Текст книги "Ночная сказка"

Автор книги: Джон Хоул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Но все это нельзя было назвать сексом. Некоторые клиенты были просто вульгарными, другие – настоящими уродцами, у третьих были отвратительные манеры. Гарриет быстро поняла, что если за обедом клиент громко говорит и чавкает, то и в постели он будет вести себя так же гадко. В таких случаях она шла домой. Сомневаться не приходилось – через день-другой у нее будет другой клиент, так что же переживать? Если у нее возникала хоть малейшая тень сомнения, если она хоть немного боялась клиента, то Гарриет честно отрабатывала свои три часа, а затем ехала на электричке в свой Блэкхит, чтобы спокойно провести ночь в собственной постели.

И еще ей нельзя было ни на минуту терять голову. Она всегда внимательно приглядывалась к тому, как закрываются двери, всегда точно знала, где и в каком порядке лежат ее вещи.

Наташа научилась говорить каждому своему клиенту, что он, и только он – самый необыкновенный, самый расчудесный человек на свете. Ее порою даже удивляло, с какой легкостью она повторяет эти слова вечер за вечером. Впрочем, она рассматривала их как своеобразную шутку, понятную ей одной. Это немного развлекало ее в эти одинаковые, похожие вечера. И мужчины всегда были на седьмом небе от счастья. Она знала, что это довольно цинично, зато помогало ей скоротать время. К тому же клиентам это добавляло уверенности в себе. Как им всем хотелось слышать это! Всем до одного! С какой легкостью они верили ей! И платили!

Раз за разом, делая вид, что едва дышит от возбуждения, Наташа замирала и говорила сладким голосом:

– Боже мой, Бернард, это что-то необыкновенное! Ты знаешь, что неповторим в постели? Мне еще никогда не было так хорошо! Ты просто великолепен! И ты такой большой! Я так и знала, что получу с тобой необыкновенное удовольствие. А уж у меня-то опыт немалый, можешь мне поверить!

И все они глотали наживку. Они просто обмирали от восторга, слушая дифирамбы в свой адрес. Подумать только – такая опытная женщина говорит, что лучше их мужчины у нее не было, а это что-нибудь да значит! А Гарриет? У нее была только одна трудность – быть все время начеку и не перепутать имена, не назвать, скажем, того же Бернарда Эдди.

Трудно было не стать циником, узнав, до чего они все одинаковы и какие однотипные у них желания. Каждую ночь она вела один и тот же разговор. И каждый из них непременно говорил: «Почему-такая-хорошенькая-девушка-как-ты взялась-за-такое…» И так далее, и тому подобное… А Наташа ласково улыбалась им и говорила о том, что копит деньги на коттедж в Кембридже, о котором мечтает всю жизнь. И еще она сообщала, что обожает секс. Все просто дурели от этого.

А на самом деле Гарриет не любила его. Она очень уставала от этих бесконечных и опасных упражнений. Трудно заниматься сексом с новым мужчиной, а ведь почти все ее клиенты приходили к ней впервые. Будь на месте Наташи Гарриет, она бы не выдержала. Ей казалось бы отвратительным все – их отношение к ней, их философия, их похоть. Не то чтобы Гарриет была уж такой привередой, но просто ей был знаком мир, из которого пришел Пит Хэллоуэй, мир Пекама, и он был ей весьма неприятен.

Сначала Гарриет отзывалась на каждый звонок. Проработав три месяца, она решила, что не будет работать по понедельникам и вторникам, и еще стала брать пять выходных в месяц – в дни женского недомогания. Это была тяжелая работа. Если ей приходилось встречаться с клиентом, то выходило, что ее рабочий день длится десять часов. В спортзале она была обычно часа в четыре, а засыпала на своей раскладушке на Флиткрофт-Мьюз около двух ночи. И каждую минуту из этих десяти часов она была напряжена, как струна. Ей приходилось встречаться с мужчинами, у которых были проблемы с сексом, которые хотели бы убить своих жен, растерзать матерей, и выход они находили в том, чтобы причинять боль купленной на время женщине или унижать ее. Гарриет имела дело с молчаливыми владельцами фабрик, жаждавшими сосать ее трусики, профессиональными игроками в крикет, которые больше всего хотели облизывать жидкий шоколад, размазанный по ее заднице. А один пожилой оптик из Ковентри выложил на кровать чулки, подвязки и лифчик – для себя. В ушах Гарриет так и стояло Наташино восклицание, когда она увидела, как старый хрыч напялил все это: «Ах, Пол, вы выглядите просто потрясающе!»

Некоторые клиенты просто хотели поболтать. Бывало, ей попадались мужчины, которым некому больше было рассказать об их доле, их женах, детях, начальстве, несправедливой к ним системе, их первом шефе и о том, что их машина нуждается в ремонте. Парни, которые не были уверены в себе. Которые во время полового акта по два раза выходили звонить женам. Какой-то крохотный человечек утверждал, что он – пакистанский принц. Он настоял на том, чтобы Наташа засунула себе во влагалище каблук своей туфельки.

Гарриет возвращалась домой к позднему завтраку. Весь день она, одетая в джинсы и свитер и с растрепанными волосами, занималась хозяйством и проводила время со своими милыми сыновьями и Питером, если, конечно, они могли оторвать его от компьютера. Потом, если у нее была назначена встреча, она шла в спортзал, бассейн, после чего уезжала в город. Она обычно назначала свидание на восемь вечера в каком-нибудь безопасном баре, избегая всяческих заведений в «особняках». К восьми она обычно успевала нанести на лицо боевую раскраску, облачиться в соответствующий прикид, упрятать подальше обручальное кольцо, вставить противозачаточный колпачок и обратиться в мисс Иванову. Таким образом, три часа ее работы, заключавшейся в том, чтобы составить мужчине компанию, закончатся к одиннадцати вечера. Если больше ничего не намечалось, то она успевала на последнюю электричку до Блэкхита. Если же приходилось идти с клиентом к нему в номер, то примерно в два часа ночи у входа в отель ее всегда поджидало такси из фирмы «Тэкси-Э-Гоу-Гоу» с преданным Мелвином за рулем, который всегда так забавно пыхтел.

Да, Мелвин был просто послан ей Богом. Откуда только он ее не забирал! И ни разу он не высказал удивления, ни разу не задал ни одного вопроса о ее занятиях. Из каких бы отелей она ни выходила, от Мелвина она всегда слышала только: «Привет, Наташа». И больше ни слова, если по ее виду было не сказать, что она хочет поговорить. А сам он мог рассказывать ей, к примеру, о футбольном клубе «Милволл». Причем рассказывать до бесконечности.

Бывали ночи, когда она боялась выходить из отеля или когда клиент оказывался довольно приятным. Тогда она оставалась у него на ночь и в семь утра просыпалась рядом с человеком, имя которого зачастую улетучивалось у нее из памяти. Вот по утрам труднее всего было оставаться Наташей. Ей обычно приходилось расплачиваться за то, что она осталась в номере, и трахаться с клиентом еще раз до завтрака. Впрочем, в этом тоже были свои плюсы, ведь она получала больше денег.

Конечно, Гарриет не могла обо всем рассказывать Питеру. Многое ей приходилось держать в себе. Бывали, кстати, случаи, когда он по нескольку дней не задавал ей вопросов. Но после этих спокойных дней он с новой силой начинал терзать ее бесконечными расспросами. С горящими глазами садился он на край ванны и требовал все новых и новых подробностей.

И Гарриет удовлетворяла его любопытство, но со временем поняла, что начинает все сильнее и сильнее презирать мужа за это. Правда, иногда чувство юмора брало верх, и Гарриет поддразнивала Питера, рассказывая ему всяческие небылицы, в которых, однако, была и определенная доля истины. Женщина была просто поражена, узнав, какую власть имеет над этим человеком. Может, именно к этому шли они все десять лет их брака? А может, сам сатана был заинтересован в их знакомстве, потому что они так замечательно подходили друг другу и находили общий язык в создавшейся ситуации? Если так, то понятно, откуда Гарриет брала силы рассказывать днем Питеру об экстравагантных, невероятных и хулиганских ночных проделках Наташи. К слову сказать, Питер никак не мог понять, почему его жена так настойчиво отделяет Гарриет от Наташи. И, уж конечно. Гарриет никогда ни слова не говорила ему о тех редких случаях, когда Наташа получала удовольствие от занятий сексом с клиентом.

К своему удивлению, Гарриет обнаружила, что временами может испытывать оргазм – если, конечно, она позволяла себе расслабиться. Только таким образом могла она немного развлечь себя. Закрыв глаза, она представляла, что рядом с нею – стонущий от страсти Джимми Нэйл, Лайам Нисон или Микки Рурк. И тогда она сама стонала, кричала, скрежетала зубами и… получала удовольствие. Но чаще всего, разумеется, ничего такого не происходило. Гарриет бывала слишком вымотана и не способна ни на какие эмоции. Впрочем, несколько раз у нее получилось. А удовольствие помогало ей скоротать время – хоть чем-то она была занята.

Все соседи по Блэкхиту просто сгорали от любопытства, желая узнать, что это у нее за ночная работа. Гарриет казалось, что она постоянно объясняет миссис Стонер, которая вместе с нею стоит в очереди за овощами, какая у нее важная и интересная работа в… как же называется контора, она все время забывает… Ах, да – Корпорация прессы и электронных средств массовой информации, сокращенно КПЭСМИ.

Да и дети тоже были чрезвычайно возбуждены, узнав, что у мамы появилась работа, о чем они всем рассказывали. Джонти просто сгорал от любопытства, желая узнать как можно больше подробностей о жизни конторы, в которой трудится его мать. Однажды утром Гарриет быстренько придумала неких Пенни, Дженнет и Макса – своих сотрудников. Больше того, у Пенни постоянно возникали проблемы с ее приятелем. Едва завидев утром мать, Джонти, с набитым кукурузными хлопьями ртом, спрашивал: «Ну как там дела у Пенни с ее Ласло?» И Гарриет приходилось придумывать все новые и новые подробности мыльной оперы, развернувшейся в ее конторе. Женщина подумала про себя, что неплохо бы завести блокнотик и записывать в нем все, что она рассказывала сыну, а то частенько у нее возникали накладки.

– Мам, а мне казалось, ты говорила, что у нее темные волосы, почти такие же, как у тебя, – заметил как-то раз Джонти.

Пришлось Гарри с ходу придумывать историю о том, что Пенни перекрасила их, а заодно рассказать мальчику, что женщины иногда красят волосы в разные цвета.

– А почему бы тебе не пригласить их как-нибудь к нам на ужин? – предложил Джонти. Он решил, что вполне сможет сыграть роль сказочной феи, которая сумеет наладить отношения воображаемых Пенни и ее дружка.

Забавно, но Гарриет почему-то сказала, что, возможно, и пригласит их как-нибудь. Она все глубже и глубже увязала в своих выдумках. Впрочем, можно было бы попросить, к примеру, Дейзи сыграть роль придуманной Пенни и пригласить ее на ужин. Да-а-а… Паутина, сплетенная Гарриет и Питером, становилась все плотнее.

Как это ни было сложно, Гарриет обнаружила, что не смущается необходимостью постоянно лгать сыновьям. Чем больше она сочиняла про КПЭСМИ, тем больше ей казалось, что все, что она выдумывает, – правда. Занимаюсь хозяйством в своей уютной кухне, взбивая тесто для вафель или придумывая, как бы ей развлечь мальчиков в выходные, Гарриет начисто забывала о существовании Наташи Ивановой, или ей казалось, что Наташа ушла далеко-далеко. А Гарриет Хэллоуэй работала в КПЭСМИ. Некто по имени Наташа Иванова, извивающаяся от страсти под незнакомыми мужчинами, была совсем другой женщиной.

Вообще-то работа накладывала определенный отпечаток на жизнь Гарриет и Питера. Если ты целыми днями только и делаешь, что болтаешь с мужчинами, выслушиваешь их жалобы, вранье, разглагольствования и дело, как правило, кончается тем, что ты отправляешься с клиентом в постель, то это не может не сказаться на твоей натуре. И Гарриет приходила в ужас при мысли о том, что ей скоро придется заставлять себя проводить время с собственным мужем.

Хоть Гарриет все время и говорила Питеру, что любит его, ей нередко приходилось отталкивать его, но, похоже, это его не смущало. Временами она ничего не могла поделать с собой и воспринимала собственного мужа как клиента. Впрочем, он ни о чем не догадывался.

Наконец-то они оба смогли заняться делом. Впервые за долгие месяцы в журнале напечатали рассказ Питера. На сентябрьских соревнованиях Джонти в своем клубе сумел побить долго удерживаемый рекорд среди тех, кому еще не исполнилось одиннадцати. А лето, казалось, будет продолжаться вечно. Это было до того замечательно, что даже они, в конце концов, стали ему радоваться.

Конечно, дела не все время шли гладко. Бывали дни, когда телефон Гарриет молчал, и тогда ей начинало казаться, что он вообще больше никогда не зазвонит. А иногда, думая о том, что ей опять придется проводить ночь невесть где, Гарриет молила Бога о том, чтобы весь этот кошмар поскорее кончился.

Дома тоже происходили удивительные вещи. Как-то раз ее старшенький разразился истерикой по поводу того, что Гарриет, скопив денег, решила вновь перевести его в школу «Голдингс». «Пожалуйста, пожалуйста, прошу тебя, – рыдал мальчуган, – умоляю тебя, мамочка, только не в «Голдингс»!» Он хотел ходить только в школу Даррена. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!» Даррен, капитан его команды, стал в это лето кумиром Джонти. Гарриет с Питером, как могли, успокаивали сына и сказали, что подумают о его просьбе. Они пообещали, что сходят в эту школу «Джеймс Брукфилдс» и разузнают, как там обстоят дела. Может, им удастся избавиться хоть от одной проблемы? Кстати, менеджер из банка Гарриет неплохо отзывалась об этой школе, разве не так?

Вдобавок ко всему этому, Гарриет ни на минуту не забывала о соглашении, заключенном ею с лучшим другом Питера. Тот уехал в отпуск со своими сыновьями, так что, несомненно, при возвращении потребует свою долю за два месяца. Она, конечно, со всем справится. О Господи!

Среда, 1 сентября.

Позвонила Эллен. Признаться, я был удивлен. Впрочем, мне было приятно. Она сказала, что видела мою статью в «Стэйтсмене». И заявила, что хочет «привести мои мозги в порядок». Я ответил, что, пожалуй, смогу встретиться с нею завтра, когда у меня выдастся «окно» между делами (давно уже хотел посмотреть, что это Старфайер запрятал в подвале).

Эллен предложила встретиться в Бэттерси, в пабе «Сталкерз-Хайд», расположенном напротив Артс-центра – в этих местах она обычно не появлялась. Добраться туда из юго-восточной части Лондона весьма и весьма непросто. Эллен сообщила мне, что у нее там деловая встреча, а потом она свободна. В общем, поныв немного, я согласился. Мне, как это ни странно, очень хотелось снова ее увидеть.

Похоже, у нее был выходной, во всяком случае, она явилась в джинсах, свитере и крохотном жилетике. Впрочем, эта одежда очень шла ей. Я, как в добрые старые времена, позволил себе истратить целых десять фунтов. Господи, как же хорошо себя чувствуешь, когда в кармане у тебя есть еще что-то, кроме самого кармана!

Мы немного поболтали о том, какое стоит замечательное лето. А потом она принялась рассуждать о моих источниках информации, с помощью которых я написал свою статью. Я никак не мог понять, к чему она клонит, поэтому предпочел особо не распространяться о них. Эллен не унималась; ей хотелось знать, сколько женщин мне рассказывали о своем ремесле, встречался ли я с сутенерами и тому подобные вещи. Я не мог сказать ей ничего определенного, ведь моими собеседницами были лишь Памела да моя собственная жена. Так мы и не договорились ни до чего определенного. Потом у меня возникла безумная мысль о том, что Эллен, возможно, тоже захотела вступить в игру. Создавалось впечатление, что она чего-то не договаривает, только я никак не мог понять, чего именно.

Но потом дело стало понемногу проясняться. Мы рискнули попробовать картофельной запеканки с мясом. И вдруг мне показалось, что Эллен вот-вот вырвет. Я испугался за нее и поспешил влить в ее хорошенький ротик немного спиртного, чтобы она пришла в себя.

Тут-то все и выяснилось. Она, оказывается, перестала встречаться с Майклом Стэйнтоном. Он вернулся к своей надоевшей семье. (Между прочим, добавила она, он был импотентом. Как же я был рад слышать это! Больше того, и это куда хуже, у нее испортились отношения с Эндрю Гербертом. (Полагаю, это ненадолго.) Обычный случай. Как бы там ни было, она ушла от него и сейчас живет в квартирке, принадлежащей ее сестре, которая как раз сейчас укатила в Штаты. И квартирка эта – ха-ха-ха! Подумать только, какое совпадение – расположена как раз за углом. Вот теперь все прояснилось окончательно. Конечно же, мы должны немедленно заглянуть в это ее временное жилье. На чашечку кофе, разумеется.

Но потом вдруг она опять переменила тему и принялась настойчиво расспрашивать меня о Г. А может, говорить о ней начал и я сам. Она приперла меня к стенке, желая узнать, что это Гарриет, разодетая в пух и прах, делала десять дней назад в фойе Нового лондонского театра? (Да что ты? Черт бы побрал этот огромный холл, в котором вечно все встречаются.) Там в тот вечер шла опера «Кэтс». Эллен проследила за Гарриет и видела, что та явилась в театр в компании Рона Истербрука, вице-президента УПГА. «Она прекрасно выглядела, черт бы ее побрал! А ты счастливчик, Питер. Странно, что ты позволяешь себе гулять на сторону от такой женщины». Я не обратил на ее слова внимания. Разумеется, Гарриет не сказала мне, что была вынуждена слушать «шедевр» Ллойда-Вебера. На какие только жертвы она не вынуждена идти! Мы не стали больше говорить об этом, иначе я бы непременно спросил, что сама Эллен делала в компании всякого сброда и япошек, явившихся в театр. Я лишь сказал, что Рон Истербрук – дядя Гарриет. Это сработало.

Квартирка сестры Эллен была совсем крохотной, с окном в нише и стенами, заставленными книжными шкафами со множеством безделушек – ни дать ни взять приемная какой-нибудь газеты. Я догадался, что настоящая встреча была заранее включена в повестку дня. Во всяком случае, на столе стояли наготове кофейные чашки. А сама Эллен была на редкость мила и приветлива. Даже не помню, чтобы она так вела себя со мной. В ее глазах стояла нега, а через трикотаж тибетского свитера проступали очертания упругих грудей.

Я пришел к выводу, что она задумала доказать себе, что все еще желанна. Вот она и решила, что человека лучше, который убедит ее в этом, не найти.

Странно, но, несмотря на очевидность происходящего, приняв из ее рук кружку с кофе, я не проглотил наживки! Я не мог. И именно из-за нашего с Гарриет грязного секрета! Хотя что тут такого? Моя жена три-четыре раза в неделю раздвигает ноги перед незнакомцами, а я всего лишь повидался со своей бывшей коллегой!

Но все не так просто. Не понимаю даже, почему. Мы поставили кофейные чашки, положили ложечки, а затем поцеловались. Однако, как это ни странно, мне не хотелось большего. Может, у меня наступила менопауза, какая бывает у женщин? Эллен поерзала, плечи ее поникли. А я всего лишь прижимал ее к себе, гладил по голове и повторял: «Дорогая Эллен. Милая моя, дорогая Эллен». Она была такой теплой и казалась гораздо крупнее, чем раньше. Наверное, это из-за того, что в последнее время я обнимал лишь Гарриет, которая стала до того тоненькой, что даже само слово «стройная» в применении к ней было неподходящим. Теперь мою жену можно несколько раз обхватить руками, и даже еще место останется.

Итак, я обнимал Эллен и бормотал что-то вроде:

– Дорогая, ты просто сейчас расстроена, не стоит нам пока этим заниматься.

А она ответила:

– Нет, стоит. Я хочу этого. Я так скучала по тебе, Питер.

Это было просто убийственно. Ну как воспротивишься такому. Но я сумел. Да, черт побери, я сдержался! Эллен наконец-то поняла, что, пожалуй, ничего от меня не добьется. Она выбралась из моих объятий, налила нам еще кофе, и мы стали болтать, как старые, добрые друзья.

Почему?

До сих пор не понимаю. Наверное, все-таки все дело в Г. Ведь всю свою сознательную жизнь – а я, собственно, вытащил Гарриет из детского сада – старушка Гарриет жила со мною. Боже мой, да я привык, чтобы она была рядом, она была моей правой рукой. Я полностью доверял ей. И вдруг она стала жить этой ужасной жизнью. Занялась этими ужасными вещами. И что хуже всего, на ее лице все чаще появляется эта загадочная улыбка, улыбка Моны Лизы. Гарриет за последние два месяца так изменилась, что я просто не узнаю ее. А я стал все время о ней думать. Но она то и дело ускользает от меня. И все время что-то скрывает. Это означает, что я могу и потерять ее. Впервые в жизни я вдруг решил, что не хочу рисковать. Забавно, а?

Итак, вместо того чтобы заняться любовью, мы с Эллен попивали кофе, приготовленный из отличных кеннийских зерен. И вдруг она завела весьма странный разговор.

– Питер, а что тебе известно о мисс Саут? – лукаво спросила она. (Я говорю «лукаво», а не «ледяным тоном», потому что на ледяной тон она перешла чуть позже. И не просто ледяной, а еще и колючий.)

– Саут? – переспросил я. – Не знаю, о ком ты говоришь. Никогда не слышал этого имени. А кто это такая?

Выяснилось, что эта мисс Саут заявилась в «Кроникл» и разыскивала там заместителя главного редактора по фамилии Хэллоуэй. Ее отправили к сотруднику безопасности, который заверил мисс Саут, что этот Хэллоуэй уж сто лет как не работает в редакции. И, черт возьми, эта дама заявила, что Хэллоуэй должен ей деньги. Боже мой! И она оставила визитку с запиской. У Эллен. Эллен, разумеется, передала ее мне. Это была моя собственная старая визитная карточка, а на обратной стороне крупными буквами зеленой ручкой было написано: «Ты должен мне, долбаный Хэллоуэй! Заплати, или я такое тебе устрою, что пожалеешь!» И подпись: «Памела», а под ней – номер телефона.

– Не представляю, – неуверенно проговорил я. Бред какой-то… – Я пожал плечами. Интересно, Эллен звонила по указанному номеру? Я сунул визитку в карман. – Кто знает?.. – пробормотал я.

– Так кто она такая, Питер? – поинтересовалась Эллен.

Черт, звонила она все-таки или нет? Одному Господу известно.

– Я не представляю, кто это такая. – Позвоню Памеле и извинюсь перед ней, а заодно спрошу, звонила ли ей Эллен.

Признаться, я чувствовал себя неловко: интересно, что же ей все-таки известно? Как только представилась возможность, я тут же ушел. Надо сказать, я был порядком удивлен и получил урок.

Сев в поезд, я обдумывал сложившуюся ситуацию всю дорогу до Блэкхита. В результате я пришел к выводу, что никто ничего не может знать, разве не так? Да, я брал интервью у Памелы, но честно написал обо всем в «Стэйтсмене». Разве нельзя взять интервью у шлюхи, но не думать о том, чтобы твоя жена пошла по ее пути? Полагаю, мне не стоило беспокоиться.

Поезд притормозил у садов Нью-Кросса, а я все никак не мог прийти к заключению, отчего я так повел себя со ставшей удивительно податливой миссис Герберт? Наверное, все-таки, дело в наших новых отношениях с Г. Больше мне ничего в голову не приходит. Наш грязный секрет крепко держит меня. Сегодня Гарриет удовлетворит мое извращенное любопытство и расскажет мне в мельчайших подробностях, как она трахалась с очередным клиентом. Кажется, больше меня ничего не интересует. Похоже, я спятил. Да, пожалуй, я сошел с ума. И наверняка приобрел себе нового врага в лице Эллен.

Вернулся домой. А там, представьте себе, по лестнице спускается ТЛС. Забыл дорогу в сортир. Он был в Блэкхите по делам, касающимся винной торговли. И подарил нам две бутылочки вина. Я был очень рад его видеть. Г. подала нам в кухню чай. В черных колготках она выглядит сногсшибательно. У мальчишек появился новый мультфильм о черепашках ниндзя. Был один неприятный момент, когда «моторола» Гарриет вдруг начала трезвонить. Тоби был весьма заинтересован этим. Гарри схватила трубку и выскочила с нею в сад, чтобы поговорить оттуда. Можно подумать, что Гарри постоянно докучают звонками, но она почему-то предпочитает говорить в уединении, так, чтобы ее не слышали. Я решил отвлечь внимание Тоби и пригласил его сразиться в крокет. Играли на десять фунтов. Г. с Тоби против меня с Джонти. Оскорбленный тем, что его не приняли в игру, Тимоти устроил дикий рев. Вечер был чудесным, но, боюсь, соревнования не получилось. Джонти еще никудышный игрок, так что отдуваться пришлось мне. Казалось, игра длится целую вечность. Может, конечно, Джонти и плавает, как девятилетний Дункан Гудхью, но в крокет играет неважно. Меня это немного раздражало, а Тоби, похоже, удивился. Как бы там ни было, я заплатил каждому из них по пятерке.

– Хорошо, с тебя хоть что-то можно получить, старина Пит, – заявил ТЛС.

Потом мы с Тоби потолковали о ежегодном восхождении – вот уже семнадцать лет после осеннего триместра, перед Рождеством, мы выбираемся в горы. Так что, когда все бывают заняты подготовкой к празднику, мы на целый уик-энд оказываемся свободными. Слава Богу, и в этом году, несмотря на многочисленные неприятности, я опять смогу поехать в конце декабря в Уэлльс.

Казалось, Тоби вообще никогда не уйдет. Правда, он отвез нас с Джонти в бассейн – у него была тренировка – и привез обратно на своем стареньком «ягуаре» с откидным верхом. Страшновато было – он довольно редко выводит эту машину из гаража. Г. была какой-то странной весь вечер. Она вышла из бассейна и сидела в машине все время, пока тренировка не кончилась.

Не стал говорить ей о Памеле. Оставлю все при себе, но пошлю Памеле чек на большую сумму – надеюсь, хоть тогда она заткнется.

Для Гарриет предыдущий день был ужасным. Только они сели за завтрак, как зазвонил телефон.

– Гарриет, дорогая, – услышала она. Это был Гоби, и он, как обычно, едва не кричал.

Гарриет крепче прижала трубку к уху, чтобы в столовой не услышали его голоса.

– Привет, мама, – дрожащим голосом пробормотала Гарриет.

– Он там? Отлично. Послушай, Гарриет, а ведь ты моя должница. Что скажешь на это?

– Как папа?

– Замечательно, дорогая, мы можем договориться о свидании? Я был бы не прочь заняться этим на глазах у Питеркинса.

– Мамочка, что-то тебя так плохо слышно. Я могу попозже перезвонить тебе?

– Хорошо, трусиха, позвони мне позднее. На работу. Только, дорогуша, не забудь сделать это до ленча. У Пита есть мой телефон. Придется тебе тайком заглянуть в его секретную записную книжку. – И он повесил трубку.

А Гарриет продолжала делать вид, что все еще говорит с матерью о каком-то соседе ее родителей в Эдинбурге, который якобы поправлялся от некой болезни. Потом она попрощалась с матерью, пообещав перезвонить, «когда папа вернется домой». Она была уверена, что покраснела до корней волос. Впрочем, троица ее мужчин ничего не заметила. Хорошо хоть ей не пришлось говорить голосом Наташи Ивановой. Вот тогда бы все оторопели. А такое вполне могло быть: ведь Тоби, по сути, был ее клиентом.

Правда, клиентом очень сложным и трудным. Потом, когда Питер отправился встречаться с «этой Эллен», которая пригласила его на ленч, Гарриет смогла перезвонить Тоби в офис.

С кем только не надо переговорить, прежде чем тебя соединят с большим начальником! Почему бы ему не оттрахать любую из своих секретарш, с раздражением подумала Гарриет, вместо того чтобы приставать к ней?! Да потому что, напомнила она себе, ни одна из них не просила у него пяти кусков.

– Гарриет?

– Прости, Гоби. Я не могла говорить с тобой вокруг сидели все мои мужчины. Зато теперь я одна.

– Он ушел на весь день?

– Да.

– Я приеду.

– Тоби, ты не должен приезжать сюда. Мальчики дома. Да и я не хочу заниматься этим здесь.

– Послушай-ка меня, дорогая Гарриет. Мы с тобой заключили сделку. Если я не ошибаюсь. Ты сказала «раз в месяц, где угодно, в любое время». Я пообещал, что не буду докучать тебе. И вот я позвонил. Я хочу этого прямо сейчас. У вас дома. Именно там. Отправь мальчишек куда-нибудь, любимая. Ты должна быть женщиной слова, так что не думаю, что ты станешь мне перечить. Уверен, мне не придется кое-кому рассказывать о том, откуда у тебя деньги.

– Тоби, дорогой, – возразила Гарриет, – мы могли бы пойти в отель. Это так сексуально, ты не находишь? А я так давно не развлекалась в отелях, так что мы отлично провели бы там время. Давай пойдем в очень хороший отель. Да, чтобы там были огромные махровые полотенца, королевская кровать, предупредительная прислуга. Боже мой, как это будет замечательно! Можешь не сомневаться, я обещаю. Не могу дождаться, когда мы увидимся, – тараторила Гарриет, дрожа от страха.

– Гарриет, а ты, оказывается, меня недооцениваешь. Как бы тебе на неприятности не нарваться. Я совершенно точно знаю, что купил. Я купил жену Питеркинса. Да, купил его жену, чтобы иметь возможность трахнуть ее, где и когда захочу. Я хочу этого сейчас. И хочу сделать это в постели Питеркинса. Сегодня. – Он говорил спокойным и уверенным тоном. – Надеюсь, ты оправдаешь мои ожидания, Гарриет. Иначе я рассержусь. А мне бы этого не хотелось. Думаю, и тебе тоже.

– О’кей. – Мальчиков можно было отвести к Марианне. – О’кей, – повторила она, – в какое время? – Питер не должен вернуться раньше четырех.

– Буду в полвторого. И не меняй простыню. – С этими словами он повесил трубку.

Гарриет осталась одна в кухне. Тоби был просто отвратителен. Его еще можно было терпеть в качестве друга Питера, но вот когда она попыталась завязать с ним личные отношения, то поняла, что этот человек просто ужасен. Гарриет чувствовала, что скоро все возненавидит. ТЛС был даже хуже ее клиентов, потому что те не могли вторгнуться в ее жизнь и ее семью.

Конечно же, Марианны не оказалось дома. Гарриет поспешно взяла напрокат какую-то детскую видеокассету и осторожно проверила замок в гостиной. И сменила простыни. Ей стало немного легче при мысли о том, что она хоть в чем-то не послушалась его.

В четверть второго она поставила сыновьям новый фильм, привела себя в порядок – на сей раз она хотела выглядеть очаровательной домохозяйкой и матерью – и выпила водки с апельсиновым соком.

Тоби, скотина, приехал в десять минут третьего.

Гарриет быстренько заперла детей в гостиной и повела его наверх, в спальню, прихватив принесенную им бутылку шампанского. Она предполагала, что он будет груб. К тому же от него несло сигарами, вся одежда его пропахла их запахом. Ей даже не хватило времени прикинуться захваченной врасплох женщиной, которая в жизни ничем подобным не занималась, так что Гарриет стала вести себя с Тоби, как с обычным клиентом. Правда, конечно, она была не так развратна, но уж во всяком случае Гарри решила не стесняться, да и времени у нее на это уходило меньше. Она быстро смекнула, что Тоби был несколько раздосадован.

– Похоже, ты и прежде занималась такими вещами, ты, маленькая сучонка, – недовольно проворчал он.