Текст книги "Ночная сказка"

Автор книги: Джон Хоул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Вскоре слегка похолодает, и фруктовый вкус терпкого шабли станет уже не таким изысканным. Тогда они все отправятся в большую столовую комнату Лиделл-Смитов, откуда также можно будет наблюдать за темнеющим небом. Небо будет напоминать им об оставшемся за стенами особняка мире, а они будут смотреть на лица друг друга, освещенные золотистым светом дюжины свечей, который отражался в недавно приобретенной Барбарой посуде. Словно по мановению волшебной палочки, из кухни появятся яства с ароматом Средиземного моря. Провансальский овощной суп в огромной трехцветной супнице, потом восхитительный рыбный пирог. Странно, но, видимо, желудки Питера и Гарриет до того сузились, что они едва притрагивались к изысканным лакомствам. В неровном сиянии свечей за их беседой молча следили мрачные глаза человека, изображенного на одном из полотен Дейла Риддлсдена, висевших на противоположной стене. А Питер и Тоби, как обычно, будут говорить друг для друга и для своих внимательных законных жен.

Барбара и Гарриет тоже будут время от времени вставлять кое-какие замечания, и так вечер постепенно дойдет до апельсинов в карамели. А потом подадут кофе, портвейн и бренди. К тому времени, когда Тоби потянется за своими гавайскими сигарами, речь мужчин будет все чаще и чаще перемежаться цветистыми выражениями, придающими такую выразительность правильным, но пресным англо-саксонским фразам.

Устало откинувшись на спинку стула, Гарриет вдруг по-новому стала оценивать все окружающее. Благодаря стараниям Аарона, она сильно устала за день, поэтому ей сейчас было хорошо как никогда. Может, это и ребячество, но она чувствовала, что из них четверых лишь она одна способна на Поступок. Впрочем, может, ее просто радовали успехи в изменении своего облика. Ведь ее тело стало более упругим, и она ощущала это. Под нежным шелком костюма Гарриет чувствовала восхитительную наготу.

Вскоре Марсела предложила убрать со стола. Барбара сказала, что это можно сделать и утром, но, несмотря на это, они сами собрали всю посуду и понесли ее в кухню, украшенную сухими букетами, где в шкафах поблескивали банки с травами и бутылки из цветного стекла.

А потом Питер пошел в туалет, а Барбара направилась в свой кабинет за какими-то бумагами. Гарриет подошла к окну, чтобы еще раз полюбоваться оранжевым закатом, отражающимся в темной воде озера. И вдруг ей пришло в голову, что они с Тоби остались в том мире, с которым она вскоре будет вынуждена расстаться, если только хватит на это смелости. Хозяин молча собирал забытые на террасе бокалы. В полумраке сумерек музыка, грохотавшая в комнате одного из сыновей Тоби. казалась особенно невыносимой. ТЛС споткнулся и замер на месте, держа в руках бокалы.

Они стояли и смотрели друг на друга; Гарриет – в залитой светом комнате, а Тоби – в темноте собственного сада, освещаемого таинственным светом полной луны. Им вдруг ничего стало сказать друг другу. Войдя в дом, Тоби поставил бокалы на стол. А потом снова вышел на террасу. Из кухни слышался смех Питера и Барбары. Уже месяца три Гарриет не слышала, чтобы ее муж смеялся.

Тоби встал рядом с ней, поглядывая на своих уток, которые не могли улететь, потому что им подстригли крылья. После долгой тишины его голос показался каким-то удивительно интимным;

– Гарриет, дорогая, когда ты стоишь вот так, в ярком свете, то твоя милая пижамка не оставляет ровно ничего моему воображению.

Вспыхнув, Гарриет невольно отступила назад. И рассмеялась, чувствуя себя полной дурой. Тоби не двигался с места и неторопливо оглядывал ее с ног до головы.

– Ты просто восхитительна, – с коротким смешком заметил он. – Да уж, счастливец наш Питеркинс, ничего не скажешь.

