Текст книги "Секреты Штази. История знаменитой спецслужбы ГДР"
Автор книги: Джон Кёлер
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 44 страниц)
Мюллеру предоставили работу на железной дороге, однако экзамены по профессии, которые он сдавал в ГДР, в ФРГ не засчитывались и ему пришлось переучиваться. Правда, ему засчитали в стаж годы, отработанные на восточно-германской железной дороге. К моменту ухода на пенсию в 1985 году он занимал должность старшего диспетчера. В качестве компенсации за время, проведенное в тюрьме, западногерманское правительство выплатило ему 8260 марок (2750 долларов США по тогдашнему курсу). От американской армии он не стал требовать ничего. С этим неплохим довеском к зарплате Мюллер смог начать новую, полноценную жизнь.
По мере того как шли годы, супруги Мюллер все меньше задумывались о тяжких испытаниях, выпавших на их долю. Но тут вдруг рухнул восточно-германский режим. Когда западногерманское правительство объявило, что жертвы Штази могут посмотреть свои дела, Мюллер решил воспользоваться своим правом. 26 октября 1993 года он оказался в небольшой комнатке в здании, где раньше располагалось министерство госбезопасности. Он был вне себя от ярости. Теперь ему была понятна причина его ареста. В деле лежали показания некоего Джорджа Аншютца (он же Андерсон), агента британской разведки, который перешел на сторону коммунистов. По какой-то необъяснимой причине куратор Мюллера Моосбах дал Аншютцу адрес и фамилию Мюллера. В лучшем случае это было вопиющее нарушение всех правил конспирации. Партнер Мюллера Пауль Пернер, очевидно, понял, куда подул ветер, еще будучи в Берлине, и не стал возвращаться в ГДР. Поэтому он не смог предупредить своего друга.
Мюллера ждал еще один удар. Он обнаружил письмо Маркуса Вольфа полковнику госбезопасности, отвечавшему за территорию, на которой находился бывший родной город Мюллера. Вольф писал, что согласно показаниям, данным Мюллером в полиции после побега, ему помогали железнодорожники Вернер Пройс и Гейнц Людеке. Оба получили по два года тюрьмы. В деле были также копии телетайпных сообщений из Дюссельдорфа. Отправителями были западногерманская разведка и управление криминальных расследований земли Северный Рейн-Вестфалия. Эта информация, очевидно, поступила от «кротов» Штази. Поскольку тогда западногерманские спецслужбы кишели шпионами МГБ ГДР, личность «крота», передавшего Вольфу телексы на Мюллера, установить вряд ли удастся. Однако наиболее вероятным подозреваемым была Рут Виганд, оператор телетайпа, работавшая в дюссельдорфском управлении криминальных расследований, в зону действия которого входил город, где жил Мюллер. Она работала на Штази с 1957 года и получила 846 000 марок (528 000 долларов) за передачу коммунистам более 3000 секретных телексов. Она была приговорена к трем годам тюрьмы. Однако чашу терпения Мюллера переполнило то, что в телексе западногерманской контрразведки говорилось об имеющихся в отношении него подозрениях, что он стал агентом-двойником, будучи перевербованным в тюрьме, за что ему и сократили срок. Мюллер написал резкие письма в западногерманскую контрразведку и в американское посольство в ФРГ, в которых обвинил своего куратора Моосбаха в измене.
Машинист
Вернеру Юрецко было шестнадцать лет, когда он в 1948 году бежал из советской оккупационной зоны, опасаясь ареста за антикоммунистическую деятельность. Он поселился в Касселе, городе в американской зоне, где устроился на работу на крупный завод тяжелого машиностроения, сначала учеником. В то время активисты КПГ вели на заводе агитацию с целью создания там крупной партячейки. Эта агитация не имела особого успеха. Резкие антикоммунистические выпады Юрецко привлекли внимание местного отдела уголовной полиции, на который была возложена задача борьбы с правым и левым экстремизмом. Он стал внештатным сотрудником и получил инструкцию изменить свое отношение к коммунизму – внешне, разумеется. Местные коммунисты приветствовали это «перерождение». Юрецко вступил в группу «борцов за мир», которых поддерживали восточно-германские коммунистические организации, в частности «Союз Свободной Немецкой молодежи», занимавший открыто антиамериканские позиции. Он информировал полицию о предстоящих демонстрациях и методах, используемых восточными немцами для переправки в ФРГ подрывной литературы. Американская военная разведка, работавшая в тесном контакте с немецкой полицией, заметила усердие Юрецко и в 1953 году взяла его к себе. Но и после этого Юрецко в течение некоторого времени продолжал работать на заводе оператором бойлерной установки.
