Текст книги "Секреты Штази. История знаменитой спецслужбы ГДР"

Автор книги: Джон Кёлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 44 страниц)

Базы восточно-германской госбезопасности на Ближнем Востоке

В середине 1960-х годов Египет и некоторые другие арабские страны разорвали дипломатические отношения с Западной Германией и официально признали ГДР. Причиной явились тайные поставки Западной Германией оружия Израилю. До этого ближневосточные государства воздерживались от контактов с ГДР по причине так называемой доктрины Халльштейна, заключавшейся в том, что признание Восточной Германии каким-либо государством будет рассматриваться как недружественный акт по отношению к ФРГ. Отношения Египта с ФРГ возобновились в 1970–1971 годах, после того как канцлер Вилли Брандт – социал-демократ – стал проводить политику сближения со странами коммунистического блока. Именно во время этого пробела длиной в пять лет управление внешней разведки ГДР создало себе плацдарм на Ближнем Востоке и наладило тесное сотрудничество с разведслужбами Египта, Ливии и Сирии.

Деятельность Штази на Ближнем Востоке значительно усилилась в 1974 году после того, как Эрих Мильке вернулся из Москвы после консультаций с руководством КГБ СССР.

Мечты Кремля о создании политической и военной базы на Красном море испарились как утренний туман двумя годами ранее, когда президент Анвар Садат приказал тысячам советских военных советников в недельный срок покинуть Египет. В попытке установить советское присутствие в стратегически важном Аденском заливе Москва продолжала всячески укреплять связи с Южным Йеменом и попросила Мильке активизировать свою деятельность в этом регионе. Одной из самых главных проблем, с которыми сталкивались марксисты, были междоусобные стычки между политическими партиями и настоящие либо мнимые интриги правительственных деятелей среднего эшелона против правящей верхушки. Задачей оперативной группы Штази, состоявшей из примерно ста человек, руководимой полковником Зигфридом Фидлером, было установление контроля над аппаратом государственной безопасности – задача, с которой не справились советники из СССР. Закрепив за каждым управлением йеменской разведки и тайной полиции своего офицера, Штази установила желаемый контроль и доступ ко всем оперативным делам. Но они были практически бессильны для вмешательства в интриги высшего руководства Южного Йемена: президент Али Насер Мухаммед в 1985 году отправлял своего телохранителя к членам Политбюро, чтобы тот «скосил» их с помощью пулемета.

Контингент Штази в Адене также предоставлял транспорт и обеспечивал безопасность руководства Южного Йемена в его поездках в Восточный Берлин для заключения сделок по закупке оружия. Все военное снаряжение поставлялось Южному Йемену на коммерческой основе – первоначально по договорам с располагавшейся в Лондоне частной фирмой «Дайнавест», а позднее – непосредственно с министерством обороны Южного Йемена. В 1982 году по контракту с лондонской фирмой было закуплено боеприпасов на 126 150 долларов США. С сентября 1987 по сентябрь 1988 года восточные немцы отправили своим аденским друзьям 10 095 автоматических винтовок и советских снайперских винтовок системы Драгунова, а также 33 760 800 единиц боеприпасов, за которые Йемен заплатил 2 937 232 доллара.

Похоже, что по отношению к этой арабской стране восточные немцы были не слишком щедры в отношении подарков в твердой валюте, – по крайней мере не так, как к компартиям Африки или Латинской Америки. Для строительства штаб-квартиры компартии в Адене Хонеккер в 1985 году выделил безвозмездно лишь 526 638 долларов.

Аденский порт в Южном Йемене также представлял большую важность для коммунистов ГДР в снабжении оружием Организации Освобождения Палестины (ООП), возглавляемой Ясиром Арафатом. В 1983 году ООП приобрела боеприпасов к автоматам АК-47 на сумму 1 877 600 долларов. А четыре года спустя некий подполковник из южно-йеменского министерства обороны отправился в Восточный Берлин для того, чтобы от имени ООП провести переговоры о закупке 20 миллионов единиц боеприпасов на 1 541 899 долларов. В то же самое время Южный Йемен заказал 200 пистолетов-пулеметов с глушителями, 200 телескопических прицелов, 200 артиллерийских орудий и 10 тысяч снарядов к ним.