Тоби частенько поддразнивал ее, но только теперь Гарриет смогла взглянуть на него. Они так долго смотрели друг другу в глаза, что обоим даже стало неловко. Женщина быстро подошла к Тоби, поцеловала его в щеку и пошла в кухню – помогать Барбаре.

КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ

Вечером, после того как Гарриет почитала детям на ночь, у нас с нею вышел еще один грандиозный скандал. Я уже был не в состоянии держать себя в руках и метался по кухне, как тигр в клетке. Дело кончилось тем, что я нечаянно разбил кружку Джонти с надписью «МНЕ УЖЕ ДЕВЯТЬ». Не стоило мне этого делать, особенно в сложившейся ситуации.

Завершилась эта леденящая душу перепалка заявлением Гарриет о том, что я просто обязан пойти и разузнать, как обстоят дела с профессиональным эскортом. И рассказать обо всем ей. Я отказался. Не помню, что последовало за этим, но перед моими глазами до сих пор стоит опухшее, заплаканное лицо Гарриет и я слышу, как она орет;

– Значит, я думаю о всяких пошлостях, а ты из себя этакого голубоглазого ангелочка строишь! Сделай то, что я тебе говорю! Черт побери, пойди и выясни все! Неужели тебе на всех нас наплевать?!

Да этой женщиной просто мания какая-то овладела! И я тоже должен включиться в ее безумную игру! Без сомнения, ее потогонные тренировки в Гринвичском центре досуга тоже являются составной частью охватившего ее безумия.

Но справедливости ради должен признать, что она готова абсолютно изменить свой образ жизни, а ведь Гарриет так ценила нашу налаженную жизнь хороший дом, достаток, определенные привилегии. Похоже, события последних шести месяцев сильно повлияли на нее. Зато самоуважения ни у нее, ни у меня не прибавилось. Наоборот, у Гарри даже лицо изменилось: оно стало неузнаваемо жестким, серьезным, а выражение – отрешенным. И в глазах ее всегда было осуждение. Не очень-то приятно проводить время в компании такой особы. Впрочем, думаю, что я в последнее время тоже был не лучшим компаньоном. К тому же Гарриет не привыкла, чтобы я с утра до ночи болтался дома. Она любила, чтобы все было как пописанному. Мне очень ее жаль. Да и себя тоже.

Но я изо всех сил стараюсь сдерживаться и доверяясь лишь тебе, маленький экранчик. Мне кажется, что вообще-то я сам и не изменился вовсе. Хоть и выходец из нищенских кварталов Пекама, я не был готов с поднятой головой встретить бедность и постоянные разочарования, да и в школе меня этому не научили…

И вдруг мы с Гарриет увидели мальчишек – побледневшие, они затаились в коридоре и глазели на нас. Мы тут же сбавили обороты. Лучшее, что я могу сделать в сложившейся ситуации, – это придумать ей «легенду». Гарриет вбила себе в голову, что ей без этого не обойтись. А потом эту «легенду» я смогу использовать для работы – может, хоть напишу что-нибудь стоящее. Наверное, такую вещь будет нетрудно продать. Всякий раз, когда дела идут неважно, редакторы с радостью смахивают пыль с произведений, описывающих всякого рода порок и распутство, – читатели это любят. Насколько я помню, Энни Уайт пару недель назад опубликовала именно такую историю в разделе «Жизнь» журнала «Обсервер». Позвоню-ка я ей и узнаю, не хочет ли она еще чего-нибудь в этом роде. Может, повезет. И я хоть ненадолго уйду из дома.

* * *

Гарриет долго стояла под душем – ей было так приятно ощущать, как струйки горячей воды ласкают ее волосы, а потом стекают по плечам вниз. Это напоминало китайскую пытку, но чувствовала она себя великолепно. Под душем Гарриет смогла хоть немного отвлечься от действительности. Она так сожалела о скандале с Питером, не должна она была терять над собой контроль. Наверное, мальчишки в ужасе, особенно Джонти, ведь он все время находится в подавленном состоянии.

Им никогда не расплатиться за эту горячую воду.