Юрецко прошел спецподготовку и использовался в качестве курьера и для выполнения особых поручений. Используя поддельные документы на имя Вернера Маркуса, он разъезжал по ГДР, делая выемки из тайников. Уроженец Верхней Силезии, он бегло говорил по-польски и поэтому иногда пользовался фальшивыми документами на имя Станислава Свободы. В конце концов начальству надоели частые отлучки Юрецко с работы, и ему предложили на выбор: либо уйти самому, либо быть уволенным. Разумеется, он выбрал первое. Теперь шпионаж стал его основным занятием.
Иногда Юрецко вел разведку на советских авиабазах и в районах дислокации советских войск. Некоторое время он работал крановщиком на базе близ Фалькенберга, восточнее Лейпцига, где советские ВВС удлиняли и расширяли взлетные полосы. Ему было приказано оставаться там до прибытия новых авиачастей. Вскоре он сообщил в Кассель, что на базу прибыл первый бомбардировочный авиакорпус, который ранее дислоцировался в Средней Азии.
13 августа 1955 года Юрецко получил задание проверить сообщение о прибытии на авиабазу севернее Берлина истребителей типа МИГ-19. Четыре дня спустя он остановился в гостинице в Шверине. Едва начало светать, как его разбудил громкий стук в дверь. Юрецко понял, что это полиция, и бросился к окну, надеясь ускользнуть. Предчувствие не обмануло его. Гостиница была окружена плотным кольцом полицейских. Ему показалось, что их там было не меньше роты. Открыв дверь, Юрецко увидел двух мужчин в штатском. Один из них потребовал удостоверение личности, а затем сверил документ, поданный Юрецко, со списком разыскиваемых лиц. После личного обыска на Юрецко надели наручники и отвезли в берлинскую тюрьму Хоэншёнхаузен. Это здание было построено при нацистах. В нем размещался огромный кулинарный цех, производивший десятки тысяч порций первых и вторых блюд для рабочих военных заводов. В 1945 году НКВД переоборудовал его для своих целей. В подвале был устроен блок подземных камер для так называемых особо опасных преступников, то есть тех, кто не хотел давать показания. Во всех камерах царила сплошная темнота, а шестьдесят восемь боксов были такими маленькими, что в них можно было только стоять. Чтобы развязать подследственному язык, эти каменные мешки заполнялись ледяной водой, доходившей заключенному чуть ли не до горла. Некоторые камеры были оборудованы звуковой системой, издававшей шум, способный довести до умопомрачения. В начале 50-х НКВД передал эту тюрьму в распоряжение Штази. Заключенные прозвали подземные казематы «подводной лодкой».
На допросах Юрецко играл роль человека, совершенно безразличного к политике. «Я сообразил, что если они примут меня за ярого врага коммунизма и режима ГДР, то мне, пожалуй, не сносить головы, поэтому я изображал из себя наемника».
Вскоре Юрецко понял, что его выдал тот, кто знал его только по поддельным документам. Один из сотрудников Штази все время говорил мне: «Маркус, Маркус, какой же ты глупый поросенок, мы знаем все о тебе, Вернер Маркус».
Следователи пытались выявить его связи. Поскольку он всегда работал соло или производил лишь выемку материалов из «тайников», он и в действительности мало что мог сказать. Полагая, что агентов, которые пользовались тайниками, уже успели предупредить о его аресте, он иногда вспоминал местонахождение того или иного тайника.
Сокамерником Юрецко в «подводной лодке» был Гейнц Фридеман, инженер и архитектор, член крупной разведгруппы, работавшей на британскую разведку. Очевидно, он был твердым орешком для следователей Штази. Его дело вел старший лейтенант Герхард Ниблинг, который уже многих отправил на эшафот, включая несчастную секретаршу Элли Баркзатис. После дела Баркзатис и Лауренца Ниблинг получил повышение. Похоже, что единственным способом сделать карьеру в Штази и судебной системе был полный отказ от гуманности и даже истины и стремление к вынесению самых суровых приговоров.