По словам бывшего полковника Штази Райнера Ниганда, его коллеги проживали в Адене «по-королевски». Правительство предоставило им виллы, которые когда-то занимали британские колониальные власти, им также предоставлялась обслуга. Виганд вспоминал, что поведение некоторых его коллег вызывало у него отвращение.

«Именно в Адене я понял, что такое немецкое высокомерие. Оно было сильно заметно среди моих коллег – в них развелось немецкое колониальное отношение к местным жителям. Например, однажды я посетил заместителя министра госбезопасности. Меня сопровождал лейтенант МГБ. Йеменца отличала привычка ковырять пальцем в носу, на что мой коллега погрозил ему пальцем. Однако тот, прекратив, приступил к своему излюбленному занятию снова. Лейтенант поднялся и шлепнул своего подопечного по носу – совсем как малого ребенка.

Когда в 1989 году наших офицеров отозвали домой, им было нелегко снова приспосабливаться к нашим „социалистическим“ привычкам».

Глава 9
Штази и терроризм: Взрыв в дискотеке «Ла Белль»

Ранним субботним утром 5 апреля 1986 года солдаты гарнизона армии США, размещавшегося в Западном Берлине, отдыхали в дискотеке «Ла Белль» во Фриденау, в американском секторе города. Это было любимое место отдыха чернокожих рядовых и их подружек. Совершенно неожиданно праздник закончился трагедией. В 1.40 утра прогремел сильный взрыв, в клочья разнесший здание, где находилась дискотека. Сержант Кеннет Форд и 29-летняя турчанка Нермин Ханнай были убиты на месте. Форд, 21-летний чернокожий пехотинец из Детройта, как раз закончил длившееся целую неделю патрулирование одного из участков легендарной Берлинской стены, разделявшей город на две части. Ханнай, миловидная брюнетка, приехала в Германию, чтобы спастись от нищеты, царившей в ее родной Турции. После долгих лет учебы и напряженной работы она устроилась наконец секретаршей и стала относительно прилично зарабатывать.

Из 234 человек, получивших ранения, был 41 американец, 25-летнему сержанту Джеймсу Гойнсу из Северной Каролины оторвало обе ноги, он получил ряд серьезных ранений. Он скончался 7 июня, всего лишь несколько дней спустя после получения ордена – Пурпурного сердца, которым наградили нескольких раненых солдат.

Разрушения, нанесенное взрывом, были огромны – разбиты стены, провис потолок, в цементном полу образовалась дыра диаметром около метра. К счастью, пожар удалось быстро потушить – благодаря западно-юрманским пожарникам, действовавшей с чрезвычайной быстротой. Комиссар Геральд Дёрп, ведущий эксперт по терроризму из подразделения государственной безопасности западногерманской полиции, приступил к расследованию прямо на месте преступления. В последний раз он видел такие разрушения еще в детстве, после авианалетов, совершавшихся в годы второй мировой войны. В момент взрыва в помещении дискотеки находилось 284 человека. По словам Дёрпа, ветерана полиции с 30-летним стажем, было просто чудом, что жертв оказалось так немного. Вместе со своей бригадой сыщиков он в течение долгих дней по камешку просеивал обломки, образовавшиеся после взрыва, и время от времени находил оторванную ногу или палец. Взрыв был настолько силен, что найти осколки бомбы не удавалось, как не представлялось возможным и определить тип взрывного устройства. Однако сыщикам все же удалось обнаружить маленькие зазубренные металлические осколки. Подобные осколки были позднее извлечены из тел погибших и раненых. Возникло предположение, что была использована военная взрывчатка «семтекс» чешского производства. Чехословакия продала Ливии около 2 тысяч тонн этой взрывчатки, ставшей впоследствии излюбленным средством террористов.

Вес бомбы, взорванной в дискотеке, равнялся примерно 1700 граммам тротилового эквивалента.

Генерал-майор Томас Гриффин, комендант американского сектора Берлина, в тот вечер ужинал, и во время ужина ему сообщили о том, что ЦРУ располагает надежной информацией о предстоящем нападении на место, где собираются американские солдаты. Генерал отдал приказ о патрулировании сотрудниками военной полиции танцевальных залов и дискотек, часто посещаемых военнослужащими США, и об их «очистке».

Патруль военной полиции, которому надлежало прочесать дискотеку «Ла Белль», находился примерно в сотне метров от нее, когда прогремел взрыв.