Конечно, она сильно задела чувство собственного достоинства Питера. Как бы она, Гарриет, чувствовала себя на его месте, если бы он заявил ей, что отправится торговать своим телом и будет трахаться с разными старыми ублюдками, чтобы прокормить семью? «Впрочем, – подумала она устало, – может, ничего такого в этом бы и не было». Ведь она знала, что у него бывали женщины. Хоть его последняя тайная любовница – эта ужасная Эллен Герберт со злым ртом – была и не такой уж старой. Можно сказать, немолодой.

Питеру просто придется проглотить это. Можно не сомневаться: есть спрос – будет и предложение. Именно эта формула создавала рынок, и, как любил говаривать сам Питер, если уж общество так низко пало, ты тоже можешь пасть вместе с ним. На самое дно!

Гарриет прекрасно понимала, что собирается заняться тем же бизнесом, которым промышляли печальные студентки и матери-одиночки, вынужденные раздеваться перед всякой мразью. Пробегая как-то мимо пивной, она сама видела написанную от руки записку, в которой предлагались подобные услуги. Впрочем, Гарриет надеялась, что, хоть и будет, по сути, делать то же самое, все же сумеет встать на более высокую ступень. Она не будет дешевкой. Однако, может, она просто дурачила себя? Ведь у нее было весьма смутное представление о том, как все происходит, так что ей придется нелегко. Она будет вынуждена стать и постановщиком, и художником, и сценаристом, и, разумеется, единственным исполнителем своего шоу. Профессионал должен добиться успеха. И получить за это немалые деньги. Она сумеет предложить клиентам нечто волнующее и постарается удовлетворить любое, самое необыкновенное желание. Гарриет решила, что станет кем-то вроде Робин Гуда девяностых. В их деяниях будет лишь одна разница: если знаменитый разбойник обирал богатых и раздавал деньги нищим, то она оставит деньги себе.

Но, для того чтобы начать, ей тоже нужны деньги. Откуда, черт возьми, их взять? К отцу Гарриет больше не могла обращаться. Без денег же ей нечего и браться за дело. Если у нее не будет прикрытия в виде солидной суммы, она тут же опустится до самого дна и кончит где-нибудь в темной аллее Кингэ-Кросса.

Да, деньги волновали Гарриет больше всего.

И еще. Ей нужна информация о том, как это происходит. Пожалуй, надо помириться с мужем. Возможно, он сумеет разузнать, как становятся проститутками.

Черт! Энн Уайт уехала в Нью-Йорк на десять дней. Глубоко вздохнув и стараясь не думать о счете за телефон, я попытался разыскать ее там. Но из этого ничего не вышло, и я не знаю, как без Энн Уайт пристроить свою историю. Потом я вспомнил Чарльза Эдгара из «БиСкай-Би». У того чутье на всевозможную пошлость. Если вы хотите узнать последние сплетни или скабрезные подробности какого-нибудь дела, то Чарльз – именно тот, кто вам нужен. Но его или не было дома, или Чак просто не захотел отвечать на мой звонок. В последнее время фамилия Хэллоуэй – не из самых популярных. У меня было такое же чувство, когда я нанимался на работу в «Тудэй». Да, мир стал полон зла. (Он не таков лишь для тридцатилетних, которым пока везет.) Да, что и говорить – меня никто больше за писателя не принимает. Редакторы не отвечают на мои письма.

Иногда я задумываюсь о том, что в счастливые семидесятые мне надо было не выпендриваться, а пустить длинные корни в «Суррей Эдвертайзер». Золотые были времена – по средам и четвергам я бывал в судах, по понедельникам и пятницам разнюхивал все о дорожных катастрофах, а по вечерам в понедельник ходил в театр. Первая любовь, первая машина, первые серьезные (хоть мы тогда об этом и не догадывались!) траты… Безмятежные дни!..

Гарриет удалось уговорить Джонти пойти с ней в бассейн. Тимбо ушел к соседям, так что я хоть ненадолго остался предоставленным самому себе. Потратив черт знает сколько времени на бесполезные звонки, я отправился выполнять поручение Гарри, забыв при этом выгулять собаку.

