Текст книги "Секреты Штази. История знаменитой спецслужбы ГДР"

Автор книги: Джон Кёлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 44 страниц)

Возвращение Абу Нидала

Отель «Нептун» в городе-порте Варнемюнде, располагавшемся на побережье Балтийского моря, в конце апреля 1988 года стал местом секретной встречи полковника Виганда и его агента под тайным именем «Карстен Берг». Виганда сопровождал начальник одного из рефератов майор Клаус Шиллинг. Прошло два года после взрыва в дискотеке «Ла Белль» в Западном Берлине, и Виганд гораздо активнее, чем прежде, задействовал информаторов-осведомителей для выявления потенциальных террористов.

Даже несмотря на то, что руководство СЕПГ и сам Мильке все еще не отменяли своего приказа не применять против иракцев никаких действий, они по крайней мере не высказывались против продолжавшейся слежки за ними – несомненно для того, чтобы быть уверенными в том, что на территории ГДР не будут устраиваться взрывы.

«Карстен Берг» был ливанцем, обучавшимся в одном из учебных заведений близ Коттбуса – мрачного промышленного города, располагавшегося к юго-востоку от Берлина недалеко от границы с Польшей.

Все трое с аппетитом приступили к обеду, после того как «Берг» получил подробные указания относительно его последнего задания и разговор переключился на обычные бытовые темы. Неожиданно ливанец рассказал о том, что недавно, в одну из суббот, он со своим приятелем был в Берлине, где познакомился с арабом, который попытался их завербовать в организацию Абу Нидала. Виганд невозмутимо продолжал есть, не обратив внимания на эти слова. «По-моему, у этого парня начинаются „глюки“», – вполголоса сказал полковник майору Шиллингу, который в ответ согласно кивнул ему. Виганду было известно, что Абу Нидал побывал в ГДР в 1985 году. Однако и полковник, и другие компетентные офицеры-контрразведчики уже давно были уверены, что в ГДР эта организация не ведет своей деятельности. Тем не менее Штази продолжала сохранять бдительность, поскольку Абу Нидал, известный также под именем Сабри Халил аль-Банна, был лидером самой радикальной из всех террористических групп.

Когда Виганд не выказал никакого интереса, «Берг» повторил сказанное, и полковник наконец лаконично ответил, что слушает его. Затем агент сказал офицерам Штази, что вместе со своим земляком-студентом, ливанцем Аль Химми, он посетил отель «Беролина», что находится на восточно-берлинской Карл Марке-аллее. Здесь они познакомились с арабом, преподавателем Лейпцигского университета имени К. Маркса. Слушая «Берга», Виганд понял, что это действительно была попытка перевербовать его агента. Тем нрсменем «Карстен Берг» извлек из портфеля несколько экземпляров брошюры Абу Нидала «Боец» и передал сс полковнику. Кроме того, у него оказалась с собой учебная инструкция-памятка от Абу Нидала, рассказывавшая о том, как выявлять агентов израильской разведки «Моссад» и об их оперативных методах.

Виганд внимательно изучил эти документы и пришел к выводу, что они идентичны тем, которые были доставлены из-за рубежа агентами внешней разведки ГДР. До этого бумаги Абу Нидала никогда не появлялись в ГДР. Он понял, что к делу следует отнестись со всей серьезностью, и дал своему информатору задание снова встретиться с загадочным незнакомцем, но при этом отказаться от предложения стать агентом последнего. (Виганд в те дни использовал «Берга» для шпионажа против ливийской разведки и поэтому опасался разрушить разрабатываемую им операцию). И тем не менее он велел ему уговорить своего друга Аль Химми вступить в группу Абу Нидала. Виганд рассчитывал, что Химми сможет собирать дополнительную информацию, которую он смог бы получать от него через «Берга».

Поздно вечером Виганд и майор Шиллинг вернулись в Берлин. На следующее утро Виганд позвонил по телефону полковнику Штухли, офицеру контрразведки, с которым он расследовал дело о взрыве в западно-берлинской дискотеке «Ла Белль».

«Послушай, Вольфганг, вчера у меня была встреча с моим человеком, и я услышал от него невероятную информацию о том, что некто вербовал его в группу Абу Нидала и даже получил от него кое-какие брошюрки Нидала». Штухли услышанное привело в возбуждение, и он поинтересовался местом, в котором состоялась тайная встреча Виганда со своим информатором.