Вскоре после трагедии в Западном Берлине президент Рональд Рейган публично заявил всему миру о неопровержимых свидетельствах участия Ливии в этом террористическом акте. Он отдал приказ о возмездии, и через десять дней после происшествия в «Ла Белль» ВВС США и самолеты, размешавшиеся на кораблях, американских ВМФ, атаковали военные объекты в Ливии. Одновременно Соединенные Штаты заявили, что совершившие кровавое злодеяние в западноберлинской дискотеке террористы базируются в Восточном Берлине и что правительства ГДР и Советского Союза были в состоянии предотвратить это преступление.

За свою долгую тайную карьеру Эрих Мильке был причастен ко многим подлым поступкам, однако взрыв в дискотеке «Ла Белль» был первым, который впутал его в грандиозное происшествие международного масштаба.

Мильке было известно, что президент США говорил правду. Знал это и Хонеккер – глава компартии ГДР, упорно отрицавший все обвинения. Советское правительство, озабоченное ухудшением отношений с рейгановской администрацией, также прибегло к политике «большой лжи». Однако ни восточно-германские коммунисты, ни СССР не подозревали о том, что некий высокопоставленный чин министерства госбезопасности ГДР тайно пытался помешать ливийцам организовать взрыв в дискотеке «Ла Белль».

Этим «ренегатом» был полковник Райнер Виганд, глава «рабочей группы» второго управления Штази, курировавшего контрразведывательные операции в ГДР. Это управление подчинялось непосредственно Мильке. Сам Виганд отвечал за следственные мероприятия и посягательства на безопасность его страны со стороны иностранных разведок. Полковнику было заранее известно о том, что ливийцы планируют проведение силовых акций в Западном Берлине, но его попытки предотвратить их были на корню пресечены руководством ГДР. Виганда приводила в ужас мысль о том, что его собственные попытки предотвратить взрыв не удались.

Виганду в середине 1985 года стало известно, что Ливийское Народное Бюро (ЛНБ) – дипломатическая миссия, получившая аккредитацию в ГДР, – стремительно увеличивает свой персонал. Он знал, что ливийцев выдворили из стран Западной Европы после совершенного ими в Лондоне в апреле 1985 года убийства женщины-полицейского. Оно произошло во время демонстрации возле Ливийского Народного Бюро – так по приказу полковника Муаммара Каддафи назывались теперь посольства Ливии. Британское правительство потребовало закрытия Бюро и высылки всех ливийских дипломатов. В столице ФРГ Бонне двух ливийских дипломатов объявили персонами нон грата и выслали из страны. Тех, кому было позволено остаться, западные немцы взяли под неусыпный надзор. На европейские государства оказали сильное давление США, требуя жесткого отношения к Ливии после террористических актов, произошедших в аэропортах Рима и Вены 27 декабря 1985 года, унесших одиннадцать человеческих жизней и причинивших ранение более чем ста людям – в их числе были пятеро американцев и четверо самих террористов. Виганд пришел к мнению, что на этот раз местом нового террористического акта ливийцы избрали Западный Берлин.

Виганд не выполняет приказ Мильке

Не реагируя на приказы Мильке держаться подальше от ливийцев, Виганд завербовал ливийского чиновника в качестве секретного осведомителя. Тот попал в поле зрения полковника своими частыми попойками и валютными махинациями на черном рынке – уголовно наказуемыми деяниями, за которые иностранцам, не имевшим дипломатического иммунитета, грозил срок тюремного заключения. Чтобы избежать возможных неприятностей, ливиец дал письменное согласие выполнять задания Штази в качестве секретного агента. Этому новому агенту, получившему кодовое имя «Мустафа», суждено было сыграть ключевую роль в разоблачении ливийских террористов в Восточном Берлине.

29 ноября 1985 года на конспиративной квартире состоялась встреча Виганда с «Мустафой». Ливиец назвал Виганду имена ливийских секретных агентов, действовавших под дипломатическим прикрытием и размещавшихся на вилле ЛНБ в восточно-берлинском районе Карлхорст, примерно в километре от представительства КГБ СССР в ГДР.

Затем «Мустафа» сообщил о том, что собственными глазами видел, как в ЛНБ привезли чемодан, в котором находились пистолеты с глушителями и какие-то свертки, скорее всего со взрывчаткой. Далее агент объяснил, что слышал разговоры о готовящихся террористических акциях против Запада и ликвидации ливийских эмигрантов из числа оппозиции. Виганд записал показания «Мустафы» на магнитофон.