Итак, я оказался в благословенном Сохо. Безумное, замечательное место! Шум, суета, вспышки огней на каруселях! Здесь даже пахнет иначе, чем во всем Лондоне. И звуки тут не те, что в остальной части города, и детишки вопят так громко, словно они не англичане, а неаполитанцы.

Нерешительно оглядевшись вокруг себя, я направился в «Гручо-клаб». Честно говоря, я врал Г. Мне безумно хотелось выйти из дома. Сделать хоть что-нибудь. Правда, может, стоило пойти в Шеферд-маркет? Вот уж где собираются все лондонские шлюхи! Они так и бродят вокруг отелей «Мэйфэйр».

И тут я вспомнил: в некоторых журналах прежде публиковали информацию, которая могла заинтересовать мою жену. Вот только продолжают ли они делать это сейчас? В Сохо можно купить любой иностранный журнал – и «Огги», и «Холла», всевозможные немецкие издания, не говоря уже о том, что «Плейбой» на всех языках здесь не редкость, но вот ничего интересного для себя я не нашел.

И тут я вспомнил: как-то мне доводилось встречаться с одним агентом, мерзким и скользким типом, контора которого находилась на Бревер-стрит. Там-то я и нашел то, что нужно. Два неприметных с виду журнальчика, оба плотно завернуты в целлофан. И оба на диво дорогие, во всяком случае для таких изданий, какими они прикидывались. «Основные связи» (ПЯТЬ! фунтов) – «Лучший журнал на юге! Сегодня в номере: телефоны, подробные описания девушек, сексуальные предпочтения, фотографии моделей, живущих в Лондоне и на юге Англии…» И надпись: «Только для взрослых».

И еще одно изданьице подобного толка. «Золотой круг» (Три девяносто пять.) – «Тираж ограничен. Не продавать лицам моложе восемнадцати лет».

Я купил «Стандарт» и прихватил с собой эти два журнала. Завернув в зал ожидания «Чаринг-Кросс-стэйшн», я взялся за чтение.

За долгие годы журналистской работы мне довелось повидать немало всякого дерьма – ужасные смерти, пакости; полагаю, знаком я и с темными сторонами человеческой натуры. Не только мужской – женской, разумеется, тоже. Журналисты всегда знают много того, что неизвестно другим людям. Будто они работают в полиции или в больнице. Но то, что я увидел в этих журналах!.. Я был совершенно не готов к этому. Боже мой, не готов!..

В каждой из двух безобразных брошюрок под безвкусными обложками было по три колонки маленьких объявлений, зажатых более крупными объявлениями о всевозможных секс-услугах. Стоит ли говорить, что все объявления были богато иллюстрированы – бездарные любительские снимки женщин, предлагающих себя, без одежды и откровенно демонстрирующих половые органы. Все женщины да еще несколько субтильных мужичков были на редкость непривлекательны; снимки техред аккуратненько подрезал, чтобы они вписывались в три колонки. По этой причине у некоторых моделей были отрезаны руки, ноги и головы, так что они скорее походили на куски мяса или на безголовые манекены. Лица нескольких женщин были закрашены – видимо, для того, чтобы их было не узнать.

А что за люди были на этих снимках! Их лица полны отчаяния. Зато развлекаться они предлагали в самых разных местах – на краю кофейных столиков, на больших диванах, на белых радиаторах, на полу…

У всех снимков было одно общее – все до одного были крайне неприятны.

А уж тексты-то к ним! Впрочем, что можно написать о себе на двух сантиметрах? Вот, например: «Илфорд, хорошенькая любительница приключений. Безумно сексуальна, пылка, сорока с небольшим лет. Готова встретиться с мужчинами, крупными девушками. Выполню любое, самое странное желание. Могу приехать по вызову. «О» – специалист, и т. д., и т. п.».

Почти все объявления сулили «полную свободу» и обещали встречу с «опрятными» девушками. Многие писали об «О – услугах». Многие предлагали выслать ношеное белье или письмо сексуального содержания. Многие были готовы сняться на видео, причем бесплатно. Некоторые предлагали заниматься сексом в присутствии третьего лица. Одни обещали делать все неторопливо, другие предлагали «необычайную жестокость», «немыслимые позы» или «абсолютное повиновение».