Виганд, помня о том, что в шпионаже самое главное правило – всячески скрывать настоящую личность своего агента, – ответил, что его собеседника это абсолютно не касается. И требовательно поинтересовался у Штухли – почему это его так взволновало. «Потому что я вчера услышал нечто подобное. Мне кажется, что мы используем в Берлине одного и того же агента».

Виганд попросил Штухли успокоиться и пригласил зайти к нему в кабинет, где они смогут все подробно обсудить. В кабинете контрразведчики сопоставили свои записи о встречах с агентами, состоявшимися в разное время в разных местах, но содержавшие, как оказалось, одинаковую информацию.

Агент Штухли также не мог установить личность того, кто пытался завербовать его, – поверхностное описание могло соответствовать сотне других арабов.

Разведчики решили отправить группу наблюдения, для того чтобы взять под контроль следующую встречу «Берга» с таинственным вербовщиком Абу Нидала.

Неделю спустя Виганд показал Штухли фотографии, сделанные во время этой встречи, на которых был запечатлен «Берг» и таинственный незнакомец.

«Да не может этого быть! Быть этого не может!» – воскликнул импульсивный Штухли, указывая на сделанную ищейками МГБ фотографию.

Контактером «Берга» оказался не кто иной, как Хассан, один из агентов Штухли.

Последний объяснил, что его сотрудничество с Хассаном длится вот уже семь лет. Хассан – доцент естественных наук университета имени К. Маркса. Он получил вид на жительство в качестве политэмигранта и являлся одним из самых главных секретных сотрудников подполковника Штухли, поставлявшим ценную информацию о деятельности иракской и ливийской разведок и дипломатической деятельности посольств этих государств. Виганд поинтересовался, насколько Хассан надежен. Вместо того чтобы ответить на этот вопрос, Штухли отправился к себе в кабинет и вернулся с досье Хассана. Виганд ознакомился с ним и очень удивился. Ему еще никогда не встречался такой агент, который бы столь фанатично и с таким усердием доносил на арабских дипломатов. Хассан сообщал о крупных контрабандных операциях, валютных махинациях и незаконной торговле золотом и операциях по изготовлению фальшивых денег, осуществлявшихся дипломатами из посольств Ирака и Сирии в Восточном Берлине. Виганду было известно об этой преступной деятельности, которой занимались дипломаты. По причине строгих правил охраны источников информации он не знал, что основной массив данных исходил от одного человека. В 1978–80 годах подчиненные Виганда практически все время занимались расследованием подобных дел. Хотя они и произвели много арестов в связи с деятельностью международных организованных преступных группировок, у них было гораздо меньше времени для того, чтобы заниматься своими непосредственными контрразведывательными обязанностями – контролем и наблюдением за иностранными разведслужбами и террористами.

По этой причине полковник Виганд просил руководство о создании нового отдела специально для борьбы против контрабандных операций, осуществляющихся дипломатами, и международной преступной деятельности иностранцев, проживавших в ГДР.

В последней письменной оценке своего агента Штухли заявил следующее: «Хассан настолько фанатично верит в предписания Корана, что приходит в ярость от известий о том, что прибывшие в ГДР арабы нарушают нормы исламской морали, предаваясь употреблению наркотиков, сексуальным оргиям и пьянству».

Прочитав эти записи, Виганд почувствовал, что разгадал еще одну загадку. Теперь он был уверен в том, что Хассан действительно является подручным Абу Нидала. Виганду было достаточно много известно о последнем – тот был таким же фанатичным, как и Хассан, в том, что касалось учений Корана. Оба ненавидели тот греховный, по их мнению, образ жизни, который вели некоторые арабы. В результате этого, размышлял Виганд, Абу Нидал и разделявшие его взгляды арабы прибегнут к услугам Штази в тех случаях, когда они сами не смогут решить проблемы поведения и должной дисциплины своих соотечественников.

К досаде Виганда, МГБ «косвенно работало на руку группировке Абу Нидала, в то время когда сотрудники разведслужб ГДР высылали из страны дипломатов или сажали в тюрьму тех, у кого нет дипломатического статуса».

Для Штази Хассан представлял собой настолько важное значение, что Штухли в течение долгого времени контролировал его деятельность и на тайные встречи с ним приходил сам лично. «О господи, я так часто говорил ему, что проявляю интерес к терроризму и информации, касающейся разведывательной деятельности. Но он сообщал лишь о контрабанде, валютных спекуляциях, о поступках, нарушающих положения Корана».

