражения, которые употреблял и он, описывая жизнь самых разнообразных персонажей в своем журнальчике. «Да, конечно… В том случае, конечно, если я покончу с собой, – подумал он. – А почему бы, действительно, нет?.. Что меня держит на этой земле?..»

Затем он вдруг подумал: а может, позвонить на нью-йоркское отделение и сказать, что хочет внести кое-какие поправки в материал об Эмбер и других номинантках, который он направил им электронной почтой меньше часа назад? Но чем он это объяснит? Тем, что Эмбер Лайэнс – всего лишь маленькая лживая сучка, обманувшая его, намекавшая на то, что влюблена и хочет купить у него сценарий? Нет, не годится…

Зазвонил телефон. Тед мрачно смотрел на него, каждый гудок вонзался в израненную душу, вернее, в то, что от нее осталось. Ну прямо Барбара Стэнвик в «Извините, ошиблись номером». Звонки все продолжались. «Неужто эта стерва вообразила, что я буду с ней говорить… после всего, что произошло?» А телефон все звонил. Звонил, звонил… В ярости Тед сгреб со стола все бумаги и книжки и запустил ими в аппарат. Он с грохотом свалился на пол вместе с остальными предметами. Трубка отлетела в сторону, и Тед услышал в ней голос Эмбер.

– Тед! Тед! – кричала она. – Ты меня слышишь?

Тед подскочил к трубке и принялся топтать ее, с хрустом давя пластик. Голос Эмбер исчез, уничтоженный его ботинками на толстой подошве от Дока Мартенса.

Тут на столе зазвонил второй аппарат. Черт бы побрал эту стерву! Ну ладно, сейчас он ей покажет. Тед схватил трубку.

– Пошла ты к дьяволу! – рявкнул он.

– Что? – спросил чей-то незнакомый испуганный голос.

– Пошла к черту! Отсоси у него, ясно!

– Скажите, Тед Гейвин у себя?

У Теда похолодело в животе: так значит, это звонит вовсе не Эмбер…

– Кто это? – слабым голосом осведомился он.

– Я что, ошиблась номером? Мне нужен Тед Гейвин.

– Тед Гейвин у аппарата, – устало выдохнул он. – Кто говорит?

– Ида Гункндиферсон, преподавательница Карен Кролл. Обучала ее актерскому мастерству еще в колледже. Да вы мне на прошлой неделе звонили, помните? Ну, насчет той статьи, что пишете о Карен и других номинантках. Вспомнили?

– О Господи, миссис Гункндиферсон!.. – пробормотал Тед. – Ну конечно, помню. Вы звонили и как раз застали меня в разгар репетиции. Мы тут занимаемся постановкой Бернарда Шоу, «Ученик дьявола». – Тед даже поморщился, настолько неубедительно прозвучало это объяснение.

– Должно быть, это какая-то новая, совершенно незнакомая мне версия, – сказала миссис Гункндиферсон. – Впрочем, не важно.

– Чем могу служить? – спросил Тед, испытывая облегчение при мысли о том, что старушка не собиралась укорять его за плохие манеры.

– Дело вот в чем, Тед, – начала миссис Гункндиферсон. – Я готова рассказать вам кое-что о Карен. Возможно, это вас заинтересует, пригодится для статьи…