Прочитав объявления на двух страницах, я начал позевывать – до того скучными и однообразными они были. И во мне ничто не дрогнуло. Обычная торговля, как я и думал. Я оставил журнальчики в сортире – им там самое место. А я, в конце концов, достаточно стыдливый человек.

Пошел позвонить Эллен. Она сказала, что готова встретиться со мной в семь часов – у нее было минут тридцать свободных. Потом – как в добрые старые времена – я связался с Г., чтобы сообщить ей, что буду поздно. Гарри говорит, Джонти неплохо плавал. А я и не знал, что он умеет плавать. Наверное, он научился в «Голдингсе». Этот мальчишка никогда ничего мне не рассказывает.

Весь день бродил по парку Сент-Джеймс. У меня такое чувство, будто я бездомный. Я не ел. Пойти некуда. Нашел брошенный кем-то «Стэндарт» и почитал его, сидя на каком-то ящике. Решил кроссворд. Поучительное занятие.

Потом я медленно побрел к Холборну через Инзоф-Корт. Ждал Эллен в «Дьюкс-хед», причем у меня даже не было денег на пиво. Для клиентов еще рановато, поэтому в «Дьюке» было пустынно, мрачно и каждый мой вздох, казалось, эхом отзывался от темных стен. Эллен опоздала на пятнадцать минут. Необычайно возбуждена. В городе суматоха. Обычная вещь.

Надо сказать, Эллен отлично выглядела. Я уже и забыл, какая она маленькая. И шикарная – как новое «Вольво». Ее рыжие волосы сильно подросли. На узких губах – приветливая улыбка, но в глазах обычное холодное и оценивающее выражение.

Сначала нам было немного неловко. Мы никогда (точнее, я никогда) не прерывали наших отношений (или как их там еще назвать). Я устал от себя, от этих отношений, от нее самой, так что чувствовал себя весьма неловко, уходя из редакции. Впрочем, все было неплохо до тех пор, пока мы не встретились у Энтони Брусселса – это случилось как раз накануне того дня, как Джулиан Макджи сбежал со всеми нашими деньгами.

Но вот мы опять вместе, и, как это ни странно, все кажется таким же, как прежде. И я, как всегда, очарован этими большими, внимательными, карими, словно приглашающими в постель глазами. Такое чувство, будто она проникает взглядом в самую глубину моей души. Странная вещь – память… К чему мне все это было нужно? Ну почему я не мог удовольствоваться Гарриет и мальчишками? Ведь моя Гарриет – все еще очень привлекательная женщина. И уж ей-то в голову не придет лечь с другим мужчиной. Черт, это невыносимо, особенно если мое поведение можно объяснить кризисом, приключающимся со многими мужчинами в среднем возрасте. Я хочу сказать, что это приглашение и жалкое объяснение…

Несмотря на проницательный взгляд, миссис Герберт постаралась не быть слишком любопытной и не расспрашивать меня о моем житье-бытье. Как это ни смешно, все решили, что я ушел из «Кроникл», имея на банковском счету кучу денег.

Чтобы показать, какая она порядочная и независимая, Эллен заказала выпивку. Господи, как же приятно сидеть, сжимая в руке кружку с доброй пинтой пива. Мне сразу же ударило в голову – я уж и не помню, когда ел в последний раз.

А потом в шуме уличной суеты она вдруг стала на диво доверчивой и бесшабашно заявила мне, что встречается с Майклом Стэйнтоном. Неудивительно, что она так чертовски самоуверенна и, кажется, ничуть по мне не скучает. Это так похоже на нашу Эллен – у нее всегда есть ухажер. Раньше ее поклонником был я, а теперь мое место занял другой.

Кстати, старина Майкл Стэйнтон женат второй или третий раз. И у него не меньше шести детей, обитающих в разных графствах. Ну, может, не шестеро, а четверо или пятеро. Наша Эллен не больно-то разборчива. Никак не пойму, чего ей надо от Эндрю. Неужто он не знает, что она то и дело встречается с разными мужиками? Да она побывала с этой целью чуть ли не во всех европейских отелях. Уж кто-кто, а Эндрю Герберт-то должен обо всем знать, или я ошибаюсь? А может, ему наплевать на ее любовников? Возможно… Этакий наблюдательный муж: все знает, но на все плюет. Господи, даже представить себе не могу такого. А если это так, то что за гнусный у него, должно быть, характер.