Полковнику с трудом удавалось скрыть охватившее его возбуждение. Все его подозрения подтвердились. Он отправился в свой служебный кабинет на Рушесштрассе. Ехал полковник запутанным маршрутом, желая убедиться, что за ним нет слежки. Следовало опасаться наблюдения не только разведок западных государств, но и разведслужб таких «друзей», как Ливия, Южный Йемен, Ирак, Сирия, – все они также следили за восточно-германскими разведчиками. Виганду, ветерану разведки с 27-летним стажем, необходимо было подстраховаться – прибыв к себе на пятый этаж строения № 2, он собственноручно изложил на бумаге то, что было записано на магнитофонной пленке. Эту работу нельзя было доверить никому – информаторы Мильке находились повсюду. После этого Виганд пригласил к себе на совещание подполковника Вольфганга Штухли. Последний являлся его коллегой вот уже в течение двух десятилетий и, по словам Виганда, был «очень приличным человеком» и возглавлял 15-й отдел берлинского управления Штази, занимавшегося безопасностью работников посольств стран третьего мира.

Штухли прочитал стенограмму магнитофонной записи, которую Виганд уже отпечатал на бланке с грифом «совершенно секретно». В ней перечислялись имена и должности дипломатов Ливийского Народного Бюро: Джуна Ахмед – административный служащий, Отар Фарук Альфаги – офицер связи, Али Кешлаф – служащий консульства, Эль Амин Эль Шамес – служащий финансового отдела, Омар Али Шальбак – служащий консульства, Ибрагим Рамадан Хамуда – дипломат, Абдусалам Альреги – секретарь посольства.

Штухли сообщил своему коллеге, что знает их всех. По его словам, его агенты «Альба» и «Марио» сообщали о том, что ливийцы занимаются созданием базы, с которой будут производиться террористические акты. Он также обратил внимание на то, что число персонала ЛНБ постоянно увеличивается – в ноябре 1985 года оно достигло 75 человек, 34 из них обладали дипломатическими паспортами, выданными министерством иностранных дел, у семи человек были так называемые зеленые карточки посольского персонала, не относящегося непосредственно к рангу дипломатов, однако дававшего им карт-бланш при пересечении государственных границ, включая границу между Западным и Восточным Берлином.

Виганд сказал своему коллеге, что необходимо предпринять меры по предотвращению трагедии, памятуя о том, что вмешательство в дела ливийцев навлечет на их головы огромные беды, если об этом дознается Мильке. С главой МГБ шутки были плохи. Внушавший ужас своим подчиненным, Мильке был беспощаден в том, что касалось защиты коммунистической ГДР. В самой Штази существовало многочисленное управление внутренней безопасности аппарата, которое Мильке наделил практически безграничными полномочиями. Малейшее подозрение или любой конфликт с начальством могли привести к слежке за сотрудником министерства и его семьей, допросам с пристрастием и даже к тюремному заключению.

Штухли напомнил Виганду о том, что Мильке обеспечивал оружием и обучал людей арафатовского ООП, а также других арабских экстремистов.

«И не забывай о том, что шесть лет назад он отдал приказ не организовывать операций против террористов – и в особенности ливийцев – до тех пор, пока они не совершают преступлений на территории ГДР». Оба разведчика жарко спорили в течение нескольких часов, и Виганд все это время пытался убедить своего коллегу в том, что следует доложить Мильке о грозящей опасности. «Я просто не могу допустить, чтобы арабы устроили бойню в Западном Берлине».

Штухли был человеком, который под чьим-либо давлением быстро приходил в возбуждение.

«Райнер, ты заходишь слишком далеко! Знаешь, что с нами сделает Мильке, если хотя бы краем уха услышит о нашем разговоре?»

Однако Виганд не сдавался:

«Я все это знаю, но скажу тебе – меня это мало беспокоит. Боже, неужели ты не понимаешь, что всему миру станет известно о причастности ГДР к этим делам, а это сильно повредит репутации нашей страны в глазах всего мира и разрушит все то, что мы так долго создавали? И не забывай – ведь мы же не убийцы!».

Штухли было далеко до Виганда, получавшего высокие оценки на занятиях по диалектическому материализму на политзанятиях в Штази, и он в конце концов поддался на настойчивые уговоры коллеги.