«Однажды Фридеман вернулся в камеру сильно вспотевшим. От него исходил ужасный запах. Когда включили свет, мне показалось, что его пот окрашен в розовый цвет. Я подумал, что он потеет кровью», – вспоминал Юрецко. Успокоившись, Фридеман рассказал Юрецко о допросе. Следователь Ниблинг уведомил его, что обвинительное заключение уже почти готово и «его голова скоро скатится с плеч». Несколько дней спустя Фридемана увели. Перед уходом он попросил Юрецко: «Вернер, пожалуйста, обними мою семью за меня, когда выйдешь отсюда».
В «подводной лодке» Юрецко провел более ста дней, пока 27 декабря не сознался во всем. Его перевели в тюрьму в Галле, известную под названием «Красный бык». Там его приговорили к тридцати годам заключения за шпионаж. Это не поддается объяснению, но Юрецко судили во второй раз, и на этот раз приговор был менее суровым. Он получил восемь лет, из которых отбыл семь лет. 18 августа 1961 года его освободили и выслали в Западную Германию.
Сразу же после освобождения Юрецко, которому в то время было двадцать девять лет, решил начать новую жизнь в Соединенных Штатах, куда несколькими годами раньше уехали его три сестры. Его родители умерли вскоре после второй мировой войны. В конце 1961 года он оказался в Чикаго, где поступил в школу, а затем в университет. Впоследствии Юрецко стал инженером. В 1963 году он женился. Оставив работу в стальной корпорации, Юрецко основал свое собственное дело в Уилинге, штат Иллинойс.
Летом 1992 года Юрецко отправился в Берлин, где выяснил, что его сокамерник Гейнц Фридеман был казнен 22 декабря 1956 года в возрасте 40 лет. Это случилось за пять дней до того, как Юрецко сделал полное признание, что, как он теперь считает, скорее всего спасло ему жизнь. Юрецко нашел семидесятитрехлетнюю вдову Фридемана Ирмгард и двух его дочерей и выполнил последнюю волю своего друга, обняв их всех. Ирмгард Фридеман рассказала Юрецко, что в ноябре 1955 года ей сообщили, что ее муж приговорен к смерти. Она тут же обратилась к президенту ГДР Вильгельму Пику с просьбой о помиловании. Ее письмо так и осталось без ответа. 12 декабря она написала второе письмо, умоляя дать ей ответ. Это второе письмо было найдено в архиве генеральной прокуратуры ГДР. На нем кто-то, чья подпись неразборчива, написал: «Считаю целесообразным не информировать фрау Фридеман до праздников о том, что приговор ее мужу уже приведен в исполнение». Под подписью стоит дата – 24 декабря 1955 года.
Судьей по делу Фридемана была женщина, Люси фон Эренваль, председатель окружного суда в Котбусе. Народными заседателями были Хильдегард Шрегельман, рабочая, и Фридрих Губатц, мясник. В 1992 году прокуратура возбудила дело против фон Эренваль, известной как «кровавая судья из Котбуса», за то, что она послала на гильотину как минимум 12 человек. В одном случае она приговорила человека к пятнадцати годам тюрьмы за распевание песни с «вредным» содержанием. Фон Эренваль, которой было уже семьдесят девять лет, умерла еще до того, как против нее был начат судебный процесс по обвинению в извращении правосудия. Хильдегард Шрегельман также была уже мертва. В живых остался мясник Фридрих Губатц, и Юрецко решил навестить его. Они сидели в хорошо ухоженном саду старого мясника.
Юрецко вспоминал, что Губатц удивлялся, почему его назначили народным заседателем: «Ведь я даже не состоял в партии». Он сказал, что голосовал против смертного приговора, но фрау фон Эренваль была настоящая фурия и никто не мог переубедить ее, а другая женщина тоже была убежденной коммунисткой. Юрецко спросил:
– И вы могли спокойно заснуть в ту ночь? Вы можете представить себе, что Гейнцу Фридеману тоже хотелось бы сидеть в садике?
Старик промолчал. Юрецко отдал ему копию свидетельства об исполнении приговора.
– Вот подарок для вас. Спите спокойно.
Губатц взглянул на него и тихо сказал:
– Вряд ли это будет возможно.
Однако на этом жажда мщения Юрецко не была полностью удовлетворена. В августе 1992 года он обратился в берлинскую прокуратуру с требованием привлечь бывшего генерал-майора МГБ Герхарда Ниблинга к ответственности за причастность к смерти Фридемана. Сначала его уведомили, что расследование приостановлено, а затем – что дело закрыто.