Хотя… Должен сказать, что в самых темных глубинах моей развращенной душонки, за спиной зеленого божка ревности прячутся порочные наклонности, имя которым – вуайеризм. Я так и представил себе, как она стонет от наслаждения в объятиях старины Стэйнтона, положив ноги ему на плечи. Картина, представшая моему внутреннему взору, была до того живой, что я был готов попросить ее рассказать мне обо всем подробнее. Господи, похоже, я спятил!

Но Эллен удалось оставить при себе все эти пикантные подробности. Зато она порассказала мне кое-что об эскортах – я наврал, что собираю материал для очерка на эту тему. Эллен сообщила, что рекламы и объявления, касающиеся этой сферы, постоянно печатают на последней странице газеты «Вотс он». И они там были. И действительно занимали целую страницу. А мне-то и в голову не пришло пролистать это старое, давно знакомое издание. Потом я, конечно, заглянул на последнюю страничку «Тайм аут», но там, к моей радости, ничего такого не было.

Кроме «Вотс он», нужную мне информацию можно получить из «Желтых страниц», рекламирующих тридцать шесть агентств! Даже неопытный репортер догадался бы заглянуть туда! Меня привлекло одно из агентств под названием «Синдерелла». Как поэтично!

Эллен вернулась на работу. Как только она вышла из паба, я тут же понял, как мало она значит для меня. Всегда значила… Не видя ее перед собой, я подумал, что она не так уж привлекательна, весела, да и вообще общение с ней приносит одни неприятности. Да меня один ее вид убивает, не дай Бог еще разочек с нею встретиться!

А я побрел вниз к реке и, преодолев добрую сотню миль, оказался на «Чаринг-Кросс-стэйшн». И поехал в Блэкхит на электричке.

Но сначала я спер из киоска нужную мне газету. Господи, кажется, я скоро стану профессиональным воришкой газет. Итак, целая страница в рубрике «Эскорты». Восемьдесят объявлений. Пока не заинтересуешься такими вещами, и не догадаться, что в Лондоне, под самым твоим носом, существуют иные миры.

Пятнадцать слов в «Вотс он» стоят шестнадцать фунтов, включая налог на добавленную стоимость. Около пятнадцати объявлений, похоже, были даны частными лицами. Всех девушек звали весьма романтично – Лорена, Сэйбл, Сэнди, Экзотика… Я выбрал некую Памелу, утверждавшую, что она «элегантная, располагающая к себе и неболтливая спутница. Готова устроить вам незабываемый вечер». Позвоню ей завтра, посмотрим, что она мне скажет. Да-а… Посмотрим… Вообще-то все это могло бы подойти для неплохого рассказа. Позвоню-ка я еще Фрэнсис Киннеар из субботнего выпуска «Гардиан». Может, она схватит наживку. Прошу тебя, Господи.

За весь день я не встретил ни пенни. На электричке гуда и обратно ехал «зайцем». Ах да, забыл. Я же купил «Стандарт» за тридцать пенсов. Чудная жизнь! Еще один отличный денек в нищете.

Гарриет хотела знать, что за слова скрываются за сокращениями «К.-И.» в названии «К.-И. Джелли». Она лежала на своей широкой двуспальной кровати, густо обмазав задницу этим желе с таинственным названием, которое было вложено в обертку.

А вокруг нее на кровати валялась целая кипа всевозможных презервативов. Гарриет никогда не пользовалась такими вещами. Как-то раз, еще в школьные годы, ее подружка Мораг принесла парочку, и они, хихикая, надули их, сидя на скамейке под буками недалеко от бензоколонки. Когда у нее появились любовники, она стала принимать противозачаточные пилюли. Два года назад, замучившись от постоянных головных болей, Гарриет бросила пилюли и стала пользоваться колпачками. Это ей понравилось. Ей даже нравилось, как пахло от ее пальцев после того, как она вставляла колпачки. Это означало, что многое зависит от нее. Хотя бы в этом отношении.