Первый доклад Мильке

Контрразведчики всю ночь работали над текстом аналитической записки, зная при этом, что отчаянно рискуют.

Перепробовав около десятка черновых вариантов, Виганд собственноручно отпечатал окончательную версию этого взрывоопасного документа. Содержалось в нем следующее:

«Офицеры отдела надзора за иностранцами (Виганд) и 15-го отдела (Штухли), проведя независимое лруг от друга расследование, получили свидетельства о нижеследующем:

– ЛНБ ведет деятельность, несовместимую с дипломатическим статусом, и практически полностью посвятило себя разведывательной деятельности. Основная масса дипломатов ЛНБ и служащих административного аппарата ливийского представительства принадлежат к трем резидентурам различных секретных служб Ливии;

– ЛНБ незаконно осуществляет на территории ГДР планирование, организацию и выполнение террористических актов против Запада, и конкретно – взрывов и убийств противников правящего ливийского режима к Западном Берлине;

– оружие, боеприпасы и взрывчатые вещества хранятся в помещениях дипломатов ЛНБ и нелегально снятых квартирах граждан ГДР. Все это незаконно – с нарушением погранично-таможенных правил – было ввезено на территорию ГДР и переправлено на машинах с дипломатическими номерами в Западный Берлин;

– сотрудники секретной службы, находящиеся под прикрытием ЛНБ, проводят на территории ГДР широкомасштабную шпионскую деятельность, направленную против иностранных посольств – особенно посольств других арабских государств, и занимаются вербовкой агентуры из числа граждан ГДР, часть которых ориентируют на деятельность, враждебную министерству госбезопасности ГДР;

– установлено, что ряд иностранных граждан, сотрудничающих с ЛНБ, сотрудниками МГБ ГДР и западными разведслужбами, являются террористами и убийцами».

Виганд подписал этот документ и лично доставил его своему непосредственному начальнику генерал-лейтенанту Гюнтеру Кратчу, главе второго управления. Второе управление было одним из восьми управлений – а всего их было 58, – которые напрямую подчинялись Эриху Мильке. Эти восемь управлений включали в себя также 5-ю оперативную группу министерства тщательно засекреченную группу особого назначения, состоявшую из рейнджеров, снайперов и специалистов по подрывной деятельности.

Похмыкав, Кратч все-таки согласился отправить этот документ Эриху Мильке. Никогда еще за всю свою служебную карьеру Виганд так не нервничал. Кратч вернулся в состоянии сильного волнения. Мильке принял документ «на рассмотрение». Виганда это удивило – он ожидал взрыва негодования со стороны министра. Виганд размышлял о том, принял ли обычно свирепый Мильке одну из своих любимых «утренних конфеток» ^— реактиван-амфетамин или валиум (старшим офицерам Штази было известно, что Мильке принимает стимулирующие таблетки).

Виганду несколько раз позвонили из приемной Мильке – уточнялись некоторые детали подготовленного им документа. «Наверху» к делу отнеслись достаточно серьезно. К облегчению Виганда, у него не стали допытываться о том, вербовал ли он информатора из числа служащих ЛНБ, – ведь это является нарушением приказа министра госбезопасности.

Событие, пролившее свет на причастность восточно-германского режима ко взрыву в дискотеке «Ла Белль», произошло в середине декабря. Мильке организовал совещание в правительственной штаб-квартире на площади Маркс-Энгельсплатц, располагавшейся в самом сердце Берлина. На нем присутствовали Хонеккер и Эгон Кренц. Последний был членом Политбюро и секретарем ЦК СЕПГ, отвечавшим за государственную безопасность, правоохранительную систему и молодежную политику. Третьим присутствующим на этом закрытом совещании был Герман Аксен – член Политбюро и секретарь ЦК СЕПГ по международным отношениям. Хонеккер пригласил на совещание и четвертого – Гюнтера Кляйбера, члена Политбюро, курировавшего ближневосточные дела.