Штухли с трудом верилось в то, что его могли так искусно дурачить, и он воспринимал случившееся весьма скептически. По той же самой причине Виганд сильно обрадовался, получив первое позитивное донесение от своего агента «Берга» и его друга Аль Химми. Оба араба встретились с Хассаном в субботу в восточно-берлинском отеле «Беролина». Скорее всего, Хассан мог приезжать в Восточный Берлин только в выходные дни, когда у него не было занятий в университете. «Берг» сказал ему, что не может принять его предложение, и Хассан спокойно отреагировал на его отказ, сказав, что ему в его организации нужны лишь бойцы, а не трусы. Прежде чем расстаться, он предупредил «Берга», что в том случае, если «Берг» проболтается кому-нибудь о сегодняшнем разговоре, то его, «Берга», ликвидируют. Аль Химми остался для дальнейшего разговора с Хассаном и позднее рассказал своему товарищу о том, что во время этой встречи подписал письменное обязательство о сотрудничестве. При этом ему пришлось от руки переписать необычно большой текст на арабском языке. Один только этот факт Виганд воспринял как свидетельство серьезной конспиративной структуры и значительных ресурсов этой операции. Хассан, скорее всего, чувствовал себя в полнейшей безопасности, если не боялся хранить документы подобного компрометирующего характера. Более важным было то, что он мог спокойно переправлять их за пределы ГДР без опасения возможной перлюстрации. По словам «Берга», в документе, который подписал его друг, говорилось о том, что он обязуется принимать участие в вооруженной борьбе – слово «терроризм» не упоминалось – и что он согласен отправиться на учебу в Ливан во время очередных каникул.

Владея этой свежей информацией, Штухли вместе с Вигандом засел за написание служебной записки генералу Гюнтеру Кратчу. Кроме описания сложившейся ситуации, контрразведчики также порекомендовали задержать и допросить Хассана. Амбициозный и эгоистичный Кратч оказался в неловкой и щекотливой ситуации. Он не мог отправиться к Мильке и похвастаться тем, что его управление раскрыло опасного вражеского агента, которому другое управление вполне доверяло. Хассан не слишком долго находился под «опекой» его, Кратча, управления – агентом управления контрразведки он был дольше, а кроме того, завербован был другим ведомством. Таким образом, Виганду пришлось приложить немалые усилия, чтобы убедить Кратча в том, что организация Абу Нидала на самом деле действует на территории ГДР. Подчиненные Виганда получили приказ произвести тщательную повторную проверку всей имеющейся информации, прежде чем состоится встреча Кратча и Мильке. Когда глава МГБ ГДР ознакомился с рекомендацией задержать арабов, лицо его сделалось багровым, он воздел над головой руки и разразился гневной тирадой: «Что? Абу Нидал… ужас! Он же не сделал ничего плохого на территории ГДР. Поэтому не трогайте его!».

Вполне понятно, что Мильке был осведомлен о масштабе трагедии, произошедшей в дискотеке «Ла Белль». Да и почему Мильке должен был отреагировать теперь иначе? Еще 9 мая 1986 года Мильке получил меморандум, в котором утверждалось, что группа Абу Нидала планирует проведение «террористического акта» во время Международной книжной ярмарки в западногерманском городе Дюссельдорфе. Эта информация поступила из управления внешней разведки ГДР, которое в свою очередь утверждало, что эти сведения получены от американцев, указывавших на то, что «ярмарку посетит ряд высокопоставленных лиц Запада, в том числе и бывший госсекретарь США Генри Киссинджер». Далее в меморандуме говорилось:

«Согласно сведениям, переданным американцами, Абу Нидал в прошлом году несколько раз появлялся в странах Варшавского Договора. Неизвестно, является ли все это плодом фантазии американцев или же все-таки правдой. Тем не менее мы считаем необходимым проинформировать об этом лидеров нескольких арабских стран, а также Я. Арафата. Следует отметить, что любой новый террористический акт, какими бы ни были его мотивы, сыграет на руку рейгановской администрации и даст Вашингтону повод применить силу против суверенных государств и национально-освободительных движений под лозунгом борьбы против терроризма».

Кроме того, в меморандуме говорилось о том, что, информируя об этом руководство ГДР, следует также принять во внимание тот факт, что «будет в наших общих интересах, если „друзья“ окажут давление на различные палестинские группировки, с которыми они контактируют, в целях предотвращения любых террористических актов в Европе». В МГБ ГДР под словом «друзья» неизменно подразумевались русские, Советский Союз. Таким образом предлагалось попросить русских помочь своим коллегам из ГДР.

Мильке отреагировал незамедлительно. Он обсудил ситуацию со своим высокопоставленным коллегой из КГБ, который, скорее всего, был согласен с тем, что Абу Нидала нужно оставить в покое. Затем Мильке отдал приказ генералу Вольфу и генералу Найберу (своему заму) заняться осуществлением положений вышеупомянутого меморандума. Никаких происшествий на Дюссельдорфской книжной ярмарке не произошло.

Виганд понял, что в отношении Хассана Мильке уже принял решение – будет предпочтительнее предоставить арабу свободу действий в ГДР, чтобы не вызвать недовольства у организации Абу Нидала. Мильке не одобрил продолжения слежки за доцентом.

Во время своего посещения ГДР в 1985 году Абу Нидал пообещал не показываться на территории Восточной Германии в обмен на внушительные поставки оружия в Ливию. Александр Шальк-Голодковски, полковник МГБ ГДР, действовавший под дипломатическим прикрытием в качестве государственного секретаря министерства внешней торговли, продал Муамару Каддафи более четырех тысяч автоматов марки «скорпион» и миллион единиц боеприпасов. Он совершил эту сделку через одну коммерческую фирму, которая являлась тайной собственностью СЕПГ. Поставку в целях конспирации осуществили через Польшу. За оружие Ливия заплатила 470 500 долларов. Посредником в сделке выступил Абу Нидал, получивший от восточных немцев солидные комиссионные.

Летом 1988 года офицеры МГБ из группы наружного наблюдения в очередной раз дали Виганду повод изумиться. Хассана сфотографировали во время нескольких встреч с Ясером Храиди – одним из организаторов взрыва в дискотеке «Ла Белль». Кроме того, были документально подтверждены тесные связи Хассана с дипломатами ливийского посольства, на самом деле являвшихся сотрудниками разведслужб Ливии.

Теперь Виганду стала понятна стратегия ливийцев: они контролировали восточно-германское подразделение группировки Абу Нидала, но в то же время держали их на коротком поводке и до поры не использовали их в каких-либо террористических актах. Однако то оружие, которым террористы воспользовались в декабре 1986 года при налетах на аэропорты Рима и Вены, явно было из числа закупленного за год до этого Ливией у ГДР.

Под давлением того факта, что к этому делу причастен Храиди, Мильке дал добро на арест ливийского убийцы. 20 июня 1988 года Виганд и несколько его подчиненных задержали Храиди и поместили его в неприметный домик на окраине Восточного Берлина. В течение шести дней ливийца подвергали интенсивным допросам. Офицерам Штази удалось добиться от него подробного признания. Храиди сознался в том, что в 1984 году нанял проживавшего в Западном Берлине палестинца по имени Гассан Айюб для убийства в Бонне Мустафы Элашека, а также рассказал о своей роли в осуществлении взрыва в дискотеке «Ла Белль» и других террористических актах. Кроме того, он сообщил и о будущих террористических акциях, готовящихся и контролирующихся разведслужбами различных арабских стран.

Коммунистическое правительство Восточной Германии в очередной раз отказалось подвергнуть Храиди наказанию и решило выслать его из страны.

Политическое решение Хонеккера и Мильке, заключавшееся в отказе от серьезных действий против террористов, стало тяжелым психологическим бременем, обрушившимся на плечи полковника Виганда. Были моменты, когда он чувствовал, что близок к нервному срыву. Вес его, бывшего игрока национальной сборной по гандболу, со 155 фунтов увеличился до двухсот. Учитывая его не слишком высокий рост, его можно было назвать толстяком. Работа требовала от него полного самоотречения, и в конце концов он развелся с женой. Когда Виганд решил бежать на Запад, он уже не доверял никому. К этому времени он сделал копии множества секретных документов, свидетельствовавших о причастности руководства ГДР к международному терроризму. Одновременно Виганд продолжал пользоваться услугами двойного агента, готовясь известить западногерманскую Бундеснахрихтендинст (БНД) о своем будущем бегстве из ГДР. В его портфеле уже находились несколько сот похищенных им документов, когда представилась первая возможность покинуть пределы первого в мире рабоче-крестьянского государства на немецкой земле.

23 января 1989 года состоялась встреча Виганда с пятнадцатью офицерами различных окружных отделений Штази. Это было ежегодное совещание контрразведывательной оперативной группы Виганда, которая надзирала за проживавшими в ГДР иностранными гражданами. В докладе полковника содержался беспощадный анализ политических и экономических проблем ГДР и их причин. Фактически Виганд предугадал события, которые вскоре произошли в Восточной Германии.