И вот теперь ей надо научиться пользоваться презервативами. Часть отцовских денег она истратила на покупку желе и разнообразных резиновых дружков. Если мистер Трейдерз из местной аптеки и был поражен неожиданно понадобившимся ей количеством презервативов, то он и виду не подал.

Питер был в городе – разузнавал все, о чем она его просила, мальчики отправились на чай к любопытной миссис Стонер и ее ужасному ребенку. Так что Гарриет осталась дома одна и могла сколько угодно экспериментировать со «стерильным, нежирным, прозрачным, растворимым в воде» желе. Ее пес уже устал вздыхать под закрытой в спальню дверью. Гарриет смогла наконец-то сосредоточиться. Она должна была научиться быстро извлекать презервативы из фольговых пакетиков. Ей придется это делать каждый день, а может, каждую ночь. Можно же добиться определенной ловкости рук в этом деле.

Потом около получаса она практиковалась в надевании их на ручку щетки. Гарриет старалась вовсю, желая научиться делать это как можно сексуальнее. Полузакрыв глаза, она ритмично двигалась. Держать щетку зажатой между колен было очень трудно, и поначалу у нее ничего не получалось. Да, признаться, и потом она не стала виртуозом этого дела. Но девушке вообще нелегко проделывать такие манипуляции, лежа на спине. Она часто ласкала плоть Питера, лежа под ним на спине, но после этого у нее всегда сильно болело плечо. Дошло до того, что Гарриет стала избегать этих ласк, и она ограничивалась лишь тем, что сладострастно стонала.

Итак, учиться было непросто. Зато с каждым днем Гарриет становилась все стройнее и привлекательнее. Даже Питер, все время погруженный в свои мысли, заметил, как в последнее время изменились ее щеки. А что же прежде? Гарриет раньше думала, что у нее всю жизнь будут пухлые щечки. А оказывается, эту припухлость можно было убрать за считанные дни! На ее месте образовались впадины, ради которых в двадцать два года Гарриет была бы готова удавиться. Да-а, часы, проведенные в спортивном зале, давали себя знать. Но помогло и постоянное недоедание.

Временами Гарриет забывала о своих страхах и, как ракета, готова была рвануться в неизвестное. Теперь перед ней появилась новая задача – надо было подготовиться к предстоящему делу не только физически, но и морально. Времени у нее было в обрез; в нашей жизни вообще постоянно не хватает времени. Так вот: ей надо было еще научиться раздеваться.

В одном Гарриет была твердо уверена: она сумеет удержаться на плаву и не опуститься только в том случае, если будет постоянно следить за собой и держать себя в руках. И не потеряет самоуважения. Уж если у нее хватило решимости заняться весьма сомнительным делом, то она должна быть «супер».

Гарри решила про себя, что если дела у нее пойдут, то она назовется Наташей Ивановой. Почему-то имя Наташа казалось ей очень романтическим. Ей так и представлялась Россия, снег, высокие кожаные сапожки, посвист хлыста… Почему Иванова? В колледже она играла героиню с такой фамилией в одной из пьес Чехова. Это была грустная история о неудачном замужестве, последовавшем после короткой девичьей влюбленности. В том осеннем триместре Гарриет была единственной из студентов, которая играла роль жены. Она не очень хорошо справлялась с этой ролью. Но пьеса русского драматурга до сих пор не шла у нее из головы. Наташа Иванова… В этом имени было что-то мистическое. Такая женщина может быть и надменной, и немного шаловливой.

Между прочим, Наташин дедушка – ссыльный русский еврей – приехал из Берлина в начале войны. Целых тридцать лет работал он портным, и, надо сказать, отличным портным. В спиталфилдсе. Не слишком ли надуманно? Вроде бы нет. Скорее всего, нет.

Отец Наташи был школьным инспектором. Да. Хорошим, скучноватым и чопорным человеком. Не слишком ли: отец шлюхи – школьный инспектор? Может, ему лучше быть проповедником? А матери – монашкой. Нет-нет! Итак, надо сосредоточиться. Ее мать была отличной хозяйкой и прекрасно готовила, но умерла при родах. Наташа – единственный ребенок, воспитанный мрачноватым школьным инспектором. Ему помогала горничная. Нет. Может, его любовница? Нет, так не пойдет. Он один воспитывал ее. Так лучше всего. Джозеф Иванов и его дочь. Одни против всего мира.

Наташа будет говорить с легким акцентом – чтобы скрыть ее шотландский акцент. Почему? Да просто так вышло. Нет, потому, что она пять-шесть лет после школы жила в Париже. Не очень-то убедительно, но, возможно, сойдет. Легкий акцент, грассирующее «р», неанглийские гласные – все это поможет поставить барьер между Наташей и Гарриет – чистой матерью и женой.

Наташе будет всего двадцать три года. День рождения у нее в августе. Она Лев по гороскопу. Она живет одна в квартире к северу от Коламбия-роуд, недалеко от цветочного рынка. В былые времена Гарриет так любила ходить туда по воскресеньям. Это место недалеко от Спиталфилдса – места, где жил Наташин дед. Грязноватая, трущобная улица с кучей пивных, посетители которых расходятся лишь поздно вечером. Наташа живет на третьем, нет, на четвертом этаже, под самой крышей. Внутри ее квартира очень хороша, большая комната залита солнцем. И все уставлено вазочками с сухими букетами и цветными сосудами – в точности как в кухне Барбары Лиделл-Смит.

Подрабатывает Наташа тем, что сопровождает мужчин, Зачем ей деньги? М-м-м… Да! Она копит деньги на то, чтобы купить домик за городом – похожий на домик ее отца. А где? Может, в Нью-Форесте? Слишком далеко от города. Наташа не сможет часто ездить в Лондон вечерами. В Фарнхэме? Неплохо бы и в Кентерберри – там очень красиво. Или в Кембридже. Да. Там столько красивых мальчиков, в которых бурлят гормоны. И это совсем недалеко от Лондона. Да, именно в таком месте Наташа Иванова хотела бы бросить якорь. А вокруг бы дрейфовали красивые и светловолосые молодые люди. Все в клубных пиджаках. Итак, именно на это копит Наташа Иванова деньги.

И еще Наташа Иванова будет похожа на икону. Она понимает, что бесконечная борьба за выигрышную внешность – суровая жизненная необходимость. Наташа будет изысканно одета – в такие вещи, которые, как правило, носят только очень богатые женщины. Хорошая одежда подчеркивает сексуальность. Да, она будет подражать принцессе Дайане – вот уж кто настоящий идеал в отношении сексуальности. А шаги ее будут чуть длиннее, чем обычно. Она будет ходить, высоко подняв голову и глядя на окружающих сверху вниз. Никакой неуклюжей походки с опущенными глазами, словно ее интересуют лишь камни на мостовой.

Выглядеть Наташа будет, как женственная Эстон Мартин. Если затронуть в ней нужную струну, то в постели она будет настоящей львицей. И в мужчинах она сумеет пробудить их лучшие качества – ей, конечно, придется немало потрудиться для этого, но они непременно захотят показать себя с лучшей стороны. Однако, разумеется, по ее облику и поведению никто никогда не сможет догадаться о том, чем она зарабатывает на жизнь. Пожалуй, у нее будет такой вид, словно она-то сама себе цену знает.

Весь вопрос только в том, сможет ли Гарриет быть такой Наташей? Забавно, но, похоже, быть этой придуманной куртизанкой куда проще, чем самой собой, добропорядочной Гарриет Хэллоуэй. Если играешь какую-то роль, то очень просто потерять в этой роли наиболее ранимую часть собственного «я». Кстати, даже удивительно, как могут в игре перевоплощаться даже самые робкие люди. С точки зрения Наташи, в Гарриет Хэллоуэй было гораздо больше чистоты и сдержанности, чем на самом деле. Гарриет уже почти ревновала к тому, с какой легкостью эта Наташа Иванова проникла под ее кожу. Да, персонаж она себе придумала отличный.