Мильке вручил каждому присутствующему копию ипалитической записки Виганда и его рапорта, а также аналитическую записку по документам Виганда, подготовленную Центральной аналитической группой министерства. После того как участники совещания закончили пение, Мильке как обычно собрал все копии и уложил их в свой портфель. Он был асом конспирации, остальные же участники совещания – просто младенцами в этом смысле. Мильке никогда бы не допустил, чтобы материалы крайне щепетильного характера остались в руках партийных функционеров. Такого рода сверхсекретные документы доставлялись даже высшему руководству спецкурьерами. Их следовало читать в присутствии курьера, удостоверять знакомство с документом личной подписью, после чего все они возвращались обратно к Мильке. Министр госбезопасности оставлял подписанные копии в сейфе, стоявшем позади его стола и каждый вечер опечатывавшемся. Все остальные экземпляры уничтожались специальной бумагорезательной машиной.

Еще до конца совещания Мильке позвонил генералу Кратч у и приказал ему прибыть в министерство и ждать там его приезда. Кратч в свою очередь вызвал Виганда, которому было приказано находиться в приемной на тот случай, если он может понадобиться. Находившийся в состоянии нервного ожидания Виганд увидел, что прибыл Мильке. Министр молча кивнул ему. Мильке был более бледным, чем обычно. В своем строгом костюме с галстуком и в белой рубашке он более походил на служащего бюро ритуальных услуг, чем на министра госбезопасности. Виганд изо всех сил старался услышать, что происходит в кабинете его могущественного шефа. Ему хотелось хотя бы догадаться о настроении Мильке. Однако прочная дубовая дверь была абсолютно звуконепроницаема. Тем не менее один раз Виганд расслышал типичный звук работающей машины для уничтожения документов, способной менее чем за минуту превратить в конфетти содержимое папки толщиной в два сантиметра.

Появившийся в комнате Кратч подхватил Виганда под локоть и безмолвно вывел из приемной.

В своем кабинете Кратч сообщил, что Мильке рассказал ему о своей встрече с Хонеккером, Кренцем Аксеном и Кляйбером и о том, что Хонеккер приказал продолжать слежку за ливийцами, но не более того. Виганду было приказано отказаться от привлечения кого-либо из агентов и никоим образом не вмешиваться в дела ливийцев.

Кратч относился к числу сторонников твердой партийной линии. Он рассказал о том, что Мильке разразился речью о «ливийских товарищах», которые так много способствуют развитию экономики ГДР, и о важности торговых отношений с ними. Мильке напоминал генералу о том, что ливийцы также оказывают огромную помощь в разведывательных целях и являются союзниками в «антиимпериалистической борьбе». Мильке, как рассказал Кратч Виганду, с огромным воодушевлением заявил о том, что «маленькой Ливии» ничего не остается, как защищать себя от «большой Америки» с ее авиацией и флотом. «Под конец мне было сказано о том, – вспоминал Виганд, – что Америка враг номер один и что нам следует уделять больше времени поимке американских шпионов и не беспокоить наших ливийских друзей».

Виганд не удивился. Он знал, что восточно-германский режим исправно следует по пути сталинизма, знал об идеологической зашоренности руководства ГДР. Что касается Виганда, то для него опасность, исходившая от ливийской разведки, перевесила все идеологические соображения. Полковнику за долгие годы службы приходилось мириться со многим, но все-таки настал день, когда он наконец понял, что правительство ГДР исчерпало все лимиты терпимости в своей поддержке «антиимпериалистической борьбы».

Вопреки приказаниям Виганд продолжал при помощи агентуры разведывать планы ливийских террористов.

В начале марта 1986 года подразделение электронного слежения министерства госбезопасности ГДР перехватило директиву ЦРУ и ФБР своей европейской резидентуре. восточно-германской контрразведке стало известно, что инструкции американской администрации призывали к большей агрессивности в деле выявления и уничтожения тайных баз террористов. В одной из них рекомендовалось усилить антитеррористическую разведывательную деятельность в Западном Берлине. Скорее всего, американской разведке стало известно, что иностранные миссии в восточной части этого города стали подобными базами.

К этому времени Виганд уже завербовал с полдюжины арабов-информаторов и усилил наблюдение за военными объектами в Западном Берлине. Большинство его «подопечных» были журналистами из различных арабских стран. Некоторым из них он настоятельно порекомендовал всячески активизировать свои связи с посольством США в Восточном Берлине, другим – чаще посещать пресс-клуб в Западном Берлине и постараться сблизиться с теми журналистами, которых госбезопасность ГДР подозревала в связях с разведкой США. Он приказал им выражать свое недовольство режимом ГДР и малую часть подаваемой им информации, способную заинтересовать разведку США, передавать этим лицам.