На следующий день после совещания Виганд выехал в Белград для встречи с руководством югославской разведки.

Виганд продумал и организовал это совещание для того, чтобы встретиться с офицерами западногерманской разведки и обсудить последние детали своего предстоящего бегства из ГДР, Дату побега он наметил на 28 июня, когда в Белграде должно было состояться новое совещание. Из Югославии его должны были тайно переправить в Австрию.

Когда Виганд вернулся в Берлин, он тотчас же понял, что здесь что-то не так. Стало очевидно, что кто-то доложил «наверх» о его откровенных высказываниях на совещании с подчиненными. «Я почувствовал недоверие окружающих, почувствовал, как изменилось отношение коллег ко мне, почувствовал, как сторонники твердой линии что-то замышляют против меня. На совещаниях Кратча с руководителями отделов любимой темой стала „борьба против изменников и предателей в рядах органов госбезопасности“».

Мнимая паранойя Виганда обернулась верным интуитивным предчувствием, когда один из его близких друзей рассказал о слежке, прослушивании телефона и обыске на своей квартире. Последним свидетельством того, что Виганд оказался в беде, стали события 11 февраля. Это было субботнее утро, и Виганд еще спал, поскольку поздно вернулся домой с вечеринки, на которой присутствовали его коллеги из советского КГБ. В четверть девятого тишину нарушил телефонный звонок. Звонил адъютант Кратча, приказавший Виганду незамедлительно привезти генералу свой дипломатический паспорт. Уже долгие годы Виганд пользовался привилегией хранить паспорт в своем личном сейфе, а не в центре хранения личных документов МГБ. Кроме заместителя Кратча генерал-майора Вольфганга Лозе он был единственным старшим офицером контрразведывательного управления, которому разрешались поездки в страны Запада.

Последующие несколько месяцев Виганд исполнял роль верноподданного члена СЕПГ. На политзанятиях с подчиненными полковник уже не допускал отклонений от партийной линии. Находясь дома, он помнил о возможном прослушивании и вел себя как настоящий офицер МГБ и правоверный коммунист. «Даже те, кого я ранее сделал едва ли не единомышленниками, начали сомневаться во мне, и мне пришлось утратить их былое уважение ко мне. Но, по крайней мере, у моих соглядатаев и сторонников твердой линии уже не было ни малейшего шанса собрать новые свидетельства моей политической неблагонадежности».

А тем временем Виганд продолжал копировать секретные документы своего министерства, которые прятал до времени в различных местах. Их набралось уже столько, что требовался второй портфель, чтобы вместить их.

«Я был жутко напуган, я всего боялся. Я уже почти больше не мог спать. Закрывая глаза, я видел перед собой лица капитана Вернера Теске из управления внешней разведки, капитана флота Винфрида Закровски из военной разведки и майора Герта Треббельяра из МГБ. Все трое пытались установить контакты с Западом и все трое были разоблачены. Каждый из них умер, получив пулю в затылок»!

Чудовищное напряжение конечно же сказалось на здоровье Виганда. Впервые в жизни у него возникли проблемы с сердцем. Он сел на диету и через три месяца сбросил около сорока фунтов веса.

«Затем я решил последовать примеру Вернера Штиллера из Главного управления внешней разведки, который три года собирал документы перед своим побегом, состоявшимся в 1979 году. Я восхищался его хладнокровием и его философским отношением к жизни. Это позволило мне немного обрести внутреннее психологическое равновесие».

За день до своего бегства Виганд отправился к генералу Кратчу за своим паспортом. Его поездка в Югославию была уже одобрена начальством – политуправлением МГБ. Поэтому Виганд был абсолютно не готов к приему, который оказал ему Кратч. «Поездка отменяется, – сказал Кратч. – Вы больше никогда не увидите своего дипломатического паспорта. Я вам больше не доверяю». Виганд запротестовал, но Кратч пресек его протесты, зачитав донесение о политзанятии от 23 января. «Если бы я мог, то выставил бы вас из органов или, еще лучше, посадил бы». Слушая слова генерала, Виганд почувствовал, что его охватывает страх – а что, если его коллеги из следственного управления уже обыскивают его квартиру и сейчас найдут его тайник с копиями секретных документов?

«Я глубоко сожалею, что вызываю у вас столь отрицательное отношение. Я – преданный нашему делу офицер, и мне хотелось служить исключительно делу защиты нашей родины и партии».

«Говори что-нибудь, – думал про себя полковник – и побыстрей сматывайся из генеральского кабинета».

Он с облегчением покинул кабинет Кратча, когда последний заметил, что против него, Виганда, не будет предпринято никаких дальнейших действий и что он по-прежнему будет возглавлять отдел. Очевидно, генерал решил, что Виганд был слишком хорошо известен в МГБ, где отличался безупречным отношением к службе и слыл прекрасным контрразведчиком.

Награды ему вручал лично Мильке, и отставка полковника, особенно во время обострившихся отношений между правящим режимом ГДР и народом, могла бы вызвать смятение в аппарате МГБ.

Покинув генеральский кабинет, Виганд тут же отправился к себе на службу, где извлек из тайника чемоданы с документами. Прежде чем покинуть помещение, полковник постоял несколько минут у окна своего кабинета, наблюдая за окружающей местностью. Удостоверившись, что слежки за ним нет, Виганд, захватив чемоданы, побежал к своему автомобилю. Он поехал к расположенному на окраине Восточного Берлина лесопитомнику. Там он купил большой куст крыжовника – на садовом участке возле его загородного домика их росло уже около десятка и еще один не вызовет никаких подозрений, если на его дачном участке будет устроен обыск. Дача Виганда находилась в 15 милях к северу от Берлина, в Вандлице, где находился дачный поселок, где располагались шикарные виллы высшего руководства ГДР. Дачу Виганда от виллы Эриха Хонеккера отделяло расстояние около трех километров. Она была окружена кустарником и соснами. Было сомнительно, что кто-нибудь может увидеть, как Виганд закапывает в землю чемоданы, обмотанные куском пластика. Копать песчаную почву было легко, и, запихнув в яму двухфутовой глубины поставленные на попа чемоданы, Виганд сверху вкопал куст крыжовника. Теперь ему предстояло ждать удобного случая и вести себя предельно сдержанно.

Штухли, коллега Виганда, также стал более откровенно высказывать свои оппозиционные политике партии взгляды. Он не был столь заметной фигурой в министерстве, как Виганд, и поэтому Кратчу было легче «укоротить» его. Штухли сместили с поста главы 15-го отдела и перевели на какую-то малозаметную кабинетную должность.

Берлинская стена рухнула 9 ноября 1989 года, и в течение считанных дней граница ГДР с Западом сделалась открытой. ГДР было суждено просуществовать еще лишь один год, МГБ просуществовало на несколько месяцев дольше. Полковник Виганд был готов выехать на Запад незамедлительно, однако неожиданно столкнулся с препятствием. Когда он пришел в последний раз в свой служебный кабинет, к нему зашла лейтенант Хельга Шредер – сотрудник его отдела. «А я знаю, что вы собираетесь делать. Вы собираетесь бежать, – тихо произнесла она. – Не волнуйтесь, я вас не выдам. Вы знаете, что я разведена и я всем этим сыта по горло, как и вы. Я просто хотела бы, чтобы вы взяли с собой меня и моих двоих детей».

Виганд без колебания согласился. И все же необходимо было проявлять осторожность. МГБ еще существовало, и от некоторых радикально настроенных сотрудников Штази все еще можно было ожидать серьезных неприятностей. Виганд решил дождаться 31 декабря, когда все будут праздновать Новый год. Последний час старого года оказался для полковника самым напряженным. Он поехал на свою дачу за чемоданами. На дорогах был гололед, а земля оказалась твердой как камень. Виганду пришлось потрудиться около часа, и вскоре при помощи кирки и лопаты он извлек из тайника заветные чемоданы. Когда он отправился обратно в Берлин, чтобы забрать Шредер с детьми, машину занесло на дороге и она сбила дорожный указатель. Этого никто не увидел, и Виганду под покровом темноты наконец-то удалось добраться до места. Фрау Шредер с детьми уже дожидалась его на условленном месте на окраине Берлина. Через шесть часов беглецы уже были в штаб-квартире БНД в баварском городе Пуллахе, находящемся у подножья Альп близ Мюнхена.

После продолжительных встреч с представителями разведывательных и контрразведывательных служб ФРГ Виганд поселился в Мюнхене, где создал консультационную фирму по вопросам менеджмента. Он также занимался отправкой рабочих-строителей из Португалии в Германию на строительные объекты в Берлине и городах бывшей ГДР.