– Сдается мне, что немцы потеряли мужество, – сказал Юрецко и добавил, что собирается вернуться в Берлин, чтобы прочитать свое дело, хранящееся в архиве Штази. Тогда он узнает, кто его выдал.
Двойной агент ЦРУ
Спасаясь от агентов западногерманской налоговой службы, преследовавших его за уклонение от уплаты налогов, бизнесмен из Гамбурга Дитер Фогель в начале 1978 года бежал в Швейцарию. Фогелю, который в 1974 году был завербован ЦРУ, помогли замести следы. На ниве шпионажа Фогель не мог похвастаться особыми успехами. Добывал он в основном информацию экономического характера, когда время от времени совершал деловые поездки в Восточную Германию. Теперь, когда по его следу шла налоговая служба, было решено использовать его в новой ипостаси. Он должен был поехать в ГДР и предложить свои услуги главному управлению внешней разведки. ЦРУ намеревалось сделать его двойным агентом с целью получения информации об операциях разведки ГДР и любых других сведений о Штази.
3 сентября 1978 года Фогель прибыл в Восточный Берлин и явился в приемную МГБ. Первую беседу с ним вел майор Вернер Поппе из четвертого отдела главного управления «А», который ведал разведкой против вооруженных сил ФРГ. В распоряжении Поппе были списки лиц, разыскиваемых западногерманской полицией, и поэтому он легко мог удостовериться, что Фогель действительно был беглецом. Однако выяснив, что гость по своим личным качествам не представляет интереса для четвертого отдела, его передали полковнику Рольфу Вагенбрету, начальнику десятого отдела (дезинформация и активные мероприятия). Вагенбрет и его заместитель полковник Рольф Рабе провели ряд встреч с Фогелем, дабы составить о нем личное впечатление и определить, как его использовать. В конце концов его взяли все же в десятый отдел в качестве внештатного сотрудника под псевдонимом «Хорн» и передали в распоряжение майора Удо Йенерта, чье отделение занималось агентами влияния. Фогеля снабдили фальшивыми паспортами и деньгами, и он начал выполнять задания в Канаде, Сальвадоре и Аргентине, собирая сведения о лицах, которые могли представлять интерес для разведки. Обо всех заданиях он сообщал в ЦРУ.
В число прочих задач десятого отдела входила дискредитация западных спецслужб. С этой целью десятый отдел старался иметь своих собственных источников в этих службах. Фогелю было приказано попытаться завербовать Кайля, начальника отдела БНД (западногерманской разведки) по наблюдению за эмиграцией. Согласно плану, разработанному совместно с отделом контрразведки, Фогель должен был выйти на Кайля под личиной оперативника ЦРУ. Операция началась в январе 1980 года. Пять-шесть месяцев спустя сотрудник БНД, работавший на Штази, сообщил в Восточный Берлин, что Фогель уведомил об операции как ЦРУ, так и БНД, и что «Хорн»639 582-1 с самого начала был агентом ЦРУ.
4 августа 1980 года Фогель вернулся в Восточный Берлин, чтобы отчитаться о ходе операции. Здесь его взяли под наблюдение. Неделю спустя он был арестован сотрудниками управления контрразведки МГБ и посажен в подземный каземат Хоэншёнхаузена. Подготовка к процессу над ним продолжалась почти целый год. 4 июня 1981 года он предстал перед главным военным трибуналом и приговорен за шпионаж с отягчающими обстоятельствами к пожизненному заключению. Его поместили в пользовавшуюся зловещей славой «Желтую Беду», тюрьму в Баутцене. Тюремные власти сообщили, что Фогель повесился в своей камере 9 марта 1982 года.
Когда после объединения Германии архивы Штази стали доступными, власти обнаружили там микрофильм с материалами официального расследования причин смерти Фогеля, Среди прочего там была заметка, указывавшая на то, что свидетельство института криминалистики МВД ГДР, удостоверявшее факт самоубийства Фогеля, было подделкой, изготовленной сотрудниками научно-технического управления МГБ, которым тогда руководил полковник Клаус Штандтке. Более того, в этой записке говорилось, что осмотр камеры, в которой якобы повесился Фогель, производил не лейтенант Народной полиции, а сотрудник девятого (следственного) управления МГБ. В официальном деле Фогеля, которое хранится в дрезденской прокуратуре, этой записки нет.
В личном деле Фогеля, которое велось в тюрьме, содержится и другой материал, который дал сотрудникам прокуратуры ФРГ основания подозревать, что он был убит. Еще во время своего нахождения в следственном изоляторе до суда Фогель обратился с письменной просьбой включить его в список заключенных, подлежащих обмену или выкупу правительством ФРГ. Однако Штази наложило вето на эту просьбу. Следователи полагали, что Фогель утаил от них кое-какие сведения о ЦРУ, и хотели выжать их из него. В 1998 году дело о смерти Фогеля все еще находилось в стадии расследования.
Заговор в ЦРУ
«Почтальоны» управления контрразведки ГДР производили выборочное вскрытие писем, адресованных в ФРГ и Западный Берлин, и тестировали их на наличие сообщений, написанных невидимыми чернилами. Этот метод выявления шпионов оказался чрезвычайно успешным для выслеживания ряда высокопоставленных агентов ЦРУ. Так, в 1984 году был арестован Вольфганг Райф, статс-секретарь министерства иностранных дел ГДР.
К нему привело письмо, написанное невидимыми чернилами. Райф признался в шпионаже и заявил, что ЦРУ завербовало его в 1965 году, когда он работал вице-консулом в посольстве ГДР в Джакарте. В начале 1970 года он вернулся в Восточный Берлин, а семь лет спустя его снова отправили в Джакарту, на должность заместителя посла. Райф был для ЦРУ ценным приобретением, поскольку имел доступ к самой секретной информации, касавшейся государственных решений в области внешней политики, в частности отношений ГДР с СССР и другими государствами Восточного блока. Пятидесятичетырехлетний Райф, работавший на ЦРУ под кличкой «Грайф», был приговорен к пожизненному заключению. Он вышел на свободу в 1990 году после объединения.
Гертруда Либинг, работавшая техником-связистом в ЦК СЕПГ, в феврале 1966 года написала письмо невидимыми чернилами и отправила его по условному адресу для ЦРУ. Письмо было перехвачено, а за Либинг было установлено наблюдение, продолжавшееся семь месяцев, после чего ее арестовали. За это время она написала несколько писем, и все они попали в руки «почтальонов» Штази. Женщина была больна раком, и потому следователям не понадобилось особых усилий, чтобы вытянуть у нее все, что она знала. Фрау Либинг сказала, что ЦРУ завербовало ее в Западном Берлине за одиннадцать лет до этого. Для ЦРУ это было крупным успехом, потому что фрау Либинг имела доступ к линиям связи всех важнейших министерств. По заданию ЦРУ она исследовала технические возможности установки подслушивающих устройств в кабинетах Центрального Комитета и передала секретные телефонные справочники. Эта женщина, имевшая в ЦРУ кличку «Маркус», была также внештатной сотрудницей Штази и сообщала сведения о тех сотрудниках МГБ, с которыми ей приходилось контактировать.
В протоколе допроса говорится, что еще до сооружения «антифашистского защитного барьера», как коммунисты называли Берлинскую стену, ЦРУ снабдило Либинг таблицами, которые позволяли ей расшифровывать радиосообщения. Именно таким образом она получала задания после 13 августа 1961 года. В начале шифровки шли буквы «К+а», за которыми следовал номер – например, «К+а/11» – обозначения агента, которому предназначалось сообщение. Очевидно, фрау Либинг не имела контактов с другими агентами ЦРУ в Восточном Берлине, однако она дала следователям Штази список из 42 имен. Этот список она составила по заданию ЦРУ и включила в него потенциальные объекты вербовки.
Отрабатывая этот список, сотрудники восточно-германской контрразведки смогли выявить и арестовать пять других агентов ЦРУ. Все они работали в отделе телекоммуникаций ЦК СЕПГ и приносили ЦРУ немалую пользу. Одним из арестованных был Харри Виршке, коммунист, который отсидел год в нацистском концлагере за отказ служить в армии. Полагают, что он передавал ЦРУ пленки с записью секретных партийных совещаний, которые он должен был уничтожить. Виршке был приговорен к пожизненному заключению. Затем этот приговор сократили до пятнадцати лет. Гертруда Либинг получила двенадцать лет. Год спустя она скончалась в тюрьме от рака. Остальные осужденные к 1997 году, когда были найдены их дела, также успели скончаться. Например, Арно Хайне умер в тюрьме «Баутцен-II» якобы от остановки